Отправлено: 13.05.14 21:44. Заголовок: Сердце не камень

Время действия - ноябрь 1837 года и далее.

Место действия - Санкт-Петербург.

Участники - Ксения Ларионова, Игорь Комаровский.

 Отправлено: 21.09.14 00:05. Заголовок: - Не болит больше!..

- Не болит больше! Хорошо-то как стало! Спаси тебя Господь! – удивленно выдохнул мужик, потянувшись было пощупать рукой больное место на спине, а именно здоровенный абсцесс, который доктор, к которому он и обращался, только что вскрыл, выпустив наружу с напёрсток жидкого гноя, но Марк Анатольевич строго велел ему не мешать – операция не окончена. Надо еще как следует промыть рану и дальше наложить повязку с мазью. Впрочем, свою работу он как раз завершил, а все остальное взялась доделать молодая женщина в простом темном платье, повязанном спереди белым передником, и в косынке, покрывающей вьющиеся мелким бесом тёмно-русые волосы, которую еще утром Буяльский представил Марку как Ксению Константиновну. Сказать, что Шебалин удивился тогда, что женщин нынче допускают до лечебных манипуляций – означало не сказать ничего. Неужели за то, в общем-то, недолгое время, пока он занимался частной практикой, практически не соприкасаясь с общественной медициной, все настолько изменилось? «Этак, спустя десяток-другой лет эти особы и на места на медицинском факультете претендовать начнут!» - ревниво подумал он про себя в ту минуту, искоса разглядывая навязанную ему «ассистентку», которая, по всему, была дамой не из простых. Иначе вряд ли с ней бы все так носились… Впрочем, спустя уже пару часов, Марк Анатольевич готов был откровенно признать, что поторопился в своей неприязни к мадемуазель Ларионовой – чуть позже он все-таки выяснил ее фамилию. Которая, кстати, оказалась очень даже знакомой: её невестка была одной из его постоянных пациенток, которой Марк успешно снимал мучившие ее периодически «колики в сердце», на деле имевшие, разумеется, истерическую природу… Что и говорить, княжна Ксения Константиновна разительно отличалась от княгини Нины Николаевны, причем, в лучшую сторону. Она была спокойна, собрана, и… на удивление толкова для женщины. Во всяком случае, спустя пару-тройку пациентов, с которыми княжна ему очень здорово помогала управляться, существенно ускоряя процесс проведения манипуляций, он уже доверял ей почти как себе. Потому и теперь позволил закончить с обработкой места вскрытия абсцесса.

- Не я один тебя лечил, скажи спасибо и Ксении Константиновне, она ровно половину дела сделала… Нет-нет, и не возражайте, княжна! Это чистая правда! – Марк Анатольевич покачал головой и улыбнулся, отходя от манипуляционного стола и распуская на спине узел фартука, успевшего запачкаться всем, что может «предложить» человеческий организм. Мужик с карбункулом был на сегодня последним пациентом. Двадцать седьмым. Шебалин уже и не помнил, когда последний раз так много работал. По-настоящему, а не утешая истеричных дамочек ландышевыми каплями. Потому чувствовал усталость и ноющую боль в пояснице, которой удивился, признаться, не меньше, чем поутру – присутствию в больнице женщин-сотрудниц. Наверное, годы все-таки начинают брать свое: в молодости они, помнится, буквально пропадали в анатомическом театре, где препарировали трупы, скрючившись над низкими столами в секционных в самых нелепых позах, часами изучая устройство человеческого тела. А после еще шли гулять и развлекаться ночь напролет… и ничего при этом не болело.

- Что же, благодарю вас за помощь, сударыня, и надеюсь, что еще увидимся. Вы – лучшая помощница из тех, что у меня когда-либо были, - прибавил он, пронаблюдав до конца, как княжна ловко исполнила все, что ей было велено, и аккуратно перевязала рану. После чего тщательно вымыл руки в предложенном санитаром тазу с теплой водой и покинул манипуляционную.

Неторопливо шагая в сторону кабинета Буяльского, которому еще утром обещался после работы рассказать о своих впечатлениях от Мариинской больницы – «Мне исключительно важен ваш взгляд со стороны, коллега!» – Марк Анатольевич осматривался, действительно, с большим любопытством. Местное устройство казалось ему весьма прогрессивным и очень продуманным, а методики лечения передовыми. Впрочем, что было удивляться, если Илья Васильевич привлекал к себе едва не всех лучших столичных докторов. Да и не только столичных. Поэтому и ему, Шебалину, было весьма важно появиться здесь, принять участие. Но сделать это не по приглашению, а по собственному желанию. Которое Марк и высказал как-то во время разговора с Буяльским, столкнувшись с ним в одной из столичных гостиных. Высказал, разумеется, в самых почтительных и смиренных выражениях, упирая на то, что очень желал бы освежить некоторые навыки, которые в практике «доктора для богатых» чаще всего не слишком-то и применимы… Да, Марк, конечно же, знал, как его называют за глаза. Это не было особенным преувеличением – лечение у него стоило дорого. И потому круг пациентов действительно составляли люди как минимум хорошо обеспеченные. Но проблемы в этом он не видел: за хорошую работу – а сказать, что он плох как специалист, не посмел бы и самый последний завистник, не грех получить и хорошую плату. Ну а свой гуманизм он отныне станет демонстрировать «граду и миру», посвящая несколько часов работе здесь, в «больнице для бедных»…

«А недурной выходит каламбур: доктор для богатых в больнице для бедных! – мысленно усмехнулся Марк, обменявшись быстрым заинтересованным взглядом с прошмыгнувшей мимо него еще одной молоденькой сестрой милосердия. – Да сколько ж их здесь, в самом деле?!»

Кабинет Буяльского оказался заперт на ключ. И Марк Анатольевич решил поискать его в ординаторской – профессор, по его словам, не любил подолгу сидеть в своем «склепе», предпочитая проводить время среди коллег. Однако и в ординаторской Ильи Васильевича не оказалось, зато за одним из столов сидел и что-то писал…

- Ну, конечно! И как только я смел надеяться, что не встречу тебя здесь! – притворно ворчливо воскликнул Шебалин, смеясь при этом глазами, и устремился навстречу… да, фактически навстречу своей собственно юности. – Комар! Дружище! Сколько лет, сколько зим!

 Отправлено: 22.09.14 23:22. Заголовок: Кто бы сказал, что д..

Кто бы мог подумать, что день сегодня будет таким насыщенным на неожиданности! Утром Комаровского разбудили жаркие ласки Марыси, которая облобызала его лицо, губы, после чего начала покусывать за левое ухо, а когда Жорж попытался ее от себя оттолкнуть, вдруг ощутимо тяпнула его за палец. Наказание последовало тут же, рассерженный мужчина скинул глупую псину на пол и через несколько мгновений, совершенно уже проснувшийся, решил встать. Опустил ноги в домашние туфли и плотно стиснул зубы: в левой явственно ощущалась некоторая аномальная влажность. Потом последовал плохой кофе – зерна были пережарены и напиток отдавал неприятной горечью. А на улице, в довершение всего, извозчик окатил его веером мокрых брызг. Плащ теперь сох в кабинете у печки, а сам Жорж с нетерпением ждал нового подвоха от злодейки-судьбы. И вот он, наконец!

«Сколько лет, сколько зим? Ровно десять, Марк Анатольевич, минуло с того достопамятного дня!» - наверное, ответил бы ему Жорж, если бы дар речи не изменил ему так же предательски, как и во всем остальном сегодня – удача. А так всего лишь медленно поднялся из-за стола и вяло пожал цепкую лапу бывшего товарища.

- Что ты здесь делаешь? – все еще растерянно, а оттого и безрадостно произнес Комаровский, но тут же поспешил исправить свой промах по части этикета не слишком правдоподобной радостью, - Какая неожиданная встреча!

Ничего неожиданного в ней, впрочем, не было бы, если бы Комаровский вчера потрудился спросить у Буяльского имя нового врача, которого тот позвал работать в их больницу.

- Вы, Игорь Владиславович, сами видите – больных много, а персонала не хватает. Так что я пригласил еще одного специалиста, и если вы не возражаете…

- Да какие могут быть возражения! – с радостью воскликнул в тот момент Комаровский, а теперь вот стоял и думал – не погорячился ли он? Впрочем, прошло столько лет, и теперь Шеб слыл в Петербурге хорошим и, главное, дорогим доктором.

После той ссоры, что окончательно развела их друг с другом, Жорж долгое время ничего не слыхал о судьбе бывшего товарища. И нарочно узнавать тоже не торопился. Но несколько лет назад на одном из приемов в общем разговоре вдруг всплыло имя Марка Анатольевича Шебалина, которого теперь в столице величали не иначе как «доктором для богатых». Потом, еще несколько недель спустя, он снова услышал эту фамилию от одного из своих пациентов, который спросил, не стоит ли ему дополнительно проконсультироваться и у доктора Шебалина, чем, признаться, несколько задел самолюбие Игоря Владиславовича. Складывалось впечатление, что уже сам по себе большой даже по столичным меркам гонорар, который Марк Анатольевич берет за свои консультации, делает его солиднее в глазах пациентов. Даже Софи, его милая кузина, по настоянию мужа как-то обращалась к Шебалину за советом… Впрочем, своих пациентов из-за него Жорж, в конце концов, не потерял, а само по себе такое заочное соперничество даже как-то подстегивало не стоять на месте и двигаться вперед. И все-таки, жить в одном городе, бывать на приемах в одних и тех же домах, но ни разу не столкнуться при этом лицом к лицу – поистине причуды судьбы! А теперь, стало быть, эта капризная барышня все же решила их свести вместе.

Выслушав объяснения Марка, что в больницу его позвал «сам Буяльский» – ударение, думается, было сделано явно не случайно, Комаровский даже не заметил, как успел пообещать Шебалину помочь здесь сориентироваться. Тем не менее беседа получилась напряженной, и виноват в этом был только сам Жорж. Возможно, действительно нужно было бы последовать примеру Марка, который будто вычеркнул из памяти прошлое, и держится как всегда непринужденно и спокойно? Ведь прошло столько лет. Он наверняка переменился, как и сам Комаровский…

- Не зря ведь в народе говорят «Кто старое помянет, тому глаз вон»? – закончил он мысль, которую до того осторожно развивал в завязавшемся между ними разговоре, и взглянул на Шебалина.

 Отправлено: 23.09.14 19:56. Заголовок: - «…А кто забудет —..

- «…А кто забудет — тому оба!» - нахмурив брови, Марк исподлобья взглянул на Комаровского, который явно не ожидал такой реакции. Сполна насладившись его несколько обескураженным видом, Шебалин вдруг резко переменился в лице и громко расхохотался, слегка хлопнув старого знакомца по плечу. – Поверил?! Да поверил, не отпирайся! Я же видел твою физиономию в тот момент!.. Брось, что было – то прошло и быльём поросло триста лет тому назад, - прибавил он уже более спокойным тоном. - Мне не зло держать, а может, напротив, благодарить тебя должно, что тогда все так вышло. Только я не буду. Всего, что имею, добился я сам. И жизнью своей нынешней совершенно доволен.

Взглянув на Комаровского, Марк Анатольевич улыбнулся открытой и добродушной улыбкой, немного смягчившей резковатые черты его лица, а после, жестом попросил Жоржа вновь сесть, дабы не стоять столбом посреди ординаторской, сам, по извечной дурной привычке, притулившись к краю широкого подоконника и сложив на груди руки. Свет при этом падал сзади, из-за спины, и потому Жорж вряд ли мог отчетливо видеть выражение его лица. Тоже не лишнее, хотя и не обязательное. Марк всегда умел хорошо владеть собой. Равно как – при необходимости – изображать практически любые эмоции: от веселья до ярости, внутренне оставаясь при этом совершенно спокойным. Совсем как пару минут назад, когда достаточно убедительно разыграл перед Комаровским простенькую мизансцену «неожиданная встреча», ибо на самом деле, конечно же, знал, что Жорж тоже работает у Буяльского. Причем работает давно и хорошо, впрочем, последнее – как всегда. Делать что-то плохо, вполсилы Комар просто не умеет. В отличие от самого Марка, который чаще всего предпочитает не надрываться там, где этого не требуют обстоятельства или хотя бы возможность получения некоторых преференций в будущем… И, нет, это совсем не меркантильность, а просто свойство разумной личности. Там, где ему хотя бы просто интересно, Шебалин всегда был готов вкладываться полностью и ничуть не считаться с издержками.

- Ну а ты? Вижу, что тоже преуспел? Буяльский ведь не зовет к себе кого-то просто так, с улицы? Но и частную практику ведь успеваешь держать? Слышал, слышал о твоих достижениях! Не поверишь, даже научный трактат твой читать доводилось, господин профессор! Сортировка раненых в прифронтовом госпитале… знаешь, а ведь странно, что эта идея никому прежде не приходила в голову! – воскликнул Шебалин, одобрительно кивая. – Значит, ты еще и повоевать успел? А я вот старался как можно дальше держаться от всей этой военщины: отцовского домашнего генеральства на всю жизнь в детстве наелся! Да что вспоминать, дело тоже прошлое, его и самого уже пять лет, как на свете нет, Царство небесное… А матушка у нас с супругой с тех пор окончательно поселилась…

Отделившись от окна, Марк подошел к столу, за которым сидел Жорж:

- Слушай, а почему бы нам не продолжить этот разговор в каком-нибудь более удобном месте? Столько лет не виделись, есть ведь, о чем поболтать? Ты с работой, смотрю, тоже закончил, раз за бумажки взялся? Так и отправимся вместе в «Шинуа»^*, там пирог, говорят, необычайно вкусный теперь придумали, имени самой Тальони, а я еще не пробовал? Или, хочешь, прямо ко мне в гости? Лена – это жена моя, несказанно рада будет с тобой познакомиться. А то ведь вечно высказывает, что это я совсем ни с кем из друзей юности не общаюсь… Пойдем, Комар, правда, ну соглашайся же!


________________________________________


* «Cafe chinois» - модная чайная, открытая на месте кофейни Вольфа и Беранже в 1834 году.

 Отправлено: 24.09.14 20:19. Заголовок: Новый доктор по имен..

Новый доктор по имени Марк Анатольевич Шебалин, которого профессор Буяльский представил Ксене только лишь нынешним утром, уже к полудню успел превратиться, кажется, в самого обсуждаемого человека во всей Мариинской больнице. Дамы из числа сподвижниц княжны по уходу за больными в один голос твердили, какой он милый, какие у него обходительные – не в пример некоторым здешним докторам – манеры, да и вообще, повезло же кому-то в жизни быть его женой! Обручального кольца на руке Марка Анатольевича Ксения, к слову, как-то не разглядела, потому вновь обвинила в этом собственную невнимательность. А еще занятость, из-за которой последние дни было буквально некогда просто присесть и отдохнуть, не то, что рассматривать чьи-то пальцы на предмет наличия украшений. Так что появление нового врача обрадовало ее, прежде всего потому, что это, наверняка, немного разгрузит всех остальных, которым приходилось весьма несладко – погода вот уже неделю стояла преотвратительная: холодная и сырая, да еще с ветром. Так что пациентов в палатах, и прежде не пустовавших, стало и вовсе полным-полно. И каждому требовалось хотя бы немного внимания, которое княжна уже не успевала уделять почти ничему и никому другому в своей жизни, чем, конечно, вызывала неудовольствие домашних. Однако переубедить ее, заставить остаться дома, уже было не под силу никому из них – быть полезной, делать какое-то важное, пусть и не слишком заметное со стороны дело, стало для Ксении родом привычки. И мысль о том, что после возвращения в Ларионовку вновь придется жить по-старому – тихой и почти без событий жизнью, уже казалась ей пугающей не меньше, чем те, совершенно обратные по содержанию и смыслу, что угнетали перед нынешним приездом в Петербург.

Что же касается собственного впечатления княжны о докторе Шебалине, то оно сложилось не сразу. В отличие от некоторых, она слышала о нем раньше: Нина рассказывала, что год тому назад Марк Анатольевич выписал ей чудесные капли от болей в сердце, которые периодически мучали ее с юности. Самой Ксене невесткины страдания всегда казались чуточку преувеличенными, потому и про доктора она тогда подумала, что тот, наверняка, один из тех столичных эскулапов, кто более всего талантлив в облегчении не страданий своих больных, но их кошельков. Однако буквально за один сегодняшний день – даже его половину, проведенную в качестве ассистентки Марка Анатольевича, Ксения честно призналась себе, что была совершенно несправедлива к этому человеку. Шебалин оказался прекрасным врачом! Да к тому же, обладал настоящим даром общения с больными. Казалось, он мог облегчать их страдания лишь с помощью нескольких правильно и очень точно подобранных слов. И делал это так легко и естественно, что будто бы и сам не замечал. А еще он показал Ксении много нового и доверил то, что прежде другие врачи позволяли лишь только смотреть со стороны. И уже за это княжна была готова «хвостиком» ходить за Марком Анатольевичем следом и во всем помогать ему, попутно выслушивая его веселые, хоть и чуточку порой циничные рассказы о случаях из практики. Впрочем, этого хотелось явно не ей одной, потому из гордости Ксения старалась держать себя в руках и не демонстрировать этот восторг слишком явственно хотя бы при всех. Шебалин же симпатии к ней, напротив, не скрывал. И даже Ксения, вечно слепая во всем, что касается людского – и мужского – отношения к ее персоне, вскоре это заметила. Хотя и не нашла в этом внимании ничего неприличного, ибо держался Марк Анатольевич подчеркнуто вежливо и даже по-рыцарски. И за это Ксеня была ему еще более признательна…

- Ксеничка Константиновна, а там дядьке Федору из палаты нумер три чтой-то дурно, в брюхе, грит, у него болит сильно чтой-то!

В комнату, где переодевались и отдыхали дамы-благотворительницы, опасливо просунула свой конопатый нос Ульянка, девчонка лет тринадцати. Помогая матери-кухарке во время подготовки к какому-то большому приему у своих господ, она опрокинула на себя кастрюлю с горячей водой и сильно обожгла ногу. Отчего-то Ксеня жалела ее сильнее других и поэтому уделяла чуть больше внимания, чем остальным своим пациентам.

- «Дядьке Федору»? – оторвав взгляд от окна, в которое засмотрелась, задумавшись о чем-то своем, Ксения немедленно вскочила на ноги, готовая бежать, куда требуется. – Это Усову что ли? Которому третьего дня на ноге вросший ноготь удалили?

Впрочем, последние вопросы адресовались уже не к Ульянке, произнося их вслух, Ксения просто пыталась вспомнить, о ком речь – не мудрено и запамятовать, при таком-то количестве народа. Громкие стоны, слышные еще на ближних подступах к месту происшествия, подсказали княжне, что она не ошиблась.

- Ох, болит брюхо, нету мочи! – ревел белугой, скукожившись поперек койки несчастный мужик, вокруг которого, цокая языками и качая головами, стояли соседи по палате. – Точно щас прямо лопнет! – сменив вдруг тональность, захныкал он, как мальчишка, узрев среди свидетелей своих мук новое лицо.

Выяснив, что мается Усов еще с прошлого вечера, а сказать стеснялся – «что дохтуров зазря тревожить?» – Ксения слегка побледнела и метнулась искать кого-нибудь из врачей. В манипуляционных комнатах было пусто – время обеда. Священное даже для докторов. И лишь из ординаторской, куда она, в конце концов, дошла, были слышны приглушенные закрытой дверью голоса.

- Марк Анатольевич, - Шебалина Ксения увидала раньше, чем его собеседника, который сидел за столом и был отгорожен от нее дверью, открывавшейся вовнутрь. – Нужна ваша помощь: пациенту Усову из четвертой палаты стало гораздо хуже. Вы его не курировали, но я не знаю, к кому обратиться еще, поэтому… Ох, Игорь Владиславович, я вас не увидела, извините!

 Отправлено: 25.09.14 01:52. Заголовок: - Так! Ну, значится..

- Так! Ну, значится, вот и откушали пирога Тальони! – проговорил Шебалин, выслушав Ксению Константиновну, и перевел иронический взгляд на Комаровского. – Про эту милую закономерность я тоже как-то уже успел забыть. Что ж, пошли, Игорь Владиславович. Нас ждут великие дела!

По словам княжны, которая подробно описывала выявленные у больного симптомы, торопливо следуя за обоими докторами, стремительно шагающими к указанной ею палате, выходило нечто весьма неприятное. Да и вопли, слышные во всем этаже, живо напомнившие Марку брачный рёв марала, которого полгода тому назад довелось видеть в Шёнбруннском зоопарке во время поездки вместе с женой и детьми в Вену, явно свидетельствовали в пользу изрядной масштабности происходящей там катастрофы. Отчего, переглянувшись с Комаром, они, не сговариваясь, дружно ускорили шаг, боясь не успеть к трагическому финалу этой пока невидимой глазу драмы.

В самой палате, как выяснилось по приходу, ложи уже тоже были полны, хотя роскошью публики, собравшейся поглазеть на происходящее, отнюдь не блистали. С трудом протолкнувшись сквозь тесные ряды сомкнутых плеч, оба доктора, наконец, смогли увидеть главное действующее лицо воочию. Мужик, должно быть, действительно сильно страдал, но, произведя тщательный осмотр, перкуссию и пальпацию, Шебалин, который добрался до него первым, не обнаружил ровным счетом ничего экстраординарного, кроме сильного вздутия кишечника. После чего не преминул задать вполне закономерный в такой ситуации вопрос:

- А оправлялся-то ты как давно, болезный?

Враз прекратив орать и страшно таращиться, мужик внезапно покраснел, точно девица перед алтарем, и застенчиво стал коситься куда-то за правое плечо Марка Анатольевича. Заметив это, он невольно проследил за его взглядом. И, увидев застывшую там изваянием Ксению Константиновну, ухмыльнулся, сразу обо всем догадавшись.

- Так. Понятно… Княжна, не будете ли вы любезны пригласить сюда кого-нибудь из санитаров? Прямо теперь? – сосредоточенно кивнув, молодая женщина тотчас же скрылась из палаты, а Марк обернулся к Комаровскому и сказал, обращаясь уже к нему: – А я, между прочим, всегда думал и продолжаю утверждать, что женщинам в медицине не место. Причем, не только из-за них самих, но и, вон, из-за этих – тоже … - доктор дернул подбородком в сторону притихшего и ждущего решения своей участи мужика. – Ну, дык что, милой, скажешь-то в ответ на мой вопрос? – поинтересовался он, вновь обращаясь к нему.

- Дык… недели полторы уж как заперло, ваше высокоблагородие дохтур!

- А чего ж молчишь столько времени?

- А как сказать?! Кому?! Оне ж барышни! Чувства у них деликатные!

- Да и ты, гляжу, натура утонченная донельзя, – буркнул Марк, покачал головой и велел вошедшему только что санитару готовить клистир с касторовым маслом. После чего в самых изысканных выражениях попросил вернувшуюся вместе с санитаром княжну немедля выпроводить из палаты всех зевак и проследить, чтобы никто сюда больше не входил вплоть до особого их с Комаровским распоряжения. С обратной стороны входной двери, естественно, проследить.

Когда же, спустя примерно, три четверти часа дверь вновь отворилась, то в коридор под одобрительный гомон ожидающих исхода события зрителей было вынесено ведро, целомудренно прикрытое большим куском серой рогожи, но все равно источавшее весьма характерный «аромат»…

Вышедший следом за санитаром, в руках у которого и было то самое ведро, Шебалин первым делом подошел к княжне:

- Вы уж извините, Ксения Константиновна, что я с вами так некуртуазно обошелся, только лечебное дело – оно такое: иногда приходится и правилами хорошего тона поступиться ради блага пациента. Не гневайтесь, бога ради!

И лишь после, добившись прощения – впрочем, без особого затруднения, с усмешкой обратился к Комаровскому:

- Ну что, Игорь Владиславович, а теперь можно нам и отобедать отправиться? С чувством, так сказать, до конца исполненного врачебного долга и собственного предназначения.

 Отправлено: 11.10.14 20:04. Заголовок: Обедали они у Шебали..

Обедали они у Шебалина дома, куда направились пешком. Дорогой вели разговор, затрагивая различные темы – говорили о врачебной практике, о модных книгах, о премьерах в театре. И был этот разговор так легок и прост, что Комаровский даже немного недоумевал, как же так выходит, что их с Марком прошлое вдруг исчезло, будто и не было его вовсе, и не висит над ними обоими его тень? Отношения продолжились, словно с прерванного места, минуя все острые углы. И это неожиданно показалось Жоржу весьма приятно, хоть еще час назад он был совсем не рад новой встрече с тем, кого в юности считал своим близким другом. Впрочем, отчего бы человеку с годами действительно не перемениться? Не стереть свои пороки и не зажить новой, чистой и честной жизнью?

Супруга Марка, Елена Алексеевна, и вправду оказалась искренне рада незваному гостю, принимая его едва не с королевскими почестями. На обед подали янтарного цвета, невероятно прозрачное консоме, запеченного карпа со сливочным соусом, различные домашние соленья, а к чаю – сладкие пироги. Беседа за столом оказалась такой же легкой и приятной, как и по пути сюда. Шеб вспоминал студенческие годы, рассказывал разные байки, утверждая при этом, будто они с Комаровским были их самыми непосредственными участниками…

- Не хуже того «Тальони», что ты расхваливал утром. Да что там не хуже – лучше, несомненно, лучше! – восхищался Жорж пирогами, и ловил благодарные взгляды хозяйки дома. А после Марк предложил ему отправиться в свои личные владения – кабинет и приемную. И уже там они распили отличный венгерский ликер, сидя в мягких креслах, и лениво обмениваясь фразами. Наблюдая за приятелем у него дома, в привычной обстановке, Комаровский все больше уверялся, что Марк не лгал, утверждая, что вполне счастлив. И действительно, всего этого добился сам. И счастливого супружества, и обширной практики и, конечно же, известности вместе с благосостоянием. Зависти в этих наблюдениях Жоржа не было совершенно. Он и сам известен среди коллег и пациентов, вхож в круги, приближенные к Императору, ведет практику, занимается научной деятельностью... Правда, вот не женился пока. Мысли, плавно текущие в сытом и довольном мозгу, как-то внезапно переменили направление, и неожиданно для себя Жорж вдруг вспомнил сегодняшнее появление княжны в ординаторской:«Ох, Игорь Владиславович, я вас не увидела, извините!» Извините-то, извините, но как-то холодно, небрежно… Не заметила сразу и сколько бы еще и не замечала? Будто пустое место, будто самого ничтожного из людей, который вовсе недостоин того, чтобы его видели и замечали!

Как-то на днях он решил завести с ней беседу. Поинтересовался самочувствием, так как стал замечать ранее не присущую ей бледность. И получил в ответ лишь отрывистое холодное «благодарю», и что-то еще, столь же короткое, прозвучавшее будто выстрел…

Видать, перемена настроения отразилась и на выражении лица. Потому через некоторое время Шеб поинтересовался, что его вдруг так опечалило, что стал он серее тучи?

- Да в целом и ничего особенного, - пожал плечами Жорж и покрутил в руках ликерную рюмочку, - Просто вспомнилось сегодняшнее… Вот ты давеча сказал, что не одобряешь женского присутствия в больнице. Меня этот вопрос тоже занимает последнее время. И ведь нельзя сказать, что присутствие это бесполезно, даже как бы и наоборот. Но все же… – задумчиво протянул он и вновь замолчал.

 Отправлено: 12.10.14 00:29. Заголовок: Все складывалось как..

Все складывалось как нельзя лучше. Потому даже если бы Марк действительно ставил перед собой цель поразить воображение Комаровского своим всесторонним жизненным успехом, он не стал бы исправлять ни единого штриха яркой и радостной картины, которая с каждой минутой все полнее открывалась взгляду его бывшего лучшего друга. Дом – полная чаша: «скромная квартира», о которой Шебалин упомянул, рассказывая Жоржу по дороге, что они с женой намеренно не хотят покупать себе особняк лишь потому, что слишком много времени проводят в разъездах, путешествуя по Европе, как ради собственного удовольствия, так и по медицинским делам самого Марка, на деле представляла соединенные между собой изнутри лестницами два этажа роскошного доходного дома, что в свое время был отписан его невесте отцом в качестве приданого. Сама Леночка – все еще легкая и очаровательная в своем простом, но милом домашнем платье, словно юная барышня, несмотря на неуклонно приближающееся тридцатилетие и рожденных за годы брака троих детей… И с каким вниманием и даже восторгом, забывая о еде, она слушала рассказы мужа об их с Жоржем студенческих годах! Большей частью, конечно, значительно приукрашенные, но от этого лишь гораздо более смешные и интересные. А после трапезы, как и подобает образцовой супруге, она сразу же удалилась в комнаты к детям… Иногда Марк сам не верил, что вся эта идеальная картинка – и есть его реальная жизнь. Вернее, конечно, верил. Потому что приложил слишком много усилий, чтобы сделать ее реальной, однако все последние годы отчего-то на него время от времени нет-нет, да наваливалось странное чувство… меланхолии? Он и сам не мог определить, как точнее назвать это томящее душу переживание – ощущение несбывшегося. Хотя, вроде бы, все в его жизни и сбылось самым наилучшим образом. Да только, может, именно это его и мучает?

Послеобеденный разговор в кабинете за рюмкой горьковатого «Уникума», который Шебалин распробовал и полюбил еще во время своей поездки в Пешт в прошлое Рождество, покрутившись вокруг городских новостей, не обсужденных во время обеда, ожидаемо вновь вырулил на медицинскую тему – проклятие всех застолий, где случается собраться докторам в количестве чуть большем, чем один. Обсуждали интересные случаи из своих практик, доверительно сетовали друг другу на бестолковость иных пациентов, кои вначале не исполняют должным образом твоих назначений, а после жалуются на весь мир, что лечение никак не помогает… Марк, по старой и, оказывается, никуда не девшейся привычке, немедля бросившийся исполнять в их с Жоржем «дуэте» роль Рыжего клоуна, вновь стал вспоминать всевозможные забавные истории… Однако в какой-то момент их спокойная беседа несколько «увяла»: при упоминании сегодняшних совместных похождений в клинике Комар вдруг как-то резко помрачнел, будто вспомнил что-то неприятное. Отставив в сторону опустевшую рюмку и подавшись несколько вперед в своем широком вольтеровском кресле, Марк внимательно взглянул ему в лицо, пытаясь понять причину изменившегося настроения. А потом, так и не сообразив, в чем дело, задал закономерный вопрос. И был слегка удивлен, когда приятель вдруг отчего-то вновь завел уже, вроде бы, со всех сторон обсужденную ими по дороге сюда – да еще и там, в больнице, тему.

- Разве я не сказал уже тебе свое мнение на этот счет? – пожал плечами Шебалин, протянул руку к бутылке с ликером и одновременно жестом предложил Комаровскому поставить на стол его рюмку, чтобы вновь наполнить ее. – Или же тебя не устраивает чье-либо конкретное присутствие? Постой… дай догадаюсь! Речь, случайно, не о той симпатичной кудрявой княжне? Не знаю почему, но мне показалось, что она на тебя за что-то обижена – так холодно держалась! А вообще ведь очень милая барышня и толковая. Знаешь, как здорово помогала мне нынче! А с тобой… ну, что? Давай, признавайся, Комар, чем именно ты обидел милейшую Ксению Константиновну? – приподняв брови, усмехнулся Марк, отдавая Комаровскому еще одну порцию ликера и вновь откидываясь на обитую коричневой кожей спинку кресла. – Ведь не может же все это быть просто так, с бухты-барахты? Клянусь, она совсем не похожа на злобную истеричку!

 Отправлено: 12.10.14 20:04. Заголовок: - Не злобная, а уж и..

- Не злобная, а уж истерикам не подвержена вовсе, - согласился Жорж, принимая у Шебалина хрустальную емкость, наполненную новой порцией настойки, которую тот шутливо называл «лекарством от всех хворей». Но вскоре рассеянно отставил рюмку на столик, так и не пригубив ее. – Да ничем я ее не обижал! Попытался лишь убедить, что барышне ее круга нечего делать в больничных палатах. И одно дело, если бы я действительно считал, что ей это не по силам, но я как раз, прежде всего, желал оградить ее от различных конфузных ситуаций. Как давеча. Впрочем, пустое. В самом деле, что это обсуждать, лучше расскажи еще о твоем венском «турне»…

Делиться более существенными переживаниями с вновь обретенным товарищем Жорж не спешил. Столь внезапно восстановившиеся добрые отношения все же недостаточный повод, чтобы вываливать их на Марка. Хотя вся эта нелепая ситуация с княжной действительно с каждым днем расстраивала его все больше. Да плюс еще абсолютная невозможность объясниться с нею – упрямой и не желающей иметь с ним никакого дела. Ксению Константиновну можно было увидеть в ассистентках у любого из докторов их клиники, кроме одного. Это заметили уже даже коллеги Комаровского, подшучивая, что он-де у княжны теперь в опале. Чтобы не выглядеть глупо, Жоржу приходилось в ответ изображать на лице выражение крайнего веселья. Вот и сейчас, будто сбросив путы унылости, охватившей его так некстати и при свидетелях, он вновь улыбался и кивал в такт словам собеседника.

Просидев у Шебалиных до сумерек, Комаровский откланялся, распрощавшись с Марком до скорой встречи в больнице и пообещав Елене Алексеевне навещать их теперь гораздо чаще. Впрочем, стоило лишь оказаться на улице, во влажном и сгущающемся сумраке, который пах прелой листвой и морским воздухом, уверенность в том, что он действительно скоро вновь придет в этот дом приобрела отчего-то едва заметный привкус сомнения. Будто бы свет дня маскировал что-то такое, что теперь из темноты выползало и обещало неприятности в будущем. Тряхнув головой, Жорж подивился нелепости этих подозрений:

- И откуда у вас, Игорь Владиславович, появилась эта манера мистифицировать все вокруг? – буркнул он себе под нос и скорым шагом направился восвояси.


- А к нам, пока вас не было, заезжали Клеопатра Максимовна! И записочку оставили, на словах же велели обязательно передать, что ждут вас у себя вечером «не-прЭменно!» – передразнивая молодую вдовицу, Гаврилыч жеманно закатил глаза и приложил к груди руку. Марыся, при виде этого зрелища, зашлась радостным лаем.

- Ну раз ждет, отчего бы и не проведать? - решил Комаровский. Отношения с этой недавно овдовевшей дамой были весьма приятны и необременительны. Дома она никого не принимала, а визиты доктора – пусть и во внеурочное время, оправдывала слабым здоровьем. Ни на что не претендующая и категорически не желающая повторного замужества, она казалась Жоржу прекрасной компаньонкой. Только вот Софи, которая уже откуда-то прознала о новой его пассии, была сильно недовольна.

Следующие два дня в больнице Комаровский не появлялся – они были отведены у него для частной практики. Правда, первый пришлось полностью посвятить улучшению самочувствия Клеопатры Максимовны, зато весь следующий доктор честно с утра до вечера принимал своих пациентов.

 Отправлено: 13.10.14 21:18. Заголовок: После случая с Федор..

После случая с Федором Усовым Ксения Константиновна окончательно убедилась, что все ее тайные честолюбивые помыслы относительно карьеры на поприще служения людям суть самая настоящая гордыня. Нет, по всему выходило, что ангелом милосердия и самоотречения настолько, чтобы относиться спокойно ко всем аспектам медицины и любым проявлениям человеческих страданий, ей если стать когда-нибудь и удастся, то очень и очень нескоро. А с большей уверенностью можно сказать, что и вовсе никогда. Иначе не испытывала бы она, наверное, такой горячей признательности к Марку Анатольевичу, с невероятной деликатностью и поистине дипломатическим талантом избавившему ее от не самого приятного на свете зрелища, да еще и оставшегося при этом столь великодушным, чтобы сделать вид, что в этом полностью его вина, и просившего за нее прощения… Нет, княжна ничуть не сердилась на доктора Шебалина. И тотчас же поспешила его в этом заверить со всей искренностью. На Комаровского, который вышел следом и держался с нею по-прежнему так, словно проглотил кол, она тогда едва взглянула. Впрочем, позже, вновь возвращаясь вечером перед сном к событиям минувшего дня, в глубине души и не смогла откровенно не признать, что кое в чем Игорь Владиславович, возможно, был все-таки прав, утверждая, что медицина – это не только высокое служение, но и ремесло. Которое, при этом, еще и бывает не самым приятным на вид и, да, на… запах тоже. Об этом же после говорил и Марк Анатольевич. Но насколько разной была манера их высказываний! Уже только за вежливость и обходительность доктора Шебалина, Ксения готова была бы выслушать от него и куда более неприятные вещи, но и в первый день знакомства, и после, в следующие, проведенные княжной в качестве персональной – так он сам пожелал, ассистентки, Марк Анатольевич держался просто изумительно. И еще больше расположил к себе Ксению. Со временем их отношения стали все больше напоминать добрую дружбу, лишенную, к тому же, малейшей двусмысленности, казалось бы, неизбежной в подобных случаях. Но и тут Шебалин как-то умудрялся ходить по тончайшей грани между, вероятно, врожденным и не осознаваемым им самим до конца стремлением очаровывать всякую возникшую в поле его зрения даму, а также обыкновенным приятельством и желанием делиться своими знаниями и умениями. Иными словами, был и оставался идеальным учителем: терпеливым, умным, невероятно обаятельным, но четко осознающим границы подобных отношений. И потому постепенно – Ксения и сама не успела понять наступления этого момента, превратился для княжны в новый идеал и образец для подражания. В то время как «старый» - Комаровский, тоже никуда не делся с ее глаз. Напротив – и во-многом, благодаря все тому же Шебалину, спустя какое-то время Ксения вновь начала с ним общаться. Уже без прежней ледяной холодности, но и без той, давней и уже почти забытой между ними сердечности. Что, впрочем, уже совсем не мешало. Разве что порой навевало отчего-то легкую грусть, о причинах которой княжна предпочитала не задумываться, боясь открыть подобными размышлениями никому не нужные ящики Пандоры…

Осень, тем временем, постепенно начинала сдавать свои позиции наступающей на Петербург с севера зиме. Утратив пестрые осенние маскарадные костюмы, деревья вокруг больницы стояли уже совсем голые, уныло подпирая ветвями серое мрачное небо, из которого теперь почти ежедневно что-то то моросило, то сеялось. Отчего находиться на улице было вовсе противно, и хотелось как можно скорее добраться в тепло и сухость. По всем приметам, со дня на день ждали первого снега, но он все не выпадал, поэтому вечера были особенно темны и мрачны, несмотря на обилие уличных фонарей, которые зажигали теперь совсем рано. В один из таких вечеров, зябко поеживаясь, и кутая мгновенно леденеющие от сырого норд-оста руки в теплую муфту, по задней больничной лестнице и спускалась Ксения Константиновна. Близоруко прищуриваясь, она высматривала в разбавленных мутновато-желтым светом городского освещения сумерках экипаж с фамильным гербом Ларионовых на дверцах. Пожалуй, это была единственная привилегия, отказываться от которой, дабы привлекать к своему титулу как можно меньше внимания, княжна не хотела. Поэтому ничуть не спорила, когда брат строго сказал, что каждым утром и вечером отвозить в Мариинскую больницу ее будет только их собственный кучер, и никаких наемных экипажей!

Парфен обыкновенно приезжал заблаговременно, и ожидал барышню сколько нужно. Но сегодня ближайшие подступы к лестнице были заняты повозками с доставленными еще днем, но не до конца разгруженными дровами. И потому Ксении Константиновне пришлось спуститься и пройтись, прежде чем она увидела знакомую карету. И в этот самый момент до ее слуха донесся незнакомый хрипловатый голос:

- Сударыня! Прошу вас… помогите мне!

Резко обернувшись в ту сторону, откуда он доносился – к жутковатому на вид, темному, мокрому и густому кустарнику вдоль обочины, Ксения Константиновна испуганно вздрогнула и было ускорила шаг, готовая уже позвать на помощь сама, но тотчас замерла, внезапно осознав, что злоумышленник вряд ли станет говорить столь учтиво с потенциальной жертвой.

- Кто вы?! – громким шепотом спросила она, всматриваясь в кустарник, за которым прямо на земле – как теперь отчетливо было видно, скорчившись, лежал какой-то человек.

- Лучше вам будет этого не знать, мадемуазель Ларионова… - уже совершенно точно выдавая слишком приличные для злоумышленника манеры, он ухмыльнулся и вдруг тяжело закашлялся. А затем, отдышавшись, продолжил свой странный монолог. – Не удивляйтесь, я здесь уже несколько часов и успел выяснить, как вас зовут. Простите, что не могу встать и поприветствовать вас должным образом, потому что, увы, ранен…

- Господи, но почему же вы здесь лежите?! – воскликнула Ксения. – Надо было позвать на помощь раньше… Да я сама сейчас же… подождите немного! – подхватив юбки, она хотела было двинуться обратно в больницу, но незнакомец резким окриком остановил ее.

- Нет! Дослушайте же вначале! Помощь нужна, но лишь от одного человека… Комаровский. Жорж… Игорь Владиславович, вы ведь его знаете, позовите сюда его! И более никому не говорите о том, что видели меня здесь!

 Отправлено: 14.10.14 22:32. Заголовок: Интонация Жоржа, рав..

Интонация Жоржа, равно как и его чрезмерно поспешная, а оттого несколько неуклюжая попытка свернуть и увести в другую сторону разговор о княжне Ларионовой, лишь сильнее разожгли любопытство Марка. Впрочем, настаивать на своем он не стал, спокойно и без возражений продолжив в предложенном собеседником направлении. Тем более что рассказать, и в самом деле, мог для него много нового и любопытного. Так они и скоротали до конца тот первый после возобновления знакомства вечер. А дальше Марк, как всегда, решил довериться гораздо более надежному источнику получения интересующей его информации – собственным глазам и ушам. Благо, что пищи для наблюдений и размышлений оказалось достаточно – для внимательного, разумеется, наблюдателя. И, конечно же, умного, чтобы сопоставлять мелкие и, казалось бы, совсем не связанные между собой детали: взгляды, жесты, отрывки каких-то фраз… Не прошло и недели, как он уже с уверенностью мог сказать себе, что добился, чего хотел, поняв суть происходящего. А заключалась она в том, что Комаровский, судя по всему, был… влюблен в княжну Ларионову. Влюблен, хотя, скорее всего, принялся бы истово всё отрицать, надумай Марк открыть ему эту «страшную правду». Однако ничего подобного Шебалин делать не собирался – не до конца понял, для чего подобное «открытие» ему может пригодиться. Что же касается объекта комаровской страсти… не сказать, чтобы пламенной – зная Жоржа в прежние времена, Шебалин ни разу не видел его в состоянии любовного безумия, потому не сильно верил, что он пылает и теперь, то княжна внешне выглядела еще менее заинтересованной. И это, признаться, немного забавляло: надо же было Комару повстречать и полюбить собственную точную копию в женском обличье во всем, что касается чувств и их выражения. Или, точнее сказать, «не выражения»… Как бы там ни было, задатков Купидона Марк в себе не чувствовал. Зато, вновь оказавшись, так сказать, на одной дистанции со своим старинным, хотя и неназванным соперником, каковым для него всегда, что бы ни говорилось и не думалось вслух, был Жорж, будто бы опять ощутил уже как-то и подзабытый за давностию лет по причине отсутствия возможности прямого сопоставления, дух конкуренции с ним. Конкуренции, в том числе, и в «борьбе за души». О, нет! Никогда и не при каких обстоятельствах Шебалин не опустился бы до того, чтобы открыто критиковать – или даже подвергать сомнению методики лечения или способы ухода, который выбирал для своих пациентов Жорж. Но, работая рядом с ним, он умело и исподволь все чаще делал так, чтобы в ситуации выбора между двумя возможностями, например, во время консилиумов или операций, в которых участвовали оба доктора, чаша весов склонялась именно в сторону решения, предложенного им, а не Комаровским. В конечном счете, это откладывало отпечаток и на общее отношение к каждому из них: с Шебалиным изначально считались ничуть не меньше, но теперь, спустя довольно небольшой промежуток времени, пожалуй, стали работать даже охотнее. Это касалось всех – и молодых докторов, которые охотнее шли в ассистенты на операциях к добродушному и спокойному Марку Анатольевичу, нежели к порой срывающемуся в недовольство и придирки Игорю Владиславовичу, и самого Буяльского. С последним Марк проводил много времени в оживленных беседах на самые разные темы и охотно звал к себе в гости – как и всех остальных докторов, впрочем, превратившись постепенно в своеобразный центр притяжения, вокруг которого вращалось все больше заинтересованных в его обществе и идеях людей. Что касается дам из общества милосердия, то они и вовсе не чаяли в нем души, хотя в глубине души собственной Марк Анатольевич подавлял приступы раздражения, которые те почти неизменно вызывали в нем своими попытками во все вмешиваться. Разве что к Ксении Константиновне Ларионовой он питал нечто, вроде дружеской приязни. Да и то во многом лишь из-за чувства удовлетворения тем, что и ее сумел обратить в свою, так сказать, религию. А еще потому, что была она, и верно, самой толковой из наводнявших клинику с каждым днем с неумолимостью океанского прилива милосердных помощниц, с присутствием коих в ее стенах Марку было смириться труднее всего. Место женщины – в мужнином доме! Или в отчем – если ей не хватило ума и изобретательности, чтобы к определенному возрасту заарканить для себя подходящего мужа. В гостиной, детской, в супружеской спальне, наконец, вполне достаточно занятий, чтобы не претендовать на большее и не рваться в «большой мир». В этом Шебалин был по-прежнему убежден. Но всякий раз, когда неудержимо хотелось высказаться в подобном ключе вслух, лишь крепче сжимал зубы и лучезарнее улыбался, представляя в мечтах, как очередная из этих восторженных идиоток горит в адском пламени…

О чем-то подобном размышлял Марк Анатольевич и нынче, по пути из гардеробной, где только что переоделся, собираясь уже уходить домой после очередного напряженного рабочего дня – в том числе и в перевязочной, где сегодня не повезло работать с на удивление криворукой молодой вдовушкой из числа «благотворительниц», которой он не иначе раз десять прежде показал и объяснил, как именно правильно следует накладывать повязку – а она все равно не поняла! Когда же, отчаявшись, попросил позвать в перевязочную на помощь идиотке – и себе – Ксению Константиновну, ему сказали, что она нынче занята с другим доктором и оставить его никак не может… Зато теперь вот княжна вдруг неожиданно выбежала прямо к нему навстречу из-за крутого поворота больничного коридора, едва не сбив при этом с ног.

- Ксения Константиновна, дорогая! – воскликнул Шебалин, невольно отступая в сторону и выставляя вперед руки, чтобы она не налетела ему на грудь. – Что стряслось?! Уж не пожар ли у нас?

 Отправлено: 15.10.14 20:50. Заголовок: Отчетливо прозвучавш..

Отчетливо прозвучавшая в словах незнакомца неизъяснимая властность тона и явная убежденность, что его поручение, а лучше сказать – приказ, пусть и отданный тихим, слабеющим голосом, будет непременно исполнен. Вот, что прежде всего поразило Ксению, а даже не то, что этот человек откуда-то знает, как ее зовут. Но об этом княжна подумала уже после, когда уже бросилась безоговорочно его исполнять, практически не раздумывая, кто он таков, что может связывать его с Игорем Владиславовичем. И главное – почему она должна держать все происходящее в тайне.

Коридоры и прочие помещения клиники, шумные и многолюдные в течение дня, теперь, вечером, казались пустынными и даже мрачными. Лишь из-за неплотно закрытых дверей палат доносились приглушенные голоса пациентов. Все доктора из тех, кто не был сегодня занят на дежурствах, уже разошлись домой. За время, пока она бегала по больничным этажам, разыскивая – и не находя доктора Комаровского, Ксении на глаза попались лишь несколько санитаров, совершавших обычную вечернюю уборку помещений и коридоров. Однако никто из них также давно не видел Игоря Владиславовича. Притом, что выходящим из больницы его тоже не видел никто. Это было похоже на наваждение! Она проверила даже буфетную, куда доктора и остальные сотрудники в течение дня часто заходили перекусить, но и там дверь была уже заперта на замок.

Растерянная, не понимающая, что ей теперь делать – бросить раненого посреди улицы немыслимо, равно как в то же самое время и рассказать о нем еще кому-нибудь, например, дежурному доктору, Ксения стремительно шла по коридору, направляясь к последнему, кажется, помещению, куда еще не успела добраться. Да, признаться, не особенно-то и стремилась, надеясь отыскать Комаровского где-нибудь еще прежде, чем в этом будет необходимость…

- Марк Анатольевич! – откликнулась княжна при виде Шебалина, не зная пока, радоваться этой встрече или печалиться. Был он, между тем, уже в верхней одежде, держал в руках свой саквояж и явно направлялся домой. – Нет-нет, что вы, никакого пожара!

Замерев подле него, словно провинившаяся гимназистка перед строгим учителем, хотя, видит бог, Марк Анатольевич смотрел на нее без всякого гнева, разве что вопросительно, она замолчала, не зная, как объяснить своего здесь присутствия и несколько запыхавшегося от длительной беготни в тесном корсете вида.

- Я ищу доктора Комаровского… - проговорила она, наконец, в ответ на вопрос, так и не заданный, но отчетливо написанный на подвижном лице Шебалина, на котором после этого отразилось еще большее любопытство.

Впрочем, совладав с ним всего через пару мгновений, Марк Анатольевич ответил, что видел его последний раз примерно час назад, и тогда он собирался пойти в прозекторскую, чтобы позаниматься анатомией и освежить кое-какие хирургические навыки перед завтрашней операцией – и этим окончательно подтвердил догадку княжны, которая именно туда и шла, о чем тут же поведала Шебалину. Так, однако, и не уточнив, для какой цели ей столь внезапно потребовался Игорь Владиславович. Да он и не спросил, лишь еще раз уточнив, точно ли все в порядке и не требуется ли от него какая-нибудь помощь, почтительно приподнял цилиндр, прощаясь, и пошел дальше своей дорогой. А Ксения Константиновна направилась своей, довольная тем, что все так удачно сложилось.

Прозекторская находилась в морге, расположенном в их здании, как водится, подальше от тех мест, где обретались живые пациенты. В полуподвальном помещении, оказаться в котором можно было, лишь пройдя через весь второй этаж и спустившись по узкой боковой лестнице. А там еще немного по местному коридорчику, тускло освещенному и оттого отчетливо ассоциирующемуся у отдельных особо впечатлительных сотрудников с преисподней. Дамы из благотворительного общества – в том числе княжна Ларионова – тоже обычно старались держаться оттуда подальше. Но сейчас иного выхода не было. Потому, собрав все свое мужество, а также набрав в грудь побольше воздуха, Ксения Константиновна шагнула в эту «преисподнюю», и торопливо прошла до двери, из-под которой на пол коридора выбивался желтоватый клин света. Постучав костяшками пальцев о косяк, она попросила разрешения войти и, получив его, оказалась в прозекторской, едва не выскочив тотчас же наружу от буквально набросившегося на нее оттуда весьма характерного запаха. Но все-таки устояла на месте и, обратилась к действительно находящемуся прямо у секционного стола Игорю Владиславовичу, удивленно вскинувшему взгляд при ее появлении. Поспешно прикрыв холстиной изучаемый препарат, он отложил в сторону инструменты и вышел вперед стола. Сосредоточенно выслушивая затем сбивчивый рассказ Ксении и молча кивая в ответ, он одновременно тщательно отмывал с мылом руки в тазу с чистой водой. После чего, одевшись в сюртук, до того висевший на спинке стула возле стола в углу, сказал, что готов следовать за нею, куда нужно.

- Я долго не могла вас найти, Игорь Владиславович, – стараясь поспевать за его скорым шагом, княжна почти бежала. – И по дороге сюда встретила в коридоре доктора Шебалина. Он подсказал, где вы… Но я ничего ему не объясняла! – вдруг добавила она, отчего-то посчитав, вернее, почувствовав, что это необходимо непременно уточнить.

 Отправлено: 30.10.14 01:15. Заголовок: Появление княжны Ксе..

Появление княжны Ксении было столь неожиданным, что Комаровский успел лишь прикрыть тело материей, да выйти ей навстречу. Она влетела в прозекторскую и сразу начала говорить, стараясь не смотреть на секционный стол. Вначале Жорж ничего не понимал. Отчего она пришла именно за ним, почему, раз увидела человека, нуждающегося в помощи, не позвала любого другого врача? Но постепенно все стало проясняться и, одновременно, еще более запутываться. Кто же тот человек, который нуждается только в его помощи, и что с ним могло приключиться?

- Да-да, это хорошо, что не объясняли, - рассеянно ответил Жорж на замечание Ксении, но в то же самое время думал лишь об одном: «Что, черт возьми, все это значит?!»

Спустившись с парадной лестницы, он огляделся по сторонам. Улица была пустынна, вокруг царила тишина. Лишь где-то далеко, на Невском, шумели проезжающие экипажи.

«Может быть, этот человек уже ушел?»

Но Ксения Константиновна, которая все это время шла следом и теперь стояла рядом с ним, указывала рукой на заросли боярышника. Листва с кустов давно уже облетела, но их ветви так тесно спелись друг с дружкой, образуя некое подобие ширмы, за которую не проникал даже свет фонаря. Так что рассмотреть за ней что-либо с первого взгляда было решительно невозможно. Вот тут-то, в самом дальнем углу, и сидел, привалившись спиной к стене кустарника, какой-то человек. Жорж наклонился к нему и окликнул, но он не отозвался и даже не шелохнулся. И лишь когда он тронул его за руку, с губ мужчины сорвался слабый вздох.

- Вы слышите меня? Кто вы и что с вами приключилось? – но ответа так и не последовало. Комаровский обернулся к Ксении, - Как бы там ни было, одному мне не справиться. В темноте и на улице – что я могу сделать? Его нужно отнести в больницу.

- Нет, - едва слышно вдруг произнес мужчина, чьи пальцы в этот момент с удивительной для человека в столь плачевном состоянии силой обхватили запястье Комаровского, - Жорж, мне нужна только твоя помощь. По старой памяти не откажи….

Исхудалое лицо, бледное, с запавшими щеками, редкая борода с проседью и блестящие в темноте, как два черных агата, глаза. Теперь, привыкнув к сумеркам, он смог, наконец, рассмотреть его лицо, но понять, кто это, не сумел бы даже при свете.

- Не признал…

Это был даже не вопрос, а утверждение. И Комаровский отчего-то ощутил, как его охватывает чувство стыда перед этим человеком, которого он, вероятно, должен был, но все равно не в силах был вспомнить. Он покачал головой.

-«Попы поют над мертвыми, а комары над живыми». Помнишь? Ты обещал нас всех лечить…

- Ты?! – озарение пришло внезапно. Что-то в интонации, что-то во взгляде, и Жорж, наконец, признал в этом совершенном для него чужаке некогда близкого своего товарища. Вершинский – один из многих состоявших в обществе «вольнодумцев и революционеров», подающий надежды молодой юрист, в одночасье ставший прокаженным для общества, лишенный чести и сосланный на каторгу! – Господи… Откуда…?

- Именно оттуда и обратно не желаю. Меня ищут… Я ранен… Помоги.

Если сомнение и посетило после этих слов душу Комаровского, то лишь на мгновение. Да и то, пожалуй, лишь потому, что он не смог сразу понять, что нужно делать. В темноте рану не осмотреть. Оставлять здесь его дольше нельзя, но и вести в больницу также невозможно.

- Мы поедем ко мне домой. Идти можешь? – Вершинский отрицательно покачал головой. Ранен он был в ногу, и едва добрался до больницы.

- Просто чудо было, что ушел от погони.

- Нам нужен экипаж. Но вдруг извозчик после сболтнет… Что делать?

Ксения Константиновна так тихо стояла все это время, что Жорж как-то позабыл о ее присутствии. И потому, когда она тихо кашлянула, чтобы привлечь к себе внимание, даже вздрогнул от неожиданности. Спокойно, но при этом решительно, будто о чем-то само собой разумеющемся, она напомнила, что ее дожидается экипаж, и если нужно…

- Вы не понимаете, во что ввязываетесь. Нет, княжна, лучше поймайте для нас наемный. Или, лучше побудьте здесь, а я сам поищу, - но она настояла и была в этот момент так серьезна и решительна, что Комаровский не смог ей отказать. Однако оставалась еще одна проблема – раненый Вершинский дойти до экипажа не сможет даже с его помощью. Слишком много крови потерял, слишком ослаб. И здесь уже Ксения была ему не помощницей – Жорж это прекрасно понимал.

 Отправлено: 02.11.14 03:44. Заголовок: Не единственный раз ..

Не единственный раз в жизни имея возможность убедиться в том, что далеко не во все дела следует вмешиваться, Марк Анатольевич давно для себя решил, что советы и помощь лучше всего предлагать лишь там, где о них просят. И с тех самых пор, будучи достаточно упорядоченным по природе человеком, старался неукоснительно соблюдать этот однажды данный себе зарок. Поэтому и сегодня, ответив на вопросы княжны Ларионовой и раскланявшись с нею, спокойно двинулся дальше, первое время лишь краем сознания размышляя о том, зачем последней мог понадобиться Комаровский. Да еще так срочно, чтобы бежать за ним аж в прозекторскую, которой, как Шебалин уже успел заметить, все местные дамы – включая и саму княжну, боялись как огня. Однако постепенно ленивое это размышление отчего-то стало оформляться в нем в отчетливо разгорающееся любопытство, смешанное с едва ощутимым предчувствием… чего-то. Чего конкретно, Марк Анатольевич бы не ответил и сам. Ибо чувство это находилось за рамками рационального, и было сродни интуиции, от природы весьма развитой у всех, кого можно назвать хорошим врачом. А в своем деле Шебалин, несомненно, был одним из лучших в этом городе. Посему и решил позволить себе в кои-то веки отступить от заведенного обычая и – нет, не вмешаться, а пока лишь подождать, что же будет дальше.

А дальше было весьма любопытно. Спустя примерно четверть часа после того, как он расстался с Ксенией Константиновной, и, спустившись вниз, вышел не как обычно, через главный выход, а с обратной стороны здания, затем обойдя его вокруг и устроив себе наблюдательный пункт в тени одного из старинных деревьев с мощным стволом, парадная дверь больницы широко распахнулась, выпуская из здания две фигуры, мужскую и женскую. В них Шебалин без труда признал Комаровского и княжну Ксению. Замерев у подножия лестницы, по которой оба только что спустились, Жорж стал осматриваться по сторонам, будто кого искал – до того, как Ксения Константиновна что-то тихонько ему пояснила, указывая жестом на густые кусты боярышника неподалеку. После чего оба незамедлительно двинулись уже туда… и некоторое время Марк Анатольевич вновь не мог рассмотреть, что происходит. Поняв лишь, что там – в зарослях – есть кто-то, с кем Жорж, забравшись туда следом, коротко перебрасывается отрывистыми репликами. Однако последние его слова, обращенные не сей раз к княжне, которая все это время стояла несколько поодаль, прозвучали уже куда отчетливее…

- Простите, что вмешиваюсь, - громко проговорил он, выступая из своего укрытия в более освещенное место, и заставляя всех участников только что разыгравшегося на его глазах представления замереть – кого от удивления, а кого, кажется, и не только. – Особенно извините меня вы, Ксения Константиновна – за то, что не смог совладать со своим любопытством. Но полагаю, что без моей помощи здесь все-таки не обойтись…

С легкой улыбкой Шебалин виновато взглянул на княжну, и поклонился ей, словно в этот момент они стояли не посреди улицы, а в какой-нибудь светской гостиной, где он допустил некую незначительную, но досадную оплошность. Затем, в одно мгновение вновь сделавшись серьезным, он проговорил уже более сдержанным и серьезным тоном:

- Игорь Владиславович прав: вам не стоит вмешиваться, мы с ним прекрасно справимся вдвоем. А вы и так сделали для этого человека больше, чем могли. Посему езжайте теперь домой и ни о чем не думайте, - опустив на землю свой саквояж, он подошел к Комаровскому, на плечо которого тяжело опирался, перенеся весь вес на одну ногу – вторую он бессильно волочил за собой, высокий мужчина. Поравнявшись с ними и едва взглянув в заросшее бородой худое лицо то ли аскета, то ли фанатика и встретившись взглядом с горящими лихорадочным огнем, заметным даже в темноте, черными глазами, он прибавил, обращаясь уже к нему:

- Что ж… мне следовало бы сразу догадаться. Последнее время вы вновь весьма популярны. Впрочем, теперь не об этом. Возьмитесь другой рукой за мое плечо – так будет легче Жоржу и быстрее для вас… Комар, куда ты решил его вести? Ясно, что в больницу нельзя… Можно ко мне – ты видел, у меня отличная операционная…

 Отправлено: 03.11.14 14:47. Заголовок: Предложение помощи ..

Предложение помощи прозвучало неожиданно, тем более неожиданно – из уст этого человека. Жорж обернулся к Марку, явившемуся, как будто бы из ниоткуда, и смерил его таким взглядом, словно он был сам дьявол. Шебалин в эту минуту, правда, раскланивался с княжной, и поэтому вряд ли мог оценить его эмоции. Но и Жорж справился с ними быстрее, чем мог бы предположить. И не в последнюю очередь этому способствовала реакция Вершинского, который спокойно пожал руку Комаровскому, и как-то обреченно кивнул головой.

- Моя домашняя операционная не хуже. Я собираюсь везти его к себе, но нужно найти подходящий экипаж.

Для Марка и это не было проблемой. Оказалось, его уже давно ждет экипаж, которым тотчас же решено было воспользоваться. Ведь наемный – это лишний свидетель-извозчик, резонно заметил он, повторив вслух недавние размышления Комаровского. Подхватив на глазах слабеющего Вершинского с обеих сторон, они направились туда, куда указал Шебалин. А княжна Ларионова, которая все еще стояла позади них, поспешила следом, прихватив стоявший на земле саквояж Марка и брошенную Комаровским трость. Молча сопроводив их до экипажа, она также без слов передала им вещи. И все это время, Комаровский готов был поклясться, смотрела на него, не отрываясь. Не с любопытством, но каким-то странным, словно бы изучающим взглядом. Когда же он повернулся, чтобы проститься, поспешно отвела глаза, будто ей было что скрывать. Могло ли случиться, что она догадалась, кем был человек, которого Комаровский признал не сразу, а Шебалин так безошибочно угадал с первого взгляда? Осуждает ли она их или сочувствует? Все это теперь было не важно.

- Княжна, я искренне благодарен вам, но умоляю – позабудьте сегодняшний вечер. Прощайте.

Экипаж тронулся, и те недолгие десять минут, в которые они ехали до дома Комаровского, мужчины почти не говорили. Лишь несколько общих замечаний о том, что сейчас нужно будет предпринять, но и то – лишь для того, чтобы прогнать гнетущую тишину. Жорж ощущал странное беспокойство, тревогу. Будто бы сам зашел в западню, из которой нет выхода. Странное чувство, ведь ничего подобного не происходило на самом деле. Марк искренне предложил помощь, а Ксения Константиновна – в это он свято верил – никому не расскажет о вечернем происшествии...

Федор, как обычно, вышел встречать барина в переднюю. И едва лишь заметил, что тот нынче не один, без лишних слов, будто это было обычное дело в их доме, кинулся на кухню греть воду. Оба доктора, тем временем, довели раненого до смотровой. Он был уже почти в беспамятстве, и Марк отметил, что это даже лучше для него.

Операция, что им предстояла, была несложной для опытных хирургов, которыми были и Жорж, и Марк. Потому выполнить ее получилось в кратчайшие сроки. Уже через полчаса пациента перевязали, уложили на кровать и дальше препоручили заботам Федора, в то время как сами доктора отправились в кабинет Комаровского. Тишина сопровождавшая их слаженные действия во время работы, теперь вполне могла быть нарушена, но все слова будто бы исчезли и потеряли свое значение. Комаровский долго не мог придумать, что сказать, но после решил, что для начала нужно хотя бы просто поблагодарить Марка.

- Ты пришел вовремя. Не знаю, что бы я делал иначе – верно, справился бы как-нибудь – но ты значительно упростил решение этой задачи. Спасибо тебе.

«Только вот, как ты там оказался? И главное – зачем?» - как-то неожиданно кольнуло сомнение, которое Жорж тотчас поспешил задавить на корню. Да просто из любопытства же! Он ведь объяснил…

Тем не менее, липкое, неприятное чувство гадливости никуда не делось. И чтобы прогнать его, возникшее явно из-за напряженного вечера, он налил два бокала бренди и предложил Шебалину выпить за хорошую работу.

 Отправлено: 04.11.14 01:37. Заголовок: Удалить кусочек свин..

Удалить кусочек свинца из раны в ноге, в самом деле, не составило бы никакого труда даже для толкового студента второго курса академии. С этим Жорж справился бы и без его помощи. Трудность была в другом: пуля находилась опасно рядом с бедренной артерией. И повредить ее при неосторожном извлечении, означало погубить пациента, который и без того потерял достаточно много крови. Никто ведь из них не знал, сколько времени он провел в ожидании помощи? Да и сама рана, если быть до конца откровенным, выглядела дурной: слишком грязная. Они с Жоржем, конечно, все тщательно промыли и удалили поврежденные ткани, но заражение, несомненно, имеет место и лихорадка не заставит себя ждать. Будет она при этом тяжелой и еще неизвестно, чем закончится для самого больного. Размышляя об этом, покуда шел следом за Комаровским, который предложил переместиться после удачного – на данную минуту – завершения их предприятия в свой кабинет, Марк одновременно подбирал нужные слова для того, о чем собирался говорить с Жоржем дальше. После того, как они обсудят проведенную операцию, которая, что ни говори, без ложной скромности, была сделана ими блестяще. И с поразившим самого Шебалина взаимопониманием. Им действительно все еще не нужны были слова, чтобы согласовывать свои действия. Как когда-то в юности, они понимали друг друга, казалось, читая мысли, и могли совершенно спокойно продолжать действие, начатое другим, не боясь, что оно будет произведено хуже, чем если бы ты делал его сам. А ведь прошло столько лет с тех пор, как они последний раз стояли вместе у операционного стола! И как же странно и удивительно, что всегда такой проницательный Жорж при этом не сумел прочесть остальных его помыслов!

В комнате, куда привел его Комаровский, было тихо и почти темно – лишь несколько свечей разгоняли сумрак осенней ночи, вливавшийся в оконные проемы, минуя тяжелые бархатные занавеси. Пахло табаком, книгами и – как всегда в помещениях, где хранится много книг, немного пылью. На коврике перед камином дремала собака неизвестной Марку породы, которая при появлении обоих мужчин лишь приветливо вильнула хвостом, приподняв морду, затем смачно зевнула и вновь опустила ее на передние лапы, прикрывая глаза. Где-то в углу громко тикали часы. Привычная и уютная обстановка размеренной жизни, которая вот-вот должна будет рухнуть. Которую он, Марк Шебалин, вскоре разрушит до основания – одним щелчком!

- О, благодарю! – Марк Анатольевич улыбнулся, принимая из рук Комаровского широкий фужер с толстым дном, в который тот только что щедро плеснул из пузатой бутылки. – Работа, и верно, удалась на славу. Ты стал блестящим хирургом, Жорж. Впрочем, всегда им был, родился, можно сказать. А вот я – нет… Не спорь! Это правда! Но правда также и в том, что я чертовски много работал над тем, чтобы однажды с тобой сравняться! И у меня это получилось, не буду прибедняться. Но в любом случае, то, что я сегодня здесь сделал – это был мой долг… Как и у тебя, Жорж, есть один долг передо мной, о котором, видимо, самое время напомнить.

Улыбка вновь коснулась уголков его губ. Но выглядела при этом уже скорее гримасой, потому что совсем другим – вступая с нею в жутковатое противоречие, было выражение черных глаз Шебалина. В которых – и это почти не было преувеличением, полыхало в это мгновение поистине адское пламя. Сделав еще один большой глоток бренди, Марк Анатольевич взглянул прямо в глаза собеседнику, который смотрел на него несколько недоуменно. Но во всей его позе чувствовалось внутреннее напряжение и явное ожидание того, что последует дальше. Поэтому, слегка поморщившись, Марк процедил сквозь зубы:

- Только не делай вид, что не понимаешь, о чем я!.. Поверишь, одно мне невдомек: как же ты так легко на все это купился?! Или в твоей линейной системе координат, где нет места извилистым линиям и полутонам, так же отсутствует и вероятность… как это сказать-то? – Шебалин сделал витиеватый жест рукой, словно не мог подобрать нужного слова. – Вероломства? Все правильно, если все по закону, да?! Только что ж ты теперь-то забыл о законе, а, дружище?! А вот тогда – помнил! И плевать, что чья-то мечта раздавлена сапожищем этого самого закона!.. Я ведь все знаю, Жорж! Профессор ведь рассказал мне после, что именно твое мнение сыграло решающую роль! «Поверьте, месье Шебалин, я сомневался до последнего, потому решил посоветоваться с вашим ближайшим другом, которого знаю как честного и порядочного человека!» И ты, честный! И порядочный! Именно ты! Ты сказал, что я никогда не смогу победить в себе ту проклятую слабость, и потому непригоден к хирургии! Тот, кому я верил больше, чем себе! Отнял мою мечту быть хирургом... Что же, теперь не обижайся, но и я сделаю ровно то же – поступлю по закону. Твой приятель, который сейчас лежит там, в комнатах – беглый заговорщик Вершинский. И потому, как верный подданный своего Императора, сегодня же утром я намерен донести в полицию о том, что он скрывается в твоем доме. А дальше… ну что ж. Пусть дальше нас вновь рассудит твой любимый закон! А сейчас – доброй ночи, Игорь Владиславович. И всего вам самого наилучшего.

С размаху швырнув свой так и не допитый до конца фужер об стену, Шебалин двинулся к двери, которую распахнул рывком, чуть не сорвав с петель, и вышел вон из комнаты, оставив ее раскрытой настежь. Партия, доиграть которую не представлялось возможности столько долгих лет, была, наконец, сделана.

 Отправлено: 05.11.14 01:29. Заголовок: Ах, если бы можно бы..

Ах, если бы можно было предугадать тогда, чем все обернется! Нет, Комаровский сожалел сейчас вовсе не о тех давних своих словах, которые, оказывается, сыграли такое значение в жизни Шебалина и в его карьере. Корил он себя за другое – что вновь впустил в свою жизнь этого человека спустя столько лет, доверился ему... А с другой стороны, отчего было не доверять? Кто бы мог заподозрить, что в душе – буде таковая у него имеется – Марк затаил на него черную обиду? И что мерзость, которая жила там, внутри, разъедала его существо, пока яд и желчь вдруг не получили шанса выйти наружу, вскоре отравит и разъест страшную дыру в жизни самого Комаровского. Потому теперь всего одно движение, и он сорвется через нее в бездну. Жорж уже почти физически ощущал холодное дуновение оттуда, из той непроглядной тьмы. Даже кожу будто бы тронуло холодным и влажным дыханием неизбежности. Или это всего лишь сквозило из раскрытой настежь двери, которую Шеб не потрудился за собой закрыть, уходя?

Комаровский медленно поднялся из кресла, в котором продолжал сидеть после ухода – или бегства? – Марка и неспешно направился в прихожую. Там он запер дверь на ключ, затем вернулся в кабинет и подобрал с пола осколки хрусталя. Проделал все это с таким равнодушием, будто не случилось ничего особенного. И не случится в ближайшем будущем. А ведь уже завтра все рухнет, рассыплется на такие же осколки, как и этот хрустальный бокал. Только вот вряд ли осколки его жизни, его карьеры будут столь же красиво мерцать радужными бликами в отсветах пламени… Какая хрупкая вещь – жизнь человека! Банальная, в общем, мысль. Как и убеждение в том, что врачам положено заниматься спасением жизней. А вот доктор Шебалин, напротив, решил ее уничтожить. И не одну даже, а целых две – одним махом!

Сколько времени прошло с тех пор, как ушел Марк, Жорж не знал. Вокруг вновь царили тишина и покой – часы в углу продолжали мерно тикать, от камина шло приятное тепло, а Комаровский все продолжал сидеть с осколками фужера, наводя стекляшки на огоньки свечей и разглядывая их радужные блики. За этим занятием его застал Федор.

- Уснул ваш пациент, Игорь Владиславович. Что еще прикажете делать?

- Ничего не прикажу, - он, наконец, оторвался от своего занятия, поднялся и вручил осколки камердинеру, а сам вернулся в кресло. Федор, меж тем, с удивлением и ужасом взирал на коричневое пятно, расползшееся по шелковой бумаге обоев.

- Что же это такое, Игорь Владиславович? Аль поссорились вы с коллегой?

Невесело усмехнувшись себе под нос, Комаровский ничего не ответил, подумав вдруг, а мирился ли он с Марком вообще?

«Кто старое помянет…» Да-да, именно так он тогда и сказал, дескать, кто старое забывает – обоих глаз лишается! Вот и он, Жорж, обо всем позабыл, видать, потому и ослеп!

- Ступай, Гаврилыч. Завтрашний день будет не из простых.

Федор мало что понял, но спорить не стал. Вышел из кабинета, притворив за собой дверь, и вновь отправился проведать раненого. Комаровский, меж тем, решил, что должен действовать. Спасать жизнь! Не свою, а ту, что ему была нынче вверена! И пусть его арестуют за пособничество, но Глеба он отсюда все-таки отправит. Марк вряд ли пойдет в полицию прямо теперь, отложит до утра. А к утру, он что-нибудь придумает. Однако легко было сказать! Начав составлять план действий, Жорж постоянно натыкался на собственные ошибки, последствия которых будет весьма непросто компенсировать. «Так, Федора предупреждать не надо – он, в случае чего, и сам ничего не расскажет про ночного пациента. А вот кучер Марка – его свидетельство будет куда более весомым…» Но прежде всего надо было устранить следы пребывания посторонних в доме.

Наведя порядок в приемной, Жорж пошел к Глебу. Федору, который был еще там, он все же вкратце пояснил, что происходит, и что завтра у них будут гости – незваные, но ожидаемые. Потом, потратив некоторое время, сумел привести в чувство Вершинского.

- Мне жаль, что я не смогу до конца исполнить данное слово. Но тебе нужно будет уйти прежде, чем сюда явятся жандармы… Не прямо сейчас, но как только рассветет. Пока же спи, набирайся сил.

- Прости, Жорж! Следовало предвидеть это прежде, чем идти к тебе за помощью. Я уйду, но мне нужна одежда и…

- Оружие? У меня есть наградной пистолет. Возьмешь его. Теперь спи. Я разбужу тебя через пару часов.

Едва часы пробили шесть раз, в доме на Пантелеймоновской начались сборы. Глеб был переодет в новое платье, но прежде сбрил бороду и перестал походить на беглого каторжника. Теперь его можно было скорее принять за почтенного престарелого господина, спозаранку отправившегося погулять. Образ дополняла трость Жоржа, один из его же цилиндров и потертая пелерина.

- Отсюда ты сможешь пешком добраться до Захарьевской. А уж там – возьмешь себе извозчика и прочь из города. Вот деньги на дорогу и обещанное оружие, – сказал Комаровский, передавая все указанное в руки Глебу, который уже был готов уходить.

Но именно в этот момент в парадную дверь громко постучали – не терпелось, видно, Марку Анатольевичу оказать содействие сыску и показать свою преданность Государю!

- Через черный ход! – воскликнул Жорж, не обращая внимания на стук и на громовой голос начальника жандармов, который требовал немедленно отворить двери.

- Они не дураки, Жорж. Я хорошо их знаю, а они хорошо знают меня. И на этот раз уйти точно не позволят... Только вот запросто я им не дамся! – глаза Вершинского вдруг загорелись каким-то бешеным огнем и, выхватив револьвер, он взвел курок. Прошло несколько долгих мгновений, в переднюю продолжали настойчиво ломиться – только это уже был не стук, а равномерные удары чем-то тяжелым. Жандармы ломали двери. Наконец, раздался треск, затем звук падения и громкий топот множества ног. Федор рванул в прихожую, где неистовым лаем заливалась Марыся.

Как все происходило дальше Жорж, понять не успел. В тот момент, когда шаги в коридоре стали приближаться к комнате, где они остались вдвоем с Вершинским, внезапно раздался оглушительный выстрел.

 Отправлено: 05.11.14 04:10. Заголовок: По расписанию, дежур..

По расписанию, дежурство Ксении Константиновны нынче начиналось не с самого раннего утра, а с одиннадцати часов. Точнее говоря, никакого «расписания дежурств» у княжны Ларионовой – да и ни у кого из дам благотворительного общества в клинике, конечно, не было, да и быть не могло, ибо работали исключительно на добровольных началах. И все же, ради удобства, чтобы не толочься всем вместе в одни часы, в одиночку сбиваясь с ног от избытка неотложных дел в другие, менее удобные с точки зрения повседневной жизни, и решено было пару месяцев назад установить некое подобие графика, которого сестры милосердия старались придерживаться. Обычно Ксения легко соглашалась на более поздние дежурства: во-первых, не любила рано вставать, а во-вторых – не испытывала потребности в активной светской жизни, что было основной причиной нежелания большинства незамужних девиц, да и молодых замужних дам, работать во второй половине дня. Ибо как же, скажите на милость, в этом случае успеть отдохнуть и привести себя в порядок должным образом перед вечерним выходом?!

Однако сегодня утром княжна едва сдержала себя, чтобы уехать в больницу еще до завтрака – сердце было, что называется, «не на месте», еще с вечера накануне, когда ее вежливо, но неумолимо отодвинули в сторону, отвергнув предложенную помощь. Да, вчера она была обижена не только на доктора Комаровского – это последнее время стало, кажется, ее привычным состоянием, но и на Марка Анатольевича, который проявил совершенно неуместную, на взгляд Ксении, с ним солидарность в этом вопросе. Обида была тем горше, что помочь она хотела искренне. Но уже на подъездах к дому горечь постепенно сменилась странным тревожным ощущением, превратившимся в убежденность после того, как за ужином брат рассказал последнюю из нашумевших столичных новостей о небывалом прежде происшествии – побеге из Петропавловской крепости опасного преступника.

- Но как же это?! – удивилась Нина, откладывая в сторону столовый прибор и с интересом устремляя взгляд на мужа. – Все говорят, что бежать оттуда невозможно, а теперь выясняется, что любой более-менее ловкий злодей…

- Не любой! – возразил князь Ларионов, покачав головой. – Этот человек известен своей дьявольской изобретательностью. Пишут, что он совершил прежде две неудачных попытки. И лишь на третий раз, весьма достоверно симулировав болезнь, обманул бдительность местного доктора, который приказал снести его в госпиталь Алексеевского равелина. Вот во время транспортировки-то он и сбежал, убив при этом двоих своих охранников.

- Боже мой, какой кошмар! И его до сих пор не нашли?

- Еще нет, но в «Ведомостях» пишут, что он был ранен, потому вряд ли сможет долго скрываться… Ксеня, что с тобой?! Ты так бледна!

- Я… нет! Со мной все хорошо, просто голова что-то закружилась – устала на работе! – поспешно откликнулась княжна, изо всех сил вцепляясь руками в края своего стула, чтобы унять дрожь в руках.

- Вот, я и говорю, дорогая, что тебе не стоит проводить так много времени в этой кошмарной больнице… среди этого кошмарного отребья! – последнее время постоянные отлучки золовки нервировали ее все сильнее, и теперь княгиня Ларионова вновь готова была оседлать своего любимого конька. – Среди которого, между прочим, вполне может оказаться и этот ужасный человек! Антон… ну скажи, что я права?! Почему ты никогда меня не поддержишь?! А ведь я права и скоро начнутся разговоры…

- Нина! Нина, успокойся! Поверь, я во всем тебя поддерживаю. И мне тоже не нравится, что Ксения много времени проводит в больнице… Но она – взрослый человек и имеет полное право распоряжаться сама своим временем и своей жизнью.

- Одна я, похоже, ни на что не имею здесь права! – воскликнула княгиня. И, встав из-за стола, демонстративно покинула обеденную комнату.

Ксения и Антон Константинович молча смотрели ей вслед. В глазах князя читалась легкая усталость, княжна же, кажется, даже не поняла, что произошло.

- Ксеня, у тебя точно все хорошо? Ты ничего от меня не скрываешь? – спросил брат, когда они остались наедине - племяницы Александры нынче дома не было, она гостила у других своих дяди и тёти, потому ужинали Ларионовы до того втроем.

- Разве я когда-нибудь умела что-либо от тебя скрывать? – совладав, наконец, с внутренней дрожью, Ксения улыбнулась, немного вымученно. И после даже нашла в себе силы поддерживать какое-то время видимость застольной беседы. Однако вскоре все же попросила разрешения подняться к себе.

Антон не возражал, ему предстояло еще сегодня же закончить беседу с женой – откладывать на потом решение подобных споров князь считал ошибкой многих несчастливых в браке людей. Потому, проводив сестру до ее комнаты, отправился прямиком в будуар Нины Николаевны. Ксения же в ту ночь так и не сомкнула глаз, а наутро, едва допив свой кофе, бросилась собираться в клинику…

 Отправлено: 07.11.14 03:49. Заголовок: - Марк Анатольевич!..

- Марк Анатольевич! Слава богу! – профессор Буяльский поднялся из-за стола и двинулся навстречу Шебалину, едва ступившему на порог ординаторской и несколько опешившему от подобной реакции на свое появление. – Я уж думал, что и за вами нынче придется собирать поисковый отряд!

- Прошу прощения, Илья Васильевич, - чуть помедлив в раздумье, откликнулся Марк, протягивая руку профессору, который тотчас ее рассеянно потряс. – Но разве я куда-то нынче опоздал?

- Пока нет, но еще четверть часа – и опоздали бы, - загадочно улыбнулся Буяльский, которому, верно, нравилась выбранная им нынче роль интригана – или же был по душе озадаченный, и от этого немного глуповатый вид самого Шебалина.

Тот же по-прежнему не мог понять, куда клонит собеседник – до мгновения, когда Илья Михайлович воздел к небу указательный палец, произнеся при этом единственное слово: «Ринопластика!» После чего последовали краткие объяснения, которые, по большому счету, были для Марка совершенно лишними. Озадачило и неприятно задело лишь то, что Желнов не сдержал обещания дождаться хотя бы вечера. Ведь объяснил же он ему, что в нынешнем своем состоянии Вершинский сбежать все равно не сможет, а у доктора Комаровского в клинике с утра чрезвычайно важная операция, к которой он готовился почти два месяца! Вот и верь людям после этого на слово! С другой стороны, что стоит слово жандарма…

- Нет-нет, профессор! Это решительно невозможно! Жорж буквально бредил этой операцией все последнее время, все уши мне прожужжал… Да я и не готовился. Давайте подождем еще хотя бы час, уверен, что это какое-то недоразумение…

- Хирургия не ждет! – гневный оклик Буяльского заставил Марка замолчать. Он не хуже остальных знал о том, что профессор – мягкий и деликатнейший в обыкновенном общении, в своей операционной превращается в форменного деспота и не терпит ни опозданий, ни пререканий. А Комаровский задерживался уже на полтора часа и никак этого не объяснил. – Это тем более возмутительно, Марк Анатольевич, как раз по той причине, о которой говорите вы.

- Но вы же послали кого-то к нему домой?

- Ну, разумеется, за кого вы меня держите?! Первым же делом! Так консьерж там буквально наперерез грудью на моего посыльного кинулся, со словами, что доктор не велели никого к себе пускать! Каково?!

- Странная история, ничего не понимаю! – кивнул Шебалин и на этот раз даже почти не покривил душой. – Что там происходит?

- А вот не знаю, и думать больше не хочу на эту тему! Потому оператором, коль все внезапно вышло, на этот раз, уж так и быть, пойду сам, вы же – ассистентом. И отказа вашего не приму!

- Да что вы, Илья Васильевич! Знаете ведь: за честь почту просто скальпель вам подавать!

- Вот и договорились. А теперь переодевайтесь – и жду вас в операционной.

 Отправлено: 07.11.14 19:29. Заголовок: Еще в вестибюле Ксен..

Еще в вестибюле Ксению Константиновну буквально огорошила одна знакомых дам. Отведя княжну в сторону, она испуганным шепотом поведала про «ужасное происшествие», о котором вот уже два часа, как гудит вся больница: доктор Комаровский задержан жандармами по подозрению то ли в соучастии в преступлении, то ли в сокрытии оного.

- Что за абсурд?! В каком таком преступлении?! Кто это сказал? – чувствуя, как что-то в груди тяжело ухнуло вниз, Ксеня схватила ее за рукав, пристально вглядываясь в лицо, словно надеялась прочесть по нему, что все это какая-то нелепая шутка или ошибка. При этом четко понимая, что никакой ошибки здесь нет и быть не может.

- Камердинер его пришел и сказал. А самого доктора еще поутру хватился Буяльский. Послали к нему домой, а там ответили, что доктор нынче никого не принимает, так что пришлось Илье Васильевичу идти вместе с доктором Шебалиным…

- Так Марк Анатольевич, выходит, здесь? На месте?

- Да, я ведь говорю – оперировал вместе с Буяльским, а после, кажется, пошли к нему в кабинет… Ксения Константиновна, куда же вы?! – воскликнула она вслед стремительно убегающей вверх по широкой мраморной лестнице княжне, выражение глаз которой неуловимо изменилось после этих слов. Но та ее уже не слышала.

В коридоре второго этажа здания народу было больше, потому и вопрос, знает ли она о докторе Комаровском, Ксеня успела услышать в свой адрес как минимум три раза прежде, чем добралась до кабинета профессора Буяльского. Дверь была лишь прикрыта, потому голоса двух мужчин – Шебалина и самого Ильи Васильевича, доносились до слуха княжны достаточно отчетливо. Замерев подле нее, чтобы немного отдышаться и одновременно успокоить рвущееся из грудной клетки после беготни в тесном корсете сердце, Ксеня невольно прислушалась к разговору в кабинете.

 Отправлено: 07.11.14 21:12. Заголовок: Операция прошла наст..

Операция прошла настолько удачно, насколько это вообще возможно для первого подобного опыта. Самого пациента Марку Анатольевичу уже доводилось встречать в стенах клиники, куда того прежде приводили родственники для очередного осмотра докторами. Не запомнить его, впрочем, было невозможно. Молодой офицер, около года тому назад предпринявший успешную попытку побега из кавказского плена, в один из предыдущих, неудачных разов, он претерпел от своих мучителей всевозможные издевательства, обезобразившие его внешность до такого состояния, что несчастный стеснялся теперь показываться в обществе. Жорж рассказывал, что отчаявшись, он даже предпринял попытку покончить с собой, но был спасен – все там же Комаровским. Который после, узнав его историю, и предложил попытаться помочь. Планировалось прежде невиданное в Петербурге – фактически создать человеку новый нос на месте отрезанного черкесским кинжалом. Буяльский, который уже некоторое время проявлял интерес к пластической хирургии, видя в данном направлении большие перспективы, тоже загорелся этой идеей. И вот сегодня наступил долгожданный для всех день, который для самого Жоржа, верно, должен был стать днем его триумфа. И Марк, уважая в нем великолепного хирурга и понимая, что это для него значит, в самом деле, не желал лишать его возможности вкусить заслуженный успех – буде все пройдет успешно. Или же испытать разочарование, если ничего не получится. Но вышло так, как вышло. И потому чувствовал себя немного Лжедмитрием, несмотря на то, что, оказавшись на месте Жоржа волею случая, по меньшей мере, не помешал профессору Буяльскому. А может, даже и помог. Илья Васильевич очень хвалил его руки и несколько раз сказал о том, что Марку следует хорошо подумать о том, чтобы «оставить глупости», под которыми - здесь Шебалин, в принципе, был согласен - в основном имелась в виду его частная практика, и заняться тем, для чего он на самом деле предназначен – хирургией. Последнее слышать было особенно приятно.

После того, как был сделан последний кожный шов и со всей тщательностью наложена повязка, двое абсолютно довольных собой докторов отправились в кабинет профессора отпраздновать удачу. Но прежде зашли в ординаторскую, где их и застало известие об аресте Комаровского.

- И все-таки, Марк Анатольевич, согласитесь, возмутительно! – спустя две четверти часа, когда они все же пришли в его кабинет, удрученно твердил Буяльский, размахивая зажатой в руке трубкой, которую до того усердно набивал и раскуривал. – Во-первых, я априори не верю, что Игорь Владиславович может быть виновен в том, в чем его подозревают. А во-вторых – забрать под стражу почтенного человека, врача! Словно какого-то матерого преступника! Разве нельзя было оставить его до выяснения обстоятельств хотя бы под домашним арестом? Нет, я нынче же намерен ходатайствовать к самому Леонтию Васильевичу! Мы знакомы шапочно, но уверен, он выслушает мои доводы и…

Шебалин, давно уже равнодушный к табаку, но большой ценитель хорошего алкоголя, в течение всей гневной тирады профессора молчал и задумчиво рассматривал остатки коньяку в своем бокале, медленно покачивая пузатую, напоминающую маленький бочонок на короткой ножке, хрустальную емкость. Когда же Буяльский завел речь о том, что намерен идти к Дубельту¹, вдруг вскинул глаза и проговорил:

- Илья Васильевич, извините, что перебиваю, – произнес он, и голос его прозвучал тихо и несколько вкрадчиво. – Сказать по правде, на вашем месте я бы не торопился ввязываться в это дело. Что мы, в сущности, знаем о докторе Комаровском кроме того, что он рассказывал нам о себе сам? Я знаком с ним с юности, и то… Поверьте, в жандармском корпусе служат не дураки, потому непременно во всем разберутся без нашего участия. Расскажите лучше про то, как вам пришла в голову совершенно замечательная идея взять кожный лоскут для пластики именно со лба? Каюсь, прежде я почти не интересовался этим разделом хирургии, потому что-то читал лишь о методике Тальякоцци² – много лет тому назад. Да и то, признаться, не верил, что это возможно применять широко, а не в качестве эксперимента. Но представить, что буду когда-нибудь сам участвовать в чем-то подобном…

- Прежде всего, это не моя идея, это метод Лисфранка³, предложенный почти десять лет назад. Я и сам не слишком верил в успешность такого предприятия, но доктор Комаровский убедил меня. К слову, а что вы, собственно, имеете в виду, говоря о том, что мы его плохо знаем?

- Ничего! Ровным счетом ничего, кроме того, что сказал. Просто не стоит забывать, что у всех у нас есть свое прошлое, в котором иногда присутствует то, о чем не хочется говорить вслух… Минуту, профессор, прошу прощения…

С этими словами Шебалин прислушался, а затем поднялся со своего места, быстро и практически бесшумно переместившись к двери, распахнув которую настежь, увидел стоящую прямо перед ним княжну Ларионову.

- Ксения Константиновна, душа девица! – с удивлением приподняв брови, произнес он, перед тем обернувшись к Буяльскому, как бы объясняя тому свои действия минутной давности. – Что вы тут делаете? Давно ли стоите и почему не заходите?

______________________________________________


Скрытый текст

1 - Леонтий Васильевич Дубельт (1792 - 1862, Санкт-Петербург) — дворянин, генерал от кавалерии (1856); начальник штаба Корпуса жандармов (1835—1856) и управляющий III отделением Собственной Его Императорского Величества канцелярии (1839—1856). 2 - Гаспар Тальякоцци (1545 – 1599), итальянский хирург, который еще в 1597 году опубликовал работу «De Curtorum Chirurgia per Insitionem» («Хирургия дефектов всаживанием») с описанием пластики носа и губы лоскутом с плеча и 22 рисунками, в том числе с изображениями необходимых хирургических инструментов (закругленных игл, скальпелей, щипцов). 3 - Жак Лисфранк де Сен-Мартен (1790 - 1847) — французский хирург и гинеколог. Также считается одним из основоположников пластической хирургии. В 1828 году предложил реконструировать нос, используя кожу со лба.