Отправлено: 13.06.20 15:41. Заголовок: Барышень обижать не рекомендуется...

Время действия: лето и осень 1914 года

Место действия: Петроград

Участники: Аполлинария Модестовна Аристархова, Максим Черкасов, семьи и окружение.

 Отправлено: 13.06.20 21:19. Заголовок: В маленькой комнатуш..

В маленькой комнатушке под самым чердаком, висел сизый чад. Молодая девушка держала в одной руке деревянную лопатку, в другой два яйца, и одновременно приглядывала за дымящимися, шкварчащими кружочками колбасы, которые жарились на прогорклом масле.

- Чай в такой день завтраком считаться не может! – серьезно произнесла она, не отводя глаз от сковороды.

- Та я так опождаю ш твоим шавтраком! – ответила ей другая девушка, шепелявя из-за шпилек, которые держала в зубах. Стоя перед старым зеркалом, на котором черные пятна стертой амальгамы были больше самой отражающей поверхности, она ловко, прядь за прядью, укладывала волосы в простую, но весьма изящную прическу. – А мне опаздывать ну никак нельзя.

- Ой, ну не опоздаешь ты! Что ты переживаешь так. Да и подумаешь, ну придешь чуть позже – велика беда!

- Ну что ты такое говоришь? Я ведь иду устраиваться на работу! Как можно опоздать! Меня будет собеседовать сам владелец конторы, господин Черкасов.

- Угу, - произнесла первая девушка, стукнув по краю сковороды одним из яиц, содержимое которого тут же с шипением вылилось на успевшие зарумяниться куски колбасы , - знаем мы, как они «собеседуют», господа эти. – сально ухмыльнулась она и тут же поймала на себе осуждающий взгляд подруги. – Ох, ладно! Забудь, я глупость сказала! Ты ведь теперь у нас с профессией! А это все же не лапоть сплести! Тебя теперь куда хочешь возьмут.

- Нюра, ты прямо как ребенок, честное слово! Да таких как я, “с профессией”, как ты выражаешься, столько! Хоть пруд пруди! А все эти телефонистки и телеграфистки в ведомствах либо жены, либо родственницы тамошних служащих. Просто так, без покровительства, туда и не попадешь. Так что сегодня непременно надо прийти вовремя. Кто знает, сколько там будет таких, как я?! – вздохнув, Полина опустила взгляд на полочку перед зеркалом, на которой лежала газета с заинтересовавшим ее объявлением о том, что некий присяжный поверенный ищет себе секретаря в контору по адресу… Сама Полина газет не покупала и не выписывала, но добродушный привратник Мирон иногда отдавал ей те, что прочитывал сам, а ему они, в свою очередь, доставались от господина из третьей квартиры. - За красивые глаза мне там места точно не получить. Это ведь не прачкой какой-нибудь...

- Ну, за твои-то глазки – почему бы и нет?!– весело подмигнув подруге, Нюра извлекла из буфета две тарелки. Одну простую, фаянсовую, другую из настоящего немецкого фарфора, только с трещиной, которая эту самую тарелку делила почти на две равные части. – А потом, знаешь, скоро этих самых прачек и вовсе не останется! – поставив рядом с тарелками две кружки с горячим чаем, она позвала Полину за стол, а сама вернулась к примусу и сняла с него сковороду. – Я тут в одном журнале видела, что есть такие машины электрические. Кладешь туда грязное белье, наливаешь воду, добавляешь мыльную стружку, и вуаля! Всё постирано и руки не нужно щелочью портить. Ой, ну что ты смеёшься?!

- Да ничего! Скажи лучше, нет ли такой машины, чтобы туда еду положил, а потом – раз, и она сама готовой сделалась?! – иронично приподняв бровь, Полина помахала перед Нюрой наколотым на вилку куском не жареной, а прямо-таки обугленной колбасы, но после все же смело отправила его в рот. – Знай, коли я сегодня работу не получу, колбасы мы с тобой еще долго вновь не отведаем!

А спустя еще четверть часа после этого разговора, Полина уже торопливо стучала каблучками, по мраморной лестнице, спускаясь из «гнезда», как подруги с самого начала окрестили свое пристанище на седьмом этаже доходного дома, что совсем недавно выстроили в абсолютно дивном месте – в самом начале Гороховой улицы, как раз напротив Александровского сада. Единственным его недостатком были, пожалуй, неудачно сделанные мансарды, в которых никто особенно не хотел селиться. Внешние стены их были чрезвычайно тонки и обиты железными листами, поэтому зимой тут было очень холодно, а летом невыносимо жарко. С соседними же комнатами стены, напротив, были толстые, так как в них проходили дымоходные трубы со всех предыдущих этажей. И парадная была отдельная от основной, во дворе. Лестница из нее вела в квартиры с третьего по седьмой этажи. А вот для роскошных квартир второго этажа был продуман отдельный вход. С разрешения Мирона, Полина однажды туда заглянула и увидела огромную, широкую, из каррарского мрамора, лестницу с зеленым ковром, и распускавшиеся цветами чудесные витражи.

Впрочем, их с Нюрой вполне устраивало и «гнездо». Ведь из окна его был виден сияющий золотом купол Исаакия. А еще рядом обитал милый старичок, Валериан Михайлович, некогда служивший в почтовом ведомстве, и перебравшийся в квартиру по соседству после того, как выдал замуж трех своих дочерей.

За Нюрой и Полиной он тоже приглядывал по-отечески, угощая их то пряниками, то домашними пирогами, которые ему присылали родные.

Так что жизнь их была бы совсем не плоха. Если бы не становившаяся все более серьезной угроза финансовых затруднений. Небольшие сбережения, которые были у Полины с тех пор, как она перебралась в столицу, стремительно таяли.
Да еще и курсы машинисток, которые она недавно окончила, вышли весьма затратными в денежном плане. А Нюра, хоть и была бойкой девушкой, но перебивалась случайными заработками. Она недурно рисовала, поэтому то бралась за иллюстрации для журналов, то нанималась в фотоателье, где колорировала и ретушировала клиентские карточки. В таком ателье однажды они и познакомились. Платили за эту работу немного, поэтому всё острее вставал вопрос о том, чтобы начать искать дополнительного заработка и Полине.

Контора искавшего себе помощницу господина Черкасова находилась, судя по адресу в объявлении, совсем недалеко, на Садовой улице. Идти туда пешком было меньше двадцати минут, но Полина так торопилась, что поспела и за пятнадцать. Остановившись перед массивной дверью, на которой были прикреплены сразу несколько латунных табличек, она принялась внимательно изучать выбитые на них наименования: «Представители товарищества Половец и К°», «Школа кройки m-me Теодор»… Третьей по списку значилась «Контора присяжного поверенного, г-на М.Е. Черкасова».

Зажмурившись на миг, и мысленно пожелав себе удачи, Полина толкнула дверь и вошла в просторную парадную.

 Отправлено: 15.06.20 00:59. Заголовок: Поместив в минувший ..

Поместив в минувший понедельник в «Петроградской газете» своё небольшое объявление Максим, признаться, даже не думал, что оно может оказаться настолько востребованным. Первые желающие заполучить подле него место, появились уже назавтра после публикации. А к третьему дню их поток начал более походить на род религиозного паломничества. Трудно сказать, что было этому настоящей причиной – то ли согласие молодого присяжного поверенного рассмотреть кандидатуры без рекомендаций с прежних мест службы, то ли предлагаемое им ежемесячное жалование в двадцать восемь рублей – очень неплохие по нынешним временам деньги за такую работу. Последнее, к слову, было для Черкасова принципиальным моментом. Несмотря на то, что жил в совершенном достатке и отроду не ведал – спасибо родителям, не чаявшим души в младшем сыне и единственном наследнике фамилии – материальных лишений, Макс, благодаря их же стараниям, был выращен в твёрдом убеждении, что всякий труд должен иметь в результате достойную оплату. Поэтому, надумав подыскивать себе секретаря, сразу же решил, что будет платить ему больше, чем можно обычно рассчитывать на подобной должности в какой-нибудь конторе, вроде почты, банка или тех же судебных органов, где мелкие клерки зарабатывали в пределах двадцати-двадцати трех рублей в месяц. Причем делать это намеревался исключительно из собственных средств, не прибегая к помощи отца, который, оценив подобный порыв, тотчас же предложил поддержку – хотя бы на первое время, пока круг клиентов Макса расширится настолько, чтобы его частная практика начала приносить стабильный доход.

Девяносто процентов университетских сокурсников, происходивших из столь же состоятельных семейств, как и сам Максим, верно, были бы счастливы подобному обороту и с радостью бы на него согласились. Ведь почти никто из них не рассматривал будущую службу как главное дело своей жизни. Совсем иное дело Черкасов-младший, который еще в годы учебы был словно кость в горле для большинства таких однокашников. А все оттого, что еще с гимназии задумав для себя в будущем юридическое поприще, искренне восхищался признанными мэтрами адвокатского дела, вроде Плевако и Кони. И мечтал однажды достичь не меньших, чем они, успехов. Затея сколь смелая, столь и трудновыполнимая – поэтому тайная. Ибо, вместе хорошими способностями к наукам, Максу от рождения было дано еще и изрядное самолюбие. Ущемление которого в случае публичного фиаско всех этих амбициозных планов стало бы крайне болезненным.

Впрочем, на данный момент для этого не было никаких предпосылок. Начало адвокатской карьеры выходило на удивление успешным. Но Макс действительно много работал, чтобы и дальше не сбавлять набранный темп. Того же ждал и от своего потенциального секретаря. Вот только и к третьему дню собеседований пока так и не нашел того, кто в полной мере соответствовал бы его требованиям. Хотя люди приходили разные – зрелые дамы и совсем юные барышни, которые, при виде молодого и, что уж скромничать, привлекательного внешне присяжного поверенного, довольно часто принимались чуть ли не кокетничать. Верно, рассчитывая таким образом увеличить свои шансы. Милых и кокетливых девиц Макс, конечно, ценил. Однако прямо здесь и сейчас искал для себя не новую пассию, но соратника. Поэтому – чтобы не поддаться ненароком ненужному искушению, даже специально снимал очки, когда открывавшаяся дверь впускала в его кабинет очередную особу, которой было менее двадцати пяти лет на вид. Увы, компетенциями из них до сих пор пока никто особенно не блеснул. А брать в секретари кого-то намного старше, чем он сам, Черкасов попросту не хотел. Может, и зря, но иметь дело на постоянной рабочей основе было бы приятнее с кем-то, хотя бы приблизительно из своего поколения…

- Ну что же, сударыня, полагаю, я выяснил все, что хотел. Спасибо, что пришли и уделили мне время. Теперь я немного подумаю, и на днях непременно сообщу вам свое решение. Только укажите для этого свой адрес… вот здесь, да, всё верно, еще раз благодарю!

Поправив на носу тонкую золотую оправу – нынешняя претендентка, высокая и грузная особа лет тридцати пяти, с одутловатым лицом и взглядом, будто у снулой рыбы, явно не относилась к «опасной» категории, поэтому ни при каких условиях не смогла бы его искусить, Черкасов широко улыбнулся и встал из-за стола, показывая, что разговор окончен.

- Хорошо, сударь. Я буду ждать. Но прошу учесть, что у меня много разных предложений, поэтому…

- Прекрасно! – перебил её Макс, враз сатанея от подобной наглости и от общей усталости из-за непрерывного многочасового общения с кучей незнакомых людей, но продолжая улыбаться. – Если вы столь заняты, мадемуазель, то не стану тратить ваше время попусту, и отвечу уже сейчас: вы мне не подходите! Удачи и всего вам наилучшего!

«Дура!» – почти беззвучно бросил он вслед, как только дверь за толстухой, что после этих слов подскочила, будто ужаленная и, обиженно поджав губы, бодро промаршировала на выход, с грохотом закрылась. Потом глубоко вздохнул, вновь опустился в кресло и, клятвенно пообещав себе, что очередная кандидатка точно будет на сегодня последней, уже более миролюбивым голосом, но достаточно громко, чтобы было слышно в «предбаннике» кабинета, прокричал:

- Прошу вас, mesdames, заходите! Кто следующая?

 Отправлено: 15.06.20 18:29. Заголовок: В небольшом помещени..

В небольшом помещении, которое предваряло кабинет адвоката, стояли лишь несколько венских стульев, на которых расположились соискатели предлагаемой должности. Вместе с Полиной их оказалось шестеро. Две молоденькие девицы, одну из которых она даже, кажется, встречала на стенографических курсах. Болезненного вида молодой человек – из тех, кого величают «вечными студентами», со стопкой книг, одна из которых носила сложное название «Характеристика известных русских судебных ораторов, с приложением избранной речи каждого из них». Дама неопределенного возраста, похожая на строгую учительницу, в костюме мышиного цвета и огромных роговых очках. И еще одна – необъятных размеров, с крайне надменным выражением лица. Рядом с нею было единственное свободное место, поэтому Полина направилась именно туда.

- Добрый день. – тихо поздоровавшись сразу со всеми, она присела на стул, в то время как за дверью кабинета исчезла очередная соискательница.

– Здравствуйте, милочка! – тут же отозвалась соседка, переводя на неё взгляд и снисходительно наблюдая за тем, как Полина аккуратно расправляет на коленях юбки. – Зря так стараетесь. Да и вообще зря пришли – только время понапрасну потратите! – произнесла она вдруг, окончив осмотр и несколько пренебрежительно усмехнувшись девушке, которая от этих слов замерла и вскинула на нее удивленный и вопросительный взгляд. – Не только вы. Эти две тоже. И у того юноши – точно ни единого шанса, – продолжала, тем временем, вещать безапелляционным тоном неприятная особа, почти не утруждаясь понизить голос. Затем посмотрела в сторону «учительницы», и вынесла окончательный вердикт ей: - А эта слишком старая.

- Зачем вы так? Еще ведь ничего не известно! – смутившись от неожиданности так, будто сама только что проявила бестактность в отношении этих людей, прошептала в ответ Полина, на что её собеседница лишь презрительно фыркнула и пожала плечами, дескать, вот посмотришь!

- Луиза Карловна меня зовут. Прежде я служила секретарем у полковника Шульца, великий был человек, упокой Господь его душу! Уверена, вы о нём слышали. Все последние годы я помогала писать и редактировать его военные мемуары, мы дошли уже до 1895 года, представляете?! Но весной бедняжка, к несчастью, скончался, и весь его титанический труд пропал даром – неблагодарным племянникам оказалось необходимо лишь его материальное наследство… А до него я работала при писателе Лапкине, автор многих известных сатирических рассказов… Как, вы их не читали?! Ну, да что я удивляюсь! Вы, молодежь вообще, кажется, теперь не интересуетесь сочинениями классиков!

С последним безосновательным утверждением в какой-нибудь иной ситуации Полина, скорее всего, обязательно бы поспорила. Но теперь все её внимание было приковано к массивной двери кабинета господина адвоката, которая, по-прежнему, то открывалась, то закрывалась вновь, впуская и выпуская её конкурентов. Поэтому она просто молча кивнула в ответ. Поняв, наконец, что её не слушают, бывшая генеральская секретарша умолкла, обиженно поджала тонкие губы и отвернулась. А из кабинета выпорхнула, улыбаясь так, будто только что получила предложение руки и сердца, та барышня, что отправилась на собеседование, когда Полина только пришла. Её сменила другая, следом вошел молодой человек с книгами – но никто из двоих, видимо, не снискал успеха у строгого нанимателя, так как на выходе выражения их лиц были весьма разочарованными. В результате, в «предбаннике», как девушка уже успела про себя окрестить этот небольшой закуток, остались лишь они с Луизой Карловной. И когда та, в свою очередь, словно ледокол «Ермак», проплыла меж стульев в сторону двери, решительно её отворила и прямо с порога отрапортовала, кто она и по какому поводу явилась, Полина сокрушенно вздохнула, решив, что шансов против такого профессионализма и выучки у неё определенно немного. Если вообще есть... А потому, возможно, и правда, не стоит более терять здесь время.

Проведя наедине с этими тягостными мыслями следующие пятнадцать минут и окончательно уверившись в собственной никчемности, Полина вновь вздохнула и поднялась со стула, намереваясь уходить – собеседование Луизы Карловны, тем временем, все еще продолжалось. И это, по мнению девушки, могло означать лишь одно – кандидатура немки устроила присяжного поверенного Черкасова и теперь они с нею просто обсуждают какие-то мелкие детали. Но вот тяжелая дверь кабинета вновь распахнулась, да не просто так, а с размаху и настежь, едва удержавшись на петлях, и после захлопнулась с такой силой, что Поля невольно взглянула на потолок – не осыпается ли оттуда побелка.

- Немыслимо! Какая наглость! – вибрируя от негодования каждой частью своего мощного организма, сердито протрубила Луиза, пылающее лицо которой сейчас напоминало своим оттенком лучшие сорта свёклы. – Не советую я вам туда ходить, право слово! Это просто самодур какой-то!

И, не объясняя более ничего, умаршировала прочь из «предбанника», так же громко хлопнув на прощание и его дверью. Вновь оставшись в одиночестве, Полина с ужасом покосилась в сторону адвокатского кабинета, чувствуя, как у нее влажнеют ладони. А во рту, напротив, становится так сухо, что вряд ли получится внятно произнести вслух даже собственное имя. Вновь промелькнула мысль: может быть, лучше сбежать, пока не поздно?! Но тут до ее слуха донесся призыв проходить следующему. Оглядевшись – словно здесь, в комнате, был кто-нибудь еще, кто мог бы пойти вместо неё, Полина помедлила в нерешительности еще пару мгновений. Но потом все-таки решила войти: ну не съедят же её там, в самом-то деле!

Кабинет присяжного поверенного Черкасова оказался просторным – куда больше тесного «предбанника». И светлым. Вдоль стен тянулись высокие стеллажи с книгами, два из которых были полностью заставлены томами «Сводов законов Российской империи» в темном зеленом сафьяновом переплете. В дальнем торце стояла большая картотека, кожаные кресла. А посреди комнаты, за большим дубовым столом расположился мужчина в модном пиджаке, белоснежной сорочке и с ярким шелковым платком вместо уже более привычного глазу строгого галстука. Изящный узел его фиксировала жемчужная булавка. Невольно засмотревшись на неё дольше положенного, Полина, впрочем, довольно быстро спохватилась и перевела взгляд на лицо её обладателя, поразившись тому, насколько он привлекателен и… молод, несмотря на украшавшие переносицу тонкие золотые очки. Сквозь них на Полину, в свою очередь, столь же пристально смотрели внимательные светлые глаза. И их выражение было таким, точно обладатель впервые за долгое время узрел перед собой живое существо. Внезапно засомневалась – в том, что видит перед собой именно того человека, объявление которого прочла накануне в «Петроградской газете», и сама Полина: разве бывают на свете такие молодые адвокаты?

- Извините… – пробормотала она растерянно, судорожно перебирая в памяти образы недавно увиденных на входных дверях здания табличек. Неужели она по ошибке забрела куда-то не туда?! Нет, кажется, все верно… Тогда, может быть, это просто не сам поверенный, а какой-нибудь его помощник? – Просто мне был нужен сам господин Черкасов… Я, наверное, лучше зайду в другой раз.

 Отправлено: 21.06.20 23:50. Заголовок: *с ретивой барышней*..

*с ретивой барышней*

- Погодите, отчего же вы так торопитесь! – мгновенно вновь вскакивая на ноги, проговорил Макс, не понимая поначалу, почему так отчетливо видит ее лицо – несмотря на разделяющее их немалое расстояние. Но вскоре сообразил, что попросту не успел снять очки. И слава богу! Ведь барышня оказалась прехорошенькой…

Правда, сильно волнуясь, или попросту растерявшись, она почему-то все так и стояла у самой двери, буквально на пороге. И еще даже не отпустила дверной ручки, словно собиралась вот-вот убежать.

- Прошу вас, проходите, садитесь! – он улыбнулся и жестом указал на стоящий напротив своего стола одинокий стул, предназначенный для кандидатов. – Господин Черкасов – это я и есть! Максим Евгеньевич… А к вам-то как позволите мне обращаться?

- Меня зовут Аполлинария Модестовна Аристархова, - произнесла Полина, не понимая, что ее больше взволновало – улыбка, взгляд или та особая интонация, с которой господин Черкасов к ней обратился. – Странно, я представляла вас совершенно другим. Ну, лет на двадцать старше, хотя бы…

Сказала – и тут же вновь вскинула на него настороженный взор, желая убедиться, что слова эти не прозвучали обидно. Последнего совсем бы не хотелось, потому что Максим Евгеньевич показался ей вполне приятным молодым человеком. Даже непонятно, с чего эта странная Клара… то есть Луиза вдруг обозвала его самодуром, подумала Поля, когда, не выдержав становящийся все более заинтересованным взгляд, смущенно опустила глаза на застежку ридикюля, который до того нервно сжимала в руках.

- Я к вам по объявлению! – уточнила она зачем-то и без того очевидное. А затем сразу раскрыла сумочку и начала извлекать оттуда принесенные с собой документы об окончании всевозможных курсов.

- Правда? Жаль! А я думал, что на рандеву! – усмехнулся в ответ Макс, неторопливо обошел стол и, присев на его переднем краю, сложил на груди руки, продолжая при этом разглядывать мадемуазель Аристархову, покуда та судорожно рылась в своих бумагах. Вполне понимал, что подобное неловко, но отказать себе в этом удовольствии не мог. Да, в общем, и не хотел. – Аполлинария Модестовна… как строго звучит! Можно, я стану называть вас Полин?

«Это просто самодур какой-то!» - вполне отчетливо прозвучал в её голове возмущенный голос Луизы Карловны.

- П-простите?! – чуть запнувшись, Поля вскинула взгляд на вольготно расположившегося перед ней мужчину. – Я, что, ослышалась? – и тут же поднялась со стула, чтобы посмотреть этому наглецу прямо в глаза. Ну, или хотя бы не глядеть на него настолько снизу вверх, потому что при их разнице в росте, сделать это, даже стоя, было не так уж просто.

В своей жизни Полине пришлось пережить многое, поэтому однажды она дала себе твердое обещание – не позволять вольностей по отношению к себе ни одному мужчине на свете. И теперь, задетая за живое развязной манерой присяжного поверенного, она словно бы вдруг очнулась и вспомнила, что вообще-то никогда не была барышней робкого десятка. И потому вполне способна постоять за себя.

- Теперь мне ясно, почему предыдущая претендентка покинула ваш кабинет столь возмущенной. Если вы и с ней говорили в подобном тоне, то право слово, это вовсе не удивительно!

- Что? С ней?! Да ни за что в жизни, убей меня Бог! – испуганно воскликнул Черкасов, едва при этом не перекрестившись. Хотя, вообще-то, вряд ли мог претендовать на то, чтобы называть себя добрым христианином. – Скажете тоже! – слегка успокоившись, он вновь улыбнулся. И, весело прищурившись из-за стекол очков, прибавил: - А вы, оказывается, бойкая! И знаете, что? Пожалуй, я вас беру!

- Но вы даже не взглянули на мои аттестаты…

- Да какая разница? Плевать мне на них! Кому вообще есть дело до этих бумажек, если у той, которая их принесла, такие… удивительные глаза? – вновь пристально на неё посмотрев, Максим встал во весь рост. – Говорю: вы приняты!

И звонко хлопнул в ладоши, точно поставив этим в конце своего предложения восклицательный знак.

- Когда сможете приступить?

 Отправлено: 21.06.20 23:59. Заголовок: *с работодателем* О..

*с работодателем*

Он, что, шутит? Или это действительно всерьез? Немного сощурившись, так же, как и сам Черкасов, обескураженная Полина старательно пыталась разгадать его замысел.

И чем больше пыталась, тем яснее приходила к выводу, что это всё-таки правда. Ей только что дали работу… Даже не поинтересовавшись, что же она, собственно, из себя как работник представляет. Или не представляет… Это было странно и даже обидно, учитывая, что здесь Полине вполне себе было, чем похвастаться: на курсах она научилась печатать быстрее всех остальных девочек и при этом практически никогда не ошибалась. Да и стенографию изучила преотменно. А тут, выходит, это никому и не нужно?

Но, что же нужно тогда?

Вспыхнув от внезапной догадки, Полина нахмурилась, решив было послать этого наглеца к черту и уйти. Но уже в следующее мгновение слегка поумерила пыл: что ни говори, а предложение было слишком хорошим, чтобы вот так запросто от него отказаться. Да еще и от дома недалеко: даже на транспорт не тратиться. К тому же, может, ей и правда, все только показалось и будет крайне глупо из-за этого упустить такой шанс…

Меж тем, в серо-голубых глазах, взгляд которых был по-прежнему устремлен прямо на неё, отразилось нечто вроде нетерпения.

- Так что скажете, барышня? Чего молчите, будто язык проглотили? – поинтересовался Макс, которому были совершенно невдомек одолевавшие её сомнения.

- Ничего я не проглотила! – обиженно вскинувшись, ответила Поля. – Мне просто надо было подумать!

- Это занятие весьма похвальное! – одобрительно кивнул Макс, в голосе которого, однако были отчетливо слышны нотки иронии. – И каков же ваш окончательный вердикт?

- Могу приступить хоть сейчас, - игнорируя его насмешливый тон, сказала Полина. – Но только при условии… Точнее, при ряде условий, которые вы будете обязаны соблюдать.

- Надеюсь, у меня будет возможность с ними ознакомиться?… - вновь сложив на груди руки, Черкасов смотрел на нее уже с откровенным любопытством.

- Разумеется! – кивнула девушка, и сама поразилась своей смелости, все более смахивающей на наглость. Но остановиться теперь, когда ее, что называется, «понесло», было уже невозможно. – Первое и главное – пожалуйста, называйте меня Аполлинарией Модестовной! – провозгласила она.

И Черкасов тут же глубокомысленно кивнул, дескать, хорошо, принимается.

- Второе, но не менее важное, впредь – никаких комментариев относительно моей внешности…

- Что, даже и лестные нельзя?

- Никакие! – решительно оборвала его Поля, лишь сильнее распаляясь от того, что чувствовала: он продолжает над нею иронизировать, хотя изо всех сил делает вид, что серьезен. Ну и пускай! – Так что запомните, еще хоть один и вам сразу придется искать себе нового секретаря!

- Суровая угроза! – на сей раз Черкасов почти не шутил. Перспектива снова пережить пытку собеседованиями его отнюдь не увлекала. Но в своем ретивом боевом запале мадемуазель Аристархова вряд ли была способна это понять.

- И еще! – внезапно сказала она, прерывая размышления Макса о том, почему он до сих пор все это слушает.

- Неужто будет еще? – окончательно опешил он, приподнимая от удивления брови.

- Да. Последнее. Прикажите вынести из вашей приёмной то ужасное чучело утки, у него совершенно инфернальный взгляд! Если мне придется там постоянно находиться, не хотелось бы ежедневно его на себе ощущать.

Произнеся финальный тезис своей пространной речи, Поля умолкла, уверенная, что уж теперь-то ее точно выгонят взашей. Но, может быть, это даже и к лучшему: не придется больше терзаться, выбирая между чувством собственного достоинства и материальным достатком. Да только напрасно она надеялась.

- Хорошо, Аполлинария Модестовна, - со спокойной улыбкой произнес Черкасов, сделав при этом едва заметную паузу между ее именем и отчеством – конечно же, намеренную. Однако по факту – не придерешься.

- Что? – не веря собственным ушам, переспросила девушка. – Так вы… правда, согласны?

- Да. А чучело, кстати, мне и самому никогда не нравилось – оно здесь от прежнего арендатора. Так что можете хоть сию же минуту его выкинуть или сжечь в печке. Меня это ничуть не расстроит.

***
- Чего-чего?! Вот прямо так и сказал? – едва не поперхнувшись чаем и вытаращив от удивления и без того огромные, как плошки, глаза, воскликнула Нюра, потрясенная почти дословным пересказом этого разговора, услышанным ею спустя час после того, как распрощавшись с Максимом Евгеньевичем до десяти утра завтрашнего дня, счастливая Полина вернулась в «гнездо» с победой и пакетом мятных пряников.

- Да, вообрази! Я и сама потрясена!

- Ну надо же! Только… что-то мне все равно как-то странно, Полинька! Должен быть в этом какой-нибудь подвох!.. Слушай, а вдруг он – тайный извращенец?! А из себя каков? Небось, средних лет и внешне совсем неприметный? Такие чаще всего ими после и оказываются! Мне одна знакомая рассказывала, а она в «заведении» работает… Сама понимаешь, знает жизнь…

- Ещё хуже! – в тон подруге, немедленно отозвалась Полина. – Помнишь Желткова из квартиры на втором этаже? Ну, того, старого, обрюзгшего и с огромной волосатой бородавкой на носу? – Нюра активно закивала. – Так вот, Максим Евгеньевич… полная ему противоположность! Очень молод, едва ли намного старше нас: я, признаться, поначалу даже подумала, что наниматель – вовсе не он. Высокий – такой, что даже я вынуждена смотреть на него снизу вверх. Прекрасно одет… Да и собой хорош, – последнее Поля произнесла настолько по-особенному, что Нюра, с удовольствием впившаяся своими белоснежными зубками в румяный пряничный бок, аж невольно раскрыла рот, едва после сумев поймать на лету уже откушенную часть угощения.

- Вот, видишь! А я ведь еще утром говорила, что тебе сегодня повезет! Говорила, помнишь?!

- Ну как же забыть? – покачав головой при виде этого зрелища, Поля улыбнулась и вздохнула, немного задумчиво. – Поживем – увидим, Нюра! Поживем – увидим…

 Отправлено: 25.06.20 23:07. Заголовок: Прошло чуть больше н..

Прошло чуть больше недели с тех пор, как новая помощница впервые переступила порог его рабочего кабинета, а Максим уже почти и не представлял, как умудрялся так долго без неё обходиться. В том, что ему повезло – очень, он убедился, впрочем, еще буквально в первый день их совместной работы. Когда Полина (почти сразу замучившись спотыкаться о малопроизносимое «Аполлинария Модестовна», Черкасов твердо решил, что станет называть её так хотя бы мысленно) всего лишь перепечатала начисто все писаные до того самим Максом от руки заметки и тезисы по тем делам, которые он вел в настоящее время. Причем, сделала это так быстро, что он поначалу даже не понял, в чем дело. Вернее, решил, что вернувшаяся к нему примерно через час бодрого отстукивания по клавишам новенького «Ремингтона» в своем закутке девушка просто что-то не разобрала в его рукописях и хочет уточнить.

- Да вы же не машинистка, вы же прямо пулемет какой-то! – воскликнул Макс тогда, в невольном восхищении перебирая протянутую ему с важным видом кипу свежеотпечатанных бумаг. – Пулемет Максима, - прибавил он, и даже сам рассмеялся от столь удачно пришедшего вдруг на ум каламбура.

Но мадемуазель Аристархова его веселья почему-то не разделила. Чуть пожав плечами, ответила лишь, что это её работа. И, что, если новых распоряжений для неё нет, она пока пойдет к себе. Продолжать обустраиваться. Не найдясь, что ответить, Макс лишь согласно кивнул, по-прежнему не понимая, отчего она с ним так сурова. Родившись в семье, где они с отцом были единственными представителями своего пола, он с детства научился прекрасно ладить с женщинами. И, кажется, всегда им нравился – всякой, разумеется, по-разному. Потому, право, было довольно странно получать такой афронт при любой, даже самой малой попытке вывести их общение за рамки формальных диалогов между руководителем и подчиненной. Поначалу он думал, что это явление временное, что, чуть привыкнув и освоившись в его обществе, Полин станет хоть немного мягче – что очень бы ей пошло. Но проходил день за днем, а все оставалось так же, как и тогда, когда они только познакомились. Впечатлившись в тот день ее нежным и даже каким-то трогательным внешним обликом, вступавшим в странное противоречие с резкостью и прямотой суждений, Макс решил, что последнее – своего рода бравада. Или же – что было бы хуже – попытка следовать постулату о равенстве между полами, по счастью, пока слабо приживающемуся на Отчизне, в отличие от некоторых других европейских стран, например, Британии, где поклонницы этих странных идей порой переходят все допустимые рамки. Но, в любом случае, не придал этому особенного значения. Полагая, что вполне способен при желании преодолеть даже подобную блажь в голове любой понравившейся девушки при помощи своих обычных приемов обольщения. Потому что до нынешней поры все они – эти улыбки, самоирония, мимолетные, чуть более пристальные, чем обычно и как бы случайные взгляды, ненавязчивые комплименты, да и общая рыцарская манера держаться, еще ни разу его не подводили. Оставалось только понять, зачем ему так нужно, чтобы Полина перестала, наконец, видеть в нём только начальника-работодателя, и узрела, наконец, мужчину.

Задавая себе этот вопрос, Макс, привыкший быть честным перед самим собой, упорно не видел на него ответа. Несомненно, Полина нравилась ему внешне. Но оснований для того, чтобы дать волю росткам этой симпатии, разрешить им развиться в нечто большее, у него не было. Их слишком многое разделяет. Даже ничего не зная о жизни этой барышни за пределами присутственных стен, Черкасов прекрасно видел, что они из разных миров. И тот, в котором большую часть времени обитает он сам, вряд ли способен принимать всерьез таких, как Полина. Да он и сам никогда бы не обратил на неё внимания, например, если бы просто однажды встретил на улице как спешащую по своим делам прохожую. Мало того, прежде его даже скорее отталкивал подобный тип женщин. Собственно, даже теперь Черкасов был практически убежден, что все дело лишь в нежелании Полины принимать от него никаких знаков внимания. В её недоступности – временной, как саркастически нашептывало ежедневно уязвляемое мужское самолюбие. Ибо попросту нет такой женщины, к которой невозможно подобрать свой ключик. И, перебирая раз за разом весь свой «набор», каждый новый день Макс упорно пробовал разные варианты. Хотя, по-прежнему не считал своё увлечение этой Полиной чем-то серьезным и значительным. Тем более что и времени на серьезный роман у него по большому счету практически не оставалось. В перерывах между судебными заседаниями, встречами с доверителями, работой над их делами и прочими документами он порой забывал даже о еде, а не то, что о каких-либо амурных устремлениях. Это приносило свои плоды в виде выигранных процессов и неуклонно растущего авторитета с одной стороны – и зависти менее успешных коллег, по-прежнему видевших в успехах молодого да раннего отпрыска знатной фамилии одно лишь влияние последней. Самому Максу на это было, впрочем, глубоко наплевать. Он шел к своей цели и не собирался сходить с этого пути, пока не достигнет успеха. Одним из тайных аспектов которого с некоторых пор почти всерьез полагал возможность прочесть однажды хотя бы толику одобрения в серьезных серо-голубых глазах одной крайне вредной и упрямой особы…

 Отправлено: 24.08.20 01:01. Заголовок: - Здесь теперь стоят..

- Здесь теперь стоят ваши уголовные дела, а вот здесь – гражданские, - невозмутимо пояснила Полина, в очередной раз делая вид, что искреннее восхищение патрона тем, как быстро ей удалось навести порядок в его архивах, её совершенно не трогает. Хотя, на самом деле, конечно, было очень приятно.

- А сюда, - продолжая экскурсию, она извлекла из ящика стола увесистую канцелярскую книгу, - я внесла в хронологическом порядке все ваши расходы и приходы. Точнее, те, которые сумела отыскать. Нельзя так легкомысленно относиться к деньгам! – попеняла Поля Черкасову, который, кажется, уже начал привыкать к присущей ей некоторой суровости. В то время как сама девушка постепенно привыкала к шуткам и подначкам в свой адрес, удерживаться от которых Максим Евгеньевич не мог, а может, просто не хотел.

Это, пожалуй, было единственной сложностью во всей ее новой службе. В остальном работать в адвокатской конторе оказалось хорошо. Да к тому же еще и интересно. Любознательная от природы, Полина получила уникальную возможность проникнуть в самое закулисье человеческой жизни. Как и полагается, чаще всего там можно было разглядеть лишь неприглядный «тыл» выставленных на сцене декораций. Поэтому куда интереснее оказалось вникать непосредственно в то, как Максим Евгеньевич ведет эти дела. И как, принимая порой кажущийся совершенно безнадежным случай, умудряется затем обернуть его в пользу своего подзащитного.

Жаль только, что проглядывая эти конспекты и черновики, писанные четким, решительным почерком уверенного в себе человека, Полина часто далеко не полностью понимала их смысл. Особенно там, где Черкасов пометками на полях указывал номера статей или параграфов законов, на которые ссылается. Несколько раз, когда его не было в конторе – обедал, или уезжал в суд, Полина даже доставала с книжных полок те самые увесистые тома в зеленом переплете. И, отыскав по цифрам нужные места, внимательно читала, пытаясь вникнуть и самостоятельно разобраться, что к чему. Но казенный язык был столь невыносимо сух и выспрен, что оставалось лишь поражаться, как это Максиму Евгеньевичу удалось не только всё запомнить, но еще и так свободно оперировать своими знаниями, извлекая их как раз в нужный для доверителя момент.

Последнее впечатляло, кажется, не только Полину. При разборе бумаг ей не раз случалось натыкаться на вырезки из статей, авторы которых пели молодому адвокату откровенные дифирамбы и, сравнивая с самими Урусовым и Зарудным, прочили ему не менее блестящую карьеру. А о том, что она и теперь уже на взлете, недвусмысленно свидетельствовали суммы гонораров, договоры по которым Черкасов с великолепным разгильдяйством тоже бросал везде, где только можно. Хранил Максим Евгеньевич, впрочем, и некоторые газетные реплики своих недоброжелателей, об отношении к которым красноречиво говорили нарисованные явно его же рукой забавные рожицы. Решив, было, поначалу выбросить их как ненужный хлам, в результате, Полина все же вновь сложила все вместе – на сей раз аккуратно, листок к листку, и убрала. Кто знает, а вдруг, он и правда со временем прославится настолько, что будет, как другие известные люди, писать о своей жизни какие-нибудь мемуары? Вот тогда, пожалуй, может пригодиться даже и такая мелочь…

Ну а пока до работы над воспоминаниями было еще далеко. И потому Максима Евгеньевича – а вместе с ним и Полю – все больше занимали дела насущные. Одно из них буквально в начале этой недели доставил в контору присяжного поверенного серьезный господин из судебного департамента, доверительно сообщив при этом, что оно «безнадежное».

Как всегда быстро ознакомившись с представленными в объемной папке материалами, Черкасов вздохнул и тихо сказал присутствовавшей в этот момент в его кабинете Полине – а может, даже и самому себе, что выглядит все, и в самом деле не очень. И потом снова на какое-то время умолк в раздумьях.

- А почему? – внезапно спросила у него девушка, не сдержав обуявшего ее от этих слов любопытства.

 Отправлено: 24.08.20 01:02. Заголовок: * с Аполлинарией Мод..

* с Аполлинарией Модестовной*

Словно очнувшись, Черкасов с минуту пристально смотрел ей в лицо. Будто прикидывал, нужно ли утруждаться объяснениями. Но потом все же, видно, решил, что стоит и пересказал Полине обстоятельства выданного ему нынче в производство дела.

А состояло оно в том, что некий Август Фрейбург, 50 лет, хозяин немецкой кондитерской и кофейни, обвинен в нападении на полицейских и активном сопротивлении действиям властей. Из материалов дела следовало, что кондитер, и верно, десять дней тому назад задержал в своем заведении четырех неожиданно заявившихся к нему около восьми вечера и одетых при этом в штатское полицейских жандармов. А еще от двоих, пришедших им на помощь, потребовал составить акт о происходящем незаконном вторжении. Пристав же изобразил его поведение как «сопротивление» и «насилие», а на следствии по делу и вовсе объявил, что явление жандармов объяснялось полученными загодя «секретными сведениями» о том, что кондитер Фрейбург является участником действующей в столице с начала войны германской агентурной сети. Однако что это за сведения и на чем конкретно основывалось подозрение в шпионаже – оставалось неясным.

- Но так ведь нельзя! – воскликнула Поля, которую с детства возмущала любая несправедливость.

- Нельзя, - согласился Черкасов. – Но там, где одновременно затронута политика и уязвлена честь мундиров, к сожалению, немного надежды на благоприятный исход.

- И что же, значит, его так и осудят ни за что?!

- А вот это мы еще посмотрим… - откинувшись на спинку кресла, Максим Евгеньевич вдруг улыбнулся, сдернул с кончика носа очки и прищурился, сделавшись вмиг похожим на задиристого мальчишку, предвкушающего драку с обидевшими его однокашниками.

Собственно, это был последний раз, когда Полина видела его улыбающимся на протяжении следующих двух недель, в течение которых Черкасов практически жил в своем рабочем кабинете, покидая его затемно и возвращаясь обратно раньше, чем на службу приходила его помощница. Следует ли упоминать, что о такой мелочной прозе жизни, как обед, он просто и не вспоминал? Потому, понаблюдав пару дней за этими изнурительными бдениями, Поля даже решила на время отойти от твердых первоначальных планов ни в коем случае не превращаться из личного секретаря в прислугу. И начала понемногу о нём заботиться, ежедневно принося в кабинет уже не только кофе, который Черкасов потреблял теперь, как и табак, в неимоверных количествах, но и нормальную человеческую еду. Её она заказывала в ближайшем трактире, стараясь выбирать что-нибудь повкуснее. Да только, наверное, могла бы этого и не делать, потому что, всегда сердечно благодаря ее за труды, Максим Евгеньевич чаще всего попросту так и оставлял принесенные яства нетронутыми. Заметив подобное один раз, а потом другой и еще, оскорбленная в лучших чувствах, Поля решила, что больше ни за что этого делать не станет: хочет умереть от голода, сидя над своими бумажками, и пускай! Но уже не другой день, явившись с утра пораньше с кофейным подносом в кабинет патрона и увидев его осунувшееся лицо и покрасневшие от очередной бессонной ночи глаза, почему-то снова предала свои принципы. И, злясь и досадуя на себя за подобную мягкотелость, все равно побежала в трактир. А после еще и проследила за тем, чтобы Максим Евгеньевич съел почти все, что она принесла, стоя над ним, словно суровая нянька и не отойдя, пока тот не взмолился о пощаде, убеждая её, что попросту лопнет, если съест еще хоть один кусочек.
И вот, наконец, настал день судебного заседания. Впервые убыв домой накануне вечером в положенное время, чтобы как следует выспаться, Черкасов, должно быть, выполнил это своё намерение. Потому не смотрелся сегодня таким замученным, как прежде. Вопреки желанию, Поля даже невольно залюбовалась им в мгновенье, когда, как обычно веселый и чуточку насмешливый, Максим Евгеньевич бодро шагнул через порог ее «предбанника». Очень уж хорошо сидел на его высокой стройной фигуре фрак, исключительно в котором адвокату, оказывается, и положено появляться в зале суда…

Случайно поймав этот несколько более долгий, чем следует, взгляд, Черкасов, к счастью, истрактовал его исключительно как вопросительный и потому быстро объяснил, что приехал захватить некоторые необходимые ему документы. Молча кивнув, Полина тотчас же сделала вид, что и сама страшно занята, начав перебирать какие-то бумаги на столе до тех пор, пока Максим Евгеньевич вновь не вышел из кабинета, сообщив, что после окончания заседания возвращаться в контору уже не будет. Потому сегодня, как только закончит свои дела, она тоже может идти домой.

- В общем, проведите этот день с удовольствием и так, как вам более всего нравится, дорогая Аполлинария Модестовна! – подытожил он свой краткий спич, как всегда при этом сделав едва заметную паузу между Полининым именем и отчеством.

 Отправлено: 24.08.20 01:03. Заголовок: - Спасибо, именно та..

- Спасибо, именно так и поступлю, - как всегда притворившись, что этого не замечает, отозвалась она. Потом встала из-за стола, поводила Черкасова до дверей, а сама вернулась в его кабинет, который с некоторых пор более всего походил на поле сражения. Повсюду валялись раскрытые тома законов, стояли полные окурков пепельницы и смятые в небрежные комки листы, которым не повезло стать чистовиками. Чернильница же была почему-то на подоконнике, в то время как бювар переместился на каминную полку… Уборка всего этого безобразия заняла почти целый час. Но, закончив, Поля неожиданно поняла, что все еще полна сил и совершенно не хочет прямо сейчас идти домой. Или даже гулять. А вместо этого совсем не прочь прокатиться до здания окружного суда, где как раз в это время, наверное, и решается – при непосредственном участии Максима Евгеньевича, судьба злосчастного кондитера Фрейбурга.

Прежде ей еще никогда не случалось присутствовать на подобных мероприятиях, но, конечно, доводилось слышать и читать в газетах, что некоторые люди посещают открытые процессы просто ради забавы, иными словами, ходят туда, словно в театр или в цирк. Однако сегодняшний общественный интерес явно превосходил обычные масштабы. Усилиями стороны обвинения, дело получило широкую огласку в прессе. И потому поглядеть на пойманного «немецкого шпиона» пришло куда больше народу, чем всегда. Об этом Поле, не сведущей в подобных тонкостях, рассказал господин, который сидел рядом с нею на самой галерке. Он же объяснил и еще одну подоплеку происходящего, о которой девушка доселе не знала. Оказывается, государственным обвинителем нынче вновь назначили господина Алсуфьева, непримиримого, после нескольких проигранных подряд дел, оппонента её патрона, который и вне зала суда постоянно публично попрекает «молодого да раннего» Черкасова за дерзость и слишком смелое поведение.

- Так что сегодня будет настоящая битва Титанов! – прибавил он, едва не потирая от удовольствия руки, а Поле, наконец, сделалось понятно, отчего Максим Евгеньевич так тщательно готовился к сегодняшнему процессу. И еще немного тревожно. – Ну, да молодому Черкасову тоже палец в рот не клади! – будто почуяв это волнение, тут же успокоил её собеседник. – Разделает он его вновь под орех, вот посмотрите, милая барышня! Я нынче за него!

- Так-то оно так, да только что-то не слишком-то завидное положеньице у вашего сегодняшнего фаворита! – услышав их диалог, ухмыльнулся вдруг сосед Полины с другой стороны. – Сомневаюсь, что выйдет что-то толковое. Но пора бы и ему уже проиграть хоть одно дело, а то даже и неприлично как-то выходит…

Тем временем, судебный пристав громко потребовал у всех собравшихся тишины, затем велел встать и объявил, что суд идет. А еще через мгновение Поля наконец-то увидела Максима Евгеньевича – скамья подсудимого, а соответственно, и место его защитника, располагались почти под балконом, где она сейчас сидела, и даже не в первых рядах. Потому рассматривать то, что происходит внизу, было удобнее именно стоя. Однако, не желая, чтобы патрон её заметил, Поля к этому вовсе не стремилась. Впрочем, сейчас, пока он стоял к ней спиной, о чем-то тихонько переговариваясь со своим доверителем, это было еще относительно безопасно.

Но вот в зал вошел и занял свое место председатель суда, расселись по своим и зрители, у который пристав, спустя мгновение, вновь потребовал тишины, а потом слушание объявили открытым.

 Отправлено: 24.08.20 01:05. Заголовок: Последние две недели..

Последние две недели, и верно, дались Черкасову весьма нелегко. Особенно после того, как он узнал, что в противники ему вновь назначили проклятого Алсуфьева, заимевшего на Макса «зуб» еще с той их встречи, когда он, вчерашний студент юридического факультета, умудрился выиграть свой первый же процесс у опытного, с более чем десятилетним стажем, прокурора, доселе почти не знавшего поражений. Дело было, впрочем, несложным. Но никто не ожидал, что дебютант победит настолько легко… В дальнейшем было еще несколько их очных поединков, что лишь усиливали неприязнь Алсуфьева, который, как Максу позже удалось выяснить, и сам в свое время мечтал об адвокатской карьере, да что-то не срослось. Но вершиной противостояния доселе являлось скандальное дело крестьянки Матрёны Ухиной, которую обвиняли в убийстве её мужа, расчленении его трупа на две части и сокрытии их в погребе собственного дома. Труп, к слову, был впоследствии найден. И в том, что подсудимая будет приговорена к пожизненной каторге, сомнений не было практически ни у кого. За исключением разве что самого Черкасова, которому неожиданно удалось разрушить казавшуюся безупречной линию обвинения, не опровергая ни имеющихся улик, ни даже напрямую – вины, но основываясь лишь на толике сомнения, которую удалось внести – а главное, основательно закрепить в умах присяжных. А всякое сомнение, как известно, трактуется в пользу обвиняемого. К этому был удачно присовокуплен известный многим односельчанам факт, что покойный и сам был дурным мужем, беспробудно пил, да кому же много лет истязал свою несчастную жену… Иными словами, в результате крестьянка Ухина оказалась присяжными полностью оправдана, а об ее защитнике впервые всерьез заговорили в профессиональном сообществе и стали писать в газетах как о новой восходящей звезде русской адвокатуры. А над Алсуфьевым, потерпевшим крах, казалось бы, в беспроигрышной ситуации, едва ли не потешались вслух, что, естественно, не способствовало улучшению отношений с Максом, которого он упорно считал выскочкой и креатурой влиятельных дружков его не менее влиятельного отца. Черкасова это, впрочем, волновало не слишком. Да и не встречались они более в суде ни разу – и в жизни тоже, существуя будто бы в параллельных вселенных. Но вот – новая история. И на сей раз Максим уже не был настолько уверен в успехе. Виной тому являлась, впрочем, не его собственная слабость, но привходящее обстоятельство, преодолеть которое на первый – да и на последующие взгляды тоже, казалось совсем не просто. Война с Германией. И прокатившаяся в связи с ней на фоне вышедшего из-под контроля всплеска патриотизма, волна немецких погромов. Их апогеем стало разграбление и разрушение 22 июля нового здания Германского посольства на Исаакиевской площади. Начав «разминаться» с принадлежащих коренным петербургским немцам кофеен и кондитерских – одну из таких как раз сожгли в тот же день неподалеку от конторы Черкасова, прямо на углу Садовой улицы, мотивируя это тем, что из её окон, быть может, шпионы наблюдают за русскими и доносят своему правительству, обезумевшая толпа вскоре ворвалась внутрь посольства. Не пощадив ни винный погреб с солидным запасом шампанского, ни хрустальную посуду, ни старинные картины и коллекцию бронзы эпохи Возрождения. В какой-то момент в спальне посла Пурталеса начался пожар, и вскоре огонь охватил и все здание. При этом погромщики забрали из зала для приемов портреты Николая II и императрицы Александры Федоровны, а затем с пением гимна пронесли их по городу под восторженные крики «ура» со стороны всех, кто их видел и призывы убивать как можно больше немцев. Обитателей самого посольства, к слову, успели заблаговременно увезти из города и страны, но один человек в его здании все же погиб. Несчастный старик-кельнер. Причем не от пожара, от ножевого ранения и обстоятельства этого преступления, разумеется, никто уже расследовать не собирался…

Вот на таком фоне общественных настроений Максу и предстояло как-то выстроить защиту своего клиента. Да еще и с учетом того, что сам Фрейбург оказался человеком закрытым и, пожалуй, даже неприятным. Этаким карикатурным пузатым германцем из сатирических журналов. Разве что каски рогатой на голове не хватает. Да и её, в общем-то, не нужно.

Первой, как водится, выступала сторона обвинения. Досконально изучив материалы дела, Максим почти не слушал вышагивающего перед судьей и присяжными Алсуфьева, а вместо этого, делая вид, что сосредоточенно изучает собственные записи, внимательно прислушивался к настроениям собравшихся в зале людей: присяжные обсуждать между собой что-либо прямо сейчас права, естественно, не имели, но остальным-то ведь этого не запретить, верно? По всему выходило, что эхо недавних городских волнений докатилось и сюда. Перешептываясь между собой, зрители практически повторяли то, о чем трубили теперь все газеты, за исключением разве что кадетской «Речи», призывавшей не обезображивать погромными выходками «серьезное, сосредоточенное настроение, которое переживает теперь столица, а с ней и вся Россия». Да только кто его слушал, этот одинокий голос разума в общем безумном хоре?

Закончив своё выступление под одобрительный ропот, Алсуфьев, кажется, совершенно уже уверенный в успехе, пошел на место, бросив при этом на Макса презрительный и уничтожающий взгляд – которого тот, впрочем, благополучно не заметил. Ибо как раз в этот момент снял очки, желая протереть их стекла. И далее судья предложил выступить стороне защиты.

Поднявшись из-за стола, Черкасов неторопливо вышел на «авансцену» и прежде всего, улыбнулся – самой беззаботной из всех своих улыбок. Хорошо зная, каким образом, и главное, как безотказно это действует на окружающих людей с самого его детства. Вот и сейчас по залу ожидаемо пронесся легкий девичий шепоток – а о том, что среди его почитателей немало дам, а особенно барышень, Максим, разумеется, тоже знал, хотя обычно и не использовал этот «ресурс», полагая последнее не совсем честным. Но в сегодняшнем поединке сгодится и такой.

- Глубокоуважаемый председатель суда, глубокоуважаемые господа присяжные, - начал он, наконец, свою речь. – Прежде всего, должен сказать, что полностью согласен со своим оппонентом, господином Алсуфьевым, в том, что совершенное моим подзащитным преступление – пусть и исключительное, в своей странности, действительно предусмотрено уголовным кодексом и служит как бы видоизменением бунта – совершаемого, однако, не массой, но одним лицом. Это восстание. Открытое и насильственное восстание одного лица против целого порядка управления, произошедшее, ни в каком-нибудь захолустье, а буквально в центре столицы, где некто, кондитер Фрейбург возьми да и арестуй в указанное в материалах дела число и время в своём заведении едва ли не половину всей петроградской полиции! – поведал он с убийственным сарказмом, немедленно вызвавшим в зале всеобщий приступ гомерического хохота, из-за чего председателю суда даже пришлось взяться за колокольчик, чтобы унять непрекращающийся шум.

С трудом дождавшись вместе с ним тишины, Макс продолжил выступление, уверенно развивая успех и умело расставляя смысловые акценты именно там, где в линии обвинения просматривались наиболее слабые места. Все с той же своей фирменной иронией напомнил присяжным, что четверо ворвавшихся в кондитерскую были одеты не по форме, а потому хозяин никак не мог заподозрить в них представителей власти. Упомянул и о якобы шпионской составляющей дела, заметив, что главное достояние гражданина – его доброе имя.

- Так неужели же и про каждого из нас полицейский чиновник теперь вправе сказать: он негодяй, он – шпион, и пусть я не могу ничего доказать, зато положительно знаю это из секретных сведений?! Так вот нет, милостивые государи! Для суда и совести только лишь то истина, что может быть доказано! – торжественно провозгласил он, возвышая голос, и последние слова этой части его рассуждений практически утонули в одобрительных возгласах и даже аплодисментах, вынуждая председательствующего вновь призывать зал к порядку.

Ну а далее – если бы речь шла о музыкальном сочинении крупной формы, вроде концерта или симфонии, последовала торжественная кода и финальные аккорды:

- Уважаемые дамы и господа! – обращаясь к присяжным, но глядя при этом в зал – будто бы присовокупляя к последним и других здесь присутствующих, Черкасов вновь заговорил тихо и особенно проникновенно, заставляя свою аудиторию едва ли не дыхание затаить, дабы не упустить ни единого его слова. – В первый раз вы призваны в деле об оскорблении полиции. Так пусть же высказывается вашими устами здравая, разумная сила общественного мнения! Невозможно и глупо отрицать значение полиции в государстве. Два великих начала лежат в основе развития общества: свобода и порядок. Полиция охраняет порядок. Но в основе порядка лежит прежде всего признанное всеми народами уважение к свободе, собственности и домашнему очагу. Посягать на их неприкосновенность не значит охранять порядок! Благодарю за внимание! – закончил он среди повисшей к этому моменту абсолютной, звенящей тишины, чуть поклонился и сел на место.
Спустя минуту после этого, судья, опросив еще раз состязающиеся стороны на предмет возникших замечаний и возражений, предложил присяжным приступить к совещанию и огласить затем свой окончательный вердикт.

 

 Отправлено: 24.08.20 01:05. Заголовок: Когда прокурор, серь..

Когда прокурор, серьезный и грозный на вид мужчина, закончил свою обвинительную речь, Полиной душой овладело отчаянье. По всему выходило, что все старания Максима Евгеньевича пошли прахом, и что напрасно корпел он почти без пищи и отдыха все эти дни над своими талмудами. После того, как оппонент просто и ясно дал понять публике, а главное – присяжным, что подсудимый является человеком непорядочным и имевшим злой умысел против самого государства, поверить в то, что его еще могут оправдать казалось попросту невозможным. Сокрушенно вздохнув, Поля с сочувствием взглянула на своего патрона… ну, то есть, попыталась взглянуть: для того, чтобы рассмотреть хотя бы часть его профиля, пришлось вновь изрядно вытянуть шею. Но даже так и отсюда вдруг с удивлением обнаружила, что сам Максим Евгеньевич, похоже, по-прежнему считает иначе. Да и вообще выглядит расстроенным ничуть не больше, чем, если бы она принесла ему вдруг вместо чашки кофе стакан с чаем. С этой минуты отчаяние в её душе вновь сменилось любопытством. Вернее, пожалуй, даже нетерпением, с которым Поля – а вместе с ней и остальные присутствующие, едва дождалась момента, когда Черкасов нарочито неспешно, вышел «к барьеру» и, наконец, заговорил. Именно теперь, впервые наблюдая его в деле воочию, она в полной мере осознала, о чем говорили её недавние собеседники. Буквально с самого начала выступления Максим Евгеньевич продемонстрировал не только блестящие ораторские способности, великолепную эрудицию и абсолютное знание материалов дела, но и почти сверхъестественное умение захватить публику «в плен», заставляя сопереживать и реагировать на излагаемые факты и доводы единственно нужным ему способом. Словно выдающийся актер, каждый взгляд, жест и реплика которого досконально выверены, и всегда работают точно на тот образ, который он желает создать – пусть и не для себя, а лишь для того, чьи интересы в этот момент представляет. А если прибавить к этому еще и внешние данные, голос, улыбку и общую победительную, без тени сомнения в себе, манеру держаться… Имея, казалось бы, миллион возможностей наблюдать их и раньше, причем, в куда более непосредственной близости, Поля тоже почему-то лишь сейчас оценила их в полной мере. И была немало смущена тем, какое впечатление произвело на нее это «открытие»…

Когда Черкасов закончил свою речь, симпатия публики в зале стала столь явно клониться в сторону обвиняемого, что это удивило, кажется, даже его самого, прежде поникшего и почти не рассчитывавшего уже на благополучный исход. Явно приободрившись, он несколько ошалело глядел то на защитника, только что, как ни в чем не бывало, вернувшегося к нему под одобрительные возгласы из зала, то вокруг себя – будто до конца не верил в происходящее.

Не могла до сих пор поверить своим глазам и ушам и Полина. Несмотря на явный успех защитительной речи, сомнений добавляли слова соседей, с видом знатоков утверждавших, что всё еще может измениться, когда дело дойдет до обсуждений между присяжными. Ибо кто же рискнет всерьез пойти против устоявшегося порядка вещей? Но, слушая их краем уха, Полина все равно отказывалась понимать, какой именно порядок, и каких конкретно вещей должен заставить отправить за решетку человека, чья вина так толком и не доказана. И потому, все время, пока длился объявленный председателем суда перерыв на совещание присяжных, просто мысленно упрашивала богиню правосудия Фемиду не глупить и не подводить сегодня по пустякам Максима Евгеньевича, а вместе с ним – и её, Полину.

Но вот ожидание, наконец, закончилось. Присяжные гуськом потянулись обратно в зал и вновь расселись по своим местам. Дождавшись полной тишины, судья обратился к ним с занимавшим абсолютно всех вопросом:

- Каков ваш вердикт?

Поднялся мужчина средних лет, что был ранее определен старшиной, откашлялся и посмотрел поочередно на Алсуфьева, Черкасова, а затем на председателя.

- Невиновен, Ваша Честь!

И далее зал потонул в таком шуме, что сразу оказалось даже сложно понять одобрение это или досада. Волнение едва ли достигло самого пика, когда, присовокупив к звону колокольчика силу своего громоподобного голоса, судья все же сумел успокоить зал. И, подтвердив решение присяжных, признал кондитера Фрейбурга свободным от дальнейшего преследования за недоказанностью вины, а после объявил заседание закрытым, выразив при этом еще и частное мнение о недопустимости в дальнейшем подобного полицейского произвола.

Иными словами, это была полная и безоговорочная победа стороны защиты.

Сияя от радости так, будто это она сама, а не Максим Евгеньевич только что сенсационно выиграла процесс, аплодируя вместе с другими, Полина вскочила с места, желая как можно быстрее пробраться в фойе. И там, дождавшись появления патрона, лично поздравить его с таким грандиозным успехом. Да только вскоре с немалым разочарованием выяснила, что желание это, оказывается, посетило не только её, но и еще толпу других людей, что собрались у выхода из зала заседаний с той же целью. Мало того, стоило Максиму Евгеньевичу все-таки появиться, отовсюду сразу замелькали ослепительные магниевые вспышки фотографических аппаратов, а корреспонденты разных газет кинулись к нему навстречу, умело оттирая назад менее проворных поклонников молодого адвоката, наперебой задавая свои вопросы. Черкасов принялся отвечать на них охотно и все в той же своей уверенной, непринужденной манере как раз тогда, когда из зала, с лицом человека, разжевавшего лимон, вышел никому не нужный Алсуфьев…

 Отправлено: 24.08.20 01:10. Заголовок: * с любопытной Варва..

* с любопытной Варварой*

Сполна удовлетворив любопытство журналистов, Черкасов переместился в следующий круг поклонников, составляемый теми, кто уже не имел отношения к прессе. Среди них был особенно заметный перевес в пользу представительниц прекрасного пола. Причем, некоторые вели себя словно откровеннее дикарки, стараясь дотронуться до объекта обожания, и дурашливо при этом хихикая. Поля взирала на них с удивлением и жалостью, пока не заметила случайно вдруг одной молодой особы, что стояла в нескольких шагах от неё самой и тоже явно ждала, пока эти идиотки, наконец, оставят Черкасова в покое. Только выглядела при этом куда изысканнее, чем сама Поля – модное платье, причудливый головной убор, нарочито скромные, но явно очень дорогие украшения… Но даже не это отличало её от всех прочих, включая и саму наблюдавшую за ней исподволь девушку. А стать и гордая осанка, явно выдававшая происхождение из высшего общества. Скорее всего, того самого, к которому принадлежал по праву рождения Максим Евгеньевич и, увы, никак не относилась сама Поля. Ощутившая это особенно отчетливо в тот момент, когда, видно, все же, почувствовав её избыточное внимание, красавица вновь обернулась и коротко взглянула в ее сторону – сразу же равнодушно отвернувшись, будто никого и не увидела. А потом вдруг плавно взмахнула рукой и глубоким, мелодичным голосом негромко окликнула Черкасова просто по имени, без всякого отчества и прочих регалий – словно подтверждая тем первую Полинину догадку. И он тут же обернулся, улыбаясь ей так, что Полина вдруг почувствовала неловкость. Как будто случайно подсмотрела что-то, не предназначавшееся для чужих глаз.

Разозлившись на себя за этот внезапный и абсолютно немотивированный стыд, она поспешила тут же отвернуться, вновь оставляя патрона и его знакомую «наедине».

«Нужно уйти отсюда и поскорее!» - такой была следующая мысль, показавшаяся единственно разумной среди череды глупостей, которые Полина успела сегодня передумать, и самое неприятное – сделать.

Уйти, пока Максим Евгеньевич ее не заметил. А то подумает еще, не дай бог, что она тоже одна из тех дурочек, что бегают за ним и восхищенно заглядывают ему в глаза. А ведь она-то здесь не за этим. Конечно же, не за этим!

- Баронесса фон Штакельберг! Собственной персоной! – пройдя сквозь плотное кольцо все еще окружавших его людей, Макс остановился буквально в полушаге от неё и, улыбаясь, склонил голову в учтивом, но чуточку нарочитом поклоне, будучи при этом вполне уверен, что его ирония не повлечет ни малейшей обиды и будет воспринята единственным верным образом. Дочь Аркадия Борисовича Комаровского – профессора Военно-Медицинской академии и старинного отцовского друга, Лара с юных лет отличалась изрядной проницательностью и потому словно бы видела Макса насквозь. Должно быть, именно это в свое время и помешало перерождению детской дружбы в увлечение иного рода. Хотя обе семьи до последнего лелеяли такую надежду. Но – не случилось. Два года тому назад Лариса стала супругой морского офицера и уехала вслед за мужем в его родной Гельсингфорс. – Не знал, что ты в Петрограде! Почему же ты не сообщила о приезде?!

- Не успела. Мы прибыли третьего дня. У Карла какие-то дела в Адмиралтействе, а я решила воспользоваться случаем навестить родителей. И буквально сразу же услышала от них о том, какие большие успехи на адвокатской ниве успел за время моего отсутствия снискать Максим Черкасов. А ты ведь еще помнишь, как я любопытна и недоверчива? Поэтому естественно не смогла не прийти и не убедиться во всем лично.

- И как? – усмехнувшись, Макс слегка приподнял бровь: Лара – одна немногих, на кого никогда не действовали его уловки и приёмы обольщения. Прежде, в ранней юности, последнее его немало задевало. Теперь все это, конечно, осталось в прошлом. Но неженская прямота её суждений по-прежнему порой изумляла. А мнение – хоть Макс ни за что бы в этом и не признался – было для него весьма важным. – Убедилась?

- Да, сегодня ты был почти безупречен! – благосклонно кивнула в ответ Лара.

- «Почти»?! – изумленно переспросил Макс.

- Именно. Для «абсолютно безупречен» ты слишком много любовался собой!.. Однако готова признать, что линия защиты была выстроена безукоризненно. Ведь поначалу, после речи вон того субъекта, - едва заметно дернув подбородком в сторону Алсуфьева, к которому в итоге все же подошёл с вопросом кто-то из репортеров, - даже я немного засомневалась в том, что тебе удастся переубедить присяжных. Так что ты молодец и можешь собой сегодня гордиться… Впрочем, я дожидалась тебя вовсе не для того, чтобы петь дифирамбы.

- Что, нет?! – не выдержав, он рассмеялся. – А я-то, дурак, обрадовался!..

- Действительно, зря! Так вот. Родители устраивают по поводу нашего с Карлом приезда небольшой приём. Будут только свои. Поэтому очень надеюсь увидеть там и тебя. Завтра в восемь, как обычно. Придешь?
- Разумеется!

- Ну что ж, тогда возвращаю тебя твоим поклонницам и – до завтра!

- Погоди! Я тебя провожу! – воскликнул Черкасов, устремляясь за нею следом. Но, качнув головой, Лара сказала, что это лишнее.

- Я все равно еду не домой, а к своей модистке.

На том и расстались. Неторопливой плавной походкой баронесса поплыла к выходу, где кто-то тут же с готовностью распахнул перед ней дверь, и исчезла из виду. А Максим так и остался стоять посреди фойе, успевшего изрядно обезлюдеть за время их общения, размышляя о том, как она все же необычна. В его нынешнем окружении, пожалуй, есть еще только одна такая особа… хотя, друг другу они с Ларой вряд ли пришлись бы по вкусу, подумал он вдруг и снова усмехнулся, осматриваясь по сторонам. Но почти сразу же удивленно нахмурился и замер, заметив на отдалении, за одной из массивных мраморных колонн, ту, о которой только что мимолетно вспоминал… Но уж она-то тут что забыла? Или это, быть может, просто всего лишь очередной обман его не слишком надежного зрения?

 Отправлено: 24.08.20 01:10. Заголовок: *с шефом* Ни подгля..

*с шефом*

Ни подглядывать, ни тем более подслушивать за патроном Полина, естественно, не собиралась. Поэтому она даже вздохнула с облегчением, когда убедилась, что сияющая красота собеседницы, которую он сам назвал баронессой с какой-то непроизносимой иностранной фамилией, полностью затмила ему взор – стало быть, теперь у и нее самой куда больше возможностей уйти незамеченной. Хотя вот так запросто взять, и пройти мимо них, стоящих посреди фойе, казалось по-прежнему рискованным. Другого же пути, которым можно было бы покинуть здание, Полина не знала. И оттого в итоге решила, что лучше всего будет дождаться, когда Черкасов уйдет. А пока спрятаться – да вот хотя бы за этой колоннадой!

Так она и поступила, но все равно нет-нет, да и выглядывала из своего убежища. И вовсе не из любопытства! А исключительно за тем, чтобы узнать, когда станет возможно покинуть его без ущерба репутации и чувству собственного достоинства.

Меж тем, Максим Евгеньевич и баронесса и не думали расходиться, продолжая все так же оживленно общаться. Злясь на них за этакую безудержную болтливость, себя Полина ругала еще больше – угораздило же по собственной вине оказаться в столь нелепой ситуации! Но противнее всего было от мысли, что эти двое – о чем бы они там ни говорили, на удивление хорошо смотрятся вместе… Сама не понимая порождаемого ею чувства досады, Полина тяжело вздохнула и снова спряталась за колонну.

Но вот разговор наконец завершился. Попрощавшись с Максимом Евгеньевичем, баронесса направилась к выходу. И все время, пока она шла, Черкасов задумчиво смотрел ей вслед. Решив воспользоваться этим моментом в своих целях, Поля тоже сделала пару шагов, переместившись теперь за ту колонну, что находилась немного ближе к двери. Потом за следующую… Именно в это мгновение Черкасов вдруг и обернулся. Чувствуя себя застигнутой на месте преступления злоумышленницей, она замерла, ожидая, что будет дальше. Но, быстро скользнув по ней взглядом, патрон тотчас и отвернулся, а потом спокойно пошел обратно в сторону зала заседаний.

Облегченно выдохнув, Поля медленно прикрыла глаза. Кажется, пронесло! Глупо так переживать, но все же хорошо, что ее не заметили. Подождав еще какое-то время – пока Черкасов отойдет подальше, она почти на цыпочках обогнула последнюю колонну на пути к свободе и уже взялась за отполированную тысячами прикосновения медную ручку, когда рядом внезапно послышался все тот же знакомый, чуть насмешливый голос, назвавший её, как обычно, с расстановкой, по имени и отчеству.

Вновь крепко зажмурившись, как это часто делают маленькие дети, надеющиеся, что, став невидимой, неприятность тут же сама по себе и исчезнет, Полина едва не чертыхнулась. Но после – что уж теперь-то? – молча обернулась и, сжав губы, взглянула на стоявшего уже практически у нее за спиной Максима Евгеньевича чуть ли не с вызовом.

- Неожиданная встреча! – прокомментировал тот и без того очевидное, с иронией рассматривая лицо, которому мадемуазель Аристархова старательно пыталась придать независимый и даже безучастный вид. Получалось неплохо. Но в глазах все равно читалось некоторое смятение – теперь, с близкого расстояния, Макс видел это достаточно отчетливо. Оттого так откровенно над ним и потешался. – Отличное здесь место, не правда ли? Вы тоже часто приходите сюда в свободное время? – поинтересовался он светским тоном так, будто речь шла не об окружном суде, а о театре или какой-нибудь художественной галерее.

- Нет. – мгновенно выпалила в ответ Полина, глядя прямо в смеющиеся глаза шефа и замолкла, словно бы предлагая тому самому определить, к какому из поставленных вопросов относится этот ответ.

«Идиотка!» - мысленно отругала она себя и даже приободрилась от этой самокритики. Потом вытянулась, словно к спине была привязана линейка, чуть приподняла подбородок и все-таки снизошла до разъяснения:

- Я хотела сказать, что не отношу себя к тем, кто считает судебные заседания родом публичного представления и приходит на них из праздного любопытства. Это глупо и недостойно разумного человека. Меня тоже привел сюда исключительно деловой интерес. Раз уж я теперь служу вашей помощницей, мне следует изучить всю процедуру делопроизводства. От начала и до конца.

- Ну конечно! – кивнул Максим, вновь хмуря брови и изо всех сил сдерживая улыбку. - Стоило бы сразу об этом догадаться, и не задавать нелепых вопросов. Простите, Аполлинария Модестовна. Право, так неловко, что осмелился предположить нечто иное! Настолько, что теперь прямо чувствую себя обязанным как можно скорее исправить оплошность и загладить вину… Послушайте, здесь совсем недалеко, прямо на Литейном, есть неплохая кондитерская – Наумова, может, бывали прежде? Там делают прекрасные пирожные и варят очень вкусный кофе. Может, позволите вас туда пригласить? Обсудим наше сегодняшнее дело и прочие… тонкости делопроизводства… Соглашайтесь, прошу вас!

То, что Черкасов так упорно не желает воспринимать её всерьез, было довольно обидно. Однако показать эту обиду стало бы еще большим унижением. Поэтому Поля лишь крепче сжала губы и вновь сделала вид, что ей нет дела до насмешек шефа, в то же самое время ни на миг не прекращая размышлять над тем, как бы поскорее избавиться от его общества. Но тут Максим Евгеньевич её вдруг здорово удивил. И дело было даже не в самом приглашении, а в том, каким тоном оно было произнесено. А еще во взгляде и улыбке, от которых у Полины против воли зарделись щеки.

Зачем-то оглядевшись – словно вокруг был кто-то, кто мог посоветовать: соглашаться или нет, она молча кивнула. И тут же была вознаграждена еще одной улыбкой – на сей раз благодарной. А потом Черкасов распахнул дверь и далее они пошли рядом по залитому послеполуденным солнцем тротуару. Дорогой почти не разговаривали. Но это было и некогда – кондитерская, в самом деле, оказалась совсем недалеко. Полина никогда не бывала здесь прежде, в чем сразу честно же и призналась, как только они заняли один из многочисленных столиков просторного зала, где все вокруг было отделано под красное дерево. Стены, полочки, мебель и даже застекленные витрины, в которых на кружевных бумажных салфетках красовались торты и пирожные на любой вкус.

 Отправлено: 24.08.20 01:15. Заголовок: * с подчиненной* -..

* с подчиненной*

- Уже присмотрели что-нибудь для себя? – поинтересовался Максим Евгеньевич, должно быть, заметив интерес, с которым Поля их разглядывает, невольно залюбовавшись таким многообразием.

- Честно – не знаю, - отводя взор от витрины, она нерешительно пожала плечами. – Я же говорю, никогда не бывала тут раньше. Да и вообще не часто хожу в такие места.

- Почему?! – изумился Черкасов. – А, позвольте угадать! Бережете талию!

- Нет!

- Тогда, быть может, просто не любите сладкого? – предположил он опять, но по сочувственному взгляду собеседницы понял, что вновь промахнулся. – Хорошо, сдаюсь!

- Все гораздо проще. У меня не всегда есть на это деньги, - улыбнулась Поля, читая теперь уже в его глазах смущение.

- Простите, я идиот, - Макс сокрушенно вздохнул и потупился.

- Ну это уж слишком самокритично! – усмехнулась она в ответ, не без усилия подавив в душе нечто, похожее на злорадство. Слишком приятно оказалось чувствовать себя победительницей, а не проигравшей хотя бы в одном из их постоянных незримых словесных поединков. – Просто, видимо, никогда не бывали в подобной ситуации.

- Не бывал, - согласился Черкасов, вновь устремляя на нее внимательный взгляд. – А вам, стало быть, приходилось?

- Разные случались времена, - откликнулась она уклончиво и качнула головой, давая понять, что не хочет более распространяться на эту тему.

- Ну, главное, хотя бы теперь все благополучно, - мгновенно считав это невербальное послание, Макс улыбнулся и жестом подозвал человека, который вот уже несколько минут терпеливо ждал у витринной стойки, когда новые посетители будут готовы сделать заказ. – Принесите нам, пожалуйста, два десерта крем-брюле и два кофе… или вы, может быть, предпочитаете чай? – с этими словами он вновь повернулся к Полине. Она выбрала кофе. – А вы родом из Петербурга, или переехали сюда откуда-то еще? – спросил Черкасов, как только их снова оставили наедине. – Простите за это любопытство, но мне просто хочется узнать о вас хоть что-то помимо работы.

- Отчего же, мне скрывать нечего. Я родилась и выросла в Опочке, там у родителей был чудесный маленький домик, почти на самом берегу реки. И вишневый сад. Каким же сказочно красивым он становился по весне! – внезапно переместившись посредством воспоминаний в собственное детство – а последние годы это происходило с ней нечасто, Полина мечтательно улыбнулась. – Оттуда мы иногда ездили на ярмарку в Псков. Когда это случилось впервые, он показался мне самым большим городом на свете. Помню, это очень развеселило отца, который как раз преподавал в Белой гимназии географию и историю. Там же, к слову, служила и мама, она была учительницей французского и немецкого языков… – в этот момент к ним вернулся официант, и пока по столу расставлялись угощения – две креманки с аппетитными десертами под характерной карамельной корочкой и две маленьких фарфоровых чашки с ароматным кофе, рассказ пришлось прервать.

Но вот с сервировкой было покончено. Благодарно кивнув любезному юноше, Полина вновь перевела взгляд на Максима Евгеньевича, на лице которого столь отчетливо читалось желание поскорее услышать продолжение ее истории, что это было даже забавно. В отличие от того, что Поля собиралась поведать дальше. Впрочем, сама она уже вполне научилась говорить об этом отстраненно. Просто как о свершившемся факте. Хотя, поначалу было совсем непросто…

- Она умерла год назад. А за шесть лет до этого скоропостижно скончался папа. Так что в Опочке, как вы понимаете, меня больше ничто не держало. Еще к этому времени я успела узнать, что Псков – отнюдь не столица мира. И потому, немного подумав, вознамерилась попытать счастья в самом Петербурге, - усмехнувшись, она взяла серебряную ложечку и погрузила ее в десерт, разламывая тонкую корочку карамели. – Вот такое наивное решение.

- Да почему же сразу наивное? – удивился Макс, и верно, все это время жадно ловивший подробности, коих, однако, пока было куда меньше, чем ему бы хотелось. Но это не страшно. Ведь они только начали. – Я бы назвал его смелым. И необычным, особенно для столь юной особы. Хотя, чему удивляться, вы ведь такая и есть – необычная… правда-правда! – закивал он, подтверждая свои слова. И лишь вновь чуть улыбнулся, когда, нахмурив брови, Полина строго напомнила об их уговоре. Точнее, о том пункте, в котором Черкасов весьма, как теперь все больше казалось, опрометчиво пообещал полностью отказаться от любых комплиментов в ее адрес. Только и Макс не был бы собой, если бы даже здесь не нашел выхода из сложной ситуации.

- Но ведь я говорю вовсе не внешности, а лишь о ваших профессиональных навыках! Уж их-то я имею право оценить, не так ли? – поинтересовался он, чуть прищуриваясь и внимательно наблюдая за выражением ее лица.

А лицо Полины, меж тем, предательски и вспыхнуло, выдавая ее с потрохами. Причем, отнюдь не от удовольствия, и даже не от смущения – а от болезненного укола, легко и походя нанесенного собеседником ее гордости. А самое противное было как раз то, что он ее вроде бы даже и похвалил… но сделал это так, что на душе сразу же сделалось как-то тоскливо. А перед мысленным взором немедленно вновь нарисовался блистательный образ той, с кем он недавно был так неподдельно мил и любезен… Оно и верно: куда Поле до такой женщины! Потому и понятно, что, кроме профессиональных навыков, ценить в ней попросту нечего…

Хотя и не должно. Разве не глупо, когда женщину оценивают лишь за экстерьер, словно комнатную болонку?! И зачем она вообще сейчас об этом подумала?!

Окончательно смутившись и рассердившись теперь уже и на себя за эту нелепую обиду, Поля опустила глаза, потом взяла со стола фарфоровую чашечку и поднесла к губам. Кофе, который им принесли, оказался тоже совсем не похож на тот, который они с Нюрой иногда варили на примусе у себя дома. Во-первых, очень крепкий – такой, что сделав первый глоток, девушка даже поморщилась от неожиданности. А во-вторых, другим был, кажется, и сам вкус, который не отдавал ни кислым, ни горелым – из-за этого Поля тот их домашний кофе, по правде сказать, не очень-то и любила – а походил на какую-то дивную восточную пряность.

- Оч-чень вкусно, - сообщила она в ответ на вопросительно приподнятую бровь Максима Евгеньевича. Хотя и не была уверена, что это самое подходящее определение для испытанного только что ощущения. Однако сочетание сладкого, кремового десерта с этим горьким и будоражащим напитком было, и правда, замечательным.

- Это эспрессо, - пояснил Макс, сполна насладившись своей маленькой победой и великодушно сделав вид, что не заметил смятения визави. – Его готовят, пропуская под давлением через фильтр с молотым кофе горячую воду в специальном агрегате. Очень популярный способ родом из Италии, где кофе – целая религия! Лично я именно там и сделался её истовым адептом. Родители прежде часто арендовали на лето виллу в Сорренто… А вам, стало быть, не доводилось еще путешествовать дальше Петрограда? Что, даже и в Москве еще ни разу не бывали? – спросил он, совершенно искренне удивившись, когда Полина ответила, что нет. – Вот странно… а, впрочем, я опять, наверное, сказал глупость, да? Дело в том, что у меня там полно родни и друзей, поэтому иногда кажется, что то же самое и у всех остальных. А вы, выходит, единственная дочь у своих родителей? Кто же о вас теперь заботится?

 Отправлено: 24.08.20 01:17. Заголовок: *те же и третий лишн..

*те же и третий лишний*

Более неудачный вопрос, чем тот, что ей только что задали, было трудно и представить. Если до этого Поля лишь мысленно забавлялась над разглагольствованиями шефа: как и все увлеченные люди, едва заговорив о предмете своего интереса, тот сразу ударился во всякие детали и подробности, то теперь вновь сделалась совершенно серьезной, расценив его последнюю реплику чуть ли ни как намёк на некую неполноценность.

- Поскольку давно уже не нуждаюсь в опеке, я вполне способна позаботиться о себе и сама, - заметила она довольно холодно. – И вообще, откуда у вас, современного и образованного человека, эти устаревшие представления о женщинах как о неких вечно немощных, полуобморочных созданиях? Тепличных цветах, что не способны выжить, если за ними каждодневно не ухаживать?

- Помилуйте, да я вовсе не это хотел сказать! – воскликнул Макс, опешивший от столь острой реакции на, казалось бы, совершенно невинный вопрос, и тоже поставил на стол чашку с недопитым кофе, с удивлением вглядываясь в её лицо, сделавшееся в одно мгновение хмурым и даже несимпатичным… Или, может, таким оно на самом деле все это время и было, а он, просто по близорукости, этого не заметил?

Нет, все-таки, странная, весьма странная она особа! То заглядывает в глаза и ловит каждое слово, то вдруг ни с того ни с сего фыркает, словно разозленная кошка...

- Но это ведь нормально, когда люди заботятся друг о друге! И необязательно мужчины о женщинах – хотя, в моём представлении последнее тоже совершенно естественно и приятно. Только я, собственно, спрашивал не о том, есть ли такой опекун у вас, упаси бог! Даже не знаю, отчего вы так решили. Тем более что в вашей… жизнеспособности, милая Аполлинария Аристарховна, я, поверьте, не сомневаюсь! – чуть усмехнувшись, Макс опустил глаза и, зачерпнув немного крем-брюле, с удовольствием отправил его к себе в рот.

Отрицать его правоту было невозможно. Однако дело было в том, что сам того не ведая, Черкасов случайно затронул тему, весьма для Полины болезненную. Успев получить от жизни немало уроков, она, увы, уже довольно давно усвоила, что далеко не всем девушкам в этом мире везет на благородных и добрых защитников, потому при необходимости надо уметь как следует за себя постоять. Усвоила – и даже довольно быстро этому научилась, нарастив, как казалось, весьма крепкий и надежный панцирь… который треснул, будто хрупкая карамельная корочка крем-брюле, от очередного изящно-язвительного замечания шефа.

Быстро взглянув на Черкасова, продолжающего безмятежно наслаждаться своим десертом, Поля на миг задумалась, а смог бы он понять, если бы она вдруг решила все это ему объяснить?

Да нет, пожалуй… В слишком уж разных мирах они обитают. И слишком по-разному эти миры относятся к ним.

- Ну что ж, возможно, я просто не слишком верно донесла свою мысль… Но рада, что вы так высоко меня оцениваете, - слегка кивнув, Полина сделала еще один глоток кофе. – Впрочем, довольно обо мне. Давайте теперь и о вас. Тем более что заботиться об успехе и благополучии ближних своих – можно сказать, сама суть выбранного вами жизненного поприща!

Нужно было родиться совсем уж идиотом, чтобы не услышать сарказма, спрятанного в этом комплименте. Сполна его оценив, Макс одобрительно улыбнулся:

- Вы абсолютно правы, всё именно так и есть. А от того, насколько хорошо я это делаю, в конечном итоге зависит мой собственный успех… и я теперь даже не о материальном. Самолюбие и некоторый избыток тщеславия – таковы, любезная Аполлинария Аристарховна, мои главные и любимые пороки. А успешные публичные выступления перед присяжными, и тем более, победы в судебных процессах – довольно действенный способ удовлетворить эти страсти, и одновременно удержать их в узде. Не позволяя им выходить за рамки дозволенного и причинять ущерб мне и окружающим меня близким людям. А у вас есть такие недостатки, от которых совсем не хочется избавляться?

Собравшись ответить, что глупо лелеять собственные пороки, Полина, тем не менее, так и не успела этого сделать. Виной всему – внезапное деликатное покашливание и мужской голос с нотками фальцета, что ровно в ту же самую минуту произнес слова приветствия, обращенные к её собеседнику:

- Максим Евгеньевич, душа человек! Что за приятная встреча! Сказывают, будто вы нынче опять из зала суда триумфатором вышли? – сдержанно кивнув в знак приветствия, Черкасов молча наклонил голову второй раз. Явно давая понять, что не слишком настроен на продолжение диалога. Во всяком случае, здесь и сейчас. Но прервавший их с Полиной тет-а-тет господин, по всей видимости, особой проницательностью не отличался. – Да уж, молчите-молчите, - замахал он руками, хотя Максим Евгеньевич говорить по-прежнему не пытался, - всё наше управление об этом гудит, точно растревоженный улей! Дескать, вновь выставил нас этот ловкач-адвокат в самом комическом свете! Особенно же лютует Крапивин, который до того при всех побожился, что непременно упечёт того немца за решетку. И никто ему в этом не помешает… Упечет, значит, пекаря, ага?! Вот, и как вам такой каламбурец?

Захохотав пуще прежнего – смех у него оказался таким же противновато-визгливым, он переместился на пару шагов и оказался, наконец, в её поле зрения Полины. Хотя она вовсе не стремилась его рассматривать. Напротив, опустила голову ниже и даже чуть отвернулась, подчеркнуто не вмешиваясь в разговор, и словно бы давая понять, что он ей абсолютно не интересен. Но это не помогло. И уже в следующую минуту неуёмный господин без посредников рекомендовался Полине Вениамином Андреевичем Суздальским, фотографом полицейского управления – впрочем, едва при этом на неё взглянув. А затем вновь перевел на Черкасова взор, полный восторга и обожания, продолжив стрекотать о том, как жаль, что не случилось увидеть его выступления лично и прочее в подобном же духе. До тех пор, пока сам Максим Евгеньевич не прервал его излияния столь же велеречивой благодарностью, в которой достаточно изучившей повадки патрона Полине вновь послышались иронические нотки.

- Исключительно лестно, что результат моего скромного труда находит столь щедрый и искренний отклик не только у друзей, но и у оппонентов!.. Знаю, знаю, любезный Вениамин Андреевич, что лично ко мне вы крайне благосклонны и потому относитесь к противникам лишь формально… Ибо может ведь быть и по-другому! Взять вот, например, хоть мадемуазель Аристархову, мою помощницу и секретаря, с которой мы как раз до вашего прихода обсуждали нюансы сегодняшнего процесса, - кивнув в её сторону, Макс улыбнулся – на сей раз совершенно искренне. – И которая, напротив, ко мне очень требовательна, поэтому всегда указывает на малейшие ошибки и упущения. Но это мне тоже только на пользу! – прибавил он и снова посмотрел на Полину, будто призывая сказать, наконец, хоть что-нибудь.

- Вы великодушно преувеличиваете значение моей поддержки. Хотя, я действительно стараюсь помочь всем, чем могу, - отозвалась она тогда, по-прежнему не отводя взгляда от расстеленной на собственных коленях льняной салфетки. – И надеюсь продолжать в том же духе. Поэтому прямо сейчас буду вынуждена вас оставить: вспомнила вдруг, что так и не закончила вчера печатать исправленный вариант вашей будущей статьи для «Журнала Министерства Юстиции»…

- Да, но почему сейчас, не завтра же её публиковать?! – еще более удивившись, воскликнул Черкасов. – Позже допечатаете!

- Потому что я требовательна не только к вам, Максим Евгеньевич, а еще и к себе. Так что благодарю за угощение и до завтра! Месье… - быстро кивнув Суздальскому, Полина встала из-за стола, и быстро пошла на выход, стараясь не глядеть по сторонам.

- Ничего не понимаю! – растерянно проговорил Макс, проводив девушку взглядом и пожимая плечами, когда вновь посмотрел на Суздальского, также наблюдавшего за ее уходом.

- Женщины! – ответил тот, вздыхая. – Кто может точно знать, что у них на уме?

- Это точно, - согласился Черкасов, - Но что же вы всё стоите, право? Садитесь, прошу вас! – проговорил он, кивая на опустевший Полинин стул. – Вы ведь, наверняка, тоже перекусить хотели. А тут об эту пору свободного места так легко не сыщешь. Я же тоже скоро пойду восвояси, так что вас смущать не буду.

- Ну, я-то уж точно и не из застенчивых! – усмехнулся Вениамин Андреевич, с подтверждающей эти слова легкостью тут же принимая его приглашение и жестом призывая человека, пока сам Черкасов расправлялся с остатками крем-брюле и кофе. – Ну а вы, стало быть, решились обзавестись секретарём!

- Да, пришло время. Работы много, один с оборотом документов уже не справляюсь.

- Что ж, дело нужное. Но и непростое. Тут ведь, как при марьяжном интересе, важно найти кандидатуру не только качественную, но еще и скромную да порядочную!

- Странная у вас ассоциация, - заметил Черкасов. – Впрочем, даже если и так судить, то я, кажется, отнюдь не прогадал. Аполлинария Модестовна – отличный помощник, да и репутация у нее преотменная, так что…

- Да… дай-то бог, как говорится, дай-то бог! – закивал в ответ Суздальский, отвлекаясь затем, чтобы сделать заказ. А Макс, тем временем, извлек из-за пазухи портмоне и, вручив подошедшему официанту плату за тот, который сделали они с Полиной, встал со своего места, намереваясь уходить.

- Рад был увидеться, Вениамин Андреевич! – сказал он, застегнув пиджак и забрав со стола свою шляпу. – Кланяйтесь от меня при случае господину Крапивину и передайте, что я весьма сочувствую его сегодняшней неудаче. Однако не намерен и далее щадить его чувств. Такова уж служба.

 Отправлено: 30.08.20 02:55. Заголовок: Первая научная стать..

Первая научная статья Макса, посвященная теории пощады потерпевшему как основанию для реформы института неофициальных преступлений, увидевшая свет в августовском номере «Журнала Министерства Юстиции», как им и предполагалось, вызвала в профессиональных юридических кругах довольно широкий резонанс. Содержание не оставило равнодушным, кажется, никого, хотя ругали автора практически так же часто, как и хвалили. Большинству опытных юристов прежней школы выводы молодого присяжного поверенного, произведенные de lege farenda, показались слишком смелыми и даже провокационными. Однако были и те, кто одобрил предложенный материал. Главным и самым весомым авторитетом среди них внезапно оказался профессор Гольмстен, от которого Макс, к слову, поддержки в данном вопросе ожидал менее всего. Но главное, что после этого, буквально на глазах, стало увеличиваться количество положительных отзывов – должно быть, от тех, кто прежде колебался и теперь был рад присоединиться к непререкаемому авторитету самого господина декана юридического факультета. А еще через пару недель после публикации о Черкасове заговорили и вовсе благосклонно.

Ощущая себя рыцарем-победителем драконов старой гвардии, Макс практически постоянно пребывал теперь в приподнятом расположении духа. Дополнительным стимулом явились два выигранных за это время судебных процесса – не таких сложных и запутанных, как дело кондитера Фрейбурга, но добавить в свою личную копилку побед было приятно и их.
Пожалуй, единственным, в чем подвижек в лучшую сторону по-прежнему не наблюдалось, были отношения с мадемуазель Аристарховой. На взгляд самого Макса, происходило нечто совершенно противоестественное: чем больше времени они проводили вместе, чем сильнее, если можно так выразиться, срастались по работе, тем прохладнее и отстраненнее Полина держалась с ним во внеслужебных обстоятельствах. И тут уж дело не в возможности романа – или пускай даже в его невозможности, а в том, что своим поведением эта девушка разбудила в нём жгучее любопытство и неистребимое желание понять, наконец, что же она собой представляет и почему ведет себя столь странным образом. Впрочем, идею о том, чтобы однажды все-таки попытаться перевести их отношения в более личное русло, Макс тоже далеко не отбрасывал. Потому продолжал демонстрировать заинтересованность, только весьма умеренную и дозированную – уже вполне догадавшись, что иное Полину по какой-то причине отпугивает. Медленно, но планомерно приучая таким образом эту дикарку к себе. Или, может быть, даже приручая.
Как сегодня, когда решил, что, кажется, пришло, наконец, подходящее время для цветов – в том смысле, что подобный знак внимания с его стороны, буде он вдруг оказан, не вызовет у неё отторжения.
Но если местом, где в любое время года можно купить достойный букет, сомнений не возникало никаких – конечно, у Эйлерса на Невском, где же еще, то вот с тем, какие именно цветы подарить такой барышне, конечно, была та еще шарада. Розы Макс сразу же отмел – банально и по-мещански. Но и прочие цветы, которые предлагала ему милая приказчица в аккуратном белом кружевном переднике, тоже по разным причинам казались не тем, что нужно, пока он сам вдруг не вспомнил о ландышах – очаровательных, с чудесным ароматом, да к тому же достаточно скромных.

А еще – чрезвычайно редких в конце лета, если, конечно, не знать, что у Эйлерса их можно купить фактически круглый год. Другой разговор, что в необычное время их обыкновенно приходится заказывать заранее, но вдруг повезет…

- Скажите, а ландыши у вас нынче есть?

- Конечно! – с готовностью кивнула приказчица. – Сколько вам будет угодно?

- Да… даже не знаю. А сколько есть? Несите, что ли, все, я их возьму! – пожимая плечами, ответил ей Макс.

И вскоре уже ехал к себе в контору, временами с удовлетворением поглядывая на перевязанную лиловой шелковой лентой и плотно наполненную душистыми белыми цветками в обрамлении широких заостренных на вершинах листьев корзинку, что стояла подле него на сиденье «мерседеса».

- Это вам! – произнес он просто, когда, спустя еще четверть часа, с улыбкой бережно поставил её на край рабочего стола изумленной и обескураженной Полины, а далее, как ни в чем не бывало, удалился к себе в кабинет. Предоставив мадемуазель Аристарховой самой решить, как поступать дальше: то ли по привычке сделать вид, что ничего особенного не произошло, то ли все-таки как-то попытаться развеять эту неожиданную интригу.

 Отправлено: 05.09.20 12:51. Заголовок: Полина стремительно ..

Полина стремительно покинула кофейню и не сбавляя скорости устремилась от нее прочь. Словно все черти преисподней гнались за ней. Шла она не разбирая дороги и единственным ее желанием было оказаться как можно дальше от того места и того человека, которого, как она думала, ей больше не доведется увидеть.

Господин Суздальский то ли сделал вид, что не узнал ее, то и вправду он не вспомнил Полину сразу, но то, что память его через некоторое время подскажет ему истину, если бы она задержалась хоть еще на мгновение, Поля не сомневалась. И оставаться там, чтобы ее позор узнал Максим Евгеньевич… Сердце Полины от этой мысли замирало и тошнотворный ком подкатывал к горлу.

Очнулась она от своих тревог только тогда, когда перед нею засверкала жидким золотом Нева, расцвеченная вечерним солнцем. Поля перешла дорогу и остановилась у ограды набережной, облокачиваясь на теплую. Согретую за день солнцем, гранитную тумбу. И ее тепло будто бы передалось ей, проникая под кожу и даря если и не полное успокоение, то временное забвение всем ее тревогам. Взглянув на реку, по которой медленно плыли баржи и лодки, груженые разным товаром, Полина поняла для себя. Что по сути мир ее остался стоять на том же месте. И уж если и суждено ему рухнуть, то только завтра.

Так что, явившись на следующий день в контору, девушка спокойно дожидалась появления Максима Евгеньевича, который должен был решить ее судьбу. Конечно, спокойствие ее было лишь внешнее, но она достаточно хорошо умела владеть собой. Поэтому, когда вошел шеф. Полина подняла на него свой взгляд, не выражавший никаких эмоций, и попыталась прочесть в его лице свое будущее. Но Максим Евгеньевич был совершенно таким же, как и в любой другой день. Глаза его сияли, на губах была всё та же ироничная улыбка, и кивнув ей, она приветствовал девушку привычным длинным и витиеватым образом.

С тех пор все было также, как и всегда – она приходила каждый день, кроме воскресенья, в контору, они с господином Черкасовым работали и затем она возвращалась в гнездо к Нюре. Ну вернее сказать, было почти всё как всегда. Одно ее беспокоило и очень сильно. В тот день, после суда она поняла, что ей небезразлично мнение шефа о ней, но вот только почему её так это волновало. И с каждым днем, чем лучше она узнавал Максима Евгеньевича, который работая, иногда забывал о вечном своем амплуа балагура и бонвивана, тем яснее видела Полина, какой удивительный человек её патрон, даже если сам об этом и не подозревал. И её восхищение им как человеком в какой-то момент стало столь сильно, что она испугалась, будто влюбилась в нег. Но это же было бы истинной глупостью с ее стороны, позволить подобное чувство себе! Впрочем, предаваясь иногда украдкой девичьим грезам в своей постели, она позволяла себе думать, что возможно однажды, когда придет время, она выйдет замуж за человека достойного, положительного и… почему-то в этот момент воображение ей показывало лицо именно Черкасова. Возможно, лишь потому, что других мужчин с такими качествами и подходящего возраста, она попросту не знала.

Но чем чаще внерабочее время Максим Евгеньевич проникал в ее разум, тем суровее старалась себя вести Полина на работе, не желая даже повода дать ему над нею подтрунивать.

Вот и сегодня, перебирая корреспонденцию и составляя список первостепенных дел, Полина готовилась к приходу шефа, предвкушая самый обычный день в конторе. И вот, звякнул колокольчик входной двери, на пороге появился господин Черкасов, как всегда облаченный в свой великолепный английский костюм и беззаботную улыбку и водрузил ей на стол корзину ландышей, после чего исчез за своей дверью, будто ничего и не случилось необычного. Полина как сидела на своем стуле недвижимая, не успев даже рта раскрыть, так и продолжила сидеть несколько минут, просто разглядывая цветы, от которых исходил восхитительный аромат весенней свежести. И это при том, что на дворе стояла середина августа. Если бы Максим Евгеньевич видел теперь ее лицо, то на каждое выражение его, которое сменялось буквально через секунду, он мог выпустить ни одну острую стрелу своих иронических шуток. Но когда ошеломление начало проходить, а Полина вновь обрела способность мыслить и рассуждать хотя бы чуточку здраво, она вскочила со своего места и уже думала ворваться в кабинет патрона, но вовремя одумалась. Оправив свою юбку и взглянув в маленькое зеркальце, которое она носила в ридикюле, она убедилась, что выглядит вполне достойно. Затем взяла свой блокнот, бумаги и письма для шефа, постучала привычно в дверь его кабинета и вошла, едва услышав его голос.

- Вы в своем репертуаре, Максим Евгеньевич, - спокойно произнесла она, положив на стол перед ним письма из ведомства и пару запросов, которые по его просьбе она сделала накануне. В его взгляде, обращенном на нее в этот момент читался немой вопрос, ибо сложно было понять к чему относилась ее реплика. – Я ведь просила вас вчера подписать этот запрос, а что в итоге?! Мне пришлось просто-таки титанические усилия приложить, чтобы нам выдали на него ответ. И я конечно не знаю, от чего это вы решили мне принести цветы, но приму их как извинения за те неудобства, которые вы мне доставляете!

 Отправлено: 18.11.20 22:56. Заголовок: * с А.М.* - Черт во..

* с А.М.*

- Черт возьми, и правда, забыл! – с досадой хлопнув себя по лбу, Максим вздохнул, откинулся на спинку кресла и виновато взглянул на строго взирающую сверху вниз помощницу. – Вы – мой ангел-хранитель, Аполлинария Модестовна! – прибавил он тотчас, обмакивая перо в чернила и выводя свою размашистую подпись там, куда ему требовательно ткнул указательный пальчик девушки. Руки у нее были изящные, с длинными пальцами, словно у пианистки. «Может, из-за этого ей удается так быстро печатать?» - невольно подумал Черкасов, не без усилия отводя взгляд в сторону, чтобы ее ненароком не смутить.

Да впрочем, ведомо ли ей это чувство в принципе? Признаться, Макс уже потихоньку начинал в том сомневаться. Ему никогда особенно не нравились молчаливые и робкие барышни. Но напористость мадемуазель Аристарховой все же порой переходила границу умеренности даже с точки зрения его личных, довольно широких взглядов на эти вещи. И, наверное, уже давно бы начала его раздражать, если бы так… не веселила. Вот и сейчас, вместо того, чтобы поставить маленькую нахалку на место, он лишь тихо хмыкнул и пожал плечами:

- Как вам будет угодно. Хотя лично я не считаю какие-то там заурядные цветы достаточной благодарностью за все, что вы для меня делаете… Только скажите хотя бы, понравились ли они вам?

- Понравились, – в обычной своей лаконичной манере ответила Полина. И тут же вдруг улыбнулась, проговорив уже совершенно иным тоном: - Нет, не так. Они понравились мне очень!

В сущности, не так уж и важно, отчего Максим Евгеньевич подарил ей эти ландыши. Но не признать, что они её порадовали, было попросту неискренне и совершенно некрасиво.

- Честное слово, спасибо вам большое! – озвучивая свои мысли, коротко прибавила она. И потом вновь умолкла, решив, что на сей раз уж точно сказала достаточно.

Не объяснять же Черкасову, в самом деле, что прежде ей еще никто и никогда не дарил цветов!.. Ну, если, конечно, не считать того букета васильков, который однажды неловко сунул в руки соседский Егорка, пытавшийся ухаживать за ней еще в Опочке, когда им обоим было, наверное, лет по десять.

- Какие нас сегодня ждут дела?

- Все те же! – пожал плечами Макс, которому были неведомы ее терзания, посмотрев на Полину при этом, возможно, чуть пристальнее, чем обычно, но ничего более не прибавив к прежней теме их разговора. Это было бы лишним ходом. Теперь, согласно его личному пониманию науки построения доверительных отношений с дамой, следовало вновь на время отступить. – Принесите, пожалуйста, прямо сейчас папки с делами купца Анохина и коллежской советницы Курочкиной. Затем можете отправиться в архив – передать хранителю подписанный запрос и мои глубокие извинения… Потом у меня две выездные встречи с доверителями, а после, думаю, часам к двум-трем по полудни, я вернусь в контору. И, если не возникнет более ничего неотложного, отпущу вас домой! Устраивает такое расписание? 

 Отправлено: 18.11.20 22:57. Заголовок: *с господином С* С ..

*с господином С*

С самого первого дня присутствия в адвокатской конторе господина Черкасова Полина завела на рабочем месте столь идеальный порядок, что Максим Евгеньевич даже иногда ерничал по этому поводу, намекая на сходство ее стола с операционным. Что ж, хаос и кавардак вокруг себя, Полина, и правда, не выносила. Потому, кроме великолепной «Remington», письменного прибора и папок с текущими делами, там и правда, было ничего не сыскать. Даже тех милых штучек, что принято считать чисто «дамскими», вроде какой-нибудь статуэтки, фотографической рамки или вазочки.
Впрочем, об отсутствии последней – а лучше бы и сразу нескольких, учитывая количество подаренных Черкасовым ландышей, Полина теперь готова была даже пожалеть. Цветы ведь совсем скоро увянут, если их не поставить в воду! Но куда эту воду, спрашивается, набирать?!
Кончилось тем, что, поразмыслив, она попросту выгребла из серванта, где хранилась нехитрая посуда, все имевшиеся там чашки, стаканы и даже заварочный чайник, наполнила их водой. И затем, разобрав на небольшие букетики всю ландышевую кипу, расставила полученные аккуратные композиции по кабинету – рядом со своей машинкой, на полках стеллажей, на столике возле стульев для посетителей, и даже на подоконнике.

Распространившись, таким образом, повсюду, ландыши вскоре наполнили своим пьянящим ароматом уже все остальное помещение, навевая совсем не рабочее, а мечтательное и даже романтическое настроение, и противостоять ему Поле удавалось с большим трудом. Благо, хоть было дело, ради которого требовалось отсюда ненадолго уйти. Но и тогда, собираясь в архив и застёгивая перед небольшим зеркалом свой строгий серый жакет, она не смогла удержаться от того, чтобы не приколоть к его лацкану несколько веточек с белоснежными колокольчиками – с удивлением отметив, как при этом сразу похорошело и посвежело ее собственное отражение.
Приподнятое состояние духа никуда не делось и на улице. Было ли тому причиной по-прежнему действие цветочного аромата, или дело было уже и в солнечной погоде, установившейся после недели затяжных дождей, напомнивших жителям столицы, что август в Петрограде – уже маленькая осень, Поля не знала. Да и раздумывать на эту тему не хотела вовсе, одаривая вместо этого всех встречных прохожих улыбками, которые, как утверждала Нюра, очень к ней шли, делая куда менее строгой, чем обычно. «И очень даже миленькой!»

Последнее замечание прежде обыкновенно заставляло Полину презрительно фыркать. Однако с некоторых пор она и сама почему-то все чаще стала поглядывать на себя в зеркало не только для того, чтобы убедиться, что с внешностью и туалетом все в порядке, но и просто так…

В архиве, как обычно, было тихо, малолюдно и немного темно, даже несмотря на яркий солнечный день за окном. Смотритель встретил Полину любезно и похвалил за обязательность и пунктуальность, когда девушка вручила ему обещанные еще накануне подписанные Черкасовым запросы. Кроме них, впрочем, имелись уже и новые. Потому, пока архивариус удалился рыться в своих папках и каталогах, Полина в ожидании присела на небольшой диван для посетителей. Как и остальные его собратья по здешнему гарнитуру, тот претендовал на строгость и даже изысканность. И явно стремился подражать знаменитой гамбсовской мебели. Но вот беда: древесина для него была взята явно попроще, а сиденья, вместо дорогой кожи, обиты всего лишь зеленой клеенкой. Да и общий вид – приземистый и немного аляповатый, был таков, будто мебельщик обладал не только малыми возможностями, но и дурным глазомером.

Сочувствуя несчастному дивану за его неуклюжесть, Полина чуть погладила его подлокотник, словно успокаивая большое и грустное животное. И тут же развеселилась своим детским фантазиям, пряча улыбку за поднесенным к губам кулачком и изображая внезапный приступ кашля. Ну, так, на всякий случай, если кто-то из клерков сейчас за ней наблюдает.

- Сударыня, можете получить документы. Все готово, – послышался глубокий, басовитый голос архивариуса. И она тут же поднялась, направляясь к дальнему столу, однако почти сразу оказалась вынуждена остановиться из-за того, что кто-то заступил ей дорогу.

- Позвольте пройти, пожалуйста! – негромко попросила Поля, подняла глаза и… почувствовала вдруг, как сердце стремительно ухнуло куда-то в пятки.

Опять он! Да что же это такое, в самом-то деле?!

- Мадемуазель Аристархова! Как тесен мир! Суздальский моя фамилия… Помните, нас некоторое время тому назад представил друг другу господин Черкасов?.. Впрочем, мы ведь были знакомы и до этого, не так ли? – прибавил он вдруг уже тише и с легкой усмешкой, заметив, наконец, ее смятение. Затем отступил на шаг и смерил таким взглядом с головы до ног, что Полине на миг сделалось совсем нехорошо.

- Да, – коротко произнесла она и добавила: - Я вас помню.

- Весьма занятные были обстоятельства… Однако вижу, что нынче все изменилось. И очень, знаете ли, этому рад! Вы нынче сюда по служебной надобности?

- Именно так, – кивнула Полина и, более внимательно взглянув на собеседника, лицо которого, в принципе, не выражало ничего, кроме вежливого интереса, наконец, немного успокоилась.

- А вы… Как поживаете? Выходит, в полиции служите?

- Да, фотографом. Такова моя основная профессия. А там, - сделав небольшую паузу, уточнил он, - у меня просто хобби. Так сказать, для души.

- Барышня?! – тем временем, вновь окликнул Полину архивариус, на сей раз немного нетерпеливо. – Вы идете?

- Да! – воскликнула она в ответ. И вновь многозначительно взглянула на Суздальского, который все еще стоял у неё на пути. – Так вы позволите?

- Ах, простите! – словно опомнившись, он всплеснул руками, и отступил в сторону. – Я так вас задержал! Ступайте, ступайте, Полиночка, доброго вам дня! И до новых встреч…

«Век бы тебя не видеть!» - подумала она, кивая и проходя мимо, будучи практически уверена, что Суздальский после этого так и остался стоять на месте, провожая её взглядом. И от этого на душе сделалось как-то противно. Ну, дернул же их черт, в самом деле, заявиться сюда практически одновременно…

Впрочем, углубившись в изучение содержимого принесенных архивариусом папок, о присутствии Суздальского Полине вскоре удалось почти забыть. А когда, отобрав и скопировав для шефа нужные бумаги, она вновь оглянулась по сторонам, его в поле зрения уже не оказалось. Что, если подумать, тоже было хорошим знаком.

Да и в целом – по здравому рассуждению, вряд ли и сам он так уж захочет широко афишировать ту часть своей жизни, что лично определил как «хобби», которое, к тому же, вряд ли благожелательно оценят сослуживцы по полицейскому департаменту – коли о нём узнают. Соответственно, здесь их интересы как минимум совпадают. И потому, может, зря она так уж и разволновалась?
Вернувшись, спустя еще примерно час, обратно в контору, Полина была уже практически спокойна. А накативший на неё потоком прямо от входной двери цветочный аромат унёс тревогу окончательно, вновь погружая в куда более приятные воспоминания об утреннем приключении. Думать о нём – равно как и о том, кто послужил его причиной, было одновременно радостно и неловко. Словно было в этом что-то чуточку запретное, но ужасно привлекательное.

Пройдя через весь «предбанник» к своему рабочему столу, Поля тихо опустилась на приставленный к нему стул и, невольно улыбнувшись своим мыслям, подперла рукой подбородок, задумчиво уставившись на один из букетиков, притулившийся возле ее пишущей машинки. Да так, верно, и просидела до той поры, когда медный колокольчик на двери вновь мелодично звякнул, оповещая о возвращении Максима Евгеньевича.

 Отправлено: 18.11.20 23:01. Заголовок: * те же, там же* -..

* те же, там же*

- Скучаете? – усмехнулся Макс, успев поймать это рассеянное и мечтательное выражение на её лице буквально за миг до того, как оно вновь сменилось внимательной, «деловой» гримаской, с которой Полина обыкновенно выслушивала его распоряжения, прежде чем их исполнить. И очень зря! Ведь без этой извечной постной мины она смотрелась… почти красавицей. А вот если бы еще добавить туалет, более изысканный, нежели это серо-мышиное нечто, не выглядящее совсем уж уродством лишь потому, что на тонкой и изящной фигурке мадемуазель Аристарховой хорошо смотрелся бы даже мешок из-под муки, тогда…

Внезапно опомнившись и сообразив, что размышления вновь увели его куда-то не туда, Черкасов тихо кашлянул и отвел взор от девушки, которая, как обычно, поднялась из-за стола при его появлении. И, наверняка, уже успела ощутить неловкость оттого, что он вот так на неё уставился.

- Отличная идея, - заметил Макс, кивнув на один из расставленных по всему помещению букетиков с ландышами. Просто для того, чтобы что-нибудь сказать. – Мне бы и в голову не пришло. Особенно хороша вон та «ваза», - прибавил он, указав на приспособленный для насущных нужд чайник. – Ну, как сегодняшние успехи в архиве? На сей раз, надеюсь, любезная Аполлинария Модестовна, я ничем невольно не осложнил вам жизни?

- Нисколько, - честно ответила Полина, несколько смущенная тем, что шеф припомнил ей ту смелую утреннюю реплику. – В архиве тоже все успешно. Я выписала необходимые данные и сложила в папку, которая уже у вас на столе. Можете ознакомиться хоть сейчас. Только… может быть, лучше чаю сначала попьете? – спросила она вдруг, но тут же глянула на занятый ландышами заварочный чайник. – Или я лучше кофе вам сварю? У меня в буфете и бисквиты есть! Ну, или могу что-то поплотнее из трактира принести. Это совсем недолго… Хотите?

- Эгхм! – только и сумел выговорить в ответ Черкасов, несколько озадаченный этим внезапным припадком заботливости, столь контрастирующий с обычной вежливой, но подчеркнуто отстраненной манерой Полины, не понимая, чем умудрился его вызвать. – Нет. Есть я пока почему-то почти не хочу. Но вот кофе буду очень даже рад… И еще больше обрадуюсь, если вы разделите этот перекус со мной. Надеюсь, бисквитов хватит на двоих? Если нет, то я охотно уступлю вам те, что полагаются мне!

- С удовольствием приму ваше приглашение, Максим Евгеньевич!

Фраза эта, возможно, прозвучала немного официально, зато Полина сопроводила ее улыбкой, которую, и правда, нечасто позволяла себе на работе. Вот только сегодня буквально с самого утра все было не так, как обычно. И возвращаться к привычной сдержанной манере общения почему-то не хотелось до сих пор.

- Как жаль, что невозможно поставить здесь в кабинете тот агрегат, о котором вы мне тогда рассказывали – чтобы варить… эспрессо, верно? – спросила она, выглядывая на миг из-за открытой дверцы того шкафчика буфета, где хранился запас свежесмолотого кофе и сахар. – Моя соседка по квартире, Нюра, довольно часто болтает о всяких таких механизмах, мечтая, как они в будущем упростят нам жизнь… Иногда даже кажется, что она слишком много читает Жюль Верна. Впрочем, было бы, наверное, забавно наполнить дом машинами, которые могут делать за тебя хоть часть домашней работы…

- Все может быть, - пожал плечами Макс. – Но я не совсем понимаю, для чего нам понадобятся эти машины, когда всегда можно нанять достаточно слуг?.. О, вот только не надо на меня так смотреть! – рассмеялся он, протестующе вскинув ладони, когда Полина, в очередной раз высунувшись из-за дверцы буфета, одарила его коротким, но весьма красноречивым взором. – Да, я вырос в совершенном достатке. А, может быть, и в избытке. Но не вижу причины за это извиняться и делать вид, что не принадлежу к той среде, к которой… принадлежу. Дело не в этом. Я рассуждаю здесь не как барин, а прежде всего как юрист, которому просто положено рассматривать любую ситуацию как минимум с двух позиций. Вот и представьте же тогда, милая Аполлинария Модестовна, что наступит время, когда умные машины полностью заменят нам слуг. Казалось бы, чудесно. Никакой эксплуатации человека человеком – или о чем там еще рассуждают в таких случаях господа социалисты? Но… что же тогда делать всем этим, ставшим вдруг резко ненужными, людям? Каким образом заработать себе на жизнь?

- «Социалисты»…

Полина негромко фыркнула, выразив этим то ли несогласие, то ли насмешку, чиркнула спичкой над фитилем спиртовки, поставила кофейник на вспыхнувший тотчас голубоватый огонёк, и только затем, наконец, повернулась к Максиму Евгеньевичу, одарив его взглядом строгой учительницы, вынужденной сотый раз разъяснять глупому ученику элементарные вещи. Так на своих самых нерадивых школяров, помнится, порой смотрел её отец. И маленькой Поле очень нравилось копировать эту манеру.

- Не стану спорить, вы правы, но только отчасти. Предположим, что ваши фантастические «умные» машины уже изобретены… да, впрочем, зачем даже и фантастические? Самые простые, бытовые. Вот, Нюра мне еще недавно говорила про агрегат, который сам стирает белье. Ну, хорошо, постирать-то он постирает, а вот отжать, высушить?! А после еще и погладить?! Тут ведь точно без человека не обойтись!

- Возможно, со временем изобретут и такие механизмы, - резонно заметил Макс, продолжая развивать свою мысль. – А после еще и машины для уборки, например. Таким вот образом и не останется работы для горничных с прачками. Да и те женщины, которые обходятся без их помощи, и сами ведут свое домашнее хозяйство – чем будет им заняться? Скучать целыми днями над рукоделием?

- Так с вашей точки зрения, мы, женщины годны лишь на то, чтобы сутки напролет хлопотать по дому, на кухне или в прачечной?! А если этого вдруг не потребуется, то мы вовсе не найдем, чем себя занять и сразу увянем от скуки? – вскинулась Полина, вновь утрачивая терпение при виде подобной дремучести. – Хорошенького же вы о нас мнения, Максим Евгеньевич! – прибавила она через секунду, уже чуточку спокойнее, поворачиваясь при этом обратно к спиртовке, где, словно вторя ее возмущению, как раз запыхтел закипающим внутри напитком кофейник. Сняв крышку и выждав еще несколько секунд, Поля ловко подхватила и его с огня ровно в тот момент, когда бурая пена устремилась из глубины наверх, не успев при этом выплеснуться наружу. – Нет, лично я убеждена, что рационализация труда и в целом изменит жизнь женщин. Появится больше времени, чтобы учиться, развивать себя интеллектуально и духовно. Становиться более совершенной и самостоятельной личностью! Разве же это плохо?

- Нет-нет! Разумеется, хорошо! – уверил её Черкасов. Правда, не сразу, а после некоторой заминки. Вызванной, впрочем, не столько размышлениями, сколько легким, полугипнотическим трансом, в который он погрузился, наблюдая за тем, как Полина варит им кофе. Причем, совершенно для себя неожиданно. А все потому, что это простейшее, вроде бы, действо в ее случае было исполнено такой грации, что напоминало то ли некий сложный и церемонный старинный танец, вроде менуэта, то ли вовсе магический ритуал. Да и сама Полина – с лицом, зардевшимся в пылу желания непременно доказать свою правоту ему и всему миру, ярко сияющими на этом лице глазами и бурно вздымающейся под строгим одеянием грудью – видимо, от переполняющих эмоций, необычайно походила на прелестную молодую колдунью, творящую заклинания над приготавливаемым зельем. «Приворотным, не иначе!» - подумал Макс, уголки губ которого в этот миг едва заметно дрогнули.

Тихо отделившись от края стола, где по обыкновению присел, сложив на груди руки, он сделал несколько шагов к серванту, у которого по-прежнему хлопотала Полина – на сей раз осушая освобожденные от ландышей и сполоснутые чистой водой чашки льняной салфеткой перед тем, как наполнить их кофе, остановился у нее за спиной, и немного наклонился вперед, приближаясь к ее щеке:

- А не позволите ли мне вам помочь, милая Аполлинария Модестовна? – проговорил он негромко. А после вдруг снова ухмыльнулся, колыхнув своим дыханием тонюсенькую прядь, выбившуюся из её строгой прически над виском возле уха, и прибавил: - Ну… пока и для этих целей еще не придумали какую-нибудь специальную машину…