Отправлено: 23.03.23 20:56. Заголовок: * с рыцарем в белом ..
* с рыцарем в белом халате*
И как было ему объяснить? Уткнувшись носом в мятый белый ситец докторского халата, под которым, помимо одежды, отчетливо ощущалась упругая мускулатура мужского плеча, Иоланта ревела, как ребенок. Едва ли не впервые в жизни позволив себе истерику на глазах у человека, пускай и дружески к ней расположенного, но всё равно почти чужого. И абсолютно не могла успокоиться еще несколько долгих минут, несмотря на то, что до неожиданного появления Степана Александровича, кажется, успела вылить со слезами уже почти все горькие обиды, накопившиеся как за этот, особенно неудачный, так и за предыдущие дни. Просто было, видимо, нечто такое в выражении его лица и звуке голоса, что позволило отказаться от ставшей уже давно привычной внутренней «взрослой» сдержанности, так отличавшей Иоланту от прочих сверстниц еще и тогда, когда она совсем не вышла возрастом из детских лет.
Однако злоупотреблять добротой даже такого человека как доктор Веригин было неловко. Поэтому, едва удалось вновь немного успокоиться, Иоланта тотчас же от него отодвинулась и, опустив глаза, прошептала:
- Простите. И не волнуйтесь больше. Со мной все в порядке. Просто кровь носом пошла. Запачкала вот все…
- И все же, вы чем-то расстроены, – недоверчиво покачал головой Степан, которому подобное объяснение показалось каким-то слишком уж странным.
- Разве что только тем, что, похоже, оказались правы все, кто считал меня ни на что не способной и никчемной барыней, а вовсе не вы, Степан Александрович, – вновь на него взглянув, Иоланта вытерла глаза и горько усмехнулась.
Будучи человеком упрямым, гордым и отнюдь не лишенным самолюбия, Степан, тем не менее, обычно вполне спокойно признавал собственную неправоту в любом споре. Но лишь в том случае, если у противоположной стороны имелись достаточно убедительные доводы. А вовсе не так — голословно и без каких бы то ни было аргументов.
- Ну и кто же это вам такое сказал, позвольте узнать?! — снова заметно нахмурившись, он чуть отстранился, чтобы было удобнее заглянуть ей в лицо. — Впрочем, погодите! Давайте-ка сперва встанем, земля уже холодная, не хватало ещё вам простудиться… Вот так! — приподнявшись на корточки, Степан бережно, словно ребёнка, подхватил Иоланту под мышки и пересадил на скамью. — Ведь правда же, удобнее? — и сам сел рядом, инстинктивно нащупывая рукой карман в намерении отдать все ещё тихонько хлюпающей носом барышне свой носовой платок. Но внезапно с досадой вспомнил, что тот остался в кармане шинели, и разочарованно вздохнул.
Что же, придётся, видимо, и дальше осушать её слезы лишь силой слова и убеждения.
- А знаете, такие неудачные дни, на самом деле, случались у каждого, кто когда-либо начинал свой путь в медицине. Да даже и потом… Уже после окончания учёбы… — прибавил он вдруг, задумчиво глядя перед собой — вновь было потянувшись за папиросой, но тут же и передумав: что, если Иоланте неприятен табачный дым? — А уж в годы студенчества! Чего только не было! Вот, помню, произошёл как-то на первом курсе со мной препозорнейший случай… Нет! Не хочу я о нём говорить! Не то еще смеяться станете, а это будет мне очень обидно…
Мельком глянув на прекратившую наконец-то плакать собеседницу, Веригин многозначительно умолк, всём своим видом показывая, что продолжать не намерен ни при каких обстоятельствах.
- Да что вы! — горячо заверила его Иоланта, сей же час попадаясь в эту без малейших затей расставленную «ловушку» — и совершенно этого, по доверчивому простодушию, не замечая. — Я бы никогда, даю честное слово!
Отправлено: 23.03.23 20:56. Заголовок: *с одной весьма отве..
*с одной весьма ответственной барышней*
- Ну ладно, — глубоко вдохнув, Веригин огляделся по сторонам, словно дополнительно убеждаясь, что поблизости нет никого, кроме них двоих, и продолжил: — значит, первый курс университета. И самое первое занятие в анатомическом театре… Всё ещё хотите слушать дальше? Ну, как прикажете! В общем, привели нас в секционную. Там, как водится, соответствующий антураж, запах формалина такой, что аж глаза слезятся… Преподаватель спрашивает, дескать, и кто же из вас, господа студенты, будет мне нынче ассистировать на вскрытии? Я сразу же, вперёд всех, вызвался, никто из однокашников и слова сказать не успел. Так был в себе уверен! Отцовские анатомические атласы ведь ещё в детстве до дыр засмотрел! Да и накануне до поздней ночи готовился, утром из-за этого едва не проспал, пришлось даже без завтрака на занятия бежать… Так вот, подзывают меня к трупу, и говорят: «Срединный абдоминальный разрез извольте, пожалуйста, выполнить!»
А я, то ли от волнения и общего напряжения, то ли просто от голода — со вчерашнего дня ведь не ел! — возьми, да и хлопнись обморок-то, едва лишь воткнул ланцет в кожу! Причём, не просто так, а ещё и труп за собой чуть с секционного стола не утянул! Ох, и долго же эту историю после поминали «добрые» однокашники! Особенно, с тех пор, как узнали, что я собираюсь стать хирургом…
Сокрушенно вздохнув, капитан вновь покосился на Иоланту:
- Ну вот! Всё-таки смеётесь! А ведь обещали, что не станете! — заметил он с почти неподдельной укоризной в голосе.
- Простите, я не хотела, но это, правда, очень смешно… И одновременно ужасно!
- Конечно ужасно! Особенно для моей репутации! Которая теперь и для вас навеки разрушена, вот так-то!
- И ничего не «так»! — горячо возразила Иоланта. — А совсем наоборот! Ведь теперь я вижу в вас живого, настоящего человека, а прежде… Господи, что я несу?! — словно впервые вдруг сообразив, что произносит это не про себя, а вслух, она осеклась и на миг закрыла лицо ладонями. — Простите, Степан Александрович, я глупость сказала! И, умоляю, пообещайте, что обо всем забудете! И вообще… давайте лучше закончим этот разговор, я… должна идти!
Засуетившись, она подхватила юбки и вскочила на ноги, но Веригин все же успел поймать её за руку и, поднимаясь следом, вновь слегка потянул к себе.
- Не собираюсь я ничего забывать!
От этих слов на её милом лице, и без того смущённом, отразилось ещё большее смятение.
- Да-да, даже не надейтесь! Уже хотя бы потому, что все это время лишь только о том и мечтал: чтобы вы, наконец, увидели во мне человека…
«Мужчину», — хотелось бы прибавить. Но решиться на подобное было бы слишком большой дерзостью с его стороны. Потому капитан лишь покачал головой, на миг опустив глаза, тихо усмехнулся, и после продолжил уже совсем иным, обычным своим тоном:
- Ладно, неважно! Скажите мне лучше, хотя бы теперь, после такого постыдного саморазоблачения, разве не заслужил я права узнать, что же с вами случилось на самом деле? И из-за чего вы так горько плакали?
Отправлено: 23.03.23 21:07. Заголовок: - По моей вине едва ..
- По моей вине едва не истёк кровью раненый солдат, — честно ответила Иоланта, сконфуженная не столько внезапной переменой его настроения, сколько собственным, минутной давности, наваждением, когда ей вдруг опять показалось нечто такое, о чем совсем не стоило думать.
И надо сказать, что прежде, до встречи с доктором, эти мысли её совсем и не тревожили. Но с тех пор, как их общение вдруг вышло за рамки обычного неблизкого знакомства, запрещать себе думать о Степане Александровиче не только, как об одном из тех, с кем просто ежедневно встречаешься, Иоланте, по правде, становилось все труднее.
В тот день, когда они с Янеком подвозили его до деревни, капитан много рассказывал о себе и своих близких. Но в тех речах не промелькнуло и намёка на присутствие в его жизни невесты. Невольные думы о том, почему сердце такого галантного кавалера и, что уж отрицать, красивого мужчины, остаётся свободным, бередили не только любопытство Иоланты, но и воображение. И в этих грезах ей отчего-то чаще всего виделась некая тайная романтическая драма, делавшая образ доктора ещё более привлекательным, вопреки всем попыткам рассуждать здраво. В том ключе, что Степан Александрович столь любезен с нею не потому, что как-то выделяет среди прочих — да и с чего бы? А лишь затем, что он в принципе добрый и обходительный человек, испытывающий, к тому же, к ней искреннее расположение и всячески помогающий. И именно поэтому, а вовсе не по какой-то иной, скрытой, причине, и сама она тянется к нему всей душой. Иными словами, связывает их только лишь дружба. Вернее, пока даже лишь только её первые зачатки.
Полностью себя в этом убедив в одну из недавних бессонных ночей, Иоланта почти успокоилась. Решив, однако, что стоит теперь все равно почаще молиться, чтобы Господь послал ей больше благоразумия и смирения. И избавил от гордыни, ведь это именно она своими дьявольскими устами нашептала нарушившие душевное равновесие грешные помыслы последних дней о том, что капитан к ней чуточку неравнодушен.
И вот теперь, когда тот вдруг так нежно взял её за руку, а после ещё глянул не просто в глаза, а, кажется, в самую душу, все эти сомнения сразу же вернулись. Да не так, как прежде, когда были лишь смутными грезами, а гораздо опаснее! Пусть и длилось все это лишь только пару мгновений, после чего Степан Александрович вновь с лёгкостью стал собой прежним. А вот сама она все никак не может прийти в обычное состояние, хоть и искренне старается.
- Позвольте, но каким же образом?! — не ведая тайных душевных метаний собеседницы, Веригин, тем временем, действительно почти сразу же снова переключился на деловой лад. Слегка нахмурил брови и попросил Иоланту рассказать детали подробнее. Что она, глубоко вдохнув, затем и сделала. Постаравшись, впрочем, подать все как можно спокойнее и без эмоций, отмечая, главным образом, свои ошибки и несообразительность.
-… Вот после этого сестра Захарова и велела мне больше не показываться ей на глаза. Но я её понимаю! Столько дел, а тут ещё, такая бестолковая рядом, буквально ничего нельзя доверить!
С трудом подавив ещё один горестный вздох, Иоланта низко опустила голову. Было улучшившееся, благодаря не малым усилиям доктора, настроение вновь стремительно поползло вниз.
- Но это же чушь какая-то! В конце концов, если даже вы ошиблись по неопытности, вокруг было полно других сестёр, да и докторов! Она не имела права так с вами обращаться. И я непременно с нею об этом поговорю! — искренне возмутился Степан.
- Пообещайте, что этого не сделаете! — тут же испуганно вскинулась Иоланта.
- Как же, как же! — пробормотал Степан по-русски и мотнул головой в ответ на вопросительный взгляд Иоланты. — Уверен, что вскоре всё именно так и произойдет… — будто бы о чем-то мимолетно задумавшись, продолжил он, уже по-французски. — Но пока этот процесс не завершен… Скажите, чем вы собирались заняться в ближайшее время? Имею в виду, что прятаться здесь до самого вечера, наверное, не самая лучшая идея? Шофёр, как я понимаю, приедет к шести, но сейчас… кажется, намного меньше?
- Вы правы, только полдень, - ответила Иоланта, быстро взглянув на циферблат своих часиков. – Не знаю… может быть, навещу Тетеньку… правда, сейчас уже почти секста*, так что она и другие сестры скоро отправятся на молитву. А потом на дневную трапезу. Так что пока посижу здесь… Но вы обо мне не беспокойтесь! И без того неловко, что отняла столько вашего времени! А у вас ведь работа…
- Собственно, о ней-то я и хотел поговорить! – обрадовался Веригин. – Незадолго до того, как вас здесь обнаружил, получил от Телепина предписание сменить доктора Воронцова на сортировке раненых. Не хотите мне с этим помочь?
- Да ведь именно оттуда меня и прогнали!
- И что?! А я зову обратно! Лично меня как работник вы вполне устраиваете, мнение остальных на этот счет малоинтересно! – спокойно пожимая плечами, ответил он. – К тому же, уверен, там уже все давно забыли и о самом происшествии! Поэтому… разве что только вы не хотите…
- Да ну что вы, я с огромной радостью! Если только хоть чем-то смогу!
- Вот и договорились!
Степан Александрович оказался прав. Повторное появление Иоланты на монастырском дворе вызвало некоторое удивление лишь у тех, кто был непосредственным свидетелями недавней сцены. Да и то лишь на пару минут. Но дальше они снова занялись своими делами. А капитан и Иоланта вместе принялись за свои.
На сей раз она была предельно внимательна, ловила на лету буквально каждое его слово. Однако не только из-за того, что боялась повторить прежнюю ошибку. Куда хуже было бы подвести Степана Александровича, не оправдав его безграничного доверия. Тем более работать с ним было куда легче, чем с заносчивым Калининым, который, не выказывая к Иоланте открытой неприязни, однако, почему-то неоднократно пытался обозначить свое над нею врачебное превосходство. Будто бы она каким-либо образом подвергала его сомнению. Люся, с которой Иоланта рискнула поделиться своим наблюдением, сразу же связала это с тем, что она знатная аристократка. Прапорщик же, как говорят, напротив, происхождения совсем невысокого.
- А ты ведь знаешь, что некоторые из таких людей, особенно тех, которым удалось хоть сколько-нибудь пробиться в жизни, теперь почти открыто высказываются против таких знатных и богатых, как вы, называют вас «нахлебниками», «дармоедами» и прочее.
- И ты с этим согласна?! – ужаснулась Иоланта.
- Что за глупости, конечно же, нет! Да и насчет Калинина я не точно знаю, а лишь предположила… Может, и он просто так, без особых причин, тебя невзлюбил, разве такого не бывает?
Бывает или нет, Иоланта спорить с Люсей не стала, но от прапорщика с того момента старалась держаться подальше, на всякий случай. Однако сегодня такой возможности у нее не оказалось. Впрочем, претензий к ней в открытую он не предъявлял и сегодня. Просто смотрел как на пустое место.
Совсем иначе вел себя доктор Веригин. Распоряжения отдавал четко, так, что не расслышать их было предельно сложно, но иногда при этом все равно уточнял, все ли она точно поняла. Без раздражения, спокойно и дружелюбно. Совершенно успокоившись, вскоре Иоланта ощутила даже особенный, смешанный с воодушевлением, рабочий азарт. Поэтому, когда они закончили, неожиданно испытала нечто, вроде разочарования: неужто все?! А почему так быстро?
Разумеется, ни один из этих вопросов не был задан. И вслух она лишь еще раз искренне поблагодарила Степана Александровича, провожавшего ее автомобиля, за сочувствие и поддержку.
* Шестой из Литургии часов, одно из католических богослужений, должных совершаться в определенное время (за исключением Мессы); примерно соответствует полудню.
Отправлено: 23.03.23 21:09. Заголовок: *с разными* - Да э..
*с разными*
- Да это вам спасибо! Один бы я точно не справился! И даже не вздумайте спорить! – шутливо погрозил в ответ капитан, склоняясь к ее руке и помогая затем устроиться в кабине. – Всего доброго, пани Иоланта! Буду вас завтра ждать! – прибавил он с легкой улыбкой, которая, впрочем, осталась на его лице ровно до тех пор, пока «мерседес» не отъехал на некоторое расстояние.
После этого, вновь быстро сделавшись серьезным, Степан пошел обратно к зданию монастыря, где, спустя еще несколько минут, отыскал сестру Лапочку.
- Люся, позволите ли мне отвлечь вас на минутку?
- Конечно! – отложив в сторону стопку аккуратно нарезанных марлевых квадратиков, из которых только что ловко сворачивала хирургические «шарики», она послушно поднялась с топчана и вышла следом за ним в коридор из сестринской, где в это время находились еще двое девушек, занятых такой же работой. – Что случилось, доктор? Я в чем-то провинилась?
- Что? Почему это? – не понял Веригин, но вдруг сообразил, что все дело, верно, в его хмурой и недовольной физиономии. – Нет, что вы! Простите, если напугал, - усмехнулся он. – Я только хотел спросить… Вы ведь наблюдали лично тот неприятный утренний инцидент с сестрой Замойской?
- Какой инцидент? – растерянно выговорила Люся, силясь понять, о чем речь. – А, вы о том раненом! – вспомнила она, наконец. – Нет, своими глазами не видела. Но мне Шура все как есть рассказала… Вы только, доктор, ее, пожалуйста, не ругайте, нашу Иолочку! Это ведь с каждым могло в той суматохе случиться! Ей и так от Евдокии Марковны влетело по первое число!
- Да я и не собирался вовсе ругать! Говорю же: пытаюсь лишь выяснить точно, что там произошло. Сама она говорит, что пропустила распоряжение доктора Калинина и раненый едва не истек кровью…
- Ой, да не было там ничего такого ужасного! Шура все вмиг поправила. Даже непонятно, с чего Захарова на неё после так разоралась! Да ещё при всех! – и, покраснев, добавила вдруг: - Нехорошо это как-то, неправильно.
- Согласен, - снова мрачнея, кивнул капитан. – И что же, никто за неё не заступился? Калинин? Он же видел, что там на самом деле пустяки?
- Не знаю, доктор! Я вам только то, что мне самой говорили, рассказала. Остальное вам лучше у него самого, наверное, спрашивать!
- И спрошу, без сомнений. А вам, Люся, спасибо. Вы мне очень помогли.
Прапорщик Калинин пополнил штат их госпиталя относительно недавно. И поначалу был принят другими офицерами вполне радушно. Но дружбы особенной ни с кем так и не сложил, видом и поведением демонстрируя, что ничуть в этом не нуждается. Так что вскоре от него действительно «отстали», обращаясь теперь лишь сугубо по служебным делам.
Собственно, именно такой вопрос намеревался обсудить и сам Степан, разыскивая Калинина после того, как расстался с Люсей, по всем помещениям госпиталя.
Обнаружил, однако, лишь в трапезной, где прапорщик, сидя в одиночестве за столом, с аппетитом поглощал холодную кашу.
Явление Веригина не произвело на него при этом никакого впечатления. Даже тогда, когда молча усевшись напротив, тот стал практически в упор за ним наблюдать.
- От выражения вашего лица, господин капитан, у меня кусок в горле застревает, скажите, что вам угодно? — наконец-то «заметив» присутствие Степана, Калинин отложил в сторону ложку, которую до того старательно облизал, вздохнул и поднял на него полный раздражения взгляд.
- Жаль, — с трудом подавив приступ тошноты при виде этого зрелища, сухо откликнулся Веригин. — А угодно мне, господин прапорщик, лишь узнать доподлинно вашу собственную версию сегодняшнего происшествия с сестрой Замойской.
- А почему я, собственно говоря, обязан о нем перед вами отчитываться, не подскажете ли?
- Ну, например, потому, что я старше вас по званию, — нервно дернув уголком рта, напомнил Степан, которого начал утомлять этот спектакль.
- Не поспоришь! — усмехнулся Калинин. — Что ж, если угодно. Однако, не думаю, что эта версия отличается от той, которую вам наверняка уже изложили до меня. Не имею понятия, для чего Захарова приставила эту бестолковую польку именно ко мне…
- «Бестолковую»? — перебив его, негромко переспросил Веригин. — А вы, значит, пытались ей хоть что-то втолковать?
- Нет. Но это и не моя работа. Своей же у меня в тот момент было и без того по горло!
- Разумеется, — наградив собеседника холодным взглядом, капитан тотчас же после этого встал из-за стола и двинулся обратно к выходу из трапезной.
Полагая прежде свою неприязнь к этому человеку немотивированной, а значит, несправедливой, он искренне пытался с нею бороться. А зря… И в самом деле, выходит, ведь, редкая скотина! Ещё более гнусная оттого, что столь охотно прикрывает собственное безразличие и мелкодушие служебным формализмом, размышлял Степан, продолжая бурлить изнутри, покуда шёл к ещё одной особе, объяснения которой был бы совсем не прочь сегодня выслушать.
- Евдокия Марковна, позволите? — спросил он, заглядывая в её каморку-кабинет, сильно постаравшись, чтобы голос при этом прозвучал как можно более нейтрально.
- Входите, — снимая с носа очки, сестра Захарова устало положила их прямо поверх раскрытой учётной книги, по спискам в которой до того старательно рассчитывала расход и приход медикаментов и перевязочных материалов за последний месяц. — Садитесь, доктор!
- Спасибо, постою! — мотнул головой Веригин, игнорируя предложенный стул. — У меня всего лишь один вопрос.
- Слушаю…
- Сударыня, ответьте мне, пожалуйста, как называется ваша профессия?
Моргнув от неожиданности, Евдокия Марковна резко выпрямилась, грозно расправила плечи и нахмурилась:
- А это что за вопрос такой, юноша? Шутки изволите шутить? Или, быть может, нотации мне читать пришли? — произнесла она именно тем тоном, которого так боялись не только её непосредственные подчинённые, но и многие молодые доктора.
Однако тот, который стоял перед ней сейчас, даже и бровью не повёл, продолжая смотреть все так же спокойно- вопросительно.
- Ничуть. Хочу лишь выяснить, помните ли вы слова, из которых это название состоит, и ведаете ли их смысл? А если сполна ведаете и помните, то отчего позволяете себе столь безобразное поведение в отношении отдельных членов нашего коллектива? Сестру Замойскую я имею в виду…
- Ах, вот оно что! Да уж, стоило бы сразу догадаться! — сложив руки кренделем, Евдокия Марковна с насмешливым видом отодвинулась обратно к спинке кресла. — И как же это я, в самом деле, посмела так обращаться с нашей вельможной панной?!
- Не с «вельможной панной», а с коллегой! Юной, неопытной… Такой же, какой, между прочим, когда-то были вы сами! Хотя, предпочли об этом забыть. Как и о том, что стыдно демонстрировать предвзятость, на чем бы она ни была основана.
- Так, значит, вот как она вам это подала? Как мою предвзятость и свою несправедливую обиду? Прелестно! А то, что по её вине едва не погиб раненый, конечно же рассказать забыла?!
- Нет, — покачал головой Степан. — И бранила за это исключительно себя. Хотя, с моей точки зрения, вина того, кто не смог — или не утрудился — толком донести до неё суть задания, как минимум, не меньше… Да-да, это я сейчас о вас, Евдокия Марковна! Ведь именно вы обязаны научить ваших подчинённых всему, что им полагается знать. А уж потом требовать должного исполнения! Ну, так мне это почему-то представляется! — прибавил он, подходя ближе, также складывая руки на груди и взирая сверху вниз на побагровевшую от возмущения Захарову.
- Ну, знаете… Так со мной здесь ещё никто не разговаривал! — полностью утратив самообладание, гневно воскликнула она.
- Что ж, значит, я буду первым…
- Господин капитан, я не позволю!..
- Нет, это я не позволю, — с нажимом перебил Веригин, по-прежнему глядя ей прямо в глаза, — вам более никогда обижать эту девушку. Так прямо и запомните! Ни сегодня, ни впредь. И прочих сестер из числа особо ретивых об этом, попрошу, также предупредить! А ежели вдруг надумаете делать гадости исподтишка, все равно узнаю. И тогда уже точно не спущу! Доложу обо всем Телепину. Ясно?
- Вполне, — сжав губы, сестра Захарова умолкла и резко опустилась обратно в свое кресло — словно квашня, враз осевшая в опаре от внезапного толчка или громкого звука.
Ведь угроза, которую посмел обрушить на её голову молодой наглец, выглядела по-настоящему серьёзной. Хотя, знать этого, он, естественно, не мог. Поди, в гимназию ещё хаживал, когда она по собственной бабьей глупости совершила ошибку, которая едва не разрушила жизнь и все то, что было в ней главным вот уже без малого два десятка лет.
Особенно утомившись как-то очередной словесной перепалкой, коих между ними в тот период стало много больше, чем обычно, Юра тогда вдруг в сердцах предложил ей навсегда прекратить все их отношения, за исключением служебных:
- Хорошая ты женщина, Авдотья! Но уж больно характер несносный… У меня, впрочем, тоже. Так что и ты вправе решать, терпеть его, или нет. Но вот лично я более не намерен! Ни с собой, ни по отношению к другим — без конца ведь девчонки на твои «художества» жалуются! Устал выслушивать!
Слова эти, произнесенные уйму лет тому назад, до сих пор звучали в голове так громко и отчётливо, что даже теперь, едва о них вспомнив, Евдокия Марковна чуть заметно поморщилась.
- Но чего же вы хотите, капитан? — выговорила она уже спокойнее, после некоторой паузы, вновь поднимая на него взгляд. — Чтобы я молчала и улыбалась в ответ на любые промахи этой девицы?
- Отнюдь. Пообещайте лишь, что не будут более повторяться сцены, подобные сегодняшней.
- Да я даже и не взгляну на неё больше!
- Это тоже лишнее. Достаточно спокойного и ровного отношения. Или хотя бы такого же, как к остальным девушкам. И ещё…
- «Ещё»?! — удивлённо переспросила Евдокия Марковна, снова начиная раздражаться: дальше так пойдет, и она сама, первой, бросится к Юре с жалобой. Чтоб унял, наконец, и он своих нахалят, ибо совсем стыд и совесть теряют! — И чего же вы ещё желаете, господин доктор?
- С завтрашнего дня сестра Замойская постоянно будет при мне. До моего особого на этот счёт распоряжения. Я намерен сам её обучать. Позаботьтесь, чтобы это стало возможным.
- Да бога ради, с превеликим удовольствием избавлюсь от такой епитимьи! Забирайте хоть насовсем и нянчитесь хоть круглые сутки!.. Главное, после о том не пожалеть, — прибавила она вдруг себе под нос, водрузив затем на него же обратно очки, и вновь принимаясь за работу.
Случилось это, впрочем, не сразу. А спустя ещё пару минут после того, как, молча кивнув ей в ответ на первую часть фразы, Веригин с видом победителя развернулся спиной и, так же без слов, быстро покинул её каморку.
- Погоди, дочка! Куда так торопиться?! Ты, вон, даже кофе своего не допила, а ведь собираешься трудиться целый день! Разве так можно?
- Ничего, батюшка. Я ведь, кажется, уже говорила, что в монастырской трапезной теперь готовят еду не только для насельниц, но и для всех наших сотрудников? Так что если сильно проголодаюсь, перекушу прямо там, - ласково улыбнувшись старому графу, Иоланта отложила в сторону покрывавшую колени белоснежную льняную салфетку и все-таки встала со своего стула. А затем, пройдя вдоль всего длинного стола и оказавшись поблизости от отца, который, как и положено хозяину дома, занимал сейчас место во главе, напротив собственной супруги, вдруг порывисто обняла его за плечи и быстро чмокнула в щеку. Вернее, в один из пышных, надушенных бакенбардов. – Пойду! Не хочу опаздывать к обходу, тамошний главный доктор Телепин этого очень не любит.
- Вот ведь! Ну, раз так, тогда ступай, ступай! – рассмеявшись в ответ на эту внезапную «атаку» и покачав головой, выговорил Замойский, едва не расплываясь от умиления. Впрочем, как и обычно в подобных случаях. Как уже было сказано, из дочерей, именно Иоланта всегда была его настоящей любимицей. Понимая сугубую несправедливость подобного «разделения», пан Гжегош все детство своих девочек мучился этой дилеммой, искренне стараясь уделять одинаковое внимание обеим. Но упрямое сердце все равно больше лежало к меньшей, Иолке. По счастью, именно Кася первой покинула отчий дом, лишив его дальнейшей нужды разрываться на части. Ибо сына Замойский, безусловно, любил – как наследника, своё продолжение и огромную надежду. Но все же, любовь к сыну – это совсем иное чувство, нежели к дочке, которая, сколь ни повзрослеет, а все равно ведь так и останется той ненаглядной принцессой, ради счастья которой сделаешь все, что угодно. Пусть порой эти желания и выглядят сущим сумасбродством. Как нынешнее увлечение сестринским делом, занимавшее теперь буквально всё время Иоланты, и по-прежнему казавшееся Замойскому суть её девичьей блажью. Но препятствовать ему он, конечно, не стал. Напротив, подключил все связи, чтобы посодействовать, соединив свои возможности за пределами монастырских стен с теми усилиями, которые приложила со своей стороны тетушка Паулина, имевшая в своем нынешнем положении немалое влияние в церковной среде.
- Гжесь, милый, ну, признайся, тебе ведь тоже кажется немного странной подобная увлеченность? – немного растягивая слова, пропела своим мелодичным голоском пани Малгожата, также отставляя в сторону кофейную чашку и задумчиво глядя вслед только что скрывшейся за высокими дверями столовой падчерице. Словно бы прочитав при этом недавние мысли супруга, который после таких слов даже немного нахмурился:
- Что ты хочешь сказать?
- Лишь то, что я бы, на твоем месте, например, чуть больше поинтересовалась бы, кто он, этот строгий «главный доктор», из-за которого Иола каждое утро бежит в госпиталь ни свет ни заря…
- Йезус Мария, Малгося! Даже не знаю, за кого ты меня и принимаешь, если всерьез думаешь, что я не сделал этого еще в самом начале! Сей господин весьма уважаемый человек и прекрасный врач. А еще он мой ровесник, а может, и старше. Так что напрасно тревожишься за ее репутацию, - усмехнулся он. – Оттуда ей точно нет никакой угрозы. К тому же, ты ведь прекрасно знаешь планы Иоланты на будущее…
- Но они вполне еще могут измениться! Да и этот почтенный эскулап там наверняка не один-единственный. Есть, должно быть, и моложе…
- Ну, в этом я даже не сомневаюсь! Однако и здесь не вижу беды. В конце концов, весьма уважаемая профессия!
- Однако не нашего круга!
- А вот тут ты совершенно неправа, дорогая! И если бы даже дело вдруг действительно оказалось в чем-то подобном, я не стал бы возражать. Главное, чтобы достойный человек!
- И все же. Впрочем, у меня есть одна идея! Возможно, она понравится и тебе. Что если пригласить к нам кого-нибудь из тамошних докторов? В благодарность за их труд… или за то, что приняли к себе нашу девочку? Ты ведь, кажется, говорил, что это было довольно непросто устроить? Заодно и посмотрим, кто там есть кто.
- А как ты себе это представляешь? Это военный госпиталь, там не бывает выходных!
- Но я же не говорю позвать сюда всех! Нескольких офицеров, включая этого, которого упомянула Иола, самого главного! Вернее так: направить приглашение именно ему, предложив привести с собой тех, кого посчитает уместным, кто будет свободен… А мы позовем кого-нибудь из соседей. Мне кажется, это было бы интересно? И слегка разбавило бы нашу здешнюю деревенскую рутину, раз уж теперь так затруднительно выехать куда-либо еще?
Отправлено: 03.04.23 21:35. Заголовок: С каждым новым днем ..
С каждым новым днем осень брала своё всё заметнее. Ветра становились пронзительнее, а небо вновь — теперь уже будто бы насовсем, затянули тяжёлые тучи, которые, тем не менее, почему-то все никак не могли извергнуть из себя настоящий, сильный дождь. И вместо него усеивали землю мелкой мокрой пылью, практически бесшумно ложившейся на засыпавшие все вокруг желтые листья.
Стремительно погружавшаяся в сезонную сонную безмятежность природа, навязывала свой размеренный ритм, кажется, даже людям, с некоторых пор почти поверившим, что это они ей господа, а вовсе не наоборот. Бессмысленные позиционные бои последних недель наконец-то прекратились, так и не принеся преимущества на поле брани ни одной из противоборствующих сторон. И враждующие армии вновь заняли выжидательные позиции. Из-за этого в госпитале тоже всё постепенно стало возвращаться к прежнему размеренному существованию, каждое утро вновь совершался привычный ритуал с часами на планёрке, затем начинались обходы, операции и дежурства. Исполняя данное Евдокии Марковне слово, буквально на следующий день после их разговора, Степан основательно взялся за обучение Иоланты. И вскоре получил весьма толковую помощницу. Схватывая всё на лету, девушка изо всех сил старалась не подвести его, хотя между собой они ни разу не обсуждали этой темы, будто бы по обоюдному согласию. Тоже, впрочем, молчаливому.
Но как бы там ни было, теперь Веригин окончательно уверился, что все прежние проблемы Иоланты в госпитале были следствием отнюдь не её бесталанности, а вот именно что высокомерия и нетерпимости ее прежнего здешнего окружения. От которого он так же постарался ее максимально отгородить, хоть и беспокоился поначалу, что в глазах окружающих подобное может выглядеть довольно двусмысленно. Однако зря. Может, и поудивлявшись вначале между собой, вскоре все словно и смирились с тем, что один из докторов демонстративно берет себе помощь лишь одну, конкретную сестру, будто нет в этом ничего особенного. И даже язвительный Телепин, казалось, решительно не замечал ничего особенного. Степан был уверен, что Захарова ни слова не сказала ему об их беседе, но раз «Буонапарте» не возражал, то заострять на этом его внимание было также ни к чему и ему самому.
Проводя в тесном общении с Иолантой большую часть дня, конечно, невозможно было общаться с нею лишь на профессиональные темы. Во-первых, Стёпа теперь учил её русскому языку, в то время как сама девушка предпринимала попытки втолковать его польский, что было не так и просто, потому как выговорить все эти шипящие и жужжащие сочетания согласных, временами, абсолютно непроизносимые, оказалось той еще задачкой! Но он справлялся. Почти. А когда не получалось, Иоланта столь же старательно и серьезно его поправляла. Лишь изредка не выдерживая, чтобы не рассмеяться, когда выходило нечто совсем уж, с ее точки зрения невероятное.
В основном же, по-прежнему, говорили на французском. И тут уж трудностей в произношении и формулировании мыслей не было ни у кого. Поэтому и темы для обсуждения находились все более сложные и разнообразные: искусство, литература, музыка… Как ни удивительно, здесь они тоже крайне редко расходились во взглядах. А если вдруг и расходились, то даже этому удивлялись.
Со временем разговоры стали касаться и более личного, так что теперь Степан знал многое не только о самой Иоланте, но еще и о её семье. Не знал лишь одного, а спросить не решался – то ли из деликатности, то ли из банального нежелания услышать неприятный для себя ответ: есть ли у пани Замойской жених? Причем, почему это так его задевало, было по-прежнему не очень ясно…
- Веригин, Боголюбов, Воздвиженский! Прошу вас, задержитесь-ка еще на минутку, уважаемые коллеги! – немного необычная интонация голоса Телепина, только что вроде бы распустившего всех после очередной ежеутренней планерки, заставил Степана, а также двух остальных, поименованных вместе с ним, докторов, вновь остановиться и, озадаченно переглянувшись между собой, уставиться уже непосредственно на подполковника.
- Да, Юрий Васильевич... – откликнулся Веригин сразу за всех. – Конечно, как прикажете!
- Да, собственно, это и не приказ вовсе, а скорее просьба, - глубоко вздохнув, Телепин покрутил в руках только что сдернутые с носа очки. – Видите ли, господа офицеры, дело в том, что накануне я получил одно письмо… От графа Замойского, - уточнил он, вновь окидывая взором всех троих стоящих перед ним молодых людей. – Выражает нам благодарность и прочую ерунду за оказанный его дочери тёплый приём. И… приглашает в воскресенье к себе в замок на званый ужин! Не меня одного, разумеется. Просит привести с собой нескольких, как он изволил выразиться, «боевых товарищей». А так как из всех «товарищей», которые у меня имеются ныне здесь в свободном распоряжении, наиболее боевыми представляетесь именно вы, то и идти туда со мной, следовательно, тоже вам!
- Но, позвольте, господин подполковник, в воскресенье вечером я как раз должен заступать на дежурство, - опешив, верно, более остальных, удивленно выговорил майор Боголюбов, один из их наиболее опытных и квалифицированных хирургов, которого весь госпиталь искренне полагал в этом ремесле вторым после самого Телепина.
- Ну, ничего, Гера! – внезапно вспылив, вскинулся тот в ответ. – Разок и поменяться по такому случаю не грех! Что я, один там, что ли, должен за всех отдуваться?
- А почему один-то? Вон, двое орлов у тебя еще есть для этой цели! – иронически дернув подбородком в сторону молчаливо переминающихся с ноги на ногу Воздвиженского и Веригина. – Помоложе, да оперением погуще! Не то, что у нас с тобой!
- Дык, пока они перья будут распускать, надо же кому-то и об умном поговорить суметь! А с них что в этом толку? – повернувшись следом за Германом Платоновичем, Телепин также окинул обоих оценивающим взглядом с головы до ног, и прибавил. – Хотя, внешне, ты прав, вполне представительно выглядят. А если еще и побреются нормально да оденутся по-людски… Нет, решено! Берем с собой именно этих…
- Вот ведь… Почувствовал себя прямо какой-то невольницей на рынке рабов в Константинополе, - досадливо сплюнув на землю, негромко проговорил Степан, когда, спустя несколько минут, они с Жоркой, уже отпущенные отцами-аксакалами, оставшимися в кабинете наедине, чтобы обсудить между собой еще какие-то свои, аксакальские, дела на пару курили в дворовом закутке. – Аж неприятно.
- А чего тебе неприятно-то? Да хоть пожрем по-человечески! По самые гланды осточертела мне эта… прости, Господи, - перебив самого себя, Воздвиженский, средний сын сельского батюшки, истово перекрестился на шпиль монастырской часовни, - монашкинская стряпня! Настоящего мяса хочу, а не курятины! Не то скоро закукарекаю. Поди, есть же у графа Замойского в замке нормальный повар?
- Вот все б тебе жрать! Вот не зря ты, все-таки, Жорой называешься! – тут же съязвил в ответ Веригин, заставив Воздвиженского не рассердиться, а, наоборот, громко расхохотаться.
- Да уж, люблю хорошо покушать, есть такой грех!.. А вообще, знаешь, я аж как-то струхнул, когда Юрий Васильевич нас у себя задержал. Думал, опять чего не так сделали. Разнос, наверное, какой-нибудь сейчас нам устроит. А оно вон как! Не без твоего ли, кстати, влияния на юную графиню, нет? – прибавил он, вдруг хитро подмигнув.
- Да угомонись ты уже со своими болезненными фантазиями! – решительным щелчком отбросив подальше папиросный окурок, раздраженно воскликнул Степа и, не оборачиваясь более к собеседнику, направился обратно в здание монастыря.
Эмоции при этом испытывал весьма сложные и противоречивые.
Отправлено: 02.11.23 21:14. Заголовок: Узнав о планах мачех..
Узнав о планах мачехи пригласить на ужин в ближайшее воскресенье докторов из госпиталя буквально в тот же день, когда пани Малгожата впервые поделилась ими с её отцом, Иоланта была удивлена и заинтригована. Первое – из-за её совсем еще недавних недоверчивых высказываний в адрес всех русских, а второе – потому что было непонятно, кто же конкретно в итоге окажется их гостями. Помимо доктора Телепина, на имя которого, как оказалось, и было отправлено приглашение. Выяснить это с определенностью удалось лишь в субботу, ближе к обеду, когда поручик Воздвиженский вдруг неожиданно поинтересовался, какие цветы особенно предпочитает получать в подарок графиня Замойская – уточнив, что имеет в виду не саму Иоланту, а жену её отца.
- Кажется, ей нравились георгины, - изумившись столь странному вопросу, проговорила девушка. – Но почему вы спрашиваете?
И тут пришел черед опешить уже самому поручику, который затем сразу же перевел недоуменный взгляд на восседавшего рядом с нею за столом (дело происходило в обед, посреди монастырской трапезной) Веригина:
- А ты, что, разве еще ничего не сообщил?!
- Нет, а о чём? – ответила за него, невозмутимо допивавшего тем временем свой компот, заедая его остатками сдобной булочки, Иоланта, и вновь затем вопросительно глянула на Георгия Лаврентьевича, с которым у неё тоже постепенно сложились неплохие отношения по работе, потому отсутствовали и трудности в обычном общении.
- Да о том, что Юрий Михайлович завтра берет нас с месье Веригиным к вам в гости… Ну полно, пани Иоланта, расскажите еще теперь, будто не ведаете о том, что завтра в вашем доме званый ужин!
- Об этом я, конечно, ведаю, а вот об остальном… Но почему же вы мне, и правда, не сказали, Степан Александрович?
- Не был до конца уверен, что полковник не передумает. Да и теперь, в общем, тоже пока всё еще остаюсь при этом мнении, - произнес, наконец, Веригин, отставляя в сторону опустевшую кружку и награждая своего болтливого приятеля многозначительным взглядом: дескать, и ты бы лучше не трепался до сроку. – К тому же, кто знает, какой день ожидает нас завтра здесь? – прибавил он, имея в виду, конечно же, работу в госпитале. Объемы и интенсивность которой предсказанию, действительно, не поддавались и в пределах нескольких ближайших часов.
И это Иоланта, даже за столь краткое время своей работы здесь, также успела уже накрепко усвоить. Потому оставалось лишь молиться и надеяться. Тем более теперь у неё для этого было еще больше поводов.
По счастью, воскресный день выдался таким же спокойным, как и суббота. Пробыв в госпитале с утра до обеда, приняв участие во всех повседневных делах, вроде перевязок и иных манипуляций, где Степану Александровичу была необходима её помощь, Иоланта впервые решилась попросить у полковника Телепина опустить её сегодня домой на час раньше обычного времени: волновалась при этом ужасно, а зря. Даже не дослушав до конца её сбивчивых объяснений, Юрий Васильевич вдруг улыбнулся – неожиданно мягко, почти по-отечески, и велел ей отправляться восвояси не в пять, но прямо сейчас. А вечером нарядиться в своё самое красивое платье и выглядеть лучше всех:
- Это мой вам приказ, сестра Замойская! Даже не подумайте уклониться от его исполнения!
- И в мыслях подобного не имею, господин полковник! – также позволив себе улыбку, в тон ему откликнулась Иоланта.
И вскоре уже держала путь домой. Отправилась туда пешком, благо погода выдалась хорошей, солнечной и сухой.
В замке «Соколья Гора», между тем, шли своим чередом необходимые приготовления к приёму гостей. Никакой особой суеты, впрочем, не наблюдалось, так как обед ожидался в довольно узком кругу. Широкий, по нынешним временам, собрать за столь короткое время – всего за несколько дней, было сложно. Да и цели такой, в общем, не ставилось. Так что, как рассказала пани Малгожата, приглашены сегодня, кроме русских офицеров, оказались лишь окружной судья пан Глинский с женой, старый доктор Зморский, местный ксёндз, отец Михал, да ближайшие соседи Замойских, супруги Орлинские:
- Со всеми их девочками, разумеется, - пояснила графиня, имея в виду трех дочерей почтенной четы. – Не то мы с тобой попросту завянем в окружении всех этих стариков!.. А не знаешь ли, кого приведет с собой главный доктор?
- Увы, нет, пани, - ничуть не усомнившись, мгновенно солгала Иоланта, так как понимала, что в противном случае будет вынуждена объяснять ей, кто есть кто до самого вечера.
- Что ж, надеюсь, они хотя бы не окажутся невыносимыми занудами или того хуже – солдафонами!
- Да, это было бы по-настоящему ужасно, - согласно кивнула девушка, старательно пряча от мачехи заключенную в её словах иронию. – Но, думаю, никто из них вас не разочарует, - прибавила она и затем попросила у графини разрешения покинуть её общество, объяснив, что хотела бы отдохнуть, а после не торопясь начать готовиться к вечернему выходу.
Окончив дежурство, Веригин сразу же отправился собираться в гости. Времени было в обрез — Телепин строго-настрого приказал, чтобы все сопровождающие его нынче у Замойских господа офицеры к назначенному часу собрались перед главным входом госпиталя в полной готовности:
- Граф обещал прислать за нами свой автомобиль, так что без опозданий. Иначе...
Что конкретно подразумевает это грозное «иначе», Юрий Васильевич уточнять не стал. Верно, предоставив им самим додумать виды и степени потенциальных санкционных мер. Хотя, опаздывать никто, в общем-то, и так не собирался.
Степан, например, понимая, что вряд ли успеет сделать это непосредственно перед выходом, ещё вчера вечером сам, лично, привёл в идеальное состояние свой парадный китель, который теперь дожидался владельца на вешалке в «келье»… Впрочем, едва взглянув на него сегодня, при свете дня, капитан вдруг критически поджал губы, покачал головой, а потом извлёк из кармана замшевый лоскут и принялся вновь, уже с каким-то остервенением, полировать латунные пуговицы.
И надо сказать, что за сегодняшний день это был уже далеко не первый его приступ всеобщей неудовлетворённости.
Этому совершенно не было логических объяснений, однако раздражало Веригина нынче буквально всё. И все… кроме Иоланты, чьё неизменное присутствие рядом в течение первой половины дежурства, пожалуй, только и избавляло коллег от желчных замечаний и язвительных реплик, то и дело готовых сорваться с его уст в их адрес.
Едва не изничтожив, в итоге, в пыль форменные пуговицы, но доведя их практически до зеркального блеска, Степан переместился к умывальнику, где, ополоснув лицо, с тем же рвением продолжил растирать влажным, намыленным полотенцем уже собственное тело. Потом взялся за бритье, уделив и этой процедуре больше внимания, чем обычно — причём, вовсе не из-за слов Телепина. А в финале этого эстетического припадка, даже извлёк из несессера флакон одеколона, которым пользовался последний раз бог знает когда, а также ещё реже пригождавшуюся помаду для усов, при помощи которой затем подкрутил вверх их кончики — но не слишком, а так, чтоб оставался своеобразный эффект небрежности.
После всего этого снова глянул на себя в зеркало… и опять недовольно скривился. Черт его знает, что именно там по-прежнему оставалось «не так», но теперь разбираться с этим времени уже точно не было. Потому, тяжело вздохнув, капитан просто прекратил бессмысленную борьбу за совершенство. А вместо этого, бросив ещё один мимолетный взгляд на циферблат часов, просто переложил их, а также портсигар и зажигалку, в карман кителя. Затем натянул его на плечи, полностью застегнулся и вышел вон из своей комнатушки, направляясь к условленному месту общего сбора.
Пришёл, однако, не первым. Воздвиженский и Герман Платонович были уже там. Стояли друг напротив друга и курили, переговариваясь о чем-то вполголоса. Появление Степана встретили по-разному. Боголюбов — просто окинул его коротким, но явно одобрительным взором, из чего капитан сделал вывод, что выглядит все же вполне нормально, а вот Жорка, как обычно, не обошёлся без толики яда:
- Эк вы нынче благоухаете-то, господин штабс-капитан! Прямо как целый французский парфюмерный магазин на Невском!
- Прямо как будто вы там когда-нибудь бывали, господин поручик! — в тон ему, тотчас автоматически съязвил Веригин. Впрочем, беззлобно, скорее по давно заведенному меж ними обычаю взаимных словесных пикировок, на которые сроду никто не обижался, хоть порой те и выходили весьма ехидными. Вот и сейчас Жорка в ответ лишь весело осклабился, а потом сразу принялся хвастаться добытым через сестру-кастеляншу роскошным букетом георгинов, заботливо отложенным пока что в сторонку, на всё ту же самую тумбу старинной коновязи:
- А ты что же, никак с пустыми руками в гости собрался?
Ответить Степан не успел, так как ровно в этот же момент в дверях монастыря показался полковник Телепин. Из-за чего все они , включая даже майора Боголюбова, сразу же как-то подобрались и умолкли. Словно дело происходило на парадном построении.
- Что ж, неплохо! — окинув троих придирчивым взором, Юрий Васильевич, так же в тщательно отглаженном мундире, идеально выбритый и благоухающий дорогим одеколоном, удовлетворённо кашлянул, а затем сразу предложил всей их честной компании переместиться за ограду монастыря, чтобы уже там дождаться должного вот-вот подъехать графского автомобиля.
Янек действительно прибыл минута в минуту. Как всегда, при полном параде. Роскошный «мерседес» тоже сиял хромом и краской, несмотря на всю осеннюю распутицу, по которой только что проехал несколько вёрст.
- Сдаётся мне, господа, что мы с вами как-то недостаточно нарядились, — тихонько усмехнулся Боголюбов при виде этого в прямом смысле блестящего зрелища.
Спустя ещё полчаса они прибыли к воротам старинного замка, который Степану — да и всем остальным его коллегам, прежде доводилось видеть лишь издали. Потому, конечно, было трудно представить, насколько грандиозным окажется это архитектурное сооружение в непосредственной от него близости. Явно перестраиваемое не единожды, оно сохранило общий строгий средневековый облик, который не способны были испортить ни боковые башенки со стрельчатыми окнами, ни явно более поздние, барочные, усовершенствования. Еще больше роскоши добавляло освещение, причем, не электрическое: снаружи на фасаде были зажжены огромные факелы, а внутри помещения — бесчисленные свечи во всех люстрах, торшерах и канделябрах.
- Денег у них, что ли, на электричество не хватает? — тихонько удивился немного простодушный в этом смысле Воздвиженский, когда все они, наконец, выгрузились из авто и ступили на порог замка.
- Так богаче и эффектнее, — чуть склонившись, пояснил ему Степан, который не раз видел подобное на больших приёмах у Лидии Николаевны Игнатьевой, в доме которой электрическое освещение, как рассказывал ее сын, появилось чуть ли не раньше, чем у всех остальных в Москве, однако в некоторых залах, по требованию хозяйки, в праздники по-прежнему зажигали исключительно свечи. Ибо использование электричества или даже газа в подобных целях, с точки зрения старой аристократии, означало понижение степени важности и торжественности проводимого мероприятия.
- Вообще-то, пожалуй, да... — выслушав его аргументы и лишь только навскидку представив, сколько может стоить такое количество свечей, Жорка тотчас понимающе закивал головой.
Тем временем, добрались до парадного холла, в который их компанию провожал дворецкий с таким невозмутимым лицом, что казалось будто его высекли из тех же камней, которые лежат в основании фундамента самого замка.
- Добро пожаловать, господа!
Гжегош Замойский встречал гостей вместе со всем своим семейством, что явно должно было означать демонстрацию максимальной степени расположения.
Далее последовал обмен положенными любезностями и более подробное личное знакомство. Беседу по уговору сразу же повели на французском языке, но дождавшись своей очереди быть представленным графской чете, Степан, прежде мельком с улыбкой взглянув на Иоланту, поприветствовал её родителей по-польски. А после, на этом же наречии, даже произнес небольшой комплимент в адрес пани Малгожаты, чем тут же снискал явную благосклонность, несмотря на всё несовершенство произношения. Ну а далее дошел и до Иоланты, здороваться с которой, конечно, сегодня было уже не нужно — ибо расстались всего несколько часов назад. Но и промолчать было бы странно. Разве что лишь от восхищения: с точки зрения не слишком разбирающегося в дамских модах штабс-капитана, она выглядела безупречно всегда. Даже тогда, когда бывала облачена в форменное одеяние сестры милосердия, сидевшее на ней как-то по-особенному ладно в сравнении с другими госпитальными девушками — или же это просто ему так казалось? Теперь же, в элегантном вечернем платье из лунно-серебристого шелка и газа, фасон которого – вместе с прической без излишних сложностей, украшенной лишь парой бриллиантовых заколок, невероятно подчеркивал нежность черт лица и общую хрупкость образа, Иоланта и вовсе представилась совершенно растерявшемуся от нахлынувших вдруг благоговейных чувств Веригину кем-то, вроде сошедшего на землю ангела:
- Вы ослепительно хороши сегодня вечером! — едва слышно произнес, а вернее — выдохнул он, слегка сжав пальцы любезно протянутой ему руки и почтительно склонив голову, вновь отступил на шаг, не смея больше поднять на неё глаза. Или же просто боясь это сделать.
Отправлено: 16.11.23 21:48. Заголовок: Выбирая туалет для э..
Выбирая туалет для этого званого вечера, Иоланта первоначально предполагала надеть совершенно другое платье. Тоже красивое. Благо, стараниями Кассии, обожавшей наряжаться, что называется, «в пух и перья» и слывшей после замужества одной из самых утончённых венских модниц, а потому не выходившей в свет в одном платье более двух раз, гардероб ее буквально ломился от шикарных туалетов, которые старшая сестра исправно присылала в «Соколью Гору» вместе с теми, которые покупала специально для Иоланты, в надежде что и у той однажды проснется «совершенно нормальный», как она это называла, дамский интерес к моде, наотрез отказываясь выслушивать любые намёки на избыточность своего собственного. Причем, нельзя сказать, чтобы и сама Иоланта не любила красиво принарядиться по случаю. Но все последние годы жизнь её была такова, что выгуливать все эти роскошные платья было попросту негде. Светская жизнь в их местах и до войны не отличалась насыщенностью, теперь же и вовсе практически сошла на нет. Да и нынешний званый семейный вечер также не представлялся девушке каким-то особенным — до вчерашнего разговора в монастырской трапезной, когда она случайно узнала, кто всё же будет у них в гостях. С этого момента она и потеряла покой. По все видимости, это оказалось заметно и внешне. Ибо Зофка, заглянувшая в комнаты панночки вскоре после её возвращения из госпиталя и заставшая там Иоланту за напряженным созерцанием целой охапки извлеченных из гардероба платьев — в то время как выбранное и подготовленное еще вчера, оказалось безжалостно смятым и небрежно перекинутым прямо через верхний край расписной японской ширмы, не стала даже ворчать и возмущаться по поводу подобного святотатства и неуважения к её трудам, а лишь всплеснула руками и тихо ахнула:
– Матка Боска! Что тут творится?!
Услышав её восклицание, Иоланта обернулась со смущенной улыбкой:
– Прости, Зофа, но мне, кажется, понадобится завтра другой наряд.
– А с тем-то что не так? — не глядя кивнув в сторону ширмы, горничная подошла поближе, подбоченилась, и также принялась деловито разглядывать его потенциальных «конкурентов».
– Ну вот... Разонравился. Вчера, вроде, было хорошо, а сегодня примерила – и совсем не то! Правда, не знаю теперь, что выбрать взамен.
– Да какая разница? Любое берите, все хороши! Перед кем там особо красоваться-то, перед старым судьёй, или, может, перед отцом Михалом?! Девчонок же Зморских хоть с головы до ног в золото обряди, а они с вами всё одно и рядом не стояли!
– А если, допустим, есть... для кого? — опуская взгляд, тихо проговорила в ответ Иоланта, пропустив мимо ушей и непозволительные высказывания в адрес своих подруг, и комплимент в собственный адрес, чем, кажется, еще больше удивила и озадачила Зофью, в тот же миг во все глаза уставившаяся на юную хозяйку.
– Ой, та неужто влюбились, голубонька-пани?!
– Не знаю! – вздохнула Иоланта. — Себя совсем не понимаю пока. Только всё одно хочу перед ним завтра лучше всех быть.
– Да кто ж он таков?!
– Не скажу! Пока не уверюсь наверняка. Прости.
– Ну как знаете! А платье... Тогда, лучше прямо то самое надевать.
– Да нет, уж слишком открытое, — сразу сообразив, что Зофья имеет в виду присланное Касей в подарок еще прошлым Рождеством потрясающей красоты вечерний туалет от Люсиль, который скромная Иоланта, однако, посчитала излишне смело декольтированным, хотя сестра после по телефону утверждала, что теперь все именно такие и носят, а она попросту отстала от жизни в своей глуши. Согласившись в этом с Кассией на словах, Иоланта тогда еще раз поблагодарила её за щедрый подарок, но надеть столь рискованный, со своей точки зрения, наряд пока так ни разу и не решилась. Хотя в том, что он ей очень к лицу и при этом вовсе не выходит за рамки приличий, её убеждала даже мачеха.
– Та ну же, пани, когда ж такое тогда еще надевать, коли не в ваши лета?! Ну-ка, погодите минутку, я его мигом найду! — исчезнув ненадолго в гардеробной, Зося вскоре вернулась с искомым платьем, торжественно неся его на вытянутых перед собой руках. — Вот! Примеряйте! Давайте-ка я вам помогу!
И, то ли сила её убеждения была такова, то ли в сознании Иоланты вчера, действительно, что-то всерьез переменилось, однако так и случилось, что к отцу и мачехе, дожидавшимся её появления, она нынешним вечером вышла именно в нём. Прибавив в качестве аксессуаров лишь короткое колье — тройную нитку жемчуга вокруг шеи, да матушкины алмазные звёзды-заколки, державшие волосы в изящной, но строгой прическе.
– Какая же ты у меня куколка! — окинув её восхищенным взором, тотчас воскликнул отец, устремляясь навстречу, крепко обнимая и целуя в щеку.
– Тише, Гжесь, ну что ты как медведь, право слово, помнешь Йоле платье! – качая головой, рассмеялась при виде этой картины его жена. — Ты очаровательна, дорогая! — прибавила она затем, обращаясь уже к самой падчерице.
И эти слова в свой адрес Иоланта услышала сегодня еще не раз. Практически от каждого из гостей своего отца.
Прибывая по-одному и семьями, после взаимных приветствий с семейством Замойских они постепенно заполняли малую гостиную, в то время как сами хозяева пока оставались в холле, встречая тех, кто еще только подъехал.
Когда дворецкий, наконец, объявил о прибытии русских офицеров-докторов из военного госпиталя, сердце Иоланты было уже готово выскочить из грудной клетки наружу. Бог-весть почему, однако она всё еще до конца не верила, что всё сложится именно так, как надо. А потому до последнего готовила себя к тому, что, пока она отсутствовала, обстоятельства неожиданно изменились и Степан Александрович приехать к ним нынче не сможет. Что будет делать тогда, Иоланта старалась не думать. Но тревога не оставляла. Так что, когда старый Дональд громко назвал имена вновь прибывших гостей, и среди них всё-таки оказалось то, которого она так ждала, девушка буквально воспряла духом.
Капитан подошел к ней не сразу. Вначале, разумеется, вежливо пообщался со старшими членами семьи, взглянув при этом на саму Иоланту лишь на мгновение, а затем снова отвернувшись к мачехе, которая буквально зарделась от удовольствия после изящного, произнесённого по-польски, хоть и с жутким акцентом, комплимента. Всё время, пока происходил этот обмен любезностями, Иоланта исподволь наблюдала за Степаном Александровичем. Точнее сказать, любовалась тем, как непринужденно и легко он держится, как идет ему этот парадный мундир, в котором доселе ей видеть его как-то не приходилось, и как красив он сам... Похоже, именно тогда она впервые в жизни осознала это с такой остротой, что невольно перехватило дыхание.
А второй раз это произошло в тот момент, когда, наконец-то, добравшись уже и до неё, и окинув взором с головы до ног, капитан назвал её «ослепительной».
– Поверьте, Степан Александрович, я совершенно не хотела вас ослеплять. Это было бы попросту бесчеловечно! — проговорила Иоланта, улыбнувшись ему в ответ. – Счастлива видеть вас в нашем доме. И очень рада, что ваш день сложился именно так, а не иначе, — прибавила она, имея в виду его вчерашние слова. О чем Веригин, разумеется, тут же догадался, подтвердив это кивком и легкой усмешкой.
Потом их снова разлучили. К Иоланте по одному подошли с приветствиями остальные офицеры. И было довольно забавно наблюдать, как они, кроме, пожалуй, полковника Телепина, да самого Степана Александровича, которого, кажется, это тоже ничуть не смущало, находятся под явным впечатлением от царившего вокруг интерьерного великолепия, и оттого держатся куда более скованно, чем обычно.
Впрочем, когда, спустя еще несколько минут, все вместе поднялись из холла к остальным гостям, все вновь принялись знакомиться и от первоначальной лёгкой неловкости почти не осталось следа. Последние же её остатки исчезли за праздничным столом, куда гостей, также совсем скоро, пригласила сияющая, словно солнце, пани Малгожата, необычайно довольная тем, как хорошо складывается нынешний вечер.
Отправлено: 27.11.23 18:28. Заголовок: Обеденный зал выгляд..
Обеденный зал выглядел не менее торжественно, чем прочие помещения замка. Вдоль стен сияли высокие бронзовые торшеры. Огромный круглый дубовый стол был застелен идеальной белизны скатертью, на которой стояли фарфоровые вазы с цветами и нарядные серебряные жирандоли с хрустальными подвесками, рассыпающими радужные блики, создающие праздничное настроение. Столовые же приборы, предназначенные для застолья, были явно взяты из какого-то парадного сервиза, так как несли на себе изображение родового герба Замойских. Что определённо должно было подчеркнуть не только торжественность приёма и уважение к гостям, но также глубокую приверженность хозяев фамильным традициям.
Порой даже чересчур глубокую, по ощущениям Степана, утомившегося изображать заинтересованность и внимание ещё примерно на десятом из парадной семейной галереи портретов. По поводу каждой изображенной на них персоны старый граф давал гостям подробнейшую биографическую справку. А ведь и впереди было еще вряд ли меньше!
Иоланта, все время экскурсии шедшая рядом и, вероятно, заставшая случайным взглядом один из тех моментов, когда на лице капитана в очередной раз отразилась тень страдания по данному поводу, определённо это заметила. Потому как дальше, украдкой поглядывая уже на саму юную панну, Степан никак не мог отделаться от мысли, что она втайне потешается — и над ним, и над всей этой ситуацией в целом. Хотя и сохраняет внешнюю невозмутимость, вполне достойную своих аристократических предков.
Но вот, пытка историями из их славного прошлого, наконец, окончилась, и гостей пригласили за стол. Где все тоже оказалось весьма непросто. Вернее, сама рассадка для выросшего в своей семье Веригина как раз была абсолютно понятна и объяснима. Все по правилам этикета. Полковник Телепин — напротив графа Замойского и по правую руку от графини, а далее — обычное чередование дам и господ по мере «убывания значимости», в результате которого они с Воздвиженским, как самые молодые из гостей, оказались, так сказать, в «хвосте списка», вместе с сёстрами Орлинскими. Младшую из которых по имени пани Изольда усадили как раз между ними. Вернее, среднюю, как вскоре выяснилось, причём, без всяких усилий со стороны самого Веригина. Так как девица оказалась хотя и не слишком красивой: пухленькой, с грубоватыми чертами густо покрытого веснушками лица, зато необычайно оживленной и общительной, потому сама тут же об этом капитану и поведала.
- Самую младшую из нас, Эмилию, мама и папа сюда не взяли, она еще не выезжает. А у вас, пан офицер, есть сестры или братья? — спросила она затем. Но ещё прежде, чем выслушала ответ, уже отвлеклась на какую-то реплику поручика. Потому, начав было отвечать, Степан почти сразу и умолк, с облегчением вновь обращая взор к той, наблюдать за которой ему было куда приятнее и интереснее — к Иоланте. Жаль только, что находилась она теперь на изрядном от него удалении, а потому только смотреть и оставалось. Например на то, как, вежливо выслушав очередной вопрос своего соседа, старого судьи, она чинно кивает, а затем сама что-то тихо и вежливо говорит в ответ… столь явно при этом скучая, что и Степан едва сдерживал разочарование, прекрасно понимая и разделяя её чувства!
Эх, да разве позволил бы он ей скучать, оказавшись сейчас на месте этого старого напыщенного осла! Или хотя бы на месте Германа Платоновича, расположившегося по другую сторону, но также за все время едва ли перебросившегося с Иолантой лишь парой слов… Ну а если бы она вдруг не захотела общаться, то было бы приятно даже просто помолчать с нею рядом!
Совсем замечтавшись об Иоланте, капитан, верно настолько выпал из реальности, что вскоре невольно пропустил вопрос от своей собственной соседки слева. Из-за чего потом пришлось смущённо извиняться и переспрашивать, и уж дальше контролировать себя гораздо строже, чтобы окончательно не прослыть среди местного панства бирюком и невеждой.
После обеда, к слову, великолепного, все их общество вновь переместилось в гостиную, где сразу же разделилось на кружки и компании по интересам, между которыми, умело создавая приятную атмосферу и уделяя должное внимание каждому их гостей, неторопливо перемещались граф и графиня. До Степана очередь пока еще не дошла, да и не стремился он, в целом, так уж сильно обращать на себя внимание старших Замойских, куда больше желая компании их дочери. К которой, оставив Жорку Воздвиженского одного распускать свой павлиний хвост в цветнике из трех барышень Орлинских — двух из них, помимо пани Изольды, можно было вполне назвать хорошенькими, так что никакого предательства солидарных мужских интересов в этом не было, — почти сразу же и направился.
- Так значит, вы представительница рода великих полководцев и политиков, ясная пани? — проговорил он, подходя к Иоланте, которая как раз тоже на минуту осталась без собеседников. — Должен сознаться, я давно подозревал в вас что-то подобное!
Отправлено: 05.02.24 21:06. Заголовок: * с паном капитаном*..
* с паном капитаном*
- Интересно, и что же натолкнуло вас на эту мысль? – взглянув на него с улыбкой, спросила девушка.
С почти спокойной улыбкой. Так как за время ужина ей, слава богу, все же удалось восстановить самообладание достаточно, чтобы не реагировать на каждый новый взгляд Степана Александровича, или его словесный комплимент, словно впервые вышедшая в свет пансионерка. И вдвойне странно, что он ведь и прежде довольно часто говорил ей всякие приятные слова. Однако они не оказывали столь смущающего эффекта — быть может, потому что в госпитале, в сражениях с настоящей болью и страданиями, просто не было времени всерьёз задумываться на эту тему?
Зато теперь, когда все они вдруг снова неожиданно оказались участниками спектакля под названием «светская жизнь», от которого давно отвыкли, любые, даже самые обычные слова кажутся наполненными некими иными, дополнительными смыслами…
- Неужели же я кажусь вам настолько властной или даже коварной?
- Нет, ничуть! Я совершенно иное хотел сказать: что нахожу вас смелой и умеющей идти к поставленной цели, невзирая на любые преграды. А это весьма ценные и редкие качества, особенно среди женщин, — тихо проговорил Веригин.
Сегодня за обедом Юлия Орлинская поделилась с ним «по секрету» , что желание Иоланты стать сестрой милосердия «шокировало» не только их семью, но и почти всех остальных соседей Замойских в округе. Ещё же большее изумление вызвало то, что старый граф позволил дочери воплотить его в жизнь…
- В этом вы напоминаете мне Тату, сестру… да-да, прошу, не удивляйтесь, — усмехнулся он, заметив недоумение, отразившееся в её ясном взгляде. — В свое время ей тоже пришлось сделать сложный выбор, итог которого понравился далеко не всем даже у нас дома. Но лично я уверен, что мы не вправе вмешиваться в такие решения других людей. Даже самых близких. Даже, если всерьёз полагаем, что для них лучше было бы совсем иное.
- Нет, — внимательно его выслушав, Иоланта покачала головой. — Боюсь, вы слишком преувеличили мои воображаемые достоинства, если думаете, что и я смогла бы так же. Мало того, необходимость подобного выбора сделала бы меня глубоко несчастной. Поэтому я очень рада, что папа смог меня понять и поддержал. Надеюсь, что и вашей сестре все же удалось разрешить все возникшие противоречия?
- Пока, пожалуй, скорее заставить с ними мириться, — вздохнул Степан после некоторой заминки, вспоминая, что даже в их последний общий семейный сбор в Петербурге на Санькиной свадьбе мама все ещё держалась с Татой чуть прохладно, словно давая понять, что полного прощения за ту злосчастную историю с Родионом она не получила. И думая ещё о том, как все они, пусть и не обсуждая этого вслух, испытывали тогда временами какую-то лёгкую неловкость, которой никогда не бывало прежде. Видимо, из-за этого он теперь не слишком любил вспоминать тот свой, пока что единственный, отпуск. Хотя очень его тогда ждал.
- Что же, думаю, со временем всё обязательно наладится! — почувствовав, что тема эта не слишком приятна Степану Александровичу, Иоланта тут же пожалела о своих словах и смущенно умолкла. Умение вести светские беседы «ни о чём» никогда не было в списке её главных достоинств. А здесь, на глазах у всех — вернее сказать, под пристальным, хотя и старательно укрываемым, всеобщим вниманием, мишенью которого она неизбежно сделалась с тех пор, как решила стать сестрой милосердия, иное было вряд ли возможно. Так что следующие пару минут они с капитаном провели в неловком молчании — притом, что в госпитале между ними уже сто лет подобного не водилось. И темы для разговоров всегда находились сами, без малейшего затруднения.
Самое странное, что подобное происходило отнюдь не со всеми. Майор Боголюбов заинтересованно общался со своим здешним коллегой и графом Замойским. Избавившись от серьёзного конкурента в лице самоустранившегося Веригина, поручик Воздвиженский успешно развлекал барышень Орлинских, то и дело заставляя их заходиться заливистым смехом. Выглядел довольным даже полковник Телепин, также угодивший в окружение сразу троих дам в лице супруги судьи, кругленькой, румяной пани Исидоры Глинской, томной и изысканной Зузанны Орлинской, а также сияющей мачехи Иоланты, которая, взяв Юрия Васильевича под руку, в чём-то весело, но настойчиво убеждала его до тех пор, пока тот, сдавшись, со смехом не согласился.
- Как же необычно видеть всех наших без привычных белых халатов! — улыбнулась девушка, наконец-то вновь заговорив и кивнув, так вышло, как раз в сторону этой, последней компании. От которой, видимо, заметив её жест, тотчас же отделилась пани Малгожата, направляясь уже непосредственно к ним.
– Ну что, мои дорогие, надеюсь, вы не скучаете? А если вдруг заскучали, то мы это быстро поправим! Признаюсь, мне недавно пришла в голову одна забавная идея: устроить прямо здесь и сейчас нечто, вроде небольшого дружеского ревю, где любой из нас мог бы блеснуть перед остальными каким-нибудь своим особым талантом! Спеть, прочитать стихотворение, сыграть на музыкальном инструменте... Господин полковник, вот, например, уже пообещал исполнить романс под мой аккомпанемент!
- Буонапарте будет петь?! Клянусь, уже только ради этого сегодня стоило посетить этот вечер! — едва не присвистнул Степан, пребывая в полном изумлении от услышанного, когда графиня отошла и они с Иолантой вновь остались вдвоём.
- Неужели? — лукаво на него взглянув, тотчас поинтересовалась Иоланта. — Ну, хоть какой-то повод!
- Что?! Нет, но так нечестно! Вы же прекрасно понимаете, что я имел в виду совсем иное! — опешив ещё больше, на сей раз от того, что его милая собеседница, оказывается, тоже не чужда сарказма, капитан посмотрел на неё с шутливым упрёком. — Просто Телепин и романсы… Ну, это же натурально какой-то оксюморон!
- Может, мы просто не знаем, а он, несмотря на грозный лик, в глубине души своей нежен, словно пармская фиалка?
- Да уж нежнее и не придумать! — заметил он и рассмеялся. — Особенно, когда очередной раз «разносит» кого-нибудь на планёрке!
- Но ведь всегда за дело! — кивнув, Иоланта вновь улыбнулась. — Впрочем, с Юрием Васильевичем всё понятно. А вот что же исполните нам вы сами? Обещали прочесть стихотворение, но какое?
- Признаться, ещё не решил, — немного схитрил Степан, хотя уже точно это знал. Через полчаса в соседней комнате устроили импровизированный зрительный зал, где после, по очереди, определённой жребием, гости стали на время превращаться в артистов. Открыть представление выпало супругам Орлинским, мастерски исполнившим комические куплеты. При этом вдвойне забавно было наблюдать, как серьёзный и солидный пан Тадеуш умудряется сохранять абсолютную невозмутимость даже в самых абсурдных местах незатейливых стишков, положенных в их основу.
Далее на сцену вновь вышел семейный дуэт — на сей раз составленный хозяином и хозяйкой вечера, сыгравший прелестный дуэт для фортепиано и флейты, после окончания которого графиня осталась за инструментом, а место пана Гжегоша занял новый солист — полковник Телепин. И «Испанская ночь» Массне в его исполнении внезапно оказалась настолько хороша, что даже Воздвиженский, поначалу отнесшийся к тому, что Юрий Васильевич будет петь, столь же иронически, как и Веригин, в итоге громче всех кричал «браво» и требовал «бис». От которого полковник, впрочем, решительно отказался, хотя был явно польщён успехом и на этой, непривычной для себя, ниве.
Ну а дальше пришёл черёд выступать уже и Степану.
Выйдя «на сцену», как и прочие, под одобрительные и приветственные аплодисменты, он благодарной кивнул и жестом попросил тишины. А затем прикрыл глаза и после небольшой паузы неторопливо произнёс первые слова всем известного монолога Ромео:
- «But soft! What light through yonder window breaks? It is the East, and Juliet is the sun!..»
Помнится, когда-то, в гимназии у них было принято в открытую посмеиваться над этим шекспировским героем, полагая его нелепым чудаком, изрекавшим в адрес своей возлюбленной не менее странные, напыщенные речи.
Разве так признаются в любви?! Да нормальные люди вообще подобным образом не разговаривают! И в целом просто какой-то бред — настолько сходить с ума по девчонке, даже если она и красивая, как Джульетта.
Но потом в его жизни появилась Ляля. И стало ясно, что это, оказывается, не только совсем не трудно, но и не всегда радостно…
Позже были ещё другие, разные истории. Но кажется, лишь теперь смысл этих великих строк открывался Степану во всей своей первозданной ясности и красоте. Сейчас, в нынешнее время жизни, когда — впервые же — вдруг вошёл в резонанс с тем восторженным благоговением, что с каждым днем всё глубже укоренялось и разрасталось в его сердце по отношению к той, которая, как и все, затаив дыхание, слушала их сейчас, возможно, даже и не понимая, что каждое слово там — только о ней! Во всяком случае, сам Степан ощущал это именно так и никак иначе. Особенно в миг, когда, вновь открыл глаза и, посмотрев на Иоланту, с мечтательным вздохом закончил свое выступление той самой фразой о перчатке «на её руке». После чего в музыкальной гостиной вновь повисла абсолютная тишина, спустя мгновение сменившаяся искренними овациями и хвалебными возгласами в его адрес. Столь щедрыми, что Степан был даже слегка смущен — ибо честно не ожидал подобного успеха. Всё это время краем глаза он продолжал следить и за Иолантой. Которая, наверное, единственная из всех, не хлопала ему теперь и не требовала прочесть что-нибудь ещё, но тихо сидела на своём месте, слегка опустив голову. И выражение лица её казалось странным. Точнее, по нём было абсолютно невозможно понять, о чём она думает и что чувствует в эти минуты. Довольна ли, или, напротив, сердится за эту, в общем, хулиганскую, выходку с почти открытым признанием в любви, пусть даже и другой от имени другого… Выяснить это как можно быстрее — было сейчас, пожалуй, самым жгучим желанием Степана. Однако вряд ли исполнимым. По крайней мере, до окончания концерта.
Поэтому, завершив поклоны и уступив «сцену» девицам Орлинским, две из которых тотчас затянули под аккомпанемент третьей «Баркаролу» из «Сказок Гофмана», он пока просто вернулся в «зал». Где его начали поздравлять и нахваливать уже свои. Телепин одобрительно кивнул, Герман Платонович с уважением пожал руку, а Жорка, как всегда бурно, принялся удивляться вслух:
- Не, ну в самом деле, Веригин! Вот так живёшь с вами рядом месяцами и, выходит, совсем вас не знаешь! Один поёт, что твой Шаляпин, другой декламирует, прямо как Мамонт Дальский какой-нибудь…
- Он никогда не играл Ромео, — пробормотал Степан, вновь быстро обернувшись туда, где сидела Иоланта, однако теперь это место было свободно. «Когда же она успела так незаметно исчезнуть?» — невольно мелькнула мысль.
Меж тем, Воздвиженский, не останавливаясь, продолжал молоть рядом какую-то чушь о том, что им с Боголюбовым уже впору даже стесняться их собственной творческой никчемности:
- Может, нам хоть «па-де-де» какое балетное разучить на досуге? Чтоб не очень выбиваться из вашей общей массы гениев?
- Да ты в неё ещё особо и «вбиться»-то не успел! — сердясь, что именно из-за Жоркиной пустой болтовни скорее всего случайно упустил момент исчезновения Иоланты, шёпотом съязвил в ответ Веригин.
- Cicho, panowie! — немедленно шикнула на них какая-то строгая старуха, обернувшаяся с соседнего ряда.
- Przepraszam! — сделав виноватое лицо, Степан покаянно прижал ладонь к груди и вновь подчёркнуто внимательно уставился на старательно выпевающих сложные колоратуры барышень. Но, едва дождавшись, когда те, наконец, умолкнут, тотчас вскочил со своего стула и, резво пробравшись вдоль всего остального ряда, удачно выскользнул прочь из музыкальной гостиной как раз прежде, чем там что-то вновь бравурно заиграли на фортепиано.
Однако как только лакей затворил дверь за его спиной, пришлось вновь остановиться. На сей раз, чтобы сообразить, куда двинуться дальше — при этом ещё и абсолютно не имея понятия, где сейчас может находиться сама Иоланта. Ещё немного подумав, он, в итоге, просто медленно побрел сквозь анфиладу комнат, периодически посматривая по сторонам. И в какой-то момент вдруг заметил в одном из окон, за обильно драпированной газовой занавесью, полускрытый ею знакомый тоненький силуэт.
- Позволите к вам присоединиться, пани, или… хотите ещё немного побыть одна? — мягко и тихо, чтобы ни в коем случае не напугать, произнёс он, по-прежнему при этом оставаясь на почтительном от неё удалении.
Отправлено: 05.02.24 21:14. Заголовок: Всё же слегка вздро..
Всё же слегка вздрогнув, хотя, конечно же, слышала приближающиеся шаги — правда, до поры не ведая, кому они принадлежат, Иоланта тотчас обернулась, глядя на него сквозь ткань, но не торопясь из-за неё выбираться.
- Если прикажете, я тотчас уйду! — заметив это, вновь проговорил Веригин, подкрепив обещание взмахом руки и кивком в сторону выхода.
- Нет. Но для чего вы меня искали?
- Заметил случайно, что вы тихо исчезли из гостиной и забеспокоился… Почему-то. Ну, вдруг что случилось… — капитан пожал плечами. И, пользуясь разрешением остаться, все же осмелился подойти ближе. Так что теперь их с Иолантой разделяла лишь пара шагов — и все та же полупрозрачная оконная занавесь. — Слишком глупо, да? Не верите? — прибавил он с усмешкой, разглядев сквозь неё промелькнувшую по лицу девушки тень. — Ну и правильно! На самом деле я искал вас не только за этим. Хотелось узнать, понравилось ли вам моё… выступление?
- To było złe! — внезапно буквально полоснув его снизу вверх недовольным взглядом, проговорила она по-польски. Хотя до того, как и почти все остальное время, они общались на французском. — Неправи́льно! — а это было сказано уже на русском. Правда, с характерным польским ударением на предпоследний слог.
- Неправильно? — невольно переспросил Веригин, удивлённо вскидывая брови. — Хотите сказать, я где-то перепутал текст?
- Ниет! — вновь отрезала Иоланта и, резко отдернув штору, явилась ему уже без всяких преград. — Вы не до́лжны были так, Степан Александрович! Все теперь будут говорить… Про нас!
- Ах, вот оно что! — чуть вздернув подбородок, тихо откликнулся Степан, наконец, догадавшись, что она имеет в виду. — Вот, что вас так сильно расстроило!
- Конечно! Ведь я вовсе не хочу, чтобы думали, будто я работаю в госпитале ради… только для того, чтобы… — не зная, как договорить свою мысль, вернее, как её высказать — даже вновь по-французски, которым владела в совершенстве, Иоланта вспыхнула и опустила глаза. — И чтобы считали, будто у вас самого ко мне какое-то… особенное отношение — тоже.
- Но если вдруг допустить, что это так и есть, вам разве было бы неприятно?
- Ну что вы! Просто есть причина…
- Вы помолвлены? — упавшим голосом проговорил Веригин, внезапно догадавшись о том, что прежде почему-то совсем не приходило ему в голову.
- Нет! — испуганно воскликнула Иоланта. — Я совсем не это хотела сказать! - Но тогда что же ещё? Я вам не нравлюсь?
- Дело в другом… Только, умоляю, поймите меня верно! Всё это для меня крайне внезапно! И еще очень, очень быстро. Слишком быстро… — вздохнула она, сокрушенно качая головой. — Нужно время!
«… Которого после нам может попросту не хватить», — с грустной иронией тотчас же мысленно продолжил Веригин, который в последние дни все чаще задумывался о том, сколько ещё просуществует их госпиталь в этих краях, прежде чем в очередной раз отправится вслед за продвижением линии фронта. Но, вслух, разумеется, этого не произнёс.
О том же — что сказано и без того слишком много, возможно, гораздо больше, чем даже стоило бы говорить, обиженно вторило рассудку и уязвленное мужское самолюбие. Унять голос которого полностью было всё-таки выше имеющихся душевных сил.
Но самым убедительным и громким все равно оставался голос сердца. А оно было твердо уверено, что их, произошедшее вдруг, почти без всяких видимых предпосылок, объяснение с Иолантой — отнюдь не ошибка. Даже если и случилось оно так внезапно и, может быть, не совсем в нужное время.
- Что ж, — выговорил, наконец, Веригин, улыбнувшись и вновь заглядывая ей прямо в глаза. — Тогда я подожду. Вы ведь не запретите мне ждать и надеяться, пани Иоланта?
Отправлено: 14.02.24 02:16. Заголовок: В обед в трапезной ..
В обед в трапезной собрались, как обычно, почти все врачи, кроме дежурных, и за общим столом вскоре неожиданно затеялась довольно оживлённая беседа. Причиной её стала добытая где-то прапорщиком Карпухиным столичная газета недельной давности. Новости в ней, правда, перестали быть таковыми по большей части уже даже здесь, на фронте.
Поэтому удовольствие состояло скорее в том, чтобы просто, «как в прежние времена», листать её за столом, зачитывая вслух самые любопытные фрагменты из опубликованных статей.
- «...Набег, предпринятый на основании ложных представлений о русской обороне, закончился катастрофой, стоившей германскому флоту семи новейших эскадренных миноносцев»!* А вот это просто отличнейшие новости, господа! Надо же, какая удача!
- Удача и есть. На фоне типичного отечественного головотяпства! «Набег» — это ведь когда совершено внезапно, насколько я понимаю? Стало быть, наши не слишком-то их и ждали!
- Ну, вы не правы, не правы! Мало ли, что там кропают в своих подметных статейках штатские петроградские писаки?! Германцы наткнулись на заранее выставленные минные заграждения! О которых, притом, явно не догадывалась, а иначе с чего бы это им лезть на рожон?! Так что поднимайте прочитанное верно!.. Что ещё пишут?
- Да вот, неприятность, сказывают, Василий Егорович, у вас на родине, в Ново-Николаевске, вышла…
- Вот как? И что же приключилось?
- «Сахарный бунт»… ** — Карпухин вздохнул и затем обстоятельно, с выражением, зачитал вслух краткое официальное сообщение из Сибири.
- Ну, и что ж тут сказать?! Бабы-дуры-с! Мозгов меньше, чем у куриц! Оттого и недовольство в их пустых головах пробудить проще, чем порох спичкой поджечь. А те, кому надо, этим умело пользуются, за любой повод, мерзавцы, цепляются, чтоб своих гнусных целей достичь… Да только не выйдет у них всё одно!
- И у поляков, полагаете, тоже не выйдет? *** А то ведь чем там ещё нам всем аукнется их новый «акт» — по нынешним-то военным временам ?
- Да уж нам-то с вами, Андрей Фёдорович, о чем тревожиться? Как исполняли свой врачебный долг, так и дальше продолжим.
- А ведь я не о том! Вы же понимаете. Я рассуждаю глобально!
- Ну, если желаете непременно глобально, так и в том ни для кого нет секрета, что наши вечно недовольные господа поляки при любом удобном случае готовы мутить воду в свою пользу. Чаще всего даже не понимая, что из них самих марионеток делают…
- А вы полагаете, что у них совершенно нет никаких причин для недовольства? — вдруг вступил в разговор Калинин, до сих пор молча поглощавший свой суп. — И у нас в Сибири оно отнюдь не на пустом месте разгорелось. Так вот не допускаете ли мысль, что «подгнило что-то в Датском государстве», коль прежний миропорядок все чаще становится людям не мил?
- Так ведь на то он и порядок, чтобы мир держать! А вы, голубчик, с подобными речами, часом, не социалист ли, как все эти соратники пана Пилсудского?
- Вот вы это слово прямо как ругательство грязное произнесли! А между тем, подобные люди...
Что конкретно представляют из себя, по мнению Калинина, польские социалисты выяснить до конца, впрочем, так и не удалось. Потому как именно в этот момент подле их «табльдота», как с некоторых пор, с чьей-то остроумной подачи, стали именовать между собой общий монастырский обеденный стол, внезапно соткалась сестра Беата, вызвав тем разом у всех присутствующих приступ удивлённой немоты.
Безотказно помогая русским медикам с ранеными в пределах госпитальных палат, в остальных помещениях монастыря насельницы держались подчёркнуто обособленно. Стараясь по возможности вовсе с ними не пересекаться.
- Добрый день, — спокойно поприветствовала она присутствующих офицеров, и далее продолжила, обращаясь почему-то уже к Веригину, почтительно поднявшемуся из-за стола вместе со всеми. — Мать-настоятельница нынче плохо себя чувствует и потому была бы крайне признательна, если бы вы смогли найти время, чтобы её осмотреть.
- Я? — удивлённо и немного растерянно переспросил в ответ Степан. Просьба, и верно, выглядела крайне неожиданной — особенно в непосредственном присутствии других, куда более опытных, чем он сам, докторов. Например, полковника Телепина. — Простите, сестра Беата, но вы точно уверены, что речь шла именно обо мне? — продолжил было Степан, но монахиня качнула головой:
- Абсолютно уверена.
- Но… почему?!
- Степан Александрович, — прозвучал, тем временем, прямо у него за спиной зычный голос Телепина, — а какая, собственно, разница? Если пациент нуждается в вашей помощи, к чему лишние вопросы? Не заставляйте себя ждать!
Вздрогнув невольно от этого внезапного замечания, точно от лёгкого пинка, Веригин сообразил, наконец, что действительно ведёт себя странно.
- Хорошо, конечно! Я хоть сейчас!..
Поспешно выскочив из-за стола, с досадой ощущая, как от неловкости момента заалели щеки, он тут же двинулся к выходу из трапезной, — да так резво, что сестра Беата, направившаяся следом, едва за ним поспевала. Впрочем, во дворе шаг всё же сбавил.
- Так что же беспокоит матушку Паулину?
- Суставы. Из-за постоянных болей в них, она уже давно почти не может передвигаться самостоятельно. А сегодня с утра ещё и сердце колет.
- Ну, что же. Я, конечно, осмотрю её. Но надо чётко понимать, что я хирург, внутренние болезни — совершенно не моя специализация, — всё более недоумевая, вновь пожал плечами капитан, следуя за монахиней по коридорам теперь уже того крыла, что служило жилой половиной коренным обитательницам монастыря.
В келье матери-настоятельницы пахло воском и лавандой, что росла здесь в горшках прямо на подоконнике. Сама хозяйка сидела в глубоком кресле, одетая в чёрное облачение. И только крепко накрахмаленный головной убор выделялся светлым ореолом вокруг её морщинистого лица.
- Матушка Паулина, вот тот доктор, которого вы просили привести.
Она не ответила, лишь едва качнула головой и сестра Беата тут же исчезла за дверью. И теперь Степан остался стоять в одиночестве под её пристальным, изучающим, хотя и вполне дружелюбным взглядом. Складывалось ощущение, что она пытается что-то для себя понять. Но что именно? Гадать на эту тему можно было бесконечно. А вот ждать в молчании, пока с ним соизволят заговорить, Степан все же счёл нецелесообразной тратой времени.
Потому, выждав ещё немного, решил начать первым: старательно подбирая польские слова, попытался сразу же выяснить, где у пациентки болит и чем он может быть ей полезен. Видимо, оценив эту храбрую попытку борьбы со все ещё непривычным для его речевого аппарата сочетанием шипящих звуков, мать-настоятельница вдруг окончательно потеплела взглядом и улыбнулась.
- Вижу, Йоля взялась за вас всерьёз, раз уже и польский учите! Однако давайте все же продолжим по-французски: так будет проще для нас обоих — и говорить, и понимать. В юности я, помнится, ужасно любила читать романы на этом языке и была почти уверена, что однажды стану женой какого-нибудь графа Монте-Кристо, — она хрипло рассмеялась и жестом предложила Веригину садиться. — Итак, вы спросили, каково мое самочувствие, но это совсем неинтересно! К тому же, все мои болезни, в сущности, лишь Его заботы! — прибавила она, коротко указав при этом взглядом в сторону настенного распятия.
- Я отчего-то полагал, что они связаны более с душой, нежели с телом…
- Но посылая нам испытания, в том числе, в виде физических страданий, Он проверяет на стойкость также и наши души… Впрочем, оставим теологические споры на следующий раз. Сейчас же я хотела поговорить с вами об ином.
- О чем?
- О вас — преимущественно. И ещё немного о Йоле.
- Я не совсем вас понимаю.
- Ах, оставьте! Прекрасно понимаете. Да и я достаточно пожила на свете, чтобы уметь подмечать то, что многие не видят. Даже несмотря на то, что вынужденно сижу здесь, взаперти, целыми днями. Потому, уж конечно, не могла не обратить внимание, как изменилась Йоля за прошедший месяц.
- Всё верно, сестринское дело — ответственная и сложная работа, а пани Иоланта — крайне старательная и полностью отдаёт себя выбранному делу…
- Не сомневаюсь, но я не об этом, — перебила его старая монахиня. — Знаете, она и прежде навещала меня очень часто, и теперь не забывает, и вот, что я вдруг заметила. Никогда — с тех пор, как не стало их с Кассией матери, моя девочка ещё не выглядела такой счастливой, такой… живой! Полагаете, это любимая работа так на неё действует?! — приподняв брови, мать Паулина внимательно глянула на Степана, и тот был вынужден опустить глаза. — Скажите мне откровенно, молодой человек, она вам просто нравится, или же это что-то более серьёзное?
- Я бы очень хотел, но сама Иоланта... Мне кажется, я для неё что-то значу, но при этом она упорно держит между нами дистанцию, и я не могу понять, в чем дело. Дошёл до того, что даже осмелился недавно спросить, не обручена ли она… Мы, можно сказать, объяснились тогда… Вернее, это я открыл ей своё сердце. А она… В общем, признаюсь вам, я весьма и весьма растерян!
- Что ж, в таком случае, я сама вам кое-что объясню…
*Набег в Финский залив — операция 10-й флотилии эскадренных миноносцев ВМС Германской империи против Балтийского флота Российской империи в ходе Первой мировой войны на Балтийском море. Произошла 9—11 ноября 1916 года и закончилась гибелью большей части немецкой флотилии на минных заграждениях, установленных русскими. Считается крупнейшим успехом русского Балтийского флота в Первой мировой войне. **«Сахарный бунт» 9 ноября 1916 года — конфликт между городской властью и жителями Ново-Николаевска (ныне — Новосибирск), произошедший из-за повсеместного дефицита товаров первой необходимости в ноябре 1916 года, а именно: из-за сокращения выдаваемых порций сахара жителям города и переноса даты их выдачи на неопределённое время. ***Акт 5 ноября 1916 года — заявление немецкого генерал-губернатора Г. Безелера в Варшаве и австро-венгерского генерал-губернатора К. Кука в Люблине о намерении своих монархов о создании «Королевства Польского».
Отправлено: 16.02.24 23:05. Заголовок: За окнами быстро кло..
За окнами быстро клонился к закату очередной тусклый холодный и дождливый, поздне-ноябрьский день. Но в одной из малых гостиных, где, в ожидании возвращения загостившегося у соседа-приятеля графа Замойского, коротали время его жена и дочь, было светло, тепло и особенно уютно от едва слышно потрескивающего в камине огня. Коротали, разумеется, не в молчании. Но поддерживать беседу стремилась в основном графиня, меняя при этом её темы и направления с той же молниеносной скоростью, с какой мелькали в её холеных пальчиках длинные стальные спицы, под которыми постепенно рождался очередной рукодельный шедевр. Увлекшись вязанием ещё до замужества, во времена своей небогатой юности, пани Малгожата и теперь не забывала любимого занятия, щедро снабжая близких и друзей не только тёплыми и красивыми домашними вещицами, но и вывязанными крючком изящными узорными шалями, а ещё скатертями, салфетками и другими украшениями домашнего интерьера.
- Что читаешь? — отвлекшись в очередной раз от вязания, она слегка покрутила головой, чтобы размять затекшие мышцы шеи, попутно указав подбородком и на небольшой томик, который держала в своих руках падчерица, устроившаяся в кресле подле настольного светильника.
- Да так, разное… — коротко откликнулась Иоланта, продемонстрировав ей темно-зеленую коленкоровую обложку.
- О, Адам Мицкевич! — разглядев на ней фамилию автора, графиня одобрительно кивнула. — В юности я просто обожала его стихи. И особенно вот это, знаешь?.. «Дружба вдохновила?! Или уж люблю я?!»*.. Помню, как однажды, на одном из званых вечеров, его восхитительно продекламировал вслух Гжесь, глядя при этом прямо на меня. А мы тогда еще даже не обручились. Вот и представь, насколько же я была смущена!.. Да. Прошло столько лет, а кажется, было совсем недавно! — прибавила она с улыбкой и вздохом, затем опять обращая всё своё внимание на подсчет петель в сложном разноцветном узоре.
Ничего на это не ответив, Иоланта тоже опустила глаза, делая вид, что вновь погрузилась в чтение, хотя на самом деле теперь гораздо больше думала о том, насколько случайным было это воспоминание. Не зря ведь мачеха, с тех пор, как в замке побывали русские гости, то и дело как бы невзначай интересуется, как они поживают. Никогда, впрочем, не упоминая никого из них по имени отдельно. Так что, кто знает, может быть, это всё действительно лишь её, Иоланты, не в меру разыгравшееся воображение?
То же самое, которое ровно столько же времени нашёптывает ей глупые ревнивые мысли всякий раз, когда она наблюдает, как капитан Веригин любезно разговаривает, улыбается в ответ на шутку или сам шутит с кем-то из госпитальных девушек. В то время, как с ней самой держится подчёркнуто любезно, почтительно, но будто бы чуточку отстранённо... Хотя, нет. Пожалуй, последнее началось несколько позже того памятного вечера, когда они впервые говорили друг с другом так откровенно. И тогда тем более непонятно, почему? Потому что обещал ждать? Но ведь это не значит, что нужно вовсе отступить в сторону... В конце концов, она ведь уже так привыкла к их дружбе...
Тяжко вздохнув, Иоланта закрыла томик стихов, взглянула на часы, а затем на окно. Только пять вечера, а уже такая тьма! Что-то батюшка слишком уж задерживается у Орлинских. Или это она настолько отвыкла проводить время в праздности, что каждый час, отданный безделью, тянется будто бы вдвое дольше? Причём, безделью, в общем-то, вынужденному. Потому что не попадись она тогда по глупости на глаза полковнику Телепину в момент, когда носом вновь хлынула эта дурацкая кровь, то и не было бы у нее сегодня никакого, абсолютно не нужного ей, выходного дня. А так — не помогли никакие увещевания, что всё хорошо, и что это так у неё с самого детства, стоит только чуточку утомиться или перенервничать.
– Скажи, дорогая, а как дела у того милого русского капитана, который читал у нас тогда отрывок из «Ромео и Джульетты»? Заговорила о случае с твоим батюшкой — и сразу, конечно же, вспомнила о нём...
«Ну, разумеется! Конечно же и сразу..» — мысленно ответила ей Иоланта, недавние подозрения которой в этот миг полностью подтвердились. Но вслух проговорила иное:
– У него всё хорошо. Насколько мне известно.
– «Насколько известно»? А разве вы совсем не общаетесь ни о чём, кроме работы?
– Общаемся, конечно. Но, соблюдая субординацию: не забывайте, что там, в госпитале, он офицер, доктор, а я – всего лишь простая сестра милосердия.
– Но как бы там ни было, ты — графиня Замойская!
– Об этом я, конечно никогда не забываю, — задумчиво глядя перед собой, кивнула она в ответ. — И вокруг меня, поверьте, тоже все об этом помнят. Так, что это даже мешает.
– Вздор! Чему это может помешать?.. Но этот пан капитан, он ведь тоже дворянин?
– Не знаю, мы об этом не говорили. Какое это имеет значение?
– Иногда весьма важное! — немного загадочно проговорила в ответ пани Малгожата. — А как доктор-то он хорош?
– Очень! Я, конечно, немного в этом понимаю, но когда он оперирует, это... Как искусство! Как будто игра на музыкальном инструменте! Когда скальпель в его руке, словно... смычок!
– «Смычок», которым рассекают плоть. Странное сравнение, но я, конечно, понимаю, что ты хочешь сказать. А как думаешь, будет уместно пригласить его к нам еще раз, теперь уже одного? Хотела бы, чтобы он осмотрел твоего брата, уж слишком часто малыш болеет в последнее время. Тем более и матушка Паулина сказала, что ей очень помогли его назначения...
– Что? — тут же изумленно вскинувшись, переспросила у неё Иоланта. — Степан Александрович консультировал Тётеньку?! Но когда? Я об этом не слышала!
– Неужели? — не меньше неё удивилась в ответ пани Малгожата. И на сей раз, кажется, абсолютно искренне. — Мне рассказал твой отец. Кажется, она упоминала об этом в их последнем телефонном разговоре неделю назад. Странно, что ты не в курсе. Впрочем, может быть старушка просто не захотела волновать тебя лишний раз тебя, напоминая о своих болезнях. Потому что знает, как ты о ней переживаешь.
– Но это же какой-то абсурд! — только и развела руками Иоланта.
– О чём это здесь так оживлённо общаются мои прелестницы? — послышался тем временем бодрый голос пана Гжегожа, вернувшегося, наконец, восвояси, явно чуточку навеселе. — И что именно показалось тебе абсурдным, девочка? — расцеловав тотчас поднявшихся навстречу жену и дочь и устроившись затем в том самом кресле, где до этого сидела Иоланта, а саму ее усадив к себе на колени, как часто делал, когда она была еще маленькой девочкой, он с улыбкой заглянул ей в глаза. — Расскажи-ка батюшке?!... А я думал, ты знаешь! — прибавил он после, когда ему всё объяснили. — Да, тётя Паулина очень его хвалила, такой, говорит, обходительный молодой человек! И истинный рыцарь!
– Вот и я о том же Йоле сказала, что он произвел на всех нас отменное впечатление! А если еще и врач хороший! Хочу пригласить его к нашему мальчику. Ты же не будешь против?
– Да с чего бы? Да я для своего сына хоть звезду с неба!..
– Папа! – перебила его Иоланта, которой в этот момент стало окончательно ясно, что дело приобретает серьёзный оборот. — Но хоть ты же должен понимать, что у него служба, что он не может вот так, запросто, отлучаться от неё по посторонним делам! Это совершенно невозможно! Да и перед паном Зморским неловко будет, если он узнает, что мы приглашали к Лешеку другого доктора, ведь он нас всех с рождения лечит!
– Ну вот и хорошо! Пусть лечит дальше. А второе мнение, от другого врача, тоже узнать не лишне! И потом, не каждый же день он дежурит, — почувствовав поддержку супруга, еще более настойчиво заговорила и графиня. — Да и ему должно быть лестно подобное, все же, мы здесь не последние люди. А если нужно будет, то и заплатим за визит, всё как полагается!
– Матерь Божья! — едва не схватившись за голову, Иоланта высвободилась из отцовских объятий и нервно вскочила на ноги. – Пани Малгожата, даже не вздумайте это сделать! Это его безмерно оскорбит!
- И что ж тут обидного? Впрочем, как угодно. Но, надеюсь, это решено? Ты ведь сделаешь это, милая, попросишь, чтобы он заглянул к нам, когда это будет возможно, конечно же...
И что оставалось ей сказать?!
Едва высидев до конца ужин и всё еще внутренне пылая возмущением – причем, больше даже на батюшку, чем на мачеху, которая так неожиданно ловко сумела привлечь его на свою сторону, хотя обыкновенно почти во всех семейных спорах он оказывался на стороне дочери, Иоланта сразу же отправилась к себе в комнату. И, оказавшись там, первым же делом бросилась на колени перед распятием, умоляя Иисуса надоумить её, как лучше исполнить навязанную против воли просьбу. И дело даже не в том, что её надуманность выглядела слишком очевидной – маленький Лех, быть может, и не обладал богатырским здоровьем, но, слава Богу, не был и чрезмерно болезненным, оставаясь большую часть времени живым и шаловливым — иногда даже слишком, мальчишкой, с которым из-за этого с трудом справлялась его бонна. Причиной нынешнего расстройства Иоланты являлось то, что буквально все за её спиной — включая уже, похоже, даже и Тётеньку, точно знали, как ей дальше жить. Сделали выбор в вопросе, который сама Иоланта всё еще считала для себя открытым. Хотя, быть может, тоже всё более склонялась к похожему решению. Однако хотела принять его лишь сама. И для этого действительно необходимо было время. Которое, как известно, в важных делах лучше не торопить.
Ей очень нравился доктор Веригин. Иоланта думала о нём практически беспрестанно с того самого дня, когда Степан Александрович впервые почти открыто признался ей в нежных чувствах. Ей нравилась его внешность, его благородные манеры и характер. Но более всего — та глубинная, внутренняя доброта, что проявлялась в каждом жесте и взгляде. Она даже ревновала его — безо всякой причины, но тем лишь очевиднее её собственная привязанность к нему, которую вслух, тем не менее, всё еще принято было называть дружбой... И всё же, всё же. Как же трудно было решиться отказаться раз и на всегда от того пути, который столько лет считала правильным!
В тот вечер Иоланта уснула очень поздно. С твёрдым убеждением, что завтра отправится в госпиталь несмотря на то, что Юрий Васильевич велел ей не попадаться там ему на глаза не менее трёх дней — пока как следует не отдохнет. Поедет для того, чтобы сделать то, чего не сделала прошлый раз, хотя была обязана: откровенно расскажет Степану Александровичу о том, что столько лет казалось для неё незыблемой истиной, и о нынешних сомнениях — тоже. Ведь он заслуживает того, чтобы знать всю правду.
А наутро в их местности выпал первый снег. То есть, скорее всего, уже ночью — потому что к рассвету все окрестности «Сокольей горы», сколько хватало взгляда, были застелены ровным белоснежным ковром. Из-за этого Янек ехал от замка до монастыря очень медленно и существенно дольше обычного. Но сегодня это было даже хорошо. Иоланта специально хотела оказаться в госпитале позже утренней планёрки, когда все уже разбрелись по перевязочным и операционным. По её расчетам, сегодня у доктора Веригина выходил «отсыпной» день после очередного ночного дежурства, а потому можно было надеяться на возможность спокойно поговорить наедине. Да. Для этого Иоланта намеревалась навестить капитана в личных покоях, абсолютно уверенная, что её не прогонят и как минимум внимательно выслушают.
- Сестра Замойская? А вы что здесь делаете? Третьего дня Юрий Васильевич сказал мне, что вы заболели, и он отпустил вас домой...
Удивленный голос старшей сестры Захаровой, раздался за её спиной как раз в тот момент, когда, никем не замеченная, юная графиня уже почти миновала общий коридор, ведущий в ту часть здания, где квартировали офицеры.
С трудом переведя дух от досады, Иоланта замерла на месте и медленно обернулась к ней, столь не ко времени выглянувшей зачем-то именно в эту минуту из своего кабинетика.
– Да, Евдокия Марковна, — ответила она, наконец, тоже по-русски. — То верно. Но теперь всё в порядку. Я здорова.
– Здорова, значит? — переспросила та, окинув ее придирчивым взглядом. — Ну что ж, тогда идите, переодевайтесь. И дальше сразу ступайте во вторую операционную. Герман Платонович нынче просто зашивается. Шесть плановых операций подряд, а помогать некому, станете вместе с ним. А дальше в перевязочную.
– Но я...
– Да? — Евдокия Марковна недовольно вскинула брови, а затем нахмурилась. – Вы что-то хотели мне возразить, сестра?
– Нет. Ничего, — качнув головой, Иоланта вздохнула и обреченное побрела в гардеробную.
Нет тебя со мною — горя не заметят; Вместе мы — восторга не прочтут, не встретят. Впрочем, если долго не был я с тобою — Мысль, что нет чего-то, не дает покою, И вопрос забавный тотчас задаю я: Дружба только это?.. Или уж люблю я?
Нет тебя со мною — как ни бьюсь, напрасно Думаю представить образ твой прекрасный! Впрочем, хоть невольно, я уж убедился, Что за мной он всюду носится, носился… И вопрос забавный снова задаю я: Дружба, что ли, это? или уж люблю я?
Или замечал я сколько раз невольно, Как, собой и светом часто недовольный, Вышедши без цели прямо на дорогу, Вечно приходил я к милому порогу… И вопрос, бывало, странный задаю я: Дружба, что ли, это?.. Или уж люблю я?
Ты покоя жаждешь? Ты желаешь счастья? Я за них рад — в битву, рад за них хоть пасть я. Верь: какой-то голос шепчет, что не лживы Эти уверенья, гордые порывы. И вопрос известный снова задаю я: Что же это — дружба?.. Или уж люблю я?
Если ты даешь мне молча позволенье Взять тебя за ручку — верь мне: в то мгновенье Будто сон приятный мне смежает веки; Кажется, засну я с этим сном навеки… Но проснусь тотчас же, в сердце жизнь почуя. Что же это — дружба? Или уж люблю я?
И когда я взялся за посланье это, В ту минуту чужд был мне восторг поэта; А ведь есть и мысли, есть и рифмы — чудо! И, не понимая, что взялось откуда, Свой вопрос всегдашний снова задаю я: Дружба вдохновила?! Или уж люблю я?!
Отправлено: 14.03.24 15:13. Заголовок: После разговора с м..
После разговора с матерью-настоятельницей многое в поведении Иоланты для Степана стало понятнее. Но облегчения это знание не принесло. Напротив, лишь умножило тревоги и усилило без того обуревавшие душу сомнения. С одной стороны, столь упорное стремление следовать по жизни самостоятельно избранным путем вызывало безусловное уважение и одобрение — разве не поддержал он в подобном же выборе однажды свою собственную младшую сестру? Но с другой… мысль о том, что Иоланта, возможно, вскоре добровольно оставит мирскую жизнь и навсегда затворится в стенах монастыря, вызывала у него непреодолимый внутренний протест как нечто совершенно неправильное. Как то, чего ни в коем случае нельзя допустить.
Верно, почувствовав этот решительный настрой, матушка Паулина, тем не менее, настоятельно посоветовала ни в коем случае не пытаться заговаривать об этом с Иолантой и уж тем более — не стараться напрямую разубедить. Ибо в этом случае она только укрепится в своём желании.
- По ней этого не скажешь, но поверьте, пан капитан, Йоля очень упрямая, когда дело касается её принципов. И так с самого раннего детства. Конечно, она может ещё и передумать — но опять же, исключительно сама. Потому, если ваши намерения действительно серьезны, а чувства искренни и бескорыстны, нужно набраться терпения и просто помочь Иоланте принять верное решение.
- Но каким же образом я тогда смогу это сделать? — в полной растерянности проговорил Степан.
- Пусть вам подскажет ваше сердце, — чуть улыбнувшись, мать-настоятельница, пожала плечами и затем вновь бросила взгляд на распятие. — А я буду от всей души молиться, чтобы Всевышний как можно скорее его надоумил!
На том они тогда и расстались. И с тех пор прошло уже несколько дней. Но, то ли молитвы старой монахини пока не доходили до адресата, то ли Ему было как-то недосуг в них вникнуть — только ни сердце, ни, что самое обидное, разум, на который Степан привык в своей жизни полагаться в первую очередь, так ничего дельного пока и не подкинули. А среди людей поблизости говорить об этом тоже было не с кем. Да, собственно, на всём белом свете и был-то всего лишь один человек, с которым Веригин готов был — хотя бы в какой-то мере откровенно — обсуждать подобное вслух: Татка.
Потому, бесплодно промаявшись ещё пару дней, капитан все же решился ей написать. Сел за письмо наутро после очередного дежурства, лишь немного перед тем подремав.
А затем сразу же сам понёс его в деревню для дальнейшей отправки , пользуясь тем, что сегодня полностью свободен от повседневных служебных дел. Да и прогулка туда и обратно по свежему воздуху — сплошная польза.
Дорога, которой он отправился в путь, лежала через бесконечные поля, укрытые ровным и довольно плотным слоем первого снега, приятно поскрипывающего под ногами и почти ослепляющего своей абсолютной белизной. И вся эта безмятежная красота природы странным образом существовала будто бы сама по себе — отдельно от ужасов и мерзостей нынешнего мира, напоминая о времени, когда всё казалось таким простым и понятным. Вспоминались снежные зимы детства в Черном Яре, бодрые московские морозы гимназической поры и румяные, смеющиеся лица сестер, с которыми, невзирая на стужу, можно было часами кататься на санках с горки в Сокольниках, а потом втроём, наперегонки, нестись домой, где мама и Анна уже готовили горячий чай… Как же так вышло, что всё это вдруг исчезло и сменилось постоянными тревогами и волнениями? И как хотелось бы теперь заново испытать это тепло семейного уюта! Причём, уже не только в отчем доме, но, вполне возможно, и в собственном. Рядом с любимой женщиной и детьми…
Когда он вернулся обратно, во дворе монастыря царило изрядное оживление. Но причина его, к счастью, в кои-то веки, была связана не с прибытием очередного эшелона с ранеными. Несколько совсем молодых парней из числа легко раненых и выздоравливающих бойцов затеяли там настоящую снежную баталию прямо перед присматривающими за ними сёстрами. А те, вместо того, чтобы всё немедля прекратить, наблюдали за происходящим с явным азартом и любопытством, хотя и не принимали непосредственного участия. Впрочем, с появлением во всеобщем поле зрения офицера — пускай даже и медика, энтузиазм «снежных вояк» сразу же спал. Да и девушки тотчас же вновь приняли более подобающий невозмутимый, «солидный» вид.
Со стороны это выглядело довольно забавно. Так что Веригин, который, надо сказать, совсем и не собирался никого разгонять — что плохого в том, что люди немного повеселятся и отвлекутся от тяжкой каждодневной рутины, едва сдержал улыбку. И, ответив одним кивком сразу на все обращенные к нему положенные приветствия младших чинов, собрался уже было войти в здание монастыря. Но тут его путь внезапно перегородила собой Люся Лапочка.
- Степан Александрович! Чудесная нынче погода, не правда ли?! — радостно осведомилась она у уставившегося на неё чуть удивлённо, не ожидая подобной прыти, капитана. — Даже не думала, что, оказывается, могу так соскучиться по снегу! Вы в деревню, наверное, ходили? А я вот там так ещё ни разу и не была!
- Надо же… — пробормотал Степан и чуть слышно кашлянул, не очень понимая, что ещё сказать по этому поводу. — Что ж, немного, в общем-то, и потеряли. Дыра дырой. Я и сам бываю там лишь затем, чтобы почту отправить.
- Правда? Ну, ладно… — задрожав ресницами, Люся смущенно опустила голову, отчаянно сожалея, что осмелилась завести этот разговор — да ещё и на глазах у товарок, исподволь наблюдавших за ними со стороны. — Простите.
- Да за что же?! — очнувшись, и сообразив, наконец, что ведёт себя не вполне учтиво, Веригин ласково улыбнулся девушке. — Это ведь не ваша вина! А погода, и верно, чудо, Люсенька!. Вы, должно быть, тоже свежего воздуха глотнуть вышли?
- Да нет, ну что вы! Я здесь вот! — вновь решившись поднять взор, Люся кивнула на стоящее несколько поодаль от общей суеты плетеное кресло-каталку, где, тщательно укутанный в плед, находился утративший вследствие тяжкого ранения сразу обе ноги и зрение артиллеристский офицер Прохоров. — Глеба Юрьевича нашего вывезла на прогулку.
- А почему в столь легкомысленном виде?! — тотчас хмуря брови, впрочем, не всерьёз, проговорил тогда Степан, имея в виду отсутствие поверх Люсиного сестринского одеяния тёплой накидки. — Зима, вон, на дворе! Простыть хотите?!
- Да ничего, ведь мы же ненадолго! — беззаботно махнув рукой, Люся снова расцвела улыбкой в ответ на подобную заботу. — Глеб Юрьевич только докурит, и мы сразу обратно, в палату!
- Нет, ну это точно никуда не годится! — мотнул головой Степан, расстегнул пуговицы своей шинели, и стянув её с плеч, накинул на девушку, которая тут же уютно в неё закуталась.
- А как же вы, капитан?!
- А что я? — рассмеялся Веригин. — Во-первых, я мужчина, и, значит, в этом смысле точно буду покрепче вас, милая Люся. Во-вторых, офицер, приказы которого вам надлежит исполнять — а я именно что приказываю вам сейчас тепло одеться. Ну, а в-третьих, я и сам с удовольствием выкурю папиросу-другую, пока поручик Прохоров окончательно управится со своей! Так что возражения не принимаются!
Отправлено: 21.03.24 20:21. Заголовок: После трех к ряду оп..
После трех к ряду операций Герман Платонович попросил Иоланту также помочь ему ещё и в перевязочной. Причём, весьма деликатно: «только если вас это не слишком затруднит, моя дорогая!» По всей видимости, слухи об её болезни от переутомления дошли и до него — вызвав при этом, однако, искреннее сочувствие, а не раздражение, как у сестры Захаровой. Впрочем, даже оно, как и любое иное повышенное внимание к её персоне, было Иоланте не слишком приятно. Поэтому, заверив майора Боголюбова, что чувствует себя превосходно, следующие два часа она усердно помогала промывать и обрабатывать раны, а также накладывать свежие повязки, уже вполне смирившись с мыслью, что осуществить быстро и без помех задуманный на сегодня план, похоже, никак не сможет.
Когда же перевязки, наконец, были завершены, а Герман Платонович, прежде вновь рассыпавшись в благодарностях, удалился в ординаторскую, то пришлось привести в порядок еще и саму перевязочную. Этим в госпитале также занимались сёстры милосердия. А значит, разумеется, и Иоланта. Хотя мачеха — да, пожалуй, и отец, до сих пор искренне убежденный, что она здесь на особенном положении, наверняка были бы шокированы, узнав об этом, и увидев, насколько ловко юная наследница древнего графского рода управляется с тряпкой и шваброй. Но саму девушку это ничуть не смущало. Потому и теперь, быстро помыв использованные инструменты, расставив строго по положенным им местам склянки с лекарственными препаратами, убрав оставшиеся чистыми перевязочные материалы и подготовив на вынос грязные, она столь же аккуратно расправилась с влажной уборкой помещения. После чего, привела в надлежащий порядок собственный внешний вид и, удовлетворённо выдохнув, подошла к окну, выходившему во внутренний дворик монастыря, где в этот час, под наблюдением, а куда чаще — с помощью свободных от смены сестёр, как обычно, чинно прогуливались пациенты. Но сегодня, верно, поддавшись радостному настроению первого по-настоящему зимнего дня, сразу несколько молодых солдатиков затеяли между собой битву в снежки. Да столь отчаянную, что весёлая перекличка их голосов и громкий смех пробились даже сквозь плотно закрытые оконные рамы и толстые каменные стены здания. Собственно, именно они — эти звуки, слишком необычные для слуха, более привычного здесь, в госпитале, к мучительным стонам и бредовому бормотанию, и привлекли внимание Иоланты.
Стоя у окна, она с улыбкой наблюдала за ними, размышляя о том, что жизнь с её простыми радостями, видно, и верно, всегда берет верх над любыми невзгодами и трудностями, пока во двор вдруг не вошел тот, чье появление заставило сердце радостно вздрогнуть. Не зря, выходит, все это время она была занята другими делами! Потому как, иначе, не застав его дома, так, наверное, и уехала бы ещё утром обратно в «Соколью гору».
«Вот и еще одно доказательство Промысла Божьего!» – думала девушка, наблюдая, как капитан Веригин — а это был, разумеется, он, кивнув на ходу сразу всем присмиревшим при его появлении бойцам, бодро шагает по направлению к входу в здание монастыря. Хотелось прямо теперь же, бегом, самой пуститься ему навстречу. Но для людей её круга и воспитания подобное недопустимо даже в состоянии душевного волнения. Потому Иоланта ждала, когда капитан доберется до своей комнаты, и уже предвкушала, как он удивится, а может, даже и обрадуется её визиту, когда возле самого входа в здание Степана Александровича задержала внезапно возникшая откуда-то из глубины галереи Люся Лапочка.
Также явно озадаченный её появлением, Веригин резко остановился — спиной к окну, из которого за ним тайно наблюдала Иоланта. Потому дальше она могла видеть лишь личико Люси. Точнее, то его восхищённо-восторженное, чуть глуповатое, выражение, которое она и раньше не раз замечала, если рядом с Лапочкой оказывался кто-то из молодых докторов. А, впрочем… Быстро перебрав в голове все подобные моменты, какие удалось припомнить, Иоланта внезапно, с ошеломляющей ясностью, осознала то, на что прежде совсем не обращала внимания. Конечно же, нет! Далеко не на всякого Люся смотрела так, как смотрит теперь на Степана Александровича! А, только лишь на него!
Сам он при этом, правда, вроде бы, ничем не обозначал повышенного внимания к её персоне. Но, может, и это ей тоже лишь казалось, думала Иоланта, продолжая напряженно наблюдать, как мило общаются между собой эти двое, и все крепче утверждаясь в озарившей её догадке. Которая объясняла многое, в том числе и то, отчего, стараясь вначале едва ли не больше всех здешних девушек помогать «новенькой» Иоланте осваиваться в госпитале, чуть позже, Люся, безо всякой на то причины, вдруг расхотела с нею дружить. А она тогда ещё буквально всю голову сломала, размышляя, чем именно могла её невольно обидеть! Теперь же яснее дня было, что произошло это ровно затем, как капитан Веригин взялся её открыто опекать и поддерживать.
Да только и его самого, выходит, ненадолго хватило, вздохнула Иоланта, по-прежнему не в силах отвести взор от окна — словно от экрана синематографа. Дальнейшее развитие событий на котором грозило разрушить последние остатки её уверенности в себе. Потому как если тебя предпочли ровне – это просто больно. Но когда вместо тебя выбрали… Лапочку — это ещё и унизительно.
Нет, так рассуждать недостойно! Ведь это же в чистом виде гордыня! Люся – прекрасный человек, даже если в её жилах не течет аристократическая кровь Замойских. Да и Степан Александрович, утомившись её, Иоланты, холодностью и сдержанностью, вполне мог обратить внимание на другую, более приветливую, девушку. Ведь он просто мужчина, а они, говорят, не любят долго ждать у закрытой двери, когда рядом полно тех, что распахнуты перед ними настежь…
Предавшись полностью этим невеселым мыслям, Иоланта настолько в них погрузилась, что на время даже отвлеклась от того, что происходило перед ней в реальности. Потому, должно быть, и упустила момент, когда Люся и капитан Веригин покинули двор и ушли в здание. Вдвоем или по отдельности, Иоланта не знала. А оттого растерялась еще сильнее, не зная, как поступить дальше. Все же пойти к нему? Но для чего это теперь? Да и вдруг там Люся… Нет, разумеется, Иоланта не подразумевала ничего дурного, но встретиться с ней в подобной ситуации совершенно бы не хотелось. Да и вообще, признаться…
Поймав себя на мимолётной мысли прямо сейчас же отправиться к полковнику Телепину и сообщить ему, что намерена оставить работу в госпитале, Иоланта нахмурилась: что за малодушие?! И ради чего тогда были её прежние старания доказывать свою пользу, если дальше повести себя, словно карикатурная кисейная барышня из чувствительных романов, которыми так увлекается мачеха. И всё лишь из-за какого-то глупого чувства, которое она, к тому же, выходит, в большей степени еще и сама себе нафантазировала…
Нет. Ни за что! Что бы, ни произошло в её сердце, только там навсегда и останется! Хотя бы и как наука на будущее: «В котором, впрочем, всё равно вряд ли мне пригодится!» – подведя подобным образом итоговую черту под всеми своими горькими раздумьями, Иоланта гордо выпрямила спину. И собралась уже покинуть перевязочную, но в этот момент дверь за её спиной тихонько скрипнула.
Все даты в формате GMT
3 час. Хитов сегодня: 32
Права: смайлы да, картинки да, шрифты да, голосования нет
аватары да, автозамена ссылок вкл, премодерация вкл, правка нет
- участник сейчас на форуме
- участник вне форума