Утром следующего дня Макс проснулся раньше обычного. Полина рядом еще спала. Тем не менее, когда он попытался осторожно выбраться из-под крепко обнимающей его даже во сне супружеской десницы, недовольно нахмурилась и принялась бормотать что-то неразборчивое, но явно укоризненное.
- Хорошо-хорошо! Всё понял! Спи! – усмехнулся Макс, на какое-то время вновь замирая, чтобы дождаться, пока сон жены вновь станет глубок и крепок настолько, чтобы незаметно оставить её в одиночестве. Это было крайне необходимо для осуществления первого пункта задуманного еще накануне вечером плана.
Получилось – спустя примерно четверть часа. Когда, тихонько одевшись, но, не обуваясь, а просто с ботинками в руках, Макс на цыпочках покинул спальню и столь же аккуратно прикрыл за собой дверь.
Пока возился в коридоре и прихожей, заканчивая гардероб, из кухни успела выглянуть Мария Фроловна, как обычно, уже с самого раннего часа занимавшаяся там по хозяйству. На лице её было написано крайнее удивление и немой вопрос, но, предвосхитив его вербальное выражение, Макс успел приложить к губам указательный палец и далее жестом показал, что все в порядке. Кивнув, кухарка вновь исчезла в своих владениях, а сам он, наконец, вышел из квартиры. Далее, быстро преодолев парадную лестницу – на улицу. А уж там – пошагал прямиком к ближайшей цветочной лавке. Где быстро выбрал яркий букет разноцветных фрезий и, подмигнув кокетливой молодой цветочнице, поглядывавшей на него с явным интересом, столь же стремительно вернулся обратно домой. Поля по-прежнему дремала.
Тихо опустившись на край их кровати, он некоторое время с нежностью рассматривал её безмятежное лицо, обрамленное разметавшимися во сне темно-русыми кудрями, прежде чем всё-таки решился нарушить её сон. Сделал это, впрочем, не резко, не грубо. А, как обычно, чуточку не всерьёз – вначале осторожно пощекотал нос какой-то, весьма похожей на укроп, длинной травинкой, выдернутой из букета прямо в этот же момент, а когда Поля отвернула лицо, пытаясь избавиться от беспокоившего её предмета, склонился прямо к маленькому розовому уху и тихо прошептал:
- Очнись, соня, утро на дворе!
- Ты совсем как твой сын! Вот вечно вам обоим не терпится разбудить меня именно посреди самого сладкого сна! – поворачиваясь к мужу, однако, по-прежнему не открывая глаз, недовольно пробурчала Полина. Хотя, по правде сказать, конкретно сегодняшняя ночь прошла для неё на удивление спокойно: Ники впервые проспал до утра, поэтому до утра – за исключением того времени, которое они с Максом еще успели посвятить друг другу после того, как переместились в спальню из его кабинета, столь же крепко спала и сама Поля. Так что недовольство её было по большому счету притворным, что Макс прекрасно понимал, и поэтому совершенно не собирался всерьёз на него реагировать.
- Ну и что же тебе там приснилось? Или, может быть, кто? – усмехнулся он, снова наклоняясь и сдувая с Полиной щеки очередной непоседливый локон.
- Не скажу! – ответила она всё с той же интонацией. – Это мой секрет!
Затем сладко потянулась – зная наверняка, как на него действует этот незатейливый жест и, наконец, открыла глаза, тотчас удивленно вскинувшись, когда увидела, что он уже вполне одет:
- Я не слышала, как ты встал!
- А я не только встал, но даже и еще кое-что успел сделать! – многозначительно приподняв брови, Макс протянул жене букет, который она тотчас поднесла к лицу, с удовольствием зарываясь носом в прохладные пахучие бутоны.
- Фрезии! Обожаю их аромат! – проговорила она, вынырнув наружу спустя минуту, со счастливой улыбкой. – И тебя тоже обожаю!
- Что? Неужели только во вторую очередь после аромата цветов?! Вот так невзначай и узнаешь истинные помыслы своей благоверной! – вздохнул Макс. – Что ж, буду стараться дальше!
- Да, и прежде всего, постарайся не говорить больше подобных глупостей! А то я точно начну сомневаться, что мне достался самый умный мужчина на свете!
- Какая грубая лесть! Но мне всё равно приятно! – рассмеялся он в ответ. – Поэтому, пожалуй, даже сделаю вид, что я в неё поверил. А вот что есть чистая правда, так это то, что твой «умный мужчина» изрядно голоден, потому не отказался бы как следует позавтракать, но только не дома… Ты ведь еще не забыла, что сегодняшний день исключительно наш с тобой?
- Конечно же нет! Но сейчас пока еще утро, и оно в любом случае принадлежит второму мужчине, которому я точно не могу отказать в завтраке! – чмокнув мужа в щеку, Поля свесила ноги с кровати и принялась шарить по полу в поисках домашних туфель. – Я ему, конечно, объясню, что папа очень торопится. Уверена, он всё поймет! А пока буду с ним, заодно подумаю, куда мы сегодня пойдем. Или у тебя уже есть идеи?
- Да нет, ничего особенного, поэтому готов предоставить право выбора в твое полное распоряжение!
Согласно кивнув, Полина упорхнула в детскую. А сам Макс, по правде, ничуть не рассчитывающий на то, что жена вернётся оттуда меньше, чем через полчаса – да и то навряд ли, решил пока привести себя в порядок: принял утренний душ, как следует побрился. Затем, подумав, что успеет еще проглядеть пару оставленных неоткрытыми накануне писем, отправился в свой кабинет. Где, конечно, почти сразу вспомнил о необычном вчерашнем послании, которое вдруг захотелось перечитать. «Будто содержащиеся там слова за ночь могли каким-то магическим образом изменить свой смысл или значение», - подумал он, со смущенной усмешкой доставая конверт из ящика, и после внимательно и долго разглядывая почерк отправительницы, в попытке хотя бы таким образом угадать, кем она может быть. Но зрительная память оказалась столь же бессильна, как и та, что порой позволяет узнать автора написанного по присущей лишь ему манере излагать. В конце концов, испытав нечто, вроде досады, Макс плюнул на это глупое и бессмысленное занятие: далась же ему эта особа! Особенно сегодня! Да, в принципе, и вообще, решил он, скомкав в итоге злополучное письмо вместе с конвертом, и бросив его затем в корзину для бумаг, подлежащих дальнейшему сожжению в камине. А сам встал и направился в комнату сына.
Полина была еще там, кормила малыша, сидя в кресле напротив окна. У ног её уютно свился клубком верный Цицерон. Картина эта выглядела столь умиротворяющей и благостной, что Макс невольно улыбнулся.
- Вижу, не очень-то получилось договориться насчет быстрого завтрака? – спросил он шепотом, присаживаясь на корточки с ними рядом и осторожно дотрагиваясь кончиками пальцев до макушки абсолютно сосредоточенного на своем, безусловно, важном и ответственном деле, малыша.
Полина Черкасова
Имя: Черкасова Аполлинария Модестовна
Должность: жена и преданный друг
Звание: дворянка
Род занятий: супруга и мать
Год рождения: 1893
Любовь: мой прекрасный Макс Ищи силы принять то, что изменить не можешь
Максим редко заходил в детскую. Но вовсе не потому, что не интересовался сыном. Много раздумывая над этим странным феноменом сразу после появления Ники, Поля в итоге стала догадываться, что все дело в той самой пресловутой неловкости и боязни невольно причинить вред, которую испытывают перед младенческой хрупкостью довольно многие мужчины. Особенно такие большие и сильные, как её Макс. Потому не обижалась и не торопила события, разумно решив, что однажды все в этом смысле как-нибудь само по себе утрясется и наладится. Вот и сейчас поначалу лишь с потаенным удовольствием молча наблюдала за робкими и почти невесомыми — словно бы Макс действительно проверял, не отвергнут ли его — прикосновениями, исполненными той нежности, которую ни за что на свете не сыграть и не сымитировать, если не испытывать её на самом деле.
И лишь сполна насладившись этим зрелищем, ласково улыбнулась, высвободила руку — вернее, пока лишь её указательный палец, из крепкого захвата сыновнего кулачка, а после взяла ладонь мужа и уложила её поверх детской головки, где первый младенческий пух начал уже постепенно сменяться шевелюрой того же, светло-пшеничного оттенка, что и у самого Макса.
- Да нет, думаю, Ники как раз все понял верно. И просто решил наесться заранее впрок, чтобы мы с тобой могли быть свободны подольше… А ты сам-то не желаешь, пока мы тут не закончим, хоть чаю выпить?
- Не-а!
Макс мотнул головой, продолжая завороженно наблюдать за малышом, и Полина, тихо усмехнувшись, не стала его переубеждать.
Из дому они вышли часа через полтора.
- Ну, что ты решила? – поинтересовался Черкасов, усаживаясь за руль своего автомобиля следом за расположившейся, как всегда, на соседнем месте женой. — Куда поедем развлекаться?
- А давай в синематограф? — предложила Полина. — В «Паризиану»! Сто лет там не была! Но прежде где-нибудь, конечно, позавтракаем. Можно у Палкина, это ведь рядом?
- Ну да!
- Вот и отлично. А место, где мы будем обедать, выбери ты!
- Тогда, может быть, к Кюба?
- Даже так, месье? — удивленно к нему поворачиваясь, весело переспросила Поля, услыхав название, которое уже много лет считалось в столице едва ли не главным символом респектабельности и хорошего вкуса, если речь заходила о заведениях подобного рода. Трапезами в «Cafе de Paris» – таково было современное название этого ресторана, которое из коренных петербуржцев, впрочем, почти никто не использовал, предпочитая именовать по фамилии прославившего его предыдущего владельца, не брезговали даже особы Императорской Фамилии, а для остального приличного общества «Кюба» традиционно полагался единственным местом в городе, куда дамам было не зазорно отправиться без сопровождения мужчин.
До свадьбы и сразу после неё, Полина и Макс тоже нередко туда захаживали, но с рождением ребенка их светская жизнь, без того по понятным причинам не слишком-то бурная, и вовсе почти сошла на нет. Так что в идее мужа посетить именно этот ресторан Поля почувствовала еще и некий намёк – вернее, отсылку к тем временам, когда их отношения были абсолютно безоблачны, а сами они – легки на подъем и не связаны почти ничем, кроме взаимных клятв.
- Только так, мадам! Ведь это только наш день! Надо провести его самым лучшим образом! — кивнул, тем временем, Макс, взгляд которого светился одновременно любовью и лукавством, что лишь подтвердило Полину догадку и заставило сердце сладко заныть от предвкушения. Разумеется, не только и не столько этого самого обеда в лучшем ресторане города, но и всего, что муж без слов, но совершенно понятно обещал ей в его продолжение после возвращения домой.
«Если, конечно, Ники снова над нами смилостивится!» - подумала она следом и, не сдержавшись, тихо усмехнулась этой мысли, а когда внимательно наблюдавший за ней в этот момент Максим спросил, в чем дело, лишь беззаботно мотнула головой и ответила, что она просто очень счастлива. И в этом не было ни капли обмана.
Еще со вчерашнего вечера все, что до этого так долго терзало её и мучило, заставив даже ввязаться в казавшуюся теперь какой-то нелепостью авантюру с анонимным письмом, будто бы само по себе и исчезло. Сгорело в страстном огне их общей прошлой ночью, растаяло от тепла сегодняшних утренних улыбок... Развеялось, словно злые чары. И теперь они с Максом вновь стали самими собой, а не теми двумя сердитыми ежами, ощетинившимся иголками взаимных обид, и так и норовящими, постоянно ссорясь по пустякам, уколоть ими друг друга почувствительнее.
Завтрак в «Палкине» удался на славу. Сытые и довольные, оставив свой автомобиль около ресторана, к флигелю доходного дома Дернова, где и находился выбранный Полиной синематограф, решили дойти пешком.
Заведение это, хоть и открылось относительно недавно, уже успело прославиться на весь город. Его достоинства и удобство для посетителей – любителей новомодного искусства синематографии, были несомненны и неоспоримы даже на фоне единственного достойного конкурента, «Пиккадили». И дело было не только в технических новинках, из которых чего стоила лишь одна раздвигающаяся крыша, роскошном внутреннем интерьере и зрительном зале, напоминающим настоящий театр, но и в разнообразнейшем репертуаре. Разноцветными афишами с множеством названий были заклеены все тумбы у входа. Но Макс и Полина сразу решили, что пойдут именно на тот сеанс, на который успеют. Ближайшим сеансом оказалась совсем новая кинолента с участием Холодной, Бибикова и Полонского под названием «Миражи». Как оказалось, мелодрама, чему Макс, честно признаться, был не слишком-то рад. Лично его бы больше устроило что-нибудь поживее, вроде тех же «Вампиров», афишу которых он успел разглядеть рядом с одним из соседних кинотеатров еще по дороге в ресторан. Но, так как Поля захотела именно в «Паризиану», то выбирать, по сути, и не пришлось. Впрочем, Макс ничуть об этом не жалел.
Что касается самой Полины, то она тоже толком не знала, что конкретно им предстоит увидеть на экране – довольно давно уже перестала следить за новинками, хотя прежде они с Нюрой, помнится, старались смотреть все появлявшиеся на экранах новинки. Но после замужества жизнь Полины слишком изменилась. И с Нюрой они с тех пор виделись разве что несколько раз, причем, еще до рождения Никиты.
Отправлено: 04.06.22 22:57. Заголовок: * вместе в кино * Н..
* вместе в кино *
Несмотря на относительно ранний сеанс и будний день, в зале, куда супруги Черкасовы вошли, спустя несколько минут, оставив до того в гардеробе свою верхнюю одежду – еще одно новшество, прежде в кинотеатрах этого посетителям не предлагали, были заняты многие места. Но Макс всё равно довольно быстро разглядел два стоящих рядом практически посередине стула в одном из средних же рядов. Что оказалось очень удобно – как и сами эти мягкие, с обитыми тканью подлокотниками, сиденья – практически кресла.
Вскоре вокруг них медленно погас электрический свет и на, напротив, весьма ярко засветившемся экране возникли и ожили картины из жизни выдуманных людей, сопровождаемые поясняющими происходящее титрами и разными по настроению и степени драматизма – в зависимости от того, что требовал сюжет, музыкальными мотивами в исполнении местного тапёра. Тоже, кстати, весьма профессионального.
История, как и следовало ожидать в подобном случае, была довольно проста и стара, как мир: любовный треугольник из молодой артистки, её порядочного, но неудачливого жениха и куда более успешного красавца-соблазнителя из высшего света, ради которого героиня, презрев все условности, очертя голову бросается в самый омут страстей. А после, уже вероломно оставленная им ради нового увлечения, осознает всю глубину своего падения и сводит счеты с жизнью.
Душевные муки несчастной Марианны были необычайно убедительны. И, украдкой оглядевшись, в какой-то момент Макс увидел, что довольно многие зрители – причем, не только дамы, украдкой подносят к глазам платки. Вот и Поля, ладошку которой он нежно держал в своей руке практически весь сеанс, вдруг тихонько захлюпала носом, а потом тоже полезла к себе в сумочку. Но в темноте найти в ее недрах хоть что-то было не так-то просто, потому Макс, которого разыгравшаяся на экране драма тронула разве что самую малость, как уже не раз случалось в подобных случаях, тут же с улыбкой протянул ей свой собственный. Тем временем, героиня на экране дошла до предела страданий и под особо громкие и трагические аккорды и испуганные «ахи» зрителей вытащила откуда-то револьвер, пустила себе в висок пулю и, словно подкошенная, рухнула обратно в кресло, на которое прежде зачем-то забралась прямо с ногами: «Видимо, чтобы удобней страдалось», - предположил Макс в попытке найти ответ на этот странный, и так некстати пришедший в голову вопрос.
Когда же уже вышли из зала, на обратном пути в гардероб, он рискнул поделиться своими идеями с Полиной. Но та лишь сердито шмыгнула носом, назвала его «бесчувственным чурбаном» и заявила, что ей фильм просто очень понравился, а Холодная, и вовсе, играла гениально.
- Я, в принципе, и не спорю! – миролюбиво заметил Макс, пожимая в ответ плечами, - она прекрасная актриса. Но, убей, не пойму, почему все вокруг сходят с ума от ее красоты?
- Да ты что?! – остановившись прямо посреди фойе, Поля уставилась на мужа в изумлении. – Она же настоящая дива! Такие выразительные глаза! А эта шея, а руки… Макс! Я тебя не понимаю! Да твоя же собственная кузина Санни сейчас разнесла бы тебя за подобные речи в пух и прах: Вера Холодная – ее кумир и идеал!
- Ну и пускай! А мой кумир и идеал – это ты, душа моя! – рассмеялся Черкасов, потешаясь не только над извечной горячностью жены, но и над той сложной палитрой эмоций, что немедленно отобразилась на её лице после этих слов. – Обожаю, когда ты вот так на меня смотришь… И хочешь одновременно убить и поцеловать! – быстро притягивая её к себе и склоняясь совсем близко к её виску, шепотом прибавил он через мгновение. А потом столь же стремительно вновь отпустил на свободу.
Полина Черкасова
Имя: Черкасова Аполлинария Модестовна
Должность: жена и преданный друг
Звание: дворянка
Род занятий: супруга и мать
Год рождения: 1893
Любовь: мой прекрасный Макс Ищи силы принять то, что изменить не можешь
- Ужасный человек! – вздохнула Полина и положила ладонь на локоть мужа, направляясь вместе с ним к выходу.
В свою бытность секретарем, она, помнится, ужасно злилась на себя всякий раз, когда Максу удавалось втянуть её в спор. Прекрасно изучив её натуру и вечное стремление оказаться правой и независимой в суждениях, тот коварно и беззастенчиво поступал так всякий раз, когда хотел вывести её из себя или просто подразнить. И неизменно выигрывал все их словесные баталии, чем бесил – и в то же время восхищал – Полину еще сильнее. Со временем она, конечно, научилась избегать его уловок. В большинстве случаев, но не всегда. Вот и сейчас, решив чисто из принципа и из женской солидарности вступиться за Веру Холодную, угодила ровно в ту же ловушку: Макс опять, всего одной фразой, перевернул всё так, что дальнейшее возмущение его словами и действиями пришлось изображать, с трудом подавляя довольную улыбку.
- Нет, ну в чем-то ты прав, сюжет действительно довольно банальный, хоть это и Чарская.
«Cafe de Paris», куда они пришли из «Паризианы» не сразу, а после того, как еще немного побродили вдвоем по Невскому, держась за руки и наслаждаясь ярким мартовским солнцем, славился не только своей аристократической атмосферой, но и изысканной кухней. Поэтому не пустовал даже в будни. Особенно в привычные для большинства часы завтраков, обедов и ужинов. Сейчас время было как раз обеденным. И людей в зале на первом этаже оказалось весьма много. Однако не зря ведь еще одним неоспоримым преимуществом этого ресторана считалась возможность разместить одновременно до нескольких сот гостей. Несколько столиков на выбор сразу же нашлось и для супругов Черкасовых, несмотря на то, что их решение посетить именно «Cafe de Paris» оказалось спонтанным, и потому предварительным заказом никто не заботился.
Зал на втором этаже, куда их проводил любезный служащий ресторана, был более камерным, чем тот, что внизу. Здесь же имелись и отдельные кабинеты. Но Полине сразу же приглянулся столик у стены, в глубине помещения, который был отгорожен от остальных огромным деревом в кадке.
- Давай сядем там? – предложила она мужу.
Он согласился и, приняв от официанта обеденные карточки, они вместе принялись совместно изучать меню, обсуждая, что заказать.
- За этот чудесный день! – произнес Макс, салютуя Поле бокалом шампанского, когда с основным обедом было покончено, и далее оставался лишь только десерт и кофе. Полина с улыбкой подняла ему навстречу свой собственный. И в тот миг, когда губы ее коснулись прохладного хрусталя, внезапно увидела, как дверь одного из кабинетов открылась, выпустив в общий зал величаво шествующую Дарью Львовну Черкасову, которую сопровождала самая старшая из её дочерей и, соответственно, сестёр Макса, Лионелла. До этого Поля видела её своими глазами лишь один раз, в день свадьбы Санни и Адальбера де Колиньи. Как, впрочем, и остальных трех своих золовок. И вот теперь, вместе с госпожой Черкасовой, она шла прямо в их сторону… Вернее, конечно же, к выходу. Но миновать того места, где находился их с Максом столик, при этом было невозможно. А значит, неизбежна и встреча. Впрочем, сам Макс, сидевший спиной к дверям кабинетов, а потому не видевший того, что видит его жена, об этой «радости» еще не подозревал. А вот Поля сразу вытянулась в струнку и тихо отставила бокал в сторону. Когда же Дарья Львовна, закончив говорить о чем-то с дочерью, повернулась и встретилась взглядом с ней, робко кивнула и опустила глаза, не понимая, что делать дальше.
Заметив её замешательство, Макс обернулся. И тоже, наконец-то, узрев своих родственниц, немедленно встал из-за стола и воскликнул:
- Матушка! Лила! Какая неожиданность! Совершенно не чаял встретить вас здесь в этот час, да еще и сразу вдвоём!
Отправлено: 04.06.22 22:59. Заголовок: Быть светской дамой ..
Быть светской дамой – означает уметь при любых обстоятельствах сохранять достоинство и не демонстрировать избыток эмоций не только посторонним, но даже близким людям. Дарья Львовна всегда по праву гордилась, что владеет этим навыком в совершенстве. Но сейчас эмоции оказались уж слишком сильны, а потому – определенно неодолимы. Даже если внешне всё это и выразилось лишь в том, что пальцы чуть крепче обычного стиснули тонкий ремешок ридикюля.
После их злополучной ссоры наблюдать своего единственного сына воочию Дарье Львовне довелось всего лишь однажды, около года назад, на свадьбе младшей падчерицы графа Игнатьева, куда были званы все многочисленные родственники, а значит, и сами Черкасовы. Но тогда горечь её обиды за предательство Макса, а также боль утраты (кого, или чего именно, объяснить точно не смогла бы даже сама Дарья Львовна) были ещё слишком сильны. Потому в тот день они с сыном даже не поговорили. И уж тем более не было сил глядеть в сторону той, которая, сделавшись причиной страшного внутрисемейного разлада, кажется, нисколько этим не тяготилась. А, напротив, с довольным видом стояла подле Максима, улыбалась всем вокруг, словно ровня, и с любопытством оглядывалась по сторонам, при этом крепко держа его за руку – как будто лишний раз хотела доказать, что тот теперь принадлежит только ей.
С тех пор, еще больше оскорбленная таким публичным пренебрежением, Дарья Львовна зареклась даже думать о том, чтобы искать пути к примирению – в чем с самого начала, с его извечным миролюбием, принялся убеждать её собственный муж. И о чём она, признаться, тоже тайком уже начинала было подумывать. Но нет. После подобного сердце вновь надолго превратилось в лёд, вновь дрогнув лишь в день именин Дарьи Львовны, когда посыльный принес от сына огромную корзину её любимых цветов. Но и тогда она смогла убедить себя, что всё это не искреннее проявление чувств, а лишь простая формальность.
А после всё становилось только хуже. Вскоре Эжен, в отличие от неё, даже и не подумавший порвать отношения с молодой семьей, принёс новость о том, что в ней вскоре ожидается прибавление. И надежда Дарьи Львовны на то, что весь этот ужасный морок однажды всё-таки развеется, окончательно умерла. Ведь её мальчик слишком порядочный, чтобы оставить своё дитя даже тогда, когда уже потеряет интерес к этой грубой, но чем-то словно бы приворожившей его выскочке.
Между тем, время шло. Эжен, довольно часто навещавший сына, упорно твердил жадно ловившей любые подробности Дарье Львовне, что Макс абсолютно счастлив, а его жена – прелестная молодая женщина и замечательная хозяйка. Но ни это, ни жгучая тоска, что всё больнее разъедала материнское сердце, по-прежнему не могли пересилить несгибаемой гордости, которую сам Евгений Максимович в их общих разговорах всё чаще открыто именовал гордыней. В сердцах даже как-то порекомендовав супруге сходить в церковь и, пока не поздно, покаяться там батюшке в этом смертном грехе.
И лишь однажды за всё это долгое время, Дарья Львовна всё же тихо расплакалась, не в силах совладать с эмоциями. Тем утром Эжен стремительно ворвался в её будуар со счастливым возгласом: «Мальчик, Долли! У них только что родился мальчик!» И, подхватив ее на руки, закружил, словно в юности, празднуя обретение нового наследника своего рода столь же бурно и радостно, как когда-то неизменно отмечал появление каждого из собственных детей. Да и внуков, конечно. Вернее, внучек – ибо все их дочери до этих пор столь же исправно и сами производили на свет исключительно дочерей. Так что, и здесь ненаглядный Макс оказался самым-самым. Даже если и вообще не думал о том, как мать воспримет появление на свет его первого сына.
А она, конечно, гордилась. Ну что же, блестящая карьера и внук – хоть в чем-то не обманул ожиданий! Раз уж не сумел выбрать невесту из достойного общества.
Далее вновь потянулись недели и месяцы. И сын, по сути, известив Дарью Львовну о рождении сына лишь косвенно, через мужа, по-прежнему не торопился приехать с ним в родительский дом. А отправиться на знакомство с малышом самой, да еще и без приглашения… Ну нет! На подобное госпожа Черкасова ни за что не пошла бы даже ради такого события! Ведь это означало бы, что она готова уступить, унизиться и предать свои принципы!
Тем не менее, увидеть малыша, конечно, хотелось. И однажды, оказавшись по каким-то своим делам на Каменном острове, как раз неподалеку от того дома, где по-прежнему жил со своей семьей Максим – разумеется, совершенно случайно, Дарья Львовна все же решилась нанести необъявленный визит. Тем более Эжен говорил, что сам он сейчас в Москве. А значит, вероятности встретиться лично и этим потерять перед ним лицо – никакой. Мнение же невестки её по большому счету не заботило. Хотя, нажимая на кнопку звона, в душе Дарья Львовна всё-таки немного волновалась, что не пустит её за порог своего дома.
Однако нет! Полина встретила её на удивление спокойно, была вежлива и учтива – но без подобострастия. Пусть и чувствовалось за версту, что подобное даётся ей очень нелегко. И это, надо сказать, старшей госпоже Черкасовой даже понравилось.
Все эти мысли, впрочем, едва не вылетели прочь из головы, когда в гостиную, наконец, вынесли внука. Совсем крохотный, с золотистым пушком волос и по-младенчески ярко-синими глазками, он был так похож на своего отца в этом же возрасте, что у Дарьи Львовны невольно перехватило дыхание в горле, тотчас же сжавшемся от волнения и избытка чувств. Но даже тогда она довольно скоро справилась с собой. Сдержанно заметив, что мальчик выглядит очень здоровеньким, но все равно нужно тщательно за ним следить, поблагодарила невестку за возможность его увидеть, поднялась и направилась к выходу. Лишь в передней быстро вручив Полине, пошедшей следом, чтобы её проводить, серебряную погремушку Максима, которую много лет хранила у себя, не отдав никому из прежде рожденных внучек. А после попросила… нет, приказала не рассказывать о своём визите. Полина дала ей слово. И, судя по всему, до сих пор его не нарушила. Чем добавила себе еще немного очков.
Полина Черкасова
Имя: Черкасова Аполлинария Модестовна
Должность: жена и преданный друг
Звание: дворянка
Род занятий: супруга и мать
Год рождения: 1893
Любовь: мой прекрасный Макс Ищи силы принять то, что изменить не можешь
Похожие эмоции – но без той толики уважения, которую питала к жене Максима её матушка, имела в отношении невестки и Лионелла Евгеньевна Балшич.
Вот уже более двадцати лет супруга кавалеристского офицера, а ныне – генерал-майора лейб-гвардии, она обладала характером столь сильным и властным, что, кажется, и сама могла бы командовать полками. И это удивительным образом сочеталось с внешней величавостью и утонченной надменностью, которую мадам Балшич брала за труд хоть сколько-нибудь умерить разве что перед матерью. Которую боготворила и на которую всегда больше всех в семье стремилась быть похожей. К слову, вполне в этом преуспев. Ибо даже сама Дарья Львовна считала именно свою Лилу самой успешной. И самой понимающей. Именно поэтому Лионелла лучше других была осведомлена об её жизни – в том числе и о духовной, со всеми бедами и радостями, которые искренне разделяла и поддерживала. Соответственно, и отношение к новоиспеченной невестке, жене Максима, имела весьма критическое. Однако, в отличие от maman, ничуть не собиралась его таить даже теперь, прилюдно. Потому глядела на неё свысока – и в буквальном смысле, ибо была весьма высокого для женщины роста, и в переносном. Причем так, как обычно разглядывают, поймав его в ловушку, какое-то весьма докучливое и вредное насекомое. Впрочем именно в эту минуту прохладный взор прозрачных голубых глаз госпожи Балшич был обращен не на Полину, а на младшего брата. Который, как на пружинах, подхватившись из-за стола, едва их с матушкой завидел, явно намеревался вести себя так, будто ничего особенного не произошло. Однако выглядел при этом довольно жалко, словно мальчишка, который сделал шалость и теперь не знает, как оправдаться перед внезапно раскрывшими её старшими.
«Удивительно, и как ему только удается постоянно выигрывать в судах, будучи таким слизняком?» - холодно подумала Лионелла Евгеньевна.
- Мы тоже не ожидали вас здесь встретить, - ответила она, наконец. Сразу за себя и за maman, которая выглядела обескураженной не меньше самого Макса. – А иначе непременно бы выбрали иное место…
- Лила! – тихо, но властно одернула её Дарья Львовна, наконец-то, полностью приходя в себя, но всё еще продолжая пристально рассматривать сына.
Изменился… Стал совсем мужчиной, вот только радуется все так же бурно, по-детски.
Но чему? Неужто, и правда, их встрече?
- Да, всё вышло внезапно. Но это приятная неожиданность. Во всяком случае, для меня, - прибавила она, скосив взгляд на дочь, давая ей этим понять, что не потерпит публичного скандала.
- Для меня тоже, безусловно! – чуть кивнув, тихо отозвался Макс. – Правда… А мы с Полиной решили развеяться. Съездили в синематограф, теперь вот решили пообедать в ресторации. Как раз ждем десерт. Может, присоединитесь? Закажем что-нибудь вкусное и для вас… Посидим, немного поговорим. Столько не виделись!
- Боюсь, не у всех семейных людей есть время на подобную праздность, - вновь опередила мать Лионелла Евгеньевна. – Вот и мы тоже, увы, не из их числа. Сейчас, например, торопимся забрать из манежа мою младшую дочь.
- Тогда не смею тебя задерживать! – нервно вздернув подбородок, Макс выпрямился и расправил плечи. – А вот maman, вполне вероятно, захочет распорядиться своим временем каким-нибудь иным способом.
- Ты бы лучше свою собственную супругу этому поучил, мой милый маленький братец! Ибо не слишком-то пристало молодой матери, да еще, как сказывают, кормящей младенца грудью, проводить время не с малышом, а в увеселительных заведениях – синематографах, ресторациях, цирках… Впрочем, нет. Последнего же, полагаю, тебе и у себя дома хватает? Так что нет нужды ходить туда специально?
- Ну, вот что, любимая сестрица! – вне себя от возмущения, воскликнул Макс. – Еще одно слово, и я…
- Что, сожжешь меня взглядом? Или, может быть, сразишь наповал пламенной обвинительной речью? Макс, ты смешон! Неужели этого не видишь?!
- По-моему, цирковое представление происходит не в нашем доме, а здесь и сейчас. Причём, именно с вашим непосредственным, сударыня, участием! — в противовес становящемуся все более нервным тону их диалога, тихо и отчётливо выговорила Полина, внезапно поднимаясь со своего места следом за мужем. И пускай от этого изменилось немногое — ростом Лионелла Евгеньевна была едва ли ни с самого Макса. Но возможность заглянуть ей в глаза придала Поле, у которой в данные минуты все в душе буквально клокотало, ещё больше уверенности в противостоянии с этой неприятной особой.
Видит бог, меньше всего на свете ей хотелось публичного скандала. Потому, очень рассчитывая, что такого же мнения придерживаются и остальные, поначалу она надеялась, что Максу удастся уладить все самому. Но, видя, как обмен колкостями между ним и золовкой на глазах превращается в очередную семейную ссору, все же не выдержала.
– У вас совершенно нет права, а главное – никакой причины разговаривать с Максимом в подобном тоне, поэтому прошу немедленно привести себя в соответствие и успокоиться, — отчеканила Полина, заставив госпожу Балшич, явно не ожидавшую такого отпора, вспыхнуть и сплошь пойти ярко-красными пятнами, совсем не украшавшими её утонченную аристократическую внешность.
- Нет, матушка, ну скажите же мне, как вам все это нравится?! — едва не задохнувшись от возмущения, Лионелла повернулась к Дарье Львовне, которая, тем временем, внимательно и с каким-то задумчивым интересом разглядывала невестку.
- Обязана с прискорбием признать, что никак. Причём, со всех сторон, — произнесла она в ответ, одарив многозначительными взглядами вначале дочь, а затем и сына, которому была адресована следующая реплика. — Сегодня я, увы, тоже тороплюсь на примерку к Бризаку. Поэтому десерт закажем как-нибудь в другой раз, теперь же — извольте счастливо оставаться вдвоём и приятного чаепития… Пойдём, Лила! Иначе, действительно, опоздаем, — прибавила Дарья Львовна, ещё раз мельком глянув при этом на хмурую, и от этого чем-то неуловимо похожую на нахохлившуюся пичужку, Полину. «Ишь, а Макса-то защищать бросилась, что твоя орлица!» — подумалось ей вдруг. Впервые в жизни – с некоторым оттенком душевной теплоты.
Отправлено: 04.06.22 23:03. Заголовок: После того, как мать..
После того, как мать и сестра с достоинством удалились, обстановка за столиком неуловимо изменилось. И, к сожалению, не в лучшую сторону. Потому недавнее пожелание Дарьи Львовны «счастливо оставаться» теперь выглядело почти насмешкой. Хотя Макс предполагал, что никакого второго смысла в свои слова мать, скорее всего, не вкладывала. Формальная фраза, дань вежливости и хорошим манерам… о которых они с Лионеллой совершенно забыли, едва не устроив прямо на глазах у ресторанной публики препошлейший скандал. И дернул же его черт привести Полю именно сюда, почему было не остаться в том же «Палкине» и на обед?!
Эх, да что теперь говорить!
Вскоре им принесли долгожданный десерт – который теперь уже никого не интересовал. Полина отодвинула хрустальную креманку, и уставилась в чашку с кофе, едва поковыряв серебряной ложечкой взбитые сливки поверх мороженого. Сам Макс и вовсе не смог проглотить ни кусочка, продолжая переживать в душе эту унизительную стычку с Лилой, которая с самого детства – вернее, лет с тринадцати, в более младшем возрасте он просто не мог её помнить, отличалась столь надменным и вредным нравом, что он довольно долго её всерьез побаивался. Потом конечно, отношения пришли в относительную норму. И к моменту окончания университета, Лионелла, кажется, даже поверила, что он уже взрослый мужчина. И потому, чуть больше года назад, позвала сопровождать на балу дебютанток свою старшую дочь. Разумеется, Макс понимал, что всё так лишь потому, что родной отец Китти, как и положено боевому генералу, еще в августе 1914 отправился на фронт. Но было всё равно очень приятно.
А потом они вновь вдрызг разругались. Вскоре после свадьбы с Полиной, когда Лила осмелилась заявить, что это он, Макс, будет виноват, если матушка, упаси господь, заболеет и зачахнет от тех страданий, что он причинил ей своим «ужасным поступком». Добавив также, что это мнение и остальных трех сестёр. Хотя ни Ада, ни Надин, ни Клара лично ему ничего подобного не говорили ни до, ни после, предпочитая устраниться от прямого выяснения отношений тем, что просто свели их к минимуму. При этом лицемерно сетуя, что Макс и Полина настолько погрузились в свой семейный быт, что нигде не бывают, а стало быть, негде и увидеться. Прекрасно зная, что причиной всему не упорное нежелание молодоженов вести активную светскую жизнь, но лишь то, что их попросту не слишком рады видеть в большинстве тех домов, где можно было бы ожидать этих радостных родственных встреч.
То же и с матерью. Искренне к ней привязанный, он всегда догадывался, что любим Дарьей Львовной чуть больше, чем сёстры. Если, конечно, можно всерьез рассуждать о родительских чувствах в подобных градациях. Потому разлад с нею был для Макса глубокой личной печалью, которой не уменьшала даже твердая уверенность, что отец – на их с Полиной стороне, а матушка, хоть и ни за что в этом не признается, всегда очень прислушивается к его мнению. А потому есть шанс, что однажды её сердце все-таки смягчится. Вот только когда? И как долго еще ему жить меж всеми этими «огнями» – даже не двумя, а шестью, если прибавить еще Полю и крепко связавшее их однажды чувство, предать которое тем, чтобы в чём-то пойти на попятные в отношениях с родными – до тех пор, пока те сами хоть в чем-либо ему не уступят, было немыслимо?
Всё вместе это… мучило Макса. Хотя большую часть времени он активно и довольно успешно отгонял тяжелые мысли прочь, находя в своей новой жизни огромное количество плюсов и преимуществ. И уж тем более, никогда не озвучивая их в разговорах с женой. Но иногда на душе становилось уж очень паршиво. И полностью владеть собой в такие моменты было неимоверно трудно.
- Послушай, Поля, может быть, поедем домой? – окончательно уверившись, что прежнего настроения сегодня им уже не вернуть, предложил он жене.
Полина Черкасова
Имя: Черкасова Аполлинария Модестовна
Должность: жена и преданный друг
Звание: дворянка
Род занятий: супруга и мать
Год рождения: 1893
Любовь: мой прекрасный Макс Ищи силы принять то, что изменить не можешь
Отправлено: 04.06.22 23:04. Заголовок: *и всё равно, с люби..
*и всё равно, с любимым*
- Да, - ответила Полина чуть ли не быстрее, чем этот вопрос успел прозвучать до конца и отложила на край стола свою салфетку. Не дожидаясь официанта, Макс тут же достал портмоне, оставил на столе несколько купюр. Затем помог ей подняться и они пошли к выходу. При этом Полине почему-то казалось, что на них смотрят все посетители ресторации. Хотя умом она хорошо понимала, что их маленький инцидент, да ещё и в самой укромной части обеденного зала, вряд ли привлек хоть сколько-нибудь значительное внимание людей, занятых едой и своими заботами.
Её же собственной главной заботой сейчас оставался Макс, на котором в эти минуты буквально не было видно лица. Испытывая к нему острое сочувствие, Поля, тем не менее, не произнесла ни слова, пока, выйдя из здания, они торопливо шли туда, где прежде оставили автомобиль.
Усадив жену в салоне, Черкасов обошёл капот и, тоже без слов, опустился на водительское место, взялся за руль, глядя строго перед собой, а потом вдруг нервно стукнул по нему ладонями и резко повернулся к тут же удивлённо посмотревшей на него Полине:
- Тебе не следовало вмешиваться! Это семейные дела…
- Ну да, ты прав! А я же ведь не являюсь частью твоего семейства?! – мгновенно вспыхнув, перебила его Полина. – Не была прежде и, похоже, никогда не стану!
- Я не это хотел сказать!
- Разумеется! Но думал-то как раз об этом!
- Полина… - в голосе Макса бряцнула сталь, но ей было уже всё равно.
- И, да, я не сдержалась! Стало, видишь ли, как-то надоедать чувствовать себя собачонкой, что вечно виляет хвостиком и преданно заглядывает хозяину в глаза, в надежде, что хоть на этот раз её не пнут, а приласкают!
- Боже мой, что ты несёшь?!
- Правду, Макс! Ту самую, которую ты стараешься не видеть, только от этого она вовсе не перестанет существовать!
- Ну что же, весьма тонкое наблюдение! – кивнув, воскликнул он в ответ. – Только следует уточнить, что она – эта самая правда, у каждого своя. И есть не только у тебя, но еще и у моей матери, сестры и даже – представь себе – у меня! И порой очень трудно свести их воедино! Особенно, если судить обо всем в столь категоричных тонах!
- Но ведь именно это я же и хотела им доказать! Или подобное мне тоже не позволено?! – с вызовом поинтересовалась Полина, чувствуя, как от горькой обиды всё сильнее сжимается горло. И зачем она только за него заступилась?!
- Нет! Когда я об этом не просил! – отрезал Макс. – Неужели ты не осознаешь, в каком нелепом виде выставила меня…
- Ну, извини! Больше не буду! Вообще ничего не скажу! А сейчас отвези меня, наконец, домой… Туда, где мне самое место и где я никому не мешаю своими несвоевременными высказываниями. Я замерзла и слишком устала.
- Черт! – выругавшись сквозь зубы, Макс сокрушенно дернул головой, завел мотор и, вдавив на нервной почве сильнее обычного педаль газа, вынудил автомобиль сорваться с места так резко, что Полину слегка откинуло назад. Но, верная только что данному слову, она никак этого не прокомментировала, вместо этого отвернулась к окну, рассматривая нарядные, ярко освещенные дворцы на набережной, мимо которых они проезжали, и украдкой вытирая непрошеные слёзы.
Дома, в прихожей, к ним навстречу сразу же вышла улыбающаяся Мария Фроловна.
- Ну что, папа и мама, нагулялись, развеялись? – спросила она, говоря при этом явно как бы от имени малыша Никиты, которого как раз держала на руках.
- Да так, что дым коромыслом! – мрачно ответил Макс и, едва взглянув на сына, сразу же ринулся в кабинет, громко захлопнув за собой дверь.
Вновь вышел оттуда он лишь спустя несколько часов. Когда во всей остальной квартире уже погасили огни. Узкая полоска света проглядывала в коридор лишь только из их с Полей супружеской спальни. Постояв еще в раздумьях – большая часть которых прошла ранее, в уединённой тиши его персональной домашней обители, он все же решил, что так дело не пойдет. И потому отправился прямиком на свет.
Поля уже лежала в постели под одеялом, с закрытыми глазами, но Макс был уверен, что она не спит.
- Ты была права, я действительно не считаю тебя частью своей семьи, - сказал он, останавливаясь возле кровати и глядя на неё сверху вниз. – Потому что ты – часть меня самого. Но, прошу, не вынуждай меня, пожалуйста, разрываться на части всякий раз, когда я пытаюсь хоть как-то вновь наладить отношения со своими родными. Это… очень тяжело. Возможно, тебе трудно понять. Но ты хотя бы попытайся.
Ответа не последовало. И, подождав еще минуту, Макс вновь со вздохом направился к выходу. При этом взгляд его невольно задержался на фрезиях, подаренных Поле минувшим утром. Она предпочла оставить их здесь же, в спальне, поместив в японскую фарфоровую вазу, что украшала изящную консоль в простенке между двумя окнами. Почти утратив свою буйную палитру оттенков в сгустившемся вечернем полумраке, цветы выглядели неживыми, бумажными и оттого неуловимо напоминали погребальный букет
Полина Черкасова
Имя: Черкасова Аполлинария Модестовна
Должность: жена и преданный друг
Звание: дворянка
Род занятий: супруга и мать
Год рождения: 1893
Любовь: мой прекрасный Макс Ищи силы принять то, что изменить не можешь
Отправлено: 05.06.22 19:35. Заголовок: По квартире раздался..
По квартире разнесся перелив дверного звонка. Полина подняла глаза от книги и нахмурилась. Незваных гостей сегодня принимать не хотелось совершенно. Но делать было нечего, и она пошла открывать дверь. На пороге стоял Евгений Максимович, как всегда, с улыбкой и коробкой конфет, которые Полина особенно любила.
- Я ненадолго. Решил заглянуть в перерыве между заседаниями. Не прогонишь ведь?
- Нет! – воскликнула Поля неожиданно для себя улыбнулась. Впрочем, у Евгения Максимовича уже не впервые получалось чуть ли не только одним своим видом внушать ей доброе расположение духа и уверенность, что все будет хорошо.
- Как наш наследник?
- Поел и спит.
- Ну, тогда я на цыпочках, можно?
Полина оставила свекра в детской, а сама отправилась распорядиться насчёт какого-нибудь угощения, и уже через десять минут они сидели у окна в гостиной, пили чай и обсуждали всякие важные дела и события, вроде очередной почти успешной попытки Ники попытки посидеть, или его первого лепета.
- Да, а Макс, едва только научился произносить звуки, сразу принялся делать это часами, лежал в кроватке и громко лопотал что-то сам с собой. Видать, уже тогда это так появлялись задатки тяги к ораторству. Правда, его бедная нянька всерьёз жаловалась, что ещё немного, и она сойдет с ума, — рассмеялся Черкасов, потом ненадолго умолк и будто задумался о чем-то. Полина не стала спрашивать, о чем, но вскоре Евгений Максимович сказал ей сам. – Долли вчера рассказала, что видела вас с сыном в ресторации. Как я понимаю, вышло опять не очень.
- Это моя вина.
- Нет, не твоя. И поверь, это не только мое мнение. Долли неожиданно признала, что Лила повела себя чересчур рьяно. Как знать, может, это добрый знак для нас?
Полина не знала, но разговор со свёкром внезапно позволил ей кое-что понять в самой себе. Поделившись с ним своими переживаниями, пусть и утаив, что снова поссорилась с Максимом, она немного успокоилась, а весь вчерашний сумбур из чувств и эмоций будто бы удалось как-то разложить по полочкам, отделив одно от другого, и выбрав то, в чем хотелось, да так и не удалось признаться Максу. Просто потому, что они оба, кажется, перестали уметь слышать друг друга.
Но если же он не слышит, то может быть, хотя бы прочтет?! Странная мысль, мелькнувшая в голове, вскоре вполне сложилась в конкретный замысел, и Полина решила написать Максиму ещё одно письмо. Конечно, не от себя, а опять — все от той же самой «Незнакомки», за маской которой оказалось совсем не трудно высказывать даже самые потаенные мысли. И главное — невозбранно. Ведь прочел же Макс предыдущее послание, но так и не понял, что оно от неё?!
Отправлено: 06.06.22 02:22. Заголовок: * с Незнакомкой* Сл..
* с Незнакомкой*
Словно в награду за несколько предыдущих, пережитых Максом не без труда и с большим напряжением сил, неделя текущая выдалась на удивление спокойной и даже необременительной. В работе, по-прежнему, было сразу несколько дел. Но ни одно из них не представлялось особенно сложным. Потому не вызывало особого беспокойства. За окном все смелее вступала в права весна, солнце пригревало всё увереннее. Потому, напротив постоянно приоткрытой для притока свежего воздуха форточки окна его рабочего кабинета, буквально за пару дней успела вырасти здоровенная сосулька, по которой до самого вечера, когда её вновь прихватывал морозец, бодро срывалась капель.
И можно было бы вполне даже считать, что жизнь налаживается. Если бы не новый разлад с Полиной, саднивший Максу душу, словно недавний ожог в каком-нибудь неудачном, вечно попадающем под раздражение, месте. Хотя, сказать, что всё совсем уж плохо, было бы преувеличением.
Ведь между собой они всё-таки общались – правда, лишь на общие и бытовые темы. А еще делили постель. Но только в буквальном смысле, ночи напролет, старательно держась друг от друга на расстоянии. И ни разу не нарушив эту «границу» даже бессознательно, как это часто случалось раньше, когда Полина, раскинувшись так, как ей удобно, вытесняла его, чуть ли не на самый край их кровати. Сейчас же все стало «чинно и благородно». Вот только Максу не хватало этих «притеснений». Как не хватало Полиного смеха, шуток, их взаимных подначек. Настолько, что порой вечером не хотелось домой.
Вот и сегодня, закончив все запланированные дела уже около четырех пополудни, он подумывал отправиться не к себе, а в Английское собрание. Тем более что нынче среда, а их вечера в течение долгих лет посещению этого места неизменно отводил отец, по которому Макс успел соскучиться. Так как лично, а не по телефону, они не разговаривали уже недели три.
Поэтому, спокойно докурив очередную папиросу, он сложил в папку материалы последнего на сегодня дела, и, дотянувшись до колокольчика, призвал к себе из «предбанника» Рябинкина.
- Я собираюсь уходить через несколько минут. Вы тоже можете быть свободны. Всего доброго!
- Спасибо, Максим Евгеньевич! Тут вот только…
- Что? - отвлекшись от сортировки бумаг, Черкасов взглянул на него поверх стекол очков.
- Письмо принесли еще одно. Какое-то странное. Без имени отправителя и адреса. Мне его наш консьерж лично в руки вручил, когда я из трактира после обеда возвращался.
- После обеда? Это же часа… два назад? – покосившись на циферблат небольших настольных курантов, удивился Макс. – Что ж сразу не отдал?
- Да подумал, признаться, что вы заняты…
- «Думал» он! Неси сейчас же! Вдруг, что-то важное! – перебил он секретаря, ощущая нечто, вроде холодка предчувствия в области «солнечного сплетения».
- Вот, пожалуйста! Простите, шеф, следующий раз буду внимательнее… - переживая, что вновь так глупо опростоволосился, Рябинкин даже покраснел, но Максу было уже не до него.
Мгновенно опознав знакомый конверт, он хищно выхватил его у опешившего от неожиданности секретаря и, замахав руками в ответ на извинения, приказал катиться уже восвояси и оставить его, наконец, одного.
И как только это произошло, сразу нетерпеливо схватился за нож для бумаг – сам не понимая, отчего сейчас так взволнован.
На сей раз Незнакомка – так Макс успел окрестить для себя эту особу, вновь обошлась без приветствий. Вместо них, в начале, как и в прошлом письме, сразу стоял вопрос:
«Скажите, а можно ли узнать, что вы сделали с моим первым письмом?» – как показалось, заданный со столь требовательной и нетерпеливой интонацией, что он даже вскинул в удивлении брови: с чего бы это она вдруг так резка?
«Скажите, а можно ли узнать, что вы сделали с моим первым письмом? – невольно еще раз пробежав взглядом эту строчку, но, так и не сообразив, за что же его упрекают, Макс усмехнулся, покачал головой, и стал читать перечисление предложенных его эпистолярной собеседницей вариантов: - Выкинули в корзину для бумаг, или, может быть, просто спрятали в ящик стола? О, нет, позвольте предположить иное: вы его сожгли! И в этом я вас вполне понимаю! Ведь, иначе оно вполне могло бы однажды оказаться в руках у вашей супруги… Знаю, вы говорите, что этого просто не могло бы случиться, потому что она никогда читает без спросу ваших бумаг, а уж тем более – писем? Но тогда, почему же вы его сожгли?»
Дальше стало еще интереснее. Раздражение и упрек внезапно сменился любопытством, а потом снова последовало нечто, вроде короткой исповеди, предложенной всё в той же необычной манере комментариев и вопросов. На каждый из которых Максу все больше хотелось ответить:
«Позвольте спросить, а она ревнива? Ваша жена. Сама я, например, жуткая собственница! И честно вам в этом признаюсь, хотя муж никогда не давал мне поводов сомневаться в нерушимости своей брачной клятвы. Но, даже твердо зная, что он верен мне телом и душой, я все равно неспокойна от мысли, что на свете есть еще и другие люди, которые ему дороги. Хотя те не могут быть мне соперниками, ведь эти привязанности совсем иного рода. Дружеские, родственные… В таком не принято признаваться. Возможно, и вы сочтете меня сумасшедшей после подобного признания. Но, что делать? Ведь я пообещала быть предельно откровенной в нашем общении.
Как вам кажется, имеем ли мы право полностью присваивать себе тех, кого мы любим? Ведь нет ничего противоестественного в том, чтобы желать владеть полностью, когда сам отдаёшь всё без остатка?
Но что, если это лишь гордыня и себялюбие? Что, если претендуя на подобное, мы, раз от разу всё туже затягивая узел на шеё нашего общего чувства, попросту удушаем его? И как понять наверняка, что именно здесь, например, следует отступить на шаг, а вот здесь, возможно, и вовсе отойти в сторону?
Вы скажете, что в удачном браке эти вопросы должны разрешаться сами собой. Без сложных раздумий и объяснений. Но так случается лишь в тех редких и счастливых случаях, когда люди изначально были настолько похожи, что думают и реагируют тоже почти одинаково.
Ну а как же быть, если Высшая Сила – называйте её так, как хотите: Господь, Провидение, Судьба – по какой-то причине связала взаимным чувством людей, абсолютно различных. По характеру, по образу мыслей, наконец, по происхождению…
Вот ровно так же произошло и в моём случае. Мы с мужем – люди из разных миров. Позвольте не уточнять, в чем именно состоит это различие. Это совершенно неважно непосредственно для нашего с вами общения. Поверьте лишь, что я ничего не могу сделать, чтобы эту ситуацию изменить. Тем не менее, в свое время она не помешала возникновению нашего чувства. И поначалу мы были необычайно счастливы. И даже смеялись над теми, кто пророчил нам в скором будущем беды от нашего в этом смысле несходства.
Но с некоторых пор я вдруг начала подозревать, что зря была настолько оптимистична. Обратите внимание: я не пишу здесь «мы». Потому что, и вправду, не знаю, что думает по этому поводу мой супруг. А обсудить это мы не в состоянии. Потому что каждая такая попытка неизменно влечет за собой ссору.
Как женщина, я, безусловно, пытаюсь уступать. И уже много раз давала себе зарок сдерживаться. Но потом происходит новое столкновение, и я опять бросаюсь в бой, пытаясь сильнее притянуть супруга на свою орбиту. Принося в жертву своё душевное спокойствие. Заставляя его терзаться и мучиться. Хотя обязан, наоборот, стремиться сберечь от тревог и волнений, защитить от пустых переживаний.
Вам, должно быть, трудно понять то, о чем я сейчас пишу. Все вокруг знают, что ваш собственный брак – тот самый редкий идеальный союз единомышленников.
Но было бы всё равно интересно узнать, что вы думаете о таких, как я? Осуждаете ли? Имеете ли что-то возразить? Может быть, как друг, вы даже могли бы что-то посоветовать. К сожалению, для нас это невозможно. И потому мне остается лишь гадать, каковы ответы на все эти вопросы.
Но каковы бы они ни были на самом деле, разрешите, пожалуйста, думать. Что вы мне хотя бы отчасти сочувствуете…»
- Конечно, сочувствую! – прошептал Макс почти беззвучно, лишь теперь сообразив, что прочел письмо до конца. – Что за черт?! – прибавил он чуть громче, подумав следом о том, насколько странно разговаривать вслух с листом бумаги. Отложил послание в сторону и крикнул: - Рябинкин!.. Я же тебя давно отпустил?!
- Да ничего! – улыбнулся Сергей, явившийся на зов тотчас, словно чертик из табакерки. – Я все же решил дождаться вашего ухода, Максим Евгеньевич! Подумал, вдруг, что-то, и правда, важное в этом письме и вам потребуется моя помощь!
- Нет… ничего. Ничего там нет особенно важного. Ты только припомни, консьерж не говорил, кто его принёс?
- Я не спрашивал. А какая разница?
- Ты прав, никакой… Ну и ступай, все же, домой, - кивнул Макс, задумчиво откидываясь на спинку кресла, и глядя в окно, за которым весело швырялась вниз прозрачными каплями все та же грандиозная сосулька.
Посидев так еще немного в ожидании, пока в «предбаннике» полностью затихнет возня и едва слышно хлопнет входная дверь, он вновь быстро раскрыл чернильницу, взял в руки перо и, подумав немного, вывел на чистом листе бумаги:
«А почему вы думаете, что наше эпистолярное общение так уж и невозможно?..»
Полностью его письмо, более похожее, впрочем, на записку, было окончено через четверть часа. Еще через пару минут, полностью одетый, Черкасов спустился в холл и подошел к столу консьержа. В руках он держал два конверта: только что собственноручно запечатанный, с его собственным коротким посланием, и уже вскрытый – от Незнакомки.
- Подскажите, а не помните ли, кто принёс сегодня вот это? – демонстрируя последний.
- Какой-то мальчишка-посыльный, - пожав плечами, невозмутимо ответил служитель.
- В таком случае, не могли бы вы… - замявшись, Макс ненадолго умолк, формулируя мысль, которая казалась слишком абсурдной даже ему самому. Однако другого способа получить желаемое у него просто не было. – Не могли бы вы, если он вновь принесет послание от… этого же отправителя…
- Простите, Максим Евгеньевич, - перебил его консьерж, - но здесь ведь нет имени!
- Какая разница?! – нетерпеливо воскликнул он. – Я хотел сказать, если вы вдруг увидите, что посыльный принес точно такой же конверт, отдайте ему, пожалуйста, сразу же в обмен вот это, - и протянул свое письмо. – Могу я на вас рассчитывать?
- Разумеется!
- И еще… попробуйте запомнить хоть какие-нибудь детали, хорошо? – прибавил Макс, оставляя следом на столе бумажную купюру. – Вы меня понимаете?
- Думаю, что да…
- Вот и славно!
Удовлетворенно кивнув, он попрощался и покинул парадную. Затем, прямо у выхода из здания, остановил первый же проезжавший мимо таксомотор, и велел шоферу везти его на Дворцовую площадь, в клуб.
Полина Черкасова
Имя: Черкасова Аполлинария Модестовна
Должность: жена и преданный друг
Звание: дворянка
Род занятий: супруга и мать
Год рождения: 1893
Любовь: мой прекрасный Макс Ищи силы принять то, что изменить не можешь
Личный дневник Полина пыталась вести в своей жизни лишь однажды, ещё в гимназии, да и то больше потому, что так поступали все остальные девочки из класса, нежели по собственному душевному устремлению. Она же тогда попросту не понимала, для чего поверять свои сокровенные мысли и мечты, бездушной бумаге, если всегда можно поделиться ими с кем-то близким? Ну а если такого человека у тебя нет, то уж лучше вовсе оставить их при себе. Однако в последнее время, почти постоянно замкнутая в четырёх стенах заботой о сыне, повседневной домашней рутиной, да к тому же, то и дело сталкиваясь с непониманием со стороны мужа, Поля вновь всерьез задумалась о том, чтобы всё-таки начать вести какие-нибудь персональные заметки. Где хоть изредка можно было бы облечь в слова то, что тревожило душу. А потом неожиданно возникла эта затея с анонимными письмами, и в такой «дневник» буквально сразу начали почему-то превращаться сами её послания Максу. Ведь именно там, пускай пока и от имени воображаемой женщины, Поля все чаще осмеливалась описывать то, что чувствовала и переживала, но никогда бы не решилась поведать при этом мужу лично.
«Он просто не поймёт!» — решила она однажды. И уверенность эта лишь крепла по мере того, как они все сильнее отдалялись друг от друга. Притом, что со стороны их брак, должно быть, по-прежнему выглядел образцом любви и супружеского взаимопонимания.
Думая об этом, Полина всё чаще задавала себе крамольный вопрос: а что, если вдруг точно так же все происходит и у других, когда исчезает — если вообще когда-либо существовал — дурман взаимной влюблённости?
Что, если и все остальные знакомые ей семейные люди, включая свекра со свекровью, собственных покойных родителей, и даже Санни с Адальбером, связавших свои жизни лишь немногим позже, чем они с Максом, тоже сталкиваются с тем, что переживает сейчас она сама, да только также никому не говорят?
Вот об этом Поля в итоге и решила спросить у Макса в своём третьем письме, которое написала ещё через неделю. А, кроме того – попробовать рассказать ему от чужого имени, какими уязвимыми становятся испытавшие свой первый любовный полёт, когда внезапно вновь оказываются на земле, и какими несчастными порой они себя от этого порой ощущают.
На сей раз послание получилось длиннее, чем все предыдущие. Перечитав его прежде, чем вложить в конверт, Поля даже на минуту засомневалась — не слишком ли себя раскрыла? Но после всё-таки решила отправить. Сделав это так же, как и на прошлой неделе — не через почту, а напрямую, через посыльного. Чтобы, во-первых, сократить срок доставки, а во-вторых, ещё больше запутать следы — ежели Максу вдруг все же придёт в голову идея начать выяснять подробнее, кем является его анонимная эпистолярная собеседница.
Разумеется, она не собиралась длить эту игру вечно. И в будущем намеревалась сама ему обо всем рассказать. Но только именно что сама! И как-нибудь после. Потом.
А сейчас, прогуливаясь по Летнему саду вместе с Ники, коляску которого потихоньку катила перед собой, раздумывала всё больше о том, как бы вновь осуществить своё намерение максимально незаметно.
И ещё, конечно, наслаждались погодой, удивительно тёплой и солнечной для середины марта в этом городе. Отчего иные старожилы уже всерьёз пророчили лютый апрель, верить во что Поле совсем не хотелось, как, впрочем, и упустить момент редкого тепла, если холода все-таки вернутся. Потому, собственно, она и оказалась вместе с сыном именно здесь, в этом парке, который любила в любой сезон и практически в любую погоду. Где, пройдя через ажурные кованые ворота на центральную аллею, сразу же направилась к удобно расположенным в шпалерных нишах скамейкам, намереваясь отдохнуть от ходьбы и немного понежиться в лучах приятно пригревающего даже сквозь одежду весеннего солнышка.
Ники продолжал крепко спать — свежий воздух и мерно покачивающаяся во время езды коляска обычно действовали на него лучше любого успокоительного средства. Так что, посидев немного просто так, Полина даже раскрыла сумочку, чтобы извлечь оттуда прихваченную на всякий случай из дому книжку. Но в этот же миг почему-то обратила внимание на мальчишку-гимназиста, что, сидя на одной из противоположных скамеек, сосредоточенно вытачивал что-то из деревянной болванки перочинным ножичком. Вновь опустив ридикюль на колени, Поля вначале просто с улыбкой наблюдала за его усердными стараниями. Но потом, озаренная неожиданной идеей, улыбаться неожиданно перестала. А вместо этого быстро осмотрелась по сторонам, пытаясь понять, кто из взрослых сопровождает этого сорванца, но поблизости определенно никого из них не наблюдалось. Верно, почувствовав на себе пристальное чужое внимание, парнишка, тем временем, оторвался от своего занятия и с недоумением посмотрел на Полину.
- Красивый! - пояснила она в ответ на этот взгляд прямо со свое скамейки, указывая на зажатый в его руке инструмент. Молча кивнув, мальчик затем склонил голову набок – так, как это обычно делают щенки, когда силятся понять обращенную к ним человеческую речь. – Только почему ты сейчас-то здесь с ним возишься? Разве теперь не время для занятий в гимназии?
- А меня историк из класса выставил. Вот я сюда и пришел!
- В самом деле? А за что же? Если это, конечно, не секрет…
- Да какой секрет-то! – тут же воскликнул гимназист. – Просто я с приятелем прямо на уроке поспорил. Ножик вот этот самый у еще одного нашего мальчика на марку выменял, а он говорит, что Васька ему его еще раньше обещал! А Егор Валентинович в это время нам урок как раз объяснял. Вот и осерчал, видать, что его не слушают, но в коридор чего-то велел выйти только мне, причём – прямо вместе с ранцем! А мне там что делать?! Я одежду взял и сюда пришел!
- Да, это, конечно, несправедливо! – вполне натурально посочувствовала Полина молодому непоседе. – Но если взглянуть с другой стороны, то можно найти и хорошее. Например, то, что у тебя появилось свободное время для интересного дела!
- Ну, вроде как. Сегодня так точно!
- Прекрасно! А вот не хотел бы ты при этом еще и немного заработать? - чуть замявшись, выговорила она, переходя, наконец, к тому, ради чего, собственно, и затеяла эту беседу.
- Это как? – опешил мальчишка. – Тётенька, что-то я вас совсем не пойму! Вам что от меня угодно?
- Да нет! Ничего особенного! – сообразив, что действительно ведет себя в его глазах странно, Полина покачала головой. – Просто записку передать. Тут недалеко совсем, на Садовую улицу, в контору присяжного поверенного Черкасова… Даже не ему самому, а консьержу в парадной. А я тебе пятьдесят копеек!
- А сами-то чего не отдадите?
- Да вот что-то устала ходить. Да и ребенок, боюсь, проснется, закапризничает, - кивнув на коляску, Полина жалобно вздохнула, а после вновь перевела взгляд на своего собеседника. – Поможешь?
- Уж помогу, жалко, что ли! И не надо мне вашего полтинника! У меня у самого старшая сестра такая, целыми днями с маленьким племянником сидит, ни на шаг от него не может отойти! Давайте, отнесу ваше письмо!
- Ты настоящий джентльмен! – с улыбкой воскликнула Поля и полезла в карман за конвертом, но перед тем, как отдать его мальчику, вновь слегка нахмурилась. – Только, если там вдруг спросят, кто передал, ничего про меня не рассказывай, ладно? Скажи, просто одна дама на улице!
- Но ведь всё так и есть!
- Вообще, да! – обрадовалась она. – Что ж, тогда, стало быть, и кривить душой не придется!
Прошло еще полчаса. А может, даже и больше. За временем Полина не следила. Ники тоже не беспокоился. Поэтому, посидев чуть-чуть на скамейке и после того, как отослала прочь своего случайного «почтальона», она успела еще даже вновь побродить с коляской по аллеям, а потом вернуться к центральной, где её внезапно вновь и настиг недавний знакомый:
- Ух, хорошо, что вы всё еще тут! А я думал, что уж и не застану!
- Что случилось? – вскинулась Поля.
- Ничего дурного, не бойтесь! Мне просто велели ответ вам передать, вот что!
- Кто… велел? Господин Черкасов?! – почему-то шепотом уточнила она, совершенно иррационально на миг вообразив, что это сам Макс каким-то мистическим образом выследил её посыльного. Хотя рассудком и понимала, что вряд ли тот станет заниматься подобной ерундой, да еще и посреди своего рабочего дня.
- Да какой Черкасов?! Консьерж местный! Вы ж ему просили письмо отдать? Ну, я так и сделал! А он мне в ответ, держи, мол, малец, ответную «цидульку» для своего отправителя!
- И ничего про меня не спросил?
- Нет! А вы, вот, держите! Мне же домой пора, иначе маменька заругает! – и с этими словами вручил прекрасно знакомый ей конверт. Один из таких, которые в конторе Макса использовались исключительно для официальной переписки. Но тоже без подписи. Нервно по этому поводу усмехнувшись, Поля поблагодарила мальчишку и отпустила его восвояси. А сама так и осталась стоять посреди аллеи, сжимая в руке письмо, которое даже через перчатку, кажется, жгло ей пальцы. Прочесть его прямо теперь хотелось невыносимо. Однако это было неловко. Да и Ники в коляске, будто ощутив её волнение, заворочался и принялся хныкать. Так что Поле срочно пришлось сунуть конверт в карман и проверять, что случилось, и не промочил ли он свои пеленки.
Слава богу, нет, но теперь это вполне уже могло вот-вот произойти. И потому, решив что это ей знак, Полина торопливо направилась к выходу из парка, то и дело склоняясь и бормоча что-то успокоительное в адрес сына, который больше и не подумал засыпать, а напротив, всё громче заявлял недовольство слишком уж затянувшейся прогулкой. При этом мысли её были полны догадок и, как ни странно, ревнивого смятения: «Всё-таки ответил! И кому?! Совсем незнакомой женщине? – стучало в висках. – Да как он посмел?»
В районе Троицкого моста эмоции достигли пика, а любопытство – предела. И, кое-как упросив Ники помолчать всего еще одну минутку, Поля вновь выхватила конверт из кармана пальто, порвала его дрожащими пальцами едва ли не в клочья и достала оттуда небольшую записку:
«А почему вы думаете, что наше эпистолярное общение так уж и невозможно? Что предосудительного может возникнуть в нём для тех людей, которые ничуть не собираются терять представлений о долге и рамках приличий, но ищут лишь дружбы и еще большей глубины взаимного понимания?
Прошу, поразмышляйте об этом на досуге! И если же результат ваших раздумий окажется для меня счастливым, укажите любой способ, которым я мог бы связаться с вами более надежным и подходящим образом, нежели тот, к которому вынужден прибегнуть теперь.
С глубоким почтением и надеждой, М.Ч.»
Закрыв глаза, Поля с облегчением вздохнула. Ничего особенно интимного в написанных Максом словах, вроде бы, не наблюдалось. Всё очень сдержанно и деликатно. Обычное приглашение к дружескому общению.
Убрав записку обратно, она продолжила путь домой уже без прежней лихорадки в мыслях. Но дальше, в течение всего дня, до самого возвращения мужа со службы, почти непрерывно раздумывала над тем, что произошло. А еще над тем, имеет ли право ему теперь ответить? Ведь это будет уже не только её собственный «дневник», даже и в виде писем. Но и личная корреспонденция Макса, которую он адресует отнюдь не ей, а совсем другому, пускай и не существующему на самом деле, человеку. И значит, читать её Полине без его ведома – непорядочно?
По всему выходила полная ерунда. И в какой-то момент она решила не отвечать, а попросту сжечь злосчастную записку и навсегда забыть саму эту историю. Но потом в голову пришло, что и это тоже глупо! Ведь лишь затем, чтобы рассказать мужу то, чего не может донести словами, она всё это и затеяла! А вдруг, и Максу окажется проще написать «незнакомке» о том, о чём трудно говорить с ней?
И тогда, постепенно выяснив все его потаённые тревоги и недовольства, Поля наконец-то сможет понять до конца, чего же не хватает их взаимоотношениям, чтобы прекратить ненужные споры по пустякам и восстановить прежний семейный мир и покой?
А потом незримая – и уже ненужная, собеседница просто исчезнет из его жизни. Без всяких прощаний и объяснений. И Макс так никогда и не узнает, что на самом деле, переписывался в её лице с собственной женой…
Решив поступить именно так, через пару дней Полина написала мужу новую записку, в которой согласилась общаться. Письма предложила оставлять на почтамте, в ячейке «до востребования» предъявителем денежной ассигнации с определенным номером, который также сразу и указала.
Но исключительно в обмен на честное слово, что Макс никогда и никаким образом не станет пытаться разрушить её инкогнито.
Следующая неделя прошла для Макса в полном соответствии с новомодной научной теорией, отголоски оживленного обсуждения то ли частных, то ли общих случаев которой в последнее время изредка долетали даже до его собственных, предельно удаленных от физики и математики, палестин.
Разумеется, Незнакомка не могла ответить ни в тот день, когда он оставил у консьержа свою записку, ни даже после. Все это вполне укладывалось в логику поведения любой из известных ему женщин. И потому первое время Макс нисколько не волновался, что его отвергли в лучших чувствах – а именно так, нужно заметить, он и трактовал в настоящее время свою попытку установить с этой дамой обратную связь. Не вкладывая в предложение никакого скрытого смысла, кроме удовлетворения любопытства по поводу причин, побудивших её на столь отчаянный шаг – начать откровенничать с абсолютно чужим для себя человеком.
Возможно, она просто несчастна в своём браке? Хотя постоянно и убеждает себя в обратном. Настолько старательно, что всё больше закрадывается мысль – уж не для подобной ли цели ей и необходимы все эти доводы?
Впрочем, как известно, многим, даже вполне счастливым и удачным бракам случается переживать непростые времена.
Макс не знал более преданных и любящих супругов, чем его собственные родители. Но однажды, в минуту откровенности, отец рассказал ему, тогда уже почти взрослому человеку, что и в их с матушкой долгой совместной жизни случались такие моменты, когда ему, уезжая или уходя по какой-то причине из дома, не слишком-то хотелось туда возвращаться. От этого глупого, по определению самого же Евгения Максимовича, поступка его удерживали тогда лишь сила воли да верность слову, данному у алтаря однажды и навсегда. И безусловная вера в Бога, а также в то, что он всегда поможет, направит и решит все трудности самым наилучшим образом.
- И так оно, поверь мне, сын, в итоге и происходило! – закончил тогда свой рассказ Черкасов-старший.
А сам Макс, весьма смущенный и даже фраппированный подобной открытостью, конечно же, постеснялся расспрашивать, что было причиной тех кризисов. Хотя и подозревал, что одна из них, вполне вероятно, – порой не по-женски твердый и слишком ко многому непримиримый характер Дарьи Львовны, выдержать который было сложно не только отцу, но им всем. Только они-то выбрать себе другую мать, разумеется, не могли. А вот отец – даже по сию пору вызывающий у многих женщин заинтересованный блеск и томную поволоку во взоре чуть ли не одной лишь своей улыбкой и истинно рыцарской манерой поведения, конечно, имел в этом смысле куда больше возможностей. Но пользовался ли ими, или действительно всегда хранил верность лишь своей супруге, Макс доподлинно не знал. Да, в общем, и не стремился разведать.
Предпочитая верить, что на свете все еще существуют идеальные семьи и ему просто повезло родиться на свет именно в одной из таких. А со временем, если однажды все же найдется та, которой он сможет смело и без сомнений вручить свое сердце, такая же идеальная семья будет и у него самого.
Когда появилась Полина, эта мечта стала реальностью. Однако, спустя какое-то время, вдруг выяснилось, что относительна и она, а не только время и пространство. А давняя отцовская откровенность неожиданно стала до боли понятна. И теперь уже сам Макс чувствовал и переживал то же самое. И удивлялся лишь тому, что в его случае всё происходит так быстро – ведь отец говорил, что испытал это далеко не в самые первые годы брака.
Но кто знает, возможно, они с Полиной просто различны между собой еще больше, чем его родители? Или же просто менее терпеливы, или слабее верят в Бога и его милости? Именно об этом Макс и решил поговорить со своей новой собеседницей, после того, как к исходу шестого дня ожидания, вечером, по пути домой, консьерж вручил ему короткую записку-ответ, присланную сюда так же, как и в прошлый раз, с посыльным.
Распечатав её сразу же и мгновенно принявшись читать, Черкасов хотел было после разузнать и хоть какие-то подробности о том, от кого она всё же доставлена. Но, наткнувшись на столь твердое условие для продолжения общения, делать этого, разумеется, не стал, тотчас мысленно пообещав Незнакомке то, о чём она настойчиво попросила. И благодарно кивнув консьержу, все это время со своего места с любопытством наблюдавшему за его действиями, убрал записку за пазуху, а после уехал домой. Где его, как, впрочем, и обычно на протяжении времени, миновавшего после последней ссоры, спокойно, но довольно холодно встретила Поля.
Потом они обедали. Затем побыли еще немного в гостиной, обсуждая какие-то обыденные и скучные дела. А после Поля собралась кормить и укладывать Ники. Зайдя вместе с ней в детскую, убедившись своими глазами в очередной раз, что с сыном всё благополучно, и он ни в чём не нуждается, Макс пожелал жене спокойной ночи и попросил ложиться, не дожидаясь его прихода. Ибо намерен нынче допоздна изучать материалы нового, только что взятого в оборот, дела.
В иные времена Полина, наверное, обязательно принялась бы расспрашивать, что это за история, а может быть, даже попросилась бы к нему, чтобы тоже иметь возможность хотя бы просмотреть эти бумаги. И он бы, наверное, даже ей это позволил. Но сейчас… Сейчас, лишь на мгновение обернувшись для того, чтобы принять его короткий поцелуй в щеку, Поля просто пожелала ему не засиживаться за работой слишком долго. А потом вновь отвернулась и продолжила ласково ворковать над радостно смеющимся и пытающимся лепетать что-то в ответ Никитой.
Постояв еще минуту у неё за спиной, Макс молча пошел в свой кабинет. Где первым делом плеснул себе порцию коньяка, а потом сел за стол и вновь вытащил из внутреннего кармана пиджака полученную несколько часов назад записку. Еще немного над ней поразмышлял и затем вывел первые строчки своего первого настоящего письма, адресованного той, которая в течение всего этого вечера так плотно занимала его мысли. Тон повествования при этом взял несколько отвлеченный, постаравшись сделать его максимально похожим на собственный эпистолярный стиль собеседницы. Но рассказывал, разумеется, не о себе. А об «одном знакомом», в жизни которого в настоящее время появились некоторые проблемы. И теперь, в откровенных разговорах, он часто просит Макса дать себе разумный совет. Чего он сделать, увы, совершенно не в состоянии, ибо никогда сам не переживал подобного. И что, может быть, именно она, его собеседница, сможет ответить на такие вопросы уже хотя бы потому, что она – женщина, а значит, гораздо лучше разбирается в таких тонких материях. Даже если не имеет в них личного непосредственного опыта.
Полина Черкасова
Имя: Черкасова Аполлинария Модестовна
Должность: жена и преданный друг
Звание: дворянка
Род занятий: супруга и мать
Год рождения: 1893
Любовь: мой прекрасный Макс Ищи силы принять то, что изменить не можешь
Отправлено: 17.06.22 20:49. Заголовок: За окном столовой во..
За окном столовой вовсю щебетали птахи, радуясь весне, голоса их проникали через приоткрытую форточку, заставляя Цицерона нервничать и напряжённо болтать по сторонам своим пушистым хвостом, поглядывая с подоконника то на улицу, то на накрытый стол, где тоже было немало вещей, способных порадовать не только кошачий взор, но и желудок. И это, разумеется, помимо того отменного паштета, что уже перепал на его долю всего несколько минут назад на кухне.
Люди, завтракавшие в это момент за столом, умели скрывать свои чувства и мысли гораздо искуснее.
Вот и сейчас, решившись, наконец, рассказать мужу, что собирается взять в дом ещё одну прислугу, вместо хотя бы нескольких слов в одобрение или в упрек, Поля дождалась от мужа лишь короткого кивка, да сухого комментария, в стиле «было давно пора». После которых Макс сразу же вернулся к своему омлету, оставив её в абсолютном недоумении и даже обиде.
Немалым напряжением воли справившись с этими эмоциями, Поля едва сумела в тот момент удержаться от язвительного вопроса: не считает ли он её настолько дурной хозяйкой, чтобы радоваться, что отныне с делами в их доме будет управляться кто-то ещё? И лишь потупилась вновь в свою чашку, сосредоточив все внимание на подсчёте количества чаинок на её дне. Так они и промолчали до самого окончания завтрака. А после Макс, как обычно, поехал в контору. А она осталась дома. Правда, на этот раз совсем ненадолго. Ибо, почти сразу же после ухода мужа, быстро переодевшись и попросив Марию Фроловну приглядеть за Никитой, тоже отправилась по делам. Вернее, по одному единственному делу: забрать на Почтамте письмо от единственного человека, который понимал её так, как никто на свете.
От Макса.
Но не от того угрюмого, черствого и молчаливого, с которым приходилось жить рядом и общаться всё последнее время, а будто от прежнего – мудрого, доброго и ироничного. Такого, каким она его однажды узнала и полюбила . И такого, каким его нынче доводилось наблюдать лишь в общении с той женщиной, которую она решилась изобразить, затеяв эту тайную переписку. Еще не подозревая, какого «фантома» создаёт, и какой отпечаток наложит на её собственную жизнь его существование, пускай лишь только и воображаемое.
Нет, разумеется, Поля не была настолько сумасшедшей, чтобы ревновать к самой же себе в лице этой несуществующей особы, в общении с которой Максим, с каждым новым письмом, становится всё более откровенен. Потому поверяет не только детали их семейной жизни – маскируя их, правда, постоянными уточнениями, что пишет не о собственном печальном опыте, а о том, чем делится с ним один его приятель, но также уже и свои личные переживания. Те, которыми никогда не делился с Полиной наяву. Спрашивая при этом совета – и тоже не у нее, а у придуманной ею женщины, которой, выходит, доверяет больше, чем ей, своей собственной жене…
Понимая, что если думать об этом всерьез, то несложно, и в самом деле, получить душевное расстройство, Полина, конечно, как могла, продолжала убежать себя в том, что всё это лишь игра. И её вовсе не трудно прекратить – причем, в любой момент. Ровно так, как она поначалу и планировала. Несколько раз она даже обещала себе, что следующее её письмо станет последним. Но… приходил очередной конверт, и она едва добегала до дома, чтобы поскорее его распечатать и прочесть содержимое. А после, словно в лихорадке, сразу хваталась за перо, чтобы писать ответ.
Так и вышло, что к концу марта их переписка сделалась настолько оживленной, что в неделю выходило как минимум по два послания. А могло быть и больше – если бы усилием воли Полина не заставляла себя удерживаться от немедленной отправки ответа. Чтобы с трепетом дожидаться затем нового письма, и вновь бежать на Почтамт, где её, кажется, успели запомнить в лицо уже все местные клерки отдела корреспонденции до востребования…
Между тем, в реальной жизни отношения с Максом делались всё более прохладными. И было уже непонятно, виной ли этому, что они вновь не разговаривают почти более ни о чём, кроме повседневных мелочей, или то, что в переписке между ними, напротив, возникает всё больше теплоты, откровенности и личных нот, отчётливо улавливая которые, Полина порой откровенно тревожилась. Особенно же не по себе стало тогда, когда в очередном письме Макс, теперь даже без всяких оговорок, что пишет не о себе, внезапно спросил, верит ли его собеседница в то, что можно на самом деле сохранять пожизненно верность одному единственному человеку, когда миновала первая острота чувства. И на смену ослеплению тех времен пришло четкое видение всех различий и недостатков друг друга. А также понимание, что мириться с ними придется, скорее всего, до конца собственных дней.
«Поймите меня верно: я вовсе не утверждаю, что удачный семейный союз может быть основан лишь на пылкой любви. Есть множество иных причин, удерживающих людей в браке: дети, общность целей и желание добиться их вместе, материальная зависимость… Но все это, если разобраться, имеет мало отношения к тем вопросам, что мы задаем себе, оставаясь порой с собою наедине. Так имеем ли мы право на новые привязанности, что могут возникнуть на нашем пути в любой следующий момент жизни? И как совместить их с тем, что приказывает совесть, строго запрещающая предавать клятвы и разрушать узы? Только умоляю, мой друг, не спешите ответить на эти вопросы так, «как должны». То есть, так, как Вам предписывает это воспитание и привитые с рождения нормы морали. Скажите честно. Впрочем, если не ответите, я это тоже пойму. Ибо кто я такой, чтобы претендовать на подобную исповедь?..»
Отложив письмо в сторону недочитанным, Полина тогда всерьез и надолго задумалась над тем, являются ли эти слова мужа лишь результатом его умозрительных рассуждений, или всё действительно зашло уже настолько далеко и сделалось настолько плохо? Но при этом, вместе со страхом, почувствовала и какую-то странную радость от того, что Макс доверяет ей настолько, чтобы поверять даже такие мысли. Последнее, впрочем, смущало еще сильнее. Ибо чему же здесь радоваться? Не тому ведь, что, внушив Максу интерес к себе, придуманной, она всё больше теряет его в своей настоящей жизни?!
«Нет, это определенно стоит прекратить!» - твёрдо решила она в тот день в очередной раз, оставив последнее послание без ответа.
Произошло это, к слову, незадолго до его дня рождения. О котором, погрузившись во все свои выдуманные и невыдуманные страсти, Полина едва не забыла. Хотя подарок мужу приготовила заранее – еще в конце зимы.
Чувствуя себя виноватой, она бросилась изо всех сил навёрстывать упущенное. Теперь, когда в доме появилась еще одна пара рук, в быту Полине стало гораздо легче. Так что всю следующую неделю она честно посвятила подготовке грядущего семейного праздника, стараясь не думать более ни о злосчастной переписке, ни о том, что, не получив очередного ее послания, Макс, скорее всего, встревожится и бросится выяснять, в чем дело. А стало быть, в ящике на Почтамте её уже, наверняка, ждет ещё как минимум один нераспечатанный конверт…
День именин Макса пришелся в этом году на самую середину второй недели апреля. Свой подарок, серебряный гарнитур из запонок и печатки, декорированных пластинками из темно-синего лазурита, поверх которых, сплетаясь друг с другом неразрывно, серебряной же вязью, были нанесены как символ крепких и неразрывных уз, в которые она всё ещё верила, когда заказывала это у ювелира, их вензеля, Полина преподнесла мужу сразу после завтрака. И, кажется, угодила. Внимательно рассмотрев каждую из вещиц, Макс улыбнулся, поцеловал её в щеку и поблагодарил, глядя при этом почти так же ласково, как и прежде. А еще пообещал, что обязательно наденет новые украшения в субботу, на вечер которой изначально был намечен праздничный обед с гостями. Что, впрочем, ожидался довольно камерным, всего лишь с несколькими приглашенными. Сказывались не только обычные, всем известные, обстоятельства, но и то, что шла четвертая неделя Великого поста. А значит, неуместны были и шумные гуляния.
Несмотря на это, устроить всё удалось самым лучшим образом. А в качестве главного украшения стола ожидался прекрасный торт из нежнейшего безе и фруктов.
Из гостей первыми прибыли супруги де Колиньи, за ними следом и Долмановы. За стол сели не сразу, дожидаясь, как водится, всех приглашенных. И, оживленно общаясь в гостиной с друзьями, Полина то и дело украдкой поглядывала на часы, думая о тех, кого, признаться, ждала чуть ли не более всех остальных. Но, увы, Евгений Максимович вновь явился один, и робкая надежда, что после той встречи у Кюба сердце Дарьи Львовны немного смягчится хотя бы ради дня рождения любимого сына, вновь оказалась вдребезги разбита.
Хотя вряд ли кто-то со стороны и заметил её разочарование.
Отправлено: 19.06.22 18:17. Заголовок: Не получив в течение..
Не получив в течение нескольких дней от своей Незнакомки ни единой весточки – впервые за три последних недели, Макс не на шутку встревожился. Беспокоило даже не то, что она молчит. Но то внезапное ощущение неизъяснимой утраты, которое однажды накрыло его вдруг от понимания, что новых писем от неё, возможно, более не будет и вовсе!
А такую вероятность не следовало исключать. Особенно после того, что он позволил себе в последнем послании, где впервые решился заговорить не от чужого, а от собственного имени. Доверив при этом незримой собеседнице то, о чем все последние месяцы боялся слишком задумываться даже наедине с собой. И этим, возможно, невольно разрушил тот идеальный образ, что она для себя создала. А может, и просто напугал ненароком излишней — и оказавшейся в итоге неуместной — искренностью.
Впрочем, последнюю догадку Макс почти сразу же и отмел. Ибо еще в самом первом из писем Незнакомка говорила ему практически о том же: что сомневается в возможности прожить одной лишь страстью целую жизнь.
Как бы там ни было, выждав ещё несколько дней, в каждый из которых, направляясь домой после работы, он непременно заглядывал на почтамт — чтобы в очередной раз испытать там смешанное с чувством лёгкой грусти разочарование, Макс все же решил написать ей «вне очереди». Просто для того, чтобы понять, в чем дело и, наконец, успокоиться. Ведь, причина затянувшейся паузы может быть связана не только с ними самими. Но еще и, например, с каким-нибудь внезапным, упаси бог, несчастьем…
Понимая, что даже в этом случае не сможет помочь ничем, кроме как лишний раз посочувствовать, Макс, тем не менее, то и дело смущённо отмечал, что тревожится об этой женщине так, как если бы они, и в самом деле, были знакомы и дружны. А может, даже и более… Хотя, прекрасно отдавал себе отчёт в абсурдности подобных мыслей.
Ведь в действительности — в его настоящей жизни — не изменилось ничего. И он по-прежнему любит только Полину. Пусть даже их отношения и переживают сейчас не самый лучший миг своего существования. Однако совершать из-за этого какие-то необдуманные шаги он вовсе не собирается! Да и из-за чего, в сущности? Из-за нескольких писем?! Пускай даже и от удивительно близкого по духу и образу мыслей человека, чьи душевные вибрации столь неожиданно попали в резонанс с его собственными.
Письмо вышло довольно коротким. Во-первых, потому, что содержало, вместо привычных уже рассуждений, лишь заданные максимально корректно и мягко вопросы. А во-вторых, потому, что день, когда Макс отнёс его на почтамт, был также днем его собственного рождения.
Прежде — в детстве, в юности, он отмечал его обычно шумно и весело. В обширном кругу семьи и друзей. Но в последние два года в этом смысле возникли известные сложности, преодолеть которые пока было не в его силах. Поэтому и в прошлый раз, и в нынешний большого праздника не планировалось. Да, в общем, не было и особого повода: 28 лет — дата с любой стороны не круглая. Его бы воля, так и вообще бы не отмечал. Но Полина сказала, что уже пригласила гостей в будущую субботу. И расстраивать её было неловко. Особенно после преподнесенного утром подарка, трогательный смысл которого, выглядел столь очевидным, что невозможно было не поддаться чувству благодарности. И не понадеяться в очередной раз, что все их проблемы, разрешимы — коли уж и сама Полина всё ещё верит, что единство их столь же неразрывно, как прежде. Нужно лишь ещё немного времени и терпения.
Следующие три дня прошли довольно спокойно и размеренно. Если не вспоминать, что тайная собеседница по-прежнему упорно молчала в ответ и на второе по счету письмо. Что выглядело уже не только по-настоящему странно, но даже как-то демонстративно. Отчего начинало порой казаться, будто она намеренно интересничает или, может, вовсе зачем-то испытывает его терпение?
Но кто же может уверенно утверждать, что до конца постиг женскую суть?
Вот и Макс, помаявшись в неизвестности ещё немного, третьего письма писать, разумеется, не стал, решив для себя в итоге просто выкинуть эту историю из головы и жить дальше «с чистого листа». Благо что и сам нынешний момент — буквально сразу же после очередного дня рождения, выглядел для этого как нельзя более подходящим и символичным.
Полина Черкасова
Имя: Черкасова Аполлинария Модестовна
Должность: жена и преданный друг
Звание: дворянка
Род занятий: супруга и мать
Год рождения: 1893
Любовь: мой прекрасный Макс Ищи силы принять то, что изменить не можешь
Отправлено: 21.06.22 22:55. Заголовок: Праздник был в самом..
Праздник был в самом разгаре. Несмотря на относительно небольшую компанию, всем собравшимся за столом гостям было одинаково весело и интересно, и оживлённый разговор, завязавшийся буквально с первых минут, если после и прерывался, то лишь в то мгновение, когда кто-нибудь решался произнести очередной тост во здравие именинника или за благополучие его чад и домочадцев.
Сидя, как и полагается, прямо напротив Макса, Полина видела, что он очень доволен происходящим. А еще постоянно ловила на себе его ласковые взгляды, от которых оживало, и было почти готово запеть от радости её собственное сердце. В котором вновь на глазах пробуждалась надежда, что всё еще обязательно будет хорошо.
Перед чаем в шумном застолье выдалась небольшая передышка. Мужчины отправились курить к Максу в кабинет, чтобы не тревожить дам – а в особенности Санни, которая с некоторых пор совершенно его не выносила – табачным дымом. А сами они, оставшись в гостиной, тотчас нашли себе иные развлечения. Анна Вячеславовна Долманова вызвалась помузицировать, а Поля и графиня де Колиньи устроились на диване, где Санька тотчас с восторгом поделилась своей последней радостной новостью – тем, что малыш у нее под сердцем совсем недавно впервые пошевелился.
- И с тех пор, представляешь, то и дело напоминает мне о себе! Я даже немного испугалась, мало ли, вдруг ему там тесно, неудобно, или что-нибудь еще…
- Ну что ты! – рассмеялась в ответ Полина. – Разве может ему быть тесно и неудобно под твоей защитой! Не беспокойся! Скорее всего, в положенный срок у тебя просто родится большой любитель потанцевать!
- Вот и Дмитрий Оскарович* сказал мне ровно то же самое! Хотя, если это девочка, то даже хорошо, ведь тогда ей точно не придется мучиться так же, как в своё время мне на занятиях по хореографии.
- Что, тебе трудно давались танцы? – удивилась Полина. – Но как это может быть, если у тебя абсолютный слух?!
- Вот уж не знаю! Тем не менее, факт! К счастью, со временем я всё-таки этому научилась. И даже очень полюбила. Страшно жаль, что сейчас Адаль категорически не разрешает мне танцевать. А все потому, что одна из его то ли тётушек, то ли бабушек, видите ли, оступившись во время вальса на каком-то балу, умудрилась однажды потерять своего первенца! Но даже если и так, то почему подобное непременно должно произойти и со мной? Ты не знаешь?
- Понятия не имею! Зато точно знаю, что Адальбер безумно тебя любит, а значит, волнуется о тебе, и конечно, о будущем малыше! Вот родится, тогда и натанцуешься вволю!
- Эх, скорей бы! – вздохнула Саша. – Не из-за танцев, конечно. А просто уже не терпится всё же узнать, кто там – мальчик или все-таки девочка? Ну а твой Ники как поживает?
- О, прекрасно! В последнее время даже стал иногда позволять мне спать по ночам! Правда, совсем недавно мы взяли для него няню…
- Давно пора было! Я просто не представляю, как ты до сих пор без неё обходилась!
- Да я и сама теперь всё чаще об этом думаю, - качая головой, усмехнулась Полина.
- Ну, а с Максом как? – наклоняясь к ней еще ближе, шепотом спросила Александра. – Кажется, у вас всё наладилось? Он выглядит таким счастливым сегодня!
- Пожалуй, - чуть пожав плечами, ответила Полина и вновь чуть виновато улыбнулась. Муж, и вправду, в последние дни сделался к ней будто бы более внимательным, и, чувствуя эту перемену, она тотчас же потянулась к нему сама. Но полного примирения всё равно не выходило. Между ними по-прежнему оставалась какая-то невидимая преграда, преодолеть которую никак не получалось. И, втайне догадываясь, с чем она может быть связана, Полина всё более беспокоилась.
- «Пожалуй»? – меж тем переспросила Санни и чуть нахмурилась. – Что-то я тебя не понимаю, милая.
- Я написала ему письмо! – внезапно собравшись духом, сообщила Полина подруге, тоже почему-то шепотом.
- Письмо? Какое?.. Ах, то письмо, - тихо ахнув и прикрыв рот ладошкой, Александра хихикнула и тут же вновь притихла. – И?!
- Знаешь, оно вышло совсем не таким, каким мы его планировали.
На мгновение задумавшись, стоит ли посвящать Сашу во все детали своей странной переписки с мужем, Полина затем всё-таки рассказала, пусть и не вдаваясь в подробный пересказ содержания их с Максом посланий, почти обо всех событиях последних недель. Попыталась объяснить и причину, побудившую её открыться мужу.
– Да только, кажется, Саша, что после всего этого, я ещё больше запуталась сама и запутала его. И когда он вдруг начал отвечать ей, то есть - мне… Нет, теперь я вполне уверена, что то моё решение было глупостью и ошибкой! И потому твердо решила прекратить переписку! Ни строчки больше ему не напишу!
- Да-да, конечно! И зачем я только это придумала! – пробормотала Александра, которая была при этом явно смущена. Однако отнюдь не тем, что ей доверила подруга, а скорее своей причастностью к произошедшему – Как ты решишь, так и будет правильно! Уверена, ты во всём разберешься!
- Конечно, разберусь! И ты, прошу, не принимай всё это близко к сердцу! А лучше пообещай, что и вовсе забудешь мою глупую болтовню. Меньше всего на свете я хотела бы тебя ею огорчить! К тому же, сегодня праздник! – Полина улыбнулась подруге, стараясь отогнать неловкость, которую вызвали её слова. И поднявшись с места, направилась к пианино, за которым баронесса Долманова как раз закончила исполнять «Бергамасскую сюиту» Дебюсси. – Санни, а может быть, теперь и ты нам что-нибудь исполнишь? Помнишь ту забавную французскую песенку?
Через некоторое время в гостиную вернулись мужчины, затем подали чай и именинный торт со свечами, который привёл в восторг всех не только своей красотой, но и вкусом – простым и одновременно изысканным. И вот, наконец, постепенно вечер начал близиться к завершению.
Уже прощаясь с хозяевами, графиня де Колиньи попросила Полину составить ей компанию в грядущий четверг.
- Собираюсь в «Пассаж» посмотреть ткани для новых платьев. Ужасно неудобно, что приготовленные на этот сезон наряды надеть уже не получится!
Оставшись вдвоем, Макс с Полиной вернулись в гостиную.
- Тебе понравился вечер? – спросила она, усаживаясь на диван и приглашая мужа сесть рядом, и потом, как только он это сделал, сразу же взяла его за руку. – Я очень рада. Жаль только, что не смогла приехать Дарья Львовна.
- Отец сказал, у нее разыгралась мигрень.
- Уверена, что так и есть, иначе она непременно бы была здесь сегодня! – Макс едва заметно усмехнулся и качнул головой. – А я всё равно в это верю! – упрямо повторила Поля, после чего просто прижалась к мужу, обнимая его, и больше ничего не говоря. Так они и просидели в тишине какое-то время, пока на пороге комнаты не возникла Лиза. Она еще сильно робела в присутствии Максима Евгеньевича, поэтому и теперь не сразу решилась заявить о своём присутствии, но когда ее все же заметили, сообщила, что проснулся Никита Максимович.
- Вот как? Тогда скорее беги и скажи ему, что я уже иду! – тихо улыбнулась Полина, тотчас поднимаясь на ноги. Затем поцеловала в щеку Макса и прибавила. – Ну что, боюсь, это точно надолго! Так что тоже ложись, и не жди меня. Спокойной тебе ночи, мой недавно рожденный, двадцативосьмилетний муж!
*Д.О. Отт (1855 — 1929) — российский и советский акушер-гинеколог; лейб-акушер в царствование императора Николая II.
Отправлено: 02.08.22 23:12. Заголовок: *с отцом* Весьма не..
*с отцом*
Весьма нечасто наведываясь к сыну в его контору и прежде, с тех пор, как тот обзавелся семьей, Евгений Максимович стал на Садовой еще более редким гостем. Из-за чего Макс порой даже почти серьезно на него обижался, пеняя, что с появлением Полины и особенно Никиты, отец совершенно потерял к нему интерес.
На самом деле, это было, конечно, не так. Хотя сам Черкасов-старший и говорил уже не раз, что в последнее время взрослые люди – особенно мужчины – действительно наводят на него тоску своими скучными разговорами и предсказуемостью.
Вот и сегодня, заехав неожиданно в гости к Максу по окончании своего очередного дневного заседания в Таврическом, он по большей части рассуждал именно об этом.
- Да-да, сынок, прости, но даже ты сам, кажется, постепенно становишься одним из тех зануд, что сутки напролет твердят и думают лишь о службе, да о делах, напрочь забывая, что вокруг есть еще целая масса других потрясающих и интересных вещей!
- О чём ты, отец? – недоуменно поинтересовался Макс, который, уступив родителю своё место в кресле за рабочим столом, примостился в этот момент с неизменной чашкой кофе в руке и папиросой в зубах на подоконнике у раскрытой форточки.
- Ну, вот хотя бы о том, знаешь ли ты точно, когда у твоего сына прорезался его первый зуб?
- Да вроде, пару месяцев тому назад? Или, не знаю… может, меньше? Нет… ты прав, точно не вспомню! – сделав глоток несколько уже подостывшего кофе, Макс слегка пожал плечами. – У меня работы тогда было невпроворот: как раз вплотную занимался делом Алистратова – ну, та история неприятная, я тебе рассказывал…
- Вот именно! Ты рассказывал мне и об этом, и еще о каких-то своих делах, однако новости о твоем первом и единственном сыне я узнаю главным образом от твоей жены, Максим! Ты сам не находишь это странным?
- Погоди, отец, но мне кажется, что подобное как раз совершенно нормально! В конце концов, дети, дом – то, чем и должны заниматься женщины, в то время мы, мужчины, исполняем в этом мире свои обязанности. Да, в общем, я и сам не помню, чтобы ты проводил с нами слишком много времени, пока мы росли…
- И, поверь, очень теперь об этом сожалею! – со вздохом перебил его Евгений Максимович. – Поэтому послушай добрый совет. Большой мир – твоя служба, дела, обязанности – все это, безусловно, важно. Но не стоит забывать и о малом, домашнем. Чтобы после не жалеть об упущенном.
- Да я, собственно, пытаюсь, как могу, совмещать, вот только…
- Что?
- Да нет, ничего, - покачав головой, Макс затушил окурок о дно хрустальной пепельницы. Не рассказывать же, действительно, отцу об их с Полиной противоречиях? Которые, хотя несколько и сгладились в последнее время, тем не менее, никуда до конца не исчезли. – Просто… фигура речи, - он усмехнулся и соскочил с подоконника, усаживаясь затем на стул с другой стороны своего рабочего стола. – Расскажи лучше мне ты, как там дома? Как матушка? Головные боли по-прежнему её терзают?
- Мне кажется, уже немного меньше, - уловив в словах сына оттенок иронии, Евгений Максимович тоже чуть заметно ухмыльнулся в усы. – Кстати, а та история в ресторане Кюба, где Поля вступилась за тебя перед Лилой… Долли после рассказывала, что «наша Поля» дралась за тебя, точно львица. Так, представь себе, и сказала: «наша»! Мне кажется, это добрый знак!
- Да неужели? – удивился Макс. – Там, на месте, мне показалось совсем иначе. В любом случае, Полине не стоило вмешиваться в тот спор.
- А почему? Ты ведь не хуже меня знаешь, насколько несносна порой бывает в своем высокомерии твоя сестра. Так что даже хорошо, что наконец-то нашелся хоть кто-то в нашей семье, кто сможет ей достойно противостоять.
- Это верно! – кивнул в ответ Максим, после чего они оба рассмеялись. – Послушай, отец! – внезапно вскинувшись, проговорил он. – Я вот что подумал. А не хочешь прямо сейчас поехать к нам на Каменноостровскую? Пообедаем, поболтаем… И Поля будет очень рада. Она ведь тебя любит чуть ли не больше, чем меня!.. Повидаешься с Ники, опять же. Заодно вместе выясним точно про его первый зуб?
Спустя несколько минут, быстро облачившись в верхнюю одежду, они вместе спустились в парадную, где Макса вдруг внезапно окликнул старик-консьерж:
- Ваше высокоблагородие! Не изволите ли уделить минутку?
- Извини, я сейчас! – чуть тронув отца за руку, Макс подошел к дубовой стойке, за которой служитель обычно нес свою ежедневную вахту. – Слушаю вас? Что вы хотели?
- Да вот, письмецо мне вам тут передать велено-с… - понижая голос, консьерж многозначительно умолк. – Очень просили срочно и лично в руки-с…
- Кто просил? Почтмейстер? – нахмурив брови, начал было Макс, и вдруг осёкся, сообразив, о чем идет речь. – А!.. Когда? Как давно?! И кто принёс? – склонившись ближе, шепотом принялся жадно допытываться он у старика, но тот вновь не сообщил ничего путного. – Ладно, давайте! Это вам за труды, - быстро протянув ему купюру, Черкасов затем столь же резво засунул себе за пазуху безымянный конверт из знакомой сиреневатой бумаги и благодарно кивнул.
- Макс, ну ты что застрял?! – послышался, тем временем, сзади немного недовольный возглас Евгения Максимовича. Стоя всего в нескольких шагах от сына, он нетерпеливо постукивал своей тростью по мраморному полу.
- Уже иду! – быстро обернувшись, бросил Макс через плечо и затем вновь взглянул на консьержа. – Пожалуйста, будьте внимательнее хотя бы в следующий раз!
- Что там? – спросил Евгений Максимович, когда он вновь к нему присоединился.
- Да так, деловая переписка. Материалы по одному новому делу. Не суть.… Пойдем скорее! Кажется, я вижу там, у перекрестка, совершенно свободный таксомотор!
Полина Черкасова
Имя: Черкасова Аполлинария Модестовна
Должность: жена и преданный друг
Звание: дворянка
Род занятий: супруга и мать
Год рождения: 1893
Любовь: мой прекрасный Макс Ищи силы принять то, что изменить не можешь
После приёма по поводу дня рождения Макса домашняя жизнь вновь погрузилась в свою обычную рутину. Но если прежде дел у Полины вполне хватало, чтобы заполнить ими целый день с утра до вечера, то теперь, с появлением усердной и старательной Лизы, свободного времени стало вдруг так непривычно много, что порой было уже и непонятно, чем его занимать. И жить в подобной праздности внезапно оказалось куда сложнее, чем в постоянных хлопотах. Привычные женские способы скоротать избыток свободного времени вроде рукоделия Полину никогда особенно не увлекали. Чтение, игры и прогулки с сыном также было невозможно растянуть на целый день. А круг знакомств и общения за пределами дома по-прежнему оставался предельно узким. Вот и приходилось теперь всё больше времени проводить в рефлексии да раздумьях, во что превратилась её нынешняя жизнь и насколько похожа она на то, о чём прежде мечталось. Поделиться же этими мыслями Полине теперь вновь было совершенно не с кем. Твёрдо решив не писать более Максу от имени выдуманной ею же самой неизвестной женщины, она честно держала данное себе слово вот уже больше двух недель, получив при этом отменную возможность убедиться в справедливости донельзя банальной истины, что пообещать порой гораздо проще, чем это обещание исполнить.
Вот только чувствовала себя при том отнюдь не героиней и молодцом, а почему-то наоборот: полной и совершеннейшей дурой. Злилась на себя за это и становилась еще более несчастной. Хотя внешне изо всех сил изображала обратное. Да так убедительно, что поверил бы и сам Станиславский!
Вот и Макс, отношения с которым после его именин вроде бы стали налаживаться и даже вновь местами походили на прежние, теплые и доверительные, вынырнув ненадолго из своих служебных дел и убедившись, что жена его всем довольна и счастлива, опять погрузился в них с головой. Уходя из дому чуть свет и возвращаясь лишь к ужину – усталый и абсолютно не расположенный ни к долгим беседам, ни к длительному совместному времяпровождению.
Потому, решив, верно, что далее так продолжаться больше не может, Судьба и прислала Поле однажды в лице всё той же Лизы, которой срочно потребовалась её помощь, своего вестника… Впрочем, ни о каком настоящем «требовании» с её стороны, конечно же, не могло быть и речи. Постучавшись в комнату к Полине, девушка, напротив, крайне смущенно попросила помочь ей в написании письма на родину, ибо читать-то она, конечно, умеет и неплохо, а вот писать – умения Господь не дал: выходит, словно у курицы лапой. Так, что после и самой неловко смотреть на свои каракули.
Живо проникнувшись её бедой, Полина, естественно, тут же исполнила просьбу, не только быстро и красиво записав под диктовку всё, о чем Лиза хотела сообщить своим родным, но и предложив после лично отправить её письмо. Не успев еще толком привыкнуть к жизни в огромном городе, бедняжка попросту побаивалась выбираться за пределы квартиры в одиночестве – о чём у них дома знали абсолютно все, включая и саму Полину. Так что никакого умысла и «второго дна» в ее предложении не было. Одно лишь желание помочь.
Разумеется, конверт этот можно было опустить в первый попавшийся почтовый ящик около дома, но надёжнее представлялось отправить через Центральный почтамт. А уж там и вовсе не её, Полины, вина, что, едва завидев входившую в операционный зал знакомую молодую особу, почтовый клерк из отдела выдачи корреспонденции до востребования, тотчас же приветливо и радостно заулыбался:
- Давненько не бывали у нас, сударыня! А вас, между тем, здесь уже целых два письмеца дожидаются! – и сразу же вручил ей оба конверта. Которые Полина, не имея возможности поступить иначе, чтобы не выглядеть странной, тотчас же сунула в ридикюль, уверяя себя, что всё одно ни за что не станет их после открывать.
И, без сомнений, сдержала бы обещание, если бы вечером ей срочно не потребовалось достать из сумочки носовой платок, поверх которого, мозоля глаза, оказались как раз те самые злополучные письма.
- Вот только взгляну одним глазком, и сразу же выкину! – пробормотала она, уже вскрывая перламутровым ножичком конверт, и давая своё новое обещание неведомо кому. Ведь в комнате в этот момент находился еще лишь спящий Цицерон, причудливо вывернувшийся кверху пушистым белым пузом на мягком ковре перед уютно потрескивающим дровами камином.
Ничего особенного первое из посланий, впрочем, не содержало, хотя чувствовалось, что Макс несколько удивлен и озадачен затянувшейся паузой в их переписке, поэтому деликатно пытается выяснить, с чем она связана. А вот второе, отосланное им спустя еще несколько дней и бывшее, по сути, даже не письмом, а скорее – короткой запиской, было исполнено уже той настоящей, неподдельной тревоги, заставившей щеки Полины покраснеть от удовольствия. А сердце – зайтись в тот же миг от вновь вспыхнувшей в нем жгучей ревности. Ибо не может же быть, чтобы так переживали лишь об единомышленнике! Вернее, нет, конечно же, может! Да только слова, интонацию которых она вполне отчетливо слышала, вновь и вновь пробегая взглядом ровные строчки, написанные уверенным и четким почерком… Они были явно из иной оперы. И выглядели обращенными далеко не к другу, но к той, которая занимает помыслы совсем иным образом!
Или же она совсем не знает своего мужа?!
Проверить последнее предположение можно было лишь единственным способом, применить который – означало нарушить обет. Но в чем же смысл его хранить, если сам Макс, выходит, готов пойти и на куда большее клятвопреступление – пускай пока только и одними лишь помыслами. Да только кто же теперь знает, что было бы, если бы на месте вымышленной героини вдруг оказалась живая, настоящая женщина?!
Не помня себя, холодея душой от этой мысли, Полина бросилась к секретеру, где, схватив перо и бумагу, тут же принялась строчить ответ, в котором её истинные переживания оказались столь крепко переплетены с переживаниями той, кто стала её фактическим «alter ego», что теперь их было уже и не разделить.
Рассказывая Максу от имени его безымянной эпистолярной собеседницы, как терзалась и мучилась, дав себе слово никогда больше ему не писать, Полина была предельно откровенна и от своего имени тоже.
Говоря о том, почему нарушила свой зарок, совершенно честно писала от них обеих, что просто не видит для себя способа выживать дальше, не имея возможности хотя бы изредка писать ему – единственному человеку, который ценит её и понимает так, как никто другой.
«Так простите же это долгое молчание, мой Бесценный Друг! И позвольте еще раз уверить, что Вы предо мной ни в чем не провинились. А виновата, скорее, лишь я одна. Смертельно напуганная, что, раскрываясь перед Вами сердцем и душой так, как ни перед одним другим мужчиной в целом свете, и получая в ответ такое понимание и поддержку, однажды всё-таки забуду свой долг и честь, я решила Вам более не писать…»
***
Время приближалось к обеду, и Лиза, заглянув в детскую, где Полина кормила Никитку, поинтересовалась, не пора ли накрывать на стол.
- Да, начинай, пожалуйста, а я скоро приду и тебе помогу.
Они уже заканчивали расставлять приборы, когда из прихожей послышались голоса. Один из них принадлежал Максу, а второй – очень на него похожий, но всё-таки, немного другой, Поля тоже узнала практически ту же самую минуту. И потому, оставив своё занятие, тотчас же с радостной улыбкой поспешила навстречу дорогому гостю:
- Евгений Максимович, какая принятая неожиданность!
- Уж поверь, дорогая, я и сам не ожидал, что так выйдет! Заехал сына навестить, а тот, злодей, вместо того, чтобы самому меня развлекать, схитрил: взял, и приволок старика на твою голову! – расцеловав вначале протянутые ему для приветствия руки, Черкасов-старший затем притянул за них же невестку к себе, и прибавил к этому еще один отеческий поцелуй в лоб.
- Вот уж тоже скажете! Какой же вы старик! – отвлекаясь на миг от свёкра, Поля чмокнула в щеку и подошедшего к ней Макса. – Вы вовремя, обед как раз подоспел!
- Ну, умница-хозяюшка! А уж красавица-то какая! Каждый раз прихожу, удивляюсь, и где Макс такую себе в нынешние времена отыскал?
- Ох, Евгений Максимович, ну теперь-то я точно буду знать, в кого он такой льстец! – воскликнула Поля, смеясь, и шутливо погрозила ему пальцем.
- Так, а что, разве я неправду сказал?! Конечно красавица! И наряд, вон, какой модный, да затейливый!
- Это Санни уговорила меня его купить! Сама бы ни за что не решилась! – опустив глаза, словно была в чём-то виновата, смущенно начала оправдываться Полина. Платье, что было на ней надето, и в самом деле, выглядело довольно экстравагантно: когда она увидела его в магазине, далеко не сразу решилась даже примерить. Уж слишком короткой, на её вкус, выглядела юбка – почти не прикрывает щиколотки! Да еще и отенок такой яркий – прямо бирюзовый. Санни тогда сразу же решительно заявила, что он прекрасно подчеркнет цвет её глаз. Но, даже согласившись в итоге купить это платье, Поля лишь сегодня решилась впервые в нём показаться.
- Вот и правильно сделала, что уговорила, - подбодрил невестку Евгений Максимович и повернулся к сыну, будто спрашивая, а почему же он-то медлит с комплиментами своей супруге?
За столом говорили много, весело и наперебой, когда, будто бы о чем-то ненароком вспомнив, Евгений Максимович внезапно многозначительно умолк, заставив Макса и Полю разом с удивлением на него взглянуть.
- Вот что, дети мои! Думаю, Долли обязательно станет на меня сердиться за то, что полез вперед неё в этом вопросе – но надеюсь, что, все же, не слишком долго… В общем, через три недели мы с ней отмечаем наш очередной юбилей. Да не какой-нибудь, а целых сорок лет! Так что по этому поводу обязательно будет большой приём. На котором вы, мои дорогие, будете очень желанными гостями!
Отправлено: 16.08.22 23:26. Заголовок: * с родными и близки..
* с родными и близкими*
- Прости, отец… – быстро переглянувшись с женой, Макс отложил в сторону столовые приборы. – Но точно ты ли уверен, что это будет уместно?
- Полностью и абсолютно, – спокойно посмотрев ему в глаза, ответил Евгений Максимович. – И потом, не забывай, что праздник этот всё-таки общий для обоих супругов. А я уж точно желаю видеть на нем всех своих детей — последнее, само собой, относится и к тебе, моя милая, – прибавил он с улыбкой и чуть кивнул настороженно замершей в этот момент невестке. – Ну и внуков, конечно, тоже касается! Хотя, маленькому Ники моё приглашение все же лучше, думаю, пока не принимать. А подождать с этим, например, до нашей с Долли золотой свадьбы…
- Почему-то уверена, что именно так на этот раз он и собирался поступить! – рассмеялась в ответ Поля. – Ники у нас юноша весьма рассудительный!
- Да уж! От его непрерывных «рассуждений» няньки, вон, уже за голову хватаются! – в тон ей подхватил Макс, переводя про себя дух. Ибо в душе, если честно, немало опасался очередного маменькиного выкрутаса. Но если отец не выдает желаемое за действительное, и Дарья Львовна, правда, готова сама совершить такой шаг навстречу, то это просто гигантское и крайне важное для них всех событие, заметил он уже вслух, предлагая после отметить его очередным тостом.
- А еще я хочу выпить за ваше с мамой здоровье! И за то, чтобы нам отпраздновать всем вместе не только вашу золотую, но и эту… как там её называют?..
- Бриллиантовую… – подсказала ему Полина.
- Да, за неё. И ещё за несколько тех, что будут следом!
- Ну, это ты, братец, уже точно лишнего хватил! Все ж я тебе не Мафусаил какой-нибудь!
Уехал домой в тот вечер отец довольно поздно. Перед самым ужином, заметив в ответ на уговоры сына и невестки побыть ещё немного, что подобного небрежения домашним распорядком Дарья Львовна уж точно не стерпит. И тут же, усмехнувшись, прибавил, что все это, конечно же, шутка. А правда состоит в том, что оставлять надолго в одиночестве жену ему и самому не по нраву.
- Привыкли мы с ней друг к другу. Срослись корнями, как говорится… Да что объяснять? Скоро вы и сами, поверьте, станете рассуждать так же, как мы с Долли – если уже не начали. Ведь, если верить нашему мятежному графу-писателю, все счастливые семьи счастливы одинаково!
Оставив без комментария его последнюю ремарку, Макс тогда лишь кивнул и украдкой посмотрел на Полину, заметив, что улыбка на её губах после этих слов словно бы на мгновение померкла. А впрочем, возможно, это лишь только показалось.
С отъездом Евгения Максимовича, обстановка в доме неуловимо переменилась. Нет, внешне всё осталось по-прежнему. Исчез, без остатка растворившись в пространстве, лишь тот заряд оптимизма и ощущение уверенности, что всё непременно будет хорошо, фантастический дар внушать которое окружающим Макс с восхищением отмечал у отца в течение всей своей жизни.
Перебравшись вместе из гостиной обратно в столовую, они быстро и совсем без аппетита перекусили – уже без особых застольных разговоров. А затем, так же скоро, отправились завершать ежедневные дела.
Поля ушла в детскую, а Макс, как обычно, побрел к себе. Но прежде – еще раз на минуту вернулся в прихожую. Где во внутреннем кармане пальто его вот уже несколько часов дожидалось новое письмо от Незнакомки. Прочесть которое раньше он, понятное дело, не мог. И потому, даже искренне наслаждаясь обществом отца, всё равно подспудно мечтал поскорее оказаться, наконец, в тишине своего кабинета, чтобы распечатать заветный конверт и узнать, почему же она всё-таки так долго молчала?
Первой и главной новостью – к вящему облегчению Макса, было то, что с нею всё благополучно:
«Я могла бы написать, что была тяжело больна, но это неправда. А я не хочу Вас обманывать. Не только потому, что пообещала быть искренней. Но еще и оттого, что Вы всё равно это поймете и перестанете мне доверять. Утрата же Вашего доверия стала бы для меня куда большей потерей, нежели открытое признание своей слабости… Да-да, не удивляйтесь! Я спокойно признаю любую свою вину или ошибку. Но сознаваться в слабости мне мучительно с самого детства. Тем не менее, стоя сейчас перед Вами, я честно говорю: я молчала не потому, что Вы меня как-то обидели или задели. А только оттого, что разум мой оказался слабее сердца. Уверена, Вы понимаете, о чём я, поэтому великодушно избавите от дальнейших объяснений. Ибо и так уже сказано слишком, слишком многое… Так простите же это долгое молчание, мой Бесценный Друг! И позвольте еще раз уверить, что Вы предо мной ни в чем не провинились. А виновата, скорее, лишь я одна. Смертельно напуганная, что, раскрываясь перед Вами сердцем и душой так, как ни перед одним другим мужчиной в целом свете, и получая в ответ такое понимание и поддержку, однажды всё-таки забуду свой долг и честь, я решила Вам более не писать. И если бы не одна случайность… А, впрочем, нет! Вновь я пытаюсь спрятаться в спасительный для моего самолюбия обман. Это, конечно же, не был случай в чистом виде. И я могла бы, если бы действительно хотела, устроить всё совсем иначе. Если бы не поняла, что больше так не могу. Вы нужны мне, Дорогой Друг. Но я хорошо понимаю, что не имею морального права вмешиваться в Вашу жизнь лишь на том основании, что сама немного сошла с ума. Поэтому оставляю Вам привилегию решать, продолжить ли наше общение и дальше или оставить это моё письмо его завершающим аккордом».
Прочитав последнюю строчку, Макс удивленно моргнул. Затем резко сдернул с переносицы очки и, протерев стекла, тут же водрузил их обратно, чтобы еще раз её перечесть.
До предела заинтриговать, надолго умолкнуть, а после – почти открыто признаться в любви и предложить самому решить, стоит ли всё это продолжать?! Что за милое женское коварство!
«И какова же плутовка!» - поймав себя на этой мысли, Черкасов почувствовал, что улыбается, продолжая при этом мечтательно разглядывать листок, исписанный её необычным, немного ломаным, почерком. Таким же необычным, как и сама эта женщина…
- Я уложила Ники! – голос Полины, вдруг заглянувшей в кабинет, прозвучал, словно гром среди ясного неба, заставив вздрогнуть от неожиданности. Вскинув на жену взгляд, который приобрел вопросительный оттенок, как только стало понятно, что она с явным любопытством поглядывает на зажатый в его руке лист, Макс пожал плечами:
- Прекрасно. Самое время и тебе ложиться. Время-то позднее…
- А ты?
- Нет, я потом. Нужно вновь проглядеть кое-что из материалов дела и после дописать в речь для выступления на завтрашнем заседании, - с этими словами он опустил глаза, делая вид, что намерен снова погрузиться в чтение.
- Макс…
- Что-то еще? – откладывая письмо Незнакомки в сторону, Черкасов посмотрел на Полину, все еще стоящую в дверном проёме, уже слегка нахмурившись. – Дорогая, давай поскорее! Прости, но ты меня действительно отвлекаешь.
- Нет, ничего… Не важно! – мотнув головой, она тотчас же развернулась и ушла, тихо затворив за собой дверь.
А Макс, едва дождавшись, пока её шаги полностью затихнут в глубине квартиры, вздохнул с облегчением и потянулся за пером к венчавшему его рабочий стол своей имперской малахитово-бронзовой роскошью письменному канцелярскому прибору:
«Позвольте предложить Вам сыграть в одну небольшую игру…» - полностью лишенное в своём начале стандартных приветственных фраз, а заодно и всего прочего, чем обыкновенно принято открывать любое эпистолярное общение, его новое послание более походило на продолжение начатого ранее приватного устного диалога.
Но именно такого эффекта Макс и намеревался добиться.
Полина Черкасова
Имя: Черкасова Аполлинария Модестовна
Должность: жена и преданный друг
Звание: дворянка
Род занятий: супруга и мать
Год рождения: 1893
Любовь: мой прекрасный Макс Ищи силы принять то, что изменить не можешь
- «Дописать речь»! Ну, конечно! Знаю я, какую «речь» ты собираешься писать! Отвлекаю я его, видите ли! Ну, разумеется! – ворвавшись в спальню, словно грозная эриния, Полина едва сдержалась, чтобы изо всех сил не хлопнуть дверью, но вовремя вспомнила про спящего в соседней комнате сына. Тем не менее, унять кипящую внутри ярость вот так сразу было практически невозможно. Поэтому шпильки, которые она, устроившись перед зеркалом, начала вынимать из причёски, полетели в свою коробочку, точно разящие стрелы. — «Дорогая, давай поскорее!» Нет, но вы только взгляните, каков, а?! — повторив недавние слова мужа, Полина аж скривилась. И сердито взглянув на своего зеркального двойника, вновь едва удержалась, чтобы не запустить в серебристое стекло зажатой в руке расческой.
Почему же так вышло, что еще пару часов назад, в присутствии Евгения Максимовича, они были вполне нормальной семьей, однако стоило ему уехать, и Макса опять будто бы подменили! Забыв о её присутствии сразу, как только за отцом закрылась дверь, после, у себя в кабинете, он, впрочем, ещё дальше «развил успех». И сумел продемонстрировать свое пренебрежение так наглядно, что до сих пор не хватало слов, чтобы выразить всю степень унижения, которое она испытала, прочитав в его взгляде не просто досаду, а самое настоящее нетерпение поскорее от неё избавиться! Но еще хуже на душе у Полины становилось от мысли, что нынешний свой ад во многом она сотворила лишь собственными усилиями!
Ведь, безусловно, можно было бы хоть сию же минуту прекратить всю эту историю. Просто вернуться к мужу и заявить, что письма, которые он получает, написала она сама. Да только это ведь всё равно не избавит теперь от подозрений, что точно так же Макс мог бы ответить и настоящей другой женщине! Осознав, что наделала, Поля поняла, что оказалась в чудовищной ловушке, из которой просто нет выхода! И потому теперь ей придется жить внутри этой лжи постоянно.
Впрочем, оставалась еще надежда на благоразумие Макса, который одним только словом – вернее, ответом на это, последнее, письмо может расставить всё по своим местам, а заодно вернуть ей веру в него и неизменность его чувств. С этой мыслью Полина отправилась в постель, где, правда, так и не смогла уснуть. А вместо этого просто лежала с закрытыми глазами, вновь и вновь перебирая в голове все, что с нею произошло. А потом, примерно через час, в спальню, наконец, пришел Макс. Тихо раздевшись, он лег на своей половине постели, даже не поцеловав Полину на сон грядущий…
Следующим утром за завтраком они вели они себя так, будто ничего и не произошло, но едва только муж уехал на службу, Поля тоже тут же оделась и отправилась на Почтамт, понимая, что там ее уже наверняка ждет его ответ. Так и оказалось. Еле дотерпев до дома, она сбросила пальто и устремилась в комнату, на ходу вскрывая конверт.
Первые же строки заставили сердце сжаться. Муж не только не прекратил общения с Незнакомкой, он просил у нее свидания! Понимая, что все её надежды рассыпались в прах, Полина судорожно всхлипнула. А потом, отбросив письмо в сторону, закрыла лицо руками и вовсе горько разрыдалась. Вместе с этими слезами утекла первая, самая острая, боль.
Немного позже, когда вновь стало возможно соображать хоть сколько-нибудь здраво, Поля встала из-за стола и побрела в ванную, где умылась и смочила виски одеколоном, а затем, вернувшись в комнату, подняла с пола письмо и еще раз пробежала глазами строчки.
Макс действительно предлагал ей выбрать на собственное усмотрение время и людное место. Но назвать это свиданием в обычном смысле, пожалуй, было неверно. Ведь личного общения оно не предполагало – лишь возможность прийти куда-то вдвоем в назначенный ею час и день для того, чтобы попытаться угадать, кто из присутствующих там женщин – Незнакомка:
«Театр или ресторация? Решите это сами, мой милый друг. Не называйте ни цвета ваших глаз, ни цвета волос, ни тем более своего наряда. Я должен буду сам понять, что вы – это вы!» – писал Макс, и Полине внезапно стало интересно, какой же он, на самом деле, представляет свою собеседницу?
Миниатюрная блондинка? Или эффектная брюнетка? Похожа ли на неё, или совсем иная?..
Впрочем, какая разница? Она просто не станет отвечать на это письмо и пусть Макс далее всю жизнь гадает, почему Незнакомка ему больше ни разу не написала. Такова была первая мысль. Но внезапно Полина решила помучить мужа иначе.
- Стало быть, желаешь сыграть? Ну, будь по-твоему, Макс, сыграем! – проговорила она и, недобро усмехнувшись, вытащила из ящика бюро чистый листок бумаги:
«Ваша идея показалась мне интересной. Но, если я могу выбрать место, то пускай это будет приём по случаю юбилея свадьбы Ваших родителей! Не удивляйтесь, что мне о нём известно – я ведь не раз писала, что мы с Вами живём и общаемся в одном и том же кругу. Вот и теперь, буквально на днях, мой муж получил приглашение от Вашей матушки. Как я понимаю, гостей ожидается достаточно много. Так что у Вас будет обширное поле для размышлений и догадок. Дерзайте! Если хотите, я даже придумаю для Вас какой-нибудь приз за победу. И наказание за поражение. Возможно, Вы даже предложите сами, что это может быть…»
«Предложить наказание за поражение? Ну, уж нет! Кажется, Вы забыли, что я адвокат, и что наказывать – отнюдь не моя работа! К тому же привык выигрывать. Поэтому позвольте мне лучше выбрать свой приз. Пускай им станет честный рассказ о самом большом безумстве, которое Вы, мой друг, совершили в своей жизни ради любви. А что до наказания… Придумайте его сами, если желаете, я приму любой вариант, потому что уверен в своей победе…»
К моменту приезда Полины и Макса вся Большая Морская – начиная от той её части, в которой находился особняк Черасовых-старших, и почти до Исаакиевской площади – была сплошь заставлена экипажами и самых разных марок автомобилями. Успевший за годы войны несколько истосковаться по большим событиям великосветский Петроград с энтузиазмом воспринял приглашение известной всему городу и уважаемой графской четы разделить с нею знаменательное семейное событие, поэтому гостей ожидалось много. И большинство из них, судя по всему, решило не томить хозяев долгим ожиданием своего приезда. Так что Макс едва нашел место для того, чтобы припарковать свой «мерседес».
В ярко освещенном всеми огнями нижнем парадном холле собрались недавно прибывшие гости, которыми занимались сразу несколько лакеев под руководством мажордома. Впрочем, едва узрев у входа молодого барина и его супругу, последний тотчас же поспешил им навстречу, радостно приветствуя и принимая затем верхнюю одежду, чтобы лично отнести её в гардероб.
Еще за эти минуты, ожидая, пока Поля прихорашивается перед огромным зеркалом в золотой оправе, Макс успел мельком оглядеть всех присутствующих в холле представительниц прекрасного пола, и уже тогда ощутил в себе абсолютную уверенность, что Незнакомки среди них точно нет. Хотя, на чём именно она зиждилась, было совершенно неясно: ведь даже попыток нарисовать в своём воображении ее облик Макс намеренно избегал с тех самых пор, как они затеяли нынешнюю игру. Возможно, как раз затем, чтобы избежать разочарования, если тот вдруг не совпадет с действительным. Каким бы он в итоге ни оказался…
- Я готова, можем идти, - тихонько шепнула Полина, тронув Макса за рукав парадного фрака – и никак иначе, ибо маменька решительно не признавала этикетных послаблений, дозволивших мужчинам с некоторых пор появляться в свете не только в нём, но также и в смокинге.
Немедленно отвлекаясь от своих размышлений, он молча кивнул, подавая ей руку. И уже через пару мгновений они вдвоем поднимались по широкой беломраморной лестнице. С тех пор, как Макс был здесь в последний раз, на ней успели поменять ковер, прежде он был красным, теперь же – великолепного изумрудного оттенка. В остальной обстановке всё, вроде бы, выглядело прежним. И, вновь оказавшись в отчем доме после долгого перерыва, Макс вдруг отчётливо понял: за прошедшие два с лишним года он очень соскучился. По этим отполированным до блеска сотнями тысяч прикосновений рук лестничным перилам над белоснежной балюстрадой колонн, по праздничному сиянию роскошной хрустальной люстры, по стенам, украшенным живописными шедеврами, столь привычными взору, что прежде на них даже как-то не обращалось внимание… По всей атмосфере – уже чуточку старомодной и, возможно, даже чрезмерно помпезной для нового века, но всё равно такой родной, уютной и любимой, что, как только она вновь возникла перед глазами, сердце в груди сразу же радостно встрепенулось.
На самом верху лестницы, на площадке перед входом в большую гостиную, посетителей, как полагается, встречали сами «рубиновые новобрачные». Стоя рука об руку, они раскланивались и обменивались приветствиями с каждым из тех, кто к ним подходил. Дожидаясь их с Полей очереди, Макс с улыбкой и гордостью смотрел на родителей, невольно любуясь тем, как же хорошо они смотрятся вместе. Будто, и правда, нечто единое и неразделимое. Матушка со своей царственной осанкой в роскошном пурпуре бального туалета, а рядом, как всегда – отец, в отличном фраке с алым бутоном розы в петлице, точно в тон её платью.
Обменявшись с ним первым рукопожатиями и коротким, но крепким объятием, Макс повернулся к матери, протягивая принесённый с собой букет нежных белых гиацинтов, которые Дарья Львовна всегда особенно любила. Отец рассказывал, что это связано с воспоминаниями о некой романтической истории из их общего прошлого, еще «досемейного», но какой именно – никогда не уточнял. Да Макс, впрочем, особо и не расспрашивал. Просто запомнил, что среди всех существующих на свете цветов мама особенно ценит гиацинты, и потому часто дарил ей именно их, как по различным торжественным поводам – так и без оных.
Вот и теперь взор её по-прежнему прекрасных серо-голубых глаз сразу же заметно потеплел. И даже, кажется, чуть подёрнулся влагой в тот момент, когда Макс вначале церемонно склонился к свободной от цветов, затянутой в кремовый атлас, руке, а затем, слегка мотнув головой, вдруг тихо усмехнулся и, бережно приобняв Дарью Львовну за плечи, нежно расцеловал её прохладные гладкие щеки, с наслаждением вдыхая чуть ощутимый, знакомый с детства, аромат её духов.
- От всей души поздравляю вас, мои дорогие! И спасибо, что пригласили!
Все даты в формате GMT
3 час. Хитов сегодня: 29
Права: смайлы да, картинки да, шрифты да, голосования нет
аватары да, автозамена ссылок вкл, премодерация вкл, правка нет
- участник сейчас на форуме
- участник вне форума