Отправлено: 22.06.15 23:53. Заголовок: Искупление

Время - 1891, 1896 и затем - 1898 год.

Место - Петербург, далее - Астраханская губерния.

Участники - Ольга Веригина, Александр Веригин, Степанида Лисицына, Иван Прозоров, НПС.

 Отправлено: 07.12.15 20:04. Заголовок: Дурнота, сопровождав..

Дурнота, сопровождавшая ее с самого пробуждения и отступившая лишь на короткое время, подкатила к горлу с новой силой, стоило Александру прекратить говорить. Ощутив слабость в ногах, и то, как мир вокруг нее вдруг стал терять четкие контуры, Ольга на секунду подумала, что вот-вот лишится сознания, но этого не произошло. А муж, как ни в чем не бывало, стоял и улыбался. Её же собственная радость от предвкушения скорой свободы стремительно таяла в душе, как первый снег на мощеном тротуаре, оставляя там после себе точно такую же грязноватую жижицу.

- Ты что, шутишь? – еле слышно пробормотала она, но Веригин лишь пожал плечами и добавил, что подобными вещами шутить негоже. И вот тут-то Ольга окончательно осознала, что вышла замуж за человека, который умеет скрывать свои истинные чувства, намерения и мысли гораздо лучше, чем ей это всегда представлялось. Все, что происходило со вчерашнего вечера, было хорошо разыгранным им спектаклем, где ей, похоже, была отдана второстепенная роль. Он же все, как следует, обдумал, просчитал все возможные ходы и теперь просто заманил ее в ловко расставленные силки!

- Господи! – пошатываясь, на будто ватных ногах Ольга дошла до кресла и, как подкошенная, плюхнулась в него. Эти несколько шагов отняли столько душевных сил, что минут пять она просто молча сидела и разглядывала маленький золотой ободок на своем пальце, который стал ее кандалами, а Веригин тем временем продолжал хранить молчание. И даже не глядя в его сторону, Оля чувствовала, что он на нее смотрит – выжидательно и презрительно.

- Не понимаю, почему ты в карты играть не любишь? - взглянув на мужа, она заметила его чуть удивленно приподнявшиеся брови, - Ну как же – так блефовать! Талант же! Браво!

Откинувшись на спинку кресла, она три раза тихонько хлопнула в ладоши. И тут же переменив свой ироничный тон, заговорила серьезно, глядя прямо в глаза мужу.

- Что же, прекратим ломать комедию, друг мой! Вчера ты видел меня с человеком, которого я люблю, и который любит меня много лет. Человеком, женой которого я всегда мечтала стать и не собираюсь отказываться от своего намерения. Поэтому, как ты понимаешь, не могу выступать в бракоразводном процессе ответчицей. Да, соглашусь, все это крайне неприятно. И последствия будут. Они отразятся на одном из нас. Но, Саша, я просто не могу поверить, что ты пойдешь на такую подлость! Ты ведь… другой совсем! Ты не сможешь вот так, запросто, погубить мою репутацию. Мое счастье, жизнь, наконец! Боже мой, да ведь мы с Анри так долго ждали, так страдали от нелепой прихоти моего отца! Если бы меня тогда не принудили выйти замуж, я бы смогла дождаться его возвращения, и все было бы не так сложно. Но этого уже не изменить. Но ты… ты ведь говорил когда-то, что любил меня. Стало быть, должен понять, какое пламя сжигает сейчас мою душу! И как бессмысленно пытаться меня удержать! Не будь же жесток, отпусти меня к нему! Пожалуйста!

Ольга говорила с таким убеждением и жаром, что на бледных щеках вновь запылал румянец, а губы то и дело приходилось облизывать, так быстро они становились сухими. Впившись пальцами в подлокотники кресла, она подалась вперед, постаравшись вложить во взгляд всю свою мольбу и ожидая ответа Александра.

 Отправлено: 09.12.15 22:08. Заголовок: Поднявшись на ноги, ..

Поднявшись на ноги, Веригин медленно обошел вокруг стола и столь же бесшумно опустился затем в соседнее кресло, где примерно с минуту сидел затем молча, полуприкрыв глаза, будто обдумывая все то, что только что услышал из уст жены. Ольга тоже молчала. Он уже не смотрел на нее, но все еще четко видел перед собой это отчаянное, умоляющее выражение на ее лице. Совершенно нехарактерное для Ольги в обычной жизни. Вернее, той ее части, которая была известна ему. Да и интонаций голоса таких от нее он прежде не слыхивал. Стало быть, действительно любит, раз готова даже не требовать, как всегда, но просить? А ведь это всегда было для нее равным унижению. Любит по-настоящему, так как и говорит, умоляя отпустить… Что же, в чем-то она, конечно, права. Нет никакого толку, что будут несчастливы сразу двое – даже трое, если взять на веру слова об абсолютной взаимности этой невероятной любви, когда можно как минимум сократить их количество сразу вполовину.

- А ты неплохо меня изучила за эти годы, - Александр кивнул, вновь поднимая на супругу взгляд. – Сделать то, что ты назвала «подлостью», хотя другой бы сказал – «справедливое возмездие», и был бы в том совершенно прав, мне действительно трудно. Все-таки, для этого я, наверное, слишком… врач. Оказывается, принцип «noli nocere» не так-то легко в себе изжить, Оля! – прибавил он с кривоватой усмешкой и пожал плечами. – Только это ведь не дает никому повода считать, что у него есть право пользоваться этим в собственных интересах.

С этими словами взгляд его, теряя прежнее ироническое выражение, быстро становился непривычно холодным и жестким. А ладони, до того спокойно лежавшие поверх столешницы, постепенно сжимались в кулаки.

- И ты очень наивна, душа моя, если всерьез полагаешь, что это позволено тебе – на том основании, что я когда-то имел неосторожность тебя полюбить. О чем теперь и сам бесконечно жалею, ведь ничего глупее и пагубнее и придумать было невозможно! Ведь я всегда знал, какова ты на самом деле. Знал, что ты крайне эгоистична по своей природе, поэтому просто не способна ни оценить сделанного тебе добра, ни испытать по этому поводу ни малейшей благодарности… Черт! – мрачно глядя перед собой, Веригин вдруг со всей силы стукнул кулаком по столу. – Да мне ведь и не нужна была эта твоя благодарность! Я просто любил! Понимая, что сердцу не прикажешь, никогда не докучал тебе этим своим чувством, смиренно ждал, что, быть может, когда-нибудь… Ну ведь невозможно же, в самом деле, совсем ничего… Оказывается, возможно… Потом думал, что пусть будет так, как есть. Ничего не изменишь. Мы ведь женаты… Тысячи пар на свете живут точно так же, и ничего. Единственное, чего хотел теперь, это чтобы ты ничем не опорочила моего имени... Я бесконечно разочарован в тебе Ольга! И раньше видел, что ты не умна, но был уверен, что при этом не лишена хотя бы заурядной житейской мудрости, которая учит нас не плевать в колодец, из которого приходится пить…

Вновь умолкнув, он глубоко вздохнул и вновь откинулся головой на спинку кресла. И некоторое время повисшее в кабинете напряженное молчание разбавляли только вполне обыденные звуки тикающих на каминной полке тяжелых фигурных бронзовых часов, изображавших Амура и Психею, на вкус Александра, чрезмерно помпезных для этой небольшой гостиной и никогда ему особенно не нравившихся.

- Хорошо. Будь по-твоему. Я дам развод и приму на себя вину. В благодарность за это ответь лишь на один вопрос: сколько помню, твой… возлюбленный в прежние времена был человеком несвободным? На чем же основана нынешняя столь непоколебимая уверенность в возможности с ним навеки соединиться?

 Отправлено: 13.12.15 01:46. Заголовок: Как же невыносимо до..

Как же невыносимо долго тянулось ее ожидание! А Александр, будто нарочно желая продлить пытку, все еще молчал – и это бесконечно действовало на нервы, которые и без того были натянуты подобно тетиве, и едва ли не звенели взаправду. Когда же он наконец-то заговорил, Ольга вспыхнула. В подобном тоне с ней не смел разговаривать даже отец! Что он возомнил о себе, если полагает, что может вот так безнаказанно сыпать оскорблениями! Пропустив мимо все рассуждения о любви, однако всего лишь – его любви, Ольга услышала и запомнила лишь обидные обвинения в глупости и эгоизме. Но даже на секунду в ее голове не возникло мысли, что Александр имеет для этого все основания, что он прав. Надо же: а ведь когда-то давно она еще всерьез считала, что он самый умный и достойный мужчина из всех присутствующих в ее окружении!

От сильного волнения или злости, всегда аристократически бледное лицо Ольги обыкновенно сразу же покрывалось противными красными пятнами. Зная это, она понимала, что выглядит сейчас, должно быть, весьма непривлекательно. Но куда более неприятным стало внезапное осознание того, что мужу вдруг перестало быть до этого дело – она больше не пленяла его разум и потому не могла на него воздействовать. Это лишь подтверждала его речь – Александр был вне ее власти, а вот она, наоборот, как раз полностью сейчас зависела от него. Что было для Ольги еще одним крайне неприятным открытием, если учесть, что на кону теперь была ее свобода и дальнейшая жизнь.

Но вот, выдержав почти театральную паузу, Веригин, наконец, произнес столь желанные для нее слова, попросил в обмен – что было довольно странно – лишь одно какое-то жалкое объяснение. Но даже для него Оле потребовалось несколько мгновений, чтобы придти в себя. Испытав ликование лишь на долю секунды, более всего она теперь желала отомстить за предшествовавшее ему унижение. После всех слов Александра, на языке вертелось немало ответных упреков и колкостей. А что он сам-то сделал за эти годы, что бы завоевать ее любовь? Да ничего! Вместо того чтобы понять ее, разделить с ней ее радости, с утра до ночи готов был торчать возле своих пациентов, заставляя скучать в одиночестве. Разве не из-за этого она вынуждена постоянно сама искать себе увеселений, не желая свихнуться от тоски?! Разве виновата она, в конце концов, в собственной глупой доброте? Ведь лишь из-за нее одной она и приняла в свое время его нелепое предложение, а теперь он еще смеет винить ее за эту глупость…

Странное дело, в своем негодовании Ольга была совершенно искренней, казалось, полностью забыв об остальном. И о том, что сама никогда не желала разделить с мужем его забот и радостей, и о том, как упорно бежала его общества, и даже про то, на фоне каких обстоятельств Александр сделал ей то самое предложение. Впрочем, даже если и не забыла, то вряд ли считала ход своих рассуждений странным и нелогичным, упорно продолжая во всем винить именно мужа. Хотя высказать эти соображения вслух все-таки не решилась: а вдруг передумает?!

- Анри давно овдовел, - спустя пару минут, голос ее звучал уже более уверенно, а во взгляде больше не было прежней затравленности, - Он свободный и независимый человек, который может поступать так, как ему заблагорассудится. А так как мы всегда чувствовали склонность друг к другу, то предположить иное развитие наших отношений было бы даже глупо.

Да что тут говорить?! Какие могут быть сомнения? Довольно вспомнить Анри, его улыбку, его бесконечные слова сожаления, что они пока не могут быть вместе навсегда... И то, что он не боялся появляться с нею даже на публике, лишь подчеркивало серьезность намерений. И теперь, когда она, наконец, получит развод – мысленно Ольга взывала к Богу, чтобы муж не передумал – они сделают то, что всегда мечтали, соединят свои жизни навеки. Справедливость должна восторжествовать.

 Отправлено: 15.12.15 22:13. Заголовок: - Правда, овдовел, в..

- Правда, овдовел, вот как?! – приподнимая брови, переспросил Александр, продолжая наблюдать за женой из-под полуопущенных ресниц, не вставая со своего кресла. – Тогда, и действительно, все складывается для вас крайне удачно!

В тоне его голоса не было ни ревности, ни злости, а сквозила, скорее, язвительная ирония. Впрочем, настолько глубоко и тщательно упакованная в безразличную вежливость, что Ольга, никогда не отличавшаяся ни стремлением, ни, прямо сказать, особенным умением, прислушиваться и вникать в подтексты, скрытые подчас в его словах, вряд ли могла бы прочесть ее и теперь. И потому, отчетливо это понимая, Веригин уже почти развлекался, продолжая с нею беседу в подобном ключе. Чему и сам был немало удивлен – не ожидал, что это может оказаться для него настолько легко. Ольга, и верно, особа ума не выдающегося, но все же позволить настолько легко заманить себя в довольно незамысловатую, в общем-то, логическую ловушку…

- Да, это правда. Иной исход для чувства, пронесенного сквозь годы и испытания, и нисколько не утратившего своей остроты и свежести, и верно, предположить невозможно.

Должно быть, все-таки, почувствовав в этих словах некий подвох, Ольга вскинула голову и посмотрела на него чуть ли не с вызовом, повторив еще раз, что абсолютно уверена в чувствах графа де Колиньи. И заметив еще, что он никогда бы не стал появляться с ней в обществе, если бы желал оставить их отношения в тайне… Что касается Веригина, выслушавшего эти слова с большим вниманием, то он-то как раз был убежден, что иногда самый лучший способ что-либо скрыть – это как раз ничего не скрывать. Однако делиться этими соображениями с супругой не торопился. Вместо этого ждал, пока окончательно иссякнет поток ее красноречия. Ждал, вновь стерев со своего лица любые эмоции – так, чтобы невозможно было даже догадаться, что слова жены как-то на него влияют. Ольга же, окончательно убедившись, что ей никто не станет устраивать пошлых сцен, тоже, кажется, успокоилась. Потому снова выглядела почти обыкновенной, если не считать еще не схлынувшего со щек нервического румянца, который, как казалось Александру даже теперь, весьма ее украшал, придавая холодной, во всех смыслах, красоте хотя бы немного живого тепла и человечности.

- А поясни мне тогда, пожалуйста, еще одну вещь? Говорил ли он когда-нибудь прямо – открытым текстом, без обиняков, что имеет намерение взять тебя в жены? – вновь вскинувшись, Ольга ответила, что говорил. Однако повисшая до того крохотная пауза, которую Александр, тем не менее, успел заметить, и обозначить легкой усмешкой, сказала ему гораздо больше. – Что же, я выяснил все, что хотел... Оля, ты ведь врешь сейчас и мы оба это знаем!

 Отправлено: 15.12.15 23:28. Заголовок: - Вру?! – недоуменно..

- Вру?! – недоуменно уставившись на мужа, Ольга попыталась осмыслить услышанное. Нет, может быть, Анри действительно никогда не заговаривал о браке, но ведь он и не был уверен наверняка, сможет ли она получить развод! А если бы вдруг узнал, что нет, разве это не стало бы для него ударом?! Сама же она не начинала об этом разговоров лишь потому, что хотела сделать это лишь тогда, когда все окончательно решится, желая сделать приятный сюрприз… Нет, по всей вероятности, Александр прав, когда утверждает, что она недостаточно умна, думала Ольга, в очередной раз пытаясь разобраться в том, чего же именно добивается от нее муж. Ибо слова его совершенно не совпадали с интонациями, а те, в свою очередь, ну никак невозможно было соотнести с выражением лица. Ольга ощущала, что ее держат даже за большую идиотку, чем она есть. От всего этого в душе поднималась такая дикая волна ярости, что она почувствовала привкус горечи во рту. Пришлось даже сильнее стиснуть пальцами локотники кресла, чтобы не вскочить сию же минуту и не залепить Александру с размаху пощечину – так хотелось сбить с него эту картонную маску самообладания!

Но допустить подобного Ольга позволить себе пока не могла. Потому, сделав над собой значительное усилие, постаралась вновь заговорить с мужем тем же холодным и надменным тоном, который так хорошо ей удавался раньше. Зато вместо этого, поправив прядку волос, которая так некстати вылезла из косы и щекотала ей щеку, она поглядела на него так, будто Александр был мерзкий таракан.

- Не понимаю, о чем ты говоришь, милый мой! Впрочем, если я не слишком умна в твоем понимании, то и ты – на мой взгляд, не слишком-то проницателен! Да и что касается любви… что ты вообще об этом знаешь? – ее губы презрительно изогнулись, а уголок рта чуть дрогнул в нервическом смешке, - Ты-то хоть с собой был когда-нибудь честен, не говоря уж обо мне?! Ты женился на мне из любви? Боже мой, да какая там любовь! Ты холодный как ящерица, всегда таким был и вряд ли когда-то изменишься, и никогда не умел заинтересовать меня! Зато мой отец сумел заинтересовать тебя, не так ли? Только подумать, когда-то я еще считала тебя вполне приятным человеком! А ты - невыносимо скучный, зацикленный только на себе самом. Да ты даже в постели целовал и обнимал меня, как… по учебному пособию! Ни искры страсти, никаких чувств! – еще одно презрительное движение губами и Ольга, не сумевшая дальше таить в себе эмоции, наконец, поднялась и принялась ходить по комнате. Она не видела, как от ее последних слов поменялось лицо мужа, но почему-то была уверена, что выражение на нем не слишком отличается от всех предыдущих.

Как же ей надоел этот разговор! Как же ей хотелось, наконец, поставить в нем точку! К чему в самом деле, все эти глупые вопросы?!

- Анри хочет на мне жениться!

 Отправлено: 17.12.15 21:12. Заголовок: - Мне жаль, что я н..

- Мне жаль, что я не оправдал твоих ожиданий. Но ты права, – откликнулся Александр немного задумчиво. – Тот род любви, от которого ты, верно, единственно способна получать радость – через публичный позор, унижение и неопределенность, мне действительно непонятен.

Все так же оставаясь на своем месте, он молча выслушал все предъявленные ему обвинения и претензии, чувствуя себя задетым по-настоящему, впрочем, лишь только одним из них – недвусмысленным намеком Ольги на некий корыстный интерес, которым он, якобы, руководствовался, делая ей предложение. Но оправдываться – да даже и просто как-либо комментировать это вслух посчитал ниже собственного достоинства. Остальное, включая жалкие сетования на недостаточную мужскую состоятельность, вызывало скорее ощущение легкой гадливости…

- Остановись! – слегка поморщившись, произнес он, наконец. Очень тихо, почти не разжимая челюстей. Это был не приказ, всего лишь совет замолчать, пусть и отнюдь не дружеский. Но Ольга, должно быть, пораженная необычной интонацией, восприняла его буквально. Потому тотчас же прекратила хаотически бегать из стороны в сторону и вновь замерла, вглядываясь в его глаза, в которых жидкой ртутью разлилось и тяжело плескалось ледяное презрение. Никогда прежде он еще не смотрел на нее так. – Ты не меня сейчас унижаешь, себя! И после – когда вновь сможешь рассуждать более-менее здраво, тебе, скорее всего, станет стыдно.

Не найдясь, что ответить, Ольга пожала плечами, по-прежнему глядя настороженно и тревожно. Хорошо понимая, что именно заставляет ее беспокоиться, Александр холодно усмехнулся, впрочем, не торопясь развеять терзавших ее опасений. Вместо этого, отведя взгляд, он откинулся в кресле, потом достал из кармана портсигар, извлек оттуда папиросу, закурил. Когда же та полностью обратилась в пепел, спокойно отложил окурок в пепельницу и вновь посмотрел на жену, нервные пятна на щеках которой вновь сделались ярче пышных соцветий герани, украшавших гостиную, оживляя ее и без того затейливый интерьер.

- Ну-ну, не волнуйся ты так!.. Право слово, уж хотя бы одну вещь за все проведенные вместе годы ты могла бы во мне узнать и запомнить! У меня нет привычки отказываться от уже принятого решения... Равно как и брать назад однажды данное слово... К несчастью, - прибавил он, спустя мгновение, вновь коротко, одними губами, чему-то улыбнувшись. – А перед алтарем я, помнится, поклялся заботиться о тебе во всех жизненных обстоятельствах. И не могу нарушить обет, освободить от которого меня может лишь Тот, кому я его принес – а от Него никаких знаков на этот счет пока не было. Потому придется продолжать и далее печься о твоем благополучии. Иными словами, Ольга, прежде чем тебя отпустить, я должен буду увериться, что ты не пропадешь в нашем жестоком мире… Для достижения душевного равновесия здесь мне вполне достанет всего одной вещи, письменного заверения от господина де Колиньи, в том, что после нашего развода он действительно возьмет тебя в жены. Если его намерения столь для тебя очевидны, полагаю, попросить его не составит ровным счетом никакого труда?

 Отправлено: 23.12.15 00:59. Заголовок: - Хорошо… Да, Анри э..

- Хорошо… Да, Анри это сделает, - после некоторой заминки, пожав плечами, Ольга произнесла слова, в которых сама была не слишком уверена. Впрочем, сомневалась она не в благородстве возлюбленного, а скорее в том, как именно тот отнесется к подобному унизительному ультиматуму. Слова мужа о том, что подобное письмо – лишь забота об ее будущем, казались почти неприкрытой насмешкой. Но для чего ему оно на самом деле? А вдруг лишь для того, чтобы использовать после в суде как непосредственное доказательство ее, Ольги, измены?! Конечно, весь опыт совместной жизни с ним говорит, что Александр вряд ли способен на подобную низость. Однако утверждать, что может наперед предсказать все его мысли и поступки – после сегодняшнего дня – Ольга больше бы не рискнула. Анри же и вовсе знает его лишь по ее рассказам…

- Если мы выяснили все, что тебе было интересно, то, пожалуй, я бы сейчас же отправилась к нему. Чем быстрее мы покончим с этим, тем лучше, ты так не думаешь?

В ответ Александр лишь устало махнул рукой, как служанке какой-то, но Ольга и не стала дожидаться напутственных слов, вышла из комнаты, направившись в свою спальню. Там несколько секунд просто простояла посреди комнаты, а потом, случайно взглянув на свое отражение в зеркале, едва не ахнула – потухшим взглядом из зазеркалья на нее смотрела какая-то старая и бледная незнакомка. Но самое странное, что она совсем не испытывала радости, хотя только что добилась именно того, о чем только, казалось бы, и мечтала все последние недели. Напротив, от сказанного мужем в раздражении и обиде, было горько. А еще стыдно за те обидные и, что и говорить, не слишком-то справедливые обвинения, что сорвались с ее губ уже в его адрес. Конечно, просить прощения она не станет, но все-таки, Саша не заслуживал такого, всегда был ей другом и потому расстаться они тоже должны были бы друзьями. Но ничего, успокаивала себя Ольга, пытаясь отделаться от этого гнетущего чувства собственной неправоты, через пару недель он, наверняка, успокоится и все наладится как-нибудь само собой.

«Боже мой, да что это со мной творится?!» - и не имея сил и дальше терзаться, она отвела глаза от зеркала и несколько раз решительно дернула за шнур сонетки. В комнату сию же минуту влетела Глаша, которой было приказано немедленно помочь собраться к выходу в город. Размолвка, произошедшая между хозяевами от нее, разумеется, не укрылась. Но ни громкие восклицания Ольги Дмитриевны, ни тихие, словно раскаты далекого грома, ответы Александра Глебовича, еще сильнее приглушенные толстыми стенами и закрытой дверью гостиной, ничуть не удовлетворили ее любопытства. Да и теперь барыня была так поглощена приготовлениями, что не ответила ни на один из ее осторожных уточняющих вопросов.

Через полчаса Ольга была готова ехать. Для встречи с Анри она намеренно выбрала в своем гардеробе наискромнейшее платье. Шоколадного цвета юбка, ассиметрично драпированная и украшенная шелковой бахромой, дополненная лифом золотисто-коричневого цвета, таким же отрезом ткани драпирован турнюр, почти без шлейфа. А еще совсем простая шляпка, ленты которой мадам Веригина кокетливо повязала бантом у правой щеки, убранная лишь маленьким пучком перьев и вуалеткой, чтобы прикрыть глаза. Зонт, сумочка и меховая накидка… Вряд ли бы хоть кто-нибудь признал бы в ней сейчас одну из законодательниц столичной моды. Но именно того Ольга и добивалась: разговор с Анри слишком важен, чтобы отвлекать его внимание даже на ее красоту и элегантность.

Впрочем, застать возлюбленного у себя, как намеревалась, выходя из дома, ей в тот день так и не удалось. Едва заметив на пороге знакомую посетительницу, консьерж тотчас вскочил со своего места, чтобы предупредить ее, что месье граф еще не возвращался со службы. Несколько озадаченная, Ольга на миг остановилась, но тут же вспомнила. Ну, конечно же! Он ведь и сам говорил ей вчера, что нынче, скорее всего, задержится допоздна, разбираясь с накопившимися бумагами. Сдержанно поблагодарив консьержа, чье вмешательство, пусть и деликатное, все равно почему-то покоробило, мадам Веригина снова вышла на улицу, взяла извозчика и велела вести себя к французскому посольству. В приемной графа ее встретил весьма вежливый секретарь, который, казалось, и не удивился столь неожиданному визиту. А вот сам Анри недоумения скрывать вовсе не стал. Сказав, что должен непременно докончить письмо, он жестом указал на одно из кресел, предлагая Ольге присесть и обождать, она подчинилась. Но, нервничая, ерзала в кресле и будто нарочно отвлекала его шелестом своих юбок.

- Он согласился! – наконец выпалила она, и перо в руке де Колиньи, замерев в воздухе, перестало выводить на белом листе изящные буквы. Подняв голову, он смотрел вопросительно, - Александр согласился на развод и готов быть ответчиком! Ты понимаешь, что это значит?...

***
Спустя еще час Ольга вернулась домой. Впервые в жизни воспользовавшись ключом, который всегда висел на цепочке среди прочих брелоков, она сама отперла входную дверь. Затем тихо прошла в свою комнату, запершись в ней до самой ночи. И Глаша, которая лишь случайно поняла, что барыня вернулась, совершенно напрасно стучала, умоляя впустить ее.

 Отправлено: 31.12.15 00:31. Заголовок: Как же ругал он себя..

Как же ругал он себя после всего, когда стихло, наконец, в груди это казавшееся до того неукротимым яростное желание отомстить, ранить, причинить боль… пусть и не равную по силе, ведь это вряд ли возможно, потому что она – она его никогда не любила, но хотя бы близкую. Унизить, растоптать, указать истинное место, объяснить сущность вещей, дать почувствовать рядом с ним хотя бы что-нибудь: пусть даже это будет всего лишь ярость и обида…

Когда испуганная Глаша тихонько поскреблась в дверь его кабинета и рассказала, чуть не рыдая, что барыня заперлась у себя в спальне и ни под каким видом не желает открывать, первым и естественным порывом было тотчас пойти туда самому, попытаться поговорить, да на худой конец – просто выбить дверь. И пусть думает после, что хочет. И делает – тоже. Но вместо этого, внешне спокойный и как всегда невозмутимый Александр Глебович лишь на минуту оторвался от чтения очередной статьи в научном медицинском журнале и так же, почти без всякого выражения, сказал, что он в курсе. А далее посоветовал опешившей от такой необъяснимой, на ее взгляд, и непростительной душевной черствости Глаше не волноваться и отправляться спать. Ибо утро вечера мудренее.

- И передайте, пожалуйста, еще там, на кухне, что ужин нам с Ольгой Дмитриевной сегодня не потребуется, - прибавив это вдогонку медленно идущей обратно к двери горничной, он глубоко вздохнул и вновь погрузился в чтение. Но, стоило только двери за ее спиной затвориться, резко откинулся в кресле, а после со всего размаху швырнул журнал об стол и тихо, сквозь зубы, выругался…

Проведя всю последовавшую за этим вечером ночь почти без сна, напряженно прислушиваясь к каждому шороху, доносящемуся из-за объединявшей их с супругой спальни хлипкой двери, самыми надежными засовами для которой нынче служили сегодня лишь его по-прежнему уязвленная гордость и самолюбие, Веригин ненадолго забылся лишь перед рассветом. А на другой день поднялся с таким чувством, какое в далекой юности случалось испытывать только после самых буйных студенческих попоек. Впрочем, его и верно, в какой-то степени можно было бы назвать похмельем, это горькое и тоскливое чувство. Только вот «напиток» был куда крепче и токсичнее любого из известных Александру прежде видов алкоголя… И тем не менее, едва опомнившись от сна, первым же делом он вновь поднялся и на цыпочках подошел к двери в Ольгину спальню, где, едва не прижавшись к ней ухом, вновь несколько мгновений слушал тишину, пытаясь угадать в ней хотя бы какие-то признаки постороннего присутствия, но тщетно. Там царило все такое же безмолвие. И тогда, вызвонив к себе в комнату женину горничную, он решил, что если та и сейчас не сообщит ему никаких новостей, то к черту все, и… Но Глаша, едва лишь войдя, первым делом сообщила, что барыня уже проснулись. И даже позавтракали, несмотря на то, что чувствуют себя нездоровыми со вчерашнего вечера – потому, дескать, и не открывали вчера, что, решив поскорей уснуть, выпили слишком много лауданума.

- Вот как?.. Что-то я не помню, чтобы ей его кто-нибудь прописывал.

Впрочем, последнее было сказано очень тихо, практически себе под нос, поэтому Глаша, грохотавшая в то же самое время жестяным ведром, переливая из него в умывальный кувшин теплую воду, вряд ли обратила на это внимание. Некоторое время Александр молча наблюдал за ее действиями, доведенными практически до автоматизма путем многократных ежедневных повторений, а затем вдруг вновь окликнул по имени:

- Чего-то еще изволите, барин?

- Нет… Да. Поговорить. Не думаю, что Ольга Дмитриевна уже успела это обсудить. Да полагаю, что оно и не потребуется, я и сам вполне смогу объяснить. Дело в том, что в скором времени мы с женой уезжаем из Петербурга…

- Ой, в самом деле? Неужели, в Париж? Барыня говорила мне как-то, что вам там предлагали место в Институте… этого, как его? Пастора, что ли, какого-то?

- Пастера, да… - проговорил Александр, несколько удивленный тем, что жена его, оказывается, посвящает свою прислугу в подобные тонкости. Предложение такое, впрочем, он, и в самом деле, однажды получал – на одном из тех редких приемов во Французском консульстве, на котором присутствовал вместе с женой. Однако буквально там же от него и отказался – вежливо, но решительно. Исследовательская работа в лаборатории, а именно это, в основном, и подразумевалось, еще с университетских времен привлекала его гораздо меньше работы «в поле», как в шутку называл практическую медицину один из его любимых и самых уважаемых профессоров. Ольга тогда, помнится, не на шутку рассердилась, утверждая, что таких предложений у него больше не будет… Их, и верно, больше не было. Да только Веригин о том ничуть и не жалел – в отличие от супруги, нет-нет, да поминавшей ему тот отказ. Тогда он просто думал, что ей, как большинству светских дам, очень хочется надолго поселиться в Париже из соображений престижа, но теперь думается, что причины для подобных мечтаний могли быть и несколько иными. Оттого и ярость, вызванная его отказом – тогда не слишком понятная, в свете открывшихся ныне обстоятельств, выглядела уже куда более мотивированной.

- Однако едем мы нынче вовсе не в Париж, а в... Астрахань. Точнее – в губернию, где я принял приглашение возглавить земскую больницу.

- Но как же… - шевеля раскрытыми губами, словно вытащенная из воды рыба, Глаша смотрела на него, не зная, что и сказать. Потому Веригин решил ей помочь:

- Как же вы? Вопрос закономерный и логичный. И, разумеется, вы имеете на него право. Равно как и на право отказаться от переезда – если это по какой-то причине для вас нежелательно. Ведь это только Ольга Дмитриевна – как супруга – обязана отправиться за мной следом. На ее прислугу эта обязанность не распространяется, - Александр Глебович усмехнулся и ободряюще коснулся руки девушки. – На случай, если захотите остаться в столице… этот вопрос я уже успел обсудить со своим свекром. Он готов забрать вас обратно в свой дом, так что без работы не останетесь. А впрочем, если захотите поехать с нами, я возражать тоже не стану. Думайте, решайте. А когда надумаете – сообщите непосредственно супруге. Наверняка возможность взять с собой свою наперсницу несколько подсластит ей горькую пилюлю расставания с привычной жизнью, а я не буду чувствовать себя настолько виноватым, с корнями отрывая ее от родного места и увозя за тридевять земель.

 Отправлено: 02.01.16 22:25. Заголовок: - Кто это – Амелия Ф..

- Кто это – Амелия Фурне?

- Племянница месье Казо, дальнего родственника моей первой супруги и моего покровителя, - будто что-то само собой разумеющиеся пояснил Анри, разглядывая бледное лицо любовницы, ее дрожащие губы и затуманенные глаза. Он так хотел избежать сцен и скандалов и очень полагался на благоразумие Оли, - О нашей помолвке было объявлено еще полгода назад. Удивляюсь, как ты не знала об этом?!

- Но теперь-то эта помолвка будет тобою расторгнута, разумеется?! – почти шепотом переспросила Ольга, хотя уже заранее знала ответ. Еще с той самой минуты, когда Анри сказал, что не станет писать ее мужу никаких писем.

- Не будь наивной, дорогая! Эта девушка – мое будущее! Не думаешь же ты, что я стану рушить свою жизнь из-за того, что твой муж вдруг расщедрился на развод? – прозвучало грубо и Анри уже пожалел об этом, так как на длинных ресницах Ольги немедленно повисли крупные слезинки.

«Лишь бы не начала плакать! Ненавижу женские истерики!»

- Но как же мы?! Наша любовь?!

- Мы? Какая же ты, иногда, бываешь наивная, моя милая, я просто поражаюсь! Наши отношения и раньше, и сейчас – одна лишь страсть! Ты и сама это знаешь, так зачем мне растолковывать очевидное? И неужели ты всерьез могла помыслить о чем-то большем? – он посмотрел на нее с искренним удивлением.

А еще спустя секунду французская дипломатическая миссия едва не лишилась одного из своих сотрудников – когда вконец взбешенная Ольга вдруг схватила со стола тяжелое бронзовое пресс-папье и в бессильном отчаянии запустила им прямиком в де Колиньи. Тот, впрочем, был достаточно ловок, потому успел увернуться от первого снаряда, но тут же угодил под второй – чернильницу, которая была запущена вслед за бронзовым медведем куда как точнее. И потому попала прямо ему в грудь, отчего на белой рубашке и светлом фраке тут же расползлось темно-синее пятно, заставив француза ошарашено разглядывать безнадежно испорченный костюм. Между тем, Ольга, сохраняя гробовое молчание, продолжала свой безумный шабаш: схватив со стола папки с бумагами, она швырнула их в воздух, и по кабинету, словно осенние листья, закружились, падая с шелестом на пол, содержавшиеся в них до того в строгом порядке деловые бумаги и письма… Лишь когда по зеркально отполированному паркету раздался злой стук ее удаляющихся шагов, с губ графа де Колиньи сорвались проклятья в ее адрес, но расслышать госпожа Веригина уже не могла. В отличие от секретаря графа, мимо которого она пронеслась, точно демон ада, даже не взглянув в его сторону. После чего молодой человек, наконец, осмелился заглянуть в кабинет своего патрона – и был немало удивлен и озадачен увиденным.

Сама же Ольга даже не помнила, как добралась до дома. Ее душила злоба, отчаянье, она ощущала себя униженной и растоптанной настолько, что хотелось немедленно исчезнуть с лица земли – казалось, будто каждый встречный, обращающий на нее взгляд, знает все о ее позоре!

Боже, как она была глупа! Как слепа была!

***
Всю ночь мыслями обращаясь к случившемуся в кабинете де Колиньи, так же как и ее муж, Ольга не могла сомкнуть глаз. Неподвижно лежа в кровати, уставившись в некую точку на потолке, она предавалась ненависти – ненавидела всех и вся: Анри, отца, мужа, экипаж, который слишком громко грохотал колесами по булыжной мостовой, и даже мышь, которая скреблась где-то в углу. Себя саму она жалела и презирала одновременно. Но хуже всего становилось от воспоминаний об утреннем разговоре с Александром, чья прозорливость почти пугала. Он вел себя так, точно знал или предвидел, что все произойдет именно так, как, в конечном счете, и вышло! Верно, в отличие от Ольги, почти никогда не заглядывающей в дурацкие газеты, которые он обычно выписывает, когда-то прочитал о помолвке де Колиньи, не удосужившись сказать об этом даже теперь. Особенно теперь, когда, должно быть, искренне наслаждался, предвкушая ее унижение, когда посылал к Анри с этой идиотской просьбой.

… Услышав, как в соседней комнате послышались шаги мужа, Ольга вся напряглась и даже дышать прекратила на какое-то мгновение, будто боялась, что тот сможет каким-то магическим образом прочесть ее нынешние мысли. Вскоре шаги замерли возле разделявшей их спальни двери. Но этим все и ограничилось: Александр не постучал, не сделал попытки войти. И вскоре Ольга успокоилась – хотя бы сегодня он ее добивать не станет.

Как ни странно, при всей жалости, которую она испытывала к себе, плакать совсем не хотелось. А потому, измучив себя неприятными мыслями, проворочавшись в постели без сна почти до пяти утра, Ольга внезапно забылась тревожным сном. Сновидения ее были тяжелыми и слишком реалистичными, оттого, проснувшись непривычно рано для себя, в девятом часу, она ощутила абсолютную невозможность уснуть снова и позвонила горничной, потребовав завтрак. А после, приняв ванну и одевшись в простое домашнее платье, устроилась у окна с книгой в руках, плотно укутавшись в шерстяную шаль. Глаша слишком хорошо знала свою хозяйку, чтобы тревожить ее вопросами кроме, самых необходимых, и оттого благоразумно не появлялась в ее комнате до самого обеда.

Книга, которую Ольга взялась читать, была хорошо знакомой – «Ярмарка тщеславия». Но её всегда неизменно вновь и вновь увлекали похождения Бекки Шарп. Но сейчас не было никакой возможности на них сосредоточиться – в голову беспрестанно лезли мысли о собственном невеселом будущем и неизбежном новом объяснении с мужем. Этого Ольга хотела меньше всего на свете. Но оттягивать его казалось таким же безумием, как если бы смертельно больной человек не желал встречи с врачом на том основании, что будет спокойнее, не зная наверняка своего диагноза. В ее случае правда, конечно, не носила столь фатального характера, а впрочем… с какой стороны посмотреть.

Ведь теперь у Александра на руках буквально все козыри. И он может без труда ее уничтожить, но решится ли на подобное? Даже если не настроен сейчас пощадить ее саму, он всегда неплохо ладил с ее отцом и братьями. Стало быть, вряд ли захочет вмешивать их в этот скандал, что неизбежно будет в случае громкого бракоразводного процесса, где их дочь и сестра окажется в роли виновницы происходящего. Конечно, она могла ошибаться. Теперь-то Ольга понимала, что недостаточно хорошо знала мужа, если вообще когда-то его знала. И ожидать от него можно было всего. Но если правильно себя повести….

- Ольга Дмитриевна, я все хорошенечко обдумала и решила, что останусь дома. Да и Феденька не может же все здесь бросить!

- Прости, что?! – Ольга отложила на подлокотник кресла книгу и непонимающе взглянула на Глашу. Та мялась, но выглядела какой-то непривычно решительной.

- Ну, мы с Феденькой пожениться думали на будущую Пасху. Его помощником приказчика в лавке сделали, а еще матушка его нам квартиру обещала помочь обставить. Так что, сами понимаете, куда я поеду?

- А куда ты собиралась ехать?

- Как куда?! Разве вы с Александром Глебовичем меня не позвали бы с собой в Астрахань? – Глаша поглядела на барыню, а та вдруг сделалась белее мела.

- Кто тебе сказал?

- Барин сам утром нынешним сказал, что вы с ним уезжаете скоро. А еще велел, чтобы я быстрее решение приняла. Они, мол, с вашим батюшкой уже обо всем условились, и я смогу к ним в дом вернуться, когда вы уедете. Мне-то, конечно, и с вами расставаться грустно. Да только вы ж понимаете – я Феденьку своего люблю шибко, и мы с ним давно уж сговорились. Одно лишь ждали, когда его утвердят. А вы мне ничего раньше не сказали, а так бы я… Ой, что это с вами, Ольга Дмитриевна?! – ахнула она, глядя на то, как барыня ее вдруг резко уронила голову на спинку кресла и закатила глаза.

Сама же Ольга, проваливаясь в забытье, успела подумать лишь о том, что Александр и это, оказывается, успел просчитать наперед и подстроить.

 Отправлено: 04.01.16 03:32. Заголовок: - Да откуда же мне з..

- Да откуда же мне знать, сколько времени, барин?! Я не на часы глядела, а сразу к ней ринулась, а как увидела, что толку от меня нету, так за вами и побежала!

- Ну так теперь, стало быть, беги в мою смотровую и принеси склянку с нашатырем! – не оборачиваясь, недовольным тоном бросил Веригин, который вот уже с полминуты стоял на коленях перед креслом, в котором, неловко откинувшись на спинку и уронив подбородок на грудь, без сознания, полусидела-полулежала его жена. И, несмотря на все его ухищрения, все никак не хотела прийти в себя. – Что, ты здесь еще?! Живо, я сказал!

Испуганную и растерянную горничную, к которой Александр Глебович лишь в исключительных случаях обращался на «ты», а голос не повышал и вовсе, как сквозняком, вынесло из комнаты, и они с Ольгой остались вдвоем.

- Девочка моя маленькая, ну что же ты, а? – шептал он, с тревогой вглядываясь в ее совершенно бескровное, с зеленоватым оттенком лицо с плотно смеженными веками, сплошь покрытое мелкими бисеринками холодного пота. – Да что такое-то?!

«Обморок. Обыкновенный обморок. Просто очень глубокий, но все равно скоро пройдет», - холодно констатировал рассудок, как всегда, делавшийся по-особенному спокойным именно в экстремальных ситуациях, основываясь не столько даже на профессиональном, сколько на обыкновенном житейском опыте. Однако сердцу, колотившемуся, казалось, где-то на уровне горла, было явно на него наплевать. Смущало и то, что прежде он никогда не замечал у супруги никаких особенных вегетативных нарушений. И истеричкой Ольгу, при всей взбалмошности, назвать можно было едва ли… Должно быть, какое-то сильное потрясение?

Сообразив, что удобнее приводить ее в чувство будет все-таки не здесь, а уложив на кровать, Александр подхватил жену на руки и, кивком приказав Глаше, вновь возникшей на пороге комнаты с пузырьком нашатыря, который она торжественно несла на вытянутой руке, точно святое распятие, следовать за ним, перенес Ольгу в спальню.

- О чем вы говорили перед тем, как все случилось? – спросил он у горничной, подсовывая под лодыжки жены одну за другой подушки, чтобы придать ногам возвышенное положение, а затем поднося к ее лицу раскрытую склянку с резким запахом аммиака. Глухо застонав, Ольга замотала головой, начиная, наконец-то, приходить в себя. – Ну, вот и слава богу!.. Так о чем был разговор, Глаша?

- Да ничего такого, барин, вот вам крест! Я только и сказала, как вы велели, свое решение – что остаюсь в Петербурге, а она…

Ну, теперь-то все для него стало на свои места. Пожалуй, два предательства за одни сутки – слишком много даже для его благоверной.

- Понимаю, - убедившись, что Ольге действительно лучше, Веригин выпрямился и повернувшись, внимательно посмотрел на Глашу, которая от этого взгляда покраснела и словно бы даже уменьшилась в размерах, хотя обычно перемещалась по дому с весьма горделивым видом, чувствуя в нем свое «особенное» положение. – Что же, с этой минуты можете быть свободны.

- Но Александр Глебович, как же так «свободна»? Барыне и переодеться теперь надо… и в порядок себя привести… - залепетала девушка, но он, брезгливо поморщившись, жестом приказал ей умолкнуть.

- Я, кажется, сказал достаточно отчетливо: вы свободны, Глаша. Сейчас – и вообще. Потому соберите свои вещи и нынче же вечером покиньте этот дом. А Ольга Дмитриевна, думаю, как-нибудь обойдется далее и без вашей помощи.

***

Петербург, как и планировал Александр Глебович, супруги Веригины покинули вскоре после наступления нового, 1896 года. Как ни странно, оставшееся до отъезда время прошло для них на удивление спокойно – без ссор и взаимных упреков. Хотя, собственно, для того, чтобы они могли возникнуть, людям необходимо между собой хоть как-нибудь общаться. Они же с Ольгой все эти недели практически не разговаривали, пусть и проводили дома вдвоем существенно больше времени, чем когда-либо прежде. Оставив работу в клинике, Александр Глебович не мог столь же быстро оборвать свою частную практику. Поэтому по-прежнему уделял ей много внимания, стремясь, в том числе, подготовить как можно более подробные выписки для каждого из своих постоянных пациентов, дабы докторам, к которым те после обратятся, было проще начинать с ними работу. Проявляя этим, прежде всего, уважение к своим коллегам, а уж после – стремясь унять претензии тех больных, которые расставались с ним с недовольством по поводу неоконченного курса лечения. К счастью, таких людей, все-таки, было сугубое меньшинство. Остальные, хоть и сожалели о расставании, но все равно искренне желали доктору Веригину удачи и счастья на новом месте.

Еще одним немаловажным занятием была подготовка к переезду библиотеки, а также приведение в порядок бумаг и документов: как выяснилось, одних только начатых, но по разным причинам не законченных статей у него за все это время набралось около десятка! Так что следовало разобраться с тем, что уже не имеет значения, потому подлежит уничтожению, а что стоит взять с собой в Астрахань – и там, наконец, довести до ума, а после опубликовать.

Чем занималась все это время его жена, Александр Глебович не знал. Да, в общем-то, и не интересовался. Впрочем, судя по тому, что в квартире почти ежедневно что-то куда-то убиралось, упаковывалось и меняло обычное местоположение, она тоже находила себе какие-то дела. Лишь однажды Ольга спросила, что именно он разрешит ей взять с собой в Астрахань, чем вызвала у Веригина несказанное удивление:

- Берите все, что сочтете нужным! – сказал он тогда. – Для транспортировки моей библиотеки все равно придется нанять отдельный вагон. Думаю, в нем вполне хватит места и для тех вещей, что дороги вашему сердцу.

И больше к этой теме они не возвращались.

День их отъезда, четвертое января, выдался морозным и вьюжным. И потому люди, собравшиеся на перроне Николаевского вокзала в ожидании прибытия поезда до Астрахани, невольно старались держаться поближе друг к дружке, словно пытаясь сохранить те немногие остатки тепла, провезенного под многочисленными слоями одежды из родных домов, которые еще не удалось вытянуть наружу пронзительному ветру, то и дело сердито бросавшему им в лица гроздья колючих снежинок.

Провожать их с Ольгой приехали не только Чернышевы, но и некоторые из теперь уже бывших коллег Александра Глебовича. Поэтому народу собралось довольно много, и остальные отбывающие, а также те, кто их сопровождал, невольно поглядывали на шумную большую компанию с удивлением. Как обычно в таких случаях, все разговоры крутились вокруг самого переезда и будущего устройства, перемежаясь шутками и какими-то разговорами о пока еще общих делах, которые таковыми вот-вот уже быть перестанут. Да и теперь обсуждаются лишь для того, чтобы заполнить неловкие паузы и скрыть неизбежную перед всяким расставанием грусть, которую, конечно же, испытывал и Веригин, то и дело окидывая взглядом много лет знакомые и привычные городские виды. Точно запечатлевая их навеки на невидимых миру фотографических карточках своей памяти. Бог ведь знает, когда теперь доведется увидеть вновь?

Наконец, подали состав, который, фыркая и отплевываясь по сторонам снегом, втащил на перрон мощный паровоз. И люди вокруг них, как водится, сразу засуетились, загалдели сильнее прежнего… Далее последовали какие-то бесконечные рукопожатия, объятия, напутствия и родственные поцелуи, и вот они с Ольгой уже вновь оказались наедине в пока еще холодном и неуютном первого класса купе, отделенные от тех, кто составлял их привычное окружение в течение многих лет жизни, физически пока всего лишь относительно тонкой стенкой вагона поезда. Но по сути – уже окончательно от них отъединенные. Прямо сейчас и впервые в жизни они остались лишь вдвоем друг с другом в неком совершенно новом и абсолютно непривычном мире, который еще только предстоит как следует узнать и попытаться сделать для себя обыденным...

 Отправлено: 06.01.16 23:03. Заголовок: Оставшееся время в ..

Оставшееся время в Петербурге Ольга полностью посвятила делам, связанным с переездом. Иногда они были явно надуманными и не столь уж важными, но это все равно было лучше, чем просто сидеть и размышлять о свалившихся на ее долю невзгодах. После этих хлопот, к вечеру она обычно так уставала, что сил едва хватало добраться до постели. Но как только голова ее касалась подушки, Ольга опять и опять погружалась в странную дрему, полную обрывочных снов, не приносящую должного отдыха, так что на утро все равно чувствовала себя разбитой. Временами на нее и вовсе накатывала слабость и дурнота, о которых Ольга не говорила ни с кем, включая мужа. Встреч с ним она вообще стремилась по возможности избегать, хоть и убедилась, что Александр не собирается ни попрекать ее вновь, ни вступать в какие-либо споры. Но находиться рядом с ним было слишком тяжело для ее самолюбия, и без того побитого и растоптанного.

Так что, не обращая ни на что внимания, Ольга полностью отдавалась хозяйственным заботам, важнейшим из которых, помимо завершения оставшихся дел в Петербурге, представлялось будущее обустройство на новом месте. О самом доме Александр велел не волноваться, уверив, что ему полагается служебная квартира, которая будет готова ко дню их приезда. Но наличие крыши и стен – еще не есть наличие дома. Прежде всего – и Ольга, не представляя себе иного, была в этом искренне убеждена, им понадобится квалифицированная прислуга. С этим немного помогла мать, которая неожиданно вспомнила о дальней кузине, живущей где-то недалеко от Царицына. Написав ей письмо, мадам Веригина попросила подыскать для них с мужем хотя бы пару надежных человек в услужение, или уж помочь советом – к кому за этим можно обратиться на месте. И буквально перед самым отъездом получила в ответ нужные рекомендации, а также радушное приглашение в гости.

Между тем, весть об отъезде Веригиных очень быстро распространилась по салонам Петербурга. И потому, помимо пациентов Александра Глебовича, к ним домой хлынул поток любопытствующих, кои лично желали убедиться, что блистательная Ольга Дмитриевна действительно вот-вот отбудет вслед за мужем в какую-то Тмутаракань. Раз за разом отвечая на одни и те же вопросы, что просто исполняет долг всякой супруги, она лишь первые дни кривила душой. Потому что вскоре, и верно, страшно захотела как можно быстрее убраться от них куда-нибудь подальше.

Тем не менее, совсем уж затворничать было невозможно. Потому пришлось посетить несколько Рождественских приемов и еще пару прощальных обедов, что давали в их честь. И теперь уже Ольга отправлялась на них нехотя, а вот Александр, казалось, напротив, без особого принуждения. В один из таких вечеров ей довелось случайно, мельком увидеть Анри. Он также заметил ее – но тотчас же поспешил исчезнуть с глаз долой, награжденный вслед лишь презрительной ухмылкой.

За несколько дней до отъезда их дом полностью опустел – открытыми оставались лишь несколько комнат, где на мебель еще не набросили чехлы и на полках стояли кое-какие безделки, которые увозить с собой Ольга не собиралась, да и продавать их было бессмысленно. Бродя по этим комнатам, она теперь часто думала, что они слишком похожи на ее жизнь – наполнены всяким хламом, который не имеет никакого значения, а вот чего-то действительно важного недостает. Хотя, а жила ли она, в общем-то, по-настоящему? Нынче ей все чаще казалось, что нет. Да и в будущем такой возможности, видно, не представится…

В один из дней, ради любопытства, она впервые попыталась найти на карте место, куда им вот-вот предстоит уехать. Это оказалось какое-то захолустье, затерявшееся среди полей и лесов, где-то на берегу Волги. И вот странно, именно с этого дня Ольга поняла, что больше не жалеет о прежней жизни и начала ждать отъезда с каким-то особым нетерпением, будто желала поскорее поставить точку в очередной главе своей жизни.

Момента прощания она не запомнила. Ей было совершено не жаль расставаться ни с отцом, ни матерью, которая, заливаясь слезами на морозе, все крестила то дочь, то зятя. Отец же разговаривал с ней сухо и лишь по делу, и Оля догадывалась, что он просто, скорее всего, обо всем знает. Остальные провожающие были ей и вовсе малоинтересны. Отвечая им, она была холодна и рассеяна.

Очнулась она лишь тогда, когда в вагоне появился обер-кондуктор и поинтересовался, не нужно ли чего господам прямо сейчас же? Ольга все еще сидела в шубке и шапочке, руки в рукавицах прятала в пушистую муфту и поэтому, глянув на нее, Александр попросил растопить скорее печурку. Вагон был просторный и удобный, и вскоре Ольга уже занималась тем, что разглядывала что и как в нем устроено. Александр почти сразу же достал какую-то книгу и погрузился в чтение до самого обеда, не обращая на нее никакого внимания. То же и после обеда до самой ночи. А Ольга, тем временем, совершенно не знала, куда себя деть – пыталась тоже читать, но от тряски строки перед глазами прыгали и ее начало укачивать, по той же причине невозможно оказалось заняться захваченным с собой из Петербурга вязанием. Интересных попутчиков, с которыми можно было бы побеседовать, за обедом в вагоне-ресторане она не обнаружила. И выходило, что единственным развлечением оставалось почти непрерывно смотреть в окно. Но пейзажи были слишком однообразны – то голые заснеженные степи, то густые леса… Измучившись молчанием, она даже попыталась расспрашивать Александра о Черном Яре, но вопросы очень скоро закончились. И так предстояло провести еще три невыносимых дня! Никогда еще не доводилось ей переживать столь мучительного путешествия. А вот Сашу будто и не тревожили все неудобства, он то читал, то дремал, то что-то записывал в свой извечный блокнот, с аппетитом поглощал несъедобные блюда, подаваемые им на завтрак, обед и ужин. И Ольге лишь оставалась поражаться, насколько же он неприхотлив.

Когда к вечеру третьего дня их поезд, наконец, добрался до Астрахани, мела такая пурга, что нелегко было даже выбраться из вагона. Снежные вихри поднимали сухую и колючую ледяную пыль, которая сыпалась за воротник, забивала нос и глаза.

- Боже мой! – только и могла прошептать Оля, когда вдвоем они добрели до здания вокзала, - Сколько же нам придется ждать, пока уляжется эта стихия?!

 Отправлено: 08.01.16 02:03. Заголовок: - Сами диву даемся, ..

- Сами диву даемся, Ольга Дмитриевна! Давненько подобных буранов не видывали! – Иван Максимович Прозоров, чиновник губернской земской управы, встречавший Веригиных с поезда, пожал плечами и сокрушенно вздохнул, словно был каким-либо образом виноват во внезапно разыгравшемся над Астраханью ненастье. – И ведь что интересно: весь декабрь, почитай, дождями поливало, ни единой снежинки! А в Сочельник снег вдруг как повалил, да такой, что и почту по уездам развезти до самого Новогодья не было никакой возможности! Теперь, правда, говорят, что уж подрасчистили тракты, но уж конечно, никуда мы вас с Александром Глебовичем из города не отпустим, пока не уляжется.

Здание железнодорожной станции, внутрь которого они только что все вместе вошли, не поражало ни размерами, ни архитектурой, хотя Прозоров уже успел дорогой рассказать, что в скором времени местные власти планируют строительство нового вокзала, «не хуже, чем в Петербурге». Веригин выслушивал его с вежливым вниманием, однако сам все это время размышлял об ином – а именно, где они переждут непогоду. Отправляться за двести с лишним верст, и верно, представлялось сущим безумием. Да Ольга, конечно же, и без того слишком измучена долгой дорогой.

- Да, хорошо, что вы об этом заговорили, Иван Максимович, - оживился Александр, стряхивая, тем временем, снег, успевший по пути от перрона порядочно присыпать его пальто и шапку. – Я как раз хотел спросить, не посоветуете ли какой-нибудь приличной гостиницы, где мы с женой могли бы остановиться?

- Да на что вам эти клоповники, доктор?! – в голосе Прозорова послышалась почти что обида. – Погостите пока у меня!

- Нет-нет, это неловко! – идея пробыть в чужом доме неопределенное количество времени его действительно не прельщала, да и Ольга – как она-то отнесется к такой перспективе? – Мы с женой не хотим вас стеснять, поэтому лучше…

- Никаких отговорок, Александр Глебович! У меня огромный дом, так что вы ничуть нас не стесните, а вот если откажетесь, ей-богу обижусь!

- Нет, обижать вас я ни в коем случае не хочу! – проговорил Веригин, несколько озадаченный подобной настойчивостью и посмотрел на жену, желая знать, что она думает на этот счет. Но Ольга, то ли бесконечно усталая, то ли просто оттого, что ей было все равно, лишь неопределенно пожала плечами. Дескать, решай сам. – Ну, хорошо…

Дом у Ивана Максимовича, и верно, оказался большим – даже по петербургским меркам. Но и семья не маленькой. Следом за супругой, вышедшей встречать Веригиных, в переднюю выбежали сразу трое разновозрастных ребятишек, которые совсем не дичились незнакомых взрослых, да и вообще держались весьма свободно, хотя и без излишних вольностей. После простого и сердечного знакомства и обмена приветствиями, всех сразу же позвали к ужину:

- Это ведь ужас что такое – три дня без нормальной человеческой пищи! Знаю я эти вагонные рестораны, – сокрушалась Елена Всеволодовна, убеждая столичных гостей отведать что-нибудь еще из имеющихся на столе яств, пока Александр в шутку не запросил у нее пощады – для себя и для супруги, уверяя, что более они с Ольгой не в силах проглотить ни кусочка. Затем все вместе вновь переместились в гостиную и там уже, вперемешку с приятной беседой, состоялся даже род домашнего концерта. Оказалось, что старшая девочка Прозоровых прекрасно поет, а сама Елена Всеволодовна хорошо играет на фортепиано… Обстановка этого во всех смыслах теплого и уютного дома понравилась Александру буквально сразу, потому он слушал музыку и пение с не меньшим энтузиазмом, чем участвовал в разговоре, поражаясь тому, с какой легкостью находятся общие темы. Чуть позже, когда, оставив обеих супруг в гостиной, мужчины ненадолго удалились в кабинет хозяина – Веригину прямо теперь не терпелось задать ряд вопросов, касающихся его нового места службы, он даже решился по этому поводу на комплимент в адрес госпожи Прозоровой и того, как прекрасно ей удается воспитывать детей, хотя обыкновенно бывал довольно скуп на комментарии, касающиеся чужой семейной жизни.

- О, вы далеко не первый, кто мне об этом говорит! – теплая улыбка Ивана Максимовича и гордость, прозвучавшая в голосе, тем не менее, отчетливо свидетельствовали, что слушать об этом ему не надоест даже в тысячный раз. – Моя Елена – большая умница. Ее с юности увлекала педагогика, думаю, если бы мы не поженились в свое время, она вполне смогла бы снискать лавры нового Ушинского. А так – приходится ограничиваться исключительно рамками семейными… Скажу, возможно, крамолу, Александр Глебович, но я всерьез считаю, что общество наше совершает большую ошибку, ограничивая женщин в возможности получать серьезное образование и приносить тем ему куда большую пользу!

- Ну, я бы не стал говорить, что так уж и ограничивает! В конце концов, есть примеры…

- Ах, доктор, мы ведь с вами просвещенные люди, и вы прекрасно понимаете, что я говорю не о тех особенных дамах, которые совершают для этого титанические усилия, а обо всех прочих – обычных. Тех, что окружают нас в повседневной жизни. Таких, как наши с вами супруги, например!

- Но я не уверен, что каждая из них захотела бы для себя… научной карьеры, - Александр никогда не считал себя ни ретроградом, ни домостроевцем, однако плохо представлял, например, ту же Ольгу в качестве студентки. – Образование, безусловно, еще никому не мешало. Но если бы даже завтра было объявлено, что отныне всякая дама может наравне с мужчинами посещать университетский курс, многие бы из них справились с такой задачей? Прошу прощения, но у меня, все же, несколько иной взгляд на этот вопрос. Женщина, прежде всего – мать, хранительница домашнего очага, а уж потом все остальное.

- Что же, возможно, мои взгляды действительно слишком либеральны по петербургским меркам… - подумав, ответил Прозоров, взглянув на Александра с едва заметной понимающей усмешкой . – Тут, на окраинах Империи, знаете, мы в основном потомки тех, кого в свое время не особенно жаловали в столицах… Ну да оставим! Перейдем лучше к делу. Итак, вы спрашивали, каково население вверенных вашему попечению земских участков…

 Отправлено: 09.01.16 17:13. Заголовок: Озябшая, с онемевшим..

Озябшая, с онемевшими от почти неподвижного сидения руками и ногами, находящаяся в странном отупении от однообразия минувших дней, Ольга слушала и следила за мужем и господином Прозоровым будто бы издалека. Пришла же в себя, лишь оказавшись в теплых и крепких объятиях его супруги – Елены Всеволодовны, которая лично приняла у Оли и шубку с шапкой, отсыревшие с мороза рукавицы. Женщина эта была миловидна и будто совсем не имела возраста. Житейские заботы и тяготы повседневного существования совершенно не оставили следов на ее лице, хотя Ольга и понимала, что ей наверняка уже не менее тридцати, так как старшая девочка была довольно взрослой. Однако Елена Всеволодовна так задорно смеялась каждой веселой шутке и радовалась всякому удачно сказанному собеседником слову, что даже обыкновенно серьезный и скучный Александр в ее обществе удивительно преобразился. Оттаял будто. Глядя, как он смеется в ответ на ее умные, но совершенно не злые и не обидные остроты, говорит что-то в ответ – и тоже очень к месту, Ольга просто не могла поверить своим глазам! Таким своего мужа она еще никогда не видела. Зато сама все сильнее ощущала себя чужой среди этих людей, так легко и просто находящих повод для общения. Впрочем, это совсем не мешало наслаждаться обедом, состоявшим из довольно простых, но вкусных блюд. И, воздавая должное кулинарным талантам местной кухарки, Ольга уже решила, что точно такие же пироги, и такая же рыба отныне непременно должны быть и у них на столе.

- Все дело в соусе, - поясняла Елена Всеволодовна, заметив, что ей понравилось, - хотя наша кухарка по старинке упорно называет его «подливой». Никаких модных книг по кулинарии она сроду не читала, все делает так, на глазок. И ни разу при этом не ошиблась! Недавно я тут в подарок выписала ей книгу Елены Ивановны, так она ее листала и только фыркала, тыкая своей поварешкой в заглавия. А после еще ехидно мне и заявила: «Вот молодым* и дарите, а я уже и без нее все знаю. Сама бы могла такую книгу написать, коли бы время оставалось! А где его взять, когда суп уже закипает?!» Представляете?! Ох уж эта прислуга! Иногда, просто сил с ними нет – до чего же гордые! И ведь не поспоришь! – Елена Всеволодовна снова весело рассмеялась, а муж ее тотчас пустился рассказывать, как местный ямщик однажды посоветовал ему пешком пройтись, если тот дорогу знает лучше него. Оля же все думала о том, что и они с Сашей с удовольствием ели и абрикосовые пирожные, и супы своей кухарки. Но о том, как их готовят, она и понятия не имеет – ведь на кухне, пожалуй, за последние годы, пожалуй, ни разу не бывала.

Домашняя жизнь у Прозоровых, вообще, совершенно отличалась от того, что Ольга привыкла видеть даже в собственной семье – об этом она неотступно думала, пока мать и дочь развлекали их своим музыкальным дуэтом. Ольга всю жизнь знала, что родители любят ее и братьев, потому всегда будут печься об их благе… Но разве возможно припомнить, даже из детства, чтобы кого-нибудь из них вот так запросто приласкали или обняли?
Позже, когда Александр и Иван Максимович ушли из гостиной, а старшая девочка Прозоровых увела брата и сестру в детскую, разговор нисколько не угас, продолжаясь все также свободно и просто теперь уже между оставшимися наедине дамами. Елена Всеволодовна к этому времени уже успела настоять, чтобы Ольга звала ее просто по имени. Обсуждали все ту же музыку – когда выяснилось, что гостья и сама хорошо умеет играть на фортепиано, столичные нравы и моды…


- Я в Петербурге последний раз была еще перед рождением Максимушки, а это уже семь лет как случилось. Но вы не волнуйтесь, тут тоже есть хорошие портные – и у нас, и в Царицыне, который к вашему Яру будет поближе. Муж говорил, что вам с Александром Глебовичем там квартира положена? Но я вот искренне советую, как только устроитесь, начинайте сразу подыскивать дом. Надолго ведь к нам приехали? – Оля лишь пожала плечами, сроков их добровольной «ссылки» она и правда, не знала, - Ну, как бы там ни было. Одно дело, если доктор холост, а уж семейным людям совсем негоже по казенным квартиркам ютиться! Да и детки ведь ваши тоже, наверное, скоро сюда приедут!

Услышав последние слова собеседницы, Ольга невольно вскинула на нее удивленный взгляд – с чего это той вдруг пришло в голову, что у них с Сашей есть дети? Но ответить все же постаралась как можно мягче, пояснив, что о потомстве они с мужем пока еще не думали. Елена Всеволодовна, однако, поняла ее слова совершенно по-своему, с мягкой улыбкой взяла за руку и проговорила, будто успокаивая:

- Ну, не расстраивайтесь, душа моя! Пути Господни неисповедимы. Кому-то Он сразу деток дает, а кого и подождать заставляет. Вот у нас здесь матушка есть. Лет пятнадцать они с супругом своим, святым отцов, прожили бездетными. А в прошлом году она вдруг взяла и разродилась, да сразу двойней! И у вас непременно сладится. Вон, супруг ваш какой красивый, да и вы, Оленька, красавица писаная! Так что даже не сомневайтесь, пойдут у вас еще детки – загляденье одно!

Бесконечно смущенная не только простотой, с которой обсуждалась столь деликатная тема, но и комплиментами в свой адрес, Ольга только и смогла, что улыбнуться в ответ. А после сразу постаралась заговорить про другое. И Елена Всеволодовна, угадав, что говорить об этом ей неловко, тоже более не касалась щекотливого вопроса, а спокойно принялась рассказывать о местной светской жизни. Про то, какой в городе есть театр, какие салоны все непременно посещают, поясняя, что сделать это лучше до отъезда, ведь в месте, где им с Александром предстоит жить, возможности для подобных развлечений будет гораздо меньше. И от этих слов Ольге, уверенной до того, что Черный Яр, конечно, городок небольшой, но все же не конец света, едва не сделалось дурно. А как же иначе, если даже сонная Астрахань рядом с ним едва ли не Париж?

- Ну, вижу, утомила я вас разговорами своими, а вы ведь после дальней дороги! Все-все, пойдемте-ка лучше, я вас до вашей спальни провожу!

Комната, в которую госпожа Прозорова привела Ольгу, оказалась очень просторной. И она даже не сразу заметила свои чемоданы, которые уже доставили со станции и разместили у дальней стены. Когда же рассмотрела, то несколько удивилась тому, что рядом с ними стоят и чемоданы Александра. А ведь он, верно, станет их искать, когда закончит разговор с Иваном Максимовичем и пойдет к себе. Ольга хотела было сказать об этом хозяйке, желая устранить путаницу, но Елена Всеволодовна уже показывала, где хранятся умывальные принадлежности, а после, с особой гордостью, продемонстрировала ванную комнату с водопроводом, по которому из домашней котельной прямо в медную ванну через краны подавалась и холодная, и горячая вода.

- Муж у меня многим интересуется, в том числе и по инженерной части. Вот и решил дома устроить такое новшество. Я поначалу, правда, опасалась, как бы дом не поджег или не взорвал чего, но теперь даже помыслить не могу, как раньше без такого удобства жили! Да и соседи, когда узнали, начали просить у него помощи в устройстве подобного и в их домах тоже. Ну, а вам и вовсе погреться с дороги не мешает, Оленька, так что – располагайтесь,

С этими словами она пустила воду в ванну, после чего простилась с ней до утра. Ольга же вытащила из чемодана ночную сорочку, взяла с собой банных простыней и книгу. После чего с удовольствием погрузилась в теплую воду. В ванной она пробыла долго, время от времени подливая теплой воды и ощущая во всем теле позабытую за три дня путешествия легкость. В конце концов, ее стало клонить в сон, и когда томик Жюль Верна едва не оказался под водой, к чему, казалось бы, и приглашало само его название**, Ольга заставила себя встать из воды, расчесала волосы и, не заплетая их, снова вышла в спальню.

- Саша? – только и могла она выдавить, когда вдруг увидела там спокойно разлегшегося посреди постели в ночной пижаме и теплом халате и что-то, как обычно, читающего супруга.

---

*Речь идет о книге Елены Молоховец - «Подарок молодым хозяйкам, или Сре́дство к уменьше́нию расхо́дов в дома́шнем хозя́йстве», впервые изданной в 1861 году.

** «Двадцать тысяч лье под водой»

 Отправлено: 27.01.16 01:02. Заголовок: «Тридцать две тысячи..

«Тридцать две тысячи человек?!»

- Вернее, приблизительно тридцать две, Александр Глебович. Более точной цифры, увы, пока вам не назову, - решив, что несколько затянувшееся молчание столичного доктора означает неудовольствие, Иван Максимович сокрушенно вздохнул и развел руками. – Стыд и срам, конечно, не знать доподлинно, но что поделать? Вот, управит Господь, проведем на будущий год Всеобщую перепись, так все и выясним, а пока уж не обессудьте.

Опомнившись от первого удивления, Веригин вновь посмотрел на собеседника и поспешил уверить его в том, что все в порядке. А сам при этом продолжал мысленно повторять про себя буквально потрясшую его цифру – тридцать две тысячи человек. Потенциальных пациентов, для которых он – в большинстве случаев, единственная надежда и помощник. Нет, работы – любых ее объемов, Веригин не боялся никогда. Но до сих пор ему определенно не приходилось принимать на себя ответственность за благополучие сразу стольких людей. В Петербурге у него было около трех сотен постоянных пациентов, плюс те, кто обращался время от времени, плюс случайные люди со стороны, да еще несколько палат на десять-двадцать больных каждая, в клинике. И по столичным меркам это была обширнейшая практика! Не раз и не два Александру по этому поводу доводилось слышать всевозможные комментарии в свой адрес: некоторые коллеги даже почти всерьез утверждали, что он одержим работой, и сам нуждается в лечении. И вот теперь у него будет сразу тридцать две тысячи пациентов… Точнее, конечно, не сразу – не одновременно. Да и работать он станет не один. Прозоров уже успел рассказать, что помогать ему будут весьма опытная акушерка, фельдшер – «золотой человек, а кабы еще и не пил…», и пара сестер милосердия:

- Одна из них тоже вроде вас, по зову сердца, как говорится. Местная жительница, из Астрахани. Мужа и ребенка потеряла в прошлую эпидемию холеры – инженер он был, прекрасный человек, мы хорошо дружили семьями, и вот такое несчастье… А сама она умница большая. Представляете, еще до свадьбы, втайне от родителей выучилась на сестру, а уже после всего случившегося пришла к нам в Земскую управу и сказала, что хочет помогать другим. Предлагал я ей, конечно, места поближе, покомфортнее – но ни в какую! Словно монашеское послушание на себя приняла.

- Понимаю, - кивнул Александр, чувствуя себя немного заинтригованным. – Что же, полагаю, будет интересно познакомиться.

Присутствие человека «своего круга» - образованного и, наверняка, близкого по нравственным убеждениям и идеалом, конечно, немного успокаивало, но сомнение по-прежнему никак не желало оставлять его душу. Сумеет ли? Хватит ли терпения и способностей? Прежде не ведавший подобных мыслей, Александр всегда легко брался за новые дела – верно, по молодости и неопытности. Со временем же груз неудач и ошибок – куда же без них, всякое случалось, становился все больше. Отсюда и сомнения… Впрочем, не ошибается лишь тот, кто ничего не делает. И потому, привычно заглушив тревоги усилием воли, Веригин принялся подробно расспрашивать Ивана Максимовича обо всем, что еще не успел выяснить. Из-за этого разговор их, обоюдно интересный, вышел дольше, нежели планировали изначально. Опомнились лишь через два часа, после чего с крайне удрученным видом вновь пошли в гостиную, где оставили своих супруг, готовые признать свою вину и понести должное наказание, и, конечно, никого уже там не застали.

Впрочем, Елену Всеволодовну вскоре нашли, она-то и объяснила, что уже успела проводить жену доктора в отведенную Веригиным комнату.

- Показала Ольге Дмитриевне нашу ванную комнату, – с этими словами госпожа Прозорова весело взглянула на мужа, подмигнула, а потом взяла его под руку и широко улыбнулась гостю. – Должно быть, в Петербурге, никого не удивишь водопроводом, но у нас это пока редкость, так что даже и перед гостями не грех похвастаться!

И Александр не смог сдержать ответной улыбки. Замечательная семья! Настоящая… не то, что у них с Ольгой…

- Ну вот мы и пришли! – проговорила она, между тем, когда, поднявшись на второй этаж дома и проследовав через довольно длинный коридор, втроем остановились у одной из дверей. – Здесь я и оставила вашу милую супругу некоторое время назад. Так что, думаю, она вас уже заждалась. Да и мы с мужем теперь спать пойдем, поздно! Покойной ночи!

Любезно распрощавшись с Прозоровыми, Александр вошел в комнату, где уже все было приготовлено для удобного ночлега. Но, вопреки предположению Елены Всеволодовны, жены, томящейся в ожидании его скромной персоны, в ней, конечно, не обнаружил. Впрочем, почти сразу, по тихому плеску, доносящемуся из-за двери, за которой Веригин предположил ту самую пресловутую ванную, можно было предположить, что она предается водным процедурам. Мешать, а тем более торопить ее – он не собирался. Вместо этого спокойно извлек из чемодана пижаму, переоделся и лег пока прямо поверх одеяла, прихватив с собой книгу, которую не успел дочитать в дороге. На самом деле, в поезд он взял их с собой сразу несколько, но за эту принялся уже незадолго до приезда в Астрахань. Написанная в жанре путевых заметок, она поражала воображение не только блестящим стилем, который вообще был присущ автору – еще довольно молодому, но уже знаменитому писателю, с которым Веригин находил у себя немало общего не только по причине того, что был с ним ровесником годами и коллегой по профессии. Но и масштабностью замысла, а также усилиями, которые были приложены для его осуществления. В течение двух лет Александр внимательно следил за публикациями отдельных глав в «Русской мысли». Но едва вышла единым томом окончательная редакция, сразу же приобрел в личную библиотеку. И теперь читал, словно в первый раз, находя в жестком и правдивом рассказе о жизни на «каторжном острове» не только объективное описание настоящего народного быта, но и отражение некоторых собственных мыслей и идей, которые хотелось осуществить в той жизни, которую ему уже совсем скоро предстояло начинать.

Увлекшись чтением и, как обычно в подобных случаях, полностью абстрагировавшись от окружающего мира, он, признаться, даже как-то забыл о том, что где-то поблизости присутствует супруга. Потому, когда, словно бы откуда-то издалека, до него донесся ее удивленный, с ноткой недовольства, возглас, даже не сразу понял, что именно она здесь делает. И, главное – чего от него хочет. Но уже в следующую минуту вспомнил и, нехотя отрываясь от книги и откладывая ее в сторону, поднял на нее взгляд.

В Петербурге они с Ольгой никогда не спали в одной постели. Даже разделяя время от времени с нею ложе в библейском, так сказать, смысле, Александр затем неизменно уходил к себе. Ольга объясняла это тем, что просто не может нормально высыпаться, если в ее кровати есть кто-нибудь еще. Был ли тем несчастным «кем-нибудь» исключительно он сам, или это относилось также ко всем остальным претендентам на подобную честь, Веригин вначале спросить как-то стеснялся, а после утратил интерес. Но здесь, в гостях, возможности выбирать у них не было. Ровно так же, как не было желания в очередной раз что-либо выяснять. Потому, проигнорировав ее возглас, Александр просто поздравил благоверную с легким паром. После чего встал и следом тоже на какое-то время ушел в ванную, надеясь, что к моменту возвращения Ольга уже уснет и тем избавит его от необходимости общаться. А еще – удивляясь, что на него никак не подействовало явление жены в одной лишь ночной сорочке, которая скорее подчеркивала, нежели скрывала пленительные изгибы ее тела…

«Неужели, все-таки возможно исцеление? – думал он затем, с удовольствием погружаясь с головой в теплую воду, быстро заполнившую широкую и глубокую ванну, и наслаждаясь ощущением легкости и невесомости. – Ради него можно многое пережить! Обиду и, пожалуй, даже унижение. Лишь бы знать наверняка… Лишь бы быть уверенным!»

Когда он вернулся в спальню, Ольга, увы, все еще не спала. Сидела в кресле, явно ждала его. И по ее напряженному и недовольному виду, было заметно, что ожидание это ее весьма утомило.

- А почему ты все еще не в постели? – спросил Александр, как ни в чем не бывало и, подойдя к зеркалу, пригладил ее расческой влажные после купания волосы. Затем вновь повернулся к супруге и, не без сарказма, прибавил. – Да ну же, Ольга, право слово, это становится смешно! Уверяю, ты можешь мирно спать и совершенно не тревожиться за свое… целомудрие, когда я рядом. Более того, могу дать слово, что не имею более ни малейшего желания на него покушаться – ни сегодня ночью, ни впредь!

 Отправлено: 28.01.16 00:52. Заголовок: Почти сразу пожалев ..

Почти сразу пожалев о своих словах, Оля закусила губу и остановилась посреди комнаты, сжимая в руках полотенце. Было бы, наверное, неплохо что-то изменить в интонации или как-то иначе задать вопрос, но, как известно, слово не воробей. Александр же, как всегда, оказался умнее и гораздо сдержаннее, а поэтому, сделав вид, что не расслышал ее вопроса, молча скрылся за дверью ванной комнаты. Оставшись одна, Ольга в злости отшвырнула полотенце на стул и принялась расхаживать по комнате, пытаясь понять, как же это так выходит, что рядом с ним она неизменно выставляет себя совершеннейшей дурой?! Впрочем, даже это не идет ни в какое сравнение с тем, что, вероятно, подумала Елена Всеволодовна, если бы Ольге теперь пришло в голову просить у нее для себя отдельную спальню. Всецело преданная своим детям и супругу, она совершенно искренне не представляет, что у кого-то может быть иначе. Да и кто бы на ее месте догадался, глядя на них с Александром? Разве поехала бы нелюбящая жена в эту чертову глухомань, чтобы делить в ней со своим благоверным все тяготы и лишения? Вздохнув, Ольга подняла полотенце, расправила его и повесила на спинку стула. Спать она больше не хотела. И потому, простояв несколько минут глядя на разобранную постель, где Веригин уже выбрал себе правую половину, достала теплую шаль, закуталась в нее плотнее и забралась с ногами в дальнее кресло, собираясь читать. За этим занятием, вернувшись из ванной, супруг ее и застал.

Слова его, произнесенные самым, что ни на есть издевательским тоном, удивили ее и обидели. Вдвойне обидно было, что сама Ольга ни о чем подобном даже не думала! В то время как он, выходит, напротив, вообразил самое дурное и глупое. Метнув в мужа возмущенный взгляд, она вновь тут же уставилась в пол, так как на щеках, против воли, уже пылали яркие свидетельства досады и смущения. Рассержено буркнув, что вовсе не устала с дороги, и спать не хочет, Ольга демонстративно раскрыла книгу там, где лежала серебряная закладка и принялась читать. И вскоре, несмотря на дурное настроение, сюжет романа вновь полностью захватил ее воображение. Словно наяву, представляла она удивительные приключения героев. Точно ребенок, мечтала оказаться вместе с ними на дне морском, чтобы своими глазами увидеть описанный Верном сказочный мир подземных царств, где сокровища затонувших кораблей меркнут перед сотнями разноцветных, переливающихся как драгоценные камни, диковинными рыбками. И удивлялась сама себе, ощущая, что почти влюбилась в таинственного и мрачного капитана Немо, хотя вроде бы давно уже выросла из возраста, в котором девочки увлекаются героями книжных романов… Вернулась в реальность Ольга лишь когда у нее от усталости разболелись глаза. Оказалось, что уже далеко за полночь и муж давно заснул. Чувствуя, как занемело все тело от неподвижно сидения, женщина тихо соскользнула на пол и сладко потянулась, прежде чем потушить свет и, наконец, тоже улечься. Делать все это она старалась как можно тише, чтобы не потревожить супруга. Но когда забралась в постель, которая действительно оказалась очень просторной, заснуть сразу не смогла. Уж слишком странное это было чувство – впервые за всю совместную жизнь спать вместе с этим мужчиной. Странное и нелепое. И тут в голову Ольге пришла еще более нелепая мысль – а она ведь никогда и не видела как Александр спит! Конечно, ему случалось дремать при ней в кресле в гостиной за книгой, или же заклевать носом в театре, ко всеобщему неудовольствию Ольгиного семейства... Но вот так – по-настоящему спящим, она мужа никогда не наблюдала. Потому, не в силах более бороться со своим странным порывом, тихонечко приподнялась на локтях и осторожно, через плечо спящего на боку Веригина, заглянула в его лицо. Сон его казался совершенно безмятежным лишь, тонкая кожа на веках чуть подрагивала. Странное дело: в синеватом свете ночи муж вдруг показался Ольге будто бы помолодевшим. И даже привлекательным. И тут она внезапно испытала еще нечто необычное – неожиданно ей стало его жалко! «Как нелепо проходит его жизнь! - мелькнула яркая, как вспышка, мысль, - Но что же конкретно стало в ней роковым шагом? Ссора со Стадницким, или…?»

Снова откинувшись на подушки, Ольга задумалась. И мысли ее неслись с такой быстротой, что иногда за ними было просто не поспеть. Но суть их была одна. Она размышляла о своем муже – впервые в жизни ни о чем-то конкретном, с ним связанным, а вообще. О том, что Александр умен и не лишен таланта и потому мог бы добиться в жизни огромного успеха. Это ведь было видно сразу – даже тогда, когда он только расстался со своим учителем и покровителем. «А уж с деньгами и связями моего отца…» - подумала было Ольга с привычным злым сарказмом, но тут же сама себя и одернула: ведь в душе, в сердце своем, она всегда знала, что ничего из этого Александру было по большому счету не важно! Даже не случись в его жизни ее, Ольги, он все равно добился бы успеха – может, не так быстро, но все равно! И на ней он женился вовсе не по расчету, а из одного лишь своего глупого рыцарства. Оно же – нелепое это благородство, привело теперь их сюда… «Нелепое! Именно – нелепое! И чего ради?! Чтобы сгинуть теперь вдвоем здесь, в этой снежной пустыне?» – а за окном, будто в тон ее настроению, вновь разошлась не на шутку вьюга, и ветер завывал так, что казалось – стихия уже никогда не остановится.

Как ни странно, себя Ольга больше не жалела. Это чувство будто умерло в ней после того, как из дома тихо, и не даже простившись, исчезла Глаша. Переживая ее предательство, Ольга твердо решила, что это в последний раз. И все будущие испытания, любые, она примет с гордо поднятой головой.

В сон она погрузилась как-то незаметно, путаясь в своих мыслях. А когда проснулась, через щели штор в комнату проникал белесый свет позднего утра. Мужа в постели уже не оказалось и, поднявшись, Ольга добрела до окна. За ночь ветер успел стихнуть, но снег по-прежнему валил с неба огромными хлопьями, а вся земля была укрыта толстым белоснежным покровом.

Через полчаса она спустилась вниз и появилась на пороге гостиной комнаты, дорогу куда легко нашла, ориентируясь на веселую перекличку голосов.

- Ольга Дмитриевна, доброго утречка! – с улыбкой воскликнул Прозоров, на щеках которого в тот же миг возникли две смешные ямочки. Искреннее приветствие, да и сам вид хозяина дома заставил Ольгу улыбнуться в ответ – так же открыто. Поздоровавшись со всеми присутствующими в комнате, она узнала, что проснулась «как раз к завтраку». Хотя, с первого взгляда было ясно, что это не совсем так. И все ждут только ее. Это было неловко, но отчего-то очень приятно.

 Отправлено: 30.01.16 03:27. Заголовок: Проснувшись поутру, ..

Проснувшись поутру, и еще даже толком не сообразив, что с ним и где он, Александр перевернулся на спину. Сладко зевая и протирая глаза, затем, также машинально, он повернул голову – и, отняв от лица руки, вновь на короткое время замер, вглядываясь в лицо крепко спящей на противоположной стороне супруги. Лишенное привычной – во всяком случае, в его присутствии, гримасы плохо сдерживаемого раздражения, оно выглядело необычайно мило. Невольно залюбовавшись, Александр даже потянулся было рукой, намереваясь смахнуть белокурую прядку, которая спустилась с виска и, трепеща от равномерного глубокого дыхания, периодически щекотала Ольге нос, заставляя тонкие ноздри подрагивать, а саму хозяйку носа – недовольно хмуриться во сне. Становясь при этом невыносимо похожей на ту девочку, которой Веригин ее когда-то впервые увидел. Капризную, упрямую, эгоистичную. И при этом – чертовски, до мучительного желания прижать к груди, спрятать в объятиях, одинокую… Вот только сама она никогда не желала его объятий. Ни тогда, ни теперь. Горьковато усмехнувшись, Веригин вздохнул, убрал руку и, отвернувшись от жены, сел, опустив на прохладный пол босые ступни.

И все-таки, почему?! Почему все эти годы Ольга не дала ему ни единого шанса, наглухо заперев на замок сердце, так и не изжив в нем свою несчастливую первую девичью любовь, которая и теперь не принесла ничего, кроме боли и разочарования? И как, черт возьми, получилось у ничтожества, недостойного даже плевка в свою сторону, завладеть им так крепко, чтобы Ольгу не страшил даже неизбежный публичный позор и унижение? Чем он, Александр, хуже... него?!

Эти вопросы, обращенные даже не к супруге, а к самому себе, Веригин запретил себе же задавать еще в Петербурге, сразу после того, как узнал об Ольгиной измене, едва лишь чуть поутихли первый гнев и бешенство. Запретил. Потому что, слава богу, прожил на свете достаточно, чтобы понимать: любят не за что-то, а вопреки. И что молчаливый многовековой уговор между женщиной и мужчиной: «ты – мне – просторную пещеру, надежное плечо и свежего мамонта на ужин, а я – тебе – уважение, потомство и верность…» суть абсолютная утопия при условии отсутствия хотя бы минимального душевного сродства. Вот и они с Ольгой, словно плюс и минус, подтверждающие незыблемость математических законов, сойдясь вместе, дали при попытке умножения один лишь огромный минус… Но иногда, в минуты, когда железный самоконтроль Александра давал незначительный сбой, они – проклятые эти вопросы, вновь начинали его терзать и надолго портили настроение. Зная за собой подобное свойство, и не желая поддаваться хандре, особенно неуместной на глазах и в доме у милейших Прозоровых, Веригин решил бороться с ней самым решительным образом и наиболее жестким средством – холодным душем. Среди зимы, да даже и летом, это кому угодно могло бы показаться изощренным видом самоистязания, но Александр Глебович довольно давно практиковал подобное с целью общего укрепления организма, потому и теперь прекрасно перенес, и верно, ощутив прилив сил не только физических, но и душевных. После чего побрился, оделся и, не желая потревожить все еще спящую Ольгу, решил спуститься вниз, в библиотеку. Время по-прежнему было довольно ранним, едва рассвело. И в Петербурге об эту пору обыкновенно почивала даже публика попроще, чем великосветская, привыкшая днем спать, а ночью жить. Поэтому, полагая, что и в Астрахани так рано никто не встает, Веригин решил что успеет спокойно дочитать «Остров Сахалин» еще до того, как у Прозоровых накроют стол к завтраку. И, к бесконечному удивлению своему, ошибся, повстречав прямо на ведущей на второй этаж дома лестнице бодрую Елену Всеволодовну, которая с любезной улыбкой тут же поинтересовалась, хорошо ли им с супругой спалось?

- Да, прекрасно, благодарю вас! Так хорошо, что Ольга еще до сих пор не желает возвращаться из мира грез, - улыбнулся в ответ Веригин. – Мы с ней по рассеянности вчера забыли спросить, в котором часу у вас в доме принято завтракать…

- О, у нас ужасная анархия! Вы как доктор наверняка будете шокированы! – рассмеялась мадам Прозорова. – Первым, ни свет, ни заря, встает Иван Максимович. У него с половины девятого до одиннадцати приемные часы в Земской управе. Разумеется, я провожаю его на службу, поэтому встаём практически одновременно… Ну, да это ведь обычно, у вас в семье, наверняка, так же заведено? – замявшись с ответом, Александр лишь молча кивнул. К счастью, собеседница его ничего не заметила. – Вместе пьем чай – муж не любит плотных трапез с утра. После его отъезда – если не каникулы, встают и завтракают перед гимназией дети, ну а после, разослав всех по делам, завтракаю бездельница – я! Впервые целым семейством собираемся за столом лишь после полудня. И, поверите ли, считаем это завтраком! Ужасно, верно?

- Нет… ну, то есть, конечно же, да! – шутливо нахмурившись, Александр Глебович с глубокомысленным видом кивнул.

- Я тоже так думаю! Но вас с милейшей Ольгой Дмитриевной мы голодать до полудня заставлять совершенно не намерены…

- Пусть вас это не беспокоит! Боюсь, я из той же породы людей, что и ваш супруг, так что вполне обойдусь чаем. А жена и вовсе вряд ли проснется до одиннадцати… у нас в Петербурге это обычное дело, - пояснил поспешно Веригин, перехватив короткий удивленный взгляд собеседницы, которая, взяв под руку, уже вела его в столовую. «К самовару», - как было сказано.

- Вот и прекрасно, пусть себе отдыхает! Мы же с вами, тем временем, поговорим, почаёвничаем. И уж когда все вместе вновь соберемся, решим, как будем сегодня развлекаться. А то Иван Максимович еще, знаете ли, уходя, строго-настрого приказал мне выведать, как вы с супругой любите проводить досуг. А с ним шутки плохи!…

 Отправлено: 12.02.16 21:59. Заголовок: - Ольга Дмитриевна, ..

- Ольга Дмитриевна, тут мне сорока на хвосте принесла, что вы большая поклонница театра. Но должен вас разочаровать. Ни в этот вечер, ни в ближайшие, в нашем театре делать нечего. Солистка слегла с ангиной и даже если мы к ней немедленно направим вашего супруга, то сомневаюсь, что даже ради вас он сможет ее так быстро поставить на ноги!

«Я тоже в этом сомневаюсь!» - подумала в ответ Ольга, но сказать ничего не успела, так как Прозоров продолжил изливать свои мысли:

- Там конечно есть замена, но молоденькая актрисочка в роли Дездемоны оказалась весьма посредственной – ни мысли, ни чувства! Да и разве бы вам мог понравиться наш провинциальный театр? Вы привыкли к другому уровню, так что – оно и к лучшему? Верно, Эленочка?

- Ну, уж совсем ты раскритиковался! Не слушайте его! Надо сказать, что здание театра у нас новое и весьма интересное, при случае, обязательно загляните. Да и мы с вами сегодня мимо него проедем, - спокойно добавила Елена Всеволодовна, а Иван Максимович быстро перемигнулся с женой и продолжил:

- Но скучать мы вам с мужем не позволим, Ольга Дмитриевна! Нет, ни в коем случае! Поэтому, мы с Еленой Всеволодовной придумали для вас с Александром Глебовичем достойное развлечение, которое и в пост не грех. Конечно, в столицах подобного рода забавы не в моде, наверное? Ну, ничего, мы тут на это дело иначе смотрим. Ой, нет-нет, не спрашивайте, Александр Глебович! Это такой сюрприз у нас приготовлен для вас с женой.

Елена Всеволодовна с нескрываемой лаской посмотрела на мужа, дети радостно заулыбались, и только Веригины, недоумевая, переглянулись, будто чувствуя подвох. Конечно, Ольга сейчас приняла бы с радостью любое увеселение – даже посредственную игру провинциальных актеров, но сюрприз, который приготовили супруги Прозоровы, вызывал в душе безотчетную тревогу, будто мог принести не удовольствие, а в очередной раз поставить их с Александром в неловкую ситуацию. Отказаться же было невозможно хотя бы потому, что мадам Прозорова и так весь день твердила как ей неловко, что Ольге себе нечем здесь занять. Также Елена Всеволодовна отказалась принять робко предложенную Олей помощь по хозяйству, попросив ее ни о чем не тревожиться и отдыхать. Но вместе с тем, каждые полчаса заглядывала к гостье узнать, чем та занята и не нужно ли ей чего. Ольга была тронута таким вниманием, но все больше ощущала неловкость. И когда, наконец, набралась смелости, пошла в библиотеку к мужу, решив узнать – как долго они будут тут гостить. Александр сути ее вопроса не понял и сообщил, что с их стороны будет неприлично отказываться от гостеприимства и вот так сразу же уезжать, так что – дня два еще они здесь пробудут. После чего добавил весьма едкое: «придется потерпеть» и вновь уткнулся носом в книгу. Несколько минут созерцая его затылок с нескрываемой злостью, Ольга все же удержалась от желания хлопнуть дверью и весь остаток времени до обеда свою досаду на мужа выместила в музыке, со всей страстью обращаясь к Вагнеру и его мистическим мелодиям, чем даже вызвала удивление у хозяйки.

- Что за настроения у вас меланхоличные, Ольга Дмитриевна? – спросила Елена Всеволодовна, когда отзвучали последние звуки реквиема. Ответить должным образом Оля не смогла, поэтому просто пожала плечами и предложила для мадам Прозоровой исполнить что-нибудь более приятное.

Окончив обедать, Иван Максимович поднялся из-за стола и сообщил домочадцам, что сбор назначается на шесть часов, чтобы все были одеты в теплую одежду и не опаздывали.

- Ждать не будем!

Час спустя, в коротенькой шубке с синим бархатом наружу, украшенной серебристой вышивкой, и такой же синей шляпке, Ольга спустилась вслед за мужем вниз. Руки она прятала в лисьей муфте и выглядела совершенно прелестной девочкой, о чем ей тотчас же сообщила Елена Всеволодовна. А старшая дочь Прозоровых, с явной завистью взглянув на Ольгу, со вздохом заметила, что хотела бы когда-нибудь оказаться хоть в половину такой же изящной как она.

- И станете еще, без сомнений! Вы очень милая барышня и через несколько лет будете настоящей красавицей на зависть многим, - улыбнувшись, ответила Оля, ласково касаясь щеки раскрасневшейся барышни.

 Отправлено: 14.02.16 23:24. Заголовок: Сюрприз, анонсирован..

Сюрприз, анонсированный супругами Прозоровыми еще до того, как Ольга проснулась и вышла в гостиную, естественно, заинтриговал и Александра. Однако, обладая от природы большей выдержкой, а может – меньшим любопытством, он довольно спокойно дожидался момента, когда все, наконец, прояснится. Другое Ольга. Еще днем Веригин с некоторым удивлением наблюдал за тем, как она томится и не знает, куда себя приложить. Удивился доктор прежде всего потому, что искренне полагал такой – бездельный и, в общем-то, совершенно бесцельный образ существования для нее привычным и естественным. А не все ли, в сущности, равно, где именно предаваться этому занятию – в Петербурге ли, в Астрахани… Сам же он, по привычке, а еще – из деликатности и нежелания привлекать к себе слишком много внимания хозяев дома, которым, наверняка, и без этого есть, чем заняться, коротал время за чтением, в библиотеке, которая оказалась у Ивана Максимовича весьма недурной и характеризовала своего обладателя как человека не только просвещенного, но и весьма современного и либерального. Впрочем, это Александр понял еще накануне, во время их разговора наедине. Теперь же лишь утвердился в своей догадке, обнаружив на стеллажах среди многочисленных книг по современной философии и политэкономии – ей Прозоров, видимо, увлекался более всего, также немецкие издания трудов Маркса и Каутского. О последнем Веригин слышал лишь краем уха, потому что политэкономией, напротив, не интересовался вовсе. Но теперь, от нечего делать, взялся листать его «Der Einfluss der Volksvermehrung auf den Fortschritt der Gesellschaft»*, да неожиданно для себя и увлекся, хотя мальтузианские рассуждения про искусственное предупреждение рождений во избежание перенаселения казались ему совершенно утопическими. Было также хорошо заметно, что автор совершенно не задумывается, или – что очевиднее, вовсе не имеет ни малейшего понятия о медицинской стороне этого вопроса. Убедить людей не производить или сильно ограничить производство потомства на основании абстрактной опасности возможного перенаселения… не абсурд ли? А если не убеждать, а действовать силой – полное противоречие идее гуманизма…

Именно на этом месте его философических размышлений в библиотеке и возникла благоверная, с извечной тоскливой гримасой вопрошая, как долго еще они пробудут у Прозоровых. Предположив в прозвучавшем из ее уст слове «гостить» сарказм, Александр, коему порядком надоели эти выкрутасы в духе избалованного ребенка, который капризничая, привлекает к себе внимание, требуя объяснять очевидное, ответил довольно резко. А после вновь демонстративно уткнулся в книгу. Постояв еще немного у него над душой, недовольная Ольга ушла, и доктор вздохнул с облегчением. Следующий раз он встретился с ней лишь за обеденным столом, в приятном обществе хозяев дома, которые, сами того не подозревая, служили своеобразным ингибитором капризов, заставляющим мадам Веригину, верно, немного стесняясь, держать себя в руках и не производить каждую минуту новые поводы для стычки или выяснения отношений. В отсутствие которых Ольга выглядела даже милой и обаятельной, а вдвоем они и вовсе смотрелись вполне счастливой парой.

После обеда, наконец, пришел черед обещанного еще утром сюрприза. Когда оба семейства, собравшись, покинули дом, на улице давно стемнело.

- И куда же мы все-таки направляемся? – с улыбкой поинтересовался у госпожи Прозоровой, которую вел под руку, Александр, сочтя, что теперь его любопытство будет вполне уместным.

- Ну что, Жан, расскажем им уже, наконец? – оглянувшись на Ивана Максимовича, сопровождающего в путешествии по заснеженному тротуару Ольгу и детей, идущих следом, держась за руки, весело спросила Елена Всеволодовна.

- Думаю, самое время, Элен! Мы специально решили устроить вам пешую прогулку, Александр Глебович. Вернее, не только для того, чтобы показать, как красив наш город в вечернем свете фонарей, - усмехнулся он, широким жестом руки указывая на, и верно, весьма привлекательную картину оживленной и ярко освещенной центральной улицы, вдоль по которой их компания сейчас и проходила. – Этим мне вряд ли удастся удивить вас после Петербурга… А вот катаниями на санях со снежной горки в городском саду, в который мы направляемся и вот-вот уже придем – вполне возможно! Ну же, гости дорогие, скажите-ка теперь, что нам с Элен этого вовсе не удалось?! – воскликнул он в завершение своей долгой тирады, с торжествующим видом по очереди вглядываясь в несколько обескураженные лица супругов Веригиных.


________________________________________________________



*«Влияние роста населения на прогресс общества», 1880 год

 Отправлено: 17.02.16 02:42. Заголовок: Ольге было приятно и..

Ольге было приятно идти и тихо обмениваться шутливыми замечаниями с господином Прозоровым. Иван Максимович не говорил ничего особенного, но как это часто бывает, иногда одна верно подмеченная деталь, приправленная правильным комментарием, может быть гораздо интереснее всех умных размышлений. И Оля чувствовала, что ей вовсе не скучно, а напротив, не хотелось бы обрывать беседу. Иван Максимович интересовался событиями в столичном обществе, и она могла отвечать ему в тон, рассказывая забавные истории, но не те пошлые сплетни, которые занимали общество, а именно остававшиеся в тени милые истории. И сама себе удивлялась, как приятно говорить об этом. Муж, похоже, так же наслаждался обществом Елены Всеволодовны. И кто бы догадался, что сейчас по улицам идут люди, которые свели знакомство лишь прошлым вечером!

Наконец, Александр все же поинтересовался, что является конечной целью их прогулки, и Оля, которая дорогой нет-нет, да и спрашивала про это у младших Прозоровых, с любопытством воззрилась на своего спутника. А Иван Максимович, с улыбкой, достойной фокусника, вытащившего из пустого цилиндра кролика, наконец-то рассказал о сюрпризе. Вот и вправду сюрприз! Ольга невольно сбилась с шага, когда услышала о том, что им вскоре предстоит.

- Вы серьезно?!

- Вполне, Ольга Дмитриевна, и как я упоминал сегодня, это не только детское развлечение. Скоро убедитесь.

Когда они прошли ворота городского сада, по расчищенным от снега дорожкам которого неспешно прогуливались горожане, вдалеке, и вправду, послышались веселые крики и взрывы смеха. Даже отсюда хорошо виднелись установленные вдалеке высокие деревянные сооружения, с лестницами и крутыми спусками, а вокруг самой катальной горы, как и прямо на ней – было великое множество народу. Подойдя ближе, Ольга, к своему большому удивлению, среди гимназисток с косами на оба плеча, что торчали из-под пуховых платков, и веселых кадетов, увидела почтенных отцов семейств в каракулевых шубах, а еще раскрасневшихся женщин в нарядных пальто, которые все вместе собирались в огромных деревянных санях, а после с веселыми криками неслись в них вниз с горы по плотно укатанному снегу. Чуть поодаль был и естественный склон холма, который специально залили водой, отчего там образовалась длинная ледяная дорога, к которой тотчас же помчались мальчишки Прозоровых, сопровождаемые запоздалым окликом их матери, чтобы были поаккуратней.

- Сорванцы. Последний раз пришлось латать вот такую дыру на штанах Трошки! - пояснила она, поворачиваясь к Веригиным, - Ох, ну и лица же у вас! Иван Максимович, кажется, они боятся?!

- Да и верно! – хохотнул Прозоров, все еще державший Ольгину руку на своем локте, по-отцовски похлопывая ее своей ладонью, - Значит, нам им пример подавать!

И не дожидаясь ответа, Иван Максимович увлек мадам Веригину к деревянным горам. Елена Всеволодовна и Александр поспевали за ними. Было время, когда Ольга смело предавалась подобным забавам. Братья часто катали ее в деревне, когда Чернышевы всей семьей отправлялись туда перед Масленицей. И, конечно же, это было весело. Дух захватывало, а в груди будто каждый раз что-то обрывалось, но потом сразу делалось сказочно легко. Но то были ее братья. А вот супруга своего Ольга смотрела с сомнением в глазах. Сложно вообразить, что он вообще когда-то был ребенком, тем более – сорванцом!

- Тут главное – не дать саням близко к бортам подъезжать, а то и перевернуться недолго. Ну, да не пугайтесь так, Ольга Дмитриевна! Будем надеяться, мужу вашему хватит на это ловкости!

- Будем, - шепнула Оля, не веря в душе, что тот вообще согласится влезть на эту конструкцию. Почтенный доктор – и на санки?!..

 Отправлено: 19.02.16 23:50. Заголовок: Иван Максимович бы, ..

Иван Максимович бы, наверное, сильно удивился, если бы узнал, что своим предложением совершил нечто почти невероятное, заставив супругов Веригиных испытать сходные эмоции и приведя их хоть в чем-либо к единому мнению. Высказанному вслух, правда, одной лишь Ольгой Дмитриевной, выразившей сомнение в серьезности Прозорова в ответ на его предложение – им, четверым взрослым и серьезным людям, покататься с горы на санках. Александра, который хотел спросить о том же, она опередила ровно на секунду. И потому, открыв рот, он тотчас же его и закрыл. И вид притом имел, должно быть, довольно глупый, потому что Елена Всеволодовна, внимательно следившая за его реакцией, довольно рассмеялась.

Затея Прозоровых казалась довольно странной и в другой ситуации Веригин бы непременно отказался. Дело не в опасности предприятия: ее здесь было не больше, чем при скорой ходьбе по нечищеному ото льда тротуару. И даже не в безрассудстве – этого качества Александру Глебовичу, хоть на первый взгляд такого и не скажешь, тоже было не занимать. Иначе в свое время вряд ли женился бы он на Ольге – при всех сопутствовавших его сватовству обстоятельствах. Отказаться же было невозможно, прежде всего, потому что в предложении Ивана Максимовича Веригину вдруг в очередной раз почудилось скрытое желание проверить его – а вместе с ним и супругу. Испытать, так сказать, на изгиб, пусть и в весьма несерьезной форме. Но это было все равно то же самое, что нет-нет, да и проскакивало в их с Прозоровым беседах на разные темы с самых первых минут знакомства. Попытка выяснить «уж не пародия ли он», а еще – тот своеобразный тип иронического снобизма, с которым часто смотрят из провинции на обитателей столицы. Особенно на тех, которые вдруг решают уехать в какую-нибудь Тмутаракань, оставив вполне успешную жизнь и налаженный быт – и все это без какой-либо хорошо очевидной извне причины. Последнее – причину переезда Веригиных из Петербурга, Иван Максимович также неоднократно пытался у Александра выведать, должно быть, не слишком веря в одни лишь человеколюбивые устремления будущего нового земского доктора. Расспрашивал, конечно, не в лоб, а исподволь. Но Веригин всегда оставался начеку, потому, не добившись своего, Прозоров, кажется, чувствовал себя немного задетым. В то время как Александр, в очередной раз ловко уходя из искусно расставленной сети, в душе даже порой над ним потешался. Впрочем, беззлобно. Ибо, несмотря ни на что, Иван Максимович продолжал нравиться ему как человек и вызывал уважение как ревностный профессионал чиновничьего дела, который считает своим долгом досконально изучить каждого из тех, кого принимает к себе на службу.

Сани для катания желающим предоставляли двух видов: большие, рассчитанные на небольшую компанию из трех-четырех человек и те, на которых поместиться было возможно лишь вдвоем. Иван Максимович, с которым Александр, оставив супругу в обществе мадам Прозоровой, направился к здоровенному мужику, выдававшему санки и одновременно следившему здесь за порядком, взял себе двухместные. Такие же, с невозмутимым видом, попросил для них с Ольгой и сам Веригин. Последней же сохранять невозмутимость было необязательно, потому, лишь взглянув в ее испуганные глаза, невольно еще больше расширившиеся при виде представленного средства передвижения, Александр Глебович едва смог сдержать улыбку:

- Мадам, я вижу сомнение на вашем лице! Уж не хотите ли вы сказать, что не доверяете мне, своему законному супругу?! Что сомневаетесь в моем мастерстве и ловкости? – воскликнул он весело и, сделав рукой широкий взмах, с шутливым поклоном предложил Ольге занять переднее место, сам намереваясь устроиться сзади, имея возможность дополнительно удержать в своих объятиях.
Разумеется, лишь для того, чтобы лучше защитить на случай падения...