Дворянство пушкинской поры

1. Имя.
Лев Михайлович Юрасов

2. Возраст.
43 года

3. Характер.
Девять из десяти знакомцев под присягой покажут, что характер у Льва Михайловича премерзкий, десятый милосердно назовет его тяжелым. Лев Михайлович не согласился бы с ними, а переубеждать Льва Михайловича - занятие не для слабых духом.
Господин сей целеустремлен, настойчив и последователен, а также в высшей степени рационален. Выбрав цель и оценив ее пользу, он методично, планомерно предпринимает шаги к достижению с деликатностью топора-колуна; ежели шаги не приносят желаемых результатов, удивляется и пересматривает тактику, снова соотнося пользу цели и затраты на ее достижение. Легко откажется от задуманного, если поймет, что теряет больше, чем приобретает. В редких случаях личная заинтересованность в результате заставляет отбросить рациональность в сторону, и тогда отговорить или остановить становится практически невозможно: доводов не слушает, с потерями не считается, этикой пренебрегает.
Впрочем, этикой он пренебрегает всегда. Иное - когда этичные с виду действия имеют под собой рациональную подоплеку; иными словами, Лев Михайлович по праву может считаться расчетливым чурбаном. В защиту его можно сказать, что и беспричинной жестокости отнюдь не подвержен, несмотря на то, что гневу чаще других эмоций удается заставить его сердце биться сильней. Гнев; азарт; удовлетворение достигнутой целью; гордость; грубоватая нежность в отношении семьи, конечно, когда эта самая семья не раздражает и не мешает испытывать оную - вот, пожалуй, и весь набор.
Уважает результат и силу. В работе не щадит ни себя, ни других, отговорок не любит и не принимает. Людей рассматривает, в основном, с позиции их эффективности: кощунство - заставлять талантливого архитектора носить песок, кощунство - заставлять работать голодных или больных. Это неэффективно, следовательно - глупо.
Уважает закон. Не настолько, чтобы всегда ему следовать, но настолько, чтобы тщательно скрывать нарушения, буде такие случатся. К этой же категории относит общественное мнение и правила приличия - какими бы они ни были, это правила игры, и им нужно следовать.
Несмотря на производимое зачастую впечатление дельца и грубияна (в целом, не лишенное достоверности) - эстет. Неравнодушен к предметам роскоши и искусства, зачастую оказывает поддержку молодым талантам ("Я вкладываю деньги," - ворчит он на замечания о расточительстве), не любит небрежно выглядящих людей, и, будучи обделен талантами, реализует свое стремление к прекрасному в таксидермии.

4. Внешний облик.
Лев Михайлович обликом напоминает не то мшистый валун, по причуде природы схожий с человеком чертами, не то вставшего на дыбы медведя.
Производит внушительное впечатление за счет крепкой фигуры и военной выправки, хотя росту вполне ординарного. В изящной обстановке какого-нибудь будуару кажется, что он заполняет собой большую часть пространства и непременно что-нибудь сломает, разобьет или уронит, зато в антураже штольни, кузни или уральского пейзажа вполне органичен. Все в нем массивно и угловато: плечи, широкая шея, крупные руки с выраженными суставами; широкое лицо с резкими скулами, четко очерченной нижней челюстью и массивным подбородком. Выраженные надбровные дуги увенчаны густыми темными бровями, обычно проявляющими наибольшую мимическую активность, из-под которых, словно из бойниц, внимательно и тяжело глядят серо-зеленые глаза. Темные, жесткие, чуть вьющиеся волосы тронуты сединой.
В дополнение образа Лев Михайлович имеет низкий и зычный голос, легко перекрывающий остальные звуки, будь то непогода, грохот штольни или даже, страшно сказать, женская истерика. На память о несостоявшейся военной карьере осталась хромота на правую ногу да шрам через верхнюю губу, придающий особое "очарование" и без того нечастой улыбке. Под предлогом увечья носит трость, добротную и тяжелую, с простым железным набалдашником, коей порой легко и ловко пользуется в негуманных целях.
В одежде в первую очередь ценит качество и практичность; от модных излишеств далек, однако не чужд роскоши.

5. Биография.
Лев родился в семье нетитулованного дворянина, не особенно богатого, не обладающего сколько-нибудь значительными связями, кроме того, у него было пять сестер, которых нужно было пристроить. Отец, Михаил Никифорович, был человеком мягким, мечтательным, безмерно влюбленным в жену, что само по себе являлось редкостью и вольнодумством; мать, Аглая Тимофеевна, была женщиной строгой, практичной, и, по совести говоря, ежели б не она, развалилось бы к чертям все их имение задолго до его, Льва, совершеннолетия.
Маленький Лев рос ребенком самостоятельным и весьма деятельным. Если бы он озадачился в то время девизом - это было бы "Я сам". Впрочем, с годами мало что изменилось.
Нянюшка, милейшая Пелагея Степановна, с ног сбивалась, разыскивая барчука то в конюшне, то в кузнице, и отрывая его от многих тысяч "Почему", выспрашиваемых с дотошностью молодого инквизитора. В конце концов приходилось применять к нему грубую силу; "Я сам", ответствовал барчук, осознавая поражение, и отправлялся заниматься скучными глупостями.
Сестер обучали дома, Льва же к шести годам было решено отдать в кадетский корпус. Отец повздыхал, но матушка настояла на своем, резонно заметив, что "девочкам достаточно и домашнего образования да хорошенького личика, а Льву нужно учиться да в люди выбиваться".
В кадетском корпусе дисциплина была строгая, но молодому Юрасову это даже нравилось: все четко и логично, получил - так знаешь, за что; а был бы не дурак - так и не получил бы. С семьей он виделся редко; знал только, что три из пяти сестер вышли замуж, а матушка немного больна, но дела идут сносно. В целом, этого было ему достаточно.
Лев вышел поручиком, молодым, честолюбивым и амбициозным; в лицо дышала война, и ощущение это приятно щекотало нервы. Он успел еще немного погостить дома да проводить очередную сестру в замужество, когда война все-таки грянула, и, разумеется, отправился воевать. Некоторое время ему сопутствовала удача; правда, сам он считал это результатом упорной работы, а вовсе не каким-то эфемерным покровительством невнятной особы. Однако, как бы то ни было, в августе 1812 он чуть было не погиб. Провалявшись в горячке и чудом не потеряв правую ногу, Лев был отправлен в отставку, где обнаружил угасающую в чахотке мать и отца в отчаянии. Неясно, с кем было больше проблем; наверное, все же с отцом. Он приглашал докторов одних за другими, священников, колдунов, знахарей и прочих шарлатанов, в надежде, что хоть кто-то удержит его любимую Аглаю на этом свете; шарлатаны делали важный вид, брали бешеные деньги, совершали манипуляции разной степени безумия и исчезали, оставляя пустоту и отчаяние. Матушка относилась к ним скептически, но не имела сил, ни физических, ни душевных, отказывать отцу. Закономерным итогом явилась ее смерть. Отец прожил после того насилу полгода; с утра не проснулся. У кровати стоял недопитый бокал вина. Лев не стал выяснять, было ли в нем что-то, отец имел право уйти честным человеком и христианином.
Времени на депрессии не было; а была младшая сестра, у которой практически не осталось приданого, имение, понемногу приходящее в упадок, да небольшой капиталец. Лев решил проблему радикально - женился, получив с невестой прирост капитала, который вложил в землю в Пермской губернии. Невеста была мила, правда, выглядела немного болезненно, звали ее Полиной; земля же, что интересней, содержала железнорудную шахту и небольшой оружейный заводик.
За год Лев Михайлович, которого уже никто не звал Левой, только изредка жена, в три раза повысил производительность шахты, поднял поместье, отстроил новое на Урале, выдал, наконец, сестру замуж, и начал строительство второй шахты, медной. Дела шли в гору, Полина носила ребенка, и все было чудесно.
По мнению Льва Михайловича, этот год был лучшим в его взрослой жизни. А дальше начались проблемы, и ладно бы в делах - в семье.
Полина рожала долго и сложно, и врач, сохранив-таки жизнь и матери, и ребенку, настрого запретил ей беременеть впредь, объясняя сложными своими терминами что-то насчет костей таза. Полина, мистическая натура, и без того тяготевшая к загадочному ("Ересь", - кратко и емко называет такие вещи Лев Михайлович) поняла это по-своему, и началось бесконечное паломничество бабушек, чудесных целителей и потомственных знахарей всех мастей. На требования прекратить безобразия жена отвечала истерикой и сборами в монастырь; в конце концов установилось некое равновесие: он ограничивается ворчанием, она - не прикармливает более одного шарлатана за раз и не втягивает его в эти "еретические бредни".
Дела тем временем шли прекрасно; Юрасовы вполне могли считаться очень обеспеченным семейством. Лев, спасаясь от домашнего дурдома, с головой ушел в дела, выкупая или разрабатывая новые шахты, развивая заводы, налаживая сбыт. Как и в детстве, девиз "я сам" мешал переложить все на плечи управляющих и приказчиков да проводить время в праздности.
Сын, тем временем, подрос настолько, что стоило задуматься о его образовании. Лев Михайлович, конечно, рассчитывал на кадетский корпус, однако Полина закатила такую истерику, какой он не видывал со времен обещания утопить в пруду "целителя Никодима", особенно мерзкого старикана. Зерно смысла истерики состояло в том, что Полина не готова отдать единственного сына неизвестно куда, не видеть его двадцать лет, а потом дитятко убьют на очередной войне, или того хуже, вырастет таким солдафоном, как его папенька. Лев плюнул, но согласился, тем более, что наследник был один и не смог бы совместить военную карьеру и промышленное дело. Так что "кровиночке" наняли лучших учителей и оставили дома.
С возрастом он стал иметь собственное мнение по любому поводу, о чем непременно заявлял, весьма раздражая отца; "Весь в папочку", - умильно заявляла Полина, чем бесила еще больше.
Поступив в университет и уехав в Петербург, он стал меньше раздражать, но начались проблемы иного характера: бесконечные дуэли, любовницы, карточные долги. А если учесть, какая малая часть известий доходила-таки до отца стараниями дальней родственницы, слезно упрошенной приглядывать за оболтусом, то картина выходила и вовсе неприглядная. Наконец терпение Льва Михайловича лопнуло и он твердо решил во что бы то ни стало призвать оболтуса к ответу и женить его поскорей, от греха подальше.

6. Игровые планы.
Вестимо - женить оболтуса, то есть, наследника.

Игроком планируется драма на почве любовного треугольника, вынесение мозга сего престарелого джентльмена, а также все, на что хватит фантазии.

7. Связь с вами.
ICQ 612980708