Отправлено: 21.09.11 22:52. Заголовок: Шекспиру и не снилось. Часть вторая.

Время: зима - осень 1833 года
Место: Петербург, позже имение Ковалевского - Заболотное, Псковская губерния.
Действующие лица: Зоя Данилова, Григорий Ковалевский

 Отправлено: 21.09.11 22:54. Заголовок: - Именно здесь, - по..

- Именно здесь, - подтвердил Ковалевский и с не меньшей тоской оглядел покосившийся дом, выглядевший при неверном свете фонарей еще более печально. «Если оно не обвалится нам на голову, конечно», - добавил он уже про себя, стараясь не глядеть на Зою. Когда он покупал у купца Горохова этот дом и деревню в придачу, то, конечно догадывался, что положение бедственно, но вот чтобы так! Снаружи дом выглядел, как сараюга, по всем многочисленным щелям которой вовсю гуляет ветер, а покосившаяся крыша вот-вот упадет. Но внутри все оказалась не так и плохо. И купцу, видать, хотелось жить по-человечески, к тому же Прохор Егорович, видимо, успел приложить свою руку и привести дом в относительно надлежащий вид. Когда они с Зоей вошли в главную комнату, а по совместительству – гостиную и столовую, Ковалевский и вовсе кивнул управляющему с одобрительной улыбкой. В ней было тепло, пахло можжевеловыми ветками, на столе дымился самовар, и главное – обстановка выглядела относительно уютной и внешне безопасной.

- Познакомьтесь, Зоя Филипповна, это наш управляющий – моя правая рука, так сказать, Прохор Егорович. Завтра он представит вам всех слуг, чего уж вас сегодня этим утомлять.

В комнату, тем временем, вошла девушка с подносом, на котором стояли чайные приборы, розетка с вареньем и хлеб. По всему, ужин намечался весьма и весьма скромным. А после него ключница Настасья Ивановна сразу провела супругов к их спальням. То, что Ковалевский сделал это не сам, выглядело странно, но Зоя, похоже, не обратила на то внимания или не задумалась. Спальни супругов находились друг напротив друга и своим аскетическим убранством могли поспорить с монашескими кельями.

- Если вам вдруг вздумается что-то изменить, Зоя Филипповна, я возражать не буду. Вы же понимаете – холостяцкий образ жизни, - пожал плечами мужчина и, пожелав спокойной ночи супруге, скрылся за дверьми собственной спальни. Где, наконец, впервые за долгое время смог сбросить с себя маску.

- Боже мой, во что вы себя втравили, господин Ковалевский?! – ему вдруг вспомнились все события минувших двух дней – от момента венчания до въезда в ворота этого дома. Все казалось таким странным, нереальным. И Зоя тоже. Что теперь будет? Вопрос этот тревожил Григория, он искал на него ответа – и не находил. Умывшись ледяной водой, вместо того чтобы лечь спать, Ковалевский позвал к себе Прохора, с которым просидел далеко за полночь, узнавая состояние дел в имении, что уже было сделано и что еще предстоит. Позже пришло и решение, что делать с Зоей – пускай его жизнь пусть идет своим чередом и нечего на этом лишний раз заострять внимание. В первую же очередь нужно заняться хозяйством, иначе к лету ничего путного может и не выйти. А жена – жена теперь есть, и никуда она не денется, в конце концов.

 Отправлено: 22.09.11 22:04. Заголовок: Первоначальное потря..

Первоначальное потрясение от перемен, произошедших в ее жизни, как и у большинства деятельных натур, не умеющих подолгу предаваться рефлексии, продолжалось у Зои недолго – примерно пару недель, которые при этом, пожалуй, оказались самыми сложными за все ее девятнадцать лет. Она вдруг почувствовала себя словно бы в полном одиночестве, да к тому же – наедине с многочисленными бытовыми неурядицами, которые не всегда была в состоянии разрешить, несмотря на то, что уже обладала достаточным опытом ведения хозяйства в папенькином доме – уже хотя бы потому, что порой просто не могла толком объяснить, чего хочет – по-русски. А французского в Заболотном, кроме самого Ковалевского, не понимал, ясное дело, никто.

Между тем, последний, как и обещал, нисколько не вмешивался в домашние хлопоты жены. Вернее даже сказать – демонстративно не вникал, предоставив Зое полный карт-бланш все устраивать так, как ей нравится, в пределах разумного, естественно. С одной стороны, это было хорошо – без лишних с ним переговоров, мадам Ковалевская вскоре сумела даже организовать в своем новом-старом доме род ремонта, велев мобилизовать для этого мастеровых деревенских мужиков. Поэтому, уже спустя месяц, он принял вполне жилой вид не только в гостиной, но и в остальных немногочисленных комнатах, а в середине апреля деятельная барыня из Заболотного получила от уездного мебельщика свой заказ, произведенный чуть не на следующий день после приезда из столицы – гарнитуры для гостиной и спален. И стало уже даже возможно думать о приглашении на новоселье гостей. Однако приглашать было особенно некого, потому что та часть уездного дворянства, с которой можно было бы свести знакомство, по словам местного предводителя, господина Бениславского, который единственный, кроме управляющего, порой бывал у них в доме с визитами, убывала в столицы до лета. А те, кто оставался, по его же словам, не стоили особого внимания. И, слушая подобные рассуждения Ивана Леопольдовича, Зоя все никак понять не могла, отчего это он, крупнейший помещик по всей губернии, так проникся уважением к ее супругу, который по своему достатку и статусу в обществе, в общем-то, не сильно отстоит от тех самых, кто «не стоит внимания», и ведет себя с Григорием, точно с ровней. Но спросить у мужа об этом было все как-то недосуг, да и повода не было для столь подробных разговоров. Ибо за все эти месяцы их собственные отношения практически не сдвинулись с того места, в котором находились изначально. Впрочем, нет. Бурных объяснений, подобных тем, что происходили до свадьбы, больше не случалось. Но происходило так не потому, что Зоя и Ковалевский притерпелись друг к другу, а скорее оттого, что, сосуществуя в одном доме, они… почти не встречались, проводя вдвоем время лишь во время трапез. Да и то не всегда. Потому что теперь, с началом весны и, соответственно, всевозможных сельских работ, Ковалевский настолько в них погрузился, что, казалось, что-то доказывал самому себе, сутками пропадая где-то в полях либо в конторе имения, что самой Зое, убежденной, что это совершенно не дело барина, когда в имении есть грамотный управляющий, изрядно претило. Ну, да только, что делать, если это, мужицкое, видимо, и было всегда истинной его сущностью, в то время как аристократические манеры оставались лишь для того, чтобы составить о себе впечатление во время пребывания в столице. А изменился Григорий даже внешне – похудел, осунулся. Появляясь дома очень поздно, нисколько, казалось, не замечал происходящих в нем перемен, быстро ел и шел к себе спать. Все это дополнительно обижало Зою, которая, хоть и получила, чего хотела – самостоятельность, все же, хотела бы какого-никакого одобрения своим усилиям, раз уж больше ничего хорошего муж в ней не находит. Но была слишком горда, чтобы завести разговор об этом самостоятельно. А еще, чтобы признать, что самостоятельность – это, оказывается, далеко не все, что нужно женщине.

 Отправлено: 22.09.11 23:34. Заголовок: Прохор Егорович писа..

Прохор Егорович, конечно, писал Ковалевскому, что дела в новом имении не слишком ладные, но чтобы настолько, даже вообразить было невозможно! В первые дни Григорий Петрович даже не мог сосредоточиться ни на чем конкретно, не знал, за что схватиться раньше, а что может подождать. В конторе тоже творился ужаснейший беспорядок в бумагах, а управляющий Горохова, Карл Карлович, который пока еще оставался в имении, все никак не мог дать ему отчета по финансам – все юлил и не мог найти то одну бумагу, то другую книгу. И тогда Ковалевский решил плюнуть на бумаги и заняться непосредственно хозяйством, где его подстерегала очередная проблема. Как оказалось, мужики еще даже не начинали готовиться к севу. Поэтому теперь, вместе с Прохором новый барин чуть ли не каждый день вынужден был объезжать мужицкие дворы, где необходимо было контролировать исправность исполнения его указаний. Нововведения, которыми сыпал Григорий Петрович, не слишком нравились крестьянам, но они терпели, ибо поняли сразу – барин горяч. Ковалевский уже успел показать свой норов, когда собственноручно выволок пьяного кузнеца из избы и привел его в чувство парой крепких оплеух и ведром студеной воды. «Ворон», как сразу метко прозвал Карла Карловича Прохор, тоже очень недовольно следил за деятельностью барина и всячески норовил влезть с указаниями в его дела. Делал он это вежливо и учтиво, но вызывал у управляющего Ковалевского жуткую тошноту:

- Словно патоку съел! – повторял Прохор, когда «Ворон» соизволял удалиться, - Вот увидите, Григорий Петрович, от него еще неприятности будут! Накаркает беду, гад.

Так и вертелся Ковалевский целыми днями, почти не бывая дома, а когда там появлялся, то сил хватало на короткий ужин и сон. При этом каждый день он обещал себе выкроить вечером время и поговорить с Зоей. Ведь и ей, должно быть, нелегко вести хозяйство. Дом, хоть и не все имение, да находился в таком же плачевном состоянии. Однако, усилиями молодой хозяйки, к удовольствию Гриши, он быстро начал преображаться во вполне пригодное для жилья пространство. Зоя умела добиться своего, и этого у нее было не отнять. Работу, которую она проделала, Ковалевский не мог не заметить и, конечно, оценил по достоинству. Вот только выразить словами все не находил случая.

Вот и сегодня, вернувшись затемно, он отказался от ужина, велел лишь принести молока и хлеба в спальню, где, скинув верхнюю одежду, сел в кресло и сразу же задремал. Но вскоре пробудился – от истошного вопля. Не сразу он понял, откуда доносится крик, а когда прислушался, то стало ясно – это кричит Зоя у себя в комнате. Сердце екнуло в груди и, вскочив с места, Ковалевский схватил из прикроватной тумбочки пистолет и ринулся в спальню жены.

 Отправлено: 26.09.11 21:26. Заголовок: Зоя вошла к себе в б..

Зоя вошла к себе в будуар и достала из ящика орехового секретера конверт с пришедшим еще утром письмом от батюшки, которое из-за вереницы повседневных дел некогда оказалось сразу и прочесть. Сломала сургучовую печать, извлекла сложенный лист и принялась читать. Филипп Андреевич, как обычно, сообщал, что здоров, но скучает по дочери. Еще писал про развитие некоторых столичных событий, начавшихся еще в ту пору, когда Зоя находилась в Петербурге, о новостях из жизни их общих знакомых и спрашивал, в свою очередь, какие новости произошли в жизни его дочери. Обычный вопрос, но он более всего и озадачил девушку, которая уже мысленно начала сочинять ответное послание. При всей внешней насыщенности ежедневными  делами в жизни ее за эти недели не происходило практически… ничего! И это было самое грустное. Мечтая о том, чтобы навязанный против воли муж никак не вмешивался в ее жизнь, Зоя не предполагала, что окажется в такой изоляции. Дошло до того, что она уже с некоторой тоской вспоминала даже их былые с Ковалевским словесные перепалки – хоть какое-то развлечение. А теперь не было и этого. Сегодня, например, Григорий, проходя через гостиную, где Зоя спасалась от скуки вязанием очередной ажурной салфетки, которыми, кажется, можно было уже застелить весь их дом, вновь едва кивнул ей – и скрылся в своей комнате. Слишком демонстративно, как ей представлялось. Услышав, как приглушенно хлопнула  дверь спальни мужа, Зоя выждала еще несколько минут, а потом с досадой отбросила осточертевшее рукоделие и тоже пошла к себе, вспомнив про письмо Филиппа Андреевича, надеясь, что хотя бы оно немного развеет ее скуку. Напрасно… Справедливо посчитав, что с таким настроем браться за написание ответа, пожалуй, не стоит, девушка отложила испещренные убористым почерком отца листы бумаги и потянулась за колокольчиком – позвать горничную, чтобы помогла переодеться ко сну. А что еще делать, как не лечь спать, хотя в Петербурге в это самое время люди их круга только начинают задумываться о развлечениях на грядущий вечер. Однако ровно в следующую секунду мадам Ковалевская уже забыла о сплине, который только что терзал ее душу. А еще через одну – легкой пташкой вознеслась, подхватив юбки, на то самое кресло, в котором только что грустила о впустую проходящих днях юности, издав дикий вопль, достойный самой феи Баньши, про которую недавно прочла в книге мистера Крокера* «Легенды озер». А причиной всему была маленькая, хотя самой девушке она показалась огромным чудовищем, мышка, которая выбрала этот недобрый для себя час, чтобы отправиться по своим мышиным делам, не подозревая, что еще одна обитательница сего дома более всего на свете боится именно этих, в общем-то, безобидных божьих созданий, хотя и не любит признаваться в этой слабости.

Следующим актом разыгравшейся драмы стало явление на авансцене полураздетого и полубезумного спросонья Ковалевского, который ворвался в спальню жены с пистолетом наперевес, готовый расстрелять на месте то ли неведомого супостата, то ли саму Зою за то, что так некуртуазно прервала его отдых. Узрев последнюю в необычно возбужденном состоянии и в не менее странном положении – стоящей на кресле, изображая живую картину «Смертельный ужас», он задал вполне закономерный вопрос – что, черт подери, происходит?!

 - Мышь! Там – мышь! – едва и смогла просипеть из-за сковавшего горло испуга девушка, простирая дрожащую руку к секретеру, под которым только что скрылась  нечаянная возмутительница спокойствия молодой семьи Ковалевских. Со стороны это выглядело так, будто Зоя боится, будто мышь услышит ее слова и немедленно вновь пойдет в атаку.

_____________________________________________

*Томас Крофтон Крокер (англ. Thomas Crofton Croker; 15 января 1798 — 8 августа 1854) — ирландский фольклорист.

 Отправлено: 26.09.11 22:32. Заголовок: - Что, простите?! – ..

- Что, простите?! – задохнувшись, переспросил Ковалевский, взирая на Зою безумными глазами. Хотя, в данную минуту, сумасшедшей ему казалась именно она. - Мышь?! Не крыса даже, а простая обычная мышь?! – Зоя покачала головой, словно не была уверена наверняка, что это было за животное. Приложив ладонь ко лбу, Григорий шумно выдохнул и тут увидел, как из-под секретера высунулась маленькая мордашка возмутительницы всеобщего спокойствия. Вскинув пистолет, он нажал на курок. Раздался выстрел, комната наполнилась едким пороховым дымом. Зоя еще раз пискнула, тоже почти по-мышиному. Дым потихоньку рассеялся, а на полу, рядом с ножкой секретера, остался лежать маленький трупик грызуна, ставшего жертвой отнюдь даже не выстрела Ковалевского, а своего собственного страха.

- Вот ваше чудовище, моя дорогая. Вы, как древнегреческая богиня, которой принесли жертву! Довольны?

В этот момент Ковалевский заметил, что они с женой давно уже не одни в комнате. Потому что в дверь ее с любопытством заглядывали слуги, причем Кондрат Филимонович, сторож, лез вперед с ружьем наперевес.

- Что столпились?! Не видите что ли – мы с супругой устроили ночную охоту. Давайте, идите спать! А ты, Глаша, постой, - он взял горничную супруги под локоть и завел в комнату, - Видишь, убраться надо, а то барыня спать не сможет.

Сам же Григорий Петрович подошел к креслу, в котором онемевшим изваянием стояла супруга и, без слов предупреждения, подхватил ее и, перебросив через плечо, вынес из комнаты прочь. Путь его был недолгим, Ковалевский внес ее в свою спальню и водрузил на кресло, точно так же, как она стояла у себя. В глазах Зои он прочитал негодование, которое еще не успело обрести словесного выражения.

- Постойте пока тут. Мне нравится на вас смотреть, к тому же – мы так давно не виделись, ma cher.

 Отправлено: 27.09.11 21:44. Заголовок: Треск пистолетного в..

Треск пистолетного выстрела – в маленьком помещении он прозвучал совершенно оглушительно, заставил Зою зажмуриться, закрыть ладонями уши и тихо взвизгнуть. Громко, к сожалению, не получилось, равно как и сказать хоть что-нибудь еще в течение того времени, пока Григорий объяснял набежавшей прислуге, что произошло, а потом, водрузив ее на плечо, прямо у всех на глазах, унес к себе в спальню, точно дикарь, волокущий в пещеру свою добычу. Хотя, стоит заметить, что в глазах Зои, Ковалевский всегда и был тем самым дикарем, который при первой же возможности стремится отринуть от себя все понятия о нормах и правилах поведения, принятых в приличном обществе, подобно тому, как дикарь сбрасывает неудобные для себя одежды, если его перестать контролировать. Впрочем, с одеждами в ее присутствии тоже особо не церемонился. Что тогда, на постоялом дворе, что нынче, в отличие, скажем, от самой Зои, которая и помыслить не могла разгуливать перед Ковалевским в исподнем, совершенно не заботясь о том, что это может ее, в конце концов, и смущать! А почему нет? Ведь это только на словах он ее муж, а на деле… На деле, придя, наконец, себя от страха, готовая, по привычке, накинуться на Ковалевского с обвинениями – на сей раз, за жестокое обращение с несчастной мышью, которой она вовсе не желала погибели, и за бесцеремонное - с собой, любимой, неожиданно, Зоя смешалась от слов Ковалевского вроде бы, иронических и шутливых, а вроде бы – совсем и… нет? Потому что, произнеся их, мужчина, действительно, отошел на пару шагов от кресла, куда «установил» свою супругу, сложил на груди руки и принялся рассматривать ее, словно скульптор свое творение. И было в его взгляде и выражении лица что-то мимолетное, но успевшее заставить Зою, точно дебютантку на первом балу, заволноваться, неосознанным жестом разглаживая и опуская чуть приподнявшийся край подола домашнего платья, обнажившего вдруг босые ступни и стройные девичьи щиколотки, затянутые лишь в белый шелк чулок.

Впрочем, как уже было сказано, длилось это недолго и возможно, было всего лишь игрой теней в комнате, которую мягким оранжевым светом освещал лишь огонь в камине и несколько свечей. Ковалевский вскоре тихо хмыкнул и отвернулся, чтобы налить себе немного коньяку из стоящего на мраморной каминной полке штофа. А Зоя, под некоторым впечатлением от собственной реакции, тихо соскочила с кресла на пол, но не ушла, а расположилась в нем уже по-человечески и буркнула с почти детской обидой в голосе:

- А где же нам видеться, если вы и дома-то почти не ночуете? Мне нынче папенька письмо прислал, спрашивает, как мы живем, да какие новости, а мне и рассказать нечего. Разве что, вот, про мышь эту мерзкую, да про бесконечные хозяйственные да ремонтные хлопоты.

 Отправлено: 29.09.11 20:54. Заголовок: Она нравилась ему им..

Зоя нравилась ему именно в такие моменты – когда растерянность в ней борется с язвительностью. Тогда она преображалась и казалась более настоящей. Ковалевский улыбнулся своим мыслям, но чтобы Зоя этого не увидела, отвернулся и налил себе коньяка. Когда же вновь взглянул на нее, очарование минуты рассеялось – Зоя Филипповна сидела в кресле и была готова вновь начать язвить и колоть его. Впрочем, он так умаялся за эти дни, что был рад даже подобному. Все лучше, чем унылые попытки разобраться в запутанном хозяйственном клубке.

- Ну уж не преувеличивайте, госпожа Ковалевская! Я ночую дома каждый день. А если желаете, могу даже перебраться на ночлег в вашу комнату и защищать вас от мышей, – начал было Григорий, но, увидев недовольство во взгляде супруги, осекся и умерил сарказм. - Я понимаю, что вам здесь кажется невыносимо скучно, Зоя, но в ближайшее время мы пока не можем никуда выезжать. Вы видите сами, что хозяйственные дела отнимают много больше времени, чем я сам того ожидал... Кстати, насчет хозяйства, - Ковалевский замолчал, подбирая слова. Он не раз порывался высказать ей свою благодарность, но то не находил времени, то приходил настолько уставшим, что забывал обо всем вокруг, - Зоя, я давно хотел выразить свое восхищение тем, как вы преобразили этот дом. Вы действительно прекрасная хозяйка. И если у вас вдруг возникнут какие-то пожелания, просьба, быть может – я готов пообещать ее выполнить...

Их завязавшийся было разговор прервала заглянувшая в комнату Глаша, которая сообщила Ковалевским о том, что в спальне барыни уже наведен порядок. Григорий улыбнулся девушке и обернулся к жене, протягивая руку и желая помочь ей подняться. Ее рука легла в его ладонь через паузу, словно Зоя не могла сразу решиться на подобный жест. Ковалевский проводил ее до двери и, пожелав спокойной ночи, закрыл дверь. Спать ему теперь не хотелось.

Утром он первый вышел к столу. Прохор передал письма, которые были доставлены еще вчерашней почтой. Среди различных деловых депеш было письмо и от Ивана Леопольдовича, в котором предводитель местного дворянства сообщал адресату об именинах своей тещи. Ковалевский уже успел завоевать его расположение, а тот порассказал о новом соседе своей теще и жене, которые тотчас непременно пожелали с ним познакомиться и звали к себе на «скромный домашний праздник в честь празднования дня святой покровительницы Настасьи Михайловны». Григорий Петрович не знал, как и поступить – не хотелось разрушать легенду, что живет он в этом имении уже давно. Но как быть, если, действительно, им с женой все равно придется куда-то выезжать? Его размышления прервало появление Зои, которая тихо вошла в комнату и, пожелав доброго утра, села напротив.

- А у меня для вас подарок, сударыня. Глаша! – девица влетела в комнату, а потом, также без слов, лишь кивнув барину, скрылась вновь за дверью. Ковалевский поднялся из-за стола и с загадочным видом вышел следом, чтобы через мгновение появиться перед Зоей вновь. В руках он держал корзинку, не слишком большую, с атласным бантом на ручке.

- В столице, я слышал, принято преподносить дамам всяких жучек и мосек, но в деревне, моя дорогая, больше впрок коты! Как вчера оказалось, мне не всегда возможно вовремя приходить к вам на помощь, но я же должен быть уверен в благополучии своей супруги, - с этой колкой фразой Ковалевский поставил перед женой корзину. И теперь Зоя могла увидеть, как в ней пушистым рыжим комочком дремал котенок, который и сам был едва ли больше вчерашней мыши, - Надеюсь, этот мой подарок вы в печь не бросите?

 Отправлено: 02.10.11 14:59. Заголовок: Отложив в сторону ст..

Отложив в сторону столовые приборы, Зоя с некоторым недоумением наблюдала за приготовлениями Григория. Подарок? Но чем она его заслужила? Ведь, если верить Ковалевскому на слово, то ничего, кроме неприятностей Зоя ему не доставляет, а за это вознаграждать как-то не слишком принято…

Пропустив мимо ушей его очередной занудный комментарий относительно столичных нравов, Зоя заглянула в корзинку и не сдержала умильного вздоха. Внутри ее на мягкой маленькой подушке, видимо, только что проснувшись, и сладко зевая, потягивался рыжий пушистый шарик.

- Боже мой, какой милый! – с этими словами, девушка бережно взяла в руки котенка, прижимая его к груди, отчего тот немедленно впился цепкими коготками в кружева на ее платье и громко запищал. – Тише-тише, малыш, я тебя не обижу!

Она поцеловала его в мордочку и радостно взглянула на улыбающегося Григория, желая поблагодарить его за такой приятный сюрприз, но тотчас же и осеклась, нахмурившись, задетая язвительным сопроводительным словом к этому подарку.

- За кого вы меня принимаете?! Что вы за человек такой вообще?! Неужели одно только то, что я чему-то искренне рада, отвратительно вам настолько, что вы немедленно стремитесь испортить мое удовольствие?

Она и сама не ожидала, что эта, вроде бы, не сильно выделяющаяся из череды прочих, колкость Ковалевского ее настолько обидит. Возможно, все дело было в накопившейся усталости и тщательно сдерживаемом до сих пор чувстве неудовлетворенности собственным существованием, которые норовили сейчас вылиться наружу в виде слез, однако в данную минуту Зоя, действительно, готова была разреветься. Впрочем, доставить Григорию удовольствие наблюдать это она все равно была не готова, поэтому, резко развернувшись, без слов пошла прочь из столовой, прижимая к груди своего котенка. Ковалевский, разумеется, спросил, куда она и как же их завтрак. Но девушка лишь бросила через плечо, что сыта по горло, гордо покинула комнату и лишь у себя в будуаре дала волю душившим ее слезам, плача горько, словно обиженный ребенок.

 Отправлено: 02.10.11 21:43. Заголовок: Григорий Петрович бы..

Григорий Петрович был растерян ничуть не меньше, чем огорчена его супруга. Если бы он мог представить, что задел Зою своими словами, то испытал бы немалое удивление. Но так как их постоянные взаимные колкости никогда не вызывали у нее ничего, кроме желания дать ему немедленный и достойный ответ, то сейчас он даже и не мог придумать причины, по которой его жена вдруг вздумала обидеться на него. Между тем, он успел заметить и ее искреннюю радость, когда она увидела этот маленький рыжий комочек в корзинке. И впервые, а если быть более точным – второй раз в жизни, Ковалевский увидел ласку в глазах этой девушки. Первый раз она была обращена отцу.

Постояв у стола в некой задумчивости, отбивая серебряной ложкой по скатерти в такт тикающим часам, Гриша наконец решил пойти в комнату к Зое и узнать, что так ее огорчило или разозлило – он не мог до конца понять истинную причину ее бегства. У дверей он остановился и постарался прислушаться к тому, что происходит в комнате. Было тихо, словно там никого и не было. Тогда он постучал. На его стук никто не отозвался, но уверенность в том, что Зоя непременно в своей спальне у Ковалевского причин не было. Тогда он еще раз постучал и добавил, что намеревается войти. Картина, представшая его глазам заставила мужчину остолбенеть почти так же. Как вчера вечером. Когда ему сообщили, что под секретером мышь. На сей раз. Чудовищ в комнате не было. Ну, или как на это посмотреть. Зоя Филипповна восседала на своей кровати и злобно смотрела на открывшуюся дверь и собственного мужа в дверном проеме. Глаза ее были покрасневшими, а на ресницах еще подрагивали крупные капли недавних слез. Щеки тоже были мокрыми и раскрасневшимися, как всегда бывает при сильном нервном возбуждение. Зато вполне комфортно себя чувствовал маленький рыжий гость, устроившийся на коленях молодой женщины.

- Я обидел вас, Зоя?! Мне жаль, я всего лишь хотел доставить вам немного радости, - он нарочно отвел взгляд от ее лица, прекрасно понимая, что ни одна женщина не захотела бы предстать в таком виде перед мужчиной – будь то ее муж, отец или кто бы там ни был, - Значит, малыш вам пришелся по душе. Я этому рад и надеюсь – он будет доставлять вам меньше огорчений, чем я.
Ковалевский уже собрался уходить, но вдруг остановился и повернулся к Зое:

- Вы ушли поспешно, а я хотел вам еще сказать, что господин Бениславский прислал приглашение к ним на небольшой семейный праздник – в честь именин его тещи. Я хотел поинтересоваться у вас – вы ведь жаловались на скуку – может вы согласились бы посетить наших соседей. Предупрежу сразу. Общество здесь не блещет столичным лоском. Вполне возможно, что вы там найдете не мало подобий вашего мужа, - невесело ухмыльнулся Ковалевский.

 Отправлено: 03.10.11 21:43. Заголовок: Зоя неприязненно взи..

Зоя неприязненно взирала на Ковалевского, замершего в дверях, словно бы в нерешительности. Кому нужна его игра в деликатность там, где каждое слово и каждое действие – насмешка над этим понятием?

- Вы уже вошли, для чего спрашиваете? – совладав с судорожным вздохом, девушка поспешно отерла с лица остатки слез, хотя не заметить, что она только что плакала, мог только слепой.

Впрочем, несмотря на то, что была рассержена, в первую же минуту появления Ковалевского на пороге собственной комнаты Зоя почувствовала даже род удовлетворения. Пришел – значит, чувствует, что поступил неправильно, значит, она победила! Конечно, хотелось бы более эмоциональных извинений, чем простое выражение сожаления. Однако, по опыту предыдущего общения с этим человеком, Зое казалось, что требовать этого от него можно ровно в той же мере, что и от дверцы буфета, которую по рассеянности забыл закрыть, а после ушибся об нее головой.

- У вас странные пути ее доставления, - буркнула она, не сдержавшись, в отношении слов о том, что Ковалевский хотел порадовать ее. – Но котенок, и вправду, мне очень понравился. Я назову его Рыжим и сама воспитаю таким образом, чтобы ваша надежда осуществилась, - вместе с успокоением, к ней возвращалась и обычная манера держаться с супругом – отстраненно-ироническая.

Словно бы почувствовав это, Григорий тоже вскоре сделался собой прежним, усмехнулся, кивнул и, постояв еще немного, собрался было уходить, но тут вспомнил еще одну новость. И это было уже гораздо интереснее.

- Конечно же, соглашусь! – воскликнула Зоя. – Когда будет этот праздник? Я ведь должна успеть подготовиться, как следует… А еще нам ведь нужно будет, вероятно, приобрести что-нибудь в подарок этой даме?

Если бы кто-нибудь сказал мадам Ковалевской еще несколько месяцев назад, что простой деревенский бал сможет вызвать у нее такое воодушевление, она бы не поверила ни за что в жизни. Впрочем, тогда Зоя точно так же никогда бы не поверила и в то, что она когда-нибудь будет носить фамилию Ковалевская…

- А о том, что я встречу у Бениславских ваше подобие, Григорий Петрович, можете не беспокоиться. Чем больше узнаю вас, тем сильнее убеждаюсь – вы уникальны!

Вот так. То ли очередной укол, то ли похвала. Пусть думает, что хочет. Зоя взглянула на Ковалевского и улыбнулась.

 Отправлено: 04.10.11 20:44. Заголовок: Покидая комнату жены..

- «В душу наплевала мне она!
Женщина довольна.
Ни с чем уходит рыцарь,
но за кем победа – это неизвестно», - пробурчал себе под нос Григорий Петрович, покидая в этот день комнату жены с самодовольной улыбкой на губах.

Первое же, что Ковалевский сделал на следующее утро, так это велел оседлать коня и направился в имение к Бениславским, дабы лично передать, что они с женой принимают их приглашение. Там же, на месте, Гриша заодно, наконец, познакомился с супругой и тещей Ивана Леопольдовича, чем несколько обезопасил себя от возможной неловкой ситуации. Хоть и не до конца. Прочих соседей, которые были приглашены на именины госпожи Полухиной, Григорий, естественно, тоже толком знать не мог, но за одну неделю нанести визиты в имение каждого из них было невозможно физически. Оставалось надеяться на удачу.

В ближайший же из базарных дней Ковалевский лично сопровождал свою супругу в уездный городок, где Зоя Филипповна ходила по лавкам, пока ее муж занимался делами. Дело было в том, что ему все не давали покоя счета Горохова, а еще сильно настораживало то, как «Ворон» юлил, обсуждая дела имения. Поэтому Григорий все то время, покуда Зоя была занята покупками, пытался навести о нем справки и даже встретился с местным стряпчим. Но толку было мало, хотя туманные намеки и недомолвки скорее говорили – да, Карл Карлович нечист на руку. Через несколько часов, кое-как разобравшись со своими вопросами, Гриша заехал за женой и предложил ей пообедать в местном трактире. В целом, их сегодняшний день можно даже было назвать мирным и вполне семейным. Муж вежливо интересовался, что купила его супруга в лавках, та рассказывала, а когда не хватало красноречия – даже показывала. Кроме отрезов на платье, Зоя решила выбрать в городе новую обивку для стен. И теперь показывала Ковалевскому предложенные приказчиком образцы тканей. Однако среди последних он почему-то не увидел ничего, предназначенного для стен в его собственной комнате.

- Вы решили оставить мою пещеру в неприкосновенности? – Зоя попыталась изобразить негодование, но потом заметила, что без согласия Григория не стала бы менять в его комнате даже пыль.

Оставшуюся до праздника неделю Ковалевские почти не встречались – Григорий Петрович опять стал пропадать то в полях, где кипели работы, то в конторе, где все чаще он засиживался допоздна, открывая для себя все новые интересные факты. Зоя же по-прежнему занималась хозяйством и приготовлениями к визиту к Бениславским.

 Отправлено: 08.10.11 20:06. Заголовок: Тот день, что Ковале..

Тот день, что Ковалевские провели вместе на пасхальной ярмарке в Опочке, пожалуй, в самом деле, был первым, когда они с Григорием выехали куда-то вдвоем. И провели его лучше, чем ожидала сама Зоя. Оказалось, что ее муж, когда дает себе такой труд, может быть вполне приятным спутником и даже собеседником. Конечно, не обошлось и без взаимных пикировок, но были они менее ехидными, чем обычно, скорее, по привычке. Казалось, что оба они начинают уставать от бесконечных словесных дуэлей, прискучивают ими. Неприязнь – как была уверена Зоя, взаимная, тоже стала угасать. Однако на ее месте пока не возникало ничего. Супруги Ковалевские оставались таковыми лишь на бумаге. И были слишком горды, чтобы признать, что виноваты в том тоже оба, заключив, тем не менее, словно бы взаимный пакт о ненападении. И в этом состоянии провели всю последующую неделю, пока Зоя, как всегда, управлялась с домом и подготовкой к грядущему приему у Бениславских, а Григорий бесконечно занимался общими делами их имения – тоже, как всегда.

Впрочем, в назначенный день, по настоянию Зои, Григорий остался дома. Мотивировала она это, как обычно, ироническим замечанием о том, что не хотела бы появиться в гостях с человеком, который своим обликом уже давно более напоминает изможденного барщиной крестьянина, чем помещика.

- Вам нужно хотя бы раз как следует выспаться и привести себя в порядок! – постановила она накануне вечером, когда супруги встретились за ужином.

И Григорий, как ни странно, не стал с нею спорить, наверное, впервые за время их совместной жизни. Зое даже показалось, что он несколько уязвлен столь нелицеприятными замечаниями в адрес своей наружности, хоть и не желает того показать, что ее изрядно удивило. Но она быстро отвлеклась от этой мысли и переключилась на какую-то иную тему в их разговоре. А потом они и вовсе пошли спать по своим комнатам. Наутро же, поинтересовавшись у горничной, чем занят барин, вновь оказалась поражена тем, что Григорий Петрович никуда сегодня не поехали, позавтракав ни свет ни заря, как всегда, а, напротив, велели еще вчера не тревожить себя наутро. Что и было исполнено. Так что в данный момент «барин еще почивают».

- Ну что же, и пусть себе, - усмехнулась Зоя, ощущая приятную удовлетворенность, которая возникает, когда что-то идет именно так, как ты сам хочешь. – Давай-ка сделаем ему сюрприз. Пойди прямо сейчас, и вели Еремею истопить для Григория Петровича баню. Проснется, а она уже готова.

Анфиса согласно кивнула и отправилась выполнять распоряжение. А сама Зоя, оставшись ненадолго одна, продолжала пребывать в благодушном расположении духа, сама не понимая, отчего оно нынче происходит. Впрочем, быстро пришла к выводу, что все дело в приятных ожиданиях. Сегодня вечером, в день своего дебюта в местном обществе, каким бы оно не оказалось, Зоя Филипповна намеревалась произвести фурор. И предпосылки к тому имелись.

 Отправлено: 09.10.11 20:33. Заголовок: Он и впрямь, впервые..

Он и впрямь, впервые со дня их приезда в Заболотное, позволил себе выспаться. Когда Ковалевский раскрыл глаза, комната его тонула в теплых солнечных лучах. И еще долго лежал он в постели, не шевелясь и не смея потревожить благословенный покой, царивший вокруг, с детским любопытством следя за движением золотых пылинок в тонких лучах, пробивающихся через неплотно задернутые занавески, а еще наблюдая за ленивой мухой, которая неторопливо потирала лапки и переползала с места на места по косяку.

Проснуться же окончательно Григория заставили часы, которые, зашипев в коридоре, вскоре пробили половину десятого. С последним их ударом в комнату тихо прокрался Еремка, но когда увидел, что барин уже не спит, прекратил свои странные манипуляции и открыто поприветствовал проснувшегося хозяина:

- Ну, так славно, что вы уже встали, Григорий Петрович. Баня истоплена и я вот пришел вас будить, а вы уж и сами не спите.

Ковалевский, в силу того, что только-только проснулся, удивляться был способен весьма вяло. Поэтому, лишь послушно последовал за своим камердинером на утренний моцион, который пришелся как нельзя кстати. Стоит признать, что вчерашние слова Зои Филипповны о его состоянии, хоть и задели его, но были справедливы. И вот сейчас, после жаркой бани, перемежающейся холодными обливаниями да свежим квасом, Гриша почувствовал себя, чуть ли не заново рожденным. И одновременно – понял, насколько был утомлен все эти дни.

За поздним завтраком жены он не встретил. Как сказала вездесущая Глаша, барыня изволит готовиться к вечеру. Ведь их ждали сегодня у Бениславских. Раз уж Зоя была занята столь важным делом, то и Григорий решил ей ни в чем не уступать. Оставшееся время он позволил себе провести праздно, почитывая в библиотеке книгу, затем тоже занялся сборами. С большей тщательностью, чем обычно. Ему вдруг захотелось сделать так, чтобы Зоя в очередной раз не посчитала его деревенским увальнем. В назначенный час Гриша, ожидая ее появления в гостиной, смакую рябиновую настойку. Молодая женщина не спешила и тогда, взглянув на часы еще раз, Ковалевский попросил Глашу поторопить барыню.

- Уж если она с утра прихорашивается, то неужели ей не хватило времени? – воскликнул он, когда девушка поспешила с его поручением скрыться за дверью. Минут пять спустя, когда от затянувшегося ожидания Григорий уже не знал, чем себя занять, явившаяся в гостиной жена, наконец, возвестила, что она готова.

- Пожалуй, вам стоило начать собираться еще вчера вечером, чтобы мы не опоз…, - договорить Ковалевский не сумел, так как, когда повернулся на ее голос, слова почему-то потеряли всю свою актуальность. Григорий никогда не отрицал, что Зоя красива и обворожительна. Но стоящую перед ним женщину никак нельзя было описать столь простыми словами. Замешательство его длилось не более нескольких секунд, а когда он, наконец, совладал с собой и понял, что стоит, как каменное изваяние, поспешил исправиться и нарушил внезапное свое молчание:

- Прекрасно, что вы готовы. Нам пора, милая моя, - а про себя, ругаясь за столь неловкое к ней обращение, добавил, что она прекрасна, как никогда.

 Отправлено: 09.10.11 21:22. Заголовок: - Ах, барыня! Вы – с..

- Ах, барыня! Вы – словно розочка! – воскликнула Анфиса, сложив на груди ладони от восхищения, когда со сборами было, наконец, покончено, и Зоя подошла к большому зеркалу, где можно было рассмотреть себя во весь рост.

В ответ на наивное восхищение горничной она лишь сдержанно улыбнулась, однако в душе была и сама довольна тем, как нынче выглядит. За прошедшие недели скучной деревенской жизни мадам Ковалевская успела соскучиться по этому знакомому каждой даме и исключительно приятному чувству. А все потому что новое платье из плотного шелка глубокого красного цвета, который приказчик в уездной лавке называл не иначе как «авантюриновым», сшитое по привезенным еще из Петербурга выкройкам, удивительно шло к Зоиным темно-русым волосам, завитым в тугие локоны и синим глазам, делая их еще более яркими. Еще раз придирчиво осмотрев себя в зеркале, мадам Ковалевская покинула будуар и неторопливо пошла по коридору второго этажа в сторону лестницы. По пути ей встретилась еще одна горничная, которая сказала, что супруг ее уже в гостиной.

- Ужо заждался, вас, матушка, весь в нетерпении! - шепотом доверительно поведала она Зое.

Неслышно и осторожно ступая по крутой старой лестнице, она первой увидела мужа, который, ожидая ее, перелистывал какой-то очередной гроссбух, стоя подле окна, на подоконнике которого Зоя также заметила опустошенную наполовину рюмку с рябиновой настойкой. Замерев на одной из нижних ступеней, чтобы Ковалевский имел лучшую возможность рассмотреть ее, Зоя тихо проговорила:

- Я готова, Григорий Петрович.

Он отложил свою книгу и обернулся, начав было что-то недовольно вещать, но тут осекся и уставился на Зою в буквальном смысле - с полураскрытым ртом, потому что явно хотел что-то еще сказать - да, видать, не смог. Зоя же вновь не смогла сдержать улыбки: настолько откровенным было восхищение в глазах мужчины. Однако следовало быть справедливой – Григорий и сам сегодня смотрелся настоящим щеголем. Возможно, это вчерашние колкие замечания сыграли свою роль, а может, она просто настолько отвыкла видеть его в чем-то, кроме домашней простой одежды, что сегодня, в черном фраке, в кремовом, расшитом изящным шелковым рисунком, жилете, супруг впервые показался ей вполне… симпатичным. Особенно, когда вот так – немного смущенно, улыбается. Впрочем, улыбка, как смущение его оказались мимолетны. Вскоре он опомнился.

 - В самом деле - пора, – проговорила она, но с места сдвинуться и не подумала, лишь переступила с ноги на ногу и, грациозно склонив голову чуть набок, взглянула на Григория. Синие глаза ее смеялись. – И вы даже не желаете помочь мне спуститься по этой ужасной лестнице?

 Отправлено: 09.10.11 22:02. Заголовок: Совершенно справивши..

Совершенно справившись со своей неожиданной растерянностью, если так можно назвать то чувство, которое так неожиданно испытал Григорий, мужчина подошел к жене. На его лице вновь появилось чуть отстраненное выражение, а брови удивленно приподнялись, когда супруга вдруг назвала их лестницу ужасной.

- Вы что, застряли?! – щеки женщины вдруг стали такого же цвета, как и ее платье, а синие глаза еще более темными, отчего Ковалевский, хоть и пожалел уже о своем злословии, но также испытал некоторое удовольствие. Без этих маленьких колкостей общение с супругой ему казалось невозможным, тем более что каждую свою резкость он тут же стремился сгладить чем-то более добрым. Так и в этот раз, произнеся не слишком приятные слова, он улыбнулся Зое намного теплее, чем она ожидала. Затем протянул ей руку и помог все же сойти вниз, хотя в ее благодушии уже сомневался.

- С пылающими щеками вы выглядите еще красивее, Зоя, - заметил он, помогая супруге забраться и удобнее расположиться в экипаже, но женщина не удостоила его ответом. И всю дорогу до Бениславских они тоже проехали в полном молчании. Гриша откинулся на спинку сидения и прикрыл глаза, делая вид, что дремлет. На самом же деле, из под опущенных ресниц, он разглядывал сидящую напротив него Зою и получал удовольствие от такого своеобразного подглядывания. Экипаж остановился перед освещенным крыльцом усадебного дома местного предводителя. Иллюминация была поразительной и уже спускавшиеся сиреневые сумерки весеннего вечера совершенно уступили свое место искусственному освещению, дающему полное впечатление солнечного сияния. Ковалевских встретил лакей и, приняв верхнюю одежду господ, перепоручил на руки другому лакею, а тот довел гостей до дверей главной залы, где распорядитель торжественно объявил-таки об их прибытии.

- Почти столичный размах, не находите? - весело шепнул Григорий на ухо жене. Навстречу им уже спешили хозяева: Иван Леопольдович с супругой. В то время как сама виновница торжества чинно восседала в кресле и ждала, когда к ней подойдут гости. Ковалевский представил свою жену супруге Бениславского, а та тотчас повела их знакомиться к своей матери. Обе женщины оказались очень похожи друг на дружку – веселые, разговорчивые и немного поверхностные, они были искренне рады наконец-то познакомиться с Зоей Филипповной.

- Как не стыдно было так долго скрывать от нас свою супругу, Григорий Петрович! – воскликнула Настасья Михайловна, хотя с самим Гришей виделась второй раз в жизни.

 Отправлено: 10.10.11 22:03. Заголовок: - И верно, Настасья ..

- И верно, Настасья Михайловна, Григорий настоящий деспот: увез из отчего дома в глушь и прячет от людей, - Зоя произнесла это с совершенно серьезной миной, настолько, что теща и супруга Ивана Леопольдовича сперва даже растерянно переглянулись. Да и сам Ковалевский как-то странно покосился в ее сторону.

Впрочем, замешательство быстро обернулось взрывом хохота, а также похвалами Зоиному актерскому мастерству и чувству юмора со стороны обеих хозяек, когда она, выдержав театральную паузу, наконец, улыбнулась. Ковалевский тоже сдержанно улыбнулся вместе со всеми, но как-то без энтузиазма. Впрочем, за его реакцией Зоя не следила, все еще немного обиженная тем, что на все ее сегодняшние встречные шаги Григорий ответил лишь очередной порцией яда. Зато с интересом осматривалась по сторонам, мысленно отмечая, что дом свой Бениславские, видимо, очень любят, если постарались устроить его с таким удобством и даже роскошью, хоть и немного провинциальной. И это вполне достойно ее уважения. Так же, как достойны его сами Настасья Филипповна и Ирина Андреевна, которая «похитив» Зою у супруга, успевшего завести какой-то скучный деловой разговор с подошедшим в их кружок господином Бениславским, за короткое время успела перезнакомить мадам Ковалевскую почти со всеми гостями еще раньше, чем те были приглашены на торжественный ужин в честь именинницы. Люди попадались разные – интересные и не очень, но явно добрые и сердечные. Искренне восхищаясь красотой самой Зои, они также говорили комплименты и ее супругу, особо упирая на то, как повезло губернии оттого, что в ней появился такой деятельный помещик, а некоторые даже прочили господину Ковалевскому большое будущее, недаром и господин Бениславский выделяет его из всех, несмотря на молодость, не иначе, потом предложит себе в преемники… Однако вовсе не отдаленные блестящие перспективы интересовали Зою Филипповну, а скорее, то, почему о Григории многие здесь говорят, словно о человеке новом? Она – понятно, но ведь Заболотное много лет принадлежит ему, отчего же тогда он не проявлял свой блистательный управленческий дар ранее, доведя усадьбу и поместье до того плачевного состояния, в котором Зоя впервые увидала их в день приезда из Петербурга? Все это было странно, но думать на данную тему было пока некогда, к тому же, возможно, она просто еще недостаточно хорошо понимает русский язык, на котором преимущественно общались между собой – и обращались к ней, разумеется, местные жители.

Язык Корнеля и Вольтера, родной для большинства дворян Петербурга, несмотря на русское происхождение, здесь, в провинции, был явно не в чести. А если кто пытался говорить на нем, то в основном – даже если и грамматически правильно, то с таким ужасающим, с точки зрения Зои, произношением, что лучше бы и не надо. Тем более что она в последние месяцы деревенской жизни сама стала существенно лучше говорить и понимать по-русски. Однако, услышав в какой-то момент, как кто-то вдруг окликнул ее на хорошем французском, обрадовалась и удивилась. Почему обрадовалась – уже понятно, а удивилась, потому что этот человек назвал ее мадемуазель Даниловой, то есть, явно не зная, что она нынче носит другую фамилию.

Обернувшись, она изумилась еще сильнее, когда увидела рядом с собой Павла Николаевича Ромашова, своего еще парижского знакомого, одного из подчиненных Филиппа Андреевича в русском посольстве. После обоюдных расспросов, кто и какими судьбами оказался здесь, выяснилось, что Поль – родной племянник Ирины Андреевны, сын ее старшей, живущей в Москве, сестры. И та, будучи в не слишком добром здравии, прислала вместо себя к матери с подарками и поздравлениями своего сына, как раз пребывающего в отпуске на родине.

- А вы-то откуда здесь? И почему, в таком случае, я не вижу среди гостей Филиппа Андреевича, - вопрошал Поль, с восхищением разглядывая свою собеседницу, которой симпатизировал еще прежде, в Париже.

- А его здесь и нет, меня сопровождает супруг. Я ведь теперь замужем, Павел Николаевич, - Зое очень хотелось произнести это весело, но вышло немного напряженное веселье. Видимо, почувствовав это, молодой человек, хоть и явно заинтригованный, не стал расспрашивать Зою дальше, лишь кивнул учтиво и пожелал в ответ ей семейного счастья.

- Но я хотя бы могу надеяться на один танец с вами на сегодняшнем балу, Зоя Филипповна?

- Безусловно, Павел Николаевич, - она улыбнулась ему и в этот раз – совершенно искренне, Поль всегда был исключительно милым и деликатным молодым человеком раньше, оставался таковым и теперь. И не было причины отказывать ему.

Тем временем, гостей пригласили в столовую, куда мадам Ковалевскую повел под руку именно Ромашов, который оказался в этот момент рядом, в отличие от супруга, который был занят чем-то еще. Приятное стечение обстоятельств продолжилось и далее, когда выяснилось, что Поль оказался по правую руку от Зои и за общим столом, что давало дополнительную надежду на даже более приятное продолжение вечера, чем она сама ожидала.

 Отправлено: 11.10.11 13:10. Заголовок: «Деспот?!» - он стис..

«Деспот?!» - Ковалевский стиснул зубы так сильно, что ему показалось, будто они сейчас же и рассыплются. При этом стоило больших усилий сдержать рвущиеся наружу эмоции и ничем более не выдать вдруг вспыхнувшего из-за Зоиных слов негодования. Вскоре, однако, раздался смех вначале чуть растерявшейся хозяйки, и все дружно его подхватили. И Григорий Петрович в том числе, хотя смех его был в эту минуту несколько скрипуч. Наконец, Ирина Андреевна увлекла молодую госпожу Ковалевскую с собой, а мужья остались в компании друг друга. Иван Леопольдович тотчас повел Гришу общаться с местными помещиками. Некоторых Ковалевский уже знал, другие были для него новыми людьми. И на какое-то время ему даже удалось забыть о неприятных словах жены. Однако, когда он вновь обратился к ней мыслями и выказал беспокойство, что Зоя, наверное, немного растеряна и стоит ее найти, Иван Леопольдович поспешил его успокоить:

- Вон ваша супруга, видите? С племянником жены моей – Павлушкой. Я вас позже представлю. Он совсем недавно из Парижа вернулся. Служил там и, как говорит его матушка, имел виды жениться. Да девица вместе с отцом вернулась в Петербург, а Паша некоторое время еще вынужден был оставаться там по службе. Теперь вот приехал. Как же ее звали? Донская... Данилевская, а – Данилова! Имя запамятовал – отец ее был тамошним посланником, а Пашка при них состоял.

В разговорах с Бениславским Григорий никогда не упоминал прежде девичьей фамилии жены, да и теперь не счел нужным пояснять предводителю, что, оказывается, именно она являлась некогда предметом обожания его племянника. Зато пристально посмотрел на веселящуюся парочку – а они, несомненно, получали удовольствие в обществе друг друга – и зло сверкнул очами. Впрочем, Иван Леопольдович не заметил этой перемены в поведении Ковалевского, да и никто из присутствующих тоже. Но и выражалась она лишь в том, что Григорий Петрович вдруг сразу перестал участвовать в оживленной беседе, и лишь изредка вставлял теперь свое сухое «да» или «нет». Вскоре, однако, Гриша потерял из виду и супругу, и ее спутника. Тем более что Бениславский как раз решил познакомить Григория Петровича с дамой, случая представиться которой он давно искал. Мадам Хвощинская, Наталья Осиповна, местная помещица и вдова, могла оказаться полезна Ковалевскому в его делах. Он уже писал ей некоторое время назад, но ответа не получил. Как выяснилось вскоре, она просто была на водах и вернулась домой всего пару дней назад. И вот теперь, на балу у Ивана Леопольдовича, сама желала познакомиться с Ковалевским, так как, прочтя его письмо, решила не отвечать с опозданием, а дождаться удобного случая и встретиться лично. Ковалевский рисовал себе вдову дамой почтенной, лет эдак за сорок. Но к своему удивлению, и весьма приятному – увидел молодую особу, весьма симпатичную, с искрящимися от радости глазами. Так что знакомство это доставило ему немалое удовольствие. О делах поговорили очень быстро и оставшееся время их темы разговора были вполне светские.

Так и вышло, что, когда прозвенел колокольчик к ужину, Ковалевский оказался не подле своей супруги, а в обществе Натальи Осиповны, сделавшись на время ее кавалером. Впрочем, испытывать беспокойства за Зою он и не думал, ибо увидел ее вновь в обществе все того же Ромашова. За столом он тоже не обменялся с нею и парой фраз, лишь заметив, что ей, несомненно, повезло здесь встретить старого знакомого. С госпожой Хвощинской и другими соседями, напротив, шла оживленная беседа, в основном, правда, завязанная на обсуждении различных хозяйственных вопросов, но при этом не лишенная и забавных моментов.

После ужина дамы, по традиции, покинули столовую, предоставив мужчинам возможность некоторое время побыть в обществе друг друга. Именно тогда хозяин дома поспешил исправить маленький недочет, представив Ковалевского Ромашову. Стараясь смотреть на молодого человека без некоторой предвзятости, Григорий Петрович ограничился лишь сухим рукопожатием и несколькими общими фразами, после чего отошел в сторону. Взгляд Павла Николаевича уперся ему в спину – в эту минуту молодой человек был согласен с Зоей Филипповной, считающей, что муж ее немного нелюдим.
Едва мужчины вновь присоединились к дамам, как тут же объявили, что пришло время различных увеселений – танцев, карточных игр, шарад. Григорий Петрович стал искать взглядом супругу с намереньем пригласить ее танцевать – он знал, что Зоя с радостью согласится, ну или, по крайней мере – надеялся. Но Зоя вновь была в компании своего обожателя, который уже вел ее под руку в танцевальный зал. Испытав ничем не оправданный прилив злости, Ковалевский повернулся, чтобы найти себе место за карточным столиком, но тут же увидел мадам Хвощинскую и, недолго думая, пригласил танцевать ее. Так они и развлекались весь вечер порознь – господин и госпожа Ковалевские.

По дороге назад супруги опять молчали. Гриша, однако, не сводил с жены глаз, пытаясь угадать ее мысли, а она, если встречалась с ним взглядом, лишь вопросительно приподнимала брови. Только в сенях собственного дома Ковалевский заговорил с Зоей, и тон его при этом был спокойный, а в глазах светилась обычная веселость:

- Деспот и неблагодарный нахлебник желает вам доброй ночи, милая женушка, - и, с этими словами, растворился в полумраке «ужасной лестницы», предоставив Зое самой с ней разбираться. А наутро, еще до того как окончательно рассвело, Ковалевский уже вновь был в конторе. После полудня он нанес визит Хвощинской, которая передала ему нужные бумаги, и теперь в руках Григория Петровича были уж точно все возможности, чтобы вывести на чистую воду старого управляющего Горохова.

 Отправлено: 11.10.11 22:13. Заголовок: Провожая Зою после ..

Провожая Зою после второго совместного танца, перед тем, как оставить ее в обществе своей тетушки, Поль успел сказать мадам Ковалевской о своем бесконечном сожалении по поводу того, что приличия не позволяют ему ангажировать ее сегодня вечером хотя бы еще один раз. И от того, с какой искренностью это было сказано, и так зардевшаяся после мазурки, девушка вспыхнула еще сильнее. Настолько, что была даже вынуждена спрятать лицо за кокетливо раскрытым веером. Еще в Париже она готова была спорить на что угодно, что нравится Ромашову, на посольских балах он не раз приглашал ее танцевать, но тогда, среди прочих более бойких Зоиных кавалеров, казался ей уж слишком нерешительным. Поэтому прошлое их знакомство так и завершилось ничем. Нынче же, по прошествии времени, Павел Николаевич уже вовсе не казался ей робким. Комплименты, которые он говорил, были приятны и изящны, шутки – по-настоящему смешны, но вел себя Поль при этом с Зоей подчеркнуто почтительно. В течение вечера они еще не раз разговаривали, разумеется, не наедине – рядом всегда был кто-то. И мадам Ковалевская понимала, что Ромашов делает это намеренно – и лишь потому, что не желает бросить на ее репутацию ни малейшей тени. Что же касается ее собственного супруга, то его, казалось, ничуть не занимало, что Зоя проводит время с кем угодно, только не с ним. За весь бал они едва перебросились десятком слов. Впрочем, Григорий явно не скучал, даже танцевал с какой-то местной помещицей, о которой мадам Бениславская успела поведать, что та нынче чуть не в первый раз вышла в свет после окончания срока траура. «И сразу в пляс пустилась», - не сказала вслух, но саркастически подумала Зоя позже, увидев, как эта вертлявая блондинка вальсирует с ее мужем. Окинув ее одним лишь взглядом с головы до ног, она нашла госпожу Хвощинскую невыносимо провинциальной, ничуть не достойной того, чтобы… не ревновать, нет! С чего бы это ей ревновать Ковалевского к кому бы то ни было? Данная особа была просто недостойна ее долгого внимания, поэтому Зоя вскоре переключилась на другие, более интересные события бала, совершенно позабыв о ней.

Подобные же приятные воспоминания занимали мысли девушки и на обратном пути в Заболотное, куда они с Григорием возвращались после окончания приема уже почти под утро. Он был молчалив, как и всегда, лишь изредка Зоя ловила на себе его взгляды, значение которых понять затруднялась, а он не трудился объяснить. Да и дома вновь повел себя как-то странно, разразившись вдруг в гостиной загадочной самоуничижительной тирадой. И Зоя не сразу догадалась, к чему он это, собственно, а когда поняла – Григорий уже ушел. И оставалось лишь сожалеть, что помимо отсутствия хороших манер – мог бы, между прочим, проводить ее до спальни – он напрочь лишен еще и чувства юмора. Вздохнув, она покачала головой, подхватила юбки и стала подниматься к себе, стараясь не оступиться в полумраке, размышляя о том, что лестницу стоит все же перестроить, сделав ступени более пологими и широкими. Но ни эскапада Григория, ни эти мелкие бытовые заботы, не лишили Зою Филипповну приятного «послевкусия» от сегодняшнего бала. Кроме того, душу приятно согревала полученная еще у Бениславских весть о том, что Поль Ромашов, оказывается, решил задержаться на псковщине и погостить у тетки подольше, а значит, непременно приедет – хотя бы даже и один раз, с визитом вежливости, и к ним в Заболотное.

 Отправлено: 12.10.11 20:40. Заголовок: Ковалевский сидел за..

Ковалевский сидел за столом в конторе и ждал прихода Карла Карловича. После бала у Бениславских, жизнь Григория Петровича вернулась в прежнее русло – вставал спозаранку, уезжал в поле или контору, иногда делал визиты к соседям – исключительно деловые. И вот теперь готов был пожинать плоды своих поисковых стараний. Управляющий заставлял себя ждать, впрочем – это Ковалевский милостиво простил ему заранее. Верный Прохор стоял позади Григория Петровича, скрестив руки на груди, и пытался ворчать, пока барин не оборвал его словесный поток. Наконец, постучав в дверь, в комнату явился и «Ворон». Выглядел он совершенно спокойным, даже когда увидел суровое лицо Григория Петровича и горящие возмущением глаза Прохора.

- Прохор Егорович, оставь нас ненадолго, - управляющий немного недовольно глянул на барина, но перечить не стал и вышел вон из конторы, - Что же, Карл Карлович, вы, должно быть, понимаете, зачем я вас позвал? Долго говорить не собираюсь. Скажу лишь, что в течение этого месяца я нанес несколько визитов к соседям и сверил кое-какие бумаги. Рассказать вам, какой вывод я для себя извлек? Возьмем, к примеру, вот эту купчую от вдовы Хвощинской. Согласно ей, вы продали помещице двенадцать пудов овса. Но в приходно-расходной книге записано – десять, за которые выручили вы…, - Ковалевский с увлечением перебирал разные бумажки, которые ему любезно предоставили соседи и сравнивал их с данными ведомости, что вел Карл Карлович в бытность управляющим при Горохове. - Я продолжать не стану, любезнейший Карл Карлович. И без того ясно, что вы нимало способствовали разорению вашего прежнего хозяина, так что лично мне, зная это, более не хочется иметь с вами никаких дел. Возмещать нанесенный убыток требовать не стану, вы не у меня, а у Елисея Артемьевича воровали, - на этих словах выражение лица управляющего изменилось. Не то чтобы он вдруг решил отрицать факт мошенничества, но от такой откровенности Ковалевского ему явно было неуютно. Более всего же его настораживала ровная и спокойная – без лишних эмоций, интонация голоса Григория Петровича.

- Вы завтра же должны будете покинуть мое имение, - проговорил Ковалевский с нажимом, - без рекомендаций. Точнее, писать я ничего не стану, но устно на ваш счет, уж будьте уверены, – постараюсь распространиться так далеко, как это будет возможно!

- Благодарю покорно, Григорий Петрович, великодушие ваше не знает границ, - льстиво заговорил управляющий, но смотрел притом столь недобро, словно Ковалевский нанес ему смертельное оскорбление, которое прощать нельзя, - Уеду, уеду, будьте спокойны! Вот прямо нынче вечером и уеду, чего завтра дожидаться. И ничего с собой не возьму, да и вам лишнего не оставлю.

Странно закончив речь свою, «Ворон» вышел из конторы, в предбаннике налетев на Прохора, и, чертыхаясь и ругая Ковалевского, поспешил восвояси, собирать скромные пожитки.

- Больно добрый ты барин, Григорий Петрович! Выпороть бы его при всех, да взашей отсюда погнать. А перед тем – непременно пнуть бы хорошенько, для разума! – вновь завел свою песню Прохор, косясь на дверь.

Гриша от души расхохотался бесхитростному пожеланию своего старого слуги и готов был заняться делами дальше, да только Прохор все мялся и не уходил:

- Ну, что стоишь, сказать чего хочешь? Говори смело.

- Григорий Петрович, не мое это дело, да только бабы… у баб языки-то, как помело! Так вот шепчутся они, что к Зое Филипповне гость один стал частенько заезжать... А сейчас я и сам его конька у дома видел.

 Отправлено: 13.10.11 22:11. Заголовок: Павел Николаевич, в ..

Павел Николаевич, в самом деле, стал в последнее время довольно частым гостем в доме Ковалевских в Заболотном. И то, что он всякий раз заезжает с визитом именно тогда, когда Григория нет дома, поначалу несколько смущало Зою, которая беспокоилась о том, что в округе станут ходить ненужные разговоры. Впрочем, вскоре она отбросила свои сомнения. Ее мужа не бывает дома сутками, что же, не принимать из-за этого гостей совсем? Она и так, благодаря его милости, оказалась оторвана от всего, что прежде было мило ее сердцу. И нынешние визиты Поля живо напомнили об этом Зое, немного отвлекшейся занятиями по устройству дома от своих сожалений о невозможности нормальной светской жизни, приличествующей ее положению. Он был, словно глоток свежего воздуха в затхлой атмосфере провинциального болота: рассказывал свежие столичные новости, впечатления от новых театральных постановок, которые посетил, даже делился более-менее интересными и приличными петербургскими сплетнями, что вносило в их общение легкий привкус остроты. И при всем этом – держался с Зоей истинным джентльменом, не позволяя ничего лишнего и чрезмерно личного, несмотря на то, что мадам Ковалевская, свойственным каждой женщине чутьем, ощущала, что по-прежнему нравится ему, а возможно даже и больше, чем раньше. Она намеренно не поощряла его, получая дополнительное удовольствие от балансирования на той тонкой грани, что в отношениях мужчины и женщины разделяет обычную дружескую приязнь и любовное ухаживание. Стараясь не думать о том, что чувствует при этом сам Поль, Зоя играла с ним, компенсируя тем самым пресную, словно церковная просвира, жизнь в собственном так называемом браке, как будто желая впрок накопить приятные впечатления, которые потом, когда станет совсем тоскливо, можно будет вспоминать и тем самым пытаться отогнать прочь приступы меланхолии.

- И все же, Зоя Филипповна, хотел бы я спросить у него, отчего супруг ваш не желает жить в Петербурге хотя бы до весны, а на лето уж перебираться в Заболотное, если оно так мило его сердцу, - в очередной раз посетовал Павел Николаевич, когда они сидели вдвоем за накрытым прямо на летней веранде столом и пили чай. Благо, погода стояла прекрасная и пришедшее еще на Пасху тепло, оказалось удивительно устойчивым, отчего хотелось проводить на улице как можно больше времени, наслаждаясь становящимися все более долгими и яркими днями.

Поправив на плечах теплую шаль, мадам Ковалевская лишь улыбнулась в ответ, состроив характерную гримаску, означающую «ну, вы же понимаете!» и взяла в руки тонкую чашку, намереваясь сделать глоток, однако тотчас едва не выронила ее, вздрогнув от звука резко распахнувшейся двери, ведущей в комнаты. На пороге веранды стоял ее муж, и вид его явно не обещал собравшимся здесь ничего хорошего.

- Похоже, у вас сейчас будет для этого шанс, Павел Николаевич, - заметила Зоя иронически, аккуратно опустила чашку на скатерть, а затем обернулась к Григорию и проговорила спокойно. – Что с вами, друг мой? Вы нас напугали своим видом. Произошло что-то неприятное? Яровые не взошли или, может быть, внезапно случился падеж скота?

 Отправлено: 14.10.11 00:16. Заголовок: Что это был за гость..

Что это за гость, Ковалевскому спрашивать было не нужно. Тут же нарисовав в своем воображении холеное лицо Павла Николаевича, он без труда увидел рядом с ним беззаботно смеющуюся Зою. Над ним, между прочим, смеющуюся. И этого было довольно, чтобы за доли секунды осатанеть и сорваться с места. Обычно, чтобы добраться от конторы до дома, Григорий тратил минут двадцать. Ехал всякий раз, не спеша, наслаждаясь пейзажем, каждый день меняющим свой облик. Но сегодня заставил Серого проделать весь путь за минут пять. Но сколь бы не старался он застигнуть дома врасплох гостя и свою супругу, на пороге все же помедлил, собирая остатки своего почти растерянного хладнокровия. В сенях ему попалась Глаша, которая, увидев барина, так и отскочила, перепуганная его выражением лица.

- Словно дьявол вселился, - крестясь и тараща глазищи, трещала девка, спустя пару минут на кухне, описывая внезапное явление барина перед нею.

А Ковалевский, тем временем, уже прошел в комнаты, дверь последней он не открыл, а распахнул, едва не расколотив ее об стену, и таки застал на веранде Зою с тем, кем думал. За более приличным занятием, чем изначально полагал, но тоже отнюдь не льющей слезы в его отсутствие.

- Я вас напугал? – с акцентом на каждое слово, не повышая голоса, отчеканил Григорий и сделал пару шагов вперед, к пытающемуся подняться ему навстречу гостю. - Вот уж не думал вас пугать, моя драгоценная супруга! Я всего лишь случайно узнал, что у нас в доме гость и подумал, что вам негоже принимать его в одиночестве. Разве это не мой долг как хозяина – встретить и занять Павла Николаевича беседой? А то, говорят, он все ездит-ездит к нам, а хозяина-то никак застать дома и не может!.. Вот такой я, представьте себе, занятой человек, господин Ромашов, - проговорил он, оборачиваясь к Павлу Николаевичу.

- Вы все неверно истолковали, Григорий Петрович, - попытался было оправдаться Поль, но огненный взгляд Ковалевского быстро охладил его намерения.

- А я, видите ли, и не думал ничего толковать. Просто удивлен, что узнаю о ваших визитах последним, – говоря это, вроде бы, Ромашову, он смотрел на Зою, и обращался только к ней, отчего Павел Николаевич почувствовал себя явно лишним в этой семейной драме. Коротко извинившись и простившись, он поспешил испариться за дверью. Однако продолжения скандала не последовало – после этой тирады, Григорий Петрович надолго замолчал, заговорив снова лишь тогда, когда топот копыт лошади их гостя не смолк где-то вдалеке. Все это время Зоя сидела ним, то бледнея, то краснея, тоже явно пытаясь овладеть своими эмоциями. Но и тогда заговорить ей первой Ковалевский не позволил, с усмешкой кивая в сторону окна.

- Хорош рыцарь. Я ждал от него иного, но пусть будет так. Вы, как я вижу, тоже разочарованы? – он вновь ухмыльнулся и приблизился к сидящей женщине. - Мною, должно быть? Не отвечайте, ответ мне известен заранее! Кем же еще, если не собственным супругом, браком, судьбою?! А знаете – я ведь тоже потерял в вас веру. Когда женился, надеялся, что при всех своих недостатках, вы сможете стать хорошей супругой, достойной уважения и, быть может, даже любви. Но, увы, ошибся и плачу за это изрядную цену – вы были и остаетесь ветреной кокеткой! Но при этом почему-то забываете одну вещь! Как бы там ни было, теперь вы – моя супруга и принадлежите тоже только мне!

Она выглядела испуганной, пылающие – от стыда или негодования? – щеки, приоткрытые губы, с которых вот-вот готовы были сорваться слова протеста – все это безмерно раздражало и одновременно будоражило его. Григорий смотрел на Зою и не понимал, чего сейчас больше хочет – накричать не нее, ударить, или… Резко схватив опешившую женщину за плечи, он поднял ее на ноги, притянул к себе и стал целовать. В этом поцелуе не было ни страсти, ни нежности – лишь механическое, грубое прикосновение к губам. И Зоя даже не смела даже пошевелиться от испуга в его объятиях. А когда Григорий, так же внезапно, отпустил ее, просто упала в кресло, словно тряпичная кукла.

- И запомните, я не потерплю..., - закончить фразу Ковалевский не успел. На веранду, без стука, встревоженный, ворвался Прохор.

- Пожар, барин! Горит, контора горит! – черт знает, что! Ковалевский тут же забыл о жене, внутри него неприятным холодком стало разливаться предчувствие беды. Более не думая не секунды, он выбежал из комнаты и вновь вскочил в седло и без того взмыленного Серого.

 Отправлено: 17.10.11 22:21. Заголовок: Ромашов, в самом дел..

Ромашов, в самом деле, покинул поле баталии, пускай, пока и словесной, слишком быстро, чтобы не вызвать у Зои, ожидавшей от него чего-нибудь поинтереснее, нежели заурядная, если не сказать, трусоватая ретирада, чувства разочарования. Нет, не дуэли, конечно, повода не было, да и не хватало еще такого позора. Но реакция Ковалевского поразила ее гораздо сильнее. Что это?! Неужели, ревность? Широко раскрыв глаза, не в состоянии даже моргать от изумления, Зоя слушала язвительные комментарии Григория в адрес Поля, а потом и в свой собственный, и все никак не могла отделаться от ощущения присутствия в них не только обычного сарказма, но и какой-то горечи – разочарования, точнее сказать. И сама не понимала, почему ей вдруг обидно становится оттого, что он, Григорий, в ней разочарован. Какое ей, право, дело? Впрочем, из дальнейших слов ей быстро стало понятно, что никакая это не ревность, а самое обычное чувство собственника, считающего себя попранным в правах. А она, стало быть, вещь, которая ему принадлежит, и всегда принадлежать будет. Услышав это заявление, Зоя резко вскинулась, желая возмутиться, но тут случилось то, чего она совершенно не ожидала – Григорий поцеловал ее. Грубо и унизтельно, без капли нежности, словно клеймо поставил, подкрепляя действием все то, что только что высказал словами, а потом – столь же бесцеремонно – выпустил из рук, почти бросил. И хорошо, что рядом с Зоей в этот момент оказалось кресло, куда она буквально рухнула, ошеломленная и униженная таким пренебрежением к ее желаниям, но главное – осознанием того, что все сказанное им – отнюдь не бравада, а суровая правда ее нынешней будущей жизни. Беспросветной и никчемной, в которой не будет места ни любви, ни взаимному уважению супругов, а только череда бесконечных нудных дней – до самой смерти. Но вот сколько же ее еще ждать, этой самой смерти?

… Явление Прохора было столь внезапным, что Зоя, все внимание которой было сосредоточено на собственных неприятных мыслях, даже толком не поняла, что стряслось и куда, спустя мгновение, бросился, казалось, забыв обо всем, Ковалевский. Лишь через несколько минут, когда до ее слуха донесся тревожный звон колокола деревенской часовни, Зоя окончательно опомнилась и пошла в дом, выяснять, что, в конце концов, происходит.

- Какая еще контора, Глаша?! – воскликнула она нетерпеливо, когда выбежавшая навстречу из людской, размахивая, точно наседка крыльями, руками, горничная, объяснила что к чему.

- Да наша же! Та, что в сельце самом, где все бумаги, сказывают, хранятся по управлению имением! Ох, неспроста, барыня! Никак, подожгли!

- Да что ты несешь?! Кому это надо-то?!

- Ох, барынька, есть кому. Сказывают люди, будто Ворон Григорию Петровичу нашему отомстить хотел, когда тот погнал его с места…

- Ты с ума сошла, что ли, дура?! Какой ворон?!

- Да не ворон, Зоя Филипповна, а Ворон – Карла, управляющий тутошний прежний, что еще при Горохове был! Барин-то наш его на воровстве поймал, нешто не знаете?! Нет? Да как же? Все в округе знают, а вы не знаете? Разве, и Григорий Петрович не говорил вам?

- Нет… - глухо проговорила Зоя, чувствуя, как сердце в груди сжимается тревожным и нехорошим предчувствием. – Но самое время узнать. Прикажи запрячь повозку, я немедленно еду следом за мужем. Я здесь хозяйка, такая же, как и он. И больше не допущу, чтобы что-то происходило за моей спиной!

 Отправлено: 18.10.11 11:54. Заголовок: Пока запрягали коляс..

Пока запрягали коляску для Зои Филипповны, пока она тряслась по пыльной дороге до самого села, прошло не менее пятнадцати минут. А на пожаре это целая вечность.
***

Ковалевский прискакал туда как раз в ту минуту, когда с треском лопались окна в конторе. И вырвавшиеся на свободу из окон рыжие языки пламени начали облизывать стены деревянного строения, обдавая жаром всех собравшихся. А было здесь народу уже немало – все, кто был на полевых работах или обитал в домах поблизости, прибежали на пятачок перед горящей конторой, намереваясь тушить ее. Но это было уже бесполезно – Григорий понял это в первый же миг. Зато другую опасность осознал не сразу. Пламя, с жадностью пожрав все изнутри бревенчатого здания, теперь отрыгивало наружу искрами, которые летели во все стороны. И вот уже стало заметно, как дымится, занимаясь огнем, солома на одном из ближайших к конторе амбаров.

- К черту! Оставьте контору, не тушите! – крикнул Ковалевский и стал командовать мужиками, которые до этого момента руководствовались только собственным пониманием, что тушить надо именно то, что горит. Барин же рассудил иначе – одних он отправил сбивать солому с крыш ближайших построек и поливать их водой, других направил в пока еще целый амбар, чтобы вынести из него в безопасное место добро, которое там хранилось. А было там ни много, ни мало – несколько десятков пудов заготовленного еще с осени зерна. Отправившись туда вместе со своими мужиками, Григорий Петрович на равных с ними таскал мешки на улицу, подальше от огня. Сбить горящую солому с крыши, впрочем, толком так и не удалось, и пламя уже вовсю расползалось по ней, весело потрескивая. В одну из последних ходок мужики, крестясь, поглядывали наверх, откуда теперь постоянно сыпались искры, и советовали барину бросить там все, что осталось, не рисковать попусту. Но то ли жадность, то ли неразумная хозяйственность взыграла в тот момент в Ковалевском, только он вновь погнал мужиков внутрь и сам пошел следом. Когда выносили последние мешки, выбираясь из дымного помещения, позади раздался оглушительный треск, а затем и грохот. И последнее, что видел Григорий – это спину впереди идущего мужика, да светлый проем выхода через дымную пелену, а потом… Потом что-то тяжелое ударило его по спине, в глазах вмиг потемнело, и все замерло. Лишь в голове успела пронестись неизвестно отчего возникшая мысль: «А ведь даже не извинился перед нею».
***

- Убился? Насмерть, али еще жив?

- Жив, живехонек, только лоб расшиб, да вона, как перекладиной огрело!

Ковалевский и впрямь был жив. Падающая балка накрыла его у самого выхода, но мешок на спине немного смягчил удар. Но, падая, он сильно ударился обо что-то головой и теперь лежал с лицом, залитым уже спекающейся кровью, а правая рука его была как-то неестественно повернута.

- Не, не вывих это, - серьезным голосом сказал Прохор, ощупав руку Григория Петровича. - За телегой или коляской Степку пошлите к барскому дому, и доктора надо, – вокруг без чувств лежавшего хозяина, столпились мужики. Прохор, теперь принявший на себя командование парадом, послал за коляской и был крайне удивлен, когда и минуты не прошло, а та была уже тут.

 Отправлено: 18.10.11 22:27. Заголовок: По мере приближения ..

По мере приближения к центру событий, в воздухе все сильнее ощущался запах гари. С тревогой озираясь по сторонам из открытой двуколки, с которой сама же и управлялась, Зоя ехала по пыльной сельской улочке, ориентируясь на повисший в светлом апрельском небе столб черного дыма, который, растягиваясь по ветру, уже наполовину затянул его, подобно грозовой туче. По дороге ей то ли дело попадались суетливо снующие люди с какими-то ведрами, тазами, чуть не банными шайками в руках. Толпа постепенно сгущалась. На подъездах к маленькой площади, наподобие рыночной, где располагались небольшие открытые торговые ряды, несколько лавок, какие-то амбары, а еще – контора управляющего, которая, к моменту появления там Зои уже вовсю полыхала пламенем, высотой в два человеческих роста, в двуколке было уже не проехать. Поэтому девушка поспешно выбралась из нее и стала пробираться вперед уже пешком, без лишних церемоний расталкивая всех локтями направо и налево, досадуя на извечный людской обычай бесцельно пялиться на картины чужого несчастья.

Впрочем, далеко пройти мадам Ковалевской не удалось, внезапно, словно черт из табакерки, навстречу ей выскочил управляющий Григория, Прохор. Сходство его с нечистой силой изрядно черные от сажи лицо, руки и одежда, кое-где с краев опаленная огнем.

- Барыня, как вы здесь так быстро оказались?! Я едва успел распорядиться, чтоб послали за повозкой – а вы уже тут! Ну и, слава богу, что приехали! Пойдемте скорее, он там, в стороне лежит, вас ждет, не дождется!

- Кто лежит, где?!

- Да Григорий Петрович, кто ж еще! – воскликнул в ответ управляющий, без лишних разговоров хватая ничего не понимающую Зою за руку и увлекая за собой. - Упрямый он зело! Говорили мужики – хватит! Нельзя больше лезть, нет! В одну душу – спасать добро надо! И вот что теперь?!

От внезапной догадки у Зои вдруг резко задрожали руки и губы.

- Что… Григорий?!

- Да жив, жив барин, расшибся только сильно, вон он, под деревом!

Но Зоя уже и сама успела увидеть его. Григорий лежал с закрытыми глазами прямо на земле, весь перепачканный грязью и копотью, с лицом, залитым кровью. Взгляд Зои зацепился согнутую под каким-то неестественным углом руку мужчины и, внезапно охнув, она почувствовала приступ дурноты. Однако, быстро совладав с собой, дернулась, вырываясь из рук Прохора, попытавшегося было ее удержать, пробормотав сквозь зубы:

- Laissez-moi passer! – и бросилась к супругу, который как раз начал приходить в себя. – Боже мой, Ковалевский, что за безрассудство?! Вы едва не погибли!.. Нам нужно домой, вы сможете подняться?

 Отправлено: 21.10.11 23:13. Заголовок: - Да Господь с вами,..

- Да Господь с вами, Зоя Филипповна, куда уж ему подняться! - ответил за барина Прохор, который стоял позади Ковалевской. Супруг ее вопроса не слышал, он вообще ничего не слышал и не видел, и казалось ему, что находится он в странном тумане, очень густом и плотном. Он открыл глаза и тут же снова закрыл, ничего не разглядев вокруг. - Сейчас его переложат в вашу коляску, а дома доктора бы позвать нужно. В Опочку послать, или в Бежаницы, - оба города находились примерно на равном расстоянии от усадьбы Ковалевского, что не преминул заметить Прохор. Только барыня недовольно фыркнула, добавляя вслух, что и без него бы догадалась. Управляющий пожал плечами и лишний раз пожалел Григория Петровича, которому никогда не говорил этого, но искренне недоумевал – на что такая жена ему сдалась? «И прибыли от нее никакой, и тепла женского не видать!»

Мужики с величайшей осторожностью подняли Ковалевского и переложили его на сиденье в коляске. Прохор сам вызвался отвезти домой своих господ, и на этот раз Зоя ему возражать не стала. А дома уже все было готово для приема раненого – расстелена кровать в его спальне, нагрета вода и разложены бинты. Ключница Настасья Ивановна была женщиной опытной, многое повидавшей на своем веку, поэтому и уход за раненым взяла на себя. Потом приехал доктор, уже к вечеру. Осмотр занял немного времени. Несколько ожогов, которые старая ключница обработала какой-то настойкой, не вызывали у Кузьмы Ларионовича опасения. Ушиб головы был серьезнее, но также не давал повода к сильным тревогам – кость цела, внутреннего кровоизлияния нет.

- Так что помучается головой денек-другой, да и полегчает ему. Вот рука... Тут серьезней. Сломана, и нехорошо. Хотя, пациент наш молодой и крепкий, так что заживет быстро, как на собаке... Уж простите за столь вольное сравнение, - доктор, почтенный мужчина в летах, маленький и кругленький, в смешном пенсне, которое вечно сползало с носа, чуть извиняясь, мялся перед Зоей Филипповной.

Гриша все это время был без памяти. В сознание пришел лишь на второй день, как и предрекал ему доктор, – с ужасной головной болью. Так что сознание-то к нему вернулось, а вот осознание действительности - еще нет. Ощутив, как женская рука коснулась лба и провела по нему влажной тряпицей, Григорий попытался было поймать ее своею. Однако совершить задуманного не удалось, ибо собственная правая рука ему не повиновалась и почему-то отдавала резкой ноющей болью. Невольно скривившись, скорее от досады, мужчина попытался подвигать левой, получилось. И тогда он все же поймал эту беспокойную ладонь, чтобы, все еще не открывая глаз, притянуть ее к своим горячим губам.

- Матушка, милая моя, - кто, кроме нее мог проявлять о нем заботу? Но разум постепенно возвращался. И, все еще удерживая женскую руку, Гриша подумал вдруг, что кожа ее слишком гладкая, слишком нежная для материнской. Что же, значит, это Нюрочка, матушкина горничная. И тогда Ковалевский позвал сквозь сон Нюру, но тут рука дрогнула и высвободилась. Сил удержать ее не хватило, да и желания не было. Голова гудела, словно по ней били кувалдой, словно изнутри она пульсировала и хотела разорваться. Мужчина открыл глаза.

 Отправлено: 25.10.11 21:11. Заголовок: Ответа на свой вопр..

Ответа на свой вопрос Зоя так и не дождалась. Зато получила изрядную порцию почти ничем неприкрытого осуждения в устремленном на нее взгляде его управляющего и собравшихся вокруг них крестьян, глазеющих на молодую барыню с недоуменным любопытством – уж больно странной, казалась ее реакция на несчастье, произошедшее с супругом. Ни тебе слезинки, ни горестного возгласа! Но, заметив это, вместо того, чтобы смутиться, Зоя даже рассердилась на мужа – вечно он найдет способ выставить ее в неприглядном свете! Даже, когда лежит без сознания! Впрочем, спорить с Прохором, этим верным паладином своего хозяина, да еще прилюдно – означало лишь сильнее унижать себя. Поэтому, поднявшись на ноги и чинно оправив платье, спокойно выдержав взгляд управляющего и холодно взглянув на прочих присутствующих, мадам Ковалевская кивнула и сухо согласилась на его предложение подвезти барскую чету до дома.

- А вы, матушка, держать его станете, чтоб с сиденья не сполз от тряски, да не зашибся еще сильнее, - пояснил он, обращаясь к Зое, рядом с которой и усадили все еще не опомнившегося Григория Петровича, чья голова немедленно безвольно опустилась на ее плечо. Коляска, как уже говорилось, была открытой, поэтому Зое не было никакой возможности отодвинуться самой или отодвинуть его от себя, хотя Григорий был мало, что весь в грязи и саже, так еще и достаточно тяжелый. А когда они, наконец, тронулись с места, и точно, постоянно норовил сползти куда-то вниз, поэтому всю дорогу приходилось его постоянно подтягивать, словно большой и неуклюжий мешок или сверток, что изрядно раздражало.

А дома вся эта свистопляска продолжилась и получила новое развитие, когда ключница Настасья Ивановна, а с ней еще несколько баб из дворни, с воем и причитаниями выскочили на порог дома, будто к нему подъехал уже непосредственно катафалк с гробом и бездыханным телом внутри него. На долю Зои же вновь выпало осуждение, хоть и не столь явное. Домашняя прислуга лучше знала ее нрав – и норов, конечно. Чтобы не выглядеть совсем уж бессердечной, пришлось принять участие во всех необходимых процедурах, хотя большую часть их, не спрашивая разрешения барыни – да та и не настаивала, взяли на себя все тот же Прохор и Настасья Ивановна. Зоя же в тот момент просто стояла рядом и смотрела, как они ухаживают за раненым. Доктора из Опочки привезли лишь к вечеру. Он, по счастью, оказался человеком здравомыслящим и единственный не ждал, что мадам Ковалевская будет находиться на грани помешательства от горя, разговаривал с Зоей спокойно, даже с некоторой иронией, хоть и странной. Впрочем, за подобное отношение, она готова была простить ему и большее, чем нелепые шутки. Как Зоя и думала, ничего особенно страшного с ее мужем не случилось. Кузьма Ларионович, уезжая, оставил рецепты лекарств, за которыми завтра следовало послать в город, какие-то настойки, которые уже привез с собой, и велел предоставить больному покой, а также прикладывать к области ушиба холод. Конечно, можно было предоставить это и кому-то из слуг, но на этот раз Зоя Филипповна решила, что это будет уж слишком большой демонстрацией пренебрежения. Поэтому осталась у постели супруга в ту ночь сама, не без иронии подумав в тот момент, когда они с Григорием остались вдвоем, что это, верно, судьба. Второй раз в жизни они проводят ночь вместе, и второй же раз при этом он спит в постели, а она – пытается прикорнуть то на кресле, то на еще менее удобном стуле. Разумеется, сон не шел. Да и Григорий спал тревожно: стонал, метался периодически, точно видел какой-то неприятный сон. Сначала она наблюдала, молча, не зная, как поступить – доктор ведь велел не будить его, дать проснуться самому, вдруг, если поступить наперекор, ему станет хуже? Однако потом, устав бездействовать, Зоя, не зная, чем еще помочь, просто намочила в тазу с холодной водой салфетку и приложила ее ко лбу мужа. И внезапно это помогло. Григорий успокоился и прекратил стонать. Верно, так ему, действительно, было легче. Поэтому еще не раз за эту ночь Зоя поступала подобным образом, постепенно с удивлением отмечая, что даже испытывает некоторое удовлетворение оттого, что помогает ему, что было странно. А еще она впервые в жизни имела возможность спокойно и не спеша разглядывать его лицо. Григорий был бледен, черты его заострились, а над бровью красовалась внушительная ссадина и кровоподтек вокруг, но вообще, следовало в очередной раз признать, что он достаточно привлекателен внешне… Однако эти мысли Зоя усердно прогоняла прочь, полагая их следствием собственного умственного утомления. Под утро она все же задремала, но быстро проснулась. Когда же в очередной раз вознамерилась приложить холод к его лбу, Григорий вдруг неожиданно крепко взял здоровой рукой ее запястье и прижал его к своим губам, бормоча что-то неразборчивое, из чего получилось разобрать лишь слово «матушка».

Желая развеять его заблуждение, Зоя открыла было рот, но тут же его и закрыла, прислушиваясь – видно, и сам догадавшись, что ошибся, супруг ее улыбнулся и с невероятной нежностью в голосе упомянул затем имя какой-то неведомой Нюрочки. Ее собственное имя никогда не звучало в его устах с подобной интонацией, и Зоя внезапно почувствовала, как неприятно кольнуло где-то в груди. Словно порцию яду впрыснуло. И яд этот, мгновенно проникнув в кровь, тотчас проявился в голосе девушки.

– Нюрочки здесь нет, только Зоинька. Хотя, это вас навряд ли обрадует, Григорий Петрович, - заметила она, поспешно высвобождая руку из руки мужа.

 Отправлено: 26.10.11 21:44. Заголовок: - О-о, - только и су..

- О-о, - только и сумел выдавить из себя Ковалевский, стараясь в этот хриплый стон вложить все эмоции сразу – от «Я, бесспорно, идиот…», до «Зоя, ну что вы так кричите?» В какой-то момент он даже развеселился настолько, что если бы не раскалывающаяся на части голова и не невыносимая боль в руке, когда он снова неловко ею дернул, то скрипящий смех все же вырвался бы наружу. А так, Гриша ограничился лишь кривой ухмылкой на пересохших губах.

- Зоинька, подайте мне воды, раз уж вы тут рядом оказались. Пожалуйста, - елейным голосом попросил больной, а сам, прищурившись, тем временем наблюдал за женой и гадал, выльют на него графин с водой или насыплют туда крысиного яду? В голове в этот момент прояснилось достаточно, чтобы можно было припомнить все события предыдущего дня, начавшиеся разговором с Карлом Карловичем, продолжившиеся скандалом с женой и завершившиеся пожаром. Глядя на Зою, Григорий мысленно спрашивал себя – была бы она рада, если бы он вчера погиб? Осталась бы вдовой, а там, глядишь, годик другой – и вышла бы снова замуж, по своему уже предпочтению. Может, была бы даже счастлива. Какая, в сущности, глупость – их брак! Ни человеческих отношений, ни даже – попыток понять друг друга. А ведь, помнится, давая Филиппу Андреевичу согласие жениться на его дочери, еще пообещал старику, что сумеет сделать свою будущую семейную жизнь истинно таковой. И вот теперь…

«Теперь, кажется, и настало для этого время», - рассудил мужчина, чуть приподнимаясь, когда Зоя поднесла к его губам сначала ложку с какой-то микстурой, а уж потом заветный стакан с водой.

- Я вчера вел себя не слишком куртуазно. Верно? Да, в общем, и рыцарь из меня никакой, Зоя Филипповна. Вы вышли замуж за медведя. Но ошибки я признавать, все же, умею, а потому – прошу теперь у вас прощения за слова, сказанные накануне, а также за то, что последовало после них. Я сожалею, что поцеловал вас.

Здоровой рукой он вновь удержал ее запястье. И теперь уже Зоя не отдернула его с той брезгливостью, что пару минут назад. Хотя, по взгляду ее холодных синих глаз по-прежнему было непонятно – сердита она или довольна. Ковалевский усмехнулся – странная вещь, а ведь она ему нравится даже такой – холодной и недоступной пониманию.

- Поцеловал вас так, - добавил он после некоторой паузы и поднес женскую руку к своим губам. - Давайте мириться, Зоя? Тем более, кажется, теперь я в вашей полной власти и совсем не хотелось бы испытать ваш гнев на своем пострадавшем теле.

 Отправлено: 27.10.11 21:28. Заголовок: «Раз уж оказалась ря..

«Раз уж оказалась рядом…» - хотя, лучше бы вас здесь не было. Истолковав сказанные мужем слова именно таким образом, Зоя обиженно поджала губы, однако пошла исполнять его просьбу, молча. И пока наливала в стакан воду из графина, что стоял на столике, неподалеку от его кровати, буквально спиной чувствовала, как Григорий наблюдает за нею, что было как-то… странно, прежде он как-то никогда не разглядывал ее так пристально. Вернулась к нему через пару минут, но не только с водой, но и с ложкой, наполненной темной, жутковатого вида и резко пахнущей какими-то травами, микстурой, которую без особых церемоний поднесла к губам мужчины, неловко приподнявшегося на здоровом локте, чтобы было удобнее пить. Он взглянул на нее вопросительно.

- Нет, это не яд, а лекарство, которое доктор велел дать сразу, как вы очнетесь. От головной боли – он сказал, что у вас будет сильно болеть голова, - коротко и без улыбки пояснила Зоя, поднося ложку поближе и требовательно касаясь ее краем губ Григория, который тотчас послушно, словно ребенок, проглотил противное зелье и точно так же на миг страдальчески сморщился от его вкуса.

Ожидая привычного язвительного комментария, Зоя внутренне напряглась, но его не последовало. Вместо этого, муж ее вдруг стал говорить настолько неожиданные вещи, что мадам Ковалевская на миг засомневалась, а не ошибся ли доктор, когда сказал, что никаких ощутимых последствий для рассудка Григория его травма за собой не повлечет.

- Вы… сожалеете? У меня просите прощения? – растерянно пробормотала она, забыв от удивления убрать от лица мужчины уже опустошенный им следом за микстурой стакан с водой. Воспользовавшись этой заминкой, он тотчас же вновь накрыл ее руку своей – и Зоя, тоже, видать, от изумления, забыла ее отдернуть, как обычно. Впрочем, вскоре растерянность в ее глазах вновь сменило привычное выражение холодной иронии. Сожалеет, что поцеловал ее – очень двусмысленное извинение. А она-то подумала… - Ну, разумеется. Представляю, как это было вам неприятно! – проговорила она саркастически, тоже не поясняя, что именно – извиняться или целовать.

Она слегка дернулась, желая высвободить, наконец, руку, но Григорий вдруг тоже усмехнулся и покачал головой. А потом вновь повел себя не так, как ожидала Зоя, в очередной же раз выбивая из ее рук оружие своей непредсказуемостью. Когда же он предложил помириться, она отреагировала на его предложение ровно так же, как незадолго до того сам Григорий, на ее собственные слова, а именно, открыла рот и тихо выдохнула изумленное:

- О-о! – а потом с размаху села на край его постели, едва не придавив его сломанную руку, которую мужчина каким-то чудом сумел вовремя отдернуть, избежав, таким образом, новой травмы. – А… как это?! – сказала она, наконец, глядя на уже совершенно открыто улыбающегося, наблюдая за ее реакцией, мужа.

 Отправлено: 28.10.11 17:25. Заголовок: Даже не думал Григор..

Григорий Петрович вовсе не ожидал, что ему удастся так поразить супругу своими извинениями, тем не менее – она сидела перед ним совершенно растерянная и удивленная. Поэтому и собственная неловкость Ковалевского, которую он испытывал еще пару мгновений назад, полностью улетучилась, уступая место искреннему веселью. Теперь он не только не стремился скрыть от Зои улыбки, но даже позволил себе рассмеяться. Но немедленно в том и раскаялся, когда его голова отозвалась на этот неуместный смех резчайшей болью. От нее Ковалевский вынужден был прикрыть глаза, на время переставая даже дышать, полностью сосредоточив все свое внимание на давшей – по ощущениям – от левого виска до затылка трещину черепушке. Впрочем, нет, к счастью, это ему лишь померещилось. Скоро резкая боль ушла, и осталось лишь ноющее, неприятное ощущение.

- Какой же вы еще ребенок, Зоя! Мириться – это означает прекращать вражду, которую мы с вами ведем довольно давно и, если быть честными, совершенно безосновательно. Или у вас, действительно, есть серьезные причины меня недолюбливать? Расскажите о них, и я постараюсь исправиться. Что касается меня, то признаюсь, что совсем не испытываю к вам неприязни, хоть порой вы и злите меня, дорогая. Но сержусь я на вас лишь из-за вашей же злости. И если не желаете больше продолжать ходить по замкнутому кругу, давайте же, наконец, выясним все наши недомолвки. Ведь жить нам вместе еще очень долго. Поверьте. Я умирать пока не собираюсь, - добавил Ковалевский, и озорные чертики в его глазах хитро подмигнули девушке. Хотел еще добавить, что собирается не только благополучно здравствовать, но со временем еще и семейство приумножить. Однако как заговорить с Зоей на такую откровенную тему, Григорий пока еще не придумал.

- Мы с вами живем в одном доме, а за эти месяцы даже часу вместе не проговорили. Конечно, и я тут виноват – столько времени проводил вне оного. Но ведь иначе было нельзя. Этот управляющий... - тут Ковалевский невольно поморщился: «Надо у Прохора узнать, поймали они его или нет?» - Теперь вот вынужден буду на некоторое время успокоиться, так почему бы нам его не употребить на общение друг с другом?

И вновь слова его прозвучали как-то двусмысленно. Будто, если бы не приключилось этой беды, то так и торчал бы он в полях да конторе.

- Ну, конечно же, если вы не против?

 Отправлено: 30.10.11 19:58. Заголовок: - Нет, я понимаю, чт..

- Нет, я понимаю, что означает слово «мириться». И я никогда не относила вас к числу своих врагов, - проговорила в ответ девушка после того, как вновь обрела способность связно выражать свои мысли. – И потом, разве это не вы, с самого первого дня нашего знакомства, отчего-то принялись изводить меня своим сарказмом? Каждое мое слово, каждое действие... Это очень неприятно, когда к тебе относятся так, словно заведомо считают безмозглым и никчемным существом. А потом это решение о нашем браке, которое вы с папа приняли за моей спиной, в очередной раз, словно бы указывая, что я и не человек вовсе, а шкаф, табуретка!.. Не знаю! Какая-то вещь, которую можно передать из рук в руки, не спрашивая ее на то желания. Увезли меня из привычного мира, где, затем, немедленно и оставили одну – делай, что хочешь! А что мне было делать?! – вскочив на ноги, Зоя нервно заходила по комнате, а потом остановилась и вновь обернулась к мужу, воскликнув. – Вот! Вы опять смотрите на меня так. Ну, как же, «табуретка» заговорила, удивительно!.. У меня же нет чувств, - добавила она уже значительно тише, когда увидела, как Ковалевский болезненно поморщился от ее очередного возгласа. – Простите, я знаю, вам сейчас не до выяснения отношений, я бы и не стала, но вы сами...

С этими словами, Зоя в очередной раз намочила льняную салфетку в холодной воде, прижимая ее, затем, к голове супруга.

- Ладно, пустое. Сейчас главное для вас – поправляться скорее. Я сейчас же распоряжусь, чтобы приготовили поесть. Нет-нет, отказ не принимается! – она вдруг улыбнулась и как-то неожиданно несмело приложила к губам мужчины, который попытался, было возразить, указательный палец. – Раз уж вы намерены жить со мною долго, потребуется много здоровья и сил, чтобы вытерпеть мой характер. А давайте, закажем кухарке то, что вы любите больше всего. Уверена, что она наизнанку вывернется, чтобы услужить любимому барину. Вы знаете, как они все тут убивались, когда произошло это несчастье?.. Вот я не понимаю: вы почти не бываете дома, а слуги без ума от вас, меня же считают чуть не властительницей Тьмы. А ведь я никого не обижаю и не требую ничего, сверх того, что они обязаны...

Кажется, впервые в жизни они разговаривали не по делу, а просто так. Вновь усевшись на краю его постели, Зоя болтала без умолку, словно хотела выговориться за все те месяцы, в течение которых они только и делали, что молчали или ругались. А Григорий слушал и даже вставлял - по мере возможности – какие-то реплики. И Зоя удивлялась тому, как легко, оказывается, им найти общие темы. И спохватившись, что, вообще-то собиралась мужа накормить, а не заболтать до полусмерти, далеко не сразу, охнула и хлопнула себя по лбу:

- Ой, я же забыла совсем! Ваше любимое блюдо! Кстати, а... что вы любите? Я ведь совсем не знаю ваших вкусов?

 Отправлено: 30.10.11 21:47. Заголовок: Пару раз мужчина пыт..

Пару раз мужчина пытался возразить Зое, но девушка говорила так горячо, что оборвать ее было просто невозможно. Но как бы там ни было, а ее упреки были равны его упрекам. Это он-то с первых дней повел себя с нею странно?
« Я? Вовсе даже нет! Разве не вы, Зоя Филипповна, с первого же моего визита составили нелестное обо мне мнение, не преминув тотчас высказать его вслух? Не вы ли сами считали предметом мебели меня, когда я бывал у вас? Причем, весьма ненужным предметом!» Поэтому, не имея ни малейшего шанса высказаться, Ковалевский лишь мимикой выражал свое отношение к Зоиным словам. И, похоже, даже этим сумел задеть ее, ибо вскоре новая порция негодования выплеснулась на его многострадальную голову. И все же, все же он старался ничего из того, что девушка говорила, не упустить.

- Нет-нет, вам не из-за чего извиняться. Наоборот, это именно то, что я хотел от вас услышать, Зоя. И вовсе я вас не считаю табуреткой! Вы на нее абсолютно не похожи, - он помолчал и лукаво улыбнувшись, добавил с легкой иронией, на которую Зоя могла, как всегда обидеться, но не сделала этого, здраво расценив, что в данном случае муж лишь пытается отшутиться:
- У вас всего лишь две ноги, а у табурета четыре.

Пытаясь скрыть волнение, Зоя вновь стала хлопотать вокруг него. И какой же прелестной показалась она в этом внезапном смущении! Григорий в очередной раз не смог сдержать улыбку, когда, пытаясь не дать ему возразить, девушка поступила самым простым и естественным образом – приложила к его губам свой палец, а потом вдруг затараторила сама. Она теперь чаще старалась говорить по-русски. И, произнося слово, особенно трудное для себя, округляла и растягивала его, словно старалась напеть, сама при этом выглядя очень сосредоточенной. Каждый раз, когда это происходило, Ковалевский вновь старался подбодрить ее улыбкой, а если Зоя так и не справлялась с трудной задачей, сам договаривал за нее начатое слова, и они оба начинали смеяться.

Разговор, начавшийся с желания Зои накормить супруга, плавно перешел в совершенно иное русло. Они успели обсудить соседей, поспорить насчет литературных пристрастий и снова вернулись к еде.

- Зоя, но мне действительно не хочется есть, а уж тем более – что-нибудь эдакое. Впрочем, я не отказался бы от чашки чая, да послаще. Ну, а уж если вы так хотите знать мое любимое блюдо, извольте – какорки со сливочным маслом и грибным соусом.

Несмотря на отсутствие аппетита, стоило Григорию заговорить о еде, как он тотчас вспомнил, почти ощутив его физически, дразнящий аромат матушкиной стряпни, а следом подумал и о ней самой. Старушка давно ждет его дома и уж, конечно – с молодой женой. В письмах она никогда не спрашивала Гришу, когда он ее решит навестить, но каждое слово в них было полно тоски о сыне. Отметая неуместные сейчас угрызения совести, Гриша махнул здоровой рукой, словно подчиняясь чьей-то воле.

- Ну ладно, Зоя, уговорили, просите, чтобы их сделали!

 Отправлено: 31.10.11 21:08. Заголовок: Странное слово «како..

Странное слово «какорки» Зоя слышала впервые в жизни, поэтому совершенно не имела понятия, из чего и как готовят это блюдо. Хотела переспросить, но, взглянув на мужа, не стала этого делать, заметив в глубине его глаз отблески иронического любопытства. Григорий словно бы желал ее испытать, ну что же…

- Ладно, тогда я сейчас оставлю вас одного. Нужно будет пойти вниз и отдать необходимые распоряжения кухарке, - пояснила ему Зоя, в душе истово уповая на то, что хотя бы Мавра Корнеевна поймет, каких таких кулинарных изысков возжелал получить нынче на обед ее супруг-гурман. – А вам оставляю колокольчик, если что-то срочно понадобится, звоните. Вернусь скоро – и с… какорками! – добавила девушка на прощание с улыбкой, запнувшись на мгновение перед трудным названием, после чего отправилась-таки на кухню, все время мысленно повторяя его, чтобы не забыть.

Когда же вновь произнесла его вслух перед важной Маврой Корнеевной, единственной из всей домашней челяди, кому, по рассказам, еще отец Григория Петровича за выдающиеся кулинарные таланты даровал волю, а потому державшейся с молодой хозяйкой смелее прочих слуг, та ничуть не удивилась, сказала, что тотчас же все и приготовит, после чего с нетерпением воззрилась на Зою, ожидая, пока та уйдет. Всем было известно, что готовить она любит в гордом одиночестве. И девушке не оставалось ничего, как подчиниться, хоть было очень любопытно, как и из чего она будет готовить. Впрочем, дилемма разрешилась быстро. Какорки оказались… хорошо знакомыми Зое с детства картофельными оладьями, которые сама она, кстати, не жаловала. Но, когда вновь вошла с торжествующим видом в спальню мужа с подносом, на котором теснились блюдо, полное румяных какорок, соусник и столовые приборы, ничего Григорию об этом не сказала. Однако тот продемонстрировал изрядную наблюдательность, сразу же поинтересовавшись, отчего приборов принесено лишь на одну персону.

- Просто я сыта, вот и все, - коротко объяснила Зоя, размещая все на маленьком столике, установленном прямо на кровать Григория, решив не вдаваться в подробности. А то, глядишь, еще начнет упрекать в привередливости и они вновь поссорятся. – Но вас это не должно беспокоить. Давайте-ка лучше я вас покормлю!

С этими словами, она переложила из большой тарелки в маленькую пару оладий, щедро полила сверху ароматным соусом, затем отрезала кусочек, поддела на вилку и поднесла его к губам Ковалевского, словно он был маленьким ребенком.

- Ну-ка, давайте, сударь… за маму!

Следом за какоркой во благо свекрови Зои, последовала та, что была за Государя-императора. Далее Григорию пришлось откушать за хороший урожай, еще за какую-то чепуху, которую Зоя придумывала буквально на ходу – и это было очень весело. Во всяком случае, супруг ее, кажется, был вполне доволен происходящим.

 Отправлено: 01.11.11 20:17. Заголовок: Прежде всего Зоя пом..

Подложив под спину Григория несколько подушек и соорудив вокруг него некое подобие гнезда, Зоя, прежде всего, помогла ему устроиться в постели удобнее. Однако Ковалевский теперь чувствовал себя не так уж и дурно, по сравнению с тем моментом, когда только открыл глаза. Голова от снадобья почти прошла и лишь при резких движениях отзывалась тупой болью в висках, рука – если ею лишний раз не шевелить – тоже не беспокоила. Единственное, что раздражало, было то, что на время он лишился именно правой. Но в данном случае никакие микстуры, кроме времени, помочь Григорию были неспособны.

От миски с оладьями распространялся дразнящий аромат, и Ковалевский, хоть и думал прежде, что не голоден, с нетерпением ребенка, ожидающего любимое лакомство, заерзал на месте. А тут еще Зоя тоже вдруг повела себя с ним, как заботливая матушка, которая уговаривает свое чадо покушать и придумывает для этого всяческие прибаутки.

- Зоя, остановитесь! Вы решили меня откормить на убой? – придерживая женскую руку с очередной порцией лакомства, Григорий тяжело переводил дыхание, - Знаете, сударыня, вот нечестно! Я тут страдаю и поедаю какорки за всех вокруг, даже за вашего рыжего котенка – а уж он-то и сам бы справился – но хоть бы кто съел одну за мое здоровье!

Он с шутливым вызовом смотрел на Зою, которая вновь стала твердить, что сыта, что было все это приготовлено для него, но, в конце концов, была вынуждена сдаться и разделить с мужем трапезу.
Так и началось с этого обеда их относительно мирное существование в доме. Не обходилось, конечно, и без пикировок, но носили они теперь весьма добродушный характер. Ковалевский уже через несколько дней начал подниматься с постели. Правда, заняться делами ему все еще было невозможно. Прохор делал все, что мог. Серьезных убытков пожар, к счастью, не принес. Кроме выгоревшей конторы и амбара, все остальное было в сохранности. Пострадавший тоже был всего один – сам Ковалевский.

- И все из-за чего?! Из-за вашего упрямства! – твердил Прохор, ничуть не стесняясь барина. Однако подразумевал вовсе не то, что Григорию Петровичу вздумалось самому лезть в пекло, а то, что тому не пришло в голову раньше гнать со двора немчука поганого. Теперь, вот, и след его простыл – никто и не заметил, как Карл Карлович скрылся из деревни. Но оставлять безнаказанным это его преступление Григорий вовсе не собирался. Попросив Зою побыть на время его правой рукой, он продиктовал ей два письма, одно из которых было тотчас отослано в Опочку начальнику местной полицейской управы, а второе – такому же адресату, но в Бежаницы, после чего оставалось лишь ждать, кто и где первым поймает проходимца. «Если поймает, конечно».

***
А в один из последующих дней Григорий Петрович изъявил желание помыться. И по этому случаю в комнату барина приволокли огромную ванну. Прохор предлагал истопить баню, но Ковалевский решил, что ради него одного возиться не стоит, а потому на кухне с утра в ведрах грелась вода, и мальчишки из дворни под надзором все того же Прохора то и дело бегали оттуда наверх, таская их в барскую спальню и постепенно наполняя медную лохань. Когда же воды, наконец, набралось достаточно, Ковалевский взглянул на своего управляющего, который попутно готов был исполнять даже роль камердинера, полагая такое доверие со стороны Григория Петровича наивысшей честью:
- Ступай теперь, я позову, когда понадобишься – Прохор кивнул и ушел, а сам Григорий, наконец, разделся и погрузился в ванну, после чего, устроив на бортике забинтованную руку, блаженно прикрыл глаза.
Но вскоре вновь открыл, на собственной шкуре ощутив один существенный недостаток ванны перед хорошо натопленной баней – уж очень быстро она остывала. Чувствуя себя апперовской консервой, которую перестали кипятить, Ковалевский неуютно поежился в заметно простынувшей воде и потянулся за мочалом, которое с мылом было оставлено рядом с ванной на табурете. Однако быстро признал, что развлекаться подобным образом в одиночестве в его нынешнем состоянии просто невозможно – намылить мочалку одной рукой никак не получалось, а мыло вечно выскальзывало и его приходилось ловить на дне ванной.

- Прохор! – крикнул он, наконец, плюнув на самостоятельность, но в ответ была тишина, - Прохор, где тебя черти носят?! Я тут околею, пока ты где-то там шляешься! Что, опять Анфиску тискал по углам? Жениться ведь заставлю, - последние слова Григорий Петрович произнес уже спокойным голосом, ибо дверь за его спиной наконец-то открылась.

 Отправлено: 02.11.11 21:58. Заголовок: Доктор, в очередной ..

Доктор, в очередной раз наведавшийся к ним накануне, нашел состояние своего пациента значительно улучшившимся и даже похвалил его супругу за отменный уход, благодаря которому Григорий Петрович быстрее, чем думалось, идет на поправку. Однако посоветовал молодому и деятельному барину, который тотчас же готов был вновь включиться в дела, воздержаться от этого.

- Поймите, вы выздоравливаете, но все же, еще не здоровы, – увещевал он Ковалевского. – И если вновь нагрузите себя теперь, не заметите этого, возможно. Зато в зрелые годы это аукнется куда как сильнее. А вам еще детей с супругой рожать да растить! – Кузьма Ларионович кивнул в сторону Зои, которая присутствовала при этом разговоре. И от этих слов пожилого доктора мадам Ковалевская отчего-то вдруг пунцово покраснела, вынужденная отвернуться к окну, чтобы этого никто не заметил, хотя до сих пор поддерживала его слова мимикой и активными кивками.

За эти дни она привыкла к тому, что больше не проводит в доме сутки напролет в одиночестве. И не хочет, чтобы круг ее общения вновь начала составлять по преимуществу одна лишь дворня. Так мадам Ковалевская сама объясняла себе нежелание того, чтобы Григорий вновь погрузился в свои заботы, даже перед собой стесняясь признать, что на самом деле скучать она будет именно без него, а не от одиночества в принципе. Как он ухитрился настолько быстро расположить ее к себе, если учитывать, какими были их отношения до этого происшествия, Зоя не понимала.

Так или иначе, после столь убедительных увещеваний, Григорий согласился, что стоит еще некоторое время подлечиться и дни свои по-прежнему проводил дома. Правда, когда Зоя сказала ему, что в воскресенье хочет отправиться на ярмарку в Бежаницы, все же порывался ехать вместе, но супруга вновь проявила настойчивость и убыла в город в тот день одна. Вернулась после полудня, довольная и с покупками, среди которых был также подарок для Григория – серебряный портсигар, мимо которого Зоя не смогла пройти в ювелирной лавке. Приказчик долго расхваливал филигранную работу местного мастера, но мадам Ковалевская все видела и сама – не зря же псковские издавна славились своими серебряными промыслами. Купила – а потом, уже дорогой домой, стала думать, как бы это вручить Григорию подарок между делом, не привлекая особого внимания, чтобы не подумал, что она желает ему этим понравиться – еще чего не хватало! Думала, но так и не выдумала ничего толкового, поэтому решила просто отдать, а там пусть делает с ним, что хочет. Потому, едва умывшись и переодевшись с дороги, отправилась в комнату супруга, прихватив с собой покупку, полагая, что тот сейчас как раз у себя – дремлет или читает. Вошла – и опешила, чуть не выронив принесенный с собой портсигар на пол от неожиданности, когда увидела вдруг посреди комнаты огромную медную ванну и Григория в ней, между прочим, совершенно dans le nu! Хотела тотчас же и уйти, однако поздно, ибо он уже повернулся в ее сторону и взирал теперь на Зою с веселым любопытством в глазах, иронически изогнув бровь и молчал, словно ждал, как она поступит дальше, оказавшись в этой нелепой ситуации. Но как, на самом деле, ей поступить, девушка не знала: убежать – чего более всего теперь хотелось – но не глупо ли это, если для всего мира она мужняя жена? Остаться – а как в таком случае унять обуявшее тотчас же чувство безумного смущения? В конце концов, она выбрала третий вариант. Стараясь глядеть сквозь Григория, прошла в комнату и проговорила с максимальным спокойствием, на которое была способна:

- Простите, Григорий Петрович, что отвлекла вас от столь приятного времяпрепровождения. Я лишь хотела рассказать, как провела время на ярмарке, но это потерпит, зайду позже. Ах, да! Это вам! – добавила она, оставляя портсигар на краю табурета, стоящего подле ванны. – Приобрела по случаю… Теперь, пойду, пожалуй, не стану вам мешать.

 Отправлено: 03.11.11 20:15. Заголовок: - Приятного?! Нет, З..

- Приятного? Нет, Зоя, оно уже давно не приятное. Я тут скоро околею, ибо Прохор ушел за водою в тридесятое царство, не иначе. Да еще вот это – я совсем измучился, - Григорий указал на мокрую мочалку, которую успел перед приходом жены, вернуть на табурет, и кусок мыла, который он в очередной раз выловил из воды.  - У меня совершенно не выходит намылить ее одной рукой.

 Появление супруги в комнате вызвало у Ковалевского не меньшее замешательство, чем у Зои –  открывшаяся ее взору картина. Только вот он умел лучше скрывать свои эмоции и делал это, как всегда, за маской легкой иронии, может, несколько неуместной в данный момент. Он видел ее смущение, и первым его желанием было взять полотенце, висевшее на спинке стула, чтобы прикрыться, но… чтобы достать его, нужно было смутить Зою еще больше, а тогда и само полотенце было бы уже бесполезно. Поэтому Григорий Петрович,  как ни в чем не бывало, продолжил сидеть в своей лоханке с неприятно остывшей водой и наблюдать за действиями супруги, которая, неожиданно для него, повела себя более чем спокойно, чем вызвала у мужчины даже некое чувство гордости за нее. Просто подошла чуть ближе и положила на табурет принесенный с собой подарок.

 - Мне?! – Ковалевский протянул руку к портсигару и погладил пальцами замысловатое серебряное кружево на крышке изделия. Несколько растерянно улыбаясь, он посмотрел на девушку и тихо поблагодарил ее за проявленное внимание, а затем, умоляюще глядя, протянул ей кусок мыла, - Зоя, вы мне не только не помешаете, но даже сможете помочь. Конечно, стоило бы просить вас сходить и позвать Прохора, но на это уйдет еще несколько минут, и я за это время окончательно здесь замерзну. Или же вы  сами намылите эту проклятую мочалку и спасете тем жизнь своему мужу, в который уже раз.

 Девушка некоторое время колебалась, словно ожидая подвоха, но, в конце концов, улыбнулась и взяла из его ладони мыло. Гриша терпеливо ждал, пока супруга закончит манипуляции с мочалом и затем, выразив свою благодарность в витиеватых, почти восточных фразах, отпустил ее, попросив отыскать все же мерзавца-Прохора. Зоя еще не вышла из комнаты, когда он попытался намылиться, но и тут выяснилось, что делать это самостоятельно, да еще и левой рукой у него тоже получается весьма неловко. Выполняя очередное акробатическое движение с мочалкой, рискуя сломать… ну,  или –  вывернуть и вторую руку, Ковалевский снова поймал на себе взгляд Зои, остановившейся в дверях и явно развлекающейся этим зрелищем. Правда, заметив его взгляд, она смутилась и отвела глаза, но улыбку спрятать не смогла.

- Вот вы все потешаетесь! – почти с детской обидой воскликнул Ковалевский, с отчаянием бросая мочалку и проклиная в сотый раз свою дурацкую затею с принятием ванны.

 Отправлено: 05.11.11 14:01. Заголовок: Весьма неожиданная п..

Весьма неожиданная просьба Григория лишь на мгновение насторожила Зою своей экстравагантностью. Но, рассудив здраво, мадам Ковалевская, мысленно укорив себя за нечуткость, оставила сомнения и сделала то, о чем ее просят, после чего, повернулась, намереваясь уйти, оставив, наконец, супруга продолжать свои банные процедуры наедине с собой. Однако, уже стоя в дверях, зачем-то обернулась – вот, буквально черт дернул! И именно в эту же самую минуту, как специально, на нее посмотрел и Григорий! Вид у него при этом был настолько уморительно расстроенный, что, вместо того, чтобы извиниться, смутиться... что там еще? – Зоя едва не расхохоталась прямо в глаза несчастному. Впрочем, не зло. Да и как было можно злобно потешаться над ним – мокрым, жалким и с замотанной в тоже уже порядком промокшую тугую повязку рукой – именно сейчас?

- Вот, ей-богу, я не специально! – протестующее воскликнула Зоя, невольно подражая его интонации, отчего мужчина, вероятно, уверовав пуще прежнего, что над ним смеются, и с досадой отшвырнул мокрую мочалку в угол.

Проследив взглядом, как та, мокрым комом, ляпнулась на пол рядом с ванной, Зоя глубоко вдохнула через нос, сдерживая новый приступ смеха – не над Григорием, а над ситуацией, в которой он оказался, и, вернувшись, подняла мочалку с пола.

- Даже если изгрызете ее от досады, третья рука у вас от этого не вырастет, - как ни старалась, убрать иронию из интонации напрочь, Зое не удалось. Ковалевский же лишь сердито засопел в ответ. Разговаривая с ним, девушка по-прежнему старалась смотреть Григорию только в лицо, поэтому прекрасно видела, что он не шутит, говоря, что замерз. Не хватало еще, чтобы к перелому и ушибу головы добавилась простуда. – Ну, хорошо, давайте поступим так... Я еще раз побуду вашей правой рукой, вы же этого хотели, не так ли?

Григорий взглянул на нее с каким-то странным выражением, но согласился. И ближайшие несколько минут Зоя истово натирала его спину, плечи и грудь мылом, старательно отводя при этом глаза в сторону и молясь, чтобы оттого, что они теперь так близко друг к другу, Григорий не услышал, как колотится об грудную клетку изнутри ее сердце. Несколько раз, когда она просила его повернуться то так, то эдак, Ковалевский оказывался почти в объятиях супруги, еще пару раз они почти сталкивались лбами, отчего-то смущенно улыбались друг другу и шептали слова извинения. Пока намыливала, да помогала затем смыть мыло, поливая из кувшина, Зоя и сама порядком намокла, так что они и в этом смысле теперь стоили друг друга...

- Ну вот, так-то лучше! – стряхнув воду с влажных рук, девушка заправила за ухо выбившуюся прядь волос и улыбнулась. – Погодите секунду, я подам полотенце... Боюсь, что придется терпеть еще и то, как я буду вас им растирать, Григорий Петрович. Хуже сердитого и замерзшего мужа может быть только муж с насморком, - добавила Зоя и сама удивилась: кажется, впервые со дня их свадьбы она назвала Григория «мужем» вслух.

 Отправлено: 05.11.11 23:45. Заголовок: Пожалуй, именно подо..

Пожалуй, подобного поведения от Зои он никак не мог ожидать и оттого не сразу смог отреагировать на него должным образом. Григорий не знал, что будет правильнее – запротестовать или позволить ей исполнить задуманное? Но, пока размышлял, Зоя уже подхватила мочалку с пола, присела возле ванны, чуть позади него и принялась растирать ему спину. И внешне это выходило у нее так естественно, так просто, словно ничего нового для девушки в этой ситуации не было. Однако неловкость от нынешнего двусмысленного положения, на самом деле, чувствовали оба и достаточно остро. Зоя почти не сводила глаз с лица Григория, боясь посмотреть куда-либо еще, а он, наоборот, - старался не глядеть на нее вовсе, не желая смутить. Но была и еще одна причина, по какой Ковалевский не смел поднять на супругу глаз: неожиданно для себя, он открыл, что ее близость крайне волнует его. Нет, не в физическом смысле, точнее – не только физическое волнение испытывал Григорий, когда Зоя в очередной раз касалась его или приобнимала. Захотелось вдруг сказать ей, как она красива, дотронуться до ее чуть растрепавшихся волос, заглянуть в эти синие глаза. Поэтому, чтобы не сделать этого ненароком, он изо всех сил старался сосредоточить внимание на вещах далеких от того, что с ними сейчас происходит. От щекотливого положения, в котором они оба находились сейчас и которое, наверняка, было не слишком приятно его жене, хоть она и не подавала виду. Он думал о холодной воде, пытался сосчитать количество половых досок, покрывающих расстояние от ванны до двери, их оказалось семнадцать... Тем временем, жена завершила свои манипуляции, облив Ковалевского напоследок из кувшина совершенно холодной водой, что окончательно привело Григория в чувство. И он уже собрался поблагодарить ее за помощь, но Зоя вновь опередила его, взяв со стула огромную простыню, разворачивая ее перед мужем, при этом отводя в сторону глаза.

- Я думаю, это излишнее, Зоя. Здесь я как-нибудь сам справлюсь. Вы и так вся промокли, идите лучше переоденьтесь, – протестующее заговорил он, но ответ услышал, что только что «как-нибудь» пытался сам вымыться, результат известен. И Зоя не сомневается, что попытка вытереться без ее помощи может кончиться примерно тем же. Ее тон и попытка изобразить строгую менторшу отчаянно веселили Ковалевского. Ему вообще было как-то странно весело сейчас, и это казалось опасным, - Хорошо, - покорно согласился и поднялся из ванны мужчина, оказываясь в ту же минуту завернутым в белое полотно. Зоины руки быстро заскользили по его телу, растирая и стараясь тем самым согреть. И от этого Григорию, впрямь, вскоре стало совсем тепло. Даже жарко. Настолько, что он, неожиданно для девушки, резко перехватил их и отвел в сторону без дальнейших объяснений. А затем, словно римский император, завернутый в тогу, отошел от Зои подальше к окну и там замер, отвернувшись, стараясь побыстрее привести в порядок своим мысли и чувства.

- Я не сделал вам больно? Просто мне…, - пытаясь подобрать слова, которыми можно было бы объяснить свое внезапно изменившееся поведение, он повернулся к жене, которая растерянно смотрела на него, явно не понимая, что сделала не так, - Просто вы задели ушиб на спине, а он слишком болезненно отозвался. Я не смог сдержаться.

Подбирая подол своего импровизированного одеяния, Ковалевский приблизился к Зое и, взирая на нее сверху вниз, не удержался от того, чтобы пальцами притронуться к ее щеке, тоже немного влажной, ибо девушка провела по ней рукой.

- Спасибо, Зоя.

 Отправлено: 06.11.11 15:14. Заголовок: Даже если бы Зоя вдр..

Даже если бы Зоя вдруг каким-то образом и смогла догадаться о тайных терзаниях, которые снедают Григория, в ту минуту, когда она, совершенно честно пытаясь уберечь мужа от простуды, растирает его плечи и грудь, то навряд ли смогла бы понять их природу. Но эта невинность, а по сути – неведение, была ее же спасением, ибо в противном случае, Зоя оказалась бы очень смущена, осознав подобные же чувства и внутри себя самой. Почти привыкнув к зрелищу обнаженного торса Григория, тем более, уже однажды виденного, Зоя все равно, когда шла к нему с развернутой простыней в руках, несла полотнище так, чтобы оно заведомо закрыло ей весь обзор. Однако прикасаться к нему оказалось куда более волнующим занятием, чем просто смотреть. Простыня была непрозрачна, но совершенно не могла утаить от чутких рук Зои крепких контуров молодого и сильного мужского тела и лишь незначительно ослабляла ощущение влажного тепла, исходящего от его кожи, тонкий аромат хорошего мыла и еще чего-то, чему девушка не сумела бы дать определения, даже если бы и попыталась, потому что некоторые вещи в подобных ситуациях проходят мимо нашего разума, но безошибочно попадают в единственную отведенную им природой цель...

Она уже почти закончила со своими манипуляциями, когда Григорий, резко вдохнув, неожиданно схватил ее за запястья и отвел их прочь от себя, а затем – метнулся к окну и принялся что-то крайне внимательно там разглядывать, в то время как сама Зоя так и осталась стоять возле ванны с разведенными в стороны руками, растерянно взирая на спину супруга. Пояснения, последовавшие через минуту, показались ей какими-то чудными. Доктор ничего не говорил о травме спины, да и никаких ушибов на ней Зоя не видала, хотя только что разглядывала почти в упор. Тем не менее, она поспешила извиниться за доставленное беспокойство и заверить, что ей-то как раз совсем больно не было. Григорий улыбнулся и кивнул, Зоя тоже взглянула на него с улыбкой – в своем наряде из простыни, Ковалевский смотрелся, словно Гай Юлий Цезарь в стенах Сената. Когда она сказала ему об этом, Григорий и вовсе рассмеялся, заметив, что главное, чтобы поблизости не оказался Брут. Магнетическое напряжение, возникшее между ними и ощутимое еще пару минут назад почти физически, как и положено, на расстоянии ослабело, поэтому общаться и шутить обоим стало заметно проще. Но стоило Григорию вновь подойти ближе – и все повторилось. От прикосновения его пальцев к своему лицу Зоя вздрогнула, словно они были горячими и обожгли ее щеку, а при виде темной бездны, которая всего на какой-то миг промелькнула в его смеющемся взоре, у нее вмиг пересохли губы, и девушка невольно облизнула их кончиком языка.

- Не стоит благодарности... – прошептала она и замолкла, не сводя взгляд с его лица. Григорий тоже молчал, рассматривая зачем-то ее губы, а потом – сделал едва заметное встречное движение, склоняясь к девушке чуть ниже. А может, ей это лишь показалось. Так или иначе, выяснить это до конца не удалось, потому что в тот же самый момент за одинаково напряженными спинами супругов Ковалевских раздался легкий скрип открываемой двери, и в комнату неловко, боком, ввалился Прохор, в каждой руке которого было по ведру с водой.

- Не серчай, барин, задержался! А всё бабы-дуры на кухне! Стали переливать воду из большого чана, что на плите стоял, да и опрокинули его как-то на пол, благо, не кипяток, не обварился хоть никто! Пока воду на полу собрали, вновь натаскали, да согрели... – поставив тяжелые ведра на пол, он, наконец, развернулся и, заметив, что Григорий Петрович здесь вообще-то не один, осекся и замер в нерешительности, смущенно кашлянув. - Прощеньица просим-с!

 Отправлено: 07.11.11 14:45. Заголовок: - У тебя совести нет..

- У тебя совести нет, хоть бы послал кого ко мне! – возмутился Ковалевский и, медленно переводя взгляд с Зои на Прохора, постарался придать себе более грозный вид. Получилось или нет, он уверен не был. Прохор, привычный к тому, что сердиться на него по-настоящему барин просто не умеет, сконфузился лишь для вида, пробормотал вполне уместные извинения, и собрался было уже улизнуть из комнаты, когда Григорий остановил его, попросив помочь одеться. Зоя коротко извинилась и наконец-то, покинула комнату мужа, как показалось последнему – с видимым облегчением. По крайней мере, напряжение с ее лица стало сходить.

Спустя еще полчаса, Ковалевский уединился в библиотеке, где и провел время до обеда. В сущности, претендовать на столь серьезное название эта комната не могла – купец Горохов в свое время явно просто пытался механически заполнить книжные полки различными литературными изданиями, но было их все равно мало, и разнообразие заключалось лишь в том, что одни романы были немецкие, другие французские, а третьи – английские. Впрочем, для Григория Петровича это было сейчас не так и важно – он пришел сюда не читать, а спокойно подумать, находясь в тишине. В собственной его комнате в эту минуту шли работы по выдворению медного исполина и приведению в порядок помещения в целом, что раздражало и так взвинченные нервы барина до предела. Впрочем, поддавшись магии места, Ковалевский все же выудил с полки несколько книг и уселся с ними в кресло. Полистав первую, которая оказалась жутким романом анонимного автора «Франкенштейн, или Современный Прометей», Ковалевский тотчас с раздражением отшвырнул ее в сторону. Прочие книги после этого даже не стал раскрывать, хотя и отложил в сторону томик Гофмана, собираясь забрать его с собой. Все же остальное время просто просидел, прикрыв глаза и раздумывая, а больше вспоминая произошедшее с ним за сегодня. В руках он все еще вертел подарок Зои – серебряный портсигар и все гадал, к чему бы это она вдруг? Не давала покоя и еще одна вещь – выражение ее глаз, которое он так и не понял до конца. Зоя словно ждала от него чего-то, но сама не до конца осознавала, чего именно. А он понимал. По крайней мере, то, чего желал бы получить от нее сам. Выходит, он уже довольно давно думает о Зое, как об объекте желания, хоть сам себе в этом признался лишь только что. И то, что она порой вызывает у него неприязнь, просто следствие того, что он сам неприятен ей. Только получается, что и это не совсем верно. Последние недели их семейной жизни показали иное. И можно было надеяться, что его жена теперь видит в нем другого человека. Придя в своих размышлениях к выводу, что сумел-таки примирить Зою со своей натурой, Григорий подумал, что теперь пришло время попытаться добиться большего и от нее. Не сразу. Но со временем.

***
С тех пор, воплощая свою затею в реальность, Ковалевский при всяком удобном случае старался постепенно сокращать расстояние между собою и супругой. Каждое утро при встрече он теперь не просто приветствовал Зою коротким пожатием ее руки, что случалось и раньше, но старался поцеловать ее. Всего лишь прикосновение губами к запястью, но обязательно чуть более долгое и сопровождаемое выразительным взглядом и улыбкой. При этом на словах Ковалевский ничуть не изменял своему ироничному тону, всячески сбивая Зою с толку. Иногда, когда девушка сидела в кресле с книгой или рукоделием, он склонялся над ней сзади и, облокотившись на спинку кресла одной рукой, другой якобы ненароком рассеянно поигрывал ее локоном, при этом серьезно рассуждая о том или ином месте в книге, или расхваливая тонкую работу жены. Были ли честным такое поведение по отношению к девушке? Пожалуй, нет, и Гриша это понимал, но не мог удержаться от своей игры. Ему казалось, и видно не без основания, что Зоя тоже увлеклась ею, по крайней мере – она ничем не выказывала обратного.

 Отправлено: 08.11.11 21:46. Заголовок: С того самого дня, к..

С того самого дня, как спешно покинула, а на самом деле – практически, сбежала из комнаты Григория после внезапного появления в ней Прохора, Зоя словно бы потеряла присущий ей по жизни душевный комфорт, который прежде не могло поколебать, казалось, ничто на свете. Но если, бодрствуя, еще можно было как-то себя отвлечь от постоянных размышлений насчет того, что же именно с нею творится, то, пробираясь в ее ночные видения, мысли эти, словно хитрые искусители, обращались из вполне себе невинных, в такие, о которых наутро, если они не забывались, конечно, бывало неловко и вспомнить. Ей теперь часто снился Григорий. Что было бы вполне объяснимо тем, что супруг, по причине своей болезни все еще проводящий большую часть времени дома, хоть уже и выезжающий иногда по делам, составляет ее основной круг общения. Да только беда была в том, что в снах Зои он отнюдь не только разговаривал с нею… Возможно, кому-то показалось бы смешным, что ее настолько волновали его воображаемые поцелуи и нежные прикосновения, но самой девушке было не до смеха. Ведь она по-прежнему была уверена, что Ковалевский главным образом думает лишь о том, чтобы доказать свое над нею превосходство, отыграться за былые насмешки, пусть даже и сменив немного тактику. Тем более что на словах Григорий бывал с нею все так же ироничен, как и прежде. И Зое все время приходилось держаться настороже. А делать это было теперь сложнее еще и потому, что слова эти странным образом не стыковались с тем, как Ковалевский вел себя, будучи рядом с нею. Не могла же бедная Зоя в открытую спросить, к чему все эти долгие многозначительные взгляды, внезапные паузы и едва ощутимые двусмысленности в обращенных к ней речах?! Да он бы просто посмеялся над нею, выставил в очередной раз самовлюбленной дурочкой, которой только и видится, что все вокруг пылают от страсти нежной лишь при одном ее виде. Впрочем, представлять, что она – возможно – немного волнует кровь Григория, пусть хоть и против его воли, было неожиданно приятно. Поэтому, даже если это было ее заблуждением, девушка не спешила развеять его, не замечая, как сама все больше втягивается в затеянную Григорием игру и даже получает от нее удовольствие.

Тем временем уж приближалось и лето. Весна, исполнив свое обещание быть дружной да ранней, столь же последовательно и неумолимо продвигалась вперед, стирая на своем пути и из памяти все следы недавнего правления зимы, сдувая их прочь теплыми апрельскими ветрами, отмывая майскими дождиками, совершенно не похожими своим жизнерадостным характером на понурых и меланхоличных ноябрьских собратьев… В начале мая окончательно потеплело. Слуги повытаскивали зимние рамы из окон, отмыв до блеска стекла оставшихся. И теперь они весело поблескивали в лучах весеннего закатного солнца, которые совершенно по-хозяйски врывались в окна барского дома, не встречая преграды, ибо листья на деревьях еще не успели распуститься. И один из них, видимо, наиболее любопытный, плавно перемещаясь по столовой, где в этот вечерний час собрались на чаепитие супруги Ковалевские, планомерно исследовал на ощупь сперва противоположную окну стену с висящими на ней Зоиными акварелями, затем блестящий медный самовар на столе, потом окунулся в тонкую белую фарфоровую чашку мадам Ковалевской, растворившись в ней и сообщая налитому туда чаю красивый то ли янтарный, то ли медовый оттенок. С интересом наблюдая за этим неторопливым «лазутчиком», Зоя, украдкой посматривая периодически на сидящего напротив Григория, дожидалась мгновения, когда лучик доберется и до его лица, желая посмотреть, сообщит ли он точно такой же цвет и его карим глазам. А он, попивая свой чай, так же украдкой иногда глядел на Зою. И иногда, встречаясь взглядами, молодые люди смущенно улыбались и отводили их в сторону, делая вид, что ничего особенного не происходит. Собственно, ничего и не происходило. Всего лишь обычное семейное чаепитие. Только вот в последнее время любой момент, когда Зоя и Григорий оказывались наедине, пространство вокруг них словно бы сгущалось, становилось вязким и насыщенным теми особыми искрами, которые возникают между мужчиной и женщиной лишь тогда, когда их неудержимо тянет друг к другу, даже если они готовы клятвенно уверять в обратном.

 Отправлено: 10.11.11 23:59. Заголовок: В комнате было тихо,..

В комнате было тихо, ведь оба супруга молчали, и при этом – полно звуков. Вот чуть слышно звякнула чашка, поставленная Зоей на блюдце, вот где-то у раскрытого окна прожужжала муха, а на стене в углу тихо и мерно тикают часы. Тишина, покой и почти семейная идиллия. Ковалевский опустил свою чашку на стол и взглянул на Зою, которая в тот же момент немедленно отвела свой взгляд от него. Эта игра продолжалась почти весь ужин, хотя никто из них вовсе и не собирался ее начинать. Наконец, Гриша отложил салфетку, и откинувшись на спинку стула, открыто посмотрел на свою жену:

- Зоя, а не позвать ли нам гостей?! Что вы на это скажете, а? – далее Ковалевский сразу же стал перечислять причины, по которым это непременно стоило сделать. Во-первых, ему просто не терпится похвастать перед соседями, как Зоя устроила дом. Он так и сказал «похвастать» - с оттенком гордости и удовольствия, чем немедленно заслужил ответную довольную улыбку жены. Во-вторых, и Ковалевский намеренно выделил это интонацией, ему хочется сделать Зое приятное и развлечь ее, пусть и таким нехитрым образом. А в-третьих – в-третьих, вся округа слышала про несчастье с Григорием Петровичем, стало быть, неплохо бы показать людям, что нынче он жив-здоров. Тем более соседи не раз справлялись в письмах о его самочувствии, нельзя же их любопытство оставить без внимания? Разумеется, такое количество веских аргументов убедило Зою, и она согласилась, что идея Григория хороша. Обсудив все значительные и не очень детали, супруги пришли к выводу, что самое лучшее – это позвать всех на будущее воскресенье. Были разосланы пригласительные письма, а пару из них Ковалевский даже отвез самолично, объясняя Зое, что сидеть дома больше не может и хоть до ближних соседских усадеб, но прогуляться должен. Одними из тех, к кому он вскоре и отправился, были Бениславские, у которых до сих пор, как выяснилось, гостил их родственник. Встретившись с Ромашовым, Григорий Петрович повел себя так, словно ничего между ними и не случилось. Впрочем, это ведь и на самом деле было так. И Ковалевский не раз уже корил себя за несдержанность, вспоминая ту их встречу. К счастью, сам Ромашов, кажется, тоже не стремился вспоминать тот эпизод, поэтому обошлось даже без извинений. Распрощавшись с Бениславскими, Григорий направился в имение Натальи Осиповны Хвощинской, где так же, лично, передал хозяйке приглашение, писанное от своего и супруги имени.

А далее всю неделю в доме совершались какие-то приятные хлопоты, и царило праздничное настроение, сравнимое лишь с детским ожиданием Рождества. Зоя была вся поглощена предстоящим событием, ибо задалась целью устроить праздник чуть ли не со столичным размахом. Дом, который и так успел с ее легкой руки преобразиться, за эти дни изменился еще сильнее. И Ковалевский даже иногда спрашивал себя, возвращаясь из конторы или поля, что же еще она придумает за этот день? Утром воскресенья он собственноручно собрал и преподнес жене букет полевых цветов, и они тут же перекочевали в вазу на столик в гостиной. А сама Зоя в то утро была изумительно хороша в светлом платье с синими вышитыми цветами, почти такими же яркими, как и ее глаза, и Григорий не удержался, чтобы не выдернуть из букета один василек и не прикрепить его к прическе своей прекрасной дамы.

 Отправлено: 14.11.11 21:37. Заголовок: Предложение Григория..

Предложение Григория, действительно, было неожиданным. Но, выслушав его доводы – точнее, не найдя, что на них возразить от удивления, вызванного подобной переменой в его привычках, Зоя ответила на него согласием. И даже сдержалась, не позволив себе задать мужу вопрос, который буквально повис в воздухе – а не его ли собственный обычай сторониться общества в свое время заставил Ковалевского поселиться в столь удаленной от столицы глуши, а потом и Зою туда за собой утянуть? Чем же вызвано то, что теперь ему захотелось этого самого общества? Однажды он сам назвал себя в разговоре с нею «медведем». Нынче же хочет пригласить в свою «берлогу» гостей – не чудо ли?! Но оно поразило девушку все же меньше, чем слова Григория о том, что грядущим балом он не только преследует все вышеперечисленные – вполне объяснимые с точки зрения разума – цели, но еще и просто хочет сделать приятное ей самой. И то, что он думает об этом, уже было Зое несказанно приятно. Поэтому всю следующую неделю она порхала, словно на крыльях, подготавливая дом к балу, который, несомненно, должен будет потрясти всю округу. Уж она-то знает, что для этого надо сделать! И добилась-таки своего.

Гостей ждали к десяти часам пополудни, что было по местным меркам довольно необычно. Сельская жизнь более подчинена законам природы, нежели в столицах, поэтому и спать здесь ложатся чаще всего рано, а не как в Петербурге, где иногда кажется, что светское общество сговорилось промеж себя поменять местами день и ночь, бодрствуя и предаваясь развлечениям до рассвета и восставая ото сна ближе к обеду. Тем не менее, от приглашения, высланного Ковалевскими, не отказался никто. Равно, как никто из гостей не был разочарован в своих ожиданиях относительно грядущего торжества. Под бальную залу хозяйка определила самую большую из гостиных, ярко освещенную сегодня вечером многими свечами в тщательно начищенных канделябрах и искусно декорированную гирляндами из весенних цветов, которые стояли также повсюду и в вазах в виде букетов. Всю мебель, чтобы не мешать будущим танцам, из комнаты вынесли, оставив лишь скамьи с набросанными на них мягкими подушками, вдоль стен, да несколько стульев в углу, предназначенных для выписанного из самого Пскова струнного квартета губернского дворянского собрания. С этим Зое помог господин Бениславский, который и подсказал, кстати, эту идею, когда девушка посетовала ему, что не знает, где найти музыкантов для праздника. Поэтому гостей нынче встречали не только радушные хозяева на пороге дома, но и льющиеся откуда-то из его глубины чарующие мелодии Вивальди и Моцарта.

Свое утреннее белое платье с синими васильками, которое, знала, очень к ней шло, оттого и надела нынче утром, Зоя уже сменила на тоже светлое, но теперь нежного персикового оттенка, привезенного ею из Петербурга, но еще ни разу не надеванного. Ведь это был лишь второй бал, на котором она присутствовала с тех пор, как превратилась в мадам Ковалевскую. В прошлый раз, перед визитом к Бениславским, Зоя думала надеть именно его, но потом отложила до лучших времен. И правильно сделала. Ибо теперь было, несомненно, еще приятнее оттого как на нее периодически поглядывает муж, когда думает, что она увлечена встречей гостей. Ведь в глазах Григория была в такие моменты неприкрытая гордость за нее. И восхищение. А уж чем – ее ли красотой, либо результатом ее усилий в качестве хозяйки, Зоя определить не могла. А он не признавался, противный. И это было одним из двух моментов, которые чуть омрачали торжество мадам Ковалевской нынче вечером. Вторым было присутствие мадам Хвощинской, которая за то время, что Зоя ее не видела, окончательно «вписалась» вновь в светскую жизнь после траурного уединения. И следовало признать, блестяще. Наталья Осиповна, хоть и была старше Зои – возможно, лет на шесть, ничуть не выглядела от этого хуже. Напротив, словно бы находилась в самом расцвете своей красоты и, кажется, умело этим пользовалась, как и своим положением незамужней дамы, привлекающей внимание присутствующих кавалеров, в которых немедля пробуждается в таких случаях природный инстинкт. Нет, мадам Осипова не допустила ни одного faux pas, виртуозно и при этом в рамках самых строгих приличий кокетничая с ними, даже на Зоин весьма придирчивый взгляд. Раздражало другое. Когда-то и сама владея этим искусством не хуже, в нынешнем своем положении замужней дамы, Зоя подобного позволить себе не могла. Однако быть даже не второй, а равной кому-либо – не привыкла. Только лучшей. Но самое обидное было то, что через какое-то время и Григорий словно бы поддался общему наваждению и тоже чуть не в открытую принялся проявлять к Наталье Осиповне повышенные знаки внимания, в то время как Зоя по-прежнему занималась лишь тем, что развлекала гостей, перемещаясь от одной группки к другой. Так было до торжественного ужина, то же продолжилось и, собственно, тогда, когда начался бал. В какой-то из его моментов, когда Зоя ненадолго утратила концентрацию, и на лице ее отразилась тень недовольства, это успел заметить и Поль Ромашов, который до того лишь издали взирал на нее, не рискуя подойти. Вероятно, опасаясь повторения скандала. Но тут, наконец, отважился и сразу поинтересовался, чем она так огорчена. Зоя ответила, что просто немного устала от хлопот.

- В таком случае, вероятно, и моя надежда на то, чтобы испытать несколько счастливых минут нынешним вечером, пойдет прахом, - вздохнул Павел Николаевич.

- Я не понимаю вас, Поль, - занятая наблюдением за Хвощинской и мужем, девушка, в самом деле, не слишком была расположена разгадывать его словесные шарады. – Вам кажется скучен наш бал?

- Ну что вы, Зоя Филипповна! Бал великолепен, и все это время я мечтал лишь о том, чтобы пригласить вас на танец. Но если вы устали, это будет невозможным…

- Почему? – она отвлеклась от смеющихся Григория и Натальи Осиповны и посмотрела на него, не без раздражения отметив, что Поль выражением лица чем-то напоминает собаку сен-бернарской породы. И раньше, в Париже, впрочем, напоминал, но прошлые их встречи это нелестное сходство будто бы переставало быть заметным, а теперь вдруг появилось вновь. Впрочем… - Нет, Павел Николаевич, я могу быть сколько угодно уставшей, но это никогда не остановит меня в желании танцевать, - Зоя кокетливо улыбнулась враз воссиявшему улыбкой Ромашову, а про себя подумала, что он если бы у него был хвост, то теперь он, верно, бы им изо всех сил принялся размахивать. – Так что ваша мечта не так уж и неосуществима, милостивый государь! Дерзайте!

 Отправлено: 15.11.11 13:20. Заголовок: - Значит, вы решилис..

- Значит, вы решились и покинете нас, Наталья Осиповна? Что ж, нам останется только сожалеть о подобной утрате. А ваши дела я уже почти уладил, можете не волноваться.

- Однако мне жаль, что не вы решили купить мои земли, Григорий Петрович. Я была бы более спокойной и довольной, - мадам Хвощинская стояла подле Ковалевского и рассеянно рассматривала вазу с цветами. Эта женщина, как подметила Зоя, совершенно оправилась и влилась вновь в светскую круговерть, если здешние мероприятия можно было относить к таковым. Но при этом она ужасно тяготилась местным обществом, которое смотрело на нее с неким осуждением. Всем было в округе известно, что Хвощинская не любила мужа, а когда тот умер – вздохнула с облегчением. Ее за это многие осуждали, не пытаясь понять, каким ужасным был ее брак. Единственный человек, с которым однажды себе позволила заговорить на эту тему Наталья Осиповна, стоял теперь рядом с нею и слушал о ее планах. Однажды, отвечая на вопрос Ковалевского, почему она живет отшельницей, мадам Хвощинская ответила в шутку, что здешние люди считают ее проклятой, ибо она изводит мужчин. Сначала, несколько лет назад умер ее папенька, потом брат, а затем, вот – муж. Григорий тогда только посмеялся над суевериями и сказал, что нисколько ее не боится. Правда, неделю назад, когда заехал пригласить соседку к ним в гости, почти серьезно спросил у нее, не Наталья ли Осиповна, часом, навлекла на него беду с пожаром?

Так или иначе, но эта женщина уже давно решила покинуть деревню и не просто покинуть, но расстаться с ней навсегда. Продать земли и имение она хотела именноГригорию Петровичу, но тот решительно отказался, зато предложил свою помощь в этом деле.

- Вы ведь знаете, мне ваши земли ни к чему, а человек, с которым я договорился, сумеет позаботиться и не растратить, а приумножить. К тому же – он заплатил намного больше, чем можно было ожидать.

- Верно, все это верно… А-а, смотрите, ваша жена, кажется, вас ревнует, - тихо заметила мадам Хвощинская, перехватив Зоин немного колючий взгляд, и удивленно посмотрела на Ковалевского, который усмехнулся, а потом, взглянув на спутника жены, одарил его примерно таким же взглядом, - А вы ревнуете ее! Это мило!

Женщина искренне забавлялась, наблюдая эту сцену. Лицо Григория и впрямь приобрело на несколько секунд то мрачное выражение, которое появлялось у него в минуты крайнего раздражения. Но он тут же подавил в себе этот желчный приступ, стараясь мягко ответить Хвощинской:

- Это невозможно по нескольким причинам, Наталья Осиповна! Во-первых, взгляните на спутника моей жены – это же невнятный мальчишка, - Наталья Осиповна фыркнула, как кошка, на замечание Ковалевского в адрес Поля, но ничего добавлять не стала, - Во-вторых, для ревности надо быть влюбленными, а мы с Зоей Филипповной придерживаемся здравых отношений.

- О да, - протянула Хвощинская и рассмеялась, - Идите, и пригласите жену на танец, чтобы доказать мне это. Иначе Ромашов опять весь вечер проведет подле нее, как у Бениславских.

Меткое слово дамы попало в цель, и Гриша, склонившись над рукой гостьи и испросив обещание подарить ему один танец, направился к жене.

- Сударыня, не окажете ли честь танцевать со мною? - Ковалевский лишь кивком обозначил, что заметил присутствие возле Зои Ромашова, но даже не обратил внимания, как изменилось и погрустнело лицо «ручного песика» его супруги. Зоя же, словно колебалась – дать согласие или нет, но после вложила ладонь в руку мужа, и он проводил ее до залы, где пары как раз начали выстраиваться для контрданса.

- Прекрасный вечер, Зоя Филипповна. Вы довольны им, душа моя?

 Отправлено: 15.11.11 21:40. Заголовок: Видимо, не смея до к..

Видимо, не смея до конца поверить своей удаче, Поль на какую-то минуту замешкался с приглашением на танец, взирая на смеющуюся Зою с неприкрытым восхищением. Но именно эта небольшая заминка стала для него фатальной, ибо, прежде чем он успел что-либо произнести, за его спиной бесшумно, словно бы из воздуха соткался Григорий Петрович. И все надежды молодого повесы пошли прахом. Впрочем, несмотря на то, что мадам Ковалевская не успела принять приглашения, а значит – была вольна дать согласие другому кавалеру, создавшаяся ситуация все равно выглядела немного неловкой. Да и Григорий вел себя так, словно и не сомневался в ее согласии танцевать с ним. И это задело самолюбие Зои, которое к тому ж уже и без того было растравлено ревностью, хоть и не признаваемой даже перед самой собой. Поэтому первым инстинктивным порывом было отказать. И лишь нежелание испортить прекрасно начавшийся вечер неизбежным в этом случае скандалом удержало ее. Взглядом извинившись перед огорченным Ромашовым, Зоя вложила руку в протянутую ей ладонь мужа и пошла за ним, сдержанно улыбаясь и кивая, когда кто-нибудь из гостей окликал ее и даже говоря что-то в ответ. Внутри же, тщательно сдерживаемое, потихоньку начинало закипать раздражение. Особенно оно усилилось, когда, уже стоя в паре напротив супруга перед началом танца, Зоя поймала обращенный на нее из глубины зала, насмешливый, как показалось, взор мадам Осиповой, которая и не подумала отвести его в сторону, когда поняла, что обнаружена в своем любопытстве, а, напротив, лишь шире улыбнулась мадам Ковалевской и даже едва заметно ей подмигнула, что было совсем уж ни в какие ворота. Уж в ее-то одобрении своих действий Зоя нуждалась сейчас меньше всего. Тем временем заиграла музыка, Григорий взял ее за руки и они закружились в незатейливых фигурах этого милого танца.

- Пожалуй, Григорий Петрович, - ответ на свой вопрос Ковалевский получил не сразу. Зоя опять словно бы раздумывала над ним некоторое время.

На самом же деле изо всех сил боролась с желанием все же высказать как-то свое неудовольствие поведением супруга нынешним вечером, а именно тем, что он уделял ей меньше внимания, чем она рассчитывала получить. Однако не знала, как облечь это в слова, чтобы не дать Григорию повода думать, что для нее это может быть по какой-либо причине важно. Наконец, когда они вновь сошлись вдвоем в одной из позиций, решила, что придумала.

- А, что, Наталья Осиповна не танцует сегодня вечером? – как бы невзначай поинтересовалась она. Григорий взглянул на нее удивленно. – Просто вы с ней нынче столько времени провели в беседе, совершенно очевидно приятной обоим, что мне показалось бы естественным, если бы вы затем пригласили на танец ее, а не меня. Как вежливый хозяин - свою гостью, разумеется.

 Отправлено: 20.11.11 20:39. Заголовок: - А мне показалось е..

- А мне показалось естественным пригласить танцевать жену. Впервые, кстати. Да и почему же вы думаете, что я не пригласил мадам Хвощинскую? Пригласил. Наталья Осиповна обещала мне мазурку, - доверительно сообщил Гриша своей супруге и добродушно улыбнулся, прежде чем они снова разошлись в разные стороны. Разговор их получался несколько обрывочным, так как постоянная смена фигур и достаточно быстрый темп музыки не позволяли вести обычную размеренную беседу. Ответить мадам Ковалевская не успела, но взгляд ее был более чем красноречив – чуть сдвинутые брови и ставшие темно-синими глаза – и подозрение, которое заронила Хвощинская в его разум, снова дало о себе знать. «Возможно ли это?» - спрашивал себя Григорий и тут же отрицал. Нет, пожалуй, этого быть не могло. Зоя, при всех стараниях Ковалевского хоть как-то заронить в ее душу интерес к его особе, скорее стала терпимее относиться к мужу, но и не более. Зато теперь, когда она поинтересовалась о Наталье Осиповне и их беседе, Грише почудилась в ее голосе странная, напряженная интонация, которую она пыталась скрыть за смешком.

- Но ведь вы по мне не скучали? У вас тоже был весьма занимательный кавалер и тоже отчего-то не танцует, - Зоя одарила своего поклонника рассеянным взглядом и изящным движением плеч показала, что ей это безразлично. Грише даже стало немного жаль Ромашова, но чувство это длилось лишь мгновение, пока они с Зоей вновь не переменились местами. Музыка становилась все живее, и разговаривать уже было почти невозможно, поэтому господин Ковалевский полностью отдался танцу и следил теперь лишь за своей партнершей. Зоя, для которой подобные развлечения когда-то были самым обычным, чуть ли не повседневным делом, с явным удовольствием предавалась ему и теперь. Но вот о чем в эту минуту подумал сам Ковалевский, сильно его удивило – ему вдруг захотелось обнять жену, вот прямо сейчас, посреди танца, такую веселую и смеющуюся. Все это время их физический контакт сводился лишь к соприкосновению рук. Но каждый раз Григорий пытался удержать ее ладошки на долю секунды дольше положенного. Наверное, из-за этого Зоя была уверена, что он начисто лишен чувства ритма и музыкального слуха, хотя и ни разу и не сбился в танце за это время. Когда же музыка прекратилась, и все дружно стали аплодировать своим партнерам и друг другу, весело переговариваясь, Ковалевский, не преминув воспользоваться правами супруга, поочередно припал губами к рукам Зои, чем, наверняка, изрядно удивил ее.


- Ангел мой, не откажите мне в очередном капризе? Вы еще никому не обещали вальс? – «никому» Гриша выделил голосом особенно и, улыбаясь, с некоторым вызовом, ждал теперь ответа.

 Отправлено: 21.11.11 21:30. Заголовок: То, что Григорий буд..

То, что Григорий будет танцевать с Натальей Осиповной именно мазурку, как и следовало ожидать, совсем не порадовало Зою. Еще бы! Ведь это один из главных – «больших» бальных танцев, к тому же, пожалуй, всегда нравился ей больше прочих. Еще больше задевало то, что он сообщал ей об этом, как показалось воспаленному ревностью воображению мадам Ковалевской, с нескрываемым удовольствием. Наверное, следовало бы ответить на это какой-то колкостью, ведь и Григорий явно стремился уязвить своим поступком ее самолюбие – и, надо сказать, добился своего. Поэтому, выделывая танцевальные па, Зоя мысленно пыталась придумать что-нибудь этакое в ответ, но с ужасом осознавала, что не может! Мало того, от этой пустячной обиды – подумаешь, танец, да Ромашов будет счастлив танцевать с ней эту мазурку! – готова была практически разреветься, и справилась с собой лишь сосредоточившись полностью на последовательности смены фигур и переходов контрданса. При этом лицо ее ни на секунду не покидала, словно намертво пришитая к губам, улыбка – выдержка прежде всего! Особенно сейчас! И пусть все думают, что нет в зале женщины счастливее, чем хозяйка дома, даже если на душе ее скребутся острыми коготками ревность и обида на того, кто сейчас так уверенно ведет ее в этом танце, сколько бы это испытание ее терпения не продолжалось…

- Что вы сказали, вальс? – а вот про вальс она, и в самом деле, почему-то забыла! Как и о том, что в Петербурге и в Париже кавалеры готовы были пристрелить друг дружку на дуэли, борясь за право танцевать его именно с мадемуазель Даниловой. – Чтобы проверить, мне нужно заглянуть в бальную книжку, - «…хотя вальс там совершенно свободен». – Что же, вам повезло, мой друг! – с легкой улыбкой проговорила Зоя через пару секунд, убирая подальше в потайной кармашек в складках пышной юбки компрометирующий ее маленький изящный буклетик, который только что демонстративно перелистывала перед Ковалевским. – Мой вальс никому не обещан, так что я вполне могу пообещать его и вам.

 Отправлено: 22.11.11 22:08. Заголовок: Зоя искала «подтверж..

Зоя искала «подтверждение» в своей книжице, куда Ковалевский, стоя рядом, с высоты своего роста невольно подглядел, поэтому теперь ожидал вполне предсказуемого решения с покорным, но лукавым выражением на лице.

- Я так счастлив, мой друг! – в тон жене ответил Григорий, и они вновь разошлись в разные стороны до вальса. Весь оставшийся вечер он провел в компании господина Бениславского и еще одного помещика, с которыми он обсуждал сначала дела политические, потом хозяйственные, а потом и вовсе перешли на анекдоты из собственной жизни. Только когда наступило время мазурки, Григорий Петрович на время оставил своих собеседников, чтобы вновь позволить себе насладиться обществом Натальи Осиповны. А после, когда дошла очередь и до вальса, Ковалевский отыскал и свою супругу.

Распорядитель бала, странный старичок, которого невесть где нашла Зоя, торжественно объявил начало танца, и пары, уже занявшие места, так же торжественно закружились под музыку. Однако теперь, когда они оказались так близко и, казалось бы, могли, наконец, спокойно побеседовать, как это делали многие пары, тихо переговариваясь между собой, у четы Ковалевских будто бы вовсе не находилось слов друг для друга.

Многие считают вальс слишком фривольным танцем. В Петербурге девицы танцуют его только под надзором мамаш, которые в лорнеты ревностно следят за положением рук кавалера точно на талии дочери. Здесь, в деревне, не были столь строги к правилам, поэтому участие в новомодном танце с радостью принимали не только молодые. Но для Григория сейчас все это было так далеко и так не важно! В то время как все вокруг развлекались, сам он был абсолютно серьезен. Однако чувствовал, что и супруга его растеряла вдруг все свое веселье. Одна ее ладонь покоилась у него на плече, и даже через ткань одежды мужчина ощущал ее тепло и легкий трепет, свободной же рукой Зоя придерживала подол платья. В этом вальсе она казалась ему совершенно невесомой и хрупкой. Поэтому, уверенно ведя жену в танце, Ковалевский вместе с тем старался лишь едва ее касаться, словно бы из опасения, что одно неверное движение, и она может сломаться у него в руках.

 Отправлено: 23.11.11 21:07. Заголовок: Кружиться и порхать ..

Кружиться и порхать в изящном вальсе – совсем иное ощущение, нежели отплясывать простоватый деревенский танец, который, конечно, великолепно поднимает настроение, но не способен подарить волнующего ощущения уединения с партнером, несмотря на присутствие в зале десятков других людей. А надо сказать, что именно это чувство с головой захватило Зою, стоило раздаться первым звукам прелестной мелодии. Оказалось, что Григорий прекрасно умеет вальсировать, и сейчас мадам Ковалевской вовсе бы не пришло на ум извечное сравнение супруга с неуклюжим медведем. Да ей вообще в эти минуты мало что шло на ум, особенно же тяжело давались слова. И дело было даже не в том, что она слегка запыхалась от затейливых пируэтов. Говорить мешало те самые, уже не раз испытанные, стоило лишь ему оказаться чуть ближе, чем это привычно, смущение и робость перед Григорием, природу которых Зоя все еще затруднялась облечь в понятные уму определения, понимая про себя сейчас лишь одно: эти ощущения ей отчего-то приятны. А еще она чувствовала, что в своих переживаниях на этот счет вовсе даже не одинока. Григорий прекрасно танцевал, но был в эти минуты танца тоже чуть более чем обычно скован и тоже все никак не мог начать разговор. А уж это было совсем необычно для него, никогда не лезущего за словом в карман. Посему вальс, вскоре и завершившийся, так и остался для супругов Ковалевских полон тех блаженных догадок и невысказанных мыслей, которые не гасят, а лишь сильнее высекают искры взаимного интереса, который того и гляди, обернется чем-то еще, не менее сладостным и волнующим.

Более пересечься до окончания бала Зое и Григорию толком не удалось, да и потом пришло хлопотное время, когда хозяевам необходимо проводить гостей с неменьшим почетом, чем их встретили, а потому Ковалевские, казалось, уже и забыли вовсе о том магнетическом притяжении, что возникло между ними некоторое время тому назад и вновь держались друг с другом обычно. Но вот, экипажи последних гостей скрылись за поворотом подъездной аллеи их усадьбы, слуги понемногу занялись уборкой, и непривычная этому дому суета тоже стала постепенно сходить на нет. Зоя и Григорий все это время находились в кабинете Ковалевского, вполне дружелюбно обсуждая между собой только что пережитые события, делясь впечатлениями и рассказывая все то интересное, что каждому из них довелось услышать в отсутствие другого. Беседа неожиданно получилась настолько непринужденной, что, в конечном счете, Григорий даже попросил у жены разрешения стянуть с себя фрак и освободить шею от повязанного изящным, но довольно тугим узлом галстука.

- Можете делать, как вам угодно, - улыбнулась в ответ мадам Ковалевская, украдкой затем наблюдая за действиями мужа и отмечая про себя, как тому идет быть просто в жилете и сорочке с чуть распахнутым воротом. – Тем более что это дает мне право осуществить и собственную давнюю мечту – снять эти проклятые бальные туфли, - она чуть высунула из-под пышной юбки ножку и указала на нее взглядом. – Очень красивые, но такие неудобные!

Присев на краешек кресла, Зоя изящно, словно балетная танцовщица, склонилась и, вновь приподняв край кринолина, стала развязывать оплетающие ее точеные лодыжки шелковые ленты, две из которых тотчас же коварно затянулись каким-то нелепым узлом у самой стопы так, что высвободить ногу из туфельки стало весьма затруднительно.

- Ну вот, как всегда! - раздосадовано вздохнула девушка, потом, словно бы задумалась на секунду и вдруг проговорила, оборачиваясь к супругу. – Но, может быть, вы будете так любезны, что сами поможете мне выпутаться из этих тенет, сударь?

 Отправлено: 24.11.11 23:39. Заголовок: На столе стояли опус..

На столе стояли опустевшие чашки из-под чая, который Мавра принесла господам, заварив его с мятой и смородиной. «Чтобы лучше спалось!» - пояснила старая кухарка, самолично устраивая поднос с чашками на столе в кабинете Ковалевского. Он лишь усмехнулся заботам старушки, которую помнил с раннего детства, и которая когда-то была его второй нянькой. А когда она ушла, рассказал Зое несколько забавных историй из своего детства, участницей которых была Мавра, частенько оказывавшая решительное заступничество маленькому барчуку перед его строгим папашей, если мальчишке случалось нашкодить.

Как всегда, после шумного вечера, в опустевшем доме стало тихо и как-то интимно-уютно. Таким же уютным получался и разговор Ковалевского с Зоей, и свидетелем ему был лишь теплый весенний вечер, который заглядывал в приоткрытое окно. Григорий поинтересовался у супруги, не дует ли ей, но она ответила, что все как раз очень даже хорошо – запахи свежей зелени в остывающей прохладе вечера приятно будоражили обоняние.

- Вы позволите? – сегодняшний приятный вечер стал бы еще в десять раз лучше, если бы у Ковалевского появилась возможность надеть домашний шлафор, но в бальной зале он был слегка не к месту. Приталенный выходной фрак ужасно стеснял и теперь, поэтому, получив от жены разрешение, он с наслаждением стянул его с себя и повесил на спинку кресла, расправляя складки и мысленно желая себе еще не скоро вновь оказаться в плену этого наряда. Но тут и Зоя пожаловалась на переносимую ею пытку.

- Вот, что за радость вам, женщинам, носить эти «испанские сапожки»?! – Ковалевский опустился перед женой на корточки и поставил ее маленькую ножку к себе на колено, чтобы было удобнее справиться со спутанными завязками. Однако, непривычные к такому занятию, мужские пальцы не сразу смогли справиться с узелком на лентах. Впрочем, Ковалевский нарочно не спешил. Развязав его, Гриша, удерживая ногу жены за лодыжку, медленно стянул с нее туфельку и поставил на пол рядом с собой. Под тонким белоснежным чулком на лодыжке Зои были отчетливо видны следы перетяжек от шелковых завязок. Поддавшись какому-то внезапному порыву, Ковалевский тронул их пальцами свободной руки – сначала только подушечками пальцев, и тут же ощутил, как от этого невесомого прикосновения вздрогнула Зоя. И тогда он, уже более решительно опустив ладонь на затекшую ножку жены, лаская, стал растирать ее, постепенно позволяя руке подняться чуть выше – на какую-то пару сантиметров. И ему не надо было даже сейчас поднимать глаза к ее лицу, чтобы понять, что Зоя охвачена тем же приятным трепетом, который постепенно наполнял и его кровь, тревожил и туманил рассудок. Впервые со знаменательного «банного дня» Ковалевский вновь испытывал это странное, двоякое чувство. С одной стороны, казалось, что сейчас ему позволено многое, что Зоя, сделай он более смелый шаг, не оттолкнет его. Но с другой стороны было понятно и то, что между ними все еще нет полного доверия. И если их близость случится сейчас, то будет она лишь физической, удовлетворение которой может стать своего рода преградой к дальнейшему их сближению.

А потому, он поспешно убрал ладонь, опустил ногу жены на пол, после чего проворно, почти не дотрагиваясь, развязал ленты второй туфельки, предоставляя Зое самой избавиться от мучительницы. Затем поднялся и, одернув брюки, отошел к окну, повернувшись вновь к жене лишь после того, как досчитал до тридцати. И увидел, что она все так и сидит – с одной неснятой туфелькой и растерянным взглядом, всем своим видом словно бы вопрошая его – что же сейчас здесь случилось?

- Уже поздно, и вы, верно, устали, мой ангел? Хотите, я провожу вас наверх? – вопрос был задан тихим голосом, с явными нотками сожаления. Только о чем он сожалел – о том, что не позволил себе большего или о том, что решился на слишком многое, так и осталось неясным.

 Отправлено: 28.11.11 22:29. Заголовок: Растерянность, должн..

Растерянность, должно быть, отразившаяся в ее взгляде, когда Григорий, наконец, вновь заговорил с нею, на самом деле, являлась лишь одной из многих составляющих той сложной эмоции, которая до сих пор владела всем существом Зои. Прочими ее компонентами были восторг, смущение, нетерпение и даже досада – оттого, что все так внезапно закончилось. Что именно – «все», одним словом тоже определить казалось затруднительно, однако Зоя вдруг поймала себя на том, что была бы совсем не против, если бы на этот раз ее муж проявил хотя бы чуточку больше настойчивости, и тогда… При мысли о том, что могло бы произойти тогда, сердце мадам Ковалевской неизменно замирало, а потом, совершив акробатический кульбит, начинало стучать часто-часто и где-то, почти у самого горла.

Надо сказать, что Григорий – когда обернулся и вновь заговорил с ней, выглядел внешне вполне спокойным. Из чего Зоя сделала вывод, что подобное постыдное волнение охватило одну лишь ее, что, несомненно, является проявлением какого-то тайного, неведомого ей прежде в себе порока, и смутилась от этого еще сильнее, поспешно отводя взор от лица мужа, только что любезно предложившего проводить ее до спальной комнаты. Невинное, вроде бы, предложение, однако только что обнаруженная внутренняя «испорченность» немедленно вновь направила мысли мадам Ковалевской во вполне определенном направлении. Вдруг, это предложение – всего лишь повод для чего-то большего, и если она согласится то…

- Да, хочу! – услышала Зоя чей-то голос и лишь через мгновение поняла, что он принадлежит ей самой. Григорий с улыбкой протянул ей руку, чтобы помочь подняться. – Погодите, я же не могу вот так, босиком, - посетовала девушка, и он согласно кивнул, признавая этот аргумент достаточно весомым, но все то время, пока она пыталась вновь как-нибудь побыстрее обмотать вокруг щиколоток завязки туфелек, внимательно наблюдал за этими нехитрыми действиями, хотя помощи больше и не предлагал. – Ну, вот и все, главное – это потом их снова распутать, - проговорила Зоя, поднимаясь на ноги и опираясь рукой на подставленный супругом локоть.

До лестницы, ведущей на второй этаж, дошли молча, быстро и без приключений. Однако на ее крутых ступеньках судьба все же, видимо, решила то ли посмеяться над Зоей, то ли испытать еще раз на прочность выдержку ее мужа. Потому что именно теперь, пока они шли, одна из скользких шелковых тесемок, завязанных наспех, чтобы не задерживаться, выскочила из ослабшего узелка и, незаметная под пышными юбками, некоторое время просто волочилась по полу, чтобы коварно напомнить о себе на лестнице, когда, шагая вверх, Зоя каким-то образом наступила на нее и уже на следующем шаге, словно стреноженный жеребенок, оказалась перед опешившим Григорием, идущим чуть ниже, на четвереньках – в самом неавантажном ракурсе, притом еще пребольно стукнувшись о ребро ступени коленкой.

 Отправлено: 28.11.11 23:56. Заголовок: Он даже не успел уло..

Он даже не успел уловить момент, когда Зоя, шествовавшая перед ним, вдруг куда-то пропала. Можно сказать, провалилась сквозь землю – или попыталась это сделать, ведь иначе и не объяснишь ее резкое исчезновение, сопровождаемое приглушенным ойканием.

- Господи, вы не ушиблись, Зоя? – он присел на ступеньку возле жены, на лице которой вместе с гримасой страдания физического, отражалось и страдание душевное. Ковалевский прекрасно понял, что она ужасно не хочет выглядеть в его глазах неуклюжей, - Вы были правы, когда говорили, что эту лестницу нужно переделать. Давайте, я помогу вам подняться? - придерживая за обе руки, он помог жене встать. Но стоило только Зое принять вертикальное положение, как снова, против воли, она издала приглушенный стон. На вопрос, что у нее болит, она нехотя пояснила, что сильно ушибла колено, - Тогда вам не стоит идти самой. Обхватите меня за шею, будет лучше, если я сам отнесу вас в спальню.

Парный акробатический номер на крутом лестничном пролете, последовавший за этим предложением, которое девушка приняла, грозил им обоим куда более тяжкими телесными повреждениями, если бы Ковалевский был чуть менее ловким. Но и он, и дальнейшее восхождение прошли благоприятно. И вскоре Гриша со своей ношей на руках добрался до дверей спальни мадам Ковалевской. В комнате он усадил Зою в кресло, а сам позвал горничную, которой намеревался затем препоручить заботы о своей жене. Но уйти, не убедившись, что с ее ногой ничего серьезного не случилось, не мог. Второй раз за вечер он присел перед ней и, спросив ее разрешения, вновь приподнял подол платья. Однако теперь в его действиях не было уже той нежной ласки, что еще несколько минут назад, в кабинете. Сейчас он просто осторожно ощупывал, проверяя, где болит, и выяснял на словах, как именно болит Зоино колено.

- Ну, ничего серьезного. Сейчас нужно приложить компресс, а завтра полежать. И ваша нога скоро придет в норму.

Он уже встал, и собрался было уходить, но вдруг обернулся, словно что-то вспомнил и желал немедленно сказать об этом Зое. Однако, вместо слов, наклонился к ее лицу и поцеловал. Хотя назвать поцелуем это мимолетное касание в полном смысле было, пожалуй, нельзя – он словно попробовал на вкус ее губы, чуть прихватив их своими. И тотчас же выпрямился, словно ничего не произошло.

- Спокойной ночи, моя душа, - иронически произнес он в ту самую минуту, когда в комнате возникла служанка жены. После чего быстро покинул комнату, оставляя Зою в полном недоумении, хоть и сам не мог себе объяснить мотивов своих поступков.

Оставшись, наконец, наедине с собой той ночью, Григорий много думал о том, что в последнее время Зоя бесконечно влечет его, и что сдерживаться с ней теперь становится все труднее. Но, впрочем, это были не единственные его мысли – в памяти то и дело возникал то ее растерянный взгляд там, в кабинете, то воспоминание о том, как невольно вздрагивала Зоя при его прикосновениях. И в эти моменты на губах его появлялась мечтательная улыбка. Возможно… Ковалевский чувствовал, что теперь это, действительно, возможно.

 Отправлено: 30.11.11 21:25. Заголовок: Эта короткая майская..

Эта короткая майская ночь далеко не сразу подарила отдохновение и самой Зое, которая почти до рассвета пролежала в постели без сна, ворочаясь с боку на бок, мысленно пеняя за это на больное колено, которое служанка на ночь, по совету барина, обвязала тугим компрессом и эта повязка, в самом деле, причиняла некоторые неудобства. Однако следовало признать и то, что еще больше неудобства, или даже неловкости, мадам Ковалевской доставляли воспоминания о событиях минувшего дня. Ибо всякий раз, когда Зоя вновь решительно взбивала подушку, давая себе очередное клятвенное обещание, наконец, выкинуть все из головы и спать, услужливая память немедленно преподносила точно на блюдечке очередную картинку, от которой жарким пламенем опаляло щеки, а сердце начинало стучать так, что какой уж там сон! И вот уже Зоя опять садилась в постели, вглядываясь в проем распахнутого настежь окна, куда отчетливо в этот ночной час пробивался сизый лунный свет, и доносилось отдаленное, откуда-то из глубины сада, заливистое и прихотливое соловьиное пение. Мысли о Григории не давали ей покоя. Нет, такое бывало и раньше, да только в те времена были они по преимуществу сердитые или обиженные. Сейчас же вспоминались даже не слова, но ощущения: его руки, бережно растирающей насмерть затекшую в узких туфлях ступню, мягких губ, на которых, вместе с тем поцелуем на прощание, Зоя, казалось, успела ощутить и момент рождения его улыбки…

«Да что же это такое со мной?!» - ответ на вопрос, который задавала себе нынче ночью, наверное, десятки раз, лежал на поверхности, но надобно было определенное мужество, чтобы произнести его хотя бы мысленно. Ибо означал он полную и безоговорочную победу сердца над гордостью. И предчувствуя свое торжество, оно вновь и вновь радостно пускалось в пляс. Влюбилась… Да, влюбилась. Влюбилась, как дура, в собственного мужа! Устав бороться с очевидностью, под утро Зоя, наконец, признала это – и после этого мгновенно уснула, точно убитая, чтобы проснуться на другой день ближе к полудню и – абсолютно счастливой.

Потянувшись, она осторожно пошевелила больной ногой. Коленка беспокоила гораздо меньше. И это тоже было хорошей новостью, не хватало еще провести самый первый день своей любви, словно хромоногий инвалид! Было странно, что Анфиса не разбудила ее, как обычно, однако, как вскоре выяснилось, это была воля ее супруга. Явившись по звонку сонетки, горничная тотчас же пояснила, что еще до завтрака барин приказал не мешать ее сну, мотивируя это тем, что Зоя Филипповна очень утомилась за минувший день, а потому – пусть спокойно выспится.

- Так что позавтракали один, а потом велели седлать Серого и укатили вроде бы на прогулку, да только фантазировать изволят, чую, - ухмыльнулась Анфиса, поливая барыне на руки из умывального кувшина теплой водой. – Небось, снова поехал по полям, смотреть, как там мужички-то работают, все ли верно делают. Непокойный у вас муженек, Зоя Филипповна. Вот, коль детишки в него ваши пойдут характером, то-то намаются няньки!

- Детишки? – Зоя подняла на горничную влажное от умывания лицо.

- Детишки – особливо, если мальчишки родятся. Вон, Мавра мне сказывала, и сам Григорий Петрович в детстве тот еще постреленок был.

- Да когда еще это будет-то, Анфиса? - мадам Ковалевская взглянула на нее в зеркало и вдруг широко и лукаво улыбнулась. – А коли девочки родятся? И в меня характером пойдут?

- Ну, тогда вообще караул! – заметила служанка, чувствуя, что подобная рискованная шутка сегодня вполне сойдет ей с рук, потому что барыня нынче в наилучшем из возможных расположений духа.

- Ах, ты негодяйка! – рассмеялась Зоя. – Вот все вы так! Да разве ж я обижала тебя когда-нибудь, разве требовала чего-то, сверх того, что должно?.. Ну да бог тебе судья! Неси-ка мне лучше платье – то, голубого муслина, да побыстрее, а то, и правда, сейчас как покажу тебе свой суровый норов! Будешь знать!

Спустя три четверти часа, Зоя, полностью одетая и причесанная, спустилась в столовую, велев одному лакею принести себе туда на завтрак что-нибудь «из того, что муженек без нее не доел», а дворецкому – немедленно сообщить, едва только Григорий Петрович изволят вернуться домой с прогулки и вскоре с аппетитом принялась за трапезу.

 Отправлено: 01.12.11 23:06. Заголовок: Поведав утром хозяйк..

Поведав утром хозяйке, что неугомонный супруг ее с утра занялся делами, Анфиса почти угадала. И это несмотря на то, что вот именно сегодня предпочел бы остаться дома. Да отказать было неловко – еще накануне вечером, на балу, Наталья Осиповна попросила его о деловой встрече. И как можно раньше с утра, ибо к вечеру мадам Хвощинская собиралась отбыть в город на несколько дней. Ее подготовка к окончательному отъезду тоже шла полным ходом и удивительное дело, что никто из соседей еще так и не прознал об этом. Проснувшись утром в прекрасном настроении, с предчувствием зарождающихся перемен в их с Зоей отношениях, Ковалевский почти все время, пока умывался и одевался и потом, завтракая на скорую руку, думал о жене. Думал разное, но больше всего удивлялся, как она переменилась за последние месяцы – или, может быть, это его собственный взгляд на нее изменился? Зоя больше отнюдь не казалась ему той взбалмошной девчонкой, с которой он познакомился в столице минувшей осенью. Наоборот – сделалась весьма рассудительной особой. А некоторая порывистость и сохраняющаяся эмоциональность вовсе не портили ее в глазах Григория, но, напротив, делали лишь привлекательнее. Еще хотелось верить, что и сама Зоя хоть немного улучшила свое мнение о нем. По-крайней мере, он больше не чувствовал неприязни, которая прежде проявлялась Зоей в отношении его скромной персоны практически постоянно. А вчерашний вечер и вовсе даровал надежду, что возникшее между ними притяжение сможет со временем окрепнуть и переродиться в большее чувство. Сам же Григорий, хоть еще и не облек конкретными словами свое нынешнее отношение к супруге, знал одно – ни на одну самую покорную и влюбленную в него прелестницу в мире он не променял бы теперь свою своенравную женушку.

По прибытии в деревню, где за время его болезни уже была заново отстроена контора, оказалось, что Наталья Осиповна уже там и ожидает его. Дела их заняли не более получаса – все бумаги, необходимые ей для продажи земель, Григорий Петрович подготовил заранее. Равно как письма господина, который намеревался приобрести их. Когда же с делами было покончено, женщина засобиралась домой.

- Нет уж, Наталья Осиповна, примите мое приглашение на чай, - мадам Хвощинская заметила, что ей это не кажется удобным, да и ее сегодняшний отъезд в город... Но Ковалевский настаивал, убеждая, что это совсем ненадолго, и вскоре женщина сдалась. Дорогой – мадам Хвощинская ехала в своем экипаже, а Ковалевский сопровождал ее рядом верхом на коне, она, шутя, заметила:

- А вот если бы мы были в теперь Петербурге, Григорий Петрович, то наша совместная прогулка выглядела бы весьма пикантно! Только представьте – я в открытом ландо, а вы рядом, верхом на черном скакуне! Сколько бы было сплетен!

Ей нравилось подшучивать над Ковалевским, быть с ним откровенной, но она нисколько не интересовалась им как мужчиной. Глубоко разочарованная ими в лице собственного мужа, брата и отца, Наталья Осиповна до сих пор относилась к сильному полу с некоторым пренебрежением. И тот факт, что сосед по имению сумел расположить ее к себе, был скорее подтверждением лишь дружеского к нему отношения, но не более того.

- А вы уверены, что Зоя Филипповна не будет возражать?

Григорий чуть улыбнулся в ответ и пожал плечами. Разумеется, будет! Ведь еще вчера Зоя, хоть и не слишком открыто, но достаточно очевидно выражала недовольство тем, что он общается с этой женщиной. Теперь же, прямо на следующее утро, после этого, он намерен привести ее к ним домой.

 Отправлено: 05.12.11 21:31. Заголовок: - Изволили прибыть, ..

- Изволили прибыть, барыня, вот, только что. В гостиной сейчас, - как и было ему наказано, лакей тотчас же поспешил доложить хозяйке о возвращении домой ее супруга. – И не одни-с, а с гостьей…

- С какой еще гостьей? – против воли, Зоя не смогла надежно укрыть прозвучавшего в голосе разочарования. К тому же, она не могла припомнить, чтобы кто-то из знакомых изъявлял желание посетить их именно сегодня.

- Наталья Осиповна к нам пожаловали, госпожа Хвощинская…

От этой новости превосходное настроение Зои, сопутствующее ей с момента пробуждения, резко пошло вниз. И вовсе не из-за того, что она считала себя в чем-то хуже этой бойкой вдовушки, которая, такое ощущение, просто уже поселилась в их доме – не физически, так в виде бесконечных упоминаний о ее персоне со стороны Григория. Причем, упоминаний исключительно в превосходных тонах и прочих лестных эпитетов в ее адрес, которые хочешь-не хочешь, а наталкивали мадам Ковалевскую не некоторые неприятные догадки. Она, безусловно, и раньше замечала их с Григорием взаимный интерес, но по-настоящему это стало задевать Зою совсем недавно. Тогда это показалось ей лишь уколами уязвленного самолюбия, однако теперь было яснее ясного. Супруга она ревнует. И, что самое неприятное, кажется, не без оснований с его стороны.

Не трудно понять, что после подобных умозаключений, главным желанием Зои стало уже не увидеть Григория, а уединиться у себя в комнате, не выходя оттуда до тех пор, пока обида на него не перестанет быть такой острой и в голове не появится план того, как вновь вернуть одной лишь себе утраченное внимание мужа. Но позволить подобное означало продемонстрировать слабость и дать повод сопернице, которая, верно, совсем ни во что ее не ставит, если ведет себя так нахально, думать, что победа ее будет легкой. Поэтому, натянув улыбку на губы, в то время, как хотелось реветь от обиды, девушка придирчиво осмотрела свое отражение в зеркале и, не найдя в нем изъянов, отправилась в гостиную, точно гладиатор на ринг.

Сказать, что все время, которое продолжалось чаепитие, Зоя чувствовала себя скованной – означало не сказать ничего. Такого с ней прежде не бывало никогда! Даже в самый первый сезон, когда еще стесняешься всякого обращенного на тебя взора, особенно женского, особенно, не от ровесницы, такой же дебютантки, как ты сама, а от тех дам, коих принято величать «светскими». Ведь во всяком из них девица, запуганная маменькиными и нянькиными увещеваниями о правилах приличия, склонна подозревать незамеченный собой, но заметный посторонними постыдный промах. Так и Зое нынче казалось, что Григорий и Наталья Осиповна намеренно говорят о каких-то вещах, в которых она не смыслит, а когда «снисходят» до нее, ты выслушивают ответы с улыбками, в которых воспаленному воображению виделась издевка.

На самом деле, ничего подобного не было, хотя накаленную атмосферу за чайным столом ощущала и сама Наталья Осиповна. Все вышло, как она и думала, поэтому, выдержав лишь приличный, согласно правилам этикета срок, молодая женщина, извиняясь, сказала, что вынуждена все же покинуть гостеприимный дом Ковалевских, так как и без того безбожно задержалась, в то время как должна уже собираться в город. Мадам Ковалевская распрощалась с ней в гостиной, а вот Григорий Петрович повел дорогую гостью прямиком до ее ландо, ожидавшего владелицу у парадного подъезда их дома. И, когда мужчина, в свою очередь, склонился, прощаясь, к ее руке, усмехнулась и шутливо шлепнула Григория Петровича по плечу сложенным веером.

- Грех вам, господин Ковалевский, столь коварно пользоваться людьми в собственных корыстных интересах! Да-да, не прикидывайтесь, что совсем меня не понимаете, этакий вы интриган!.. Женушка ваша, возможно, и заслуживает этот небольшой урок, но отчего вы выбрали «учебным пособием» именно меня? – она улыбнулась еще шире, заметив его смущение. – Впрочем, я охотно прощу вас – в обмен на обещания, что больше не станете так поступать. И на то, что непременно помиритесь с нею – нынче же. Иначе вы мне больше не друг!

 Отправлено: 06.12.11 15:11. Заголовок: Еще в ту минуту, ког..

Еще в ту минуту, когда Зоя вошла в комнату, Ковалевский уловил в ней какую-то едва заметную перемену. Что-то странное во взгляде и улыбке, которая была к тому же не радушной, а скорее официальной. И то, как Зоя повела себя дальше, за столом не смогло развеять странного тревожного ощущения, что с ней что-то не так. «Возможно, - думал Ковалевский, - больное колено беспокоит ее больше, чем я ожидал». Но с другой стороны, он вроде не заметил ни хромоты, ни каких-либо других признаков нездоровья, когда жена входила в гостиную. Связать же дурное ее настроение с болью душевной, а не телесной, Григорию в голову почему-то не пришло. Поэтому, стараясь не досаждать ей особо беседой, он в основном развлекал ею мадам Хвощинскую, которая, кажется, чувствовала настроение его жены куда как лучше. Именно об этом она и сказала Ковалевскому, прощаясь.

- Мы, вроде, и не ссорились, - улыбаясь, заметил мужчина, но, обратив внимание на немного сердитый взгляд Хвощинской, тут же замолчал, а потом и вовсе даже повинился перед ней, шутливо, но понимая всю серьезность слов Натальи Осиповны. Женщины ведь особенно хорошо чувствуют настроение друг друга. А если, к тому же, женщина судит непредвзято – ее можно назвать пророком. Когда экипаж соседки отъехал прочь, мужчина еще некоторое время стоял у ворот, глядя ему вслед, вернувшись в дом лишь тогда, когда мадам Хвощинская еще раз обернулась и взмахнула рукой на прощание. В гостиной, где служанки уже навели порядок, Зои не оказалось. Не было ее и в других комнатах первого этажа. Попавшаяся случайно на глаза на лестнице Анфиса сообщила барину, что мадам поднялась к себе:

- Устала, видать, недовольная чем-то. С утра повеселее была, - добавила девица, глядя исподлобья на барина, словно бы с укоризной. Но сказать ничего вслух, конечно же, не посмела. Ковалевский пожал плечами и стал подниматься дальше, держа свой путь теперь в будуар жены, чтобы самолично узнать, что в очередной раз стало причиной ее недовольства. К его великому удивлению, дверь в комнату, когда он захотел ее открыть, не поддалась, оказавшись запертой. Причем – изнутри, ибо Зоя совершенно определенно была у себя, о чем Ковалевский мог безошибочно судить по звукам старательно сдерживаемых рыданий. Когда он постучал, они, правда, немного затихли и стали более прерывистыми, словно Зоя не хотела, чтобы кто-либо догадался о ее нынешнем состоянии. И тогда Григорий постучал снова, на всякий случай поясняя, что это именно он желает к ней войти. Но ответом была все та же тишина.

- Послушайте, Зоя Филипповна, не откроете сами, я высажу эту дверь, но все равно войду! – угроза возымела свое действие. С той стороны донеслось неясное бормотание, из которого он смог уловить только слова «дикарь», «животное» и собственную фамилию, потом шаги и вскоре – щелчок ключа, повернутого в замке. Однако дверь ему по-прежнему не открыли. И тогда, выждав еще некоторое время, Ковалевский толкнул ее сам и вошел, наконец, в комнату. Его жена сидела на кровати, отвернувшись и опустив голову. Второй раз за их непродолжительную совместную жизнь Григорий видел эту женщину в слезах. И, кажется, вновь был их причиной, хотя теперь и не совсем понимал, что именно произошло.

- Зоя, вас кто-то обидел? – ответ последовал быстрый и короткий, словно выстрел: «Вы!». И, хотя был вполне ожидаемым, тем не менее, заставил Ковалевского на некоторое время опешить.

- Вот как… И чем же на этот раз, мой ангел? – он хотел опустить руку на ее плечо, чтобы развернуть Зою к себе, но она, едва почувствовав его движение, нервно передернула плечами.

 Отправлено: 07.12.11 21:16. Заголовок: На самом деле, Зоя п..

На самом деле, Зоя покинула гостиную далеко не сразу после того, как оттуда ушли Григорий и Наталья Осиповна, а просидела еще несколько минут, сжимая опустевшую чайную чашку с такой силой, будто бы рассчитывала голыми руками раздавить ни в чем не повинный тонкий фарфор. На губах у нее в этот момент все еще держалась все та же очаровательная светская улыбка, с которой она прощалась с мадам Хвощинской, а вот глаза… В душе Зоя ощущала себя сейчас глубоко несчастной, поэтому неудивительно, что все эти эмоции сполна отражались в ее «зеркале», составляя странный, даже пугающий контраст с этой улыбающейся гримасой. По-видимому, он изрядно смутил Анфису, вошедшую вскоре в комнату, чтобы узнать, можно ли убирать со стола. Словно очнувшись, Зоя Филипповна поставила, наконец, на чайный столик свою чашку и кивнула, а сама встала и подошла к окну. И напрасно! Потому что вид из него открывался как раз на парадный подъезд дома. Так что из-за прозрачной занавеси Зоя во всех деталях могла наблюдать трогательную сцену прощания собственного мужа и госпожи Хвощинской. И то, как он с почтением и трепетом низко склонился к ее ручке, и то, как она весьма фамильярным, с точки зрения Зои, жестом ткнула его веером в плечо, что, кажется, самого Григория ничуть не удивило. И то, как долго и преданно он смотрел вослед открытому ландо Натальи Осиповны – до тех пор, пока молодая женщина не обернулась и не помахала ему на прощание еще раз, прежде чем скрыться за поворотом на почтовый тракт.

Чувствуя, как в носу предательски защипало, Зоя спешно прижала к губам ладонь, словно таким способом рассчитывала сдержать подступающие к горлу рыдания, резко развернулась, и чуть не бегом, бросилась к себе в будуар, едва не сбив с ног в дверях Анфису, вернувшуюся с подносом в руках за остатками посуды:

- Барыня, да что же… - растерянно пробормотала девушка, не понимая, что происходит, но та только, не оборачиваясь, махнула рукой и побежала к лестнице, ведущей на второй этаж дома. И только там, надежно запершись в своих покоях и уткнувшись лицом в подушку, дала волю слезам. Не хватало еще, чтобы он как-то узнал, что ее волнуют их с Хвощинской шашни! А в том, что между Григорием и Натальей Осиповной, несомненно, что-то есть, Зоя больше не сомневалась. Каков, однако, подлец! Столько усилий потратил, чтобы добиться ее расположения, что, в конце концов, поверив, Зоя почти сдалась. А сам, тем временем, оказывается, имел «про запас» еще один вариант. А может, вовсе даже и не один? От досады и унижения Зоя готова была укусить подушку, в которую по-прежнему прятала заплаканное лицо. Ну не глупо ли оказаться, как говорят, «cocu»*, даже не являясь женой по-настоящему?! Впервые в жизни мадам Ковалевская порадовалась тому, что находится теперь не в Петербурге, а в этом захолустье. То-то теперь было бы тем для пересудов столичным сплетницам! С другой стороны, какая разница, где именно слышать насмешки в свой адрес: на великосветском балу они обидны вряд ли более чем на деревенских соседских посиделках. А вскоре о позоре ее, наверняка, будет в курсе вся округа. Если этого, конечно, уже не произошло! От этой мысли Зоя глухо застонала и со злостью с размаху стукнула кулачками по постели. И непонятно, кого она сейчас ненавидела больше – изменника супруга или самое себя – за глупую слабость, которую себе позволила, поверив, что он, действительно, влюблен в нее.

От тягостных мыслей ее отвлек довольно настойчивый стук в дверь. В том, кто это пришел, сомневаться не приходилось. Но сил говорить с ним – и даже просто видеть Зоя сейчас в себе как-то не чувствовала, поэтому предпочла сделать вид, что ее здесь просто нет. Однако Григорий оказался невыносимо настойчив, причем, интонации его голоса не оставляли сомнений, что он поступит именно так, как и говорит. Поэтому, чтобы не превращать все в еще больший балаган, Зоя все же отперла дверь, но открывать ее не стала. Пусть знает, что вынуждает ее это сделать, но видеть его при этом она здесь не рада. Решив про себя, что лучше всего будет держаться с Григорием с презрительно-холодным равнодушием, Зоя вновь присела на край кровати и даже не обернулась, когда тот вошел в комнату. Впрочем, все ее попытки сохранить хладнокровие лопнули, словно мыльный пузырь, стоило ему поинтересоваться, кто ее обидел. Да он издевается, что ли?! Резко обернувшись, девушка метнула в обидчика взгляд-молнию. Несомненно, издевается! И улыбка эта гадкая, которую так и хочется стереть размашистой оплеухой.

- Ангел?! – почти прошипела она, сужая глаза, которые недобро поблескивали теперь, словно два узких и острых лезвия бритвы. – Нет, Григорий Петрович, вовсе даже я не ангел! И мы оба это прекрасно знаем. Но заодно также хочу сообщить вам и то, что я далеко не такая дура, как вам, верно, того хочется представлять! Вы выставили меня нынче на посмешище перед этой… этой женщиной без совести, которая настолько забыла стыд, что позволяет себе являться в дом своего любовника в тот момент, когда там находится его законная жена! Которая даже не считает нужным скрывать при ней свое к вам глубокое расположение, а вы настолько этому рады, что готовы патокой перед ней растечься! И еще смеете после спрашивать, чем именно меня задели?! Ну, знаете… - задохнувшись от возмущения, Зоя вскочила со кровати и нервно прошагала к столу, подле которого остановилась, опершись ладонями на столешницу и отвернувшись от Ковалевского, на которого по-прежнему не могла заставить себя взглянуть.

_____________________________________________

* «рогоносицей»

 Отправлено: 09.12.11 00:47. Заголовок: Затевая эту странную..

Затевая эту странную, ему самому не совсем понятную, игру, Ковалевский преследовал цель заставить Зою, если и не ревновать, то испытать чувство, схожее с ревностью. Он и представить не мог, сколько страданий ей может причинить эта, казалось бы, невинная шутка. Их отношения с мадам Хвощинской, на самом деле, никогда не переходили той дозволенной грани, которая является опасной для мужчины и женщины. Но Зоя все равно как-то умудрилась увидеть то, чего не было. И это причиняло ей боль, с которой она мужественно боролась в присутствии гостьи и которой теперь уже не могла скрывать. Иными словами, можно было возликовать, победа, к которой он стремился, была одержана. Вот только вместо радости, Григорий испытывал теперь смешанное чувство раскаяния и нежности к этой девушке – упрямой и, как оказалось, очень ранимой.

- Зоя, - на его тихий оклик она не повернулась, не пошевелилась и продолжала старательно делать вид, что не замечает его. Ковалевский подошел к жене и, остановившись за ее спиной, не смел ни коснуться, ни снова позвать ее. - Ты не должна дурно думать о Наталье Осиповне. Она ни в чем не виновата и очень хорошо к тебе относится. И уже поэтому она ни за что не допустила бы между нами непозволительных отношений, даже если бы я сам вдруг того захотел. Только и этого быть совершенно не может. Хотя бы потому, что, как ты мне напомнила, – у меня есть законная жена. Сколь странен бы ни был наш брак, Зоя, я никогда не позволю себе оскорбить тебя ни словом, ни делом. Если же тебе показалось, что я вел себя с нею чересчур вольно, прости. Смею заверить, что этого никогда не повторится вновь. Да и к тому же, Наталья Осиповна вскоре уезжает отсюда навсегда.

Зоя повернулась и посмотрела на него столь выразительно, что Ковалевский понял – он выбрал для своего объяснения какие-то неверные слова. Ибо супруга уже успела истолковать все превратно и готова была опять пойти в атаку с новыми обвинениями. Устало приложив руку ко лбу, Григорий Петрович затем пригладил нервным движением волосы, снова пытаясь подобрать слова, более подходящие и правильно отражающие его мысли. Он отодвинулся от Зои, прошелся по комнате и, наконец, остановился у окна. Так было проще – не смотреть на нее и говорить.

- Ты жалеешь, что стала моей женой? Уверен, что это так. А, знаешь, ведь ты была единственным разумным человеком в момент, когда противилась нашей свадьбе! Ибо, кажется, одна понимала, как иллюзорен будет этот союз. А я вот осознал это лишь теперь, и, поверь, мне тоже жаль, что он все же состоялся, - за спиной его раздался возглас Зои – одновременно возмущенный и, вроде бы, удовлетворенный, - Нет, погоди! Ты вновь не верно меня понимаешь! Я жалею не о том, что ты моя жена, ведь ты – прекрасная женщина. Но о том, что измучил тебя за это время. Впрочем, и ты не осталась в долгу. Наивно полагая, что, укротив твой своенравный характер, смогу так же привить затем к себе симпатию, я ошибался. Любое мое действие по-прежнему вызывает у тебя раздражение. Прости, но я больше не знаю, что мне с этим делать.

 Отправлено: 10.12.11 22:01. Заголовок: Возможно, если бы Зо..

Возможно, если бы Зоя была теперь менее раздосадована, если бы горькая обида – не важно, реальная или надуманная – не застила ей зрение и слух, то она бы непременно заметила, как едва ощутимо изменилась интонация голоса Григория. Поняла, что нет в нем больше той иронии – в зависимости от настроения, то мягкой, то беспощадной, с которой Ковалевский чаще всего обращался к жене, и которой не раз задевал ее, хоть, может, к тому и не стремился. Казалось, он даже сейчас более и говорил-то не с ней, а с собой самим – рассуждая вслух о причинах произошедшего между ними. Но Зоя не слышала, хотя до нее прекрасно долетало каждое слово мужа, и ничего необычного в нем не видела – хоть сверлила, не сводя глаз, гневным взором обращенную к ней спину. Григорий, действительно, допустил ошибку, когда, заговорив о той, кого Зоя считала своей счастливой соперницей, начал оправдывать ее перед нею. Чем лишь дополнительно подкреплял ее уверенность в собственной правоте. Еще бы! Вот ее, Зою, он никогда ни перед кем так не отстаивал. Другое дело, что и случая такого еще не представлялось, но об этом, в своем ревнивом исступлении мадам Ковалевская вообще не думала. Когда же заговорил о том, что Зоя была права, возражая против их брака, и вовсе едва зло не рассмеялась: вольно же ему рассуждать о ее правоте теперь, когда уже ничего не вернуть назад! И еще...

- У вас очень хорошо выходит нынче разыгрывать передо мной разочарование, - сказала она вдруг, словно бы в продолжение собственных мыслей.

Прозвучало это неожиданно спокойно и даже холодно, что, в контрасте с недавним разговором на повышенных тонах, вероятно, удивило Григория, потому что после этих слов жены он обернулся и взглянул на нее немного удивленно и вопросительно, будто пытаясь понять, что она хочет ими сказать.

- Только, разве расположения моего вы изначально искали в этом браке, Григорий Петрович? Пусть даже и забудем о том, что «укрощать» меня вас тоже никто не просил, благо я не тигрица, а вы – не дрессировщик на цирковой арене. Полноте, сударь! Совсем иное вы хотели получить – мое приданное. Деньги, которых вам не хватало, о чем, осмелюсь напомнить, вы сами же мне и сказали еще до свадьбы. Тогда вы хотя бы были честнее и не говорили того, чего на самом деле не думали. Стало быть, я мучила вас, задела ваши чувства? Только вот было ли, что задевать?! Разве вы способны что-то чувствовать?

 Отправлено: 10.12.11 23:01. Заголовок: - Довольно, Зоя! – е..

- Довольно, Зоя! – едва сдерживая ярость, в миг вспыхнувшую от этих слов жены, Ковалевский, задержав дыхание, попытался вернуть себе хоть часть самообладания. Спокойный, холодный взгляд Зои был устремлен прямо на него, нанеся свой удар, она спокойно ждала. И, надо сказать, он попал точно в цель. - Хватит! Все к черту! Мне это порядком надоело. Каким же наивным дураком я был, полагая, что вы можете измениться! Надеялся, что в вас есть хоть капля здравого смысла, но теперь вижу – вы все та же бездушная фарфоровая кукла с пронзительным синим взглядом... Я женился на вас вовсе не из-за денег, как вы полагаете, нет! Из-за ваших слов! Помните, в самый первый визит к вашему батюшке, когда тот уговорил меня остаться на обед, вы пошли распорядиться насчет приборов? Я последовал за вами, желая остановить, ибо вовсе не желал навязываться вашему семейству. И услышал случайно, как вы, полагая, что находитесь одни, позволив себе высказаться на мой счет вслух, назвали меня «прихлебателем»! Никогда меня до того не видя, никогда не зная ни отца моего, ни отношений, которые связывали его с Филиппом Андреевичем! Этих слов мне сполна хватило, чтобы понять, какая вы есть на самом деле. А ведь вы мне до того почти понравились! Только потом сами же и сняли шоры с моих глаз. Да мне плевать было на ваши деньги, мне нужны были вы! Не ради мести, а для того, чтобы показать – как вы ошибаетесь. И еще, чтобы помочь вам стать лучше. Что же, похоже, я потерпел поражение по всем фронтам.

На некоторое время он замолчал, ожидая, что скажет Зоя в ответ, но и она молчала, продолжая все так же пристально смотреть на него. И тогда он улыбнулся ей. С горькой иронией, которая сейчас была направлена лишь на него самого. Как же он ненавидел себя в эту минуту! За слабость, за неспособность все вернуть к исходной точке и исправить... Впрочем, кое-что исправить еще было возможно.

- Собирайте свои вещи, Зоя. Завтра утром вы поедете назад в Петербург. Я не намерен более удерживать вас здесь. Все деньги и имущество заберете с собой, мне от вас ничего не надо. Вернетесь к отцу, а ближе к осени я дам вам развод. Не волнуйтесь, вашей репутации он вреда не нанесет – я все возьму на себя. Уже к следующему Рождеству сможете найти себе нового мужа. Кто же им станет? Возможно, Ромашов?.. Да, кстати, заодно, не забудьте пометить в книжечке своих побед также и мое имя. Ибо с некоторых пор на земле стало на одного влюбленного в вас дурака больше – при моем непосредственном участии... А теперь простимся. Ведь завтра я не выйду вас провожать.

Развернувшись, он вышел, притворив за собой дверь, направляясь затем в собственную спальню. Но оставаться более пары минут в этой комнате, давившей на него своими стенами, не смог. Словно подгоняемый кем-то, Ковалевский вылетел из дому и на крыльце чуть не сбил Анфису, которая в сердцах чертыхнулась и заявила вслед барину, что хозяева сегодня явно не в своем уме! Оба! Впрочем, Ковалевский ее не слышал. В этот момент он быстро шел по двору к конюшням, желая сейчас же вскочить на Серого и пустить его, куда глаза глядят. Но конь, оказался уже расседлан, и конюх важно расчесывал его гриву. Не желая ждать, пока приготовят другого, Григорий Петрович вышел из конюшни. Состояние потерянности, по-прежнему туманящее сознание, не давало ясно мыслить. Поэтому сначала он шел, просто шел – быстро и бесцельно. И от этого быстрого шага ему вроде как полегчало. Нет, он и сейчас еще был полон досады и злости, в основном на себя, хоть иногда поминал недобрым словом и Зою. Но тут же начинал оправдывать ее. Ведь она такая, какая есть, такой же и всегда была! А он, видите ли, пожелал ее переделать на свой манер! Каким же глупцом надо быть, самонадеянным глупцом!
...Остановился и опомнился Григорий у тихой речной заводи, где на самом краю крутого обрыва росли ивы. Вокруг не было ни души, царили тишина и покой. Переведя дух, он посмотрел на темную гладь реки, чуть подернутую мелкой зыбью, а потом скинул сюртук и бросил на землю позади себя. Еще минуту простоял, глядя на воду, а после сел и откинулся на спину. От нагретой весенним солнцем земли пахло свежими луговыми травами. Высоко в ветвях деревьев щебетали какие-то птахи, поближе, здесь же, в траве, тихо жужжали насекомые. «Тишина природы», часто говорил про подобное его батюшка, когда учил сына ее слушать. Вспомнив его слова, Григорий устремил взгляд в синее небо, на котором не было ни облачка, и сосредоточенно предался этому занятию. Постепенно возбужденное дыхание его становилось все тише и ровнее. Да и сам он словно бы наполнялся этим, царящим вокруг него, покоем.

- Вот все и закончилось, – наконец, произнес он. В голосе, звучавшем спокойно, сквозила тоска. Но предаваться ей Григорий был не намерен. Вернувшись домой совсем под вечер, распорядился подать ужин к себе и поднялся затем в спальню. Проходя мимо комнаты Зои, он невольно остановился. За дверью царила полная тишина – ни шороха, ни вздоха. Решив, что она просто легла спать пораньше, чтобы завтра утром со свежими силами пуститься в путь, Ковалевский вошел в свою комнату.

 Отправлено: 11.12.11 19:31. Заголовок: И для чего она тольк..

И для чего она только вспомнила про эти проклятые деньги?! С чего вообще заговорила о них? Тем более что, на самом деле, никогда до конца и не верила в исключительно корыстные мотивы предложения Григория. Вернее, верила, но в иные, не материальные. Проучить ее хотел... Что же, своего добился. Только ведь и себя самого заодно наказал, недаром мучается теперь. Улыбается, а в глазах боль плещется. Говорит спокойно, да только голос все равно едва заметно дрожит – только ли от гнева?

Когда он на миг замолчал и замер, словно бы ожидая от Зои каких-то слов в защиту, или, может, в оправдание, она промолчала. Что здесь скажешь? Он был прав во всем. От напоминания Григория о тех случайно подслушанных словах в его адрес, у Зои до сих пор пылали щеки: неужели, она, действительно, могла сказать такое?! Года не прошло с того времени, а подобные речи казались ей дикими. Стало быть, она теперь, и вправду, стала другой? Только почему же он не видит этого? Почему требует объяснений словами там, где достаточно взгляда? А дальнейшие слова и вовсе повергли Зою в ужас: какой развод?! О чем он говорит?

- Григорий, послушайте, вы не поняли... – однако слушать ее уже было некому. Он ушел. А Зоя так и осталась сидеть на краешке своей кровати, глядя на бесшумно закрытую им дверь, слушая удаляющиеся шаги, приглушенные мягким бархатом ковровой дорожки.

Победа? О какой еще победе он говорит, если сама Зоя в эту минуту понимала лишь одно – что обернулась она самым жестоким поражением в ее жизни. И все же, Григорий, кажется, сказал, что любит ее? Остатки гордыни, присущей Зое прежней, боролись в ее душе с желанием пренебречь ими, в стремлении немедленно броситься следом за любимым, просить прощения, рассказать о том, что и сам он стал ей слишком дорог, слишком необходим, чтобы расстаться вот так – глупо и нелепо. Однако коварный ее бес так и нашептывал подождать еще немного – минуту, еще одну. И Григорий, конечно же, сам придет к ней. Просто не сможет не прийти, если любит. И тогда уж она непременно попросит прощения. Через пару минут в коридоре вновь раздался хлопок двери его спальни и послышались решительные шаги, при звуке которых Зоя возликовала, вскочила и бросилась к двери, ожидая, что вот сейчас он войдет и тогда... Но Григорий неожиданно прошел мимо ее комнаты. Не понимая, куда он направился, Зоя чуть приоткрыла дверь и выглянула в коридор, потом вышла и на цыпочках пошла следом. По лестнице она шла уже быстрее, а через гостиную и вовсе почти бежала.

- Где он?! Куда пошел, отвечай! – Анфиса, пойманная барыней за плечи там же, мелко перекрестилась и испуганно захлопала глазами, отчего Зое внезапно захотелось влепить ей крепкую пощечину, чтобы вернуть способность размышлять и отвечать на заданные вопросы.

- Да не знаю я, Зоя Филипповна! Только что на пороге меня чуть с ног не сбил, теперь вы вот... не видела я толком-то, но, вроде, к конюшням направился...

Оттолкнув ее в сторону, мадам Ковалевская, не заботясь о том, что подумают о ней посторонние – чего раньше тоже отродясь не случалось, уже бежала в указанном ей направлении. Однако и там не нашла того, кого искала. Меланхоличный по натуре конюх Авдей поведал, что барин, да, заходил, но потом вышел прочь, а куда – бог один ведает.

- Оченно чем-то, видно было, что расстроен! – покачав головой, добавил он, укладывая на специальную полку английское седло, под которым обычно ходил Серый, неторопливо жующий сено здесь же, неподалеку, прядая ушами, словно бы прислушиваясь к разговору людей.

От слов Авдея Зоя внезапно ощутила приступ беспомощности. Понятно, что супруг ее где-то неподалеку, но куда именно он мог отправиться – она не представляла. Не бегать же по всему поместью в его поисках! Оставалось ждать, когда он вернется. Но это легко лишь сказать – «ждать». Два часа отсутствия мужа показались Зое вечностью! Она пыталась занять себя чтением – строчки прыгали перед глазами, а смысл текста не доходил до сознания, напрочь занятого подбором слов для грядущего объяснения. Отбросив книгу, она затеяла вышивать что-то, но стежки ложились вкривь и вкось, да еще и пальцы все исколола. Наконец, оставив все, просто забралась с ногами на широкий подоконник и, как когда-то в детстве, ожидая возвращения маменьки от приятельниц, которым мадам Данилова частенько наносила визиты, прижалась лбом к холодному и гладкому оконному стеклу.

Наверное, она все же задремала ненадолго, потому что, когда открыла глаза, поняла, что долгий майский день уже уступил свои права вечеру. Небо за окном заметно потемнело, сделалось из синего почти сиреневым, с оранжевыми и красноватыми всполохами на западе, куда уже успело отправиться на краткий летний сон дневное светило. Опомнившись, Зоя тотчас же соскочила с подоконника, быстро потянулась, расправляя затекшие от неудобной позы руки и ноги, а потом поспешно бросилась к двери, вновь прислушиваясь, что за нею происходит. Стояла тишина. И тогда она вышла в коридор. Слуги еще не зажгли свечи, поэтому там было довольно темно. И лишь полоска света стелилась по полу из-под двери спальни ее супруга. Стало быть, он здесь! Вернулся! Не желая больше ждать, с бьющимся неимоверно сердцем, Зоя тихо подошла и постучалась.

- Позвольте мне войти! Мы ведь не договорили днем.

 Отправлено: 11.12.11 21:00. Заголовок: В комнате горело две..

В комнате горели всего две свечи. Одна из них стояла на подносе перед Григорием, вторую на прикроватном столике оставил зажженной Прохор, уходя от барина, так и не дождавшись от него внятных указаний. Ковалевский отужинал, но, полностью поглощенный своими мыслями, даже не почувствовал вкуса еды и теперь сидел неподвижно, разглядывая почти застывшее пламя свечи. Впрочем, вскоре он все же поднялся со своего места, направляясь к секретеру. Решение отправить Зою к отцу ничуть не ослабло – он по-прежнему считал его правильным, но отпустить ее просто так, без объяснений для тестя, было невозможно. Поэтому, достав лист бумаги, Григорий принялся за письмо к Филиппу Андреевичу, в котором изложил все мысли насчет произошедшего, стараясь в эту минуту забыть про свои чувства и описывать случившиеся не сердцем, а разумом. А закончив писать, даже дважды перечел написанное. После чего, оставшись вполне довольным содержанием, сложил письмо и запечатал. Завтра утром он передаст его через слуг Зое, а там она сама уже пусть доставит письмо адресату. Впрочем, вскоре подобное, а именно – избегать с нею встречи, показалось Ковалевскому верхом трусости и глупостью. Вряд ли Зоя настолько не желает его видеть, пусть это и не доставит ей особой радости. Поэтому, решив все же отдать его утром супруге лично, Григорий выдвинул ящик секретера, намереваясь убрать туда свое письмо до завтра, но тут в дверь постучали, а еще через минуту, очень медленно и нерешительно открыв ее, на пороге возникла Зоя.

- Напротив, полагаю, мы успели сказать друг другу даже больше, чем следовало. Но я рад, что вы зашли – это избавит меня от необходимости подниматься рано утром назавтра, чтобы передать вам вот это, - Григорий протянул жене так и не убранный конверт. Удивленно взглянув сначала на мужа, а потом на письмо, взяла его. При этом, протянутая за конвертом рука ее заметно подрагивала. Ковалевский постарался этого не заметить и быстро отвел глаза, - Это письмо вашему отцу, Зоя. Там я объяснил все достаточно подробно, чтобы у Филиппа Андреевича не возникло никаких лишних вопросов к вам. Впрочем, если пожелаете что-то добавить к написанному, я дал вашему отцу разрешение прочесть это письмо и вам. Мне скрывать нечего.

Он снова посмотрел на Зою и теперь увидел, что не только руки, но и сама Зоя, словно от холода, дрожит и не сводит с него глаз.

- Да что с вами?! Вы здоровы? Идите сюда, - он взял ее за руку и повел к своему креслу. Зоя немного противилась, но он настоял, усадив ее туда почти насильно, а после отошел к столику, на котором находился графин с коньяком и бокалы. Налив немного в один из них, он вернулся к жене и заставил ее сделать глоток. Уже от него Зоя немного пришла в себя и, хватая ртом воздух, попыталась оттолкнуть руку мужа, который настаивал на том, чтобы она допила все до конца. Тогда он присел перед ней на корточки, забирая ледяные ладони девушки в свои руки, и стал их растирать.

 Отправлено: 12.12.11 21:22. Заголовок: Напиток, столь прият..

Напиток, столь приятный на вид, на вкус оказался, тем не менее, просто ужасен. И от первого же глотка на глазах Зои выступили слезы, а дыхание, и без того неровное от волнения, и вовсе сбилось в горле в некий ком, который невозможно было ни проглотить, ни вытолкнуть наружу. А Григорий, меж тем, заставлял ее пить еще, и оставалось только подчиниться, потому что возражать – из-за неспособности что-либо вымолвить, девушка все равно не могла. Впрочем, вскоре способность говорить, вроде бы вернулась, причем вкупе быстро заполняющим изнутри ощущением тепла, дополняемым еще и снаружи бережными прикосновениями рук Григория к ее ладоням. Теперь он сидел перед Зоей на корточках и, периодически склоняясь к рукам жены, вдобавок к массажу, согревал их своим дыханием, в перерывах посматривая ей в лицо, словно пытаясь прочесть по нему ее мысли. И было в этих кратких и быстрых взглядах, тем не менее, столько неподдельной заботы, что в глазах самой Зои, вторично за последние несколько минут, выступили крупные слезы – и теперь уже вовсе не коньяк был им причиной. Выступили – и замерли на краешках нижних век, зацепившись за длинные ресницы, точно так же, как и слова, которые Зоя весь день подбирала для этого разговора, отчего они теперь теснились где-то совсем близко, в горле, но все никак не решались вырваться наружу. Но вот Григорий очередной раз поднял на нее взгляд и, как показалось в этот момент девушке, будто бы едва заметно улыбнулся. Лица их были теперь на одном уровне и совсем близко, но в царящем в комнате полумраке было трудно понять – действительно ли улыбка мелькнула в уголках его губ, или то была лишь игра света и тени. Но Зое хотелось верить именно в первое, потому что в ту же самую минуту, словно прорвав невидимую оборону, слезинки все же спрыгнули с ее ресниц девушки, и бросились наперегонки друг с другом, оставляя на ее щеках две влажные дорожки, а с вновь задрожавших губ сорвалось вместе со всхлипом тихое: «Прости!»

Ну, а дальше Зою было уже не удержать. Впрочем, как всегда и во всем, так что вряд ли для ее супруга в этом должно было открыться что-то новое и непривычное. Новым был только тон: ни капли обычной уверенности, но полным-полно горечи и бесконечные обвинения в свой адрес. Во всем: в глупости, в нелепой ревности, в душевной слепоте, слова эти слетали одно за другим в таких количествах, что если бы вдруг обрели материальную природу, то Григорию Петровичу, пожалуй, грозило бы оказаться погребенным под ними, словно путнику в горах под внезапно сорвавшейся ему на голову снежной лавиной.

- Прости, прости, прости меня, ну, пожалуйста! – повторяла Зоя вновь и вновь, качая головой, всхлипывая и пряча в высвобожденных из рук Григория ладошках мокрое от слез лицо, все еще стесняясь посмотреть супругу в глаза. – Гриша, я такая дура! Я знаю, что сама все испортила, я вечно все порчу! Но, поверь, я совсем не хотела нашего развода… То есть, нет, хотела, но раньше! Не сейчас! Или, нет, не развода, я просто не хотела замуж за тебя, не знала, что ты такой хороший, думала, что просто хочешь посмеяться надо мной… Не знала, что так полюблю тебя…

 Отправлено: 13.12.11 01:32. Заголовок: Несколько раз, когда..

Несколько раз, поднимая глаза к ее лицу, Григорий ловил в Зоином взгляде что-то новое для себя – совершенно новое. А потом, заметив на ее ресницах эти дрожащие капли, вдруг понял все еще до того, как Зоя заговорила вновь. Но ни торопить, ни перебивать девушку, перемежающую слова и всхлипы, отпускать на волю новые для себя слова, тем не менее, не стал. Напротив, даже поднялся и отошел немного, чтобы не мешать ее взволнованной исповеди. Да Григорию и самому далеко не сразу удалось справиться с волнением, охватившим его от последних слов жены. Бесхитростное признание, путь к которому был слишком долгим и иногда не совсем верным, словно бы на некоторое время лишило Ковалевского возможности дышать. Поэтому и первые слова, которые он все же произнес после продолжительной паузы, были сказаны немного неуверенным голосом, хоть и не без привычной иронической интонации.

- Ну, вот, кажется, я в очередной раз стал причиной твоих слез, милая, - даже немного успокоившись, она все еще сидела, уткнувшись лицом в ладони. Вновь подойдя ближе, Григорий склонился к жене и мягко отвел ее руки. Она не противилась, но все еще избегала его взгляда, словно бы опасалась увидеть в глазах мужа насмешку над только что сделанным признанием. Полюбовавшись минуту этой новой Зоей – такой нерешительной и одновременно смелой, Григорий добавил. - Надеюсь, что он же станет и последним, - а потом улыбнулся и, склонившись еще ниже к ее лицу, поцеловал девушку в губы, солоноватые и влажные от недавних слез.

И ровно в тот же самый момент, руки Зои, которая словно бы только того сама и ждала, взметнулись от ее колен к его плечам и, решительно скользнув выше, сомкнулись в замок позади его шеи. Не выпуская Зои из своих объятий, Ковалевский выпрямился, поднимая из кресла на ноги и ее.

- Прощу, - проговорил он, глядя ей в глаза, - но только если и ты, мой ангел, тоже сможешь простить меня, - она молча закивала в ответ, глядя на супруга чуть подернувшимися слезной дымкой глазами. И Ковалевский, не в силах сдержаться, вновь улыбнулся и поцеловал ее в кончик носа, после чего добавил серьезно:

- Тогда, пожалуй, завтра можешь оставаться дома, - девушка невольно сдвинула брови, словно вникая в смысл только что произнесенных слов, а потом рассмеялась, сначала тихо и нерешительно, но постепенно все более звонко, заражая этим смехом и супруга, который теперь обнимал ее так крепко, словно опасался, что она куда-то может сбежать. Когда же веселье немного утихло, настал черед и для Гришиных признаний.

- Зоя, я люблю тебя. И теперь, чтобы ни случилось, ни за что не отпущу от себя! Я не обещаю нам, двоим спокойной жизни – с нашими характерами это просто невозможно. Но никакие неурядицы не смогут ослабить силы моего к тебе чувства. Ведь ты – самая прекрасная женщина, которую я смог бы найти для себя на этом свете!

 Отправлено: 14.12.11 21:56. Заголовок: - Но, однако, ты о..

- Но, однако, ты очень умело скрывал свои чувства! – буркнула Зоя, вновь напуская на себя сердитый вид, когда вновь взглянула на мужа, словно бы в подтверждение его недавнего предположения о том, что покой в этом перманентном поединке характеров им будет только сниться, сколь бы сильно они не любили друг друга.

Впрочем, Григория этой маской было уже не обмануть. Лишь усмехнувшись в ответ, он вновь поцеловал ее прямо в надутые в мнимой обиде губы – так, что она вновь забыла на минуту обо всем на свете, а потом вдруг сразу выпустил девушку из объятий. И Зоя, все еще ощущая трепет в груди и вполне объяснимую слабость в коленях, едва вновь не усевшись с размаху в кресло, рефлекторно шагнула в сторону и, ощутив что-то под подошвой туфельки, посмотрела под ноги. Это было то самое письмо, которое Григорий намеревался отправить ее отцу, однако теперь в этом не было никакой необходимости. И, тем не менее, подняв конверт с пола конверт, Зоя не торопилась отдать его обратно мужу.

- Ты позволишь мне его сжечь? Прямо теперь! – осторожно поинтересовалась она у Григория, который, после этих слов, взглянул на нее с некоторым удивлением, но, через мгновение, пожав плечами, сделал поощряющий жест, добавив на словах, что она может поступать, как хочет.

И Зоя, действительно, поступила сообразно своему единственному на данный момент желанию: как можно скорее уничтожить это документальное подтверждение всех своих нелепых поступков и ошибок, которые успела совершить. Разумеется, она не могла знать доподлинно, о чем Григорий писал ее батюшке. Но, будто язычница, рассчитывающая пройти «очищение огнем», чтобы начать затем новую жизнь уже бесповоротно и окончательно, в следующие несколько минут старательно поджигала конверт на пламени одной из двух горящих в комнате свечей, а потом внимательно наблюдала, как темнеет и обращается, сгорая, в прах мелованная бумага на серебряном подносе.

- Вот и все, - ссыпав невесомую горку пепла в раскрытое настежь окно, за которым уже совсем стемнело, Зоя отложила в сторону поднос и, вновь подойдя вплотную к Григорию, улыбнулась, заглядывая ему в глаза, словно пытаясь прочесть там, о чем он сейчас думает и насколько эти помыслы совпадают с ее собственными. – А теперь, проводи меня, пожалуйста, в мою комнату? Уже достаточно поздно…

 Отправлено: 17.12.11 01:02. Заголовок: - Если ты этого хоч..

- Если ты этого хочешь... - почти шепотом произнес Ковалевский, предлагая супруге руку. В ее взгляде, лукавом и одновременно – таком наивном, он скорее угадал, чем прочел, очередное новое для нее чувство, которому и сама Зоя еще, наверняка, не могла дать верного определения. В ее комнате было совсем темно. Только из-за незадернутой на ночь шторы лился лунный свет. Едва они вошли, Зоя, словно бы нехотя, убрала руку с его локтя и направилась к противоположной стене, на которой висел шнур сонетки.

- Не делай этого, Зоя!.. Я хотел сказать, Анфиса наверняка уже спит, зачем ее будить? – достаточно быстро нашелся Ковалевский, когда супруга удивилась его недогадливости, - Я и сам мог бы исполнить ее обязанности не хуже. Ленты на твоих туфлях распутать мне однажды уже удалось, думаю, и с завязками на платье тоже все получится.

Если бы в комнате была зажжена хоть одна свеча, и можно было бы видеть выражение лица Ковалевского в эту минуту, Зоя, верно бы, засомневалась в правильности своего решения. Но он уже приблизился к жене, полностью заслоняя для нее собою окно – этот слабый источник ночного света, и склонился к ее лицу. Черты лица, блеск темных глаз – все потерялось в сумраке, остались лишь голоса и прикосновения. Безмолвно развернув Зою спиной к себе, он неспешно провел ладонью снизу вверх, якобы нащупывая застежки ее платья. Маленькие пуговки быстро выскальзывали из петель, которые их удерживали. Однако, расстегнув лишь половину пуговиц, Григорий прекратил это занятие, вновь скользнув ладонями вверх, к ее плечам, приспуская затем с них край декольте платья. Чуть сдвинув в сторону локоны, прячущие от него шею девушки, он прикоснулся губами к нежной коже у линии роста волос, оставляя на ней дорожку легких поцелуев. Ощутив ее нервный вздох и то, как она замерла в напряженном ожидании, живо представил, как Зоя сейчас, должно быть, прикрыла глаза и невольно облизала губы.

- Зоя... - голос его становился все ниже, а появившиеся в нем бархатные нотки делали его чарующим и манящим. Через мгновение Григорий продолжил расстегивать ее платье. Потом распустил бант на поясе юбки и, наконец, высвободил ее тонкую фигурку из платья, заставив его скользнуть вниз, следом отправился и корсет. А сам Ковалевский отступил затем, на шаг, любуясь женой, словно Пигмалион, рассматривающий только что сотворенную им Галатею. Зоя все еще стояла к нему спиной в одной тонкой сорочке, сквозь которую даже в темноте ему угадывались изгибы ее тела. Но вот она нерешительно обернулась, словно бы пыталась понять, почему он остановился. И тогда, подхватив ее на руки, Григорий бережно уложил ее на кровать, а сам присел на край постели, устроив ноги жены у себя на коленях.

- Сегодня у тебя более простые туфли, - негромко заметил он, снимая каждую из них столь аккуратно и бережно, словно бы они были сделаны из хрусталя, не отказывая себе при этом в удовольствии будто бы случайно скользнуть ладонями по женской ножке чуть вверх. Следом за обувью, упавшей на пол, вскоре последовали и чулки. И все это время, Зоя лежала молча, чуть приподнявшись на локтях и заворожено наблюдала за действиями супруга, - Ну, вот и все, мой ангел. И ради этого ты собиралась разбудить бедную Анфису! – наклонившись к жене и коснувшись ее губ сначала кончиками пальцев, он поцеловал Зою, но тут же и отстранился, - Добрых снов, душа моя!

 Отправлено: 19.12.11 22:30. Заголовок: В комнате было совсе..

В комнате было совсем темно, но вскоре глаза все же немного приноровились к недостатку света - настолько, что стало возможно различать контуры окружающих предметов. Только тут Зоя внезапно поняла, что видеть для нее сейчас не более, а может, даже и менее важно, чем ощущать и слышать. Ощущать – прикосновения губ и рук Григория, от которых по спине пробегали мурашки, а сама она вздрагивала, будто бы от холода, хотя в комнате было очень тепло и даже немного душновато из-за оставленного закрытым окна. Слышать – его голос, мягкие, завораживающие интонации которого, достигая слуха, разливались затем по всему телу томлением – одновременно приятным и немного пугающим необъяснимостью своей природы. Остальные, невидимые глазу картины происходящего между ними в эти минуты, с лихвой компенсировало воображение. Поэтому, даже не видя лица Григория, Зоя словно бы чувствовала: вот, сейчас он, должно быть, улыбается, а в это мгновение, верно, любуется ею… Между тем, поведение его по-прежнему сбивало девушку с толку. Поцелуи, объятия, нежность рук – обещали нечто совсем иное, нежели слова, нейтральные и такие обыкновенные. Должно быть, он ждал от нее чего-то, некий знак, но Зоя, по своей невинности, особенно заметной теперь, когда ей было позволено проявить инициативу, не знала, как распорядиться этой свободой. Уже хотя бы потому что боялась что-то сделать неправильно, ошибиться, ведь понимание того, что ошибиться в этой ситуации, пожалуй, можно лишь одним способом – бездействуя, тоже приходит с опытом, которого совсем не было. А Григорий все продолжал испытывать ее и, возможно – собственное терпение, словно бы пытаясь выяснить, у кого из них двоих ближе расположена его граница. Поэтому, когда он, раздев Зою почти донага, если не считать совсем уж интимных деталей туалета, вдруг, как ни в чем не бывало, вознамерился в очередной раз уйти восвояси, девушка даже порадовалась, что не только она сама, но и дражайший супруг не в состоянии что-либо теперь разглядеть на ее лице. Потому что, во-первых, в эту минуту на нем читалась вполне себе определенная гримаска разочарования, а во-вторых, пылали – ярче заката накануне ветреного дня, щеки. Но не от смущения, вернее – не только от него, но и от обиды, смешанной с возмущением, ибо Зоя не была бы собой, если бы даже теперь не считала, что Григорий должен – да что там, просто обязан! – сам догадаться, что ей совершенно не хочется, чтобы он теперь уходил. Но он, действительно, уходил! Просто в очередной раз решив над нею посмеяться, вероятно! Наблюдая, как в темноте тускло отсвечивает белизной сорочки его высокая фигура, развернутая к ней спиной, бесшумно, словно привидение, движущаяся в сторону выхода из комнаты по мягкому, ворсистому ковру, приглушившему звук его шагов, разочарованная Зоя хотела тотчас же бросить вслед Ковалевскому какую-нибудь колкость. Ну, например, хотя бы насчет качества услуг оказанных им в роли «горничной», раз уж он сам дал ей в руки это оружие, сказав, что прекрасно может заменить собой Анфису. Однако, вместо мгновенно родившегося в мозгу язвительного замечания насчет того, что та, в отличие от «самозванки», никогда не бросает вещей, которые с нее сняла, по всей комнате, прежде чем уйти, а аккуратно убирает их в гардероб, с уст Зои вдруг слетело тихое, но вполне внятное, чтобы Григорий мог это четко расслышать: «Не уходи!» И он, конечно, услышал, замер на месте, не оборачиваясь, точно не верил, что она сказала это на самом деле. Не верила и сама Зоя, но уже в следующую минуту, вскочив с кровати, в пару шагов преодолев разделявшее их расстояние, всем телом прижалась к спине мужа, обнимая его сзади, и вновь прошептала куда-то ему в лопатку:

- Останься… ну, пожалуйста?..

 Отправлено: 20.12.11 21:42. Заголовок: Из груди Ковалевског..

Из груди Ковалевского вырвался короткий смешок. Перехватив тонкие запястья обвивавших его девичьих рук, он поднес Зоины ладони к губам и поочередно поцеловал каждый ее пальчик.

- А с чего ты решила, что я куда-то ухожу? Я просто собирался прикрыть плотнее дверь, - за его спиной раздалось негодующее фырканье, услышав которое, Григорий рассмеялся над супругой уже открыто, впрочем, совершенно беззлобно. Все еще не выпуская ее ладошки, он резко развернулся в ее объятиях и, подхватив брыкающуюся Зою на руки, понес ее обратно к кровати. При этом всячески пытался убедить на словах, что ее телодвижения опасны для нее же самой, ибо он просто может ее уронить. В конце концов, Ковалевский опустил свою драгоценную ношу, которую теперь уже точно не собирался оставлять, на перину и подушки, одновременно склоняясь над нею и продолжая веселиться над все еще сыплющимися из уст строптивой возлюбленной упреками. Наконец, видимо, утомившись, Зоя прекратила ругаться, а потом и вовсе даже улыбнулась ему сама. Ее улыбку Ковалевский поймал своими губами, напротив, мгновенно утрачивая от этого поцелуя всю дурашливую веселость последних минут. Рассматривая вблизи ее лицо, он легко очертил свободной рукой его контуры, затем большой палец легко скользнул по приоткрывшимся губам Зои. И далее ладонь его устремилась вниз – от тонкой шеи, которую она чуть наклонила вперед, к гладкому плечу, с которого была медленно спущена широкая бретель сорочки, через вздымающуюся от участившегося дыхания грудь и далее, повторяя каждый плавный изгиб ее тела, к округлому бедру и стройной ножке. И каждый раз, когда Зоя невольным жестом, поднимала руку, словно отгораживаясь от него, Григорий подхватывал ее ладонь и подносил к губам, словно успокаивая, а потом вновь продолжал изучать ее тело. Его вторая рука, меж тем, все еще покоилась на темени супруги, ласково перебирая пальцами завитки ее волос, поглаживая ушко и чувствительную кожу за ним. И все это время Зоя, чьи глаза чуть заметно поблескивали в темноте, неотрывно смотрела на супруга, словно боялась даже на мгновение потерять с ним зрительный контакт.

Ее неопытность, во многом – следствие подчинения природных потребностей тела рассудку, вскоре уступила место естественным инстинктам, которые диктовали ей собственные желания. Вскоре руки девушки легли на плечи мужа и чуть робко скользнули вниз по спине, а потом Зоя впервые в жизни сама поцеловала Григория, словно демонстрируя, чему успела у него научиться. И Ковалевский не замедлил похвалить ее – не словом, но новыми ласками, от которых с губ Зои слетел едва слышный стон. Тогда же он поддел руками полы ее рубашки и потянул их наверх, лишая ее последних одежд, тут же стягивая рубашку, которая теперь лишь мешала полностью ощутить трепет женского тела, и с себя самого. И вот уже ласки, которые он дарил жене, сделались столь жаркими и откровенными, что вздохи, слетающие с ее уст, стали похожи на стоны, которые она перемежала с его именем…

Его последний поцелуй был долгим, и он завершил его лишь тогда, когда ощутил, как разжались, и вновь свободно легли к нему на плечи до того словно бы сведенные судорогою пальцы жены.