Отправлено: 28.01.15 22:47. Заголовок: Последнее лето

Время и место действия: Тамбовская губерния, имение Брусничное близ г. Козлов, лето 1917 года.

Действующие лица: Мария Литвинова, 16 лет, гимназистка.
Павел Сергеевич Ивлин, 42 года, юрист.

 Отправлено: 29.01.15 00:08. Заголовок: - И можно, и нужно, ..

- И можно, и нужно, - звонко ответила Верочка, беря свою подругу под руку, а Павел Сергеевич лишь кивнул в знак согласия с дочерью, - А до озера доберемся, так и вовсе будет уже солнце, а от тумана и следа не останется.

Едва Вера это сказала, как младший Ивлин тут же бегом стартовал до калитки, всем своим поведением демонстрируя свое нетерпение скорее попасть на озеро. Павел Сергеевич жестом предложил девушкам следовать за Гаврюшей, а сам пошел позади них. Маша в Верочкой дорогой переговаривались в полголоса и Ивлин, который был не любопытен до чужих разговоров, все же невольно прислушивался к девичьим голосам. Вера строила планы на день, сообщая Маше куда им стоит сходить в городе и на что посмотреть. Иногда Вера обращалась к отцу в вопросом, позволит ли он им то или это, он снисходительно кивал, отвечая при этом односложно и тут же переводил взгляд куда-то поверх голов девушек, словно высматривал что-то вдали.

Озеро, которое местные жители прозвали кривым за его сложные очертания, было словно поделено на зоны. Здесь были и песочные пляжи, которые в жаркие дни были заполнены дачниками, были и дикие, поросшие мягкой травой и луговыми цветами, укрытые от посторонних взглядов зарослями сирени и плакучих ив. Именно такой пляж был излюбленным местом отдыха Ивлина и его детей. Сюда же Павел Сергеевич иногда приходил и один, с книжкой и сигаретой, посидеть в одиночестве. Он редко открывал принесенную с собою книгу, и все больше просиживал глядя на воду и на купающихся на противоположном берегу людей.

Но в эти ранние утренние часы на озере не было никого. Стояла удивительная тишина, которая бывает только в рассветные часы. Ни ветерка, ни шороха в листве, ни пения птиц. А только мягкие, молочно-белые клочья тумана, стелящиеся по воде и запах душистых, влажных от росы, трав.

Когда девушки и Ивлин подошли к берегу, они застали Гаврилку сидящего у самой кромки воды и внимательно прислушивающегося к тишине. Вскоре, рядом с ним сел и Павел Сергеевич. Вера приложила палец к губам и знаком показала Маше место, где нужно той сесть. Пару минут спустя белесое небо начало меняться: розоватые и желто-золотистые всполохи перемежались с белыми и голубыми полосами и вдруг все осветилось утренним солнцем, которое пока еще пряталось за невысоким леском. Прошло пару минут и озеро, все еще укрытое клочками тумана, заискрилось и наполнилось солнечными брызгами.

- Вот теперь пора, - сказал Павел Сергеевич скорее себе, нежели обращаясь к кому-то из детей конкретно.

Вера тут же увела Машу к ближайшим кустам, которые служили для них надежной ширмой, и почти тут же до девушек донесся восторженный визг и громкий всплеск, который издал Гаврик, влетевший с разбегу в озеро.

 Отправлено: 29.01.15 00:10. Заголовок: Своего отца Маша пра..

Своего отца Маша практически не знала. Ей не исполнилось еще и трех, когда он, военный инженер, погиб при обороне Порт-Артура, притом, что отправился по службе на Дальний Восток и того ранее. Поэтому те обрывки собственных ранних детских ощущений, связанных с понятием – «папа», вроде интонаций голоса, аромата его одеколона и табака, не могла даже до конца считать именно что собственными воспоминаниями, подозревая, что большую часть их, все же, дорисовывало ее воображение, опираясь на подробные описания матери и Серёжи. Ведь в детстве Маша часто просила их рассказывать «про папу» вместо сказок, представляя себе картины его подвигов и затем – геройской гибели. Как ни странно, совсем не испытывая при этом ощущения утраты. Что, вероятно, было связано именно со всем, о чем и говорилось выше. По мере взросления, подобное «сказочное» восприятие, конечно, изменилось на более реальное, тем не менее, Маша все равно никогда не пыталась представлять себе, какой могла бы оказаться жизнь их семьи, если бы отец все же не погиб. В этом не было никакого смысла, а мадемуазель Литвиновой уж в чем-чем, а в наличии умения размышлять здраво не было равных, кажется, во всем их гимназическом классе, начиная с самого первого года обучения.

И лишь сейчас, наблюдая за тем, как Вера и Гаврик беззаботно болтают дорогой на озеро отцом, она впервые в жизни поймала себя на том, что испытывает к своим друзьям чувство, отдаленно напоминающее зависть. Или, может быть, просто обиду на собственную судьбу, за то, что такой возможности никогда не было и не появится у нее? Разобраться с этими ощущениями было не легче, чем накануне ночью с тем, что и почему Маша испытывает к Павлу Сергеевичу. Впрочем, эти терзания еще хоть как-то можно было объяснить…

Наступившее утро ничего не изменило, хотя Маша искренне надеялась, что ее ночное наваждение в отношении Ивлина пройдет с рассветом. Однако напрасно. Она по-прежнему остро – слишком остро ощущала присутствие Павла Сергеевича рядом с собой, хотя тот сегодня держался Машею не в пример сдержаннее, чем накануне. Почти не обращал на нее внимания. Просто шел рядом, покуривая свою неизменную папиросу, смотрел куда-то вдаль, где стелился плывущий по низинам туман, словно был невероятно заинтересован этими жалкими обрывками неба, какой-то неведомой силой сброшенными вниз, почти прижатыми ею же к земле. И от этого Маше все больше начинало казаться, что это сама она чем-то раздосадовала его, должно быть, как-то неправильно повела себя, сделала что-то не так. Однако узнать в чем дело, спросить не представлялось никакой возможности, пока вокруг крутились его дети. Поймав себя на мысли, что только что подумала о Верочке и Гаврилке с настоящим, злым раздражением, Маша даже испугалась немного. Да что с нею, в конце концов, происходит?! И что, если это заметно со стороны?..

Тем временем, добрались, наконец, до Кривого озера. Но Маше, обычно весьма любопытной до всяких новых, тем более, красивых уголков природы, было не до местных красот. От волнения у нее заметно дрожали руки и теперь, когда все Ивлины, замерев от восторга, смотрели на восход солнца, она была даже счастлива, что тоже имеет право «остолбенеть», глядя на восхитительный вид медленно выползающего из-за темнеющего неровного контура верхушек деревьев солнца. Только ведь смотрела она в это мгновение вовсе не на него, а на сидящего неподалеку Ивлина, с восторгом и ужасом, как-то внезапно вдруг осмелившись назвать его мысленно просто по имени, не добавляя к нему никакого отчества: «Павел», - пробуя и перекатывая его языком во рту, словно мятный леденец, наслаждаясь его чуть щипучим, холодящим привкусом.

- Мари, ну что же ты словно окаменела? – звонкое восклицание Верочки почти напугало, заставило вздрогнуть. – Пойдем же купаться, там за кустами сирени есть очень удобный кусочек пляжа, я всегда вхожу в воду именно там!

Схватив подругу за руку, она буквально потащила все еще находящуюся в неком сомнамбулическом состоянии Машу за собой. Так же, почти механистически, девушка сбросила с себя просторный сарафан в русском стиле, в котором отправилась к озеру, и медленно вошла в его сверкающую солнечными запятыми рябь, непроизвольно охнув – вода была довольно холодной. Так что стоило некоторого усилия заставить себя погрузиться в нее полностью. Рядом с шумом плескалась оказавшаяся гораздо более отважной в этом плане Вера.

- Я отплыву немного дальше, ты не возражаешь? – пообвыкнув немного, обернулась к ней Маша, которая, в отличие от подруги, держаться на воде умела достаточно хорошо. Та, разумеется, не возражала, мгновенно убегая по мелководью туда, где затеяли настоящий бой на воде ее отец и младший брат, а Маша тихо и неторопливо поплыла к центру водоема.

 Отправлено: 29.01.15 00:11. Заголовок: Ивлин придерживался ..

Ивлин придерживался мнения, что если хочешь чему-то научить ребенка, то ты должен его увлечь и может быть – немного развлечь в процессе обучения. Именно поэтому, уроки плаванья для Гаврюши больше походили на морские баталии, сопровождаемые невероятным шумом и гамом. Вера, которая вполне была удовлетворена своими скромными успехами в коротких и недалеких заплывах, любила просто принимать участие в этом шумном веселье, подначивая братца и подстегивая его тем самым к совершенствованию своих успехов. Поэтому нет ничего удивительного в том, что увлекшись привычными играми, Павел Сергеевич на время совершенно упустил из виду Машу, да и вовсе забыл, что она должна быть рядом с ними. Но когда наконец он опомнился и стал оглядываться по сторонам, то девушки нигде не увидел.

- Вера, где твоя подруга?

- Там, - растерянно махнула рукой Вера и тут же повернулась в ту сторону, куда уплыла Маша, но тоже не увидела ее, - Папа, она сказала, что проплывет немного вперед…

В голосе Веры отчетливо слышен был испуг, а глаза готовы были уже исторгнуть слезы, когда Павел Сергеевич довольно строго попросил дочь и сына выйти из воды. На какую-то долю секунды его посетило весьма неприятное предчувствие, которое тут же сменилось чем-то неопределенным и неприятно обволакивающим. Кривое озеро было не зря так названо, и от того места, где Ивлины совершали свои ежедневные купания, его берег круто поворачивал влево, скрывая часть озера кулисами плакучих ив, серебристой завесой склонившихся прямо к водам озера. Ивлин постарался рассуждать здраво, подумав, что девушка могла уплыть и за поворот. Но тревога за Машу, которая ему вчера доказала свое умение попадать в странные ситуации, все крепла. Он невольно подумал, могли ли они не услышать среди своего веселья тихий призыв о помощи, если он звучал и понял – что могли. Тихо выругавшись, он повернулся к детям и велел им сидеть на берегу, пока он не вернется.

Быстро и энергично Павел Сергеевич рассекал воду, направляясь к далекому повороту, пристально при этом всматриваясь в окрестные берега, пока вдруг не заметил ее. Девушка лежала раскинув руки на песчаном берегу, без единого движения, не подавая признаков жизни. Но едва он увидел ее, как тревога немедленно прошла. Не прошло и минуты, как Павел Сергеевич добрался до берега и еще не выйдя из воды, он понял, что девушка, пригретая лучами утреннего солнца, просто задремала на берегу. Одновременно испытывая облегчение, досаду и легкую злость на это юное и беспечное создание, Ивлин вылез на берег и хотел уже было окликнуть Машу, но остановился. Пожалуй, он повел себя совершенно неподобающим образом, но удержаться от естественного порыва разглядеть это юное существо без каких-либо помех он не смог. Маша была не была красавицей, но то, что вчера Ивлина в ней поразило и чему он еще не смог до конца дать название, теперь он видел куда как четче. Она была сама жизнь и все в ней было этой жизнью. Молодое, крепкое тело, нескованное искусственными оковами нарядов, яркие волосы выбившиеся из прически и закрутившиеся мелкими кудрями от воды, яркий румянец на щеках и смелая улыбка, которую во сне девушка не скрывала. Сколько минут простоял Ивлин, рассматривая Машу, пока вдруг она не пошевелилась, он не знал. Но стоило девушке во сне провести рукой по лицу, прогоняя назойливую мушку и чары, которыми она невольно окутала Павла Сергеевича пали. Он довольно громко кашлянул и когда она раскрыла глаза, жмурясь на солнце, Павел Сергеевич начал ее отчитывать, совершенно уже не имея на то желания:

- Вам, Маша, должно быть стыдно! Мы потеряли вас и уже испугались. А вы тут значит, решили поспать?!

 Отправлено: 29.01.15 00:14. Заголовок: Взошедшее солнце быс..

Взошедшее солнце быстро согревало воздух, обещая наступление знойного дня, еще одного из тех, что установившись всего лишь в последние две-три недели, казались, тем не менее, пришедшими навсегда, как это порой ощущается в середине лета. Однако теперь, утром, до настоящей жары было пока далеко. И потому солнечные лучи грели все еще милосердно, совсем не опаляя нежной кожи Маши, задремавшей под щебет утренних птах в зарослях плакучей ивы и стрекотание уже проснувшихся среди озерного камыша стрекоз на поросшем мелким клевером противоположном берегу Кривого озера. Как вышло, что она умудрилась так внезапно заснуть, девушка и сама бы не ответила. Верно, сказалась проведенная почти без сна ночь и затем – раннее пробуждение, а может, все дело было в удивительном качестве, присущем одной лишь юности, а именно находить сон повсюду, где к этому возникает потребность. И лишь в юности же сон этот может оказаться настолько безмятежным и крепким, чтобы не ощущать ничего из того, что происходит вокруг тебя…

Не услышав ни голоса Ивлина, когда он плыл вдоль берега, то и дело громко призывая ее по имени, ни его приближающихся шагов, когда Павел Сергеевич уже выбрался на берег и, обнаружив ее, подошел совсем близко, Маша, тем не менее, тотчас проснулась, стоило ему кашлянуть. А, проснувшись, немедленно села на траве с несколько растерянным и сконфуженным видом, словно, в самом деле, совершила какую-то оплошность. Вины за собой она не чувствовала: в самом деле, умея плавать, наверное, лет с десяти, на воде она держалась очень уверенно, да и озеро, в котором довелось купаться, вовсе не выглядело мрачным бездонным омутом, чтобы настолько бояться в нем утонуть. Потому, молча выслушав небольшую обличительную тираду Ивлина, Маша для начала попыталась объяснить ему все это. Когда же он не успокоился, то ли в шутку, то ли всерьез продолжая отчитывать ее за доставленное всем волнение, в конце концов, не выдержала и вспылила:

- Послушайте, Павел Сергеевич, ну это уже слишком! – воскликнула она, резко поднимаясь на ноги и пытаясь разглядеть выражение его лица против солнца, загораживаясь ладонью, приложенной ко лбу козырьком. – Я, конечно, понимаю ваше беспокойство и мне жаль, что я его вам доставила, однако это не повод, чтобы говорить со мной, как с… – от внезапно нахлынувшей обиды, она даже запнулась на мгновение, затруднившись сходу подобрать верное определение, – с ребенком! Я хотела сказать – с вашим ребенком! Ведь я не Гаврик, и не Верочка! Вот им вы и говорите, пожалуйста, как себя вести нужно, а у меня свои указатели есть!

Высказав все это, кажется, несколько обескураженному столь внезапным всплеском раздражения среди общей безмятежности природы Ивлину, Маша, гордо вздернув подбородок, прошла мимо него, невольно посторонившегося, и с таким же независимым видом вновь зашла в воду озера, уплывая затем обратно на другой берег, как ни в чем не бывало. В душе у нее при этом полыхали сразу несколько чувств. Прохладная вода и физическая активность – а плыла Маша быстро, точно боялась, что Павел Сергеевич вдруг пустится ее догонять, довольно скоро приглушили первоначальные страсти, но по-прежнему было чертовски обидно, что все выходит совсем не так, как хотелось бы ей. Впрочем, Маша и сама еще не была до конца уверена, чего же именно ей хочется, а главное – имеет ли она на это право. Кроме того, по мере приближения к противоположному берегу озера, к обиде и ощущению собственного поражения – опять же непонятно, в какой такой баталии, добавился жгучий стыд за то, что повела себя подобным образом. Позволила себе говорить с ним в таком тоне, в то время, когда следовало извиниться и более не говорить ничего.

- Маша! Господи! А мы с ног сбились, разыскивая тебя! Уже не знали, что думать! Папа поплыл искать тебя… Маша? Ты что? Какая муха тебя укусила?! - бросившись навстречу выходящей на берег, но не сказать, чтобы очень уж похожей на Афродиту, подруге, Вера замерла на ходу, когда та, почти не глядя на нее, молча прошла мимо, затем быстро вытерлась и стала натягивать сарафан прямо на мокрый купальник. – Что случилось? Тебя кто-то обидел?

- Нет, я просто устала плавать! – мрачно проговорила она в ответ, запихивая в свою сумку влажное полотенце и нервно завязывая в узел на затылке намокшие волосы. – Прости, Верочка, можно я пойду домой прямо теперь?

- Но почему – теперь? Давай дождемся папу и пойдем все вместе? Мы все равно уже собирались возвращаться туда…

- Нет…

- Ну, хорошо, тогда иди, конечно! – последнее прозвучало уже Маше в спину.

А еще через несколько минут на берегу показался и сам Павел Сергеевич, завидев которого, Вера и Гаврик поспешили немедленно сообщить, что их пропавшая подруга сама же и обнаружилась.

- Только она уже ушла домой, - проговорила Вера несколько растерянно. – Я ничего не понимаю, папа! Она выглядела словно бы расстроенной, но ничего не сказала… Постой, это ты ведь ее нашел? Вы… повздорили, да?

 Отправлено: 29.01.15 00:16. Заголовок: Мог ли предположить ..

Мог ли предположить Ивлин, что его слова могут произвести такой эффект. Девушка, которой Павел Сергеевич сделал лишь замечание о ее молчаливом исчезновении и выразил беспокойство о ней, вдруг повела себя совершенно неожиданным образом, вспылив и отвечая резко и несдержанно. И Ивлин, который давеча удивлялся такому взрослому и серьезному ее поведению, сейчас увидел перед собой совершенного ребенка – злого и невоспитанного. Если бы Маша задержалась на берегу еще хотя бы на пару секунд, то несомненно услышала бы от Павла Сергеевича весьма строгое замечание, что в его доме она находится под его опекой и он отвечает за нее перед ее матушкой, а следовательно и слушаться она его будет. Но Маша так стремительно ринулась в воду, что мужчина даже не успел сообразить, что он хочет ей сказать. Обернувшись, он лишь увидел быстро удаляющуюся девичью головку и набегающие на берег волны встревоженного озера.

Досада и одновременно злость на это глупое создание, которое умудрилось испортить ему утро, словно ил, поднятый со дна озера, замутили воду благодушия Павла Сергеевича. Пару минут простоял он на берегу, разглядывая воду, пытаясь успокоиться и выкинуть из головы глупое происшествие, а после вошел в воду и неторопливо направился к пляжу, где ждали его дети. Те же, завидев отца, начали махать ему руками, и, едва Ивлин выбрался на песчаный берег, Вера тут же радостно сообщила отцу, что пропажа их нашлась и уже пошла домой. Но следующий ее вопрос рассердил Павла Сергеевича, напомнив ему о случившемся. Ответил дочери Ивлин лишь строгим взглядом, которым прошелся по всей ее фигуре – от макушки до пят:

- Почему вы оба еще не переоделись?! Мать уже ждет нас к завтраку! У вас ровно две минуты на сборы, - коротко бросил Ивлин, забирая из рук молчаливого сына свое полотенце и направляясь к сложенной аккуратной стопкой одежде. Через пять минут Ивлины молча шагали домой. Вера обижено дулась, Гаврик не желал накликать на себя гнев отца, а последний думал лишь о том, что пожалуй сегодня будет очень жарко.

Завтрак подавали в столовой, хотя иногда случалось, что Елена Гавриловна распоряжалась накрыть стол на веранде или в саду. Мадам Ивлина уже была внизу, в своем светло-сиреневом платье, модного кроя, даже немного излишне нарядном для утреннего приема пищи. На губах ее сияла улыбка, и для каждого у нее нашлось по ласковому слову. Когда Павел Сергеевич видел ее такой, он начинал думать, что все ее недомогания лишь фантазия. Не может женщина, которая излучает жизнь, болеть чем-то серьезным, и тут же вспоминал ее отказы обращаться к врачам, потому что она знала, что все с ней хорошо. Дети перед завтраком поднялись в свои комнаты, а супруги Ивлины на время остались одни и Павел Сергеевич не преминул воспользоваться моментом и сорвать почти что шальной поцелуй украдкой, шепнув пару ласковых слов тут же заалевшей супруге. Но вскоре в столовую вошли дети, и позади шла Маша, выражение глаз которой Ивлин уловить не смог, ибо она их прятала, но ему вдруг показалось, что она все еще сердита на него. Сердита! На него! Он едва удержался от желания при всей семье высказать барышне Литвиновой за ее поведение, чтобы у нее был хотя бы реальный повод на него обижаться. Его настроение вдруг вновь испортилось и он обратился к супруге с вопросом, готов ли список покупок, который нужно сделать сегодня в городе.

- Я скажу Володе, чтобы он тотчас же и ехал, - сказал Ивлин, вытирая губы салфеткой и откладывая ее затем в сторону, - Кофе я выпью позже.

- Но папа…! Ты же обещал нас отвезти… в город, - фразу, которую Вера начала с громкого восклицания, она закончила едва слышно, обращаясь уже не к отцу, а тарелке с овсяной кашей.

- Поль? – в голосе Елены Гавриловны было не меньшее удивление. В их семье быстрой смене настроений была подвержена она, но не он. И сейчас она видела, что муж ее чем-то сердит, хотя всего лишь полчаса назад был весел.
- У меня есть неотложные дела. Съездят в другой раз, ничего от этого не изменится.

На этом посчитав разговор оконченным, Павел Сергеевич удалился к себе в кабинет. Перед ним лежала его статья, книги, но он все никак не мог отделаться от странного впечатления что обижен на Машу не меньше, чем Вера на него! она обманула его ожидания. Она оказалась сущим ребенком. Впрочем, почему это должно его огорчать? Что ему до того?

 Отправлено: 29.01.15 00:16. Заголовок: Проделав весь обратн..

Проделав весь обратный путь, опять же, едва не бегом, лишь на подходах к дому Маша задумалась о том, насколько странным покажется ее вид любому из тех, кому она может попасться на глаза – растрепанная, в мокрой одежде, щеки пышут огнем, что твой самовар… А если это окажется, не дай бог, Елена Гавриловна, тогда придется объяснять еще и почему она пришла домой раньше остальных. Нет, последнего допустить было решительно невозможно, потому, задержавшись на несколько минут у околицы, чтобы отдышаться, к дому девушка подошла уже куда более размеренным шагом. Не решившись, впрочем, пойти через парадное крыльцо и удовольствовавшись потому для своего отнюдь не триумфального возвращения черным ходом, Маша, словно мышь, проскользнула через него в дом и быстро-быстро пробежала вверх по лестнице, запершись затем у себя в комнате и рухнув чуть не с разбега на уже кем-то из прислуги аккуратно прибранную постель. Так, бездумно разглядывая едва заметный узор трещинок на побелке потолка, она и пролежала следующую четверть часа, попутно прислушиваясь к тому, что происходит в остальном доме. По расчетам девушки, Павел Сергеевич и Вера с Гавриком, если они отправились домой вскоре после нее, должны были скоро же здесь и появиться. Значит, вскоре ее позовут к столу на завтрак, а потом – обещанная поездка в город? Хотя, кто знает, как Ивлин отреагировал на глупую сцену, которую Маша ему ни с того, ни с сего закатила? Скорее всего, сердит на нее, а значит, вполне вероятно, что и поездка эта отменится? Что, может быть, даже будет и к лучшему, если учитывать, что Маше теперь было чрезвычайно стыдно за свой поступок, и она с трудом представляла, как вообще покажется Ивлину на глаза – и как в них посмеет взглянуть. И зачем она только приняла это злосчастное приглашение Верочки погостить в Брусничном! Кажется, за всю свою предыдущую жизнь Маша не успела совершить столько глупых и нелепых поступков, столько ошибок и оплошностей, сколько умудрилась сделать всего за одни сутки пребывания здесь. И, слава богу, что ее сюда больше никогда не позовут! В этом Маша была совершенно уверена уже теперь. Впрочем, думать об этом с должной степенью облегчения почему-то не получалось. Да что там – было отчего-то горько и мучительно думать, что она все испортила сама. И потому старшие Ивлины, безусловно, решат, что их детям лучше не общаться с такой странной особой, как мадемуазель Литвинова. А так как подруг у нее, кроме Веры во всем их классе, почитай, больше и нет, то это будет уже настоящая, а не выдуманная неприятность – из разряда тех, что Маша очень любила себе выдумывать и остро их, затем, переживать. Вроде их с Павлом Сергеевичем давешней ссоры на берегу, возникшей, как теперь девушке было совершенно очевидно, совершенно на пустом месте – и по ее вине. А он… он ведь, действительно, переживал за нее. И не его вина, что она, Маша, оказалась настолько глупой, чтобы подумать, что это беспокойство может носить какую-то иную, кроме самой очевидной – лежащей на поверхности причины.

С тяжелым вздохом поднявшись с кровати, девушка подошла к зеркалу и, с минуту пристально рассматривая собственное изображение, усмехнулась – с какой-то не детской, а скорее женской грустью, после чего покачала головой и тихо проговорила:

- Дура ты, Маруся! И ничего больше! - а потом побрела приводить себя в порядок и одеваться к завтраку.

Спустя примерно час после этого, барышня Литвинова сидела за большим овальным столом в столовой комнате и старалась вести себя как можно более незаметно, жалея, что не умеет, словно хамелеон, мимикрировать под расцветку окружающей среды или, на худой конец, стать прозрачной. Вокруг, тем не менее, шла довольно оживленная беседа. По всему выходило, что Павел Сергеевич, действительно, сердит, хотя и не хочет этого показать. Однако изредка поглядывая на него, Маша замечала большую, чем обычно, резкость движений, а взгляд, обычно дружелюбный и чуть насмешливый, когда он на нее смотрел, будто бы подернула туманная дымка раздражения. И это заставляло девушку еще ниже опускать голову, ковыряя ложкой с детства отчаянно нелюбимую овсянку.

Как и следовало ожидать, в Козлов они не поехали. После того, как Павел Сергеевич встал из-за стола и ушел в кабинет, Елена Гавриловна стала расспрашивать дочь, что произошло сегодня с утра, но Верочка по-прежнему не могла ничему дать вразумительного объяснения, потому разговор быстро угас и оставшиеся трое человек после того, как почти в полном молчании был допит утренний кофе, также бессловесно, разошлись по своим комнатам. Впрочем, в одиночестве Маша вновь пробыла совсем недолго. Вскоре к ней в дверь тихонько поскреблась ее подруга. Девушка разрешила ей войти, и девушки некоторое время молчали, а потом Верочка вдруг сказала, что, оказывается, «обо всем догадалась».

- О чем?! – вскинулась в ответ Маша, впиваясь в симпатичное круглое личико сидящей напротив Веры настороженным взглядом.

- Обо всем! – повторила та и улыбнулась, приподнимая брови и наслаждаясь замешательством подруги, которая, меж тем, не знала, что и думать. – Тебя ведь папа мой поругал, да? Там, на озере? Ты ведь поэтому оттуда убежала? Я это поняла еще за завтраком, ты так виновато на него смотрела!

- Да… А я сказала, что это не его дело – воспитывать меня, потому что у меня есть свои родственники, - голос ее, против воли прозвучал как-то глуховато и сдавленно, а голову Маша опустила еще ниже, не в силах посмотреть ей в глаза, точно опасаясь, что Вера прочтет там еще что-нибудь. – Наверное, теперь Павел Сергеевич обо мне ужасного мнения.

- Ты так сказала?! Машка, вот это да! – Вера звонко рассмеялась и схватила ее за плечи. – Ну, тогда понятно, отчего он так рассердился! Папа ведь очень не любит, когда кто-то поступает не так, как хочется ему. Мама даже иногда шутит, что ему следовало сделаться прокурором, а не адвокатом, тогда бы он преуспел еще больше! Но ты не волнуйся, нам ведь тоже иногда от него достается, только проходит пять минут – и все, буря миновала! Главное – это не спорить в открытую. Просто ты ведь не могла этого знать, вот и получила по первое число… Не переживай! А знаешь, я сейчас, до того, как зайти к тебе, была внизу, хотела взять что-нибудь почитать в библиотеке. И случайно подслушала разговор родителей в папином кабинете. Так вот, он сказал, что очень рад, что «у Верочки такая самостоятельная подруга», - последнее она произнесла, подражая интонациям отца, - так что, как видишь, никто на тебя всерьез не сердился.

 Отправлено: 29.01.15 00:22. Заголовок: - Чем ты недоволен, ..

- Чем ты недоволен, Поль? – спросила Елена Гавриловна, принесшая кофе в кабинет супругу и теперь сидевшая против него на венском стуле. Он неторопливо помешивал свой кофе, разглядывая золотой ободок тонкой чашки и наконец посмотрел на жену.

- Скажи, давно ли знакома с мадемуазель Литвиновой?

- Господи, Поль! Что за официальный тон?! Ты что, адвоката на допросе решил разыграть? – но Павел Сергеевич сохраняя прежнюю серьезность, неторопливо отпил глоток крепкого напитка и чуть вопросительно приподнял брови. - Ну хорошо, господин Ивлин.

Елена Гавриловна села прямо, расправив на коленях юбку и сложив перед собой руки, словно прилежная курсистка. Прежде, чем ответить ему, она едва заметно прищурилась и внимательно на него поглядела. Если он спрашивал ее про Машу, значит и недовольство его было вызвано чем-то, связанным с нею.

- Знаю ее уже более трех лет. Она бывала у нас пару раз в твое отсутствие, и я совершенно не понимаю, чем тебя так интересует эта девочка. Она из хорошей семьи, пусть и росла без отца, прилежна и старательна в учебе. Верочка к ней крайне привязана. Впрочем, может быть все же ты мне объяснишь, что все-таки произошло такого, что ты сегодня утром вдруг так резко переменился?

- Переменился? Элен, не говори глупостей. У меня и впрямь много работы, а лето только кажется длинным и бесконечным. Но не успеем мы обернутся, как наступит осень. Впрочем, ты, возможно, и права на счет смены моего настроения. Но, возможно, тому причиной смена погоды? – Ивлин указал жене на восток. В открытом окне виднелись черные, свинцовые тучи, грозно нависшие над горизонтом. Они почти и не шевелились и, казалось, лишь замерли там в дали, ничем не собираясь тревожить обитателей Брусничного. Но усилившаяся духота и совершенно неподвижный воздух уже предвещали скорую грозу. - Видишь, а поехали бы мы в город, то наверняка бы попали под самый дождь. Там в Козлове уже во всю бушует. Вон какие сполохи на небе. Впрочем, буду честен с тобой. Я спросил про Машу неспроста. Она мне кажется очень взрослой барышней. Даже чересчур самостоятельной, - в эту минуту за дверью прозвучали едва слышные шаги, и Ивлин сделал короткую паузу, ухмыльнувшись в усы. Елена Гавриловна повернулась к двери, но шаги быстро удалялись и Павел Сергеевич продолжил свою речь. Он рассказал супруге, как Маша их сегодня напугала и как ему досталось от нее. Но проговаривая жене все это, он уже и впрямь не сердился. Возможно, именно то, что Маша росла без отца и привыкла слушаться лишь мать и брата, и сказывалось в ее поведении. В конечном итоге, он закончил свой рассказ уже шутливо и извинился перед супругой за свою несдержанность утром.

- Может, тебе и перед Машей извиниться? Впрочем, она тоже хороша! – заметила Елена Гавриловна нисколько не сердясь за смелое поведение на Машу, а точно так же, как и ее дочь, восхищаясь решимостью перечить Ивлину. Впрочем, поощрять такое поведение она не хотела бы впредь.

Ивлин оказался прав, и еще до обеда разразилась страшная гроза. Шквалистый ветер гнул стволы берез, словно тростинки. Ветви их жалобно скреблись в окна дома, словно прося помощи у его обитателей. Стихия не утихла и после обеда, хотя гроза и миновала Брусничное, но дождь продолжал поливать окрестности и нагнал на дом меланхолию. Взрослые после обеда поднялись на верх и отдались на волю Морфея, а дети были предоставлены сами себе.

 Отправлено: 29.01.15 00:22. Заголовок: Сулившая еще утром, ..

Сулившая еще утром, на восходе солнца, ясный и жаркий день, но решившая вдруг отчего-то продемонстрировать свой изменчивый нрав, погода своего обещания не сдержала, начав стремительно ухудшаться еще около полудня и обернувшись к обеденному времени, когда семейство Ивлиных и его юная гостья вновь собрались вместе за столом, форменной бурей. Отчего в без того затененной в это время года листвой деревьев столовой сделалось настолько темно, что, несмотря на дневное время, пришлось включить электричество. И его желтоватый теплый свет теперь то и дело мешался с синевато-белыми всполохами молний, следом за которыми почти мгновенно раздавались оглушительные грозовые раскаты, заставляющие жалко дребезжать предусмотрительно закрытые слугами еще перед началом дождя оконные рамы по всему дому, а находящихся в комнате людей – то и дело посматривать на окна, удивляясь, когда про себя, а когда и вслух, столь долго не ослабевающему напору стихии.

- Ты оказался прав, Поль. День для поездки в город сегодня, и в самом деле, не слишком удачен. Даже если и не вымокнуть до нитки, то все одно – что девочкам было бы там делать, чем себя развлечь? - мягко проговорила госпожа Ивлина, когда они вместе с супругом поднялись на второй этаж, оставляя детей в гостиной искать себе увеселений самостоятельно. – Кстати, верно, это в преддверии столь резкой перемены погоды я накануне вечером и чувствовала себя настолько дурно. А нынче все совершенно прошло… Ах, господи! – очередная вспышка молнии и последовавший за нею удар грома заставил Елену Гавриловну вздрогнуть от неожиданности и инстинктивно схватиться за локоть супруга, прижимаясь к нему, когда они остановились подле дверей ее спальни. – Буря, словно в английском готическом романе! – тихонько рассмеявшись своему глупому испугу, она многозначительно и длительно заглянула в глаза Ивлину и промурлыкала низким, грудным голосом. – Вы ведь не оставите меня посреди нее в одиночестве, мой верный рыцарь?..

А тем временем, на крытой веранде первого этажа усилиями Верочки уже было организовано подобие танцевального класса. Спокойно отдавая условную пальму первенства в искусстве пения подруге, в танцах юная мадемуазель Ивлина вполне на законных основаниях гораздо большей мастерицей считала именно себя. Не зря же ведь она уже два года к ряду посещает танцевальную школу мадам Лалик! И, как утверждает ее наставница, делает большие успехи. Конечно, о карьере танцовщицы барышне ее круга и помышлять нечего, но ведь мечтать-то об этом никто не запретит. И Вера довольно часто делилась с подругой этими своими мечтами, а Маша смеялась и называла ее фантазеркой. И вовсе не из вредности, а лишь потому, что, с ее слов, лучше Верочки понимала, «как устроен мир». Оттого глупо мечтать о том, чего все равно достичь невозможно. Впрочем, именно сегодня Мари проявила удивительную сговорчивость. И когда Вера предложила ей пойти и потанцевать под патефонные пластинки, сразу же согласилась. И даже позволила учить себя различным танцевальным па из тех, которые барышня Ивлина столь успешно осваивала на своих уроках хореографии, хотя обычно наотрез отказывалась, утверждая, что от природы неловкая, как слон в посудной лавке.

- Ну, вот же, смотри, как здорово у тебя получается! – восклицала она, наблюдая, как Маша, и верно, не слишком точно повторяет следом за нею движения новомодного танца фокстрот.

- Какой-то глупый танец! – презрительно фыркал со своего места в углу комнаты, где все это время делал вид, что читает книжку, а на самом деле – наблюдал за девушками, желая и одновременно стесняясь к ним присоединиться, Гаврик. – И вообще: все танцы глупые!

- Да сам ты дурак! – немедленно последовала гневная отповедь, а следом в младшего из Ивлиных полетела маленькая подушка, одна из тех, которые были в художественном беспорядке разложены на плетеном ротанговом диване, возле которого и происходили главным образом танцевальные упражнения. – Не нравится, чего ты тут тогда сидишь?! Иди к себе в комнату и не мешай нам!

- Вера, зачем ты так! – вступилась за нахохлившегося мальчишку Маша. – Уверена, Гаврик вовсе не имел в виду ничего обидного в наш адрес. А этот фокстрот мне и самой не слишком нравится. Ей-богу, какие-то лошадиные скачки!

- Не нравится? Правда? Тогда, давай, я научу тебя танцевать танго! Помнишь, ты как-то еще зимой говорила, что тебе понравилось, как его танцевали в той фильме, что мы тогда смотрели в «Иллюзионе»?

Танго – танец, все еще имевший некий ореол «неприличия», действительно, очень нравился Маше. И если уж говорить о танцах вообще, то научиться именно ему всегда было ее глубоко запрятанной тайной мечтой. Иногда она даже представляла себя в шелковом узком платье, модного, соответствующего названию самого танца оттенка, черных атласных перчатках выше локтя и со страусовым эгретом, украшающим изысканную прическу, как одна из тех, которые изображены в иллюстрациях модных парижских журналов… Почему-то, в воображении к такому общему внешнему виду непременно добавлялся и легкий аромат герленовских «Mitsouko», которые с наслаждением будет обонять Машин кавалер. На этом месте ее мечты, как правило, обрывались, ибо далее следовало бы представлять, собственно, самого этого кавалера, а Маша до сих пор совершенно не могла вообразить, кто бы мог оказаться на его месте. Ну не Мозжухин же Верочкин обожаемый, на самом-то деле! Потому, покуда место кавалера оставалось вакантным, не грех было на время отдать его любимой подруге, которая уже успела поменять пластинку на патефоне – теперь из его изогнутой трубы с томным подвывом вырывались наружу стоны скрипок во вступлении одной из самых популярных мелодий в стиле танго, и, выхватив из букета, помещенного в стоящую рядом вазу, одну из алых садовых роз, зажав ее в зубах и страстно сверкнув очами, двинулась к Маше, тотчас вызвав у нее припадок почти истерического хохота.

- Вера, я так не могу! Прекрати меня смешить!

- Я не Вера, о прекрасная сеньорита, мое имя… черт!.. А как мое имя-то?! А, вот! Мое имя – синьор Рудольфо, я здесь прямиком из Буэнос-Айреса! О, позвольте пригласить вас на этот танец страсти!

 Отправлено: 29.01.15 00:25. Заголовок: Перемены погоды, пер..

Перемены погоды, перемены настроения собственной супруги, перемены своего настроения за прошедшие два дня привнесли некоторое сомнение в жизнь почтенного адвоката. Но Ивлин не собирался ничего анализировать, ему вдруг захотелось отдаться во власть текущих событий. Он снова подумал о Маше, которая из-за своей молодости могла позволить себе некоторые вольности. Пусть и непростительные в глазах общества и взрослых людей, но такие заманчивые, такие простые. Однако хороший обед привел его в благостное состояние духа, а внезапная сговорчивость – если не сказать больше – Елены и вовсе его порадовала, и он уже забыл о юной смутьянке, или, вернее, постарался на время отвлечься от мыслей о ней.

С той самой минуты, когда потревоженные шумом за дверью супруги прекратили разговор, и до того мгновения, когда Ивлина позвали обедать, Павел Сергеевич, прикрывшись научным трудом, размышлял об утреней русалке. Это было почти бессознательным действием, словно бы он задремал наяву: ведь начинал Ивлин свои измышления о том, что современный подход в педагогике нужно коренным образом менять, менять… и курс его мыслей тоже поменялся. Не так давно Павлу Сергеевичу довелось читать Die Traumdeutung и теперь, если бы сейчас был бы способен анализировать свои мысли, смог бы найти скрытый, а может и явный их намек. Но к счастью для Павла Сергеевича, а может и наоборот – его позвали обедать, вернув тем самым на грешную землю с ее простыми и привычными действами.

Тем не менее послеобеденное время сулило ему весьма приятные минуты, которые он не решился упустить. И вот уже чета Ивлиных, под тихо доносившуюся с первого этажа музыку и непрерывные раскаты грома, предавалась совершенно не послеобеденному сну с пылом новобрачных. Спустя полчаса Елена Гавриловна сладко дремала в объятиях супруга. Ивлин же разглядывал спящую жену, отмечая все перемены в ней. Конечно она не молодела, он и сам явно не менялся с годами к лучшему, но вдруг сейчас он увидел тонкие морщинки у ее губ и тени, залегшие у нее под глазами. Она заметно похудела в последнее время. Но все это было как-то совершено ему незаметно в повседневной жизни, а тут, сейчас, в сполохах молнии, он почему-то увидел резче все перемены, что случились в Лене за долгие годы их совместной жизни. И что же? Разве это не должно было случиться с ней? Да любая женщина, любой человек однажды превращается в руины того дивного замка, который казался ранее непоколебим и неприступен. И все-таки, было в этом что-то трагическое и печально, но хуже всего было то, что, словно в насмешку над увяданием, существовало и буйное цветение. Ивлин вдруг резко почувствовал, что Елена, как бы не была она ему близка и любима, сколько бы хорошо они друг друга не знали, но в одно мгновение она стала для него далекой, другой женщиной. И что сейчас возле него была не та Элен, на которой он женился, а другая, которая возникла в житейских мелочах, в хозяйственных хлопотах. И нет в ней ничего неизведанного, романтического, загадочного.

Размышления эти подействовали на Павла Сергеевича странным образом, и он, стараясь не разбудить жены, проворно вылез из-под одеяла, быстро оделся и вышел вон из комнаты. С первого этажа доносились звуки музыки, томные звуки аргентинского танго. И еще не видя, что происходит там, в гостиной, Ивлин уже представил себе отчего-то именно танцующую Машу. Он знал увлечения дочери, знал и то, что она может сама с собой часами танцевать под новомодные пластинки, но именно сейчас он представлял и желал представлять лишь одну Марию.

Повинуясь странному порыву, который заставил ноги его самовольно двинуться к гостиной, в то время когда он умом понимал, что нужно пойти куда угодно, только не туда, Павел Сергеевич неслышно приблизился к приоткрытой двери. Его догадки, а точнее фантазии, подтвердились. Маша и его дочь танцевали. И если Вера старательно играла несколько комическую роль аргентинского Дон Жуана, то Маша при всей своей неопытности как танцовщицы, в этом танце показывала удивительную свою способность ярко чувствовать и понимать музыку. И опять Ивлин увидел перед собой не девочку, а женщину. Неожиданно для себя Ивлин шагнул в дверь и предстал перед танцующей парой. Девушки резко остановились и Вера, которая была немного смущена и удивлена появлением отца, попыталась оправдаться, но он не стал ни ругать ее с Машей, ни делать иных им замечаний, но внезапно вдруг предложил составить девушкам компанию. И первой на танец пригласил Веру. Но едва доиграла пластинка и Павел Сергеевич направился к Маше, почему-то притихшей в углу комнаты. Девушка была поистине хороша – с разрумянившимися от танцев щеками и с пылающим взором.

- Машенька, не откажите старому ловеласу? – усмехнулся в усы Ивлин и протянул раскрытую ладонь девушке.

 Отправлено: 29.01.15 00:26. Заголовок: - Подождите-подождит..

- Подождите-подождите, я пластинку сменю! – Верочка, едва освободившись из отцовских рук, немедля бросилась к стоящей возле патефона большой коробке, наполненной разноцветным конвертами с иностранными и русскими надписями, зарываясь в нее на пару минут, в течение которых Маша и Ивлин в упор смотрели друг на друга. Он – усмехаясь и протягивая ей раскрытую ладонь, она – в странных размышлениях о том, что ее сердце из груди сейчас, должно быть, выскочит наружу и, скорее всего, прямо через горло, а как еще-то?.. - Вот! Нашла, твое любимое, папа, «Roccatagliata»!

- Я и вообразить не могла, что вам может нравиться танцевать, - проговорила Маша, подавая, наконец, Павлу Сергеевичу руку и следуя за ним к более-менее свободному от мебели участку комнаты, где у них сама собой устроилась импровизированная танцплощадка.

Она не хотела вкладывать в свои слова никакого тайного смысла, действительно, трудно было представить такого серьезного господина, как Ивлин за столь легкомысленным занятием, как танцы, тем не менее, это прозвучало, должно быть, своего рода вызовом. Словно бы она требовала от него доказать обратное. И ей тут же показалось, что Ивлин принял его. Вновь тихо ухмыльнувшись, он положил ладонь на Машину талию, и повел ее в танце, который, по выражению главного героя той фильмы из аргентинской жизни, женщине не нужно уметь танцевать, потому что достаточно просто подчиниться своему мужчине – и идти за ним. Слова эти накрепко засели в памяти. И, вспоминая их изредка, Маша испытывала странное волнение. «Идти за мужчиной» - это было понятно, но представить, что однажды найдется тот, кого она сможет считать своим, собственным… Осторожно переступая в замысловатых танцевальных па, смертельно боясь при этом отдавить, запутавшись при смене позиций, ногу Ивлину, который, кстати, действительно танцевал с удивительной легкостью, Маше отчего-то тоже очень легко – даже слишком – показалось представить этим «своим» мужчиной именно Павла Сергеевича. И теперь, осознав, что смеет думать о нем в подобном смысле, Маша ловила себя на мысли, что совершенно не стыдится этого! Напротив, ей нравится! Нравится это пряное и запретное чувство внутренней свободы от нравственных запретов, вложенных в ее голову, кажется, с момента рождения. Чувство, о котором никто-никто в мире не догадывается, и не сможет догадаться, она же ведь не расскажет! А мысли… ну, кто сможет их прочесть?!

В очередной раз резко сменив курс их совместного движения, как и подобает в этом танце, Павел Сергеевич заставил ее ахнуть от неожиданности и крепче сжать пальцами его плечи. Далее последовал еще более рискованный поворот, после которого Маше пришлось отклониться почти до полу в одной из самых характерных позиций танго. И Павел Сергеевич в этот момент склонился к ее лицу настолько близко, что Маша, наверное, могла бы коснуться его губами. Широко улыбнувшись, вместо того, чтобы смутиться, она заглянула ему в глаза…

- Девочки, Поль… Ну надо же, какие у вас тут бушуют страсти! – мгновение, и мир вокруг Маши вновь принял привычное расположение относительно естественной линии горизонта. Это, услышав за спиной голос собственной супруги, Ивлин вернул ее в вертикальное положение и едва заметно отстранился. - А меня кто-нибудь пригласит на танец?

 Отправлено: 29.01.15 00:27. Заголовок: Танго - это не прост..

Танго - это не просто танец, но целый разговор, откровение для танцующей пары. И их с Машей танец оказался таким откровенным разговором, без слов, но они и не были нужны. Немного неловкие движения Маши и ее смущенные, но все более и более смелые взгляды были куда красноречивее отточенных и выверенных движений Верочки. Когда Ивлин танцевал с дочерью, оба они показывали лишь мастерство неплохих танцоров. Танец Верочки и Маши, который он застал в самом начале, был лишь игрой и дурачеством. Но у них с этой девушкой все было иначе. Павел Сергеевич, до этой минуты еще хоть как-то старавшийся сдерживать свои тайные мысли и контролировать их течение, теперь отпустил их на волю и, ощущая в своей власти юное, послушное ему тело, предавался мечтам отнюдь не целомудренным. Впрочем, он старался не испугать Маши. Да, в общем-то, он и не знал, чего на самом деле хочет сам. Не мог он и рассказать ей открыто о своих тайных желаниях и допустить того, чтобы она вдруг захотела того же. У него было лишь несколько минут для наслаждения, и он ими беззастенчиво пользовался. Заглядывая в глаза Марии, Ивлин искал в них чего-то такого, что могло бы ему подсказать способ оправдаться перед самим собой или перед нею. Ведь это было всего лишь дитя, невинное, непричастное. Но в темных зрачках он с удивлением находил отражение если не собственных постыдных чувств, то что-то очень схожее с ними.

Вдруг все наваждение испарилось. Тихий, немного звенящий голос Елены прозвучал подобно громовому раскату за окном, только не задребезжали стекла в окнах. Ивлин вдруг выпрямился, и при этом еще несколько секунд удерживал Машу в своих объятиях, не сводя с нее задумчивого и несколько озадаченного взгляда. Затем обернулся к супруге и, выдержав ее вопросительный взгляд, пожал плечами:

- Пожалуй, я стал староват для таких развлечений. Устал ужасно, Леночка. Когда у нас подадут вечерний чай?

Елена Гавриловна изумленно переводила взгляд с мужа на детей и гостью, но смятение ее продлилось лишь доли секунд. Она быстро взяла себя в руки и тоном, подобным мужниному, сообщила, что только что отдала распоряжения на этот счет.

- А вы, Машенька, оказывается талантливы во всем! Не только в пении и теннисе, как я вижу. Браво!

Сложно было понять тон Елены Гавриловны, но Ивлин сразу уловил в нем что-то опасное, что-то угрожающее и поспешил унять тревогу жены. Он взял ее руку, поднес к губам, после поцеловал в щеку и губы. Невинно, так, как это можно было сделать на виду у детей, но достаточно убедительно, чтобы унять гнев жены.

- Да, у нашей гостьи много скрытых талантов.

 Отправлено: 29.01.15 00:28. Заголовок: Поспешность, с котор..

Поспешность, с которой Ивлин выпустил ее руку, вся его поза, интонация голоса, с которой он заговорил со своей женой, были такими... неправильными, они так резали Машин слух, своей очевидной фальшью, что острый приступ разочарования в Павле Сергеевиче вдруг накрыл ее буквально с головой. Зачем все это? Зачем нелепая отговорка про старость и усталость, когда всем – а уж Елене Гавриловне, уж точно, знающей и чувствующей его более всех присутствующих, она была до оскорбительности очевидна? Настолько, что и она, не сумев до конца спрятать своего раздражения, тотчас отпустила в адрес Маши комментарий, в котором девушке слишком явно послышались нотки сарказма, тотчас отразившиеся яркими пунцовыми пятнами на ее скулах. Из-за этого пришлось немедленно отвернуться к окну, в надежде, что сделала это вовремя и мама Веры ничего не заметила. Впрочем, следовало быть честной – не только из-за этого. Как бы там ни было, и что бы Маша не думала, видеть, как Ивлин обнимает и целует Елену Гавриловну, ей было мучительно...

Следующие пара дней прошли фактически без событий. Во многом, виной этому была дурная погода, которая, испортившись не по-летнему надолго, все никак не торопилась восстанавливаться. Ненастья, подобного тому, с которого все началось третьего дня, уже не повторялось, однако вторые напролет сутки шел и все не унимался мелкий, противный дождь, было мокро и прохладно настолько, что мадам Ивлина даже велела протопить печь, чтобы избавиться от ощущения сырости и дискомфорта, мгновенно распространившегося по всем помещениям дома. Разумеется, подобные погоды лишали изрядной доли возможностей найти себе развлечения и всех его обитателей. О походах на озерные купания не могло быть и речи, к уличным играм обстоятельства тоже не располагали, потому вся жизнь теперь происходила практически безотлучно в комнатах. И Маше с Ивлиным еще надо было потрудиться, чтобы в этих условиях мало встречаться друг с другом, но им это удавалось на удивление успешно. Возможно, потому, что оба прикладывали к этому равные усилия? Маша – так уж точно делала все, что могла, стараясь попадать Павлу Сергеевичу на глаза лишь тогда, когда избегать его общества было невозможно. Например, за завтраками, обедами и ужинами. Но и там они практически не разговаривали между собой. Почему подобным образом поступает она сама, Маша предпочитала объяснять себе обидой на Ивлина – за то, что выставил ее в нелепом виде перед собственной женой. В отношении его резонов, уверена не была, но, размышляя о них вторую бессонную ночь к ряду, в конце концов, решила, что дело в том, что подойдя в тот вечер, на веранде, в отношениях с нею к какой-то понятной ему одному грани, Ивлин предпочел остановиться – и даже дать обратный ход. Возможно из банального страха перед жениным гневом. И это казалось Маше особенно оскорбительным, всякий раз растравливая душу и распаляя притихавшую за день обиду. Чего он испугался?! Даже если бы Елена Гавриловна тогда не застала их за танцами, разве привело бы это их с Павлом Сергеевичем к чему-нибудь неприличному, скандальному? Подумаешь – просто танец! И если бы при этом в самой глубине души не шевелилось смутное ощущение тревоги от понимания, что, на самом деле, она лжет себе, Маша обиделась бы на Ивлина совсем уж по-настоящему...

Третьи сутки всеобщего вынужденного домашнего заточения, наконец, все же, ознаменовались одной новостью. Еще утром, за завтраком, Елена Гавриловна, которой, видимо, более остальных прискучило это «великое сидение», изъявила желание нынче днем, несмотря на дождь, отправиться в Козлов. Посетить там магазины и куафера – развеяться. Вот тут-то и выяснилось, что это будет затруднительно. Оказалось, что Владимир, их шофер, уже второй день болен и местный фельдшер, вызванный к нему, диагностировал корь. Об этом рассказала горничная Клавдия, которая, обычно, прислуживала Ивлиным и их гостям в столовой.

- Как это – «корь»?! Детская болезнь – у взрослого парня? Что за глупость? – однако, супруг ее, которого эта новость, кажется, ничуть не удивила, тотчас спокойно заметил, что не глупость вовсе, а взрослые болеют даже тяжелее детей. – В любом случае, почему я слышу об этом лишь теперь, Павел? А ты, выходит, был в курсе? И не сказал мне, зная, что ни у Верочки, ни у Гаврика кори до того не было? Да и Маша здесь, о, боже! – госпожа Ивлина нервически обхватила голову руками. – Что за легкомыслие!

- Не волнуйтесь, Елена Гавриловна. Я болела корью, когда мне было пять лет, - подала голос Маша, которая до того вместе с младшими Ивлиными молча наблюдала за краткой перепалкой супругов, ибо Павел Сергеевич в ответ на восклицания супруги тотчас, с иронией заметил, что корь, все же, не чума бубонная, потому причины объявлять повсеместный карантин и бежать, куда глаза глядят, совершенно нет.

- Это неважно! – упрямо продолжала, меж тем, твердить Верочкина мама. – Я считаю, нам всем следует уехать в Козлов, снять номера в отеле и жить там, пока Владимир не выздоровеет. И ты, Поль, займешься этим сегодня же. И не забудь телефонировать доктору – городскому, местным коновалам я не доверяю! Пусть приедет к нам в Брусничное и осмотрят детей нынче же!

 Отправлено: 29.01.15 00:29. Заголовок: Впервые, пожалуй, за..

Впервые, пожалуй, за свою долгую жизнь, Павел Сергеевич был растерян и потерян настолько, что не мог придумать оправдания своему поведению. Да и не было никакого оправдания. Он, словно следовал древней присказке – седина в бороду – и искал совершенно противоестественного удовлетворения вспыхнувшего желания. Впрочем, отчего же – противоестественного? Вполне даже естественного желания? И что было странного в том, что это желание вызывает у него создание юное и полное жизни? К тому же – к Маше он тянулся не только телом, но и душой. Ведь с первого же вечера он ощутил с ней некое родство душ. Такое, которое встречается в жизни так редко и которое утратив уже, невозможно больше найти. Ивлин задумывался все более о том, что могло бы быть, если бы….

Если бы он не был женат на Елене и случайно встретил бы Машу? Если бы он был моложе лет на пятнадцать? Если бы, в конце концов, он наплевал на мораль и семью?! Но все же – он понимал, что ничего из этого быть возможным не может. Особенно последнее. Для него было очевидным, и этого скрыть Маша, увы, от него не смогла, ее отношение к нему. Он не понимал, чем внушил ей столь очевидную симпатию и даже вначале лишь тешил себя мыслью, что она видит в нем скорее отца, чем мужчину. Но после танцев на веранде он уже не мог надеяться на подобное: слишком ярко высказалась эта девушка, слишком доверчиво льнула к нему и честно заглядывала в его глаза, ища там поддержки. И, если бы не пришла Элен, то он бы посмел дать ей надежду. А, может, уже подал?

Все-таки Мария оказалась умной не по годам и еще раз подтвердила уважение к себе Павла Сергеевича, стараясь все последующие дни свести на нет их встречи и беседы. Елена же уже и позабыла дурной инцидент в тот грозовой вечер, хоть и была некоторое время резка с мужем. Не при детях, естественно.

Но если Маша и Ивлин избегали друг друга и ощущали некоторую неловкость и неуместность в общении, то и остальные Ивлины стали вести себя немного отчужденно. Гаврик, словно вспомнил о возвращении в гимназию, хоть времени было еще предостаточно, принялся готовиться с усердием и весь день проводил за чтением или в разговорах с отцом. Вера старалась, как и прежде, развлекать свою гостью, но, чувствуя странную перемену в Машином настроении, сама стала немного задумчивей и медлительнее. А Елена Гавриловна опять ощущала свои прежние боли в желудке, хоть и не сильные, но мешающие ей быть веселой и доброжелательной. И, словно чувствуя настроение обитателей усадьбы, погода тоже загрустила. Дожди и туманы окутали окрестности, заставляя всех сидеть дома. Только Ивлин продолжал по утрам ходить на озеро, но детей с собой не брал. Да они и сами бы не пошли.

Но разнообразие в их монотонную жизнь на третий день внес шофер Владимир, а точнее – весть, что он болен. Елена устроила из этого целое представление, заставляя горничных паковать вещи и постоянно подзывая к себе то Веру, то Гавриила, чтобы осмотреть их на предмет – не появились ли у них симптомы «заразы». Ивлина вся это суматоха по началу даже забавляла, и, сидя в гостиной с газетой в руках, он даже осмелился пошутить на эту тему с Машей, которая была тут же так же удивленно и чуть иронично, хоть и явно пыталась скрыть эту иронию, наблюдала за действиями Елены Гавриловны. Отъезд в Козлов все же было решено отложить до утра. А утром – о ужас – у Гаврюши поднялась температура. Приехавший доктор из города подтвердил худшие опасения мадам Ивлиной, что вызвало у нее реакцию сильнейшего гнева на мужа, закончившуюся приступом жутких болей у нее самой.

- Лена, ну будь же мудрее! Ты только себе вредишь. Это все не так страшно. И Вера и Гаврюша поправятся – доктор же сказал тебе об этом. Но вот мой совет – попросись обследоваться у него сама! Ты пугаешь меня этими болями, и я вовсе не склонен считать их пустяками.

Елена успокоилась, но совет мужа или его просьбу отвергла, пообещав ему только, что, вернувшись в столицу, обязательно навестит их домашнего доктора. Брусничное меж тем превратилось в своеобразный лазарет. Мадам Ивлина все время проводила в комнатах детей. Вера так же заболела уже к вечеру следующего дня. И Ивлин с Машей были вынуждены скучать в одиночестве. Наконец, Елена Гавриловна вызвала Машу к себе и, извиняясь перед ней заранее за свою просьбу, предложила девушке отправиться домой. Она старалась как можно деликатнее подвести свой разговор к не слишком и приятной просьбе, но Маша уже была готова к ней заранее.

- Ты ведь понимаешь, Машенька, сколько они еще проболеют? Я тебя не гоню, что ты! если хочешь – можешь и остаться. В город тебя свозим, придумаем, как развлечь, но….

 Отправлено: 29.01.15 00:31. Заголовок: - Да-да, Елена Гаври..

- Да-да, Елена Гавриловна, я все прекрасно понимаю, не беспокойтесь. Я и сама нынче хотела сказать, что мне нужно возвращаться домой. Вчера мама прислала письмо, где говорит, что в ближайшие дни в Петербурге ненадолго будет Сережа, кажется, сопровождает кого-то из боевых товарищей в отпуск по ранению. А мы не виделись с Рождества, и бог весть, когда свидимся, если теперь не поехать.

- Ну, разумеется, времена теперь неспокойные, - мадам Ивлина, глубоко вздохнув, кивнула. А Маше – и в ее вздохе, и в общей интонации, с которой она произнесла эти слова, отчего-то явственно послышалось облегчение. Возможно, просто потому, что Елена Гавриловна, действительно, боялась ее обидеть, а возможно… Впрочем, о другой причине, какой бы она ни была, Маша предпочитала не думать. Ведь и собственные причины, побуждающие ее к отъезду, были не столь просты, как данные по этому поводу объяснения. Нет, Маша не лгала: маменька, в самом деле, писала о приезде брата, вот только определенных сроков Сережа не называл, да и о самой такой возможности – оказаться в Петербурге, рассуждал скорее предположительно, чем точно на это надеясь.

- Единственное, мне нужно будет на чем-то добраться до железнодорожной станции…

- Об этом не волнуйся, милая! - вновь с несколько излишней поспешностью проговорила в ответ Елена Гавриловна, невольно усиливая Машины подозрения, но уже следующее, сказанное ею, заставило девушку на некоторое время забыть обо всем и впасть в некое подобие ступора. – Я поговорю с мужем. Павел Сергеевич прекрасно водит автомобиль, поэтому вполне сможет заменить Владимира… Ты ведь не станешь возражать?

- Н-нет, что вы! – растерянно ответила она. – Только, у Павла Сергеевич и без этого, верно, много дел.

- Глупости! – махнула рукой мадам Ивлина и вдруг добавила с тонкой улыбкой. – Я думаю, ему будет даже в радость. Нынче же, как только вернется из города, скажу ему об этом. А теперь прости, мне нужно к детям. Скоро здесь будет доктор Знаменский, нужно проследить, чтобы у нас все было готово к его приезду.

Вернулся из Козлова Павел Сергеевич довольно поздно. И потому, к моменту, как встретилась с ним за столом во время ужина – наедине, потому что Елена Гавриловна чувствовала себя неважно и легла спать пораньше, Маша не знала точно, успела ли она поговорить с ним на предмет ее отъезда. Исподволь наблюдая за ним: за тем как ведет себя, как говорит, в каком настроении пребывает, она, увы, так и не смогла ничего понять. Кроме того, говорил Ивлин поначалу совсем мало, а Маша и вовсе не решалась обращаться к нему первой. В конце концов, когда молчание их сделалось неловким, словно опомнившись, Павел Сергеевич все же принялся развлекать ее каким-то простым разговором, потом плавно перешел к своей сегодняшней поездке в Козлов, зачем-то рассказывая Маше о том, что встречался там со своим знакомым юристом, которому в одном сложном деле требовалась консультация столичного коллеги – будто бы отчитываясь перед нею. Потом, когда тема оказалась исчерпана, а Маша несколько раз согласно кивнула, потому как не знала, что бы такого сказать умного, комментируя сетования Павла Сергеевича на малую компетентность провинциальных адвокатов, за столом вновь повисло молчание, нарушаемое лишь тихим тиканьем часов. Часовая стрелка на них плавно подползала к десяти вечера…

- Павел Сергеевич, я… мне нужно завтра в Козлов, - вымолвила она, наконец, поднимая на него глаза. По его реакции было заметно, что разговор с супругою все же еще не состоялся. – Вернее, не в сам город, а на железнодорожный вокзал. Я завтра уезжаю домой. И Елена Гавриловна еще нынче днем сказала, что попросит вас отвезти меня к поезду.

 Отправлено: 29.01.15 00:33. Заголовок: Дела, которые увлекл..

Дела, которые увлекли Павла Сергеевича в город, и попутные задания Элен, хоть и не были слишком серьезны, но помогли ему на время избавиться от постоянных навязчивых дум последних дней. И все-таки по дороге в Козлов и обратно он невольно опять и опять думал о Маше, о ее и своем поведении, пытаясь найти разумный выход из сложившегося положения и совершенно не видя ничего, что могло бы положить конец странной неловкой ситуации. Единственным решением, которое его посетило и даже успело утвердиться в сознании, стало решение немедленно уехать из Брусничного. Предлог выбрал вполне реальный – встреча с издателем в Петрограде. Пробыть же в столице Ивлин намеревался ровно столько, сколько продлится визит Маши у них на даче. Сегодня же он скажет об этом Элен и ей будет нечего ему возразить. А может быть – она даже и не захочет возражать?

Однако, когда Павел Сергеевич приехал домой, то от горничной выяснилось, что Елена Гавриловна уже легла спать. Наташа же рассказала и о визите врача, и карантине, который Елена Гавриловна назначила в доме с согласия доктора Знаменского. Узнав все о событиях в доме за время своего короткого отсутствия, Павел Сергеевич велел девушке забрать покупки из машины и первым делом решил подняться в комнаты детей, а после уже сесть за поздний ужин. Как и предполагал Ивлин, дети его с удовольствием пользовались привилегиями больных – Гаврик с жалостным видом спросил, не принес ли отец что-нибудь интересное для поднятия душевного настроя, и Павел Сергеевич протянул ему книгу, Верочке же был преподнесен флакон сиреневой воды. И только после этого он спустился в столовую, где к своему немалому изумлению застал Машу. Выяснилось, что девушка еще не ужинала, ожидая его возвращения.

- Право слово, Маша, зря вы не ужинали без меня, - заметил ей Ивлин, помогая усесться за стол. Беседа их поначалу вовсе не заладилась. Пару общих фраз о визите врача, состоянии Веры И Гаврюши, несколько предельно лаконичных замечаний о погоде. Потом неловкая пауза на пару минут и тихое позвякивание приборов. Наконец, Маша осмелела и спросила Павла Сергеевича о его поездке, и это было достаточно хорошим поводом завести отвлеченную беседу, чем и воспользовался Ивлин. Он прекрасно понимал, что Маша спрашивает его лишь из вежливости и кивает внимательно тоже из одной лишь вежливости. Все это до крайности действовало на Ивлина. Он постепенно раздражался и начинал тяготиться вечером. Даже решил, что не будет ждать чая и поднимется к себе, как вдруг Маша внезапно сумела озадачить его своим заявлением.

- В город? – переспросил Павел Сергеевич и внимательно посмотрел на девушку, которая невольно опустила глаза. Она поспешно кивнула и принялась объяснять ему, отчего так спешит в Петроград. Ивлин видел и чувствовал, как она переживает, что слова ее не покажутся убедительными и он откажется ее отвезти на станцию. Но он ничего не добавил относительно ее причин и лишь пожал равнодушно плечами:

- Насколько я помню, в половину одиннадцатого уходит поезд до Петрограда. Нам может повезти, если завтра мы сможем вас на него посадить. Сами понимаете, как сейчас ходят поезда.

Возможно, он слишком живо и по-деловому отреагировал на ее просьбу. По крайней мере, ему показалось, что в глазах ее, прежде чем она вновь их опустила, мелькнула досада и обида на него. Он предпочел не заметить этого, а она тут же опомнилась и сообщила, что вещи у нее уже уложены, а с Верочкой она успела проститься еще днем. Теперь настала его очередь испытать обиду. Ведь оказалось, что его не столько просили, сколько ставили перед фактом.

- В таком случае, советую вам сейчас же идти спать, - сухо добавил он и вдруг решил заговорит с ней о важном:

- Послушайте, Маша, - но тут лампочка в абажуре над их головами вдруг странно замерцала, и через мгновение комната погрузилась в кромешный мрак, который, казалось, даже тиканье часов не нарушало. Постепенно звуки в доме стали оживать и тут же в коридоре раздались торопливые шаги, дверь в столовую тихо скрипнула и растворилась, и на пороге в неверном свете керосиновой лампы появилась Наташа.

- Павел Сергеевич, Тихон говорит, что это не у нас. На подстанции.

- Тогда, Наташенька, принеси нам лампу тоже. Я провожу вас наверх, Машенька.

Аккуратно поднимаясь по лестнице, следя за тем, чтобы свет от керосинки освещал ступени, на которые ступает девушка, Ивлин наблюдал за странным, причудливым переплетением их теней, медленно ползущих рядом. На верхней площадке он вдруг остановился, что заставило девушку резко повернуться к нему. Сейчас, в теплом свете лампы она больше походила на деву с полотна романтического художника, извлекшего ее образ из своих грез, а не из реального мира. И Павел Сергеевич едва удержался чтобы не протянуть руку и не коснуться Маши, дабы проверить ее реальность. Но вопроса он сдержать не сумел:

- Вам что же, и вправду так хочется уехать? – а ведь еще утром, вроде бы, искал способ оказаться от нее как можно дальше.

 Отправлено: 29.01.15 00:34. Заголовок: А чего, собственно, ..

А чего, собственно, она ожидала в ответ на свои слова? Того, что Павел Сергеевич внезапно вскочит с места, а потом с отчаянными рыданиями бросится к ее ногам и, заламывая руки, точно романтический киногерой, станет умолять не уезжать в Петроград, а остаться здесь, в Брусничном? Или, если рассуждать более здраво, просто предложит не спешить с отъездом – продлевая тем еще на какое-то время эту тяготящую, кажется, уже всех, хотя, вслух, разумеется, никто ни о чем не говорит, неловкость? В самом деле, зачем? Маша тихо вздохнула, чувствуя бесконечную усталость. Господи, да ей и самой хочется уже, наконец, вырваться отсюда домой. Подальше от этих недомолвок, полунамеков, непонятных поступков и взглядов – назад, к простой и понятной жизни, которая, может, не слишком пестрит разнообразными событиями, зато и душевных терзаний никаких не вызывает. Ведь даже теперь она не могла понять, что происходит с ее собеседником. Только что, в ответ на просьбу отвезти на станцию, Ивлин, кажется, едва не обрадовался, что она назавтра уедет уже до полудня. Однако когда Маша следом сообщила, что успела все заранее приготовить к отъезду, отчего-то сник, словно бы свет в нем какой-то изнутри выключили… Впрочем, свет, вернее, электричество – причем, практически, в ту же самую минуту, погасили и снаружи. И девушка даже не сразу поняла, что же это такое случилось:

- Что это? – спросила она у Павла Сергеевича, почему-то шепотом, хотя только что они разговаривали вполне нормальными голосами. Но вместо Ивлина на ее вопрос невольно ответила появившаяся в комнате горничная. – Но я не… - начала, было, Маша, желая сказать, что спать ей совсем не хочется, что еще слишком рано подниматься в комнату, куда Ивлин вознамерился ее немедля отвести, точно она сама не найдет дороги при необходимости. Но тотчас же замолчала, понимая всю нелепость своего отказа. Что им делать наедине в едва освещенной столовой? Что им вообще делать наедине? – Благодарю вас, Павел Сергеевич, пойдемте!

По лестнице поднимались друг за другом. Ивлин, с высоко поднятой лампой в одной руке, шел немного впереди, слегка боком, освещая им, двоим путь. Маша двигалась следом. Он держал ее за руку. И не было в этом пожатии совершенно ничего захватывающего или волнующего душу. Так он, должно быть, водил за собой собственных детей. На последней же ступеньке и вовсе отпустил Машину ладонь – отчего та на мгновение безвольно повисла, а потом девушка зачем-то убрала ее за спину, пока шли от лестничной площадки до двери спальни. Вопрос Ивлина застал ее врасплох. Резко остановившись перед едва успевшим сманеврировать с лампой в руках мужчиной, Маша обернулась – и вдруг оказалась совсем близко: почти что лицом к лицу – если, конечно, не считать существенной разницы в росте:

- Нет, не хочется, - сказала, и сама себе удивилась: разве не об этом она мечтала еще четверть часа тому назад, в столовой? – Совсем не хочется… Но ведь я же должна, - добавила с непонятной – то ли утвердительной, то ли вопросительной интонацией и заглянула опешившему Ивлину в лицо долгим, неясным взглядом снизу вверх. – Простите… Покойной ночи, Павел Сергеевич! – и, не говоря ничего больше, вошла в темную комнату, тихо затворяя за собой дверь.

 Отправлено: 29.01.15 00:35. Заголовок: Ошарашенный не столь..

Ошарашенный не столько словами девушки, сколько интонацией голоса, Павел Сергеевич еще некоторое время простоял молча пред закрывшийся дверью, не решаясь ни постучать, ни развернуться и уйти. Наконец, словно отмахнувшись от наваждения, Ивлин повернулся и направился к себе в комнату. Повернув выключатель он убедился, что света так и не дали и скорее всего – до завтрашнего утра об этом благе цивилизации стоит позабыть, как и вечернем чтении. Поэтому, поставив на стол лампу, мужчина неспешно принялся раздеваться. Снял пиджак и галстук, расстегнул пуговицы на жилетке и замер, едва начав выкручивать запонку из манжеты.

- Черт возьми! – пальцы заметно подрагивали, и это сердило мужчину, но куда больше его сердила причина, вызвавшая такое сильное волнение. Эта девчонка – да-да, именно что девчонка – оказывает на него огромное влияние. И дальше это продолжаться не может. Уж разве она сама не понимает, что не должна вести себя с ним подобным образом, разве ей не ясно, сколь опасные последствия могут вызвать ее слова для них обоих? И неужели Маша не видит, что сам Ивлин готов поддаться на ее невинные призывы? Метнувшись к столику, на котором стоял графин с водой, Павел Сергеевич выпил залпом два стакана. Облегчения это не принесло, но холодная вода словно бы смыла с его разума ту туманную пелену, которой он был покрыт. Нужно объясниться, немедленно, теперь же. И, отметая в сторону доводы рассудка, что Маша уже наверняка заснула – почему-то он был уверен, что она вовсе еще не спит – мужчина вышел из своей комнаты и решительно направился к спальне девушки, не боясь разбудить кого-нибудь в доме своими шагами. Жена его приняла снотворное и теперь не проснется до самого утра, дети также спали уже, утомленные своей болезнью и лекарствами. А значит и помешать их разговору было некому. Но у самой ее двери он помедлил, и уже занесенная для стука рука повисла в воздухе, а затем мягко опустилась на ручку двери. По ту сторону деревянной преграды ему вдруг послышался тихий шорох, который вдруг так же неожиданно замер и словно кто-то, вторя его движению, опустил ладонь на ручку двери, заставив ее едва заметно дрогнуть под пальцами мужчины. Ивлин прислушался и затаился. Ответом ему была тишина. Тогда он посмел едва слышно позвать Машу по имени, но ответа не получил. Верно, она и в самом деле уже легла спать. Или все-таки нет? Почему-то ему по-прежнему казалось что девушка стоит за дверью напротив него. Павел Сергеевич почти наяву представлял, как именно она сейчас, должно быть, выглядит. Ее позу, лицо, обрамленное рыжими кудрями, распущенными по плечам и спадающими на тонкое полотно ночной сорочки. И это ночное одеяние ничуть не скрывает, но только четче обозначает дивные изгибы ее тела, которые в свете пробивающейся из облаков луны, наверняка, видны теперь едва намеченными контурами…

Пальцы Ивлина соскользнули с дверной ручки и плавно двинулись вверх, туда, где по его пониманию, теперь могло находиться Машино лицо, замирая там, где он мог бы коснуться ее губ.

- Да, Машенька, ты должна уехать, - тихо повторил Павел Сергеевич ее же недавние слова, развернулся и зашагал прочь. Ночью он почти и не спал, поэтому поднялся, едва стало светать. Есть совершенно не хотелось, позавтракав лишь чашкой кофе, полностью одетый Ивлин дожидался Машу в столовой, вчитываясь во вчерашнюю газету и совершенно не понимая смысла прочитанного.

 Отправлено: 29.01.15 00:35. Заголовок: В глубине души она т..

В глубине души она точно знала, что он вернется. Из чего именно произрастает эта уверенность, что Павел Сергеевич, с которым несколько минут назад она распрощалась на ночь – считай, вначале поманила, а затем прогнала, непременно вернется, Маша, использовавшая данный откровенный и почти безотказный прием женского обольщения лишь по невинности своей и совершенно неосознанно, вряд ли понимала. Но при этом все равно осталась ждать подле двери, прижавшись к ней ухом и зачем-то крепко ухватившись за ее бронзовую ручку. Сколько именно она так простояла? Должно быть, минут десять, но вот дощатые половицы старого дома вновь тихо скрипнули, выдавая присутствие в коридоре того, чьи размеренные шаги от прочих, принадлежащих «не ему», девушка уже успела научиться отличать с удивительной четкостью. И в том, что это так получается, ее абсолютный слух и прекрасное чувство ритма были отнюдь не единственными причинами.

Ивлин подошел к ее двери, и несколько минут далее ничего не происходило. Но Маша, сердце которой едва не выскакивало теперь из грудной клетки, за это время со всей очевидностью уже успела домыслить, что будет дальше, когда – если все же – Павел Сергеевич вдруг войдет к ней. Вернее, не столько это – здесь ее фантазии вряд ли заходили дальше страстных объятий и поцелуев, сколько последующее: что будет после, когда все откроется – а ведь все непременно откроется! – и все вокруг узнают, что они с Павлом Сергеевичем любовники. «Любовники!» Даже само это слово, когда Маша невольно беззвучно произнесла его, отдавало чем-то неприятным и гадким. А далее живое воображение и вовсе отчетливо дорисовало недостающие для полноты картины будущие пошлые объяснения с Еленой Гавриловной, брезгливое выражение на лице Верочки, которая непременно станет считать себя виноватой, в том, что пригласила Машу и тем дала толчок к развитию всего этого кошмара…

Ощущение гадливости из морально-нравственного страдания с угрожающей быстротой стало вдруг перетекать во вполне себе физическое. Вышедшая из-под ночного облака круглая луна, своим бледным лучом, точно мягким прохладным щупальцем, пробралась в раскрытое окно и коснулась края ночной сорочки девушки, которая беззвучно сползла на пол рядом с дверью, мысленно умоляя того, кто стоял за нею, уйти. И, словно услышав ее просьбу, постояв еще немного, Ивлин пошел прочь, а Маша, выждав покуда его шаги не затихнут в отдалении, горько разрыдалась, судорожно зажимая рот ладонями, не зная, что именно она оплакивает более – то, что могло бы случиться или то, что оно все-таки не произошло.

Наутро, самостоятельно собрав и упаковав свои немногочисленные вещи, а также одевшись – намеренно не прибегая для этих целей к помощи горничной, потому что была не в силах кого-нибудь теперь видеть, Маша спустилась к завтраку. В столовой присутствовали лишь оба супруга Ивлиных, детей все еще держали на карантине. Елена Гавриловна была исключительно мила, как обычно, спросила, хорошо ли она спала, Павел Сергеевич с вопросами не обращался, но по его виду нельзя было угадать, отчего это – от обиды, или оттого, что ему просто нечего ей сказать. Он вообще выглядел на удивление спокойным. Настолько, что Маше уже начинало казаться, что все, произошедшее ночью суть ее ночной кошмар. Наваждение, которого и не было вовсе.

Вскоре после завтрака стали собираться ехать на станцию. Собственно, Машины сборы были чистой формальностью, но Павлу Сергеевичу надо было еще сложить какие-то важные бумаги. Их он намеревался из города отослать в Петербург… Маша не вдавалась в детали его объяснений супруге. Спокойное безразличие Ивлина словно передалось ей самой и теперь девушке хотелось лишь одного: побыстрее оказаться в вагоне поезда и обо всем окончательно забыть. Тем не менее, с Еленой Гавриловной она прощалась весьма сердечно. Та приглашала ее приезжать снова, а мужу строго велела быть осторожнее за рулем. А еще зачем-то приказала ему непременно купить Маше билет и решительно воспротивилась возражениям девушки, утверждающей, что в этом нет надобности:

- Не спорь со мной, милая. Это совершенно нормальное проявление гостеприимства, - далее последовали звонкие поцелуи, часть которых Маша попросила передать Верочке и Гаврику, а потом Павел Сергеевич открыл перед нею дверь автомобиля. Поблагодарив его, она устроилась на соседнем с водительским месте «Шпица», и еще через пару минут Ивлин сел за руль и завел мотор.

 Отправлено: 29.01.15 00:37. Заголовок: После нескольких дож..

После нескольких дождливых дней подряд сельские дороги раскисли, и ехать быстро не было никакой возможности. Но торопиться Павел Сергеевич и не собирался, ведь выехали они из Брусничного заблаговременно. Он медленно и как можно аккуратнее вел машину, полностью сосредоточив внимание на дороге и стараясь не думать, что рядом сидит Маша, что через час он посадит ее на поезд, и она уедет. Не навсегда – он понимал, что скорее всего в Петрограде им уготованы встречи. Верочка будет приглашать подругу и дальше в гости, да и мало ли где им будет суждено встретиться, но Ивлин был убежден, что это уже не будет иметь для него значения. Там будет все иначе. Ночные размышления, в которые поверг его собственный безрассудный поступок, не имевший, слава Богу, никаких последствий, подвели итог его терзаниям. Все его желания - это безрассудное влечение, помутнение рассудка, ничто иное как итог замкнутой деревенской жизни. Такого бы не случилось никогда, поедь они как обычно на курорт Европы. Ведь там соблазнов было гораздо больше, но они никогда Павла Сергеевича не трогали.

На станцию они прибыли за полчаса до отправления поезда. Точнее, за полчаса до предполагаемого отправления поезда. Когда Ивлин, оставив Машу в сквере, где она пожелала побыть, подошел к кассе, чтобы взять для девушки билет, оказалось вдруг, что поезд прибудет только к четырем часам вечера.

- А может, и позже, - меланхолично заметил станционный служащий, протягивая билет, - Сами ведь понимаете – ходят они нынче нерегулярно. Обещались к четырем часам, а выйдет, что и к восьми не придет.

Мужчина взял билет и рассеянно поглядел на время отправления, которое там было указано, а рядом уже возмущенно охала какая-то пожилая дама с котомками, которая везла в столицу гостинцы сыну, что уезжал на фронт. Но Павел Сергеевич уже не слушал их пререканий. Надев шляпу, он вышел из здания вокзала и остановился. На часах было без четверти одиннадцать. Времени у них с Машей теперь было в избытке. Можно было бы вернуться назад и к вечеру привезти ее вновь сюда. Только вот Ивлину вовсе не хотелось сейчас оказаться снова дома, где сама атмосфера как бы толкала его делать странности. Быстрым шагом он пересек улицу и вошел в сквер, где на скамеечке пристроилась Маша. Она сидела опустив голову, разглядывая что-то на земле. Когда Павел Сергеевич подошел ближе, он увидел стайку воробьев, которым девушка бросала раскрошенную булку, а те, чирикая и хохлясь, выхватывали друг у друга лакомые кусочки.

- Ну просто королевский завтрак! Разрешите? – Маша чуть подвинулась, уступая Ивлину место на краю скамейки. Он сел, засунув руки в карман и некоторое время глядел на воробьев, которые с его приходом сначала испуганно вспорхнули с места, но уже спустя пару секунд вновь поддались искушению. Павел Сергеевич ухмыльнулся, сравнивая себя и свое поведение с этими серыми пушистыми комочками. В сущности, он вот так же готов лететь на приманку. Маша поинтересовалась, сумел ли он взять билет и он, опомнившись, извлек его из кармана. - Вот, держите. Не знаю даже, что нам делать. Хотите, можем вернуться на дачу, а вечером я отвезу вас опять сюда? Или, может, у вас найдутся другие желания? Я обещал вас с Верочкой свозить в город, чтобы вы могли тут погулять. Хотите?

 Отправлено: 29.01.15 00:38. Заголовок: Затянувшиеся дожди п..

Затянувшиеся дожди превратили отдельные участки дороги, и без того, как водится, не идеальной, в сплошное, точно ранней весной, черное земляное месиво, маслянисто поблескивающее на солнце. И потому предположениям Маши, что до города они с Ивлиным домчат так же быстро, как несколько дней тому назад из Козлова до Брусничного, было вскоре суждено утонуть в раскисших местных черноземах. Так же, как и надежде на то, что в недлинном пути сперва несколько развеется, а после – в потоке прощальных слов и вовсе забудется мучительное ощущение неловкости от пребывания наедине с Павлом Сергеевичем, которое вновь вернулось к Маше, едва только они отъехали на пару сотен метров от Брусничного. Автомобиль Ивлина был весьма просторен, но девушке все равно почему-то казалось, что он сидит слишком близко. И потому, всякий раз, когда видела – боковым зрением, смотреть на него прямо она бы теперь не решилась – как мужчина отнимает о руля правую руку, чтобы переключить какой-нибудь там рычаг, о назначении которых Маша не догадывалась, она почему-то едва заметно сдвигалась к двери, словно боясь его случайного прикосновения. Дорогой они едва ли сказали друг другу десяток слов. Ивлин курил, Маша старательно смотрела по сторонам, словно в скучных полях, сменяющихся довольно часто лесистой местностью, было что-либо по-настоящему интересное. Въезд в город, где на становящихся все более оживленными ближе к центру улицах уже попадались какие-то здания, чайные, магазины, показался избавлением – теперь ей стало действительно даже любопытно, а там быстро добрались уже и до железнодорожной станции. И Маша, отклонив предложение Павла Сергеевича пройти с ним в здание вокзала к билетной кассе, осталась в сквере, где вскоре нашла себе увеселение: раскрошив один из пирожков, которые Елена Гавриловна сунула ей на дорогу помимо основных припасов, тщательно упакованных, словно на пикник, в красивую корзинку, принялась кормить нахальных привокзальных воробьев, с некоторой завистью мысленно отмечая, как немного надо этим божьим тварям для полного счастья. Вот бы и ей научиться извлекать радость из таких простых вещей, как, скажем, еда! И ни о чем более при этом не заботиться…

Ивлин вернулся довольно скоро. Тут-то и выяснилось, что конец Машиным душевным метаниям откладывается еще, по меньшей мере, на четыре часа.

- Нет-нет! Я не хочу опять в Брусничное! – это прозвучало, пожалуй, слишком поспешно – и громко. Стайка воробьев у их ног вновь испуганно рассыпалась по сторонам, а Павел Сергеевич взглянул на нее, кажется, с некоторым недоумением. – Просто возвращаться, а потом уезжать вновь – не очень добрая примета, - смущенно пояснила девушка и улыбнулась несколько виновато. Пожалуй, впервые за сегодняшний день. На самом деле, дело, конечно, было не в суевериях, но Маша надеялась, что Ивлин и сам это понимает. – Другие желания? Я даже не знаю… это так неожиданно получилось. И где же мне гулять? Я совсем не знаю город, а ориентируюсь в незнакомых местах всегда очень дурно. И вы, Павел Сергеевич, у вас ведь, кажется, было здесь какое-то дело? Быть может, сначала закончить его, а уж потом решить, что делать дальше? А поездку до места вполне можно будет совместить с обзорной экскурсией…