Отправлено: 19.02.21 00:28. Заголовок: Прижавшись спиной к ..
Прижавшись спиной к стене, Полина едва сдерживала рыдания. Но слезы текли по щекам без остановки, обжигая кожу и ничуть не облегчая душевной муки. Отчаяние было таким сильным и всепоглощающим, что единственным способом избавиться от него представлялось исчезнуть, рассыпаться в пыль, умереть. Верно, разглядев отголоски этих тягостных мыслей, вздрогнула и вдруг перекрестилась какая-то незнакомая баба, что проходя мимо, случайно мельком заглянула ей в лицо. Саму же Полину это будто немного отрезвило. Совладав, наконец, с эмоциями, он вытерла слезы и из темной подворотни, где простояла последние полчаса, вышла на улицу, где кипела обычная жизнь большого города, которому не было никакого дела до заплаканной девушки, мир которой только что разлетелся на тысячу осколков. А ведь еще несколько часов назад был полон радости и сулил столько хорошего…
*** Чувство к Максиму Евгеньевичу с каждым днём становились сильнее. И пускай Полина твердо знала, что этой любви по многим причинам не суждено стать разделенной, где-то в самой глубине сердца всё равно теплилась искра безумной надежды. Которая ярко вспыхивала всякий раз, когда вдруг вновь начинало казаться, что она значит для шефа все же чуть больше, чем просто помощница по работе. И ничего поделать с этим Полина, как ни старалась, не могла. Особенно по ночам, когда, стоило лишь закрыть глаза, и образ его вновь возникал перед мысленным взором. Это было похоже на какую-то пытку. Но Полина готова была на что угодно, лишь бы она никогда не кончалась. Впрочем, и сам Максим Евгеньевич, будто нарочно то и дело выдумывал для этого всё новые поводы.
Как тогда, когда внезапно объявил, что, по причине окончательно вступившей в свои права петербургской осени, намерен ежедневно отвозить Полину домой в своем автомобиле – нечего, дескать, ходить по холоду! Правда, ехать от конторы до Полиного дома было куда быстрее, чем идти. А это теперь не устраивало, кажется, не только её, но и самого Черкасова. Потому, уже буквально на другой день тот придумал для них новый маршрут, всякий раз намеренно совершая прежде небольшой круг по городу, а уж после доставляя Полину на место.
Или как сегодня, когда она принесла в кабинет только что отпечатанные тезисы нового выступления тезисы, а шеф посмотрел на нее с обычной своей лукавой улыбкой и спросил:
- Верди или Пуччини?
- Верди, - привыкнув, кажется, уже к любым странным вопросам в свой адрес, Поля протянула ему бумаги – и тут же вновь вскинула удивленный взор, когда, громко хлопнув в ладоши, Черкасов вдруг воскликнул:
- Браво, Апполинария Модестовна! Угадали!
- Ура, - негромко откликнулась она в ответ, все еще ничего не понимая, но невольно радуясь его мальчишескому веселью. – И какая же мне за это полагается награда?
- Приглашение Мариинский театр! Там как раз нынче дают «Травиату», а я давно её не слышал. Составите мне компанию?
- Вы это серьезно?
- С чего бы вдруг мне шутить подобным образом? – удивился он, глядя на неё с недоумением. – Конечно серьезно, и даже очень!.. Так вы согласны?
- Да… но мне ведь надо будет собраться – переодеться… - растерянно пробормотала Поля и умолкла, лихорадочно соображая, что именно из её немногих нарядов подойдет для такого случая.
- Об этом я тоже подумал! – тем временем, продолжал Черкасов. – До представления еще несколько часов, вам ведь хватит этого времени, если мы закончим рабочий день прямо теперь? А ровно в половине восьмого вечера я за вами заеду? Идет?!
- Идет! – радостно кивнула она, чуть ли не в ту же минуту срываясь с места, чтобы захватить пальто, шляпку и сумочку. А еще через пятнадцать уже стояла на пороге родного парадного, возле двери которого её неожиданно окликнул дядя Мирон:
- Спешишь, стрекоза?! Постой-ка минутку! – подойдя ближе, он полез за пазуху своей ливреи и извлек оттуда небольшой серый конверт, - Вот, держи! Велено тебе лично в руки вручить!
- Кем… велено? – тихо переспросила Поля, бегло окинув письмо взглядом и не обнаружив ни имени, ни адреса отправителя и чувствуя, как по телу пошла дрожь, хотя ни дождя, ни холодного ветра на улице не было.
- Не назвался он! Сказал, сама, дескать, догадается! – вздохнул Мирон, с досадой разводя руками. – Но важный такой на вид господин, представительный!
- Да… - откликнулась Поля, вся недавняя радость которой разом померкла и растворилась, крепче сжимая конверт в руке, хотя больше всего на свете хотелось прямо тут же порвать его в клочья и растоптать. Да только разве этим исправишь хоть что-нибудь?! – Спасибо, дядя Мирон. Я пойду к себе…
Медленно – совсем не так, как буквально за несколько минут до того бежала по тротуару – поднявшись по лестнице, Полина отомкнула дверь и вошла в крохотную гостиную их с Нюрой «гнезда». Письмо жгло её пальцы, словно раскаленный лист железа. Взглянув на него еще раз, она надорвала один из краёв и вытянула наружу небольшую фотокарточку с собственным изображением, поверх которого было от руки выведено синими чернилами: «Пора платить». Бросив её на стол, Полина тяжело опустилась на отодвинутый подле него стул и обхватила руками голову.
Какой же наивной идиоткой надо было оказаться, чтобы поверить, будто вся эта история закончится для неё без последствий! Да, первые дни после того разговора с Суздальским она действительно провела в панике и растерянности, пытаясь придумать, где и как достать тех денег, что он потребовал. Но после… после случилось столько всего и сразу, что все эти страхи словно бы вдруг отодвинулись на второй план. Тем более что и сам шантажист тоже никак о себе не напоминал, отчего Поля даже стала надеяться, будто он вовсе забыл о ней. Вначале совсем робко – но потом уже и всерьез убедив себя, что все именно так и есть. Да вот только, как видно, напрасно! И что же теперь делать?!
Тяжело вздохнув, Полина снова покосилась на проклятое фото. Мысли в голове метались, как сумасшедшие, но решения по-прежнему не находилось. Поднявшись на ноги, она подошла к комоду, где держала свою заветную шкатулку. Внутри неё хранились все ценности и деньги, которые удалось скопить. Всего чуть больше тридцати рублей. Солидная сумма! Что, если предложить их Суздальскому прямо сегодня в качестве задатка, а остальное как-нибудь раздобыть и отдать позже? «Ведь он жадный! Вряд ли откажется!» - рассудила Полина и, быстро засунув деньги и фотографию с конвертом в свою сумочку, вновь вышла из квартиры, направляясь далее по адресу, который вынужденно узнала вскоре после переезда в Петербург и хорошо помнила до сих пор, хотя до глубины души ненавидела эти воспоминания.
Суздальский занимал в этом доме небольшую квартирку в три комнаты, две из которых были жилыми, а третья называлась «фотографическим ателье». Полина не была тут более года, но едва переступив порог, тут же вспомнила и испытала с новой силой всё то омерзение, которое чувствовала, впервые согласившись на съемку. К сожалению, тогда ей были слишком нужны деньги, а Суздальский готов был платить их даже авансом. И был при этом вполне обходителен, не требуя ничего больше, кроме улыбок и красивых поз. Вот и сегодня, едва завидев её на пороге своей прихожей, улыбнулся вполне радушно и сразу предложил войти, проводив затем для разговора именно в «ателье». Словно намеренно желая ей напомнить о прошлом… Разгадав этот маневр, Поля, тем не менее, решила не вестись на провокацию, а просто достала из сумочки деньги и положила перед ним на стол.
- Вот. Это всё, что у меня есть прямо сейчас, - сказала она, глядя ему прямо в глаза. И дальше принялась объяснять свои обстоятельства.
Вениамин Андреевич слушал её молча. Отчего Поле даже на миг показалось, что он вот-вот внемлет её доводам и согласится. Но вместо этого он вдруг сперва расхохотался… точнее, отвратительно и громко загоготал, явно глумясь над нею, а потом столь же резко умолк, грозно прищурился и спросил:
- Что, за дурака меня держишь?! Я ведь ясно назвал цену? На кой мне твои жалкие тридцать рублей?! Не прельщаю, значит, тебя как мужчина. Что ж, настаивать не буду! Тем более, знаю, под кого ты стелешься! Ну, так и старайся тогда получше хоть с ним, чтобы дал тебе недостающую сумму!
- Мерзавец… Какой же вы мерзавец! – буквально выплюнув эти слов из себя и сопроводив их звонкой пощечиной, Полина развернулась пулей выскочила из квартиры. Только вот дальше двора уйти все равно не смогла, так и разрыдавшись прямо в подворотне от горечи осознания своего поражения.
Но вот первые, самые горючие слезы были выплаканы, а понимания что делать дальше, так и не пришло. Шагая по улице прочь от ненавистного ей дома, Полина чувствовала такую безысходность, что хотелось просто раствориться в воздухе или рассыпаться в пыль… исчезнуть. Лучше уж самой, до того, как Суздальский исполнит свою угрозу и уничтожит дотла её репутацию в глазах Максима Евгеньевича, а заодно и его собственную – в глазах всех тех, кто для него так важен. И в этом крахе будет виновата лишь она, не сумевшая сделать ничего, чтобы его уберечь… Или, все-таки, сумев?
В какой-то момент Полине вдруг пришла в голову странная и страшная мысль. А что если убить Суздальского? Проработав с шефом вплотную, она теперь ведь тоже многое знает о тех ошибках, что допускают преступники. И потому вполне сможет их избежать… К тому же, никто не знает о её связи с этим человеком. Ну, кроме Нюры. А если после уничтожить еще и фотографии…
Содрогнувшись от ужаса, что смогла даже вообразить подобное, Поля на миг прикрыла глаза. Нет, на убийство она, увы, не способна. Лучше уж умереть самой или… исчезнуть.
«Исчезнуть?!» - резко остановившись посреди тротуара, она замерла, осененная этой мыслью. Ну да, конечно же! Вот он и выход! Если она исчезнет, то любые дальнейшие действия со стороны шантажиста просто потеряют смысл. Так и нужно поступить. Уехать из Петрограда, а до того послать Суздальскому записку с уведомлением о своем решении.
Но прежде, чем сбежать из города… непременно еще хотя бы раз увидеть Максима Евгеньевича. В последний раз испытать радость быть рядом с ним и запомнить это ощущения счастья навсегда. Всего еще один миг, который после она будет бережно хранить в своем сердце остаток дней. И потому никому не позволит у себя отнять.
Дойдя в своих раздумьях до угла Гороховой и Мойки, Поля оказалась прямо перед зданием универсального магазина, который жители города, затрудняясь запомнить и произнести причудливые фамилии хозяев-бельгийцев* давно окрестили «Универмагом у Красного моста». Остановившись напротив фасада, мимо которого проходила до того, наверное, сотню раз, она внимательно разглядывала его фасад, башню со шпилем, на котором красовался кадуцей – символ Гермеса, покровителя торговцев, и витрины, что по вечерам подсвечивались электричеством. Бывать внутри этого магазина ей отроду не доводилось. Да и смысл, если позволить себе делать там покупки могли только очень богатые и известные люди, начиная с обеих императриц и заканчивая главными модниками столицы. Причем покупались там не только ткани, тончайшие брабантские кружева или драгоценные пряжки и пуговицы, но и готовое платье, носить которое еще совсем недавно в высшем свете считалось зазорным…
Раскрыв свой ридикюль, Полина извлекла маленькое зеркальце и придирчиво осмотрела свое отражение, убедившись, что хоть глаза и покраснели от недавних слез, однако лицо не опухло. Потому выглядит она вполне пристойно, чтобы, наконец, позволить себе то, о чем так давно мечталось.
Дежуривший на дверях швейцар в форменной ливрее, может и удивился столь невзрачной особе, решившей наведаться в магазин, но виду не подал и с почтением, будто перед ним явилась сама императрица, распахнул ей дверь. Фойе было залито электрическим светом, в огромных кадках стояли пальмы и прочие тропические растения, делая магазин более похожим на оранжерею. По двум сторонам симметрично вверх уходили лестницы, а по ним не спеша поднимались и спускались элегантные дамы, важные господа и сновали туда-сюда молодые приказчицы, которые спешили отнести то рулон тканей, то стопку каких-то коробок. В это мгновение Полиной вдруг вновь овладело сомнение. Но покосившись на дверь, за которой стоял швейцар, по-прежнему наблюдавший за нею краем глаза, она решила не отступать. И двинулась наугад вверх по одной из лестниц, с верхней площадки которых в разные стороны расходились целые «проспекты» из магазинов, чьи стеклянные витринные окна позволяли, не входя в саму лавку, видеть представленный там товар. Бродя среди всего этого великолепия, Поля еще долго не решалась переступить ни один из порогов. Но вдруг остановилась перед витриной под вывеской «Марс»**, привлечённая дивным видением. За стеклом стоял манекен, облаченный в платье невероятной красоты! Подобные Поля видела прежде только на страницах «Модного света».
«Вот бы показаться перед Максимом Евгеньевичем в таком!» - мечтательно подумала она и тут же услышала возле себя деликатное покашливание, а после приятный женский голос, который осведомился:
- Могу ли я вам быть полезна, сударыня? Вижу, вас заинтересовал этот туалет? Он доставлен к нам совсем недавно, прямиком из Вены. Сами понимаете, какая по нынешним временам сложность и редкость!
Испуганно вздрогнув от неожиданности – словно ее застали за чем-то неприличным, Полина обернулась и встретилась взглядом с молоденькой миловидной приказчицей, выражение лица которой было столь же любезным и безупречно вежливым, как и ее интонация. Чуть успокоившись, Полина робко улыбнулась ей в ответ.
- Оно великолепно, - призналась она восхищенно, а затем столь же честно добавила: - Только, увы, на него у меня точно не хватит денег!
- О, поверьте, это вовсе не беда! Наш магазин готового платья, стараниями господ Мандля и Раца, именно так и создан, чтобы каждый сумел найти себе что-то подходящее его вкусу и достатку. Пойдемте внутрь, я вам всё покажу!
Сделав приглашающий жест, она пропустила послушно пошедшую следом Полю перед собой. И продолжила свой рассказ:
- Взгляните сюда, здесь у нас находятся прошлогодние фасоны, они стоят значительно дешевле, – сказала она, а потом, понизив голос, будто сообщала великую тайну, прошептала с улыбкой: - Между прочим, в самом высшем обществе вообще не принято носить наряды, следуя моде шаг в шаг. Нужно всегда чуточку от неё отставать!
И невольно улыбнувшись в ответ, Поля внезапно почувствовала, что вот прямо здесь и сейчас, в её жизни, кажется, станет на одну проблему меньше...
*здание торгового дома «Эсдерс и Схейфальс», набережная реки Мойки 73
**Торговый дом «М. и И. Мандль » в 1914 году в связи с обвинением в шпионаже многих членов правления товарищества — австрийских и германских подданных, иностранные активы фирмы были конфискованы в пользу казны, а товарищество было преобразовано в Русское акционерное общество «Марс».
Отправлено: 23.02.21 01:57. Заголовок: Решение пригласить П..
Решение пригласить Полину в театр не было для Макса спонтанным, хотя именно таковым и должно было казаться – в ее глазах. На самом деле, идея возникла еще довольно давно, когда в одном из их многочисленных разговоров она как-то обмолвилась, что очень любит оперу и потому часто посещает вместе с подругой театральные представления. Зная, что подобный досуг стоит порой весьма недёшево, Макс тогда не сумел сдержать удивления, высказав его вслух и получив в ответ полный насмешливой жалости взгляд, а также очередной упрек в необычайном снобизме. Ибо билеты в оперу можно, оказывается, покупать и за сущие копейки – хотя, будут это, разумеется, далеко не лучшие, а расположенные где-нибудь на галёрке, места. Да еще и стоячие: «Но ведь это нисколько не мешает наслаждаться музыкой, верно?» – заметила тогда Полина. Как показалось, с некоторым вызовом. И Макс согласился – по большей части, просто не желая нарваться на очередной язвительный комментарий в свой адрес. Хотя, в глубине души был глубоко уверен, что из уютной собственной ложи – ну, или, по крайней мере, из мягкого кресла партера, это делать несравнимо приятнее. Вот тогда-то впервые и возникла мысль о совместном походе в Мариинский театр, где его семья с незапамятных времен абонировала ложу на всякий грядущий сезон, даже если после этим абонементом случалось воспользоваться всего пару-тройку раз. Вот и все последние годы она по большей части либо пустовала, либо наполнялась очередной прибывшей в Петербург погостить провинциальной роднёй, возжелавшей насладиться громкой столичной премьерой. Между тем, ни собственные родители Макса, ни его сёстры, так уж сложилось, заядлыми театралами не были. А самого его в Мариинку в детстве чаще всего таскала бабушка Ирэн, напротив, обожавшая всё, что с театром связано. И нельзя сказать, чтобы ему тогда сильно нравились все эти дамы и господа в старинных нарядах, рьяно изображавшие на сцене роковые страсти и вычурно распевавшие о них громкими голосами… Впрочем, со временем – и пришедшим вместе с ним пониманием многих вещей, отношение к опере значительно улучшилось. Тем не менее, даже повзрослев, Максим охотнее предпочитал те из концертов, где не поют, а лишь только молча играют на различных музыкальных инструментах. Но ради Полины – точнее, ради еще одной возможности провести вместе с ней вечер, готов был теперь и не на такие лишения. Однако конкретно в данной ситуации все же медлил. И вовсе не от того, что опасался отказа. Причина лежала глубже и была слишком неловкой, чтобы сразу признаться в ней даже себе самому. Всё дело в том, что поход в такое место, как Мариинка, априори подразумевает высокую вероятность встречи с кем-либо из окружения его семейства, или того хуже, из родственников, коих здесь, в Петрограде, у Черкасовых, почитай, целый легион. Соответственно, будучи замечен не один, а в обществе прелестной незнакомки, Макс – а вместе с ним и Полина – столь же определенно окажется в центре всеобщего любопытства. Конечно, никто и не станет расспрашивать, кто его спутница, прямо там же, на месте. Но это неизбежно породит слухи, что после непременно «добегут» до отчего дома. И прежде всего – до маменьки, которая уж точно стесняться в расспросах не станет. И что ей ответить? Безусловно, нынешние времена уже не те, что прежде, но…
В этом месте размышления Макса обыкновенно прерывались жгучим стыдом. Вот уж ни за что не поверил бы прежде, что будет терзаться чем-то подобным в двадцать шесть лет!
Тем не менее, не придумав пока, как решить эту сложную дилемму, он по-прежнему продолжал держаться с Полиной почтительно, но чуточку иронично. Не позволяя тем самым ни ей, ни, прежде всего, себе, до конца поверить, что происходящее между ними ныне – уже и есть самый настоящий роман, а вовсе не приятельство или даже дружба на фоне тесного, прости господи, делового сотрудничества. Просто понимал, что не сможет остаться в её глазах человеком чести, если пообещает то, что после вряд ли сможет исполнить. А воспользоваться её наивностью – без порядочных побуждений, полагал для себя чем-то немыслимым.
Как ни странно, мозги на сей счет основательно прочистил недавний разговор со Стёпкой Веригиным, вначале неожиданно, словно снег на голову, свалившимся в Петроград из своей Москвы – почти пять лет до того просидев в ней из-за учёбы практически безвылазно, а после и вовсе огорошившим новостью о желании записаться на фронт полевым хирургом.
Если честно, Макс так до конца и не понял истинных мотивов, подвигнувших приятеля на этот поступок. Но, естественно, не мог не оценить его смелости и красоты – вновь основательно устыдившись при этом собственной нерешительности в несравнимо более простой жизненной ситуации. Потому, уже буквально на следующий день, наконец, решился и позвал Полину в театр, облекши свое приглашение, как между ними уже повелось, в самую несерьёзную форму. И она согласилась, кажется, особенно обрадовавшись, когда Макс предложил в связи с грядущей вылазкой, прямо теперь же закончить работу и отправляться по домам – собираться. Именно поэтому, из деликатности – мало ли, какие могут возникнуть у дамы тайные надобности перед вечерним выходом в свет, он также не стал в этот раз её провожать. Хотя все последнее время неизменно отвозил Полину по вечерам домой, объясняя, что слишком дорожит ею как секретарём, чтобы позволить простыть на холодном, сыром октябрьском ветру и схватить инфлюэнцу. И неважно, что ехать – как и идти, тут всего ничего. Ему лучше знать.
Собственно, немногим больше было добираться от дома Полины и до Мариинского театра. Поэтому, несмотря на то, что приехал сюда на автомобиле, в дальнейшем Макс намеревался предложить своей даме небольшую пешую прогулку до Театральной площади. Пока же, присев на капот своего «мерседеса», курил, мельком поглядывая то на освещенные желтым электрическим светом окна мансарды, то на ведущую во внутренний двор темную каменную арку, то на часы – удивляясь, почему минуты ожидания текут так медленно. Но вот, наконец, послышался знакомый дробный перестук дамских каблучков. И, быстро отбросив едва прикуренную папиросу, Макс отделился от своего автомобиля, устремляясь к спешащей навстречу Полине.
- Можете назвать меня странным, но за минувшие несколько часов я почему-то чрезвычайно по вас соскучился! – проговорил он, приблизившись, и с улыбкой вглядываясь в её лицо, несколько затененное полями шляпки. – А вы? Скучали по мне, милая Аполлинария Модестовна? Или я зря надеюсь?
Полина Аристархова
Имя: Аристархова Аполлинария Модестовна
Должность: секретарь в адвокатской конторе
Звание: мещанка
Род занятий: ремингтонистка и стенографистка
Возраст: 21 год
Любовь: возможна ли? Ищи силы принять то, что изменить не можешь
- Нет, не зря, – спокойно ответила Полина, подняв глаза на Максима Евгеньевича и тоже улыбнулась. – Я с нетерпением ждала, когда мы увидимся вновь. И да, я – Полина.
Последнее уточнение, разумеется, не могло не привлечь к себе внимания. Потому, заметив, как взгляд за тонкими стеклами очков, которые шеф обычно надевал, когда садился за руль своего автомобиля, сделался ожидаемо чуточку более удивленным, Поля тихо рассмеялась. Но тут же вновь сделалась серьезной и, чуть сощурившись, пояснила:
- Я хотела сказать, что сегодня вечером разрешаю вам называть меня просто Полиной… А еще то, что ваша извечная манера произносить моё полное имя с иронией, совершенно невыносима!
- Что за вздор и наветы?! Никакой иронии, одно лишь глубочайшее почтение, любезная Аполлинария Моде… ну хорошо-хорошо! – рассмеявшись в ответ, Черкасов поднял руки и покачал головой. – Вы меня раскусили. Приношу извинения и в качестве примирительного жеста, предлагаю отныне тоже обращаться ко мне по имени. Друзья и близкие зовут меня Максом. Хочу, чтобы вы, дорогая Полина, называли меня так же. Мне это будет приятно!
- Хорошо, но только сегодня! – согласилась она, добавив про себя: «Потому что сегодня можно всё!» - Итак, я абсолютно готова! Мы едем?
- Если вам будет угодно – конечно! Сию же минуту! – кивнул Макс, мельком оглядываясь на тускло поблескивающее в свете уличных фонарей полированным хромом авто. – Но у меня другая идея. Не хотите пройти до Театральной площади пешком? У нас еще полно времени, и погода нынче, кажется, вполне располагает к прогулкам?
- Я не против, - вновь улыбнулась Поля, на внутренних весах сомнений которой еще несколько минут наедине с шефом… то есть, Максом – называть его вот так запросто, по имени, было пока немного странно даже мысленно – почти сразу же перевесили вполне объяснимое неудобство от ходьбы на высоких каблуках по влажноватым камням набережной.
Тем более, стоило лишь им вдвоем миновать Синий мост, как Черкасов сразу же предложил ей опереться на свою руку. Что, конечно, нарушало ряд строгих светских приличий, но было не только весьма предусмотрительно, но и так мило с его стороны, что Поля, без колебаний согласилась.
- А вы сегодня необычайно молчаливы, – внезапно заметил Макс, повернувшись к ней, спустя еще несколько минут этого неторопливого совместного моциона. – Что-нибудь случилось?
- Нет, что вы! – поспешно возразила Поля в ответ и, склонив голову набок, чтобы лучше видеть его лицо, беззаботно пожала плечами. – Мне просто очень хорошо вот так идти рядом с вами. Настолько, что и говорить ничего не хочется! А у вас разве так не бывает?
- Бывает, почему же! Иногда мне даже кажется, что молчать – но, разумеется, не напряженно, а вот так, спокойно и мирно, можно только лишь с тем, кто понимает тебя лучше всех. Без слов… но, я, конечно, не смею и надеяться на подобную роль в вашей жизни, милая Поля, - прибавил он, и тут же тихо усмехнулся, словно бы намеренно убавляя при помощи иронии градус патетики всего только что сказанного. – Не подумайте вдруг! Скажите лучше, а почему вы выбрали именно Верди? Весьма, кстати, удачно, что именно его! Ведь мне давно хотелось пригласить вас в оперу, но если бы вы сегодня назвали Пуччини, пришлось бы еще какое-то время отложить эту идею…
- То есть, если бы я не угадала, вы меня бы и не пригласили?! А вы, оказывается, весьма суровы к чужим ошибкам! – заметила Полина ему в тон, а потом вздохнула и добавила: - На самом деле, угадать было не трудно. За время, что мы работаем вместе, я достаточно хорошо изучила ваши повадки. Так что просто не могла не заметить, как чуть выгнулись ваши брови, когда вы произносили имя Верди.
Отправлено: 30.03.21 20:11. Заголовок: * с Полиной* - Даже..
* с Полиной*
- Даже и не думал, что вы так пристально за мной наблюдаете! – нарочито нахмурившись, Макс попеременно подвигал бровями и рассмеялся. – Похоже, придется научиться лучше их контролировать. Что ж, полезный навык, возможно, даже однажды пригодится во время судебных заседаний!.. А вы, оказывается, опасная особа! Мне следует впредь быть с вами настороже?
Улыбнувшись в ответ, Полина лишь неопределенно качнула головой. Ей по-прежнему хотелось больше слушать, нежели говорить самой. Тем более теперь, когда Макс, напротив, окончательно вошедший в роль рассказчика, уже дважды так мило назвал ее Полей. Еще больше сократив не только имя, но и разделявшую их дистанцию. Настолько, что в какой-то момент стало уже совсем не трудно представить, будто все происходящее теперь – не волшебная сказка, которая скоро исчезнет навсегда, но самая настоящая, обычная жизнь. Просто другая. Та, в которой они, и в самом деле, могли бы стать друг для друга кем-то большим, чем являются в текущей… Подумав об этом, Полина вновь тяжело вздохнула, но сразу же беззаботно улыбнулась в ответ на вопрос Черкасова, заметившего этот вздох и участливо поинтересовавшегося, не слишком ли быстро они идут и не устала ли она:
- Что вы! Всё просто прекрасно! Чудесная прогулка, да и идти осталось уже совсем недалеко.
- Ну да! Театральная площадь совсем рядом! – согласился Макс и поинтересовался вдруг. – Скажите, а вы знаете историю этого места?
- Нет…
- Могу рассказать, если вы не возражаете!
- Нет, не возражаю, - отозвалась Полина.
Господи, да она бы согласилась без колебаний, даже если бы он вдруг решил продекламировать вслух таблицу умножения! Просто для того, чтобы еще немного послушать, как звучит его голос тогда, когда он обращается к ней. Только лишь к ней и ни к кому больше. Ведь скоро такой возможности у неё уже не будет…
- Я хотела сказать, что мне это будет очень интересно, - поправилась она, спустя мгновение и, рассмеявшись, прибавила – когда Макс шутливо пробурчал себе под нос, что начинает уже как-то нервничать и волноваться от столь необычной и необъяснимой сговорчивости. – Правда-правда! Честное слово!
И ничуть не покривила душой. Потому что рассказывал он очень живо и с потрясающей эрудицией, лишенной даже тени менторства или стремления впечатлить своими знаниями.
- Вот уж ни за что не подумала бы, что вы такой знаток истории и тем более истории театра!
- Да какое там! Я и знаю-то всего ничего! Лишь то, что рассказывала прабабушка. Мне повезло застать её и даже пообщаться в уже более-менее разумном возрасте… Между прочим, в юности она была актрисой!
- Ох, неужели! – воскликнула Поля, даже замерев на месте от удивления. – Так вот, от кого вам передался талант выступать на публике! Но только… разве же такое бывает?
- А вот представьте себе! – усмехнулся Макс, тоже останавливаясь и весело разводя руками. – И то, что я сейчас здесь, перед вами – тому прямое доказательство! Хотя и звучит, должно быть, словно либретто какой-нибудь оперетты Штрауса. Но это правда. Мой прадед по линии отца в юности действительно безумно полюбил знаменитую французскую театральную актрису. И после женился на ней, презрев все предрассудки света. Они прожили много лет и были очень счастливы.
- Им повезло, - задумчиво кивнула Полина, вновь трогаясь в путь. И Макс пошел следом.
Едва они миновали Поцелуев мост, как тишина, что царила в этот час на набережной Мойки, сменилась привычной суетой и вечерним оживлением большого города. Здесь, на улице Глинки, получившей свое название в честь пятидесятой годовщины первой постановки «Руслана и Людмилы», стало еще более ясно, что цель маршрута близка. Так как все экипажи на проезжей части и пешеходы по сторонам от неё, кажется, тоже двигались лишь в одном направлении – к Театральной площади. Посреди которой, освещенное изнутри и снаружи сотнями огней, возвышалось величавое здание Мариинки.
Время начала представления неуклонно приближалось, и тяжелые двери фойе то и дело распахивались, пропуская в свой проем очередную порцию нарядной публики, возбужденной предвкушением зрелища. Случались при этом иногда и небольшие заминки. В одну из которых, в результате, невольно угодили Полина и Макс, оказавшиеся в самой гуще этого столпотворения из желающих поскорее оставить в гардеробе верхнюю одежду и попасть в зрительный зал. Спокойно пропустив вперед нескольких особенно рьяных торопыг, спустя еще пару минут, Черкасов все же предпринял некий маневр, позволивший им наконец-то тоже оказаться непосредственно перед дверью. Затем вновь отступил, чтобы пропустить Полю. Но именно в этот момент, разом вместе с нею, в проём шагнула еще одна дама.
- Je m'excuse! – бросила она коротко, взглянув на Полю с некоторым недовольством. - Désolé! – не без удивления перехватывая этот взгляд, машинально откликнулась она так же по-французски, и невольно посторонилась, давая дорогу.
Между тем, сама дама – которая на вид была разве что немногим старше Полины, уже успела сменить на милость свой необъяснимый гнев. И произошло это удивительным образом сразу после того, как она внимательнее рассмотрела Черкасова, стоящего у Поли за спиной и наблюдающего за всей этой ситуацией молча, но с иронически приподнятой бровью.
- Ника, дорогой, нет, ты только взгляни! – воскликнула она, оборачиваясь уже к собственному спутнику, нордического типа высокому блондину, внешность которого абсолютно контрастировала с её ярким, похожим на итальянский, обликом. – Неужели это и есть тот самый знаменитый адвокат Черкасов?! Просто не могу поверить своим глазам!
- Душенька, полагаю, нам будет удобнее выяснить это окончательно уже не здесь, а непосредственно в фойе, - тотчас отозвался тот с невозмутимым видом. И учтиво кивнул Полине, жестом предлагая пройти следом за юркнувшей в здание супругой. Далее пропустил Черкасова, а сам вошел последним, замкнув их процессию. – Сердечно рад тебя видеть, Максим! – сказал он чуть позже, после того, как все четверо остановились, выбрав место чуть в стороне от общей толчеи, и протянул ему руку. – А то ведь моя Марго права, в последнее время тебя действительно почти не видно, да и слышно-то преимущественно из газет. Скоро, поди, забудем, как ты выглядишь!
- Вот именно, дорогой кузен, просто возмутительно! – поддержала его жена. – Сто лет тебя не видела! Ника, конечно, тоже помешан на службе, но ты даже ему дашь сто очков форы!
- Виноват, cher cousin, но что же поделать? – пожал плечами Макс. – Такая работа. А как там все ваши? Родион? Вот уж кого действительно не видно и не слышно сто лет!
- Родители – слава богу! А брат… ну как, сам понимаешь, после такого… Впрочем, не об этом речь. Расскажи лучше, отчего же ты до сих пор не познакомил нас со своей прелестной спутницей?!
- Да, это я что-то растерялся! Позвольте представить вам мадемуазель Аристархову, дорогие друзья! А вы, Аполлинария Модестовна, знакомьтесь с графом и графиней Кронгхольм. Маргарита Михайловна – как вы, наверное, уже поняли, моя кузина, а Николай Карлович – давний добрый приятель. Так что прошу любить и жаловать!
Полина Аристархова
Имя: Аристархова Аполлинария Модестовна
Должность: секретарь в адвокатской конторе
Звание: мещанка
Род занятий: ремингтонистка и стенографистка
Возраст: 21 год
Любовь: возможна ли? Ищи силы принять то, что изменить не можешь
Отправлено: 30.03.21 20:14. Заголовок: *с кавалером и его р..
*с кавалером и его родней*
- Очень приятно, - коротко откликнулась Поля, которая по-прежнему ощущала себя как-то неловко перед этой черноокой красавицей, взор которой хотя существенно и потеплел с той минуты, как они впервые ненароком столкнулись в дверях, однако при этом не перестал быть ни весьма внимательным, ни самую капельку насмешливым.
- А уж мы-то как рады! – улыбнулась она, отвечая сразу и за себя, и за мужа. – Милый Макс не так уж часто балует нас знакомствами со своими друзьями. Никогда, кстати, не могла понять, почему! Но ведь вы, видимо, в Петрограде совсем недавно? Не думаю, чтобы видела вас где-нибудь раньше. Иначе бы непременно запомнила – у меня от природы великолепная память на лица! Тем более столь очаровательные!
- Благодарю, - не зная, как реагировать на столь откровенный комплимент со стороны малознакомой женщины, Полина смутилась еще сильнее. – Я переехала сюда больше года назад, и думаю, что всё это время мы с вами просто посещали разные места. Хотя в опере я иногда бываю.
- Что ж, может быть. Но это, право, всё равно так странно! Мне кажется, наш здешний мирок так тесен, что просто невозможно не пересечься хотя бы раз или два… И откуда же вы к нам прибыли? – вновь было принялась она любопытствовать, но вдруг осеклась, прислушалась и воскликнула: – О, кажется, это был звонок? Никто не обратил внимания, второй, или третий?
- Пока только второй, - ответил Николай Карлович. – Но, думаю, и третий не заставит себя долго ждать, поэтому, если не хотим опоздать к началу представления, нам всем следует поторопиться, - прибавил он, слегка касаясь локтя жены, и кивая в сторону лестницы, ведущей к ложам.
- О, нет, только не это! «Травиата» - моя любимая опера, тем более, когда Виолетту поёт сама Больская. Обожаю её! А вы уже прежде видели её на сцене, мадемуазель?
- Боюсь, что не доводилось, - сдержанно качнула головою в ответ Полина. – Но надеюсь сегодня восполнить этот пробел.
- Отлично! Уверена, вам понравится! Поделимся впечатлениями в антракте! Ну а теперь – самое время поторопиться занять свои места, не хочу опаздывать даже к первым тактам увертюры, – улыбнулась Маргарита Михайловна.
На том и расстались. Графская чета, взявшись за руки, проследовала направо, а Максим повёл Полину к той лестнице, что располагалась по левую сторону. Поднявшись на два пролёта, они оказались в фойе гардероба, пользоваться которым могли лишь посетители лож. Поднимавшейся обыкновенно дальше, на самые верхние ярусы, Поле прежде случалось лишь проходить мимо этого помещения, обильно декорированного зеркалами, отражающими плафоны десятков электрических светильников, и меблированного изящными кушетками, на мягких плюшевых сиденьях которых дамы могли подождать, пока спутники оставят гардеробщикам в обмен на номерки их манто и накидки.
Слегка растерявшись среди всей этой роскоши, Полина вновь с тоской подумала о том, что ей здесь не место. Ведь её собственное скромное пальто с кроличьим воротником смотрится среди этих меховых богатств столь нелепым и жалким! Но, поймав спокойный взгляд занятого собственным гардеробом Макса, которому, кажется, не было дела ни до того, как выглядят остальные, ни до того, что они думают, как-то сразу же успокоилась и вновь воспрянула духом, также принявшись расстегивать пуговицы. И после повернулась на миг спиной, позволяя Черкасову его принять, сама же взялась отшпиливать шляпку. Когда же вновь обернулась, то увидела, что Макс так и стоит на месте, сжимая в руках её пальто и глядя на неё во все глаза.
- Что… это всё моё платье, да? – почему-то прижав к груди свою шляпку, смущенно пробормотала она, не понимая, как расценивать такую реакцию. – Оно не подходит?.. Слишком яркое, да, я понимаю! Но было так мало времени, чтобы найти что-нибудь, и я подумала…
- Да нет же, нет! – воскликнул Макс тотчас, её перебивая. – Прекратите немедленно! Всё чудесно! Вы… чудесная! – прибавил он чуть тише, вновь окидывая полным искреннего восхищения взглядом саму Полину и весь её убор: роскошного пурпурного оттенка узкое бархатное платье, украшенное широким, спускающимся от нижнего края декольте до самых локтей кружевным воланом цвета шампанского. Уложенные в высокую вечернюю прическу кудрявые волосы открывали изящный изгиб шеи, переходящей в хрупкие плечи, которые едва заметно подрагивали – то ли от прохлады, лишенные привычного покрова, то ли от волнения… Заметив это, Макс с трудом подавил в себе немотивированный порыв немедленно их обнять. Чтобы защитить. Или, напротив, для того, чтобы спрятать. От взглядов других мужчин, что так же, как и его собственный, оказались вдруг буквально прикованы к прелестной незнакомке в ярком платье – которая пришла сегодня сюда именно с ним… Правда, вместо того, чтобы испытывать по этому поводу законную гордость, Макс внезапно ощутил весьма болезненный укол ревности. – Вам очень идет красный цвет. Почему вы никогда не носили его прежде?
Чудесная! Она – чудесная?! Да за такие слова Полина запросто отдала бы и самую свою душу – если бы та уже без остатка не принадлежала человеку, который только что произнес их, скорее всего, даже не подозревая, какой эффект они произвели. Ах, если бы только и ей можно было теперь не таить своих чувств, заявив о них по полному праву и без сомнения! Впрочем, сомнений в том, что она по-настоящему любит этого мужчину, у Полины не осталось еще в тот момент, когда было задумано все происходящее теперь и запланированное дальше. А иначе не было бы ей дела больше ни до чего, кроме собственного счастья.
Подумав об этом вновь, Полина едва заметно вздохнула. А затем, постаравшись придать своему лицу в отражении как можно более веселый и задорный вид, взглянула – через зеркало же – на Макса, ожидавшего её ответа, и лукаво улыбнулась, склонив голову набок:
- То есть, выходит, уже имеющейся славы вам все еще мало, а потому надо еще больше фраппировать публику?
Отправлено: 30.03.21 20:16. Заголовок: * с леди в красном* ..
* с леди в красном*
- В каком смысле? – удивился Черкасов, хмуря брови в некотором недоумении.
- Ну как же! Только вообразите, что о нас станут говорить и писать, если я вдруг начну встречать посетителей в алом вечернем платье?!
- Понятия не имею, что напишут и скажут! – рассмеялся Макс. – Зато точно знаю, что сделают. Недели через две. Соберутся все вместе – коллеги-конкуренты по адвокатуре, имею в виду, да и устроят мне «темную» в каком-нибудь глухом закоулке!
- Это еще почему? – удивилась Полина, в свою очередь не понимая, к чему он клонит.
- Да потому что, ровно через две недели – а может, даже и раньше, слухи сейчас распространяются крайне быстро, все потенциальные новые клиенты в Петрограде бросятся обивать исключительно наши пороги!
- Вот вечно вы говорите всякие глупости! – всплеснув руками, она снова нахмурилась, впрочем, на этот раз скорее лишь для того, чтобы сдержать улыбку. Непрерывный поток комплиментов, льющийся из уст её кавалера, мог бы смягчить, наверное, и самое непреклонное сердце. Её же собственное, непрерывно трепещущее и сладко замирающее не то, что от слов – а от каждого нового взгляда Максима, в котором сквозь обычную полуиронию так явно проглядывало пока еще немного непривычное Полине искреннее восхищение, и подавно!
Между тем, откуда-то из глубины помещения послышался третий звонок. И Черкасов, не ответив на ее последнее замечание, отошел к гардеробу, чтобы отдать, наконец, их верхние вещи. А Поля, оставшись на минуту одна, вновь с удовольствием взглянула на себя в зеркало. Что и говорить, так хороша, как нынешним вечером, она и правда, не была еще никогда! Сроду не считая себя всерьез красивой, сегодня она казалась – да что там казалась, по-настоящему ею была. Точно сказочная Золушка. Или, может быть, лучше сказать – прекрасная бабочка, которой на то, чтобы порхать беззаботно и восхищать всех своей красотой, отведен всего лишь один-единственный вечер?.. Вновь поддавшись на миг невесёлым мыслям, Полина вздохнула и усилием воли отогнала их прочь. Затем легким касанием поправила тонкую нитку коралловых бус, едва доходивших до ее острых ключиц, расправила складки кружевного волана, подтянула перчатки и подкрутила пальцем локон, выбившийся из прически, когда она снимала шляпку, и сквозь грусть, упрямо улыбнулась своему отражению. А еще через минуту к нему вновь присоединился зеркальный двойник Макса, вернувшегося от стойки гардероба и напомнившего, что теперь самое время занять свои места в ложе.
Пронумерованные двери каждой из них открывались в огибавший дугой зрительный зал коридор. Распахнув ту, на которой красовалась табличка с номером одиннадцать, Черкасов предложил Полине войти и располагаться в любом из показавшихся удобным кресел. И едва усевшись, она сразу же начала осматриваться. Сцена из ложи была видна, точно на раскрытой ладони, а сам зрительный зал выглядел совсем не так, как с самых верхних ярусов. Оттуда партер обычно представлялся ей неким подобием пестрого и гулко волнующегося моря. Теперь же Полина могла при желании разглядеть чуть ли не каждого из собравшихся: дам в блистательных нарядах и роскошных драгоценностях, сопровождавших их кавалеров в строгих фраках, чьи лица порой выглядели такими серьезными, словно здесь вот-вот должно было начаться не театральное представление, а как минимум заседание Государственного Совета. Полина не раз видела фотографическое изображение этой картины, так что вполне могла сравнить свои впечатления.
Но вот свет в зале начал постепенно меркнуть, а шум в зале постепенно стихать, и все её внимание вновь обратилось только на сцену, где, чуть дрогнув, медленно пополз по сторонам расписной занавес, и вслед за ним из оркестровой ямы послышались первые звуки известной всякому прелестной вердиевской увертюры. Ну а затем началось основное действие оперы, по ходу которого Поля лишь изредка отвлекалась, поворачиваясь к Черкасову – словно желая поделиться переживаемыми эмоциями и понять, насколько они схожи – или, может быть, напротив, разнятся – между собой.
Максим смотрел на сцену с интересом, внимательно и… спокойно. Однако Полина даже не думала упрекать его в черствости. Странно было бы требовать от него той глубины восприятия, к которой даже сама она пришла лишь сейчас, впервые обнаружив в горькой участи Виолетты так много отголосков своей собственной судьбы, что душе временами становилось невыносимо тесно в груди, а на глаза то и дело навёртывались непрошеные слёзы. Когда же одна из них, сорвавшись с ресниц, все-таки покатилась по щеке, не желая явить миру даже этой маленькой слабости, Полина тотчас полезла в сумочку за носовым платком, в надежде, что сидящий чуть позади Макс не успеет ничего заметить. Увы, крошечный кусочек батиста, еще днем испытывавший на себе первый приступ ее отчаяния, а после скомканный, заброшенный обратно и забытый, выглядел теперь чересчур непотребно, чтобы извлечь его на людях даже в царящей вокруг полутьме. А запасного Поля, увы, не прихватила. С досадой засунув его обратно в ридикюль, она вздохнула и собралась уже, в нарушение всех правил приличия, отереть слезы рукой. Но буквально в ту же минуту рядом возникла раскрытая мужская ладонь, на которой лежал новый, белоснежный и аккуратно сложенный платок.
- Возьмите мой!
- Спасибо! – шепнула она одними губами и, быстро обернувшись, благодарно кивнула, прижимая прохладный гладкий батист к мокрой щеке – и невольно задерживая его у лица чуть дольше, чем на самом деле требовалось, когда обоняния коснулся знакомый аромат одеколона с терпкими нотками сандала.
- Вам нравится?
- Что?! – слегка вздрогнув и испугавшись, против всякого здравого смысла и логики, что Макс каким-то образом вдруг прочёл её мысли, Полина взглянула на него вновь, уже более внимательно. И незаметно с облегчением перевела дух, когда выяснилось, что речь идет всего лишь о том, нравится и ей спектакль.
- Конечно! Хотя, знаете, смотреть его оттуда… - выглянув наружу, она взглядом указала на верхние ярусы, - все-таки лучше… И нет, я сейчас не об удобстве. Ложа в этом смысле, безусловно, комфортнее. Отсюда отменно видно происходящее на сцене и даже лица артистов. Но… именно в этом для меня и таится проблема, - прибавила Поля, смущенно опуская глаза. – Вернее, в моём воображении, которое, вслед за музыкой Верди, рисует совсем иные образы… Больская поёт великолепно, но представить её Виолеттой я не могу. Возраст, чрезмерно яркий сценический грим… Вы только не обижайтесь!
- Даже и не думал! – усмехнулся Черкасов, искренне недоумевая, отчего она так смутилась – минуту назад и теперь. – Я прекрасно понимаю, о чём вы говорите. Иногда несоответствие того, что я слышу в музыке и того, что вижу на сцене, и правда, безумно угнетает. Но еще в детстве я придумал отменный способ борьбы с этим неудобством. Нужно просто сделать вот так! – демонстративно сдернув с носа очки, он убрал их в карман. – Не уверен только, могу ли посоветовать его вам… Хотя, наверное, могу! Ибо, если вы вдруг, их наденете то, скорее всего, испытаете ровно то же самое, что и я – когда их снимаю. Хотите попробовать? – негромко рассмеявшись, он вновь было сунулся в карман за оправой, но Полина решительно замотала головой:
- Нет, не надо! Потому что, кажется, у меня есть еще более надежный способ! – ответила она и повернула к нему лицо, плотно сомкнув ресницы.
- Прекрасно! – откликнулся Макс, которому ровно в этот же миг вдруг безумно захотелось дотронуться поцелуями вначале до двух этих крохотных пушистых «вееров», а затем, попеременно, – и до обоих уголков чуть подрагивающих в легкой улыбке губ Полины. – Может быть, прямо теперь и попробовать? – прибавил он совсем тихо, наклоняясь к её лицу заметно ближе, чем это допускалось любыми приличиями… Но тут же вновь отодвигаясь. Потому что ровно в это мгновение музыка, о которой они в последние минуты как-то почти и забыли, внезапно оборвалась – так не вовремя, что это попросту ошеломило Макса. Даже не понявшего сразу, что, собственно, произошло. И почему настала вдруг эта тишина, следом за которой затем со всех сторон грянул шквал аплодисментов и послышались крики «браво». – Антракт? – прошептал он недоуменно, обращаясь к Полине, глаза которой были теперь широко распахнуты и тоже выражали некоторую растерянность.
- Похоже на то, - ответила Полина, тоже почему-то шепотом, пряча за улыбкой вздох разочарования. Резко вспыхнувший свет, грохот рукоплесканий и вмиг оживившийся внизу партер, стремительно наполнившийся глухим стуком и скрежетом двигаемых по паркету кресел, смехом и звуками голосов зрителей, перебиравшихся на время перерыва в фойе, до обидного быстро разрушили магию момента, о котором она так долго мечтала. Немного примиряло с этим лишь то, что Максим Евгеньевич, кажется, был раздосадован не меньше её самой. Хотя тоже старался этого не показывать.
- Ну что же, пойдемте, тогда погуляем немного и мы? – спросил он, как ни в чем не бывало, протягивая Поле руку. И она, разумеется, не возражала.
Полина Аристархова
Имя: Аристархова Аполлинария Модестовна
Должность: секретарь в адвокатской конторе
Звание: мещанка
Род занятий: ремингтонистка и стенографистка
Возраст: 21 год
Любовь: возможна ли? Ищи силы принять то, что изменить не можешь
Убранство огромного помещения, куда они вскоре вошли, вновь заставило Полину застыть в восхищении. «Наверное, так должен выглядит настоящий дворец», - подумала она. Огромный зал утопал в сиянии. Две хрустальные люстры, напоминавшие радужные шары света, отражались в натертом до блеска наборном паркете. С потолка за гостями приглядывали прелестные музы и их божественный патрон, а от окон чуть равнодушно взирала на суматоху мраморная Мария Александровна.
Людей вокруг тоже было полно. Среди них проворно лавировали лакеи с уставленными прохладительными напитками подносами. Когда кто-то из представителей этой братии оказался поблизости, остановив его подле себя лишь только при помощи взгляда, Черкасов взял два бокала шампанского – и после протянул один Полине. Она приняла его сразу, но он не спешил отпустить тонкую хрустальную ножку, на которой вдруг случайно встретились и соприкоснулись их пальцы…
- За что выпьем?
- Если нет других предложений, тогда пускай будет за этот вечер! И за сказку, которую вы мне подарили, - ответила Поля, не сводя с его лица сияющих глаз.
- Прекрасно! – кивнул Макс. И, также глядя только на неё, поднес к губам край бокала.
- А вот и они! – послышался вдруг откуда-то сзади вполне себе мелодичный голос, который, тем не менее, заставил Черкасова слегка поморщиться и сжать губы перед тем, как обернуться. Решительно, складывалось ощущение, что нынче весь мир надумал ополчиться против них с Полиной, не желая давать им даже малейшей возможности побыть в обществе друг друга. А впрочем, чего же он ожидал, приглашая ее в столь людное место? Хороший урок на будущее.
- Марго! Приятно увидеть тебя вновь! Нравится спектакль?
- О! – воскликнула она в ответ и далее обрушила на Макса и Полину целый ворох эмоций и впечатлений, ничуть не замечая, что ее присутствию не очень-то рады. – Ну а как вам, прелестная Аполлинария Модестовна, выступление нашей примадонны?
- Голос у нее прекрасен, хотя, мне кажется, уже несколько и утратил ту хрустальную звонкость верхних нот, что свойственна лишь молодым певицам, которым обыкновенно лучше всего удаётся эта партия, – откликнулась Поля прямо и без обиняков, как обычно, не видя необходимости скрывать своей точки зрения по таким пустякам. Чем, вероятно, чуточку шокировала свою собеседницу, пару раз удивленно хлопнувшую ресницами, прежде чем выдать еще одно маловразумительное междометие. – С другой стороны, Сара Бернар сыграла в кинофильме Маргариту Готье, когда ей было уже за шестьдесят, так что это еще, я бы сказала, не предел!
- Вижу, вы весьма хорошо подкованы в современном искусстве, дорогая! – кивнула Маргарита Михайловна, наконец-то приходя в себя. Затем чуть сощурилась и как бы невзначай поинтересовалась. – Простите, я, должно быть, пропустила, когда Макс представлял нас друг другу… а где вы с ним познакомились? Уверена, прежде ни разу не видела рядом с ним такой… необычной и смелой в суждениях барышни, как вы!
Оставаясь внешне спокойной, Полина внезапно испытала то, чего прежде ей еще никогда испытывать не доводилось – ревность. Брошенные как будто невзначай – хотя, на самом деле, Поля была почти уверена, что графиня произнесла их намеренно – слова стальными иглами впились в сердце. Да так, что едва удалось сдержать досаду.
Мельком взглянув на Черкасова, Полина также заметила, что слова кузины и его самого, по всей видимости, застали врасплох. По крайней мере, выглядел он немного смущенным. Непонятно, почему, однако, всё это вместе внезапно придало Полине уверенности. Вновь повернувшись к Маргарите Михайловне, она невозмутимо сообщила, что их знакомство с Максом состоялось несколько месяцев тому назад непосредственно в его конторе.
Отправлено: 30.03.21 20:20. Заголовок: *те же, тогда же* ..
*те же, тогда же*
На сей раз Марго перешла все допустимые границы. В целом, неплохая и не злая от природы – разве что, изрядно избалованная родителями, она, сколько Макс помнил, с самого детства не выносила, когда кто-нибудь решался с нею на открытый спор. Даже самый пустяковый. Потому, как только Полина, чьим «альтер-эго» смело можно было называть дух противоречия, ничего не ведая, беззаботно ступила на «запретную территорию», дальнейшее развитие событий стало, можно сказать, предрешено. Марго мгновенно приняла боевую стойку. И явно приготовилась получить удовольствие, дождавшись момента, когда глупая жертва сама придет в её острые коготки, чтобы оказаться немедленно растерзанной и препарированной, так сказать, для всеобщего обозрения.
В любой другой ситуации Макс, разумеется, ни за что не допустил бы подобного поединка. Однако Полина была сделана из другого теста. Будучи знаком с нею лучше и дольше, чем кузина, Черкасов слишком хорошо это понимал. Потому нисколько не волновался и не спешил вмешиваться, лишь одобрительно усмехнувшись, когда та, ничуть не изменившись в лице в ответ на едкую шпильку в свой адрес и абсолютно явно лишний сейчас намёк на былые увлечения самого Макса, спокойно ответила на заданный Маргаритой вопрос. Не сказав по сути ничего, но ни капельки при этом и не солгав. Вот тут бы графине и уняться, подумалось ему. Но, увы, прежде, чем на ум пришел более-менее подходящий способ переключить её внимание с Полининой персоны на что-то или кого-нибудь еще, Марго успела задать той еще пару уточняющих вопросов:
- В конторе? Как интересно! Уж не оказывал ли вам наш дорогой Макс какие-нибудь юридические услуги?
Видит бог, Полина вовсе не хотела дерзить или хоть как-то оскорбить кузину Максима Евгеньевича, но что было делать, если та, будто нарочно, подзадоривала её своим становившимся всё более назойливым любопытством?
- Боюсь, все как раз наоборот. Услуги Максиму Евгеньевичу у нас обыкновенно оказываю именно я, – ответила она, старательно копируя светский тон графини. А затем, через небольшую паузу, сполна насладившись выражением крайнего недоумения, ясно написанного на лице госпожи Кронгхольм, мило улыбнулась и прибавила: – Как его личный секретарь.
- Ах, так вы у него просто служите! – воскликнула Маргарита Михайловна, в интонациях голоса которой тотчас произошла едва уловимая перемена. – А я-то уж решила… Впрочем, неважно. Вот, стало быть, как!
- Нет, не так, - ответил Черкасов, которому вдруг совершенно перестал нравиться этот словесный поединок. Особенно после того, как Полина вдруг неожиданно пропустила удар. Пока этого, впрочем, даже, вероятно, не осознав. Но сам Макс, более привычный к подобным вещам, уловил этот момент довольно четко. Потому-то и поспешил встать на защиту. Практически буквально: выступив на полшага вперед и взяв руку Полины в свою. Будто приказывая сразу – замолчать и успокоиться. – Аполлинария Модестовна не просто у меня служит. Она – мой друг, - сказал он коротко. «И горе тому, кто с этим не согласится!» - отчетливо читалось в его устремленном прямо в глаза графине серьезном и спокойном взоре.
Мгновенно «считав» это молчаливое предупреждение, Маргарита Михайловна усмехнулась – немного нервно, затем на миг полностью раскрыла перед лицом свой кружевной веер, изящно декорированный узорами из крошечных драгоценных камней – «будто за ширму спряталась», подумалось Полине. А потом вновь заулыбалась, как ни в чем не бывало, и прощебетала:
- Что ж, это очень мило и трогательно! Надеюсь, вашей дружбы ничто не омрачит и в будущем. А теперь мне нужно идти. Ника, наверняка, сходит с ума из-за моего столь долгого отсутствия – совершенно не хочет быть без меня, поверите ли?
- Охотно! – холодновато улыбнулся Черкасов. – И ничуть не смею мешать ему воссоединиться с любимой супругой. Да и нам пора возвращаться на свои места. Антракт вот-вот закончится… – мгновенно теряя всякий интерес к графине, он вновь ласково посмотрел на Полину. – Мадемуазель?
- Какая неприятная особа! – произнесла Поля чуть слышно, как только они они отошли на несколько шагов, направляясь из фойе обратно в свою ложу.
Приподнятое и радостное настроение, подаренное непреходящим восхищением глазах её спутника, чудесной музыкой и даже шампанским, под действием ядовитых комментариев госпожи Кронгхольм, конечно же, не исчезло совсем – не настолько уж кисейной барышней была Полина, чтобы впадать в отчаяние от каждого неприятного слова в свой адрес, однако все равно несколько померкло. И дело вовсе не в самой этой женщине, а в том, что, может быть, именно теперь она с наибольшей ясностью поняла, что никогда – никогда не смогла бы стать своей среди тех людей, к которым принадлежит Макс и его семья. Даже если бы в её прошлом не было ничего компрометирующего, они все равно не приняли бы её за ровню. И Макс все равно так или иначе пострадал бы из-за подобного мезальянса… Господи, до чего дурацкое слово! Кажется таким устаревшим, полузабытым! Ну, кто в нынешние времена смотрит на это так уж всерьез?! А ведь, поди ж ты, выходит, и смотрят, и на словах дать понять не стесняются…
Тем временем, и на сцене Жермон-старший уже вовсю убеждал поникшую Виолетту отпустить его сына, потому что она губит не только его собственную репутацию, но и доброе имя всей их семьи.
- Никогда не мог понять, почему этот дурачок так легко поверил её письму? – склонившись к Полине поближе, тихо заметил Черкасов, кивнув в сторону сцены, по которой отчаянно метался Альфред, сжимая в руках роковое письмо от своей возлюбленной. – Почему просто не пойти и не спросить лично, что произошло? Глупость, правда?
Полина Аристархова
Имя: Аристархова Аполлинария Модестовна
Должность: секретарь в адвокатской конторе
Звание: мещанка
Род занятий: ремингтонистка и стенографистка
Возраст: 21 год
Любовь: возможна ли? Ищи силы принять то, что изменить не можешь
Отправлено: 30.03.21 20:22. Заголовок: *с любимым и единств..
*с любимым и единственным*
Теплое дыхание Макса коснулось шеи Полины в тот момент, когда она всерьез размышляла о том, уехать ли из Петрограда молча, или поступить так же, как Виолетта, великодушно решившая избавить возлюбленного от мук неопределенности даже ценой утраты своего доброго имени в его глазах. Подобная идея до сих пор не приходила ей в голову. Но теперь нравилась всё больше… С другой стороны, герои на сцене уже признались друг другу в любви и даже решили жить вместе до того, как всё произошло. А вот они с Максом… Станет ли для него таким же потрясением, как для несчастного Альфреда, то, что она назавтра исчезнет из города и его жизни? Пусть даже и безвестно? Что, в сущности, говорит об испытываемых им чувствах, кроме комплиментов, восхищенных взглядов, немногих проведенных вместе вечеров и прогулок? Вот и сейчас. Разве испытывает он то же, что и она сама, когда лишь шутит над участью главного героя, в то время как ей хочется плакать?
- Может быть потому, что если бы он так и сделал, то Верди просто не о чем было бы рассказывать еще целых полтора акта? – изобразив на губах улыбку, Полина попыталась ответить ему в тон. – Или потому, что порой, возможно, лучше принять ложь, чем допытаться до правды… - прибавила она чуть тише. И вновь перевела на сцену задумчивый взгляд, рассеянно наблюдая, как Альфред на балу бросает вызов своему мнимому сопернику, а Виолетта, отчаявшись его переубедить, страдает. – Не хочу досматривать третий акт, - призналась она вдруг, когда в зале вновь вспыхнул свет, знаменуя начало второго перерыва. – Давайте уйдем прямо сейчас?
- Что случилось? – лишь теперь заметив произошедшую в настроении Полины перемену, Макс не на шутку встревожился и, чуть щурясь, пристально посмотрел ей в глаза. – Дело ведь не в этом, верно? Вас что-то задело в моих словах… или, может быть… постойте! Кажется, я догадался! Это из-за Марго? Согласен, она повела себя отвратительно, но ведь вы должны понимать, что это только от ревности! Не ко мне, нет! – усмехнулся он, покачав головой, когда Поля взглянула на него с удивлением. – К вам! К вашему успеху, к вашей красоте, к тому, как здорово вы умеете держаться… Разве это не ясно?
- Вы очень милы, но уверяю, что слова вашей кузины меня нисколько не задели. Ну, если только вот столечко! – показав Черкасову кончик своего мизинца, Поля вновь улыбнулась, теперь уже совершенно искренне, сжала его руку и покачала головой. – Мне просто не хочется смотреть, как Альфред второй раз потеряет возлюбленную, думая, что теперь обрел любовь навсегда.
После духоты зрительного зала на улице показалось заметно прохладнее, чем было по дороге в театр, но от предложения поехать домой в экипаже Полина решительно отказалась. Ей хотелось продлить сегодняшний вечер как можно дольше, а прогулка обратно была для этого еще одной возможностью.
Ночной город обволакивал тишиной, и стук собственных шагов был, пожалуй, единственным звуком, сопровождавшим их в течение всего пути. Других любителей вечернего моциона почти не было. Светская публика еще не покинула театров и прочих увеселительных мест, а простой люд давно разошелся по своим домам накануне нового трудового дня.
- Когда я только переехала в Петроград, больше всего мне нравилось просто бродить по здешним улицам. Все эти громадные красивые здания, нарядная публика… Это отвлекало от тоскливых мыслей и… от пустого желудка, – усмехнулась Полина. – В Опочке мы такого отродясь не видали, хотя раньше мне казалось, что у нас очень большой городок.
«Я буду скучать без всего этого! А главное, без вас!» - вздохнула она, мысленно обращаясь к мерно вышагивающему рядом Максу и невольно чуть крепче обнимая рукав его пальто.
- В самом деле? – улыбнулся он в ответ. – А мне всегда думалось, что голод – довольно настырный попутчик, и заставить его уняться длительными прогулками вряд ли получится. Скорее уж наоборот!.. Кстати, а как насчет этого прямо сейчас, милая Полин? А что, раз уж мы сбежали с пиршества духа, не пасть ли нам окончательно, предавшись греху чревоугодия?
- И не подумаю отказываться! Признаться, за сборами в театр, я совершенно забыла об обеде, хотя и ничуть об этом не жалею.
- Вот и чудесно! – радостно кивнул Черкасов, тотчас увлекая её за собой через Синий мост, напротив которого темнела громада Исаакия, в сторону сияющей всеми своими огнями «Астории», где метрдотель срезу проводил их в обеденный зал. Народу в нем было достаточно, но отыскать более-менее укромное место все-таки удалось. Хотя ни сам Макс, ни Полина не стремились сегодня к долгим посиделкам на одном месте. Пускай даже оно и находилось в одном из самых роскошных и желанных для многих ресторанов во всем Петрограде. Так что, покончив с ужином довольно быстро, вскоре они уже вновь беззаботно брели по ночной мостовой, болтая о всякой приятной ерунде.
- Ну что же, вот мы уже и пришли! – не без сожаления выговорил Макс, когда впереди вновь показался знакомый высокий силуэт дома, в котором обитала Полина и смутные очертания его собственного авто, оставленного здесь же, у обочины рядом с входом во внутренний двор. – И знаете, что я должен сказать, Полин? Этот вечер пролетел просто возмутительно быстро!
- Он был лучшим в моей жизни, и я навсегда его запомню, – откликнулась она тихо, прошла еще пару шагов, остановилась около «мерседеса» и вдруг ласково провела ладонью по его гладкому, лакированному капоту, будто прощаясь. Затем повернулась к подошедшему следом Черкасову и пристально поглядела ему в лицо, стараясь разглядеть и запомнить как можно лучше буквально каждую его черточку. Он вопросительно улыбнулся, будто спрашивая, в чем дело, но Поля лишь качнула головой, по-прежнему не сводя с него глаз, положила ладонь на лацкан его пальто и проговорила: – Спасибо вам за все… все, что вы для меня сделали! Нет, не перебивайте! Я должна закончить. Просто хочу, чтобы вы знали… Я люблю вас, Максим Евгеньевич!
Умолкнув на миг, она вновь посмотрела в его глаза, в которых даже в царящем вокруг полумраке нетрудно было разглядеть изумление и почему-то растерянность. Сама же Полина, напротив, чувствовала, что уверена в себе и в правильности того, что делает, как никогда прежде. Возможно, это выпитое вино сделало ее смелее, а может, то, что отныне ей было абсолютно нечего терять. Но, шагнув навстречу Черкасову и окончательно уничтожив разделявшую их дистанцию – без того невеликую, уже в следующий миг она чуть привстала на цыпочки и поцеловала его – неумело и пылко. Вложив в свой поцелуй всю нежность и отчаяние, всю тоску по несбывшемуся и безнадежно желанному. А после сразу резко отступила назад и, боясь, что иначе просто не сможет уйти вовсе, побежала к арке, ведущей во двор. И там, уже на границе света и тени, в последний раз остановилась, обернулась и крикнула: «Прощайте!» – стремглав бросившись к двери парадного и, ни разу не оглянувшись, взлетела на самый верхний этаж.
Отправлено: 02.04.21 02:23. Заголовок: Первым, самым естест..
Первым, самым естественным, порывом было броситься за ней следом. Попробовать остановить, сказать что-то в ответ… Но, немалым усилием воли заставив себя остаться на месте, Макс лишь покачал головой, усмехнулся и, беззвучно прошептав ответное «Прощайте…», молча сел за руль автомобиля. Но уехал не сразу. А еще несколько минут сидел в темном салоне, не зажигая фар и не заводя мотора, пытаясь понять, что за чувство наполняет его сердце после того, что сейчас произошло.
К двадцати шести годам в его жизни, разумеется, уже не раз и не два случались романы. Порой необычайно бурные, они, бывало, захватывали в свой водоворот так, что невозможно становилось думать почти ни о чем другом. Конечно, чаще всего подобное случалось в ранней юности. Довольно рано осознав в себе чувственное начало, Макс едва ли не с отрочества постоянно в кого-нибудь влюблялся. Старшие сёстры вечно ехидно подтрунивали над ним по этому поводу – до тех пор, пока, немного повзрослев, он не научился более-менее скрывать свои увлечения или, если это все-таки не удавалось сделать, чувствительно огрызаться в адрес этих насмешниц.
Потом были годы студенчества с их разнузданным весельем… Привлекательный, обаятельный и весёлый – и прекрасно знающий себе цену – он никогда не ведал затруднений в общении с прекрасным полом. Наслаждался женским вниманием, купался в любви, но одновременно – понемногу будто бы… выгорал изнутри, исподволь теряя прежнюю остроту и яркость переживаемых эмоций. Связывал это, впрочем, не столько с пресыщением, сколько с взрослением. Полагая для вполне созревшего человека и мужчины странным напрочь терять себя в любовных безумствах. К тому же, с окончанием университета и наступлением официальной «взрослой жизни», появлением карьерных устремлений – и по мере того, как все больше усилий стало необходимо, чтобы их осуществить, прежние эти увлечения стали естественным образом уходить на второй план. Хотя начать монашествовать Максу, конечно, не пришло бы в голову даже и в бреду. Жизнь его, наполненную теперь также массой и других событий, кроме светских увеселений, по-прежнему скрашивали прелестные дамы разной степени вольности нравов. Но всерьез сердца, а главное – души эти отношения давно уже не царапали. Да он к тому, признаться, и не стремился. Полагая, что жениться пока, конечно, время еще не пришло. Но как только более-менее встанет на рельсы адвокатская практика, можно будет подумать и об этом. Воспользовавшись, возможно, даже и маменькиной рекомендацией. Потому что плохого она уж точно не посоветует. А даже из хорошего всегда можно выбрать самое лучшее.
Так что Полина появилась в его жизни не вовремя. Да к тому же, появившись, сразу начала опровергать собой все, что доселе казалось правильным и естественным. В ней все было слишком. Категоричности в суждениях. Дерзости в словах и поступках. Порывистой резкости даже просто в обычных движениях.
Слишком отчаянная и смешная в своем стремлении всегда и во всем оказаться первой, не желая ни в чем уступить, она, вероятно, именно этим и сумела по первости зацепить его несколько притупившееся в данном смысле любопытство. Но и в дальнейшем ведь притягивала к себе все больше! Причем, уже не этим, а наоборот, изредка проглядывающей из-под извечной бравады и «самости» беззащитной хрупкостью. Которую Макс тоже разглядел не сразу. Но когда заметил, более уже позабыть не мог, все больше проникаясь нежностью и желанием защитить эту странную «колючку» от всего, с чем она постоянно норовит сражаться исключительно своими силами. Даже если эти монстры и драконы – лишь плод её собственного воображения…
Долгое время отрицая у себя в отношении Полины нечто большее, нежели обычный интерес нормального мужчины к миловидной, да к тому же острой на язык барышне, Макс и сам не заметил, когда увлекся ей всерьез. Но и тогда – да и теперь еще не был уверен, что испытываемое им – и есть то чувство, в котором сама Полина призналась ему сегодня так трогательно и искренне, что невольно защемило душу. Внутри которой и сейчас, когда она ушла, всё еще было удивительно светло и… немножко грустно. Как случается всякий раз, когда понимаешь, что что-то в этой жизни по какой-то непреодолимой причине стало тебе уже недоступно.
Глубоко вздохнув, Макс наклонился немного вперед и через лобовое стекло своего автомобиля поглядел на темнеющий рядом фасад дома. Он знал, что отсюда не видно полининого окна, поэтому просто пытался представить, что она сейчас делает? Пришла домой – и что? Сразу легла спать? Или, может, решила поделиться эмоциями с подругой?
Самому Максу в этом смысле было сложнее. При всей внешней открытости, он имел на свете разве что пару-тройку людей, с которыми решался бывать откровенен. Но даже те вряд ли подходили на роль конфидентов для того, чтобы поведать им обуревающие душу и разум сомнения. Потому, посидев и подумав еще немного, в результате, он все-таки решил ехать домой.
Наутро же, «переспав» с ними эту ночь, показавшуюся в результате совсем короткой, поднялся с неожиданным пониманием, что все его вчерашние метания суть обычный страх, знакомый всякому, не впервые обнаружившему себя влюблённым. А оттого – снова уязвимым там, где этого менее всего желаешь. И значит, ничего еще не потеряно, а возможно, и вообще только начинается. Именно с этим ощущением и в приподнятом настроении он, насвистывая, вышел из дома, направляясь к оставленному минувшей ночью не в гараже, а прямо перед парадным автомобилю. И поехал в контору, сделав по пути остановку возле цветочной лавки, где выбрал для Полины самый красивый, как показалось, букет разноцветных и остро пахнущих хризантем.
Как ни странно, дверь конторы оказалась закрыта на замок. Хотя обыкновенно Полина приходила раньше. И Макс давно отвык уже пользоваться по утрам своим ключом. Потому теперь еще пришлось порыться в рабочем портфеле, чтобы его найти. Внутри «предбанника» было темно и тихо, а все вещи были оставлены точно так же, как и вчера. Иными словами, Полина действительно еще не приходила. Но это не встревожило Черкасова, решившего, что она после вчерашней затянувшейся прогулки просто немного проспала. Что же, бывает, ничего страшного, решил он. Затем сам достал из шкафчика вазу, наполнил ее свежей водой, поместил внутрь букет. И, оставив его на Полинином столе, совершенно спокойно отправился к себе в кабинет, с улыбкой предвкушая, как она войдет, увидит цветы и обрадуется. А может, напротив, станет ворчать. И это тоже его нисколько не расстроит.
Полина Аристархова
Имя: Аристархова Аполлинария Модестовна
Должность: секретарь в адвокатской конторе
Звание: мещанка
Род занятий: ремингтонистка и стенографистка
Возраст: 21 год
Любовь: возможна ли? Ищи силы принять то, что изменить не можешь
Слезы беззвучно лились по щекам, но Полина даже не пыталась их удержать. Слишком уж сильной оказалась буря, разразившаяся в ее душе. Сердце бешено билось даже не в груди, а где-то у самого горла. И в какой-то миг даже подумалось, что она вот-вот умрет – и что это будет к лучшему. Но ничего не произошло, а страдания и вовсе только усилились. И теперь от них хотелось закричать, как от реальной физической боли. Зажмурившись, Поля до крови прикусила губу, несколько раз глубоко вздохнула и снова открыла глаза. Телесный дискомфорт, пусть и не столь уж сильный, заставил на время все прочие чувства притихнуть, замереть, словно испуганные мыши, что затаились по углам, почуяв кота. Сделав еще несколько глубоких вдохов, Поля раскрыла ридикюль и дрожащими пальцами стала шарить внутри в поисках ключа. Но когда вставила его в замочную скважину, чтобы отпереть замок, вдруг снова замерла.
«Только бы она уже легла!» - взмолилась она, понимая, что встретиться еще и с Нюрой будет сейчас непосильным испытанием. Увидев ее в таком состоянии, та непременно начнет допытываться причин, а выяснив, бог знает, что надумает сделать! Суздальского Нюра знала хорошо. Не будучи красавицей, которой он мог бы заинтересоваться ради своего «искусства», она, тем не менее, иногда оказывала ему услуги по расцвечиванию фотографических карточек. Так что нет, лучшим решением будет сбежать тайно, не посвящая подругу в свои и только свои проблемы.
К счастью, Провидению было угодно уступить Полине хоть в этом. И когда она всё же вошла в квартиру, то встретилась лишь с темнотой и тишиной. Нюра давно заснула. А сон у неё был столь крепкий, что даже будильник, тарахтевший по утрам столь громко, что просыпались соседи за стенкой, не всегда был в силах разрушить его оковы. Так что Полине нечего было опасаться неудобных расспросов. Однако, снимая пальто и ботинки в крошечной прихожей, она все равно старалась производить как можно меньше шума.
Впрочем, уехать, не попрощавшись, не сказав ни слова, было невозможно. Поэтому, пройдя на цыпочках в общую комнату, Полина достала из комода лист бумаги, чернильницу и перо, а затем села за обеденный стол и задумалась. Слова долго не складывались в подходящую фразу. И в результате, она решила просто коротко написать, что некие обстоятельства вынуждают ее срочно покинуть город. Далее пожелала Нюре быть счастливой и добавила, что в общей их коробке оставляет деньги для оплаты комнаты до конца текущего месяца. Перечитав записку и оставив её тут же, на обеденном столе, Полина направилась в свою комнату, где под кроватью ее дожидался дорожный саквояж. Вещи она успела уложить еще перед тем, как пойти в театр. И теперь оставалось лишь переменить вечернее платье на дорожный костюм, а затем провести долгую бессонную ночь, ожидая часа, когда можно будет уйти.
Когда она вышла из дома, стрелки на часах показывали начало шестого. Брать извозчика не имело смысла. Балтийский вокзал открывался лишь к прибытию первого поезда, а до этого еще долгих полтора часа. Но дольше оставаться дома Полина не решилась, поэтому пошла пешком, надеясь, что прогулка заодно поможет хотя бы немного развеяться. Ночной октябрьский воздух был наполнен сыростью, холод грозился вот-вот пробрать до костей, однако шла она довольно быстрым шагом, потому дискомфорта почти не ощущала.
На вокзале, двери которого только что отворил сонный дежурный, проводивший барышню, проследовавшую к кассам под гулкий стук собственных каблучков, равнодушным взглядом, не оказалось пока более никого. Купив себе билет, Поля опустилась на скамейку и принялась ждать, пока состав подадут на перрон и объявят посадку. Все это время собственная голова казалась ей странно пустой. Не было ни мыслей, ни даже сожалений. И лишь тогда, когда раздался свисток кондуктора и гудок паровоза, а сам состав, чуть дрогнув, начал медленное движение прочь от Петрограда, ей наконец стало ясно, что теперь всё действительно закончилось. И что более она уже никогда его не увидит.
Отправлено: 04.04.21 01:36. Заголовок: Чем ближе стрелки на..
Чем ближе стрелки на часах подбирались к полудню, тем сильнее и настойчивее напоминало о себе странное беспокойство, которое Макс силился подавить буквально с самого первого момента сегодняшнего появления на службе.
Полина так и не пришла. И объяснений по этому поводу по-прежнему никаких не прислала. Стараясь найти для себя рациональную причину для подобной странности, он старательно перебирал в памяти события вчерашнего дня, стараясь отыскать в них хотя бы какой-то намёк на то, что происходит сегодня. Что могло случиться? Внезапно заболела? Бывает, конечно, но можно же было хоть как-нибудь предупредить. Или, вдруг, упаси Господь, какой-то несчастный случай… Но это, конечно, маловероятно. Тогда, черт возьми, что?! И, главное, почему от этой неизвестности ему даже хуже, чем от самой неприятной, но понятной причины?
Выяснить всё, впрочем, было не так уж и трудно. Достаточно просто съездить к ней домой. Но, во-первых, на самом-то деле, не настолько они и близки – даже несмотря на вчерашний поцелуй. Потому Поле, если она действительно приболела, может быть просто не хочется показываться ему на глаза в не самом привлекательном виде… Глупо, конечно. Но у барышень на этот счет вечно какие-то сложности и капризы. Наверное, даже и у таких, как Полина. А во-вторых, в отсутствие привычной уже помощи и четкой системы, которую той удалось завести и наладить в его делах, славящийся своей несобранностью, наверное, на весь Петроград, Макс немедленно погряз в куче бумаг, бумажечек, записок и прочих необходимых для повседневной работы документов. Чтобы взять их к себе в кабинет, ему приходилось каждый раз вставать, тащиться в «предбанник», где на столе по-прежнему сиротливо жались друг к другу в стеклянной вазе разноцветные хризантемы, которые он еще утром оставил на Полином рабочем столе, и долго искать то, что необходимо. Проклиная себя за то, что так и не сподобился за несколько месяцев точно разузнать и выяснить, где и как его помощница всё это хранит.
Это беспрестанное рытье в папках и каталогах прерывалось лишь тогда, когда в контору заглядывал очередной клиент, с которым у Черкасова на сегодня была запланирована встреча. Сколько их ожидалось всего, он тоже толком не знал. Весь его рабочий график Полина держала в памяти. И никогда не ошибалась, даже если спросить у нее расписание на любой день в течение ближайших двух недель, чем, порой, Макса даже пугала. И вот все это вдруг, буквально на глазах полетело в тартарары. Раздражаясь, Черкасов все больше злился. Впрочем, все более на себя самого. А о Полине волновался. И с каждым новым часом лишь укреплялся в уверенности, что как только представится свободная минута, сразу же к ней и поедет. И плевать, как его там встретят.
Перерыв – обычный, обеденный, также заведенный здесь для него именно Полей, выдался чуть позже часу дня. Обнаружив, наконец, журнал записей посещений клиентов, Макс с облегчением убедился, что в ближайшие два часа к нему точно никто не придет и, схватив верхнюю одежду, в одну минуту вымелся из своей конторы, устремившись при этом вовсе не в трактир, а, как не трудно догадаться, в доходный дом на Садовой. К которому еще накануне вечером доставил свою сегодняшнюю пропаданку в хорошем настроении и добром здравии, но теперь… Вот, а что же, собственно, теперь, ему и предстояло выяснить. Но для начала решить еще одну задачу.
- Послушай-ка, любезный! – проговорил Макс, обращаясь к дворнику, что меланхолично чиркал метлой по тротуару напротив парадного подъезда, смахивая в кучу уже успевшие насыпаться после утренней уборки желтые листья. – Подскажи, а не знаешь ли ты такую Аристархову, Аполлинарию Модестовну?
- Аполлинарию Модестовну? – задумавшись на миг, дворник прекратил мести и нахмурился, а потом, сообразив, о ком речь, заулыбался и кивнул. – Так это вы, поди, Полюшку нашу имеете в виду? Как же, не знаем? Отменно её знаем-с, барин! Чудесная барышня! А вы ей кто будете?
- Ну как – кто… брат, кто ж еще! – быстро нашелся Макс, справедливо посчитав, что соврать сейчас будет проще, чем долго и нудно растолковывать правду. – Двоюродный, - уточнил он на всякий случай. – Из Опочки нынче поутру прибыл и решил кузину навестить. Да только, как на грех, забыл поточнее вызнать адрес: дом, вот, знаю, какой, а номер квартиры нет! Не подскажешь, добрый человек? А я тебе благодарен буду!
- Дык, а чего ж не подсказать, коли брат? Только она теперь, поди, всё одно не дома…
- А где же?!
- На работе, где ж еще?! Она тут у одного аблаката в конторе прислуживает. Недалече. Но адрес евонный я тебе, барин, не подскажу. Ибо и сам не ведаю.
- Да и не надо мне его адрес, ты лучше здесь номер квартиры назови! А я, если что, дождусь ее возвращения, только и всего! – теряя терпение, Черкасов едва заметно сжал губы и вздохнул.
- А и то верно. Ты, значит, тогда, вон, как в ту, боковую, парадную зайдешь, так после сразу дуй по лестнице – до самой верхотуры. Там они на пару и обитают с подружкой своей, Нюркою. Словно птички в гнёздышке! Квартира нумер пятьдесят шесть!
- Спасибо! – порывшись недрах кармана пальто, он извлек оттуда монету и протянул её дворнику. – Вот, держи за помощь!
- Ай, барин, оставь! Пустое это! – отмахнулся дворник и, хитровато прищурившись, вдруг усмехнулся в пышные усы. – Чего ж я, не понимаю, что ли? Не был, по-твоему, никогда молодым?
- В каком смысле? – задержавшись на ходу, обернулся Черкасов, вскидывая на него удивленный взор.
- А вот в том самом, барин, в том самом! – и, продолжая ухмыляться, покачал головой, вновь принимаясь за уборку. А Максу, уязвленному то ли этакой необычайной проницательностью, то ли тем, что уровень его собственного актерского мастерства оказался примерно на уровне тротуарного поребрика, осталось лишь молча пожать плечами и с независимым видом удалиться.
Впрочем, думать и сокрушаться на эту тему ему довелось всего примерно пару минут. Ровно столько хватило, чтобы, оказавшись в указанной дворником парадной, взлететь по лестнице на седьмой этаж. И там оказаться у двери, за которой его, может статься, вовсе даже и не ждут. Постучать он решился не сразу. Вначале постоял немного, прислушиваясь, как будто хотел понять – есть ли кто-то внутри. Но никаких звуков из квартиры не доносилось. Ничего не изменилось и после того, как он все-таки пару раз осторожно стукнул по дверному косяку. Потом, подождав, попробовал еще – с тем же результатом. Точнее – без оного вовсе. Ведь дома, похоже, действительно, никого не было.
Ломиться и дальше было бессмысленно. Так что, повременив и подумав еще минуту, Черкасов решил, что сейчас пойдет обратно в контору. А вечером заглянет сюда еще раз. И уж точно дождется кого-нибудь из хозяек. Не саму Полину, так хотя бы ее подругу. А уж она-то наверняка будет в курсе событий!
В холле первого этажа здания, где располагалась его адвокатская контора, Макса внезапно окликнул швейцар:
- Господин присяжный поверенный! А вы почту свою отчего же нынче не забираете? С утра еще лежит, вон, сколько понаслали! – пробасил он, кивая на целую стопку конвертов разных цветов, форм и размеров, а также пара номеров свежих газет.
- А, совсем забыл! Благодарю, что напомнили! – рассеянно схватив сразу всю эту кипу, Макс побрел к себе, не в силах отделаться от тайной надежды, что там ему навстречу, как обычно, выйдет Полина. И вся эта непонятная ситуация, наконец, как-нибудь разрешится. Но дверь конторы вновь оказалась заперта. И это начинало уже по-настоящему тревожить.
Полина Аристархова
Имя: Аристархова Аполлинария Модестовна
Должность: секретарь в адвокатской конторе
Звание: мещанка
Род занятий: ремингтонистка и стенографистка
Возраст: 21 год
Любовь: возможна ли? Ищи силы принять то, что изменить не можешь
Отправлено: 07.04.21 00:18. Заголовок: В Опочку Полина доб..
В Опочку Полина добралась только в полдень следующего после отъезда из Петрограда дня. И первым делом отправилась к тётке Але, соседке, у которой, с тех пор, как дом окончательно опустел после смерти отчима, хранился от него ключ. С ней же, единственной, Поля поддерживала связь с тех пор, как перебралась в столицу. Но сегодня, естественно, о своем приезде не предупредила. И Алевтина Петровна абсолютно не ожидала увидеть её на пороге, потому долго сокрушалась, что внутри теперь полная разруха, а вот, напиши Полина заранее – так она бы хоть чуть-чуть прибрать там успела:
- Пил он больно много перед тем, как помер. Оно и ясно: женщины-то в доме не было, никакого догляду! – прибавила она, то ли с осуждением, то ли с сожалением когда, вместе с её сыновьями, призванными помочь снять заколоченные ставни с окон, двинулись уже непосредственно к дому.
- Ничего страшного, я сама приберу! – покачала головой Полина, оставляя свой нехитрый скарб прямо на пороге маленькой передней и проходя в первую из комнат, куда сквозь еще закрытые досками окна едва проникал дневной свет. Но и этого хватило, чтобы увидеть – соседка отнюдь не преувеличила масштабы бедствия. – Господи, да что же это?! – выговорила она, сдавленным голосом, растерянно оглядываясь по сторонам и совершенно не узнавая в царящем вокруг хаосе знакомую всю жизнь обстановку. Тётка Аля лишь горестно покачала головой.
Тем временем улице её сыновья сняли первый ставень, и в комнату, наконец, хлынул поток солнечных лучей.
- А где икона маменькина? – спросила Поля, шагнув к пустой стене, где на выгоревших от времени обоях темнел чуть более яркий прямоугольник.
- Да там же, где и многое другое! – вздохнула тетка Аля. – Он же и на завод вскоре ходить перестал. После заложил, да продал все, что смог. А деньги спускал подчистую в кабаке любимом, по дороге из которого и погибель свою нашёл, упокой Господь…
- Я помню, - сухо откликнулась девушка.
Обстоятельства смерти отчима, который еще ранней весной, в очередной раз возвращаясь домой по гололеду мертвецки пьяным, оступился где-то, упал и, видно, сильно стукнулся головой, проломив себе череп, а обнаружен был соседями лишь поутру, когда сделать было уже ничего нельзя, были ей доподлинно известны из письма той же Алевтины Петровны. Так что ни развивать, ни продолжать эту тему не хотелось. Радости она не вызвала даже в момент получения самого известия. А после стало и вовсе всё равно. Хотя одно было совершенно ясно. Если бы Егор Аверьяныч и сейчас оставался жив, в Опочку Полина бы точно ни за что не вернулась.
Хотя, теперь, стоя посреди творящегося вокруг хаоса, из-за которого дом её детства больше походил не то на ночлежку, не то вовсе на свиной хлев, Полина вновь чувствовала, как в сердце волнами вскипают жгучая ярость, злость и обида, направленные против человека, виновного если не во всех, то во многих её несчастьях. Как уже пережитых, так и переживаемых ныне.
- Ну вот, видишь, как оно, – тем временем, вновь подала голос соседка. – Разве ж можно здесь оставаться? Пойдем, девочка, переночуешь сегодня у нас. А завтра позову на подмогу своих невесток, авось, все вместе и справимся с этим …
- Нет. Я же сказала, что останусь ночевать здесь и наведу порядок тоже сама! – резко оборвала её Поля.
А потом, стремительным шагом направилась к окну и распахнула его настежь, впуская в комнату прохладный и свежий осенний воздух. Совсем так, как много раз до того делала в кабинете Максима Евгеньевича.
- Ну как знаешь, обедать приходи хоть, – взглянув на неё немного странно, проговорила Алевтина Петровна, перед тем, как отправиться восвояси. И Полина молча кивнула, уже начиная передвигать вещи с места на место.
Одиночества страшится каждый человек, но потеряв обоих родителей, Поля долго была уверена, что познала уже всю полноту горя и утраты. Со временем, правда, стало ясно, что чувства эти более походят на бездонную пропасть, в которую сколько не заглядывай, а дна все равно не увидишь. Тем не менее, о том, что существует как минимум один надёжный способ борьбы с отчаянием, Полина тоже уже знала: работа. Физическая. И желательно как можно более тяжелая и утомительная, чтобы не оставалось никакого простора для дурных мыслей и неконтролируемых эмоций. Каким бы ни было это дело, главным было ему полностью отдаться. Тогда всё прочее становилось неважным – хотя бы на какое-то время.
Вот и теперь, вооружившись тряпками, ведрами, шваброй и метелкой, Полина принялась изгонять из дома грязь и сор, а с ними и всё свои горести. Трудилась не покладая рук. И впервые присела отдохнуть и выпить чаю лишь к вечеру, когда были приведены в должное состояние ее собственная спальня и часть большой комнаты, служившая прежде и кухней, и столовой. А когда попыталась вновь подняться, каждая мышца тела тут же отозвалась ноющей болью, которая, впрочем, казалась лишь в радость, заглушив душевные муки настолько, что даже удалось нормально уснуть. И проспать до утра, чтобы затем возобновить свой крестовый поход против грязи. Хотя тут тетка Аля и старшая её невестка всё же вызвались ей в помощницы. А когда всё было завершено, едва ли не силой увели Полину к себе.
- Ну вот не противься, Поля! Муж мой баньку истопил. Сейчас тебе самое то будет всю грязь с себя смыть – и с тела, и с души! А после и поужинай с нами. У себя ты еще успеешь насидеться!
Когда она вернулась домой, свет на небосводе едва начал гаснуть и в розоватых сумерках Полина прошла в комнату, снимая с головы платок и распуская влажные волосы по плечам. Спать не хотелось вовсе, да и рано было. Так что, подумав, чем бы себя развлечь, она подошла к старому отцовскому граммофону, не пропитому Егором Аверьянычем, наверное, лишь оттого, что он попросту не смог поднять и вытащить его вместе с тяжеленной тумбой, служившей одновременно пьедесталом и основанием самого устройства, и шкафом для хранения пластинок. Открыв его, Поля уселась на пол по старой детской привычке, и принялась перебирать цветные конверты с надписями – были тут и известные вальсы, и иные танцевальные мелодии, и симфонические произведения. И конечно, известные отрывки из опер в исполнении знаменитых певцов. Пересмотрев несколько пластинок, Полина вдруг наткнулась на ту, где были записаны арии из «Травиаты». И столько сразу нахлынуло воспоминаний, от которых защемило сердце, так сладко и одновременно больно стало душе, что, подумав еще немного, она все-таки решилась. Заведя граммофон, устроилась рядом в кресле и прикрыла глаза. Нет, она не станет страдать, но кто запретит ей украдкой наслаждаться тем удивительным вечером, вновь переносясь на волнах музыки туда, где можно чуть приукрасить реальность, стереть границы и предаться самым заветным мечтам.
Отправлено: 08.04.21 22:31. Заголовок: Этот невзрачный конв..
Этот невзрачный конверт из простой коричневатой бумаги, один среди многих, далеко не сразу привлек внимание Черкасова. Потому и очередь до него дошла лишь спустя пару-тройку часов после того, как, вернувшись в контору, тот принялся за разбор поступившей с утра корреспонденции. Первым делом взглянув туда, где обычно указывается имя отправителя – и ничего там не обнаружив, Макс покрутил письмо в руке и даже пощупал: внутри явно было вложено что-то твердое – плотнее обыкновенной свернутой бумаги. Карточка-приглашение? Но куда и, главное, от кого? Почерк, которым было написано его имя, тоже казался незнакомым.
Довольно быстро утомившись разгадывать сей ребус, Максим чуть нахмурился, вздохнул, снял очки и потер уставшие от долгого чтения глаза. И лишь после в очередной раз потянулся за ножом для бумаги и вскрыл конверт, из которого, действительно, наружу тотчас высыпались на стол несколько карточек. Но не визитных и не пригласительных, а фотографических. И содержание изображенных на них сценок выглядело совершенно недвусмысленным даже для его лишенного привычной оптической поддержки близорукого взгляда. Эротические картинки. Начиная примерно со средних классов, нечто подобное практически постоянно притаскивал в гимназию кто-нибудь из его одноклассников… да, впрочем, и сам он тоже, бывало… Значительно позже собственные фривольные фото иногда присылали ему, уже обретшему известность молодому адвокату, особо экзальтированные поклонницы. Вот и теперь, подумав поначалу, что вновь имеет дело с чем-то подобным, Черкасов хмыкнул, покачал головой – и было хотел уж отложить их, на время. Но потом все же нацепил на нос очки и внимательнее присмотрелся к той, что волей случая оказалась поверх прочих – решив в первый миг, что, верно, попросту переутомился. Оттого и видит перед собой то, чего быть вовсе не может.
- Что за черт?! – едва слышно процедив сквозь зубы эти слова, он моргнул, зажмурился и вновь широко открыл глаза. Но ничего не изменилось. Призывно изогнувшись перед большим зеркалом в фигурной резной раме, игриво улыбаясь, через отражение на него по-прежнему глядела полуодетая Полина!… Точнее сказать, едва одетая – в полупрозрачную сорочку, которая скорее подчеркивала, чем что-либо скрывала.
Судорожно схватив со стола следующую карточку, Макс увидел её же, однако теперь уже в профиль, с распущенными по спине до самой талии волосами. Из одежды – вновь лишь кружевное неглиже, да черные чулки, один из которых она как раз подтягивает, кокетливо и высоко поставив ножку на некое подобие накрытого ковром дивана или, может, софы… На третьем же фото она «спала», запрокинув вверх, на подушку, чуть согнутую в локте обнаженную руку. Да и сама была совсем нагой под атласным стеганым одеялом, верхний край которого приоткрывал одну грудь.
Не без усилия заставив себя отвести взгляд, Макс вновь тихо чертыхнулся, бросил карточку обратно на стол, а сам откинулся на спинку кресла.
Мысли в голове лихорадочно метались. Но решить элементарную задачу, сложив два и два это, тем не менее, ему не помешало.
Итак, дело, скорее всего, в шантаже. Не в силах более противостоять своему вымогателю – или же не имея средств, чтобы и далее от него откупиться, Полина попросту сбежала из города. А ему ничего не сказала попросту от стыда и унижения, и это, в общем, вполне понятно. Если вспомнить, что все время до того ее моральный облик казался ему настолько высоким, насколько это вообще возможно себе представить. Макс и припомнить-то не мог, встречал ли он прежде девиц столь строгих и недоступных – в самом прямом смысле этого слова. Потому долгое время в Полинином присутствии тайком даже немного стеснялся собственной распущенности. И позже, когда искры взаимной симпатии между ними становились всё сильнее, это ощущение дремучего несовершенства лишь только усиливалось. Настолько, что в какой-то момент даже стало казаться, что это не просто увлечение, не просто симпатия, а даже…
Дурак. Какой же он дурак. По своей же воле оказался в столь нелепом положении. Мало того, еще и вынес данную интрижку за пределы этих стен.
Вспомнив вчерашний вечер в театре, Черкасов болезненно поморщился. Уже представляя, как Марго – или, неважно, кто угодно еще из почти десятка лично знакомых не только ему, но и домашним, посетителей Мариинки, узрев его в обществе прекрасной незнакомки в алом платье, начнут… вернее, уже начали судачить о том, кто она такая и что их связывает. И что вскоре это все непременно дойдет до сестёр и родителей, а дальше… Собственно, дальше – быть может, и ничего. Ибо случались, конечно, в его жизни и прежде романы, о которых были на устах у всех. Но, с другой стороны, ни один и них столь серьезно не угрожал чести его семьи, если вдруг злоумышленник решит продолжить свою грязную игру. Только теперь уже не с Полиной, а с самим Максом. Кто, в сущности, знает, что у него на уме? И не была ли сама Полина участницей, а то и организатором всей этой дьявольской затеи? Какая бы цель при этом не преследовалась – сам ли он, или, быть может, отец, репутация которого среди коллег и однопартийцев, конечно, безупречна. Да только разве помешает это охочим до скандалов газетным писакам и политическим оппонентам трепать его доброе имя в связи со скандалом, главным участником которого будет его единственный и любимый сын?
От этой мысли Максу на минуту и вовсе сделалось дурно. На себя ему было, в общем, наплевать. Но отец… а тем более мама, всегда столь болезненно относящаяся ко всему, что касается чести их семьи и непоколебимости её доброго имени в глазах окружающих!
Едва не застонав, он покачал головой, а потом опять взял в руки разрезанный конверт, внимательно вглядываясь в почерк, которым он был надписан. Нет… разумеется, мысль о том, что шантажистка – сама Полина и есть – это просто бред. Да она бы не стала. Да попросту не смогла бы! Как ни за что не смогла бы столь искусно, как вчера, обманывать его чувства, имитируя собственные… Или все же смогла бы?
И кто, в таком случае, её сообщник? Или, может, сообщница? Звучит, конечно, абсурдно, но лишь на первый взгляд, если вспомнить, что сама Поля однажды говорила, что её подруга работает в каком-то ателье и раскрашивает там заказанные клиентами фотографические карточки.
Бросив быстрый взгляд на часы – стрелки на них близились к пяти, Черкасов вскочил из-за стола и быстро оделся. Затем, вернувшись на мгновение к столу, сгреб в карман конверт и три полученных в нём фото. А после вновь ринулся вниз по лестнице на первый этаж, и далее – уже по знакомому и даже однажды пройденному сегодня маршруту.
Хватит гадать попусту. Совсем немного терпения, и он абсолютно точно разузнает всё, что его теперь так сильно интересует.
Анна Кузнецова
Имя: Кузнецова Анна Никаноровна
Должность: ретушер в фотоателье
Звание: городская обывательница
Род занятий: вольная художница
Возраст: 25 лет
Любовь: Иван Ремизов Не опускать руки, чтобы не протянуть ноги
Нюра возвращалась домой как обычно, неторопливо бредя по улице. В руках у нее был бумажный кулек с пряниками, один из которых она с аппетитом уминала. Но, хотя желудок и радовался вкусному угощению, настроение самой его хозяйки в целом было совсем не «пряничным». Причиной было то, как внезапно взяла и поступила с нею Полина. Та самая, кого она искренне все последнее время считала своей лучшей подругой.
И дело даже вовсе не в том, что она сбежала, оставив, вместо объяснений, лишь краткую записку, из которой было ровным счетом ничего невозможно понять, и свою долю квартирной оплаты – как будто это когда-нибудь имело в их дружбе решающее значение! Но в том, что, поступая подобным образом, Поля, выходит, считает, что она не заслужила ни капли её доверия.
А ведь она всё видела и все прекрасно понимала! Слишком хорошо понимала, оттого и сердилась, что эта дурёха так усердствует, отрицая отношения со своим красавчиком-адвокатом. Которые, видать, и зашли в итоге так далеко, что ныне пришлось спасаться бегством. Как будто, в столичном городе решить эту проблему было бы не проще, чем там, где она надумала прятаться. Да ведь откройся Поля начистоту, Нюра бы первая её в этом и поддержала! Нашла бы дельного врача, или, на худой конец, повитуху… Вздохнув с досадой, она покачала головой и полезла в кулек за вторым пряником.
И всё-таки, каковы мужики! Лишь одно у них только и на уме – как бы сбить с пути приличную девушку себе в угоду! Напустят любовного туману, запудрят мозги, а после ты сама во всем виновата, сама и разбирайся! А разве ж это справедливо?! Особенно эти, из богатых, для которых такие, как они с Полей – лишь игрушки. Надоело, выкинул и уже башкой по сторонам вертит в поисках нового развлечения! Хотя, и среди простых таких едва ли меньше будет. Вон, взять хоть того же Ваньку, приказчика из ателье, который вокруг неё уже скоро полгода, как круги нарезает: «Анна Никаноровна то…», «Анна Никаноровна сё…»«Не хотите ли как-нибудь по Невскому проспекту вечерком прогуляться?..»
Да только Анну Никаноровну на мякине не проведешь! Не такая она наивная простушка! А вот Поля в душе-то другая, гораздо нежнее. Хотя всегда и смеялась вместе с нею не только над рассказами о незадачливых ухажёрах, но и вообще над всей этой романтической блажью из книг и стихов. И, поди ж ты, нашелся-таки злодей по её душу! Эх, встретить бы его теперь Нюре, уж она бы объяснила ему, почем фунт лиха! Да показала бы, как жизни девичьи ломать, и не поглядела бы, что и адвокат!
С этими думами Анна и дошла до дома – теперь уж лишь только её собственного. Хотя, мысль об этом тоже абсолютно не радовала: одной съём тянуть будет трудно. Значит, надо искать или новую соседку – чего совсем не хочется, а ну как не уживешься?! Или вовсе новую квартиру, а её еще найди посреди осени, чтобы и сухая, и тёплая, и от ателье не очень далеко. Одни проблемы, в общем!
Родная парадная встретила тишиной и привычным уже небогатым, но все же уютом. И от мысли, что с ним, возможно, придется вскоре расстаться, Нюре стало еще горше и обиднее.
На лестнице, до самого седьмого этажа, ей не встретился никто из соседей. Но это даже к лучшему. Еще выспрашивать начнут, чем это она так расстроена…
- Чего?! – воскликнула она, едва не выронив от неожиданности из рук пряники, когда вдруг увидела перед собой высокого мужчину в пальто и шляпе, который бесшумно отделился от стены и шагнул навстречу, стоило только ей ступить на собственную лестничную площадку. Откуда только взялся? Из воздуха, что ли, соткался, черт очкастый?! – Какая я вам Нюра? Вы кто такой, вам что от меня нужно?! Пойдите прочь, я кричать стану, соседей на помощь позову!
- Значит, все-таки, вы! – выдохнув с облегчением, Макс кивнул и выставил вперед руки. – Погодите, не ругайтесь, я сейчас всё объясню!
Хотя, объяснить, на самом деле, было куда сложнее, чем это пообещать. Простояв здесь, на лестнице, в ожидании, уже, наверное, с час – после того, как решил, что пастись внизу, у входа в парадную, глупо, так как здесь, наверняка живет не одна молодая особа, не будешь же приставать к каждой с вопросом, не подруга ли она Полине Аристарховой, он, по сути, так и не придумал, как сформулировать свой главный вопрос. Поэтому решил, что поначалу лучше будет всё-таки просто представиться:
- Меня зовут Черкасов, я присяжный поверенный, ваша подруга служит у меня в конторе секретарём… вернее, служила. До вчерашнего дня. А сегодня почему-то не пришла – без всякого объяснения. И я… волнуюсь, конечно. Не подскажете, где можно её найти?
Умом тронуться! Стоило лишь ей подумать, а этот франт уже тут как тут, да еще и небылицы ей смеет рассказывать! Все негодование, что целый день копилось в ее маленьком сердечке, наконец-то, нашло цель, на которую ему можно было без зазрения совести выплеснуться. Вернее, на которого. И, потому, не давая ни себе успокоиться, ни опомниться от неожиданности – противнику, Нюра без сомнений и сожалений тотчас же ринулась в бой.
- Волнуетесь, да?! – грозно прищурив глаза, она уперла свободную руку в бок, надвинувшись на Черкасова и ощущая себя грозной фурией, что бы это не значило. Хотя ростом при этом едва ли доставала ему до подбородка. – Почему-то, видите ли, не пришла?! Ну, надо же! А уж вы-то ни сном, ни духом!.. Вот что, господин хороший, шли бы вы отсюда подальше! И впредь оставили нас, честных девушек, в покое! Нет тут теперь Полины, и более не будет! А виноваты только вы и никто другой! И нечего на меня так смотреть. Я всё про ваши шашни знаю, подлый вы человек!
- Помилуйте, мне кажется, вы меня с кем-то попутали! – опешив от столь неистового напора, Макс даже невольно отступил обратно к стене. Но как только смысл разъяренных выкриков этой странной девицы – не всей той оскорбительной и банальной чепухи, на неё было плевать, но лишь то, что имело отношение непосредственно к Поле – все-таки проник в его разум, вновь замер на месте. – Замолчите! – резко выбросив ладонь вперед, он сурово сжал губы и нахмурился. Вышло не очень вежливо, но неожиданно помогло. Прекратив голосить на всю парадную, она хлопнула ресницами и уставилась на него, кажется, даже немного удивленно. – Я вас не понял. Что стряслось с Полиной? И, главное, каким образом я к этому причастен?
Нюра уже набрала побольше воздуха в лёгкие, чтобы продолжить разъяснять этому олуху, что и как, но тут открылась дверь соседней квартиры и на лестницу выглянул маленький старичок в очках.
- Аннушка, всё ли у тебя хорошо? Не обижает ли кто ненароком? – спросил он, не сводя при этом взгляда с Черкасова. Нюра выдохнула. Наружные стены здесь были не толще бумаги, и продолжать в таком духе беседу прямо на лестнице было невозможно.
- Все хорошо, Валериан Михайлович. Вот, я тут пряников купила. Можно, я к вам чай пить приду? – с этими словами кулёк с угощениями был вручён старичку. – Тогда идите ставить чайник, а я совсем скоро буду.
Молча кивнув в ответ, тот ещё раз серьезно оглядел с ног до головы незнакомого мужчину, будто убеждаясь, что он и в самом деле не причинит вреда соседке, и после тихо прикрыл дверь. А Нюра, которая затем еще немного помолчала, прислушиваясь к шороху за дверью, полезла в сумку за ключом.
- Нечего сор из избы выносить, - буркнула она и, отворив дверь, кивнула своему посетителю, разрешая войти. В квартире сразу пошла в ту комнату, где у них с Полей было устроено что-то навроде столовой с кухней и умывальней, и села за стол как была, в пальто. Только ворот расстегнула. – Странный всё же вы род, мужчины! Накуролесите, и в кусты! – тихо, будто продолжая вслух какие-то внутренние рассуждения, проговорила она и посмотрела на стоящего подле неё Черкасова.
«Красивый! – мелькнула против воли совсем неуместная сейчас мысль. – И глаза такие добрые. Ясно теперь, чем девчонок цепляет!»
- Ну и что вам до сих пор неясно?! Вскружили бедняжке голову, чести лишили. А когда она в тягости по вашей же вине оказалась, небось, вот так, как мне сейчас, и сказали: «Каким образом я к этому причастен?» И что ей дальше делать прикажете? Сбежала она из города. Куда – не знаю, - прибавила Нюра в конце, как отрезала. Хотя, конечно, догадывалась, что отправилась Поля нынче обратно к себе в Опочку. Куда ж еще-то?
- Ничего такого я ей не говорил! – тут же возразил Макс, возмущенный столь несправедливыми обвинениями в свой адрес не меньше, чем презрительной интонацией, в которой эта странная особа упорно продолжала с ним разговаривать, несмотря на все попытки конструктивного общения с его стороны. – И ничего дурного не делал! Господи, да мы с ней вообще никогда не… - вовремя спохватившись, он осёкся и, на миг прикрыв глаза, медленно перевёл дух. – Даю вам своё честное слово дворянина, что наши отношения с Аполлинарией Модестовной никогда не выходили за рамки допустимых приличий. Так что, даже если что-то подобное с нею и произошло, то… точно не по моей вине.
Мысль о том, что Полина могла иметь с кем-то столь близкую связь – параллельно принимая его собственные, и верно, куда более сдержанные, знаки внимания, показалась настолько гадкой, что захотелось отчаянно замотать головой, чтобы немедленно её оттуда вытрясти. Макс всегда был уверен, что неплохо знает женщин. Потому возможность подобного поступка со стороны такой, как Полина, выглядела очевидной дикостью и отвратительным наветом. Да она бы просто не смогла! С другой стороны… Эти фотографии во внутреннем кармане пальто, что даже сквозь конверт и все покровы одежды почти по-настоящему жгли ему кожу. Сумела же она переступить через себя тогда, когда согласилась позировать для них? А может, вовсе даже не испытывала по этому поводу никаких рефлексий. Ровно так же, как теперь, кажется, до сих пор абсолютно не испытывает сомнений в его личной подлости и её подруга. Несмотря на все уверения в обратном и данное слово. Впрочем, в представлении этих людей, оно, наверное, действительно мало что стоит, подумал Черкасов, вновь немного устало взглянув на Анну… Или как там её зовут на самом деле.
- А знаете, - произнес он вдруг, - мне, в общем, уже неважно, верите вы мне или нет. Ведь дело определённо не в том, о чём вы так упорно твердите, подозревая во всех тяжких, выходит, не только меня, но и свою подругу. Причина её побега – скорее всего, банальный шантаж. И именно об этом я пришёл сюда с вами поговорить.
Анна Кузнецова
Имя: Кузнецова Анна Никаноровна
Должность: ретушер в фотоателье
Звание: городская обывательница
Род занятий: вольная художница
Возраст: 25 лет
Любовь: Иван Ремизов Не опускать руки, чтобы не протянуть ноги
Отправлено: 11.04.21 22:40. Заголовок: * с Поленькиным ухаж..
* с Поленькиным ухажером*
Нюра сидела и размышляла, пытаясь уложить в голове всё сказанное Поленькиным ухажёром. Говорил тот гладко, будто по писаному – сразу видно, образованный. Да и переживал, вроде, по-настоящему, не притворялся – уж, сколько Нюра не силилась, а фальши в словах его так пока и не учуяла. Хотя смысл их порой и не понимала. Вот, как сейчас, когда Черкасов взял, да и помянул какой-то там «шантаж». Как будто все вокруг обязательно должны знать, что это может значить! И спросить, главное, неловко, решит еще, что она совсем глупая…
- Постыдились бы чушь-то такую городить! – проговорила она, наконец, решив, что речь, скорее всего, идет о какой-нибудь болезни. – Или вот я бы тут не заметила, если б Поля вдруг всерьез занемогла?! Не было у неё никакого шантажа, не выдумывайте!
«И как они только уживались вместе?» - удивленно подумал Черкасов, не зная, как и реагировать на подобный ответ: то ли в лицо рассмеяться, то ли просто дурой назвать. Но одно теперь было ясно, как день: никакого причастия к этой дурной истории Нюра уж точно не имеет. Ибо ума она девица, может, и цепкого, но не слишком большого. А соответственно, и замыслить такой сложный план попросту не в состоянии. И то, как говорится, слава богу!
- Вы меня не поняли, - терпеливо покачал он головой, решив, в результате, все-таки оставить иронию при себе. – «Шантаж» – значит вымогательство, просто по-французски. Некто выведал определенные компрометирующие… порочащие, я хочу сказать, - слегка запнувшись, исправился Макс, уже не будучи столь уверенным, что его хорошо понимают, - сведения о вашей подруге. И, видимо, вымогал у нее деньги, угрожая оглаской. И, когда она отказалась платить, свою угрозу исполнил…
- Да чего у неё вымогнуть-то можно было?! И за что? Она сроду никому ничего плохого не сделала! – тут же сердито перебила Нюра и, отворачиваясь, вскочила со своего места. – Говорю же, чепуха несусветная!
Но, Макс, внимательно наблюдавший в эту минуту за выражением её лица, все же успел уловить промелькнувшую на нём тень, определенно значившую, что девушка что-то знает. Пусть и не хочет об этом говорить.
- А что же тогда? Что вот это, Нюра?! – проговорил он, извлекая из-за пазухи конверт с фотокарточками и протягивая его девушке. – Вначале я не хотел посвящать вас в детали. Но теперь понимаю, что вы знаете их, должно быть, даже лучше меня. Как, вполне возможно, и имя самого шантажиста… Поймите, наконец, я на вашей стороне! И просто хочу помочь Полине прекратить это все. Даже, если… если мы с ней больше никогда не увидимся, - прибавил Черкасов и тяжело вздохнул, опуская глаза.
Нюра взяла конверт. Карточки с Полиной она узнала сразу, потому, едва небрежно повертев их в руках, сразу же убрала обратно. Всем своим видом демонстрируя, что не видит в них ничего особенного.
- Да это год назад было. Денег тогда у нас совсем не осталось, а за квартирку платить надо было и есть что-то, да еще курсы Поленькины… А он человек недурной, никогда девушек не обижает и ничего такого не требует. Только фотографирует. А после продает те карточки всяким разным господам, вроде вас, за три или пять рублей, если расцвеченную брать. А чтоб вот так взять и, как вы там сказали, шантаж устроить… Не-не! Он такое делать не будет.
- Но как его все же зовут? – спросил Черкасов, голос которого в этот момент прозвучал так вкрадчиво и доверительно, что Нюра аж невольно вздохнула от восхищения. Каков, а?!
- Ну, Суздальский его фамилия, а звать – Вениамином Андреевичем.
- Суздальский?! – не поверив своим ушам, переспросил Черкасов, одновременно пропуская мимо них же очередной явно незаслуженный выпад в свою сторону. – Тот самый, что в полиции фотографом?..
Последний вопрос адресовался скорее себе самому. Ибо Черкасов был почти уверен, что, занимаясь тайным изготовлением порнографических картинок, его знакомый все же не настолько глуп, чтобы афишировать при этом своё основное занятие. Однако, судя по тому, что Нюра тотчас же и подтвердила это предположение, ошибся. Хвастливый от природы, Вениамин Андреевич, видимо, не слишком-то и стеснялся подобного «совместительства». Но, главное, получается, не боялся и разоблачения?!
Впрочем, наказание за такие вещи, сколько Макс помнил, и в самом деле, было не слишком обременительным: пятьсот рублей штрафа – сущий смех, если одна фотокарточка при продаже – от трех до пяти рублей, да в самом худшем случае – три месяца каталажки…
- И… сколько же раз Полина подрабатывала… таким образом?
- Ох, да не помню я! Может, два, ну от силы – три… Потом курсы закончила и работу быстро нашла. Не нужно это стало.
- Понимаю…
- Да ничего вы не понимаете, не притворяйтесь! – внезапно вспыхнула Нюра. – Точнее, понимаете, да только так, как вам самому надо. А что, в сущности, такого случилось-то? Ну, снималась на эти карточки поганые от нужды, так это ж все равно не одно и то же, что телом своим торговать, верно? А если даже и телом… так, небось, вы и сами такие заведения не раз посещали, что ж, проклясть теперь этих женщин?! Не всем в жизни богатыми да удачливыми родиться свезло! Вот и выживают, как могут. И Полину судить не смейте, слышите?!
- Я её не сужу. Во всяком случае, не строже, чем она сама, решившись разрушить всю свою жизнь. Все, чего так долго добивалась. А вы говорите, «ничего такого»… - ответил он тихо, без всякого выражения. Затем опять вздохнул, посмотрел на входную дверь и снова перевел взгляд на Нюру. – Мне нужно идти. Прощайте… А впрочем, погодите, скажите напоследок: вы случайно не знаете адрес, по которому проживает господин Суздальский?
Вениамин Суздальский
Имя: Вениамин Андреевич Суздальский
Должность: полицейский фотограф
Звание: мещанин
Род занятий: фотография
Возраст: 32 года
Любовь: ассигнации Жизнь — игра, а деньги — способ вести счет. ...
Отправлено: 13.04.21 16:54. Заголовок: Человеку всегда чего..
Человеку всегда чего-то не хватает. Нищему еды, богатому счастья. Суздальскому не хватало денег. Не для еды или счастья, а для спокойствия. Несколько лет назад один из приятелей пригласил его сыграть в карты, и с тех пор зеленое сукно и игральная колода стали его главной страстью. Подобно пушкинскому Германну, Вениамин часто тайком мечтал о том, чтобы узнать откровение, которое позволило бы всегда оставаться в выигрыше. Только вот оно все никак не снисходило. А играл он, между тем, по-прежнему так дурно, что с каждым разом лишь всё больше гряз в долгах. Спуская в карты уже не только всё жалование, но даже и те деньги, что удавалось выручать за фотографические карточки пикантного содержания, производством которых Суздальский с некоторых пор подвизался зарабатывать на более комфортную и обеспеченную, чем прежде, жизнь.
Месяц назад он проигрался особенно крупно. Кредитор, как водится, дал ему отсрочку в месяц, но с тех пор стало только хуже. Пытаясь отыграться в другом месте, Вениамин задолжал еще больше. И неуклонно приближался к состоянию абсолютного отчаяния и безвыходности, покуда в голову вдруг не пришла одна блестящая идея.
Пришла, правда, не вдруг. А лишь спустя некоторое время после того, как он как-то совершенно случайно встретил в кафе одну свою хорошую знакомую. Точнее, не одну, а с кавалером. Что, по не менее удивительному стечению обстоятельств, также оказался ему знаком. Пусть и совершенно иным образом, нежели Полина. Которая, выходит, за тот год, что они не встречались, успела существенным образом поправить свои дела, да еще и подцепить столь заметного поклонника, как Максим Черкасов, молодой, но уже известный адвокат, звезда которого день ото дня восходила все выше и сияла всё ярче на небосклоне столичной юриспруденции. А если прибавить, что, Макс, с которым Суздальский иногда немного общался по служебным делам, еще и родом был из одной из самых богатых и знаменитых в России семей, то перспектива возможного успеха мадемуазель Аристарховой выглядела просто ослепительно прекрасной. Сама она, кстати, тоже буквально лучилась в присутствии своего спутника. Суздальский хорошо это видел – и не только потому, что как всякий фотограф, был от природы весьма наблюдательным. Просто любовь – как и шило в мешке, не утаить. Даже если очень стараться.
Тогда, в тот день, он, правда, ничего особенного еще не замышлял. Просто любовался со стороны симпатичной парой и вновь с грустью думал, отчего это одним бывает сразу все – и успех, и богатство, и красивые девушки, и знатные женихи, а другим… лишь долги, да бесконечное прозябание на скромных должностях.
Потом он встретил Полину ещё раз, в архиве. Где она была так напугана, что это даже неприятно задело. Все-таки, он ей не враг. Именно тогда Вениамин, к слову, и решился напомнить об их знакомстве – тоже без задних мыслей.
Третий раз оказался вновь в присутствии Черкасова, с которым она тогда гуляла под дождем. И теперь уже Суздальского разозлил именно Максим Евгеньевич, державшийся на удивление холодно и заносчиво, отчего отношение к нему, прежде нейтральное и даже дружеское, постепенно начало меняться.
А потом случилась та история с крупным проигрышем. И все сошлось будто бы одно к одному. Перебирая от отчаяния все возможные варианты выхода из сложившейся ситуации, Вениамин пытался вспомнить также и всех людей, которые могли бы ему помочь. Но так, чтобы по доброй воле, в результате, почему-то не припомнилось никого. А вот иным образом… Хотя, поначалу пойти на такое было, конечно, страшновато. Все же, это уже не картинки игривые тайком у себя в лаборатории клепать, а дело куда более серьезное. И схлопотать за него при неудаче можно гораздо серьезнее. Но с другой стороны… не так уж много ему было и надо, чтобы поправить свои дела! А у Черкасова денег – куры не клюют, он даже не заметит, если с него стрясти всего-то полтысячи!
Не лично, конечно. Для подобного у Вениамина просто не было достаточных рычагов. А вот с Полинушки, ловкой девицы, которая при необходимости легко их у него добудет – куда как даже возможно! А каким образом заставить её сделать это без лишнего шума и пыли – даже думать не надо! Заодно еще и наука ей будет, как заноситься и прежних друзей забывать. Сплошная выгода, короче.
Поначалу все выходило гладко, словно по маслу. Напугавшись не на шутку, Полина пообещала что-нибудь придумать. Отчего сам Суздальский сразу же воспрянул духом. И даже вновь пустился в игру, уже планируя, как после получения этой суммы, потребует новый куш – а почему бы и нет, если все так хорошо складывается? И удача сама просится в руки. Да вот только после что-то пошло наперекосяк. Вместо того чтобы исполнить условия и просто прислать деньги, глупая девчонка накануне днем вдруг лично явилась к нему домой и устроила пошлейший спектакль, в котором кто-то обязательно должен был пустить слезу. Да только если она полагала, что это будет он, то весьма ошибалась! Ее жалкие деньжонки были не нужны ему даром!.. Пока Полина не убежала, заявив, что платить ему не станет вовсе. И вот тут-то голову пришло, что, наверное, лучше было бы все-таки взять хотя бы что-то. Ведь еще с утра, до её прихода, ему доставили новую записку от Игоря Карловича, в который тот в очередной раз вежливо напоминал ему о неуплаченном долге.
Рассвирепев на проклятую бумажку, что беспрестанно мозолила глаза, будучи оставленной на подоконнике, Вениамин подскочил к окну, схватил её и яростно закинул в печку. Да только что толку? Долг от этого все равно не сгорит…
Вот и придумал тогда с горя, что раз уж не получилось, в итоге, дожать эту чертову куклу, то придется все-таки попробовать надавить на её ухажера. И способ оставить тем же: ведь не нужен же, в самом деле, ему такой громкий скандал?
Вот и отправил адвокату Черкасову прямо на следующий день пикантные фото его новой пассии. Пока, правда, без пояснений. Над текстом письма еще предстояло подумать, чтобы вышло посолиднее.
Он и теперь еще продолжал над ним раздумывать, сидя у себя в комнате за столом и попивая горячий чай. Но в голову упорно ничего не шло. А тут еще вдруг зашелся внезапной трелью дверной звонок, отвлекая от столь важных раздумий.
Невольно взглянув на часы, Суздальский удивился: кого еще в этот час могла принести к нему нелегкая?!
Тем не менее, встал, поправил домашний шлафрок и пошел открывать. Каково же было его удивление, когда на пороге, собственной персоной, внезапно возник сам господин присяжный поверенный.
- Вот так неожиданный гость! – вместо приветствия, воскликнул Вениамин Андреевич, чувствуя, как в этот же миг у него неприятно заныло и похолодело где-то под ложечкой.
- Тоже не могу сказать, что рад нашей встрече, - ответил ему Черкасов, шагнув затем сразу и без приглашения в темноватую переднюю. Места в ней было совсем немного, поэтому хозяину пришлось ощутимо попятиться назад. А после еще и неловко задрать голову – с близкого расстояния разница в росте между ним и нежданным посетителем оказалась почти плачевной. Хотя коротышкой Суздальский себя сроду не считал.
- Вы зачем сюда пришли?! – воскликнул он довольно нервно. В голосе невольно проскользнули какие-то бабьи, визгливые нотки. – Я хотел сказать, кто дал вам мой адрес? – поправился он, спустя секунду, после того, как Черкасов взглянул на него, словно на душевнобольного.
- Но вы же как-то отыскали мой, для того, чтобы отправить письмо. Полагаете, у меня для этого меньше возможностей? – спросил Макс довольно спокойно. Хотя внутри ощущал заметное напряжение, смешанное с боевым – или даже, скорее, охотничьим азартом.
- Полагаю, что это в любом случае, не повод являться в чужой дом без приглашения!
- Правда? – недобро усмехнувшись, Черкасов окончательно отодвинул его в сторону и прошел в комнату, которая, по-видимому, служила здесь гостиной. – В таком случае, покорнейше прошу извинить за необъявленное вторжение, Вениамин Андреевич. И уверяю, что не задержу вас надолго. Если только вы сами этому не поспособствуете. Понимаете меня, надеюсь?
Помявшись в прихожей еще пару секунд, Суздальский также поплелся в комнату. От слов, а главное – интонации незваного гостя становилось всё тревожнее: кто знает, что у него на уме?! Одно ясно. Раз Черкасов заговорил о письме, значит, Полина все-таки призналась ему в прежних грешках, заодно раскрыв имя того, кто её тогда фотографировал… И нет, стало быть, нужды далее изображать удивление от их неожиданной встречи.
- Понимаю, - он кивнул и, попытавшись придать своей речи максимально деловой тон, продолжил, - и также совершенно не заинтересован тянуть время зря. Уверен, и у вас, и у меня найдутся на этот вечер иные дела. Так что решим все прямо сейчас. С вас пятьсот рублей.
- И это все? – иронически осведомился Черкасов, который до того все так же внешне спокойно и даже меланхолично осматривался в комнате, вновь поворачиваясь в его сторону.
- Ну… да, все! – растерявшись от столь странной реакции, пожал плечами Вениамин. – Всего пятьсот рублей, и компрометирующих фото вашей пассии никто более не увидит. Я считаю, это вполне разумная цена за её – и ваше спокойствие. Ибо в противном случае… – печально сжав губы, он вздохнул и развел руками, демонстрируя полную невозможность противостоять обстоятельствам.
- Что-то мелко плаваете, господин шантажист! Или, может, этими деньгами вы просто собирались заплатить штраф, согласно 1001 статье «Уложения о наказаниях»?
- Шт… что, простите? – по спине пробежал холодок. Суздальский обернулся.
«Окно я, что ли, не закрыл?» - подумал он мельком, хотя прекрасно понимал, что холод этот пробирает его изнутри и сквозняк тут вовсе не при чем.
- Штраф? – Вениамину пришлось приложить немало старания, чтобы выглядеть и говорить спокойно и уверенно. – Интересно, кто же его на меня наложит? Уж не вы ли, господин присяжный поверенный?
- Да нет, для этого другие есть, – интонации Черкасова откровенно злили Суздальского. В конце концов, что он о себе воображает!
- Вы забываете, что я служу в полиции и у меня есть влиятельные друзья! – попробовал закинуть еще один козырь, а точнее – очередной блеф, Вениамин Андреевич. – Покровители, так сказать.
- Не удивлен. Однако не думаю, что даже они решатся открыто за вас вступиться, когда высшему руководству департамента полиции станет известно о ваших грязных делишках, позорящих честь мундира. Уж я об этом позабочусь! Хотя, по большому счету, мне плевать, чем вы занимаетесь в свободное от службы время. Так что лучше поумерьте свою жадность и включите рассудок. Отдайте мне прямо сейчас все снимки и пластины с негативами, на которых изображена мадемуазель Аристархова, и я просто навсегда забуду о сегодняшнем разговоре.
Вениамин Суздальский
Имя: Вениамин Андреевич Суздальский
Должность: полицейский фотограф
Звание: мещанин
Род занятий: фотография
Возраст: 32 года
Любовь: ассигнации Жизнь — игра, а деньги — способ вести счет. ...
Суздальский всё более осознавал, что ситуация патовая, но, как и в карточной игре, уже не мог остановиться, сполна отдаваясь владевшему им задору и жажде наживы, упустить которую теперь, когда она была уже почти в руках, казалось совершенно невыносимо.
- А вы мне не угрожайте, господин адвокат! Фотографии я отдам лишь в обмен на деньги. Или о том, как привлекательна – куда ни посмотри, ваша новая дама сердца, будете знать уже не только вы, но и весь город! Уверен, это изрядно развлечет ваших коллег, а особенно – вашу почтенную матушку!
- А вот этого, мразь, я тебе уже точно не забуду и не прощу! – нервно дернув уголком рта, тихо процедил сквозь зубы резко побледневший от ярости Черкасов, с которого в этот же миг слетело всё его показное спокойствие. А уже в следующий, подскочив к Суздальскому, он с удовольствием, с размаху, двинул ему кулаком в глаз.
Пошатнувшись от удара, Вениамин невольно шагнул назад и, наткнувшись на стул, не вовремя оказавшийся на его пути, с грохотом рухнул на пол. В ушах у него отвратительно гудело, а перед глазами – причем, почему-то, сразу перед обоими, кружились звезды и мелькали яркие разноцветные всполохи.
- Это рукоприкладство! Я буду жаловаться! – попробовал он, было, возмутиться, но с губ слетело лишь это плаксивое, будто у обиженного ребенка, восклицание.
- Да ну?! Дать тебе перо и бумагу? – ернически поинтересовался Макс, уперев руку в бок и склонившись к скорчившемуся на паркете, зачем-то цепляясь при этом за ножку подкосившего его стула, противнику. Вид его был столь жалок, что желание продолжать поединок разом уступило место одной лишь брезгливости. Подождав еще мгновение, и решив, что ответных поползновений также не ожидается, Черкасов протянул руку, чтобы помочь этому убогому подняться. Но, вместо того, чтобы воспользоваться благородно предложенной помощью, тот внезапно схватил его за запястье и сильно дернул на себя, заставив от неожиданности потерять равновесие и резко упасть на колени. – Ах, ты ж курва! – пробормотал Макс себе под нос, отчего-то изумляясь подобной низости. И, видимо, от этого же едва не пропустил ответный хук в челюсть, уклонившись лишь в последний момент и все-таки получив удар по касательной, оставивший отметину на скуле и вновь всколыхнувший поутихшую было ярость. – Ну, держись теперь!
И дальше принялся уже от души, не сдерживаясь, молотить его, куда ни попадя, покуда Суздальский вновь не запросил о пощаде.
- Уверен, что хватит?! – уточнил тогда Макс, все еще сидя на нём верхом и крепко схватив за ворот расхриставшегося шлафора одной рукой, а другую – продолжая держать полусогнутой и сжатой в крепкий кулак, готовый при необходимости вновь ринуться в бой. – Ты все понял?!
- Да-да! Пожалуйста, хватит! – заскулил Суздальский, пытаясь приоткрыть глаз, который пострадал в этой драке первым и потому уже начал активно заплывать. – Я всё понял, клянусь! Пусти!
- То-то же! – разом отпуская свой хват, Макс поднялся на ноги и отступил, тяжеловато дыша. Отголоски бури в его крови все еще полностью не утихли. – Ну, так и где ты их хранишь?! – проговорил он, грозно озираясь по сторонам, и имея в виду требующиеся ему фото и негативы.
- В лаборатории! – едва не плача от боли и унижения, простонал Вениамин, и тоже стал потихоньку подниматься. – Сейчас всё отдам, и пропадите вы оба пропадом!.. Вот, держите! – проговорил он еще через несколько минут, протягивая Черкасову стопку негативов, которую под его же пристальным наблюдением только что отрыл в недрах специального шкафа-каталога, где в алфавитном порядке хранилось то, что он успел наснимать до сегодняшнего дня. – Здесь всё, в чем ваша Полина успела принять участие.
- А где остальные готовые карточки? – хмуро спросил Макс, забирая стеклянные фотопластинки, проглядывая и проверяя каждую из них тут же на соответствие своему требованию.
- Так нет сейчас больше других готовых – кроме тех, что у вас! Зачем, если можно в любой момент напечатать столько, сколько потребуется? – искренне удивившись подобной недогадливости, Вениамин, пожал плечами и тут же охнул, поморщившись от боли.
- Ясно, - коротко бросил в ответ Черкасов. – А негативы – эти, точно все?!
- Да честное слово!
- Ну, гляди! Если только посмеешь меня обмануть… - глядя Суздальскому прямо в глаза, Макс снова медленно поднес к его носу кулак. А после, не договорив угрозы, резко развернулся на каблуках и, подхватив с пола сброшенное где-то тут же, в ходе драки, пальто, молча покинул это уже порядком осточертевшее ему место, рывком открыв входную дверь и оставив её после широко распахнутой на лестничную клетку парадной.
Дальнейший его путь был недлинным: от порога, до оставленного возле него авто. Устроившись за рулем которого, Макс тотчас закурил и еще немного посидел, просто глядя перед собой. А после завел двигатель и поехал, наконец, домой. На улице к этому времени уже совершенно стемнело.
Все даты в формате GMT
3 час. Хитов сегодня: 29
Права: смайлы да, картинки да, шрифты да, голосования нет
аватары да, автозамена ссылок вкл, премодерация вкл, правка нет
- участник сейчас на форуме
- участник вне форума