Отправлено: 22.06.15 23:53. Заголовок: Искупление

Время - 1891, 1896 и затем - 1898 год.

Место - Петербург, далее - Астраханская губерния.

Участники - Ольга Веригина, Александр Веригин, Степанида Лисицына, Иван Прозоров, НПС.

 Отправлено: 22.02.16 23:13. Заголовок: - Да едете ли вы?! ..

- Да едете ли вы?! Или уж других пропустите? – послышался позади них недовольный голос. И, обернувшись, Ольга увидела господина, возрастом намного старше Александра, сопровождавшего веселую и румяную девушку, которая держала его за рукав и поглядывала на нее с каким-то вызовом.

- Едем-едем, - поспешила отозваться госпожа Веригина и протянула руку супругу, который тоже смотрел на нее с давно уже позабытыми ею веселыми искрами в глазах. Отвечать на его вопрос Ольга посчитала излишним, просто забралась в деревянные сани, постаравшись устроиться настолько удобно, насколько это было вообще возможно, поставив ноги на высокую изогнутую полочку, а руками крепко ухватилась за перекладину. Тут же после этого и сам Александр уселся позади нее, поставив ноги на полозья, а в руки взяв толстые кожаные ремни, чтобы править санями. А после они как-то вдруг сразу покатились, сначала медленно, а после с каждой секундой все быстрее. И вот уже ледяной ветер засвистел в ушах Ольги, одновременно нещадно обжигая холодом лицо. Но, нисколько не боясь застудиться, она лишь покрепче вцепилась одной рукой за сани, а другой – в шляпку, придерживая ее на макушке. И чуть откинувшись назад, прищурив глаза и приоткрыв от удовольствия рот, как ребенок, наслаждалась этим полетом, дающим безграничное чувство свободы. На эти полминуты даже привычный мир с его заботами и огорчениями будто бы вовсе перестал существовать. Оставалось лишь только щекочущее возбуждение и смутное ощущение, которому Оля не могла бы дать точного названия, но очень похожее на счастье. Хотя для него вроде бы и не было никаких особых причин… Что думает, или тем более чувствует Александр, теплое дыхание которого она ощущала затылком, Ольга и подавно не могла себе представить. Но почему-то казалось, что он тоже сейчас наверняка должен улыбаться.

Санный путь закончился быстрее, чем хотелось бы и после крутого спуска они выкатились на широкую заснеженную поляну, где, уже по инерции проехали еще немного, постепенно замедляясь. А после Александр просто натянул один из ремней, заставив сани остановиться на повороте, отчего они чуть покачнулись, но устояли. И тут Ольга внезапно подумала, что все это удивительным образом напоминает… их семейную жизнь! Они катились по ней вдвоем с Александром, и она всегда испытывала пьянящий восторг от происходящего, смело смотрела вперед, нисколько не думая о том, что за спиной все так же неизменно оставался супруг. Без лишних просьб и упреков, он заботился о ней даже в ту пору, когда Ольга этого совершенно не заслуживала. А когда стало необходимо, он спокойно и натянул ремень, резко повернув «сани» их семьи в другую сторону. Отчего они, конечно, тоже едва не разбились – но все равно устояли! Но надолго ли еще хватит его терпения и сил, чтобы и дальше прикрывать ее спину и заботиться о ней?


- Ну, вот! Видите, вовсе и не страшно! Понравилось ли вам? – Елена протянула руку задумавшейся Ольге, помогая той встать с саней.

- Понравилось, - честно призналась госпожа Веригина и повернулась к мужу, который отлучился, чтобы отдать сани мужику, который отвозит их обратно наверх, - Я с детства не каталась с горки! Только у нас в деревне они были настоящие, снежные, с кочками, на которые как налетишь, так сразу и окажешься в сугробе. И взрослых там никогда не было, только мы с братьями, да деревенская ребятня… Знаете, Елена, мой брат один раз так неудачно упал, что сломал себе палец, а сказать взрослым об этом побоялся. Так и ходил три дня, пряча руку. То в карман, то за спину, пока гувернер не заметил, что он не может даже пера в руке удержать. Ну и криков же было! Maman готова была всех врачей созвать из столицы.

 Отправлено: 02.03.16 22:42. Заголовок: Катание на санках ок..

Катание на санках оказалось не единственным приключением, которое приготовили для своих гостей в тот вечер супруги Прозоровы. Впереди был ярко освещенный фонарями и гирляндами электрических лампочек каток, по которому под музыку местного духового оркестра, составленного из служащих пожарной заставы, астраханцы чинно скользили парами и по-отдельности – народу на весьма просторной ледяной площадке толпилось разве что совсем чуть-чуть меньше, чем у снежной горки… Были петушки на палочках и разноцветная сахарная вата, которые до того Александр Глебович уже забыл, когда и ел…

Вообще, если честно, Веригин был немало удивлен, что все эти занятия, которые он лет двадцать уж как считал совершенно неподобающими для себя по возрасту, оказывается, могут приносить столько удовольствия! Может, не так уж и неправа Ольга, которая часто упрекает в том, что он совсем не умеет развлекаться и живет одной лишь работой? Обычно в таких случаях он отвечал ей, что слишком для всего прочего устает – и вовсе не обманывал!

Устал и теперь – причем, чертовски! После всех этих зимних забав по пути домой болели даже те мышцы, о существовании которых в собственном теле Александр – неплохой, к слову, анатом, кажется, и не подозревал вовсе! Но эта усталость была… другой, не той, мутной, что порой накрывает после тяжелого трудового дня, заставляя мечтать лишь, как бы побыстрее добраться до кровати и уснуть. Однако, когда ты, наконец, ложишься – коварный сон тотчас же и улетучивается, а в голове по-прежнему, словно заезженный мотив, продолжают крутиться события дня минувшего, еще сильнее изматывая и оставляя наутро вместо бодрости ощущение даже большей разбитости.

По всей видимости, нечто подобное испытывала и Ольга. Александр, правда, не спрашивал, однако, когда вернулся из душа в спальню, увидел, что супруга уже крепко спит на своей половине кровати. Улегшись с противоположного края, он тоже мгновенно уснул. А следующим утром, сразу после завтрака, неугомонные Прозоровы опять увлекли их за собой – благо нынче случился выходной, и Ивану Максимовичу не нужно было ехать в присутствие, а детям идти в гимназию…

Вспоминая потом эти три дня в зимней заснеженной Астрахани, Александр не раз думал, что, возможно, от начала и по сию пору – те оказались самым счастливым временем их с Ольгой супружества. Нет, они нисколько не стали ближе и не простили нанесенных друг другу обид… Просто, впервые за несколько лет, вдруг стало некогда спорить и ссориться, ведь они почти не оставались наедине – и, кажется, были этому только рады, словно два противника, измотанные тяжелой и затяжной битвой, по молчаливому уговору взявшие небольшой тайм-аут. Всего лишь временное перемирие, чтобы накопить душевных сил и после снова продолжить – до чьей-либо безоговорочной капитуляции. Или до полного взаимного истребления. Последнее им предстояло вскоре выяснить, вновь сойдясь лицом к лицу и один на один уже в главном сражении, продолжительность и исход которого были известны только Провидению. А пока – можно было еще немного порадоваться миру и спокойствию.

 Отправлено: 17.04.17 15:48. Заголовок: Снег скрипел под пол..

Снег скрипел под полозьями маленького возка, в котором доктор Веригин с женой еще затемно отправился в Черный Яр. Дорога должна была занять примерно полдня, ехать собирались почти без остановок, лишь переменить лошадей, да выпить чаю на богом позабытой почтовой станции, чтобы согреться. Путешествие Ольге не запомнилось ничем примечательным – дорога была однообразной: по правую руку тянулась скованная льдом Волга, на берегах которой кое-где возникали запорошенные снегом кустарники или небольшие рощи, с левой же стороны раскинулись бесконечно-белые просторы степей, а у самого горизонта темной полосой проступал лес. Время от времени сани проезжали какие-то деревни и села, похожие друг на друга как две капли воды: деревянные домишки, да церковь на взгорке – то деревянная и почерневшая от времени, то беленая каменная, поблескивающая своей луковкой. Небо было затянуто пеленой облаков, таких же белых, как и снег, отчего возникало ощущение, будто все вокруг завернуто в вату.

Но все это осталось для Ольги почти незамеченным. От проникающей в саму кровь стужи не спасали ни тулуп, надетый поверх ее шубки, ни меховой полог, которым были укутаны ноги, она находилось в каком-то странном дремотном состоянии, без снов и видений. Из него молодую женщину ненадолго вырывали лишь голоса порой перекликающихся между собой Веригина и возничего, который рассказывал новому доктору о местах, где они теперь едут, или о Черном Яре, куда путники, в конечном итоге, добрались лишь к сумеркам.

Когда возок въехал в город – хотя, называть городом эту глухомань казалось Ольге нелепостью – первыми, как водится, стали попадаться маленькие деревянные избёнки, с двумя, а то и одним окном по фасаду. Дальше, впрочем, пошли дома побольше, иногда даже обнесенные палисадниками. Но для доктора жилище отвели в самом центре города, где после пожара, что случился ровно четверть века назад, решено было строить дома из кирпича. И по местным меркам, их дом выглядел как царские хоромы – целых пять комнат да еще с мезонином.

Едва сани остановились, Александр Глебович легко, будто и не было долгого переезда, соскочил на землю и протянул руку жене, помогая той сойти на землю. После взял свой дорожный саквояж и подошел к двери. Но только лишь поднес руку к звонку, как та распахнулась сама и в проеме возникла огромная бабища, ростом чуть ли не выше доктора, а вширь уж точно раза в полтора его превосходящая.

- Ну, добрались, слава тебе, Господи! А то думала, чай, в дороге что с вами приключилось?! Не стойте на улице, входите же быстрее, - втянув в дом Александра Глебовича, гренадерша кинулась и к Ольге, которую также цепко схватила за руку и провела затем в прихожую, по ходу давая распоряжения извозчику, куда ставить оставшиеся вещи.

Веригин представил себя и супругу женщине, которая оказалась кухаркой.

- Зовите меня Варварой, - провозгласила та в ответ, и голос ее, идущий из глубин необъятного тела, показался Ольге похожим на раскаты грома. Александр, тем временем, помог жене снять тулуп и шубу, но сам раздеваться не стал, объявив, что хочет немедленно осмотреть свою новую больницу.

- Ишь, деловой какой! Доктор, сразу видать! – в голосе Варвары слышалось не только уважение, но и насмешка. По ее мнению, суета и спешка до добра не доводят, - Да вы не стойте стоймя, проходите! Покажу вам ваши владения.

Лишь обернувшись на захлопнувшуюся за мужем дверь, Ольга безропотно пошла за ней, оглядываясь по сторонам. Происходящее вокруг по-прежнему казалось ей странным, безумным сном.

Комнаты дома представляли собой маленькие клетушечки, в которых было только самое необходимое из мебели. В столовой – оклеенные зелеными обоями в полоску стены, оживленными местными пейзажами в двух рамках на выступающих гвоздях, под низко свисающим с потолка тканевым абажуром с густой бахромой круглый стол и пять стульев, еще буфет, да комод, застеленный кружевной салфеткой, поверх которой еще «украшение» – ваза с дешевыми бумажными цветами. Дальше гостиная с диваном и двумя креслами, чайным столиком и книжной полкой. Был еще кабинет и библиотека, которые явно готовили специально к приезду доктора. О том, что прежде эти комнаты, вероятно, имели совсем другое назначение, буквально говорили развеселого розового цвета стены и ситцевые, в мелкий цветочек, занавески на окнах. Представив серьезного Веригина в этом «будуаре», Ольга не удержалась от ехидной улыбки.

- Кто здесь раньше жил?

- Да одна вдовица, полковница, я ей прислуживала. Померла месяца три назад… Но не волнуйтесь, спаленку мы прямо первой заново отделали!.. Вот и она!

От вида этой комнаты Ольга испытала новое неприятное потрясение. Да уж, действительно, «спаленка»! Столь крохотная, что в ней едва поместилась кровать, умывальный столик и огромный шкаф у дальней стены, что занимал ее почти целиком. Ни о какой ванной, как у Прозорвых, тут не могло идти и речи.

- А для мужа моего комната где?

- Для мужа?! Так зачем это нужно? Вот туточки и место ему, - указав широченной, точно лопата, ладонью на кровать, Варвара поглядела на докторшу как на сумасшедшую. – И у прежних хозяев тоже одна, вроде, была.

- Да, но кровать здесь слишком узкая для двоих, - попробовала возразить Ольга и услышала в ответ какие-то странные, булькающие звуки. Все тело кухарки сотрясалось в беззвучном смехе.

- Да ну, вы и скажете же! У меня с мужем и того уже будет, а ничего – не деремся! Так оно даже приятней, - и подмигнув, Варвара направилась прочь из спальни, продолжая что-то говорить. Но Ольга ее уже не слушала, потому как в полном отчаянии сидела на уголке кровати, подперев рукой голову. Только теперь она начала осознавать, что все это взаправду. И этот дом, который был ровно вполовину меньше их петербургской квартиры, и эта дикая женщина, все еще громыхавшая где-то внизу своим голосом.
Что за жизнь ей здесь предстоит?

Закрыв глаза, Оля сделала пару глубоких вдохов, чтобы успокоиться. Нет, она не позволит унынию взять над собой верх и не доставит удовольствие Александру своим отчаяньем. Собравшись с силами, она вышла из спальни как раз в тот момент, когда Варвара возвестила, что неплохо бы барыне отобедать с дороги.

 Отправлено: 22.04.17 02:40. Заголовок: -Веригин и сам понима..

Веригин и сам понимал, конечно, что не дело бросать Ольгу совсем одну на новом месте – вот так, буквально с порога. Только очень уж не терпелось поскорее увидеть то, ради чего, собственно, и был проделан весь долгий и изнурительный путь. Пресловутую земскую больницу. Уроженцу Москвы и многолетнему обитателю Петербурга никогда прежде не доводилось живать в маленьких городках. Потому о том, как устроен в них быт и служба он мог знать лишь по чужим рассказам, да по газетным и журнальным публикациям. О писали нынче о земских учреждениях, к слову немало, правда, все больше в критическом ключе. Впрочем, на первый взгляд бревенчатое двухэтажное здание с вывеской «Больница», к которому Александра Глебовича доставил все тот же возница, который вез их с Ольгой из Астрахани, показалось ему вполне себе сносным, даже симпатичным. Как ни странно, дверь оказалась заперта. Да и вокруг никаких признаков кипучей трудовой деятельности – да и вообще, жизни не наблюдалось. Разве что аккуратно счищен снег с порога и лестницы прилегающего к нему справа небольшого и тоже деревянного флигелька.

- Кто там еще?! – строгий, даже недовольный женский голос, раздавшийся из дома, когда, поднявшись прежде по пяти пологим ступеням, Александр Глебович несколько раз решительно стукнул кулаком в дверь, заставил удивленно вскинуть брови: неужто здесь всех посетителей так и встречают? Ну, дела!

- Это я. Ваш новый доктор, - от неожиданности вначале замявшись, представился он и негромко усмехнулся.

Ситуация выглядела весьма комичной. Не то, чтобы Веригин предполагал, будто в Черном Яру его непременно ждут с фанфарами с фейерверками, однако же, хотелось бы думать, что хотя бы просто ждут…

- Ой, ну надо же! – послышалось, между тем из-за двери, следом раздался грохот открываемых засовов, потом звон ключей на связке и скрежет в замке… И вот вход в «святилище Гиппократа» уездного разлива, наконец, широко распахнулся. После чего Александр Глебович узрел перед собой пожилую, среднего роста и сложения особу в одеянии, похожем на монашье. Вид у нее был крайне сконфуженный. – Простите, доктор! Вы проходите, проходите, на пороге не стойте!

- Благодарю, - Александр шагнул в тесные и полутемные сени.

- Шубку вашу позвольте принять?

- Да нет, что вы, не надо! – отмахнулся он, самостоятельно сбрасывая прямо на пол тяжеленный тулуп, теплый, но очень ограничивающий способность к движению, потому за время пути совершенно осточертевший. – Меня Александром Глебовичем кличут, а к вам как позволите обращаться, сударыня?

- Ох, да какая ж сударыня! – смущенно заулыбалась в ответ женщина. – Серафима я, акушерка здешняя…

- Фимка, а ты с кем это тут болтаешь так долго-то? Кого еще нелегкая через пургу принесла? – с этими словами в сени просунулась голова, почему-то сразу отчетливо напомнившая Александру лисиппова Сократа.

- Да уймись ты, старый дурень! – обернувшись к просочившемуся далее наружу и всему остальному «мыслителю» в байковых подштанниках и стеганой кацавейке, сурово одернула его Серафима. – С кем, с кем! Доктор это наш новый! Из самого Петербурга, прибыли!

- Уй, ты ж… а и верно, доктор!

- Он самый, - подтвердил Веригин, прикрывая слегка ладонью нижнюю часть лица и делая вид, что задумчиво почесывает подбородок, чтобы скрыть улыбку. – А вы, стало быть…

- Фельдшер я. Игнатий Савельевич звать.

- Ну, вот и познакомились.

- Ага… да вы проходите же, доктор! Чего же ты его в сенях-то все держишь-то?!

- Так тебя ведь все это время ждала, чтобы совета испросить. Но теперь-то конечно, все прояснилось! – откликнулась Серафима. И Веригин подумал, что язвительности ей уж точно не занимать. – Но вы, и правда, доктор, проходите. Что мы тут стоим?

- Мы ведь не ждали вас сегодня, Александр Глебович, - толковал ему фельдшер, уже переодетый в более приличествующее случаю одеяние, спустя четверть часа, пока ждали чай, который, невзирая на уговоры не беспокоиться, тем не менее, вызвалась по-быстрому приготовить для Веригина Серафима. – Да и никого не ждали. Больница, вон, пустая – неделю, почитай, пурга не прекращалась, никто из окрестных деревень до города добраться и не в состоянии! Сидим, вот на пару с супругой… Вы-то как доехали, ума не приложу?

- Да вот как-то… и сам не знаю, сели и приехали! - пожал плечами Веригин, не желая пока вдаваться в подробности. – А Серафима… как бишь ее по отчеству, значит, вы с ней супруги? – догадался он, наконец, о причине столь вольного обращения последней с его нынешним собеседником, которое совершенно не отвечало привычным по Петербургу представлениям о субординации в госпитальном коллективе.

- Андреевна она… А мы-то – да, женаты. Скоро сорок годов. С самого еще Севастополя.

- Вы принимали участие в обороне? – оживился Веригин. Неожиданное признание Игнатия Степановича заставляло его по-новому взглянуть на этого, показавшегося вначале почти забавным, человека. – Героическое прошлое, выходит, у вас?

- Да какой там особый героизм, санитаром я при лазарете служил, а Фима – совсем девочка еще, шестнадцать едва сравнялось, там же сестрой милосердия. Ну и сладилось как-то… После на фельдшера выучился, а лет двадцать назад перебрались мы сюда, вот. Думали, что ненадолго, а вышло насовсем. Да и дочку единственную тут схоронили... Куда ж теперь ехать-то?

- Понимаю… - кивнул Александр, не решившись любопытствовать на этот счет далее. – Ну а доктор прошлый отчего тут не прижился?

- Почему же не прижился? – с презрительной усмешкой возразила вернувшаяся в комнату, которую назвали гостиной, Серафима Андреевна. – И прижился, и прижил!

- Фима, ну зачем?! – Игнатий Степанович взглянул на нее с укоризной. – Зачем все это Александру Глебовичу?

- Так ведь сам спросил же… Впрочем, и верно, не суть! – перебив саму себя, жена фельдшера переменила тон на куда более любезный. – А вы, доктор, сами к нам надолго ли, скажите лучше?

- Полагаю, что насовсем, - коротко ответил Веригин. Крайне заинтригованный намеками, он дал себе слово доподлинно выяснить, в чем суть истории, произошедшей с прежним коллегой, и почему о ней столь явно не хотят говорить.

- Вот как?! – в один голос воскликнули оба. – А что же Петербург оставить решились?

- Да так. Не суть важно, - улыбнувшись лишь уголком губ, Александр процитировал полученный только что ответ на собственный вопрос и одним глотком допил успевший подостыть в чашке за время этого разговора крепкий черный чай.

Откровенность за откровенность, как говорится. Ну и наоборот, соответственно…

- Что же, благодарю за угощение. Однако теперь все же хотелось бы взглянуть на то, ради чего я здесь и что, собственно, представляют собой мои новые владения. Проведете для меня хотя бы ознакомительную экскурсию, Игнатий Степанович?

 Отправлено: 23.04.17 00:44. Заголовок: - Что-то доктора все..

- Что-то доктора все нет и нет. Я горшок в печке оставлю, вы его ужином накормите теплым, когда воротится, - проговорила Варвара, убирая со стола пустые тарелки, а большие напольные часы в коридоре, проскрипев натужно, отбили девять вечера. Ужинали на кухне, где топилась печка, а в воздухе витал аромат не изысканных, но простых и меж тем вкусных угощений. Когда кухарка только поставила перед Ольгой Дмитриевной на стол тарелку с ужином, та не смогла скрыть отвращения - странная рыжевато-ржавая жижа не прибавляла аппетита. Но когда запустила в нее ложку и опасливо попробовала непонятную еду, то уже через минуту не могла оторваться.

«Возможно, - подумала Ольга, - я так голодна, что даже кашу из топора съем».
Но тарелка опустела быстро

- Что это такое было? Вкус знакомый, но необычный.

- Неужто не едали такого раньше? Это же просто тыквенная каша с орехами, да изюмом. Моя барыня бывшая очень ее любила, вот я и подумала, вдруг и вам понравится. Вообще-то, полковница жила не слишком богато, но вот в еде себе не отказывала. Говорила, что хоть и написано, будто чревоугодие грех, но не может оно таковым считаться, если служит отрадой в ее одинокой жизни. Ей даже батюшка наш брошюрку некую вручил, мол страдает она этим, лемаргеей* какой-то. Но ее это не проняло. Она даже мне книжку** специальную подарила и по ней велела готовить. Составляла список с воскресного вечера, что на каждый день недели нужно делать. Удобно было. А вы с супругом как пожелаете?

Ольга не знала, как они пожелают. Меню в их доме было в ведении повара, который сообразно заранее узнанным привычкам хозяев, готовил кушанья, достойные появиться на столе и в Зимнем дворце. Но кухарка сейчас смотрела на нее так, будто и мысли не могла допустить, что хозяйка дома домом не распоряжается.

- Я бы полистала вашу книгу, - неуверенно ответила мадам Веригина и через секунду перед ней уже лежал увесистый том в коричневом бумажном переплете, на страницах которого были тысячи разных рецептов.

Пока Ольга, занятая изучением рецептов, пила приготовленный Варварой чай, та уселась за стол напротив и принялась расспрашивать ее о столичной жизни. Конечно, многие вопросы ставили Ольгу в тупик. Так, к примеру, стоимость фунта мяса или сахара на рынке ей определенно была неизвестна. А Варвара в свою очередь дивилась, как хозяйка не следит за тем, что прислуга покупает и куда деньги тратит. Но постепенно разговор перешел на местные сплетни и один из вопросов, которые задала Ольга невольно оказался схож с вопросом, который задал фельдшеру ее супруг: «Куда делся предыдущий доктор?»

- Делся куда-то, сбег отсюда. Делов наделал и сбег, - загадочно проговорила Варвара и принялась огромным пальцем собирать крошки со скатерти, - Ой, ну ладно. История-то шумная вышла, а последствия и теперь видеть можно.
Вот только представьте себе. Было лето жаркое, а у меня так живот скрутило, что ни встать, ни сесть. Я уж думала, помирать время пришло. А тут соседка и сообщает, что в больнице доктор появился новый. Муж меня на телегу положил и повез, да по дороге так растряс, что я уж и себя не помнила. Но доктор оказался весьма смышленый, сразу мою болячку определил. Оказалось, что мне время разродиться пришло. А я и не знала, что на сносях была!..
Но не об том. Доктор тот еще молодой-то был, а уж какой красивый, просто диву давались. Кудри золотые, глаза синющие, стройный. И умный! А у местного плотника, который какую-то работу при больнице правил, нашего дочка была, на тот момент годков девятнадцать ей уж минуло. Хорошая девка такая, ладная, только странная. И женихи водились вроде, да она как-то на них холодно смотрела. А от доктора сразу и растаяла. Ну и вышло, что через годок у ней самой ребетенок родился от доктора нашего. Только вот он ее не уберег и она умерла родами. А он посмотрел на дочку свою, отдал бабке на воспитание, отцом никогда не назывался, да и в жизнь ее не вмешивался. Она как-то выросла. А он взял однажды, собрал вещи и уехал. Куда уехал, где он тепереча – никто не знает. Ну а деваха в мать пошла. Глазищи чернущие, сама красавица, парни вокруг нее вьются. Да только и она всех мужчин сторонится и тоже, как глянет иногда, дрожь берет!

Ольга слушала молча и искренне сочувствовала бедной сироте и горемычным родителям, посылая горькие упреки неизвестному ей доктору. И сама вспоминала о своей запретной страсти, которая ее привела в эту глухомань

- Но чтой-то я засиделась тут. Мужик мой уж, наверное, весь извелся. Завтра я с утра приду пораньше.

Варвара исчезла в темноте улицы, и Ольга почувствовала себя такой одинокой в этом пустынном доме, что не решалась сдвинуться с места. Так она просидела еще три четверти часа на кухне, когда шипение, скрип и глухой звон не возвестили десять часов. Веригин все еще не вернулся, а глаза у нее начали слипаться и вся усталость прошедшего дня вдруг овладела ею. Взяв теплой воды, она поднялась в спаленку, умылась в тазу и легла и сразу уснула сном тревожным и мучительным.

---

*Преподобный Авва Дорофей в «Душеполезных поучениях», разделял грех чревоугодия на две составляющие:
Гастримаргия (греч. чревобесие) — стремление человека просто наполнить своё чрево, не особенно уделяя внимание вкусу пищи.
Лемаргия (греч. гортанобесие) — стремление человека к наслаждению от потребления вкусной пищи, получение удовольствия от вкуса

** Речь идет о книге «Подарок молодым хозяйкам, или Средство к уменьшению расходов в домашнем хозяйстве» Е. И. Молоховец

 Отправлено: 24.04.17 20:57. Заголовок: Несмотря на все друж..

Несмотря на все дружелюбие и искреннее желание Игнатия Степановича показать, как говорится, «товар лицом», больница произвела на Веригина удручающее впечатление. Радовало лишь само здание: построенное на деньги земства всего пятнадцать лет тому назад, оно выглядело современным, хотя, по мнению доктора, уже требовало ремонта и переустройства согласно тем канонам, к которым он привык, работая в Петербурге. Впрочем, все это было сущей ерундой в сравнении с практически полным невежеством в том, что казалось уже давно и навсегда очевидным. Это Веригин понял, когда стал задавать фельдшеру вопросы о том, как организован сам процесс медицинской помощи: разделяют ли потоки чистых и гнойных больных, как и где обрабатывается больничный – к слову, тоже жутко устарелый не только в плане состояния, но и вообще – инструментарий, как и где осуществляется прием пациентов…

Фельдшер ничего не пытался скрывать, отвечал охотно и искренне. И от этой откровенности Александр Глебович порой совершенно отчетливо начинал ощущать, как на голове у него дыбом поднимаются волосы.
Время будто бы остановилось в Черном Яру лет тридцать тому назад. И потому никто здесь не слышал ни о достижениях Зиммельвейса и Листера, ни даже об открытиях Пастера. А если даже каким-либо образом и слышали, то не считали нужным хотя бы как-то пытаться внедрять их в жизнь и практику.

- Да зачем это все, доктор?! – удивлялся Степан Игнатьевич в ответ на закономерное недоумение Веригина. – Работали и прежде усердно, народу, Господь давал, сильно много не гробили… Ну помирали, бывало, и от заражений, да только что уж тут сделать, ежели судьба такая?

- Судьба?! – не сдержавшись, воскликнул в ответ Александр, чувствуя, как первоначальное приязненное отношение к этому человеку сменяется в нем раздражением. – Безусловно, мы не боги, но помилуйте, уж кое-что делать для того, чтобы с ней побороться на данный момент мы уж точно умеем!

- Это вопрос философический, Александр Глебович, а я вам говорю, как оно на самом деле есть…

И так – раз за разом, слыша в ответ все те же общие слова, которые, на его взгляд, совершенно не имели смысла, Веригин все более убеждался, что его коллега, над которым все вместе некоторое время тому назад столь беззаботно потешались, сидя в прокуренной насквозь столичной ординаторской, по большому счету, был не так уж и далек от истины. Обскурантизм, полная безалаберность, леность душ и нежелание меняться. Вот главные болезни, с которыми, судя по всему, предстоит борьба не менее напряженная, чем, собственно, с телесными недугами. И на кого в ней опереться Веригин пока вовсе не видел.

Распрощавшись с фельдшером уже затемно – на часы он не смотрел, но предполагал, что теперь не меньше семи, доктор приказал везти себя домой. На освещенной лишь парой масляных ламп над порогом больницы да несколькими фонарями улице, меж тем, снова успел подняться ветер, и метель, поулегшаяся было накануне, принялась закручивать прямо вдоль дороги небольшие снежные вихри, коловшие лицо мелкими, острыми снежинками.

Когда возница остановил сани и, не оборачиваясь, буркнул, дескать, приехали, доктор, Александр Глебович даже не сразу сообразил, чего от него хотят. Ибо пребывал в крайней задумчивости относительно всего увиденного и услышанного. Но через минуту все-таки понял. Выбрался из-под мехового полога и направился к входной двери, немного озадаченный тем, что в доме не светится ни одно окно. Постучал, припомнив, что убегая днем в больницу, даже не озаботился тем, чтобы взять с собой ключи. После того, как никто ему не открыл, постучал еще раз. И еще, все сильнее раздражаясь, что ко всем разочарованиям этого дня прибавилась еще и эта нелепая ситуация.

- Ты, это, барин, в окошко, что ли, постучи? – сочувственно посоветовал возница, который не торопился уезжать, но и помощи особой предлагать не думал. – Авось, кто и услышат?

«В какое?!» - хотелось спросить Веригину, который понятия не имел, где именно в этом доме спальня – это если предположить, что, не дождавшись его возвращения, Ольга просто легла спать. А если… впрочем, эта мысль была в тот же миг отброшена прочь, как совершенно бредовая. Взять и уехать отсюда вот так, запросто, мало того, что просто выглядело родом утопии. Но было бы слишком даже для нее.

Положение, меж тем, становилось – глупее не придумаешь. Зато придумать, что делать, Александр по-прежнему не мог.

- А то, барин, давай, подсажу тебя? В окошко сам и залезешь?

- Да в которое же лезть-то, даже если и так?! – поинтересовался доктор, взглянув наверх, надеясь рассмотреть сквозь кружащийся над головой снег, свое новое жилище.

- Ну не знаю! Только какая разница? Залезешь, а опосля разберешься, куды влез!

«И то верно!» - усмехнулся про себя Веригин. А вслух сказал:

- Что ж, давай попробуем, раз уж другой возможности все равно нет.

То-то Ольга удивится столь неожиданному явлению! Если, конечно, проснется…

 Отправлено: 25.04.17 22:01. Заголовок: Давно, когда Оля был..

Давно, когда Оля была совсем еще маленькой девочкой, ее деревенская нянька часто рассказывала ей, когда наступали сумерки, про всякие народные поверья. Про русалок и леших, про праздник Купальской ночи и гадание на Рождество. С тех пор любимой Олиной присказкой на долгие годы стало пожелание увидеть жениха во сне, когда доводилось лечь спать на новом месте. Правда, сейчас, также засыпая в новом доме и в новой для себя постели, она, конечно, уже не загадывала на жениха. Да что там: она даже на ближайшее будущее уже не загадывала. Но сон ей шел тревожный. Может, сказывалась усталость с дороги, может, она сердилась, что Веригин оставил ее тут совсем одну, но так или иначе, а заснула Ольга в дурном расположении духа. И если верить нянюшкиным сказкам, это ничего путного не сулило.

«Ляжешь спать сердитая и ночью домовой тебя потревожит, голову заморочит!» - говорила она и обязательно советовала на ночь прочесть молитву, попросив прощения за свои проступки, а также всем родным пожелать доброго дня следующего, и уж после этого, в мирном духе засыпать. Только она уже давно перестала молиться на ночь, да и вообще.

Ветер завывал за окнами, выл в печных трубах, от его порывов стекла вздрагивали в оконных рамах. Стихия, разгулявшаяся за окном, проникла и в сновидения Оли. Ей снилась дорога – бесконечно белая от снега, который падал с неба, взивался удушливыми ледяными вихрями с земли, ее ноги увязали в сугробах, а она куда-то шла. Она не знала, куда направляется, но точно знала – должна дойти. И тут вдруг из снежных холмов стали вылезать черные люди. Лиц она их не видела. Были они в тулупах, меховых шапках, надвинутых по самые глаза, и все скалили белые зубы и смеялись. Озираясь по сторонам в надежде на укрытие или помощь, Оля увидела лишь чернющую тучу, из которой будто воронка какая спускалась на землю и все в себя втягивала. А гул, который сопровождал это страшное видение, будто выл: «В ад утащу тебя!»

Ольга проснулась, ощущая как холодный пот струится по спине. Ей еще мерещилось завывание урагана, а в памяти вдруг возникли нянюшкины слова: «Но коли дурное сновидение тебя посетило, а ты проснулась – глянь в окно и дурное забудется. Ты только шепни – куда ночь, туда и сон».

- Куда ночь, туда и сон, - прошептала Оля. Потом, не спеша спустив ноги с кровати, всунула их в башмаки и поплелась к окну.

- Куда ночь, туда и сон, - повторила она и отдернула штору, - Куда…

Слова застряли где-то на полпути в горле, во рту пересохло в одно мгновение, а глаза расширились от ужаса. Мохнатая шапка, за ней скалящийся рот и цепкие пальцы вдруг возникли перед ней, материализовавшись из ее сна. То ли кошмар ее не кончился и лишь переменилось место действия, то ли и вправду домовой решил ее замучить. Зажав себе рот рукой, Ольга попятилась от окна. Спиной она налетела на стул, так некстати оказавшийся позади нее, и больно ушибла ногу. Это-то и вернуло ей способность здраво мыслить. Никакой это не сон, и не домовой с лешим, а грабители! А мужик за окном, кажется, заметил её и начал зачем-то делать рукой странные знаки, будто угрожая. Долго думать Ольге было некогда. Она схватила подсвечник, что принесла с собой с первого этажа, и со всей силы бросила его в окно. Послышался звон разбившегося окна, короткий крик, и тут же в спальню вьюга занесла ледяные снежинки.

Мысли в голове метались лихорадочно, в такт ее сердцебиению.

«А что теперь? Сколько их было, а вдруг через окна первого этажа уже забрались его сообщники? Боже, да я же не запирала входную дверь…»

Дрожь сотрясала все ее тело и на едва гнущихся ногах Оля решила приблизиться к оконной пробоине и глянуть, что там внизу делается.

 Отправлено: 30.04.17 01:30. Заголовок: В том, что его перво..

В том, что его первоначальный план забраться через балкон в мезонин, фасад которого украшал небольшой балкончик, грешит излишним оптимизмом для всякого, кто не обладает ловкостью воздушного гимнаста из цирка Чинизелли, Александр Глебович признался себе еще на начальном этапе подготовки его осуществления. Не очень понятно было также, как именно проникнуть собственно внутрь дома, не высадив затем балконную дверь, пусть хлипкую, но все же. Это даже если предположить, что каким-то непостижимым образом получится подтянуться и перелезть затем через обледеневшие и заснеженные перила, ухватившись прежде за такой же карниз… Однако ж, отступаться теперь, когда извозчик, верно, уже тоже проклявший себя за душевный порыв помочь новому доктору – ибо благородство, конечно, хорошо, но ты попробуй-ка, пристрой громоздкие и неуклюжие сани вплотную к стене среди нечищеных сугробов, было неловко и даже стыдно. Так что, еще раз бросив полный тоски взгляд на темные окна в бесплодной надежде, что благоверная, услышав возню под ними, все же соизволит открыть «сомкнуты негой взоры» - разумеется, напрасно, Веригин вначале с ногами взгромоздился на сиденье, а затем, вытянувшись во весь немалый рост, кое-как ухватился за прутья кованой балконной решетки.

- Не, барин, один ты туда точно не взлезешь! – деловито проговорил, тем временем, извозчик, который раньше просто молча, со стороны, наблюдал за его приготовлениями. – Да и никто не смогёт, разве, нечистая сила какая! – решив, должно быть, смилостивиться над самолюбием Александра, прибавил он, спустя минуту. – Ну-ка, сойди покамест…

Понимая, что мужик прав, но все равно чувствуя себя уязвленным, Веригин, попытавшись еще раз, но теперь уж более для виду, подтянуться, чуть помедлив, все же соскочил обратно наземь, провалившись немедленно по колено в близлежащий сугроб.

- А может, в окно постучать просто?

- Да вот и я ж думаю! – кивнул извозчик, занявший его место на сиденье саней. – Я, значит, тут стоять буду, ты мне на плечи заберешься, после до окна легко дотянешься – ты, вона, длинный какой, да и постучишь бабе своей… ну это… жене, то есть.

На том и порешили, идея действительно представлялась самой разумной. Лучше было лишь просто вернуться и попросить ночлега у фельдшера и его жены. А наутро как следует поговорить с Ольгой, чтобы впредь думала о ком-то, кроме одной лишь себя. Но обязываться хоть в чем-то перед пока почти незнакомыми ему людьми, да еще будущими подчиненными, Веригину не позволила и без того уже достаточно уязвленная гордость. Потому, сбросив для удобства тулуп, оставшись только в шапке, он влез-таки, спустя пару минут, на плечи покряхтывающего возницы. После чего, конечно, легко уже достал бы до окна, если бы, заглянув в него, невольно не вздрогнул от неожиданности, заметив внезапно мелькнувший среди общей черноты бледный женский лик.

- Черт! – узнавание случилось не мгновенно, но все же произошло. – Ольга, открой дверь! Дверь открой, говорю! – заорал Веригин что есть мочи, разглядев в «призраке» жену, которая, вероятно, все-таки услышала шум.

Но вместо ответа получил… вернее, к счастью, едва не получил по физиономии чем-то металлическим и явно тяжелым, в тот же самый миг вылетевшим наружу вместе с осколками оконного стекла. Отшатнувшись, он дернулся назад. Не ожидавший такого маневра извозчик, может быть, и смог бы еще удержать его на плечах. Но ошалевшая от ужаса лошаденка, впряженная в сани, с громким ржанием рванула вперед. И потому, чертыхаясь, они тотчас вдвоем кубарем рухнули в усыпанный стеклом снег, лишь по случайности не свернув себе при этом шей. В окнах близлежащих домов замелькали огни, где-то неподалеку послышалась оглушительная трель медного свистка околоточного...

- Ты живой?

Наружу рвались совсем иные слова, но немыслимым усилием воли Веригин сдержал их, памятуя о близком присутствии супруги.

- Да живой, живой, чего мне станется? А суровая у тебя жёнка, доктор! - пробормотал в ответ извозчик с невольным увежением, первым поднимаясь на ноги и подавая руку Александру.

- Да уж, этого у ней точно не отнять! Благодарю... Ольга, ты, что, с ума сошла?! - поднимая глаза, поинтересовался он, взирая снизу вверх и обращаясь уже непосредственно к самой невольной виновнице всего этого развеселого фейерверка событий, осторожно выглядывавшей теперь наружу из только что расколоченного ею окна.

 Отправлено: 02.05.17 02:06. Заголовок: Ольге далеко не сраз..

Ольге далеко не сразу удалось распознать в копошащемся в снегу перед домом человеке собственного мужа. Все еще испытывая страх, и проклиная эгоистичного Веригина за то, что он посмел бросить ее одну в этом проклятом месте фактически на произвол судьбы, она почти ничего не слышала и не видела. Но прошли какие-то доли секунд, и голос Александра все же достиг ее сознания. И если бы случилось в тот момент кому-то оказаться с ней в одной комнате, он, верно, удивился бы, обнаружив, с какой скоростью могут, сменяя друг друга, отражаться эмоции на лице и в глазах этой женщины. От облегчения и счастья, что опасность миновала и рядом есть тот, кто может ее защитить, до гнева в его же адрес за столь неуместную шутку и даже тревоги за его физическую сохранность.

Схватив с кровати подвернувшееся первым покрывало и накинув его на плечи, Оля побежала вниз. И едва выскочила на крыльцо, как узрела спешившего прямиком к их дому городового. Путаясь в длинной шинели, придерживая сползавшую на глаза папаху, с шашкой на боку и револьвером в руке, он, впрочем, больше походил на актера комедии, чем на истинного и грозного стража городского порядка.

- Что здесь происходит? – слова, вместе с клубами пара, появились из-под пышных, заиндевевших усов. Городовой пристально смотрел на Ольгу, которую видел впервые в жизни, и она как раз только собралась ему все объяснить, когда из-за угла дома показался вначале извозчик, а затем и сам Александр. На выяснение обстоятельств «криминального» происшествия ушло лишь несколько минут, за которые Ольга успела порядком продрогнуть. Тем не менее, в дом одна не вернулась, выстояла на крыльце до тех пор, пока Веригин разговаривал с городовым, думая о том, что его завтрашний доклад околоточному надзирателю о вечернем происшествии наверняка окажется полон интригующих деталей. Да и возница, поди, не упустит случая рассказать обо всем своей словоохотливой бабе. Так что уже завтра весь Черный Яр станет судачить о том, что новый доктор – весьма экстравагантный человек и любит возвращаться домой через окна.

Наконец, простившись и порекомендовав докторской чете впредь быть внимательнее и не нарушать ночного порядка, городовой отбыл все с тем же, привезшим домой Александра извозчиком, обратно к своему участку. И Ольга, также молча обойдя мужа, первой вернулась в дом, затем сразу пошла на кухню, где, отыскав спички, зажгла новую свечу.

Веригин появился вскоре, неловко отряхиваясь от остатков набившегося всюду, даже за шиворот, снега. Взглянув на эту картину, Ольга, которой все еще по-прежнему очень хотелось устроить ему хорошую сцену за все причиненные за этот бесконечный день мучения, вдруг отчего-то фыркнула и не сдержала иронической улыбки.

- Столько лет вместе прожили, а я и подумать не могла, что ты такой романтик! Только в следующий раз, будь добр, уж предупреждай заранее, если пожелаешь снова через окно зайти. Ты же меня до смерти напугал! Я думала, что это грабители!

 Отправлено: 03.05.17 23:24. Заголовок: Все время, которое В..

Все время, которое Веригину пришлось потратить на объяснения с городовым, супруга стояла у него за спиной и хранила многозначительное молчание. Наконец, тот убыл восвояси; оставаясь все в том же красноречивом безмолвии, Ольга скрылась внутри темного дома следом. Но всю полноту испытываемого ею неудовольствия, которое вряд ли кто-то сочтет необходимым и возможным сдерживать, Александр Глебович, тем не менее, все равно успел ощутить сполна. Словно шлейф, остающийся от аромата духов после того, как использующая их дама уже давно покинула комнату. Стало быть, новой семейной сцены не избежать.

Как-то слишком отчетливо и ясно представив, что его вот-вот ожидает, Веригин тяжело вздохнул. Если быть до конца откровенными, он и сам был готов признать, что поступил сегодня несколько странно, оттого и вся эта история вышла довольно нелепой. Потому в иной ситуации и – наверное – с какой-нибудь другой женщиной, был бы даже готов первым по этому поводу над собой посмеяться и пошутить. Но… это была Ольга. И представить себе что-то подобное рядом с нею казалось практически невозможным.

Домой по-прежнему не очень хотелось. Однако оставаться за порогом, на ветру и снегу, словно нашкодивший шелудивый пес, который боится наказания суровой хозяйки, было еще унизительнее.

Еще раз глубоко вдохнув и выдохнув колкий морозный воздух и посмотрев еще зачем-то напоследок в плотно затянутое тучами черное, беззвездное небо, Веригин ступил в тесные сени, не торопясь закрыл за собой на мощный засов входную дверь, и после, с непривычки почти наощупь, пошел по неосвещенным комнатам предположительно в сторону кухни, где супруга его уже успела зажечь одинокую свечу, которая хотя бы немного разгоняла царивший повсюду сумрак. Тем временем, снег, набившийся каким-то образом, верно, еще при падении в сугроб, за шиворот его верхней одежды, успел заметно подтаять. И теперь напомнил о своем присутствии премерзким ощущением прилипшего сзади к шее крахмального воротничка сорочки, намокшего и размякшего от холодной влаги. Потому, едва оказавшись на месте, Веригин тотчас скинул пальто и, быстро расстегнув сюртук, попытался вытряхнуть то, что еще растаять не успело. Будто это, в самом деле, как-то могло помочь…

Когда Ольга, наблюдавшая за этими неловкими телодвижениями, вдруг неожиданно тихонько хмыкнула, он даже не обратил внимания, приняв сдавленный смешок за попытку прочистить горло. Но последовавшая далее реплика все же заставила оторваться и вскинуть на нее удивленный взгляд. Неужели, действительно шутит? Надо же!..

Приглушенный свет, а вернее сказать, полумрак, и нечастая – во всяком случае, в его, Александра, присутствии, гостья-улыбка на ее устах, неожиданно сделали черты Ольгиного лица немного мягче. В то время как прежде, изредка приглядываясь к супруге, доктор давно уже замечал, что в последние годы они напротив отчего-то становились все острее и тоньше. То ли как следствие популярного нынче среди столичных модниц стремления к болезненной, на его взгляд, худобе, необходимого атрибута «роковой женщины», то ли просто как неизбежное с возрастом отражение природной жесткости характера. Теперь же Ольга неожиданно сделалась на миг вдруг похожей на себя юную. То есть, ту самую девушку с ангелоподобной внешностью, которая когда-то так обидно легко сумела свести его с ума…

Воспоминание это всплыло в памяти Александра совершенно внезапно и не к месту, но едва в очередной раз не выбило из-под ног почву. Впрочем, обыкновенная насмешливая прохладца Ольгиного голоса, по счастью, не позволила воображению, столь некстати пробудившемуся было от игры света и тени, слишком уж разыграться. Потому, улыбнувшись в ответ и приподняв брови, Александр Глебович ответил супруге ровно с той же ноткой сарказма:

- Как прикажешь. В другой раз я непременно прежде спою тебе пару-тройку серенад. И только уж потом, убедившись, что полностью опознан, смело полезу наверх, не опасаясь возможных травм и увечий.

Ольга вновь усмехнулась и кивнула. Веригин же, все еще не до конца понимая, отчего это сценарий семейной сцены, столь подробно нарисовавшийся до того в его голове, буквально на ходу претерпевает такие изменения, позволил себе удовольствие ненадолго прислониться спиной к приятно горячей, покрытой расписными изразцами, печной стенке. Взгляд его при этом невольно уперся в пару чугунков с какой-то едой, что, заботливо накрытые для сохранения тепла несколькими слоями полотенец, были оставлены кухаркой прямо на еще не остывшей до конца кухонной плите. Лишь теперь Александр вспомнил, насколько голоден.

- И что же у нас нынче на ужин? – спросил он у Ольги, указывая на них взглядом. – Сама-то ты, к слову, уже поела хоть что-нибудь?

 Отправлено: 08.05.17 23:54. Заголовок: Когда-то давно, когд..

Когда-то давно, когда летний Петербург изнывал от духоты, столичное общество выезжало на дачи или на пикники загород. Ольга часто бывала «хозяйкой» таких пикников. Это было весело и приятно, ведь от нее требовалось с улыбкой и ловкостью фокусника извлекать из корзин, заготовленные ранее прислугой, снедь, белоснежного фарфора тарелки и столовые приборы. Все это расставлялось на шелковых скатертях, расстеленных поверх шерстяных покрывал. Вокруг раздавались веселые шутки, кто-то под аккомпанемент гитары мурлыкал тему модного романса.

И какой же трудной задачей оказалось накормить мужа ужином. Хотя котелок с кашей стоял на плите, но нужно было отыскать тарелки, а для этого Ольге потребовалось открыть почти все дверцы буфета. Затем она искала в ящиках нужные приборы, но самым страшным испытанием стало отрезание ломтя хлеба – толстого и кривого. Все это время она чувствовала на себе пристальный взгляд Веригина, который наблюдал за ней молча, хотя она готова была уже выслушать множество колкостей, касавшихся ее неуклюжести как хозяйки. Это походило на экзамен перед строгой классной дамой, к которому не готовилась и сдавать его приходилось импровизируя. Только «классная дама» на сей раз была милосердна.

- А вот чаем я тебя не напою. Я не знаю, как это… разжигать, - Оля ткнула пальцем в сторону плиты и добавила с какой-то непривычной для себя решимостью - Пока не знаю.

Пока Александр ел, Оля стояла прислонившись спиной к буфету, все еще кутаясь в покрывало, хотя уже давно согрелась, и разглядывала супруга. Только теперь как-то пришло осознание, что они остались абсолютно одни. Не только в этом доме, но и в жизни. Здесь в этом городе их никто пока не знает, да и как их тут примут, чужаков, еще не известно. Впрочем, Ольга не сомневалась, что Веригин способен расположить к себе людей. Это ему удавалось легко, несмотря на то, что она и ее друзья считали его скучным. Но сейчас она уже сомневалась, кто был в действительности скучен – он со своими простыми радостями жизни, или она, вечно ждущая от жизни ярких впечатлений. Вдруг она ощутила горькую обиду на себя, за то что даже и не могла ничего толком рассказать про мужа. Она почти не знала Веригина, хотя уже столько лет прожили вместе. И еще обидней было то, что он про нее знал почти все. Он ее читал как открытую книгу. Только теперь, и она в этом не сомневалась ничуть, содержание его не привлекало больше.

- У нас есть две проблемы, - вдруг, отвлекая себя от нерадостных мыслей, вымолвила Оля, нарушая тишину, - У нас одна кровать и она очень маленькая, но думаю – это не так страшно, как то, что в комнате сейчас, должно быть, сугробы уже намело.

 Отправлено: 20.05.17 23:19. Заголовок: Конечно, никто и не ..

Конечно, никто и не ожидал, что Ольга в первый же день после переезда с блеском наладит их семейный быт на новом месте. Тем не менее, где-то в душе Александр все же надеялся, что проведя тут, в отличие от него, почти целый день, она удосужится хотя бы немного войти в курс хозяйственных дел. Потому, глядя на то, как супруга растерянно мечется по кухне, испытывал весьма противоречивые чувства.

С одной стороны, подобное небрежение вполне можно было бы принять за очередную демонстрацию того, насколько ей все здесь безразлично. Насколько, в конце концов, безразличен для нее он сам. Принять – и в очередной раз молча проглотить обиду. Или не проглотить. А с другой… особенно, если отбросить прочь теории заговора, то при виде ее суеты, все никак не удавалось избавиться от чувства неловкости – жалости даже. Бог свидетель, устраивать Ольге экзамен на домовитость он вовсе не хотел. Только после этой истории с городовым, точнее – после того, как Ольга отреагировала на нее и все последующие события, вдруг на какое-то мгновение показалось… Однако, кажется, все-таки просто показалось.

«Пустое. Игра воображения, – поспешил одернуть себя Александр. После чего еще некоторое время с непроницаемым лицом доедал кашу, делая вид, что совершенно не замечает устремленного на него пристального и задумчивого взгляда супруги. – Но все-таки интересно, о чем она теперь размышляет?»

И тут же, словно по заказу, получил на свой вопрос исчерпывающий ответ, в очередной раз убеждающий в том, что не стоит приписывать Ольге то, на что она в принципе неспособна: возможность понимать и сочувствовать.

- Не вижу совершенно никаких проблем, – отодвигая прочь пустую тарелку, сухо откликнулся он ровно тем же обыденным и деловым тоном, каким были произнесены только что сказанные супругой слова. – Завтра утром позовем стекольщика, он починит окно, а до утра заткнем его… не знаю, подушкой какой-нибудь. И, да, в спальне теперь, конечно же, холодно. Поэтому там на эту ночь устроюсь я сам. Ты же, чтоб не простудиться, переночуешь в какой-то другой комнате, я не видел дом, но предполагаю, что здесь достаточно места. Так что выбери на свой вкус… К слову, этим же заодно убьем и второго зайца, – здесь он усмехнулся, не в силах сдержать иронии. – Имею в виду трудный вопрос раздела «очень маленькой кровати»… И, да, спасибо за ужин, дорогая. Было вкусно.

Затем встал из-за стола, спокойно обошел Ольгу и, прихватив с собой свечу, покинул кухню, оставляя ее в одиночестве и чувствуя при этом неподобающее мужчине и джентльмену мстительное удовлетворение.

«Нет, ну а чего она, собственно, ждала?!» – думал он после, спустя пару минут, когда, пройдя – прежде всего, с экскурсионной целью, по всем комнатам и обнаружив, помимо столовой и гостиной, еще и кабинет, и убедившись в том, что переночевать Ольге, и в самом деле, найдется, где, поднимался по старой скрипучей лестнице в мезонин. Именно там находилась злосчастная спальня, в которую он, как выяснилось, и пытался столь неудачно проникнуть некоторое время тому назад.

Снегу на подоконник и пол намести там успело уже довольно прилично. Однако, конечно же, вовсе не сугроб. Поставив на комод свечу, Веригин первым делом, намотав на руку шарф, выбил еще оставшиеся в раме осколки, торчавшие острыми зубьями. Жалобно звякнув, они растворились в кромешной тьме за окном. Следом туда же отправился и аккуратно собранный снег – иначе к утру вместо него будет лужа. Затем, выбрав из нескольких красовавшихся в изголовье кровати подушек ту, что повнушительнее, Александр плотно заткнул ею зияющую пустотой раму. Но прежде как следует закрыл ставни… Делал все это со странной, упрямой основательностью, словно что-то кому-то доказывая. Что именно и кому конкретно – и сам до конца не знал. Когда же закончил, разувшись и стянув, наконец, верхнюю одежду, сразу растянулся в постели и накрылся одеялом. Было довольно свежо, но если верить англичанам, которые, как известно, почти не отапливают своих спален, сон в таких условиях должен будет оказаться исключительно здоровым. А если учесть, как он успел за сегодня вымотаться, то еще исключительно быстрым и крепким…

 Отправлено: 22.05.17 23:12. Заголовок: А Оля так и продолжа..

А Оля так и продолжала стоять в кромешной темноте и лишь когда под тяжелыми шагами мужа жалобно заскрипели ступени лестницы, а после раздался звук затворившейся двери, она очнулась. С удивлением она ощутила, что по щекам текут слезы, а горло сжимается от спазма. Будто ребенок, который сам на себя злиться за непрошеные эмоции, она стала судорожно оттирать щеки, размазывая слезы, но прекращаться те не желали. Чтобы уж и вовсе в голос не разрыдаться, Оля закусила нижнюю губу.

Подлость, невероятная подлость! Ах нет, Александр это называет – «справедливое возмездие»! Именно так он сказал, тогда, в Петербурге, в вечер их памятной беседы, а еще цитировал Гиппократа. Но ведь не впервой его слова и его поступки противоречат друг другу.

- Убьем двух зайцев…, спасибо за ужин…, не вижу совершенно никаких проблем… Подлая свинья, - процедила сквозь зубы Ольга и волна безудержный злобы разлилась по телу, вытесняя жалость к себе. Плакать сразу же расхотелось. Она подтянула нижний край покрывала, которое сползло с плеч и побрела прочь с кухни.

- Да буду я проклята, если хоть еще раз пожалею о чем-то! Лицемер, такой же как все прочие мужчины. Подлая порода… Бог не даром создал женщину. Он, наверное, очень быстро разочаровался в мужчинах сам. И есть от чего! – бормоча все это, Оля ходила в темноте из комнаты в комнату. Она не взяла с собой спичек, чтобы разжечь свечу или керосиновую лампу, но света ей сейчас не хотелось. Если она осветит комнату, то увидит эти нелепые обои, эту дурную обстановку. А находясь во мраке, в реальном и переносном смысле, она острее чувствовала свое одиночество и боль от обиды, которую ей только что нанес муж. Как паршивую собачонку, которая случайно пожевала башмак хозяина, он выгнал ее прочь из спальни, посчитав, что она не достойна спать даже на коврике у кровати.

- И еще прикрывается заботой обо мне. Мерзавец, противная жаба.

Наконец, она остановила свой выбор на диване в кабинете. Нет, спать на нем было немыслимо. Пружины были продавлены и одна даже выпирала острым концом через обивку, грозя в скором времени проделать в ней брешь. Впрочем, спать ей уже не хотелось. Перед глазами все ещё стоял образ мужа: презрение во взгляде, холодные глаза, усмешка на губах. А ведь какие-то мгновение ей думалось, что они вполне способны мирно сосуществовать в этом доме. Нет, это была иллюзия, бред воспаленного сознания, которое не очнулось еще ото сна. А теперь она окончательно проснулась и реальность напомнила о себе.

Забравшись на диван с ногами, укутавшись в покрывало как в кокон, она стала размышлять, что делать дальше. Жить так, ненавидя друг друга каждый день, портя нервы и кровь, глупо. И даже если они смогут сделать вид, что это нормально, это невозможно! Невозможная жизнь. Но можно уехать. Да, именно эта мысль зрела в ней медленно, где-то в потайных уголках ее сознания, с той самой минуты, как они с Веригиным сели в поезд. Только уехать ни к черту на рога в этой треклятой стране, но найти место под солнцем где-нибудь в Италии или Франции. Да, сбежать отсюда, ото всех, от себя. Это будет не сложно, можно заранее узнать расписание поездов до Петербурга, нанять извозчика, когда мужа не будет дома. Вряд ли Веригин бросится за ней в погоню, но лучше будет ехать прямо к отбытию поезда. А там, дальше куда глаза глядят. У нее нет дома, нет родных, которым было бы не все равно, где она и что она есть. От нее отказались и отвернулись все. Так почему бы не начать где-то там новую жизнь.

Ей уже виделись голубые волны моря, чудился солоноватый запах моря, а кожа ощущала тепло солнечного света. Ей грезилось как в белом льняном платье, с шелковым шарфом на плечах, который развевается на ветру, она бредет по деревянному настилу променада, а на лицо падает кружевная тень ее зонтика. Это будет настоящая свобода! Так, в мечтах о чем-то далеком, но, возможно, реальном, она и уснула.

 Отправлено: 28.05.17 03:17. Заголовок: Надежда на быстрый с..

Надежда на быстрый сон оказалась тщетной. «Всего лишь еще одна среди множества других, стоит ли удивляться?» – с горьковатым сарказмом напомнил себе Александр, бесконечно поворачиваясь с боку на бок и прислушиваясь к приглушенному ставнями и подушкой вою пурги, что и не думала униматься, а, кажется, лишь сильнее разгулялась в этот поздний час. К слову – который? В комнате было совершенно темно – принесенная с собой одинокая свеча давно догорела и погасла. А вылезать из-под теплого одеяла лишь ради того, чтобы отыскать часы…

В очередной раз перевернувшись на спину и, заложив руки за голову, Веригин уставился в едва белеющий над ним потолок. Интересно, что Ольга? Спит, конечно?

После того, как улегся, он некоторое время слышал, как она бродит внизу, сердито хлопая дверьми. Но теперь и шаги, и хлопки давно затихли. Чем-чем, а уж бессонницей его благоверная никогда не страдала. Даже очевидно нечистая совесть никогда не становилась ее сну помехой…

Там, в Петербурге. В городе, из которого он, Александр, ее увез.
Зачем?

Странно, но до этого он, почему-то, ни разу не задавался этим вопросом. Может, оттого, что события развивались слишком быстро, только успевай реагировать, может, потому что слишком хотел наказать. Да только в результате наказал, выходит, и самого себя.

И почему он все-таки не внял тем отчаянным мольбам и не отпустил ее на все четыре стороны? Там, в Петербурге? Захотел поиграть в Каренина? Только ведь и Ольга – не Анна… «И поезда через Черный Яр не ходят…»

Мрачная шутка. И дурная. Разумеется, Александру Глебовичу бы и в голову не пришло хоть на миг пожелать супруге трагического финала, прописанного своей героине графом Толстым. Тем не менее, ему вдруг стало нестерпимо стыдно за то, что такое вообще пришло ему в голову. Стыдно не перед Ольгой, а перед собой самим. В конце концов, это не он разрушил их брак… Так хотелось бы думать. Но почему-то не очень получалось. Как по-прежнему не получалось и уснуть.

Чертовщина какая-то. Вместо того чтобы давно уже видеть третий сон, или уж, на худой конец, переживать по поводу новой работы, точно глупая институтка, лежит и перебирает обиды, нанесенные злой судьбой!

Еще раз мысленно выругавшись, Веригин, наконец, признал свое окончательное поражение перед бессонницей и сел на кровати. От долгого лежания в темноте с открытыми глазами, взгляд приспособился, и теперь она больше не казалась такой уж беспросветно-кромешной. Вокруг даже проглянули очертания предметов. Но до рассвета все равно было еще очень далеко. И потому – ну не сидеть же, в самом деле, еще несколько часов без дела в этой комнате, словно заключенный – Александр встал, вновь оделся и решил спуститься вниз. В кабинет. Кажется, там был шкаф с какими-то книгами. Авось, найдется, чем скоротать эти несколько часов, раз уж Морфей сегодня так настойчиво отказывается открыть ему свои объятия.

После недолгих поисков на подоконнике уцелевшего в вечерних баталиях второго окна спальни обнаружилась керосиновая лампа. На электрическое освещение, впрочем, никто и не рассчитывал. И, спустя пару минут, высоко держа ее над собой и освещая путь, Веригин спустился на нижний этаж, в гостиную, подспудно ожидая, что Ольга устроилась на ночлег именно там, стараясь не слишком шуметь – не столько от заботы о ней, сколько из-за отсутствия охоты к неизбежным в таком случае объяснениям. Однако комната была пуста. Никого не было и в столовой, впрочем, она в любом случае не приспособлена для сна, и уж тем более – кухня…

- Что за черт?! – тихо пробормотал Веригин себе под нос, направляясь дальше. В душе, против желания, шевельнулась тревога. Хотя умом доктор прекрасно понимал, что жена его при всей взбалмошности, все же еще не настолько обезумела, чтобы уйти из дому в морозную ночь в одной ночной сорочке. Однако, заметив, что дверь в кабинет неплотно закрыта, все равно почему-то вздохнул с облегчением.

Ольга спала на узком и коротком диванчике с непропорционально высокой спинкой, что занимал один из углов. И напряженной позе было заметно, насколько ей на нем неудобно.
Но почему она пришла именно сюда? Почему не в гостиной? Или и здесь какой-то намек? Укор, вернее…

Александр слегка поморщился, как от давней и нудной зубной боли, поставил лампу на стол и подошел поближе, склоняясь и всматриваясь в бледное лицо супруги, на котором и во сне присутствовала извечная недовольная и обиженная гримаска… И все же даже ей не под силу было испортить общей красоты и гармонии этих тонких черт, нарисованных словно бы остро отточенным гусиным пером.

- Ольга! – глубоко вздохнув о чем-то своем, несбыточном, наконец, шепотом позвал супругу Александр Глебович.

Она не откликнулась – спала крепко. И тогда, подчиняясь неведомому порыву, он бережно подсунул ладони под ее спину и колени, и осторожно поднял на руки, намереваясь затем отнести обратно, в спальню.

Ну что же. Пусть уж хоть ей будет хорошо и удобно этой ночью...

 Отправлено: 05.06.17 17:36. Заголовок: Была бы возможность ..

Была бы возможность не просыпаться, навсегда оставшись в мире грез, и Ольга бы ей воспользовалась. Ей теперь снилось что-то уютное, домашнее, правильное. Она не видела ничего конкретного во сне, скорее – ощущала. В какой-то момент ей снова вспомнилась нянюшка, пожалуй, единственное существо, к которому Оля в детские годы была искренне привязана и которую, возможно, даже любила. Ей так не хотелось расставаться теперь с этим ощущением покоя, что она лишь сильнее зажмурилась, будто это давало возможность сохранить их. Но именно в этот момент она начала просыпаться – Морфей медленно отлетал и будто от взмаха его крыла шеи Ольги коснулся теплый ветерок. Сон становился все более зыбким, прозрачным и через мгновение он ее полностью покинул, а вот дуновение повторилось вновь. Оля еще раз зажмурилась и открыла глаза.

Она лежала на боку и перед ней была лишь сплошная чернота ночи, но она сразу же поняла, что находится не внизу на кушетке, а в спальне в кровати. Возможно ли, что все это вечернее безумие было сном? Не было ни кошмара за окном, ни дурацкого ужина и оно лишь привиделось ее утомленному сознанию? Но тут третий раз теплое дуновение тронуло кожу шеи, и Оля поняла еще и то, что сейчас она не одна. Веригин спал позади нее. Очень осторожно, чтобы не разбудить его, Ольга легла на спину и повернула голову в сторону мужа. Увидеть его лица она не смогла – было слишком темно, но на фоне сереющей подушки можно было различить очертания его головы.

«Совесть замучила!» - мелькнула ехидна мысль и тут же растворилась в ночном мраке. Все негодование на мужа, которое некоторое время назад она готова была излить на него едким потоком желчи, вдруг исчезло. То самое ощущение покоя, которое она ощутила во сне, шло именно от него, от его присутствия рядом, хоть ей это было странно и немного непонятно. Даже - страшно. И возникло оно не просто от ощущения физического тепла, которое исходило от его тела. Нет, что-то совсем иное заставляло в ее душе прорастать несмелым побегам веры в защищенность и возможность несбыточного счастья. Это было настолько глупо и нелепо, что Ольга поддалась еще одному весьма странному для нее желанию – прикоснуться к мужу. Его рука лежала как раз поверх одеяла и, затаив дыхание, будто этим она точно обеспечивала себе гарантию, что Саша не проснется, Оля несмело провела подушечками пальцев вдоль тыльной стороны его ладони, едва дотрагиваясь до кожи. Пожалуй, ни разу она сама не касалась его. Конечно, она брала его под руку или подавала руку, выходя из экипажа, но это все было иначе, формально. И вот это странный, почти детский порыв, которому дать логическое объяснение было невозможно. Привел ее в настоящее смятение.

Странным было еще и то, что они спали сейчас так близко друг от друга. Да, причиной тому сейчас была слишком узкая кровать. Но ведь раньше, когда они были в Петербурге, после исполнения супружеского долга, Саша редко оставался с ней, а если и оставался в ее постели, то засыпал отдельно, на другой стороне постели. Ни объятий, ни прикосновений. Хотелось ли ему иного, она не знала и никогда не спрашивала. Но сама мысли не допускала об этом, ведь он всегда сдержан в этом. Ее ночи с Анри запомнились ей жаркими ласками, сплетенными в экстазе телами, когда утомленные любовью, они так и засыпали и просыпались в объятиях друг друга. Но сейчас воспоминания об этом почему-то вызвали у нее чувство брезгливости. Это было как-то неправильно. Не в том, что она изменяла супругу, но в том, что она чувствовала тогда. Точнее – чего не чувствовала. Она никогда не была такой спокойной, как сейчас.

Прикрыв глаза на мгновение, она вновь их открыла, когда в комнату, через щели в ставнях начал пробиваться серый свет уже давно начавшегося утра. В комнате было тихо и ей не нужно было поворачивать головы, чтобы понять – она снова одна. Полежав еще несколько мгновений в кровати, она стала одеваться и через четверть часа была уже внизу. В комнатах было пусто и лишь с кухни доносился звучный голос Варвары, которая что-то напевала.

- Долго же вы спите! Вот муж ваш уже спозаранок на службу отправился. Правда, вас беспокоить не велел. Сказал, только, что стекольщика надо будет днем позвать.

 Отправлено: 08.06.17 02:08. Заголовок: Неизжитая до конца о..

Неизжитая до конца обида от оскорбления в лучших чувствах, раздражение, даже злость… Как, каким образом всё это может уживаться в одном человеческом сердце вместе с… нежностью, желанием защищать и оберегать? Или же это просто такой род его личной обсессии, что, подобно болезненной тяге к дурманящим веществам, так никогда и не избывается полностью, даже если рассудку и силе воли удается ее каким-либо образом обуздать? Привыкший все анализировать и во всем отыскивать смысл и логику, в раздумьях на эту тему Александр лежал еще какое-то время без сна. Рядом с Ольгой. Она попросила об этом сама – вернее, приказала, когда, перенеся из кабинета в спальню, он устраивал ее в постели, вдруг широко открыла на минуту глаза, и прошептала: " Не уходи". И он остался, послушно лег на краю кровати, и верно, пожалуй, слишком узкой для двоих. Добившись своего, Ольга глубоко и удовлетворенно вздохнула – и тотчас же уснула вновь. А может, и не просыпалась до конца вовсе. И в грезах своих видела вовсе не его, а того, другого, говоря также не с Александром, а именно с ним… Осторожно поворачиваясь на бок, чтобы дать Ольге чуть больше места, и подкладывая под щеку ладонь, Веригин изо всех сил гнал эту мысль. Вернее мыслишку. Гаденькую и недостойную, в общем, того, чтобы так долго ею заниматься. А потом вдруг уснул. Так крепко, что когда вновь очнулся, даже с удивлением сел в постели, до конца не понимая, как в ней оказался. Но вскоре, окончательно стряхнув остатки сна, все же сообразил и поднялся, стараясь при этом не потревожить все так же безмятежно спящую жену.

Варвара, которая, как и обещала, пришла, едва на улице рассвело, уже вовсю хлопотала по хозяйству. Появление на кухне несколько помятого спросонья доктора она встретила бодрым приветствием. Александр ответил ей тем же, потому что, как ни странно, даже после столь короткого отдыха ощущал себя вполне сносно. Усевшись за стол, он первым делом попросил себе чаю. Варвара молча кивнула, пошла к самовару. И через мгновение поставила перед ним на стол чашку с душистым крепким напитком, в котором, помимо характерного терпкого аромата отчетливо ощущался приятный запах смородинового листа – экономя по крестьянской рачительной привычке дорогую заварку, она всегда добавляла в чай собственноручно заготовленные на зиму летом травы: душицу, липу, мяту. Или вот, как теперь, смородину…

- Вкусно! – сделав небольшой глоток, Александр Глебович одобрительно кивнул и улыбнулся. Улыбнулась тогда в ответ и Варвара, обрадовавшись тем, что угодила. А еще тем, что новый доктор, кажется, будет попроще и подобрее, чем его супружница. И это очень хорошо.

- Вы пейте, пейте! А я пока одежонку вам пойду свежую приготовлю, переодеться. С вечеру бы, конечно, надо. Да только вас вчера долго не было, а Ольга Дмитриевна распоряжений разбирать сундуки и чемоданы так и не дала… Я, кстати, вот, что подумала, Сан Глебыч, мобуть, вам в помощь кого в этом деле будет надобно?

- Это в каком таком смысле? – не понял Веригин, вскидывая на нее взгляд.

- Ну, дык вот, чтоб одеться там, побриться? Лакея, что ли, или этого… камер… динера какого? Наверноть в Петербурге все к такому приучены? Вы не стесняйтесь, скажите, ежели надо! Я найду. Хоть нынче же! И мальчонка даже хороший есть на примете… ну как мальчонка, лоб здоровый уж, девятнадцатый годок пошел! Крестник мой, Пашка. Половым в гостинице третий год служит, очень старательный…

- Ээ..э… не надо, пожалуй, тревожить Пашку, - Александр усмехнулся. – Пусть и дальше служит на своем месте. Я привык обходиться сам.

- Вот как… - потянула в ответ Варвара с явным разочарованием в голосе и отвернулась к плите.

А Веригин отчетливо ощутил, как только что, кажется, до основания разрушил чей-то тщательно взлелеянный план. И от этого даже стало немного неловко. Но что поделать, если он, и в самом деле, уже лет тридцать не чувствовал насущной потребности одеваться или причесываться с посторонней помощью, видя в том не столько аристократизм и утонченность натуры, сколько леность и неприспособленность к жизни. Относя, впрочем, подобное суждение исключительно в адрес мужчин. Потому что с женщин – с этими их сложными нарядами и прическами – и спрос совсем иной. Где же тут самой справиться?

- Да, так. Камердинера мне не надо. Зато супруге, конечно, потребуется толковая горничная. Есть у вас такие на примете?

- Найдем, чего уж! – Варвара вновь оживилась, видно, уже что-то прикидывая и перебирая в уме кандидатуры прочих родных и близких.

- Прекрасно. И еще будет нужен стекольщик.

- Этот-то ей зачем?! – опешила кухарка, искренне удивленная причудами столичных дам.

- А, да нет! – сообразив, как это могло прозвучать, Веригин искренне рассмеялся. – Не ей. Нам двоим нужен. Ну, домой, то есть. Окно нынче ночью случайно в спальне разбили, вот и надо вставить новое.

- Вон оно что! А я-то думаю, чего в доме с утреца сквозняк вовсю гуляет! И как же ж это вы так неосторожно! Ладноть, будет вам, значит, и стекольщик, и горничная. А нынче пока я пойду, займусь-таки сама вашим гардеробом...

«Уж коли жене вашей до того дела нет», - подумала она следом. Но сказать такое вслух, конечно, никогда бы не осмелилась.

 Отправлено: 08.06.17 20:55. Заголовок: После завтрака Ольга..

После завтрака Ольга решила вступить в права хозяйки дома и наконец разобраться с тем, чем ей предстояло владеть. Вызванный стекольщик, пришел скоро и довольно быстро справился с работой. Его же Ольга попросила помочь внести в дом из дворового сарая те ящики и коробки с вещами, которые Веригины привезли с собой из столицы, и которые, вместе с уже выставленными в комнатах сундуками, представляли пугающее количество. Хоть Ольга и старалась выбирать с собой в дорогу нужное и полезное, но на деле оказалось в коробках слишком много бесполезной чепухи. Куда, к примеру, ей здесь девать очаровательную коллекцию стекла от Галле и Лалика, которой она стала увлекаться вслед за всеми в Петербурге и Европе? Не на ту ли тумбочку, с кружевными салфетками?! Нет, половину предметов она снова складывала в коробки. Правда, Варвара, которая металась между кухней и комнатами, чтобы помочь Ольге, успевала бросать восхищенные взгляды на дивные безделки и советовала хоть что-нибудь в комнатах поставить – как напоминание о счастливом прошлом в Петербурге. Оля лишь головой мотала.

Потом она перешла в кабинет и попыталась заняться мужниной библиотекой, но для начала нужно было избавиться от книг прошлой хозяйки. И как раз в этот момент раздался дверной звонок. Варвара пошла отворять, а Оля снимала одни книги и заменяла их на другие.

- Там к вам гостья пришла, - деловита пробасила Варвара.

- Ко мне? – Ольга была немало удивлена, но оставив свое занятие поспешила выйти в сени, где ее ожидала молодая женщина, лет тридцати. Она беспечно улыбалась, щеки ее были красны от мороза, из-под куньей шапочки блестели огромные черные глаза, а сама она куталась в шубу и не вынимала рук из муфты до самого появления Ольги.

- Здравствуйте, Ольга Дмитриевна. Вы меня простите за вторжение, мы здесь народ бесцеремонный, дожидаться приглашения не станем, чтобы знакомство завести. Наталья Викторовна Гнездова, - протягивая изящную ладошку, закончила гостья, - Мне про вас писала Леночка Прозорва, сегодня с утреней почтой получила. Сразу и решила вас проведать.

По манере говорить и поведению, а также по внешности своей, Наталья Викторовна производила впечатление скорее столичной дамы, пусть и немного суматошной, чем местной обитательницы. Говорила она быстро-быстро, но всегда улыбалась и делала это не заучено, а искренне. Ольга пригласила гостью в дом. Извиняясь за беспорядок, который больше развела, нежели ликвидировала.

- Так давайте я вам помогу. Что же я, зря пришла? И не возражайте. Это мне в удовольствие будет.

За пару часов женщинам втроем и вправду удалось справиться с бедой, а когда почти все было разложено по местам, гостья поинтересовалась судьбой коробок с отбракованными Ольгой вещами.

- Тоже мне беда! Вы ведь не оставите это все вот так?! – она многозначительным жестом обвела комнату, - Это же невообразимый интерьер! И не пытайтесь уверить меня, что вам он по душе. Я могу вам посоветовать, где мастеров найти хороших, где обои заказать – это в Астрахани лучше делать, можно Леночку попросить вам образчики прислать. Ох, как же я понимаю ваше теперешнее состояние. Я ведь с мужем когда сюда приехала, тоже не знала за что и взяться. Я ведь из Москвы сюда попала. Это презабавная история, честное слово. Хотите расскажу? А то ведь вам все равно перескажут, да наврут больше!

Ольга пригласила гостью на чай и там в беседе выяснилось, что муж мадам Гнездовой участвовал в политической дуэли, которая конечно же сказалась на его карьере и разумеется, едва не стоила ему жизни или свободы, но высокое знакомство дало возможность от прямого наказания уйти, при условии покинуть столицу.

- Конечно, можно было выбрать и более приятное место для жизни, хоть бы и саму Астрахань, да тут у мужниной родни дом был. Вот и потащился он сюда. А я что же, брошу его, дурака моего? Вот и кукуем с ним. Но здесь хорошо, по весне особенно. Вот увидите. И люди здесь намного лучше, чем там, - она мотнула головой в ту сторону, где по ее пониманию остались обе столицы.

Просидела она в доме Веригиных почти до самого обеда, а уходя затребовала с Ольги, чтобы в выходные они с мужем обязательно к ним пришли обедать: «Я вам еще записочку пришлю!»
Оставшись в одиночестве, Ольга долго приходила в себя. Как-то быстро и внезапно на нее обрушилась новая жизнь, и не было в ней ничего ужасного, из того, что она воображала себе перед отъездом. Даже простая болтовня Варвары была ей интересна и не обременительна.

- Обедать будете, барыня? Что-то муж ваш никак домой не идет, ждать его станете?

- А далеко ли больница отсюда?

- Да пешком с полчаса будет.

- Ну тогда подождем еще. Я не голодна.

- Тогда вот, почитайте пока. Почтальон принес, пока вы с Натальей Викторовной общались.

«Почитать» Варвара предлагала письма. Два из них были адресованы мужу, а два других ей. Подчерк она сразу же узнала и несколько удивилась, так как письма прислала Анатоль. Вскрывая их оба разом, она не сомневалась, что написано там будет что-то серьезное, иначе с чего еще ему писать? Разница между письмами оказалась в три дня, а вместе они оказались из-за метелей, что затормозили почтовое сообщение. В первом послании брат сообщал, что у отца вновь случился приступ и врачи считают, что осталось ему недолго, пару дней от силы. Поэтому граф Чернышев хочет, чтобы Ольга и Александр приехали к нему. Следующее письмо сообщало, что теперь Веригины поспеют к похоронам. Но по дате Оле было понятно, что и это уже запоздалая новость.

 Отправлено: 25.06.17 01:10. Заголовок: -Наладившаяся после н..

Наладившаяся после нескольких дней почти непрерывного бурана погода привнесла некоторое оживление в сонную и по причине зимы, еще более медленную, чем обыкновенно, провинциальную жизнь. Но главное – сделались проходимы для запряженных санями повозок дороги, поэтому в Черный Яр вновь начали доставлять почту, а из окрестных деревень в земскую больницу потянулись всех видов больные и страждущие.

О приезде из Петербурга нового доктора никто из них не знал – весть эта еще не успела толком распространиться даже по городу. Потому людей оказалось хоть и много, но все-таки, не настолько, чтобы с их потоком невозможно было управиться – об этом Александр Глебович поначалу тревожился более всего, опасаясь, что привыкший к довольно размеренной и упорядоченной жизни столичных клиник, просто не сможет быстро вписаться в новый ритм.

Вторым по степени важности было переживание о том, что для этой работы ему может не хватить собственной врачебной квалификации. Вполне уверенный в себе как специалист по внутренним болезням, Веригин, хоть и не показывал виду, но все равно беспокоился о своих хирургических навыках. Оные, как известно, со временем имеют свойство угасать, не подкрепляясь должным количеством практики: у операционного стола же Александр стоял в последний раз, дай бог памяти, еще в университете. А ведь еще есть акушерство и всевозможная, связанная с ним патология! Иными словами, все то, с чем в Петербурге он не сталкивался вовсе по причине достаточного количества специалистов. Здесь же это тоже оказывалось в его ведении. И… об этом пока было лучше не думать совсем.

Впрочем, сегодня медицинские боги отчетливо являли свою благосклонность к начинающему земскому доктору. Потому посылали лишь то, с чем тот относительно легко мог справляться. Разумеется, не один. Со всем усердием ему помогали и Игнатий Степанович, и Серафима, и Стеша – молоденькая сестра милосердия, с которой Веригину довелось познакомился лишь нынче утром. Совсем еще девочка, она, между тем, оказалась на удивление толкова и расторопна, чем немало порадовала Веригина. Равно как и тем, что, в отличие от старших коллег, не выказала ни малейшего удивления привносимыми им новшествами, заставляя Александра Глебовича надеяться, что ему все-таки удалось найти в новом коллективе хотя бы одного человека, который верит в него безоговорочно. А ведь и это уже немало.
Закончить работу засветло, тем не менее, все равно, не удалось. Так и вспомнив о еде за целый день, лишь по пути из больницы доктор понял, насколько проголодался и теперь с удовольствием предвкушал заслуженный ужин.
Порог дома он переступил буквально спустя пару минут после того, как часы в гостиной, через непродолжительные паузы, словно в задумчивости, пробили восемь раз. В сенях, как и накануне, его встретила Варвара. На то, что навстречу выйдет сама Ольга, Веригин, впрочем, и не рассчитывал. Тем не менее, переодеваясь, все-таки поинтересовался, где нынче Ольга Дмитриевна

- В вашей спальной, уже несколько часов оттуда не показывается, - откликнулась та, принимая и развешивая его вещи.

- А что случилось?

- Да не знаю! Все хорошо было, вроде. А после письма с почтой доставили какие-то, я ей их отдала, а сама на кухню обратно пошла. Возвращаюсь – нет ее!

- Письма? – мрачнея лицом, Веригин нахмурился.


- Ну да, письма! Я после наверх-то поднималась, спрашивала, что да как, а она молчит, не отвечает… Вести, что ли, дурные какие?

- Прошу прощения… – мягко, но решительно отодвинув Варвару в сторону, томимый каким-то неприятным предчувствием, Александр Глебович вошел, наконец, в гостиную. И далее, невольно ускоряясь и переступая через ступеньки, быстро поднялся по лестнице в мезонин. Там, у дверей комнаты, которую Варвара почтительно величала их «спальной», он ненадолго остановился, прислушиваясь к доносившимся изнутри звукам.

- Ольга, ты здесь? – тихо постучав в дверь, Веригин приоткрыл ее и вначале лишь просто заглянул внутрь, словно желая на всякий случай в этом удостовериться. – Можно?

Вошел, лишь получив приглашение. Совсем не так, как накануне, когда принес ее, спящую, сюда на руках. И, пройдя несколько шагов, присел молча напротив, всматриваясь в почти неподвижное лицо.

- Что?

 Отправлено: 27.06.17 19:53. Заголовок: Сколько она просидел..

Сколько она просидела в комнате, Ольга не знала, но понимала, что времени прошло много. Уже совсем стемнело и свет от лампы, зажженной и оставленной на прикроватном столике, освещал небольшой участок комнаты, а все остальное тонуло в полумраке. Варвара, которая уже дважды пыталась вызнать, что случилось, оставила свои тщетные попытки и больше не поднималась наверх. Ольга же, все это время сидела на кровати, забравшись на нее с ногами, как-то рассеяно разглядывала обстановку в комнате.

Когда она только прочла послания, она испытала ошеломляющие чувство пустоты. Нет, не горя от потери родителя, ни страдание одиночества, а пустоты в душе от того, что ни одно слово не вызывало у нее сочувствия. Она перечитала письма брата еще раз, а потом снова и ничего. Ей сейчас же представилось, как там, в Петербурге, ее мать, в черном платье и чепце, убивается по мужу, старший брат, с лицом подобно восковой маске, стоит возле нее, а Поль, бледный и несчастный, едва понимает, что происходит. Но себя среди них она вообразить не могла.

Чтобы избежать внезапных вопросов от кухарки, Ольга Дмитриевна поднялась в спальню, хоть запираться и не стала. Попробовала еще раз вызывать чувства в своей душе, читая послания даже вслух, но только раздражалась сильнее. Ей вдруг захотелось закурить, чего не делала уже давно. Правда, на дне ее дорожного несессера лежал портсигар, в котором кстати оказались две папироски, да только они так отсырели, что после второй же затяжки, она затушила и почти в крошку растерла окурок. После этого, как уже было сказано, Ольга Дмитриевна забралась на кровать и попробовала читать. Но прочитав дважды одну и туже страницу и не уловив смысла, она прекратила это бессмысленное занятие. В голове роились мысли, совершенно бессвязные – то она думала про новые обои для гостиной, то возвращалась мыслями к своей особе, то начинала подумывать, не послать ли за мужем. В конечном итоге, у нее стала кружиться голова и она просто откинулась на подушки, уставившись в потолок.

«Нужно заново побелить», - прозаичная мысль мелькнула в голове, и тут в дверь постучался Веригин. Когда он вошел, ей показалось, что он уже все знает, но его короткий вопрос доказал, что нет.

Вместо ответа Оля протянула ему оба письма и пока он их читал, внимательно следила за его лицом. Первой на нем отразилась тревога, затем выражение будто замерло на мгновение и вот – Ольга в этом могла бы поклясться – проступила почти физическая боль. Она отвернулась в тот момент, когда Александр поднял на нее глаза. Выдержать его взгляд было сложно, почти физически не выносимо. Медленно спустив ноги на пол, Ольга встала и прошлась. Затекшие от долгого сидения члены ныли и она невольно поморщилась, растирая шею. А затем снова повернулась к мужу. Он следил за ней, смотрел на нее своими добрыми глазами и у нее в груди снова возникло то первое ощущение бесконечной пустоты.

- О, только, Бога ради, не жалей меня! Только – не меня! – она бросила на него исподлобья короткий взгляд и быстро отвернулась, пожимая плечами. Голос ее звучал тихо и глухо, - Мне все равно. Понимаешь, все равно, безразлично.

Она невольно провела рукой по волосам, прижала пальцы к губам и посмотрела на потолок, вновь подумав, что он весь в мелких трещинах.

- Скажи мне лучше вот что: Саша, умный человек, ты врач, в конце концов, – так что за беда со мной такая? Почему я не как все? Когда это приключилось или я родилась с этим дефектом? Мне безразлична смерть собственного отца! Может быть, мне бы и хотелось что-нибудь почувствовать, да ничего не происходит. Сижу тут, пыжусь, а только все впустую. Себя жалко, да. До слез жалко! - на глазах у нее действительно появились слезы бессилия и жалости к себе, но она сумела их прогнать и упрямо сжала губы, - А вот это, - она махнула в сторону писем, - просто буквы на бумаге. Ты презираешь меня? Пожалуй, есть за что…

И вдруг и в без того темной комнате все почернело. Оля почувствовала как подгибаются ноги и едва успела схватиться за спинку стула, силой отгоняя обморочную дурноту и слабость.

 Отправлено: 02.07.17 03:02. Заголовок: Весть о безвременной..

Весть о безвременной кончине тестя, и верно, стала для Веригина настоящим ударом. Несмотря на относительно недолгое знакомство, старый граф успел стать по-настоящему важным человеком в его жизни. И отнюдь не только оттого, что однажды сумел ее круто изменить. Александр ценил этого сильного и цельного – во всем, включая достоинства и недостатки, человека, уважая за несомненное и даже какое-то старомодное по нынешним временам благородство, а также неизменную приверженность принципам. И чувствовал, что уважение это взаимно – буквально с первых дней. Еще в ту пору, когда остальные члены семейства Чернышевых, включая Ольгу, даже общаясь с ним непосредственно, смотрели будто бы немножко сквозь него. Полагая Александра всего лишь одним из тех, кто существует, чтобы обеспечивать удобство существования людей, принадлежащих к их кругу. Не ушло до конца это ощущение даже тогда, когда они с Ольгой уже поженились. Что уж говорить, Веригин и по сей день был почти уверен, что его драгоценная тёща в глубине души считает брак дочери трагическим мезальянсом, даже прекрасно зная все предшествующие ему обстоятельства…
Дмитрий Платонович же всегда без обиняков говорил, что если кто кому в этом союзе и сделал одолжение, то, конечно, отнюдь не Ольга. Хотя и любил ее искренне. Жаль только, что однажды разочаровавшись, так и не смог до конца простить, в чем не раз винился зятю в приватных беседах, сетуя в том числе и на собственное упрямство.

- Да пойми же ты меня, Саша, вот ежели бы она сама о том попросила! – с досадой восклицал он, когда Веригин, предпринимая очередную деликатную попытку выяснить, неужто это так трудно – просто взять и простить, заводил разговор на эту тему. –Только не попросит же… моя ведь порода! – Здесь Чернышев обычно сокрушенно вздыхал, а Александр соглашался.

Последнее было, действительно, вне всяких сомнений. Во всяком случае, по части упрямства. Но причин демонстрировать его с таким фанатизмом все равно не видел – до недавнего времени. Понял позже. И сделался с тех пор как-то по-особенному признателен Дмитрию Платоновичу, что тот ни разу не опустился после всего до напоминания об их давнем споре. Хотя в тот момент готов был признать свое полное в нем поражение, полагая одновременно, что никогда не простит жене ее предательства. Не простит, прежде всего – унижения, которое был вынужден пережить ее недоброй волей. Только вот теперь, наблюдая за Ольгой, бродившей по комнате с совершенно потерянным видом, в некотором удивлении осознавал, что уже почему-то не чувствует к ней той первичной глубины презрения. Равно как и не видит пороков, в которых она нынче сама себя так горячо винит… Последнее, впрочем, более оттого, что просто до конца не верит, будто этот неожиданный порыв самобичевания идет от сердца, а не от присущего Ольге природного желания играть сугубо драматические роли. Тем более теперь, когда обстоятельства как нельзя больше к этому располагают.

- Не знаю, - чуть заметно пожав плечами, разом ответил он на все вопросы, обрушившиеся на его голову, и отложил в сторону письма, которые до сих пор невольно сжимал в руке. – Не терзай себя понапрасну. Ничего этим уже не изменишь.

Возможно, она ждала иного: сопереживания, убеждения в том, что вовсе не такая, как говорит. Но задушевные разговоры с женой Веригину никогда толком не удавались. А для того, чтобы понять, о чем она сейчас просит, суметь связать все воедино и после растолковать ей, что бесчувствие – точно некая анестезия, порой дается, чтобы человек смог пережить то, что он испытывает на самом деле, он был слишком огорчен и расстроен.

- Твой отец был замечательным человеком, Ольга. Жаль, что мне не удалось с ним проститься. «А тебе – попросить у него прощения», - так и вертелось на языке. Но Веригин сдержался.

Куда труднее оказалось гнать прочь неприятные мысли, что если бы не вся эта история с проклятым французом, то не случилось бы, вероятно, и целого снежного кома событий, которые она повлекла за собой в дальнейшем. Не было бы ни необходимости, в попытке уйти от неизбежного позора, добровольно-вынужденно увольняться из любимой клиники. Не было бы отказа от налаженной и успешной частной практики. И уж, конечно, не было бы и самого этого переезда из Петербурга в астраханскую глушь. А значит, вполне возможно, что в роковой для Дмитрия Платоновича день он мог бы оказаться рядом. И, возможно, сумел бы ему помочь и на этот раз… Но нет. И еще раз нет.

Добивать подобными предположениями супругу, до которой, не исключено, что впервые начинало что-то доходить, в планы Александра не входило. Да и для мести это было как-то слишком уж низко. Тем более теперь, когда он и сам уже не знал толком, желает ли, собственно, вообще какой-либо мести…

Устало поднявшись, Веригин медленно направился к двери, считая разговор оконченным, но тут какой-то странный не то вздох, не то стон заставил его резко обернуться. И вовремя. Заметив, что, низко опустив подбородок и зажмурившись, Ольга едва стоит на ногах, с трудом держась за спинку стула, с которого он встал минуту тому назад, Александр, забыв обо всем остальном и подчиняясь, прежде всего, инстинкту врача, видящего перед собой нуждающегося в помощи человека, немедленно шагнул обратно. И крепко подхватив ее под руки, вначале прижал спиной к своей груди, чтобы не упала совсем, затем – осторожно помог сесть и, убедившись, что это не обморок, а всего лишь легкий приступ дурноты, потянулся к комоду, где на верхней полке была оставлена вода в хрустальном графине и чистые стаканы.

- Вот, выпей, сейчас все пройдет - наполнив один из них почти до краев, Веригин вручил его жене и снова устроился перед нею. На сей раз просто на корточках.

Ольга молча приняла стакан и так же послушно сделала из него несколько глотков. И все это – как показалось, усердно избегая его взгляда. Будто бы смущалась чего-то. Но только чего? Не того же, в самом деле, что вдруг почувствовала себя дурно в его присутствии?! Или же… все-таки именно этого?

Внезапно Александру припомнился и её прошлый обморок, еще там, в Петербурге – необъяснимый и так напугавший его своей глубиной и продолжительностью… И все эти странные перепады настроения, и еще некоторые вещи, которым он по привычке не придал значения, и которые теперь вдруг, точно фрагменты мозаики, стали словно бы сами собой укладываться в некую вполне отчетливую картину.

- Ольга, ты что… беременна? – чуть откинувшись назад, Александр затаил дыхание, ожидая ее ответа и – своего приговора.