Отправлено: 23.02.12 17:51. Заголовок: Незваные гости

Место действия - имение Белый Ключ, Ярославская губерния.

Время - вторая половина августа 1833 года.

Действующие лица - Ирина Сабурова, Елизавета Ошанина, Борис Агалюлин.

 Отправлено: 23.02.12 17:57. Заголовок: И все же зря она поз..

И все же зря она позволила матушке убедить себя. Заранее очевидно, что никакой особой радости этот отдых в Балатонфюреде ей не принесет, особенно, если представить, что весь месяц там она будет маяться от одиночества и мыслей о том, как теперь дела у маленькой Вики, которую пришлось оставить вместе с Клавдией Тимофеевной в Рощино. Последнее, а именно длительная разлука с дочкой, без которой не представляла своего существования с тех пор, как та появилась на свет, угнетало Элизу более всего. Да еще эта, почти в прямом смысле бесконечная дорога. Проехать несколько тысяч верст лишь ради того, чтобы пить какую-то там воду, которая, как уверяли доктора, скажется особенно благотворно на состоянии ее сердца! Как будто что-нибудь в этом мире, действительно, в состоянии ему помочь, когда боль эта совсем не физическая... Впрочем, в самом начале этой весны ее, действительно, несколько раз беспокоили приступы сильного сердцебиения. И доктор Клюге, известный московский терапевт, приглашенный тогда к Элизе мужем, всегда столь демонстративным в своей заботе, будто бы желающим ею же и уязвить, посоветовал мадам Ошаниной ехать в Венгрию. Стоит ли говорить, что совет был воспринят как предписание, и мнение самой мадам, желает ли она этой поездки, никто особенно не спрашивал. Как и всегда, впрочем. Потом ей все же удалось добиться у Аркадия разрешения провести прежде хотя бы немного времени с матушкой, по которой, с тех пор, как та уехала за тридевять земель от Москвы, Элиза отчаянно скучала. Однако в начале августа ее все равно ждала поездка к Балатону. И в каждом своем письме супруг теперь едва не в первых строках спрашивал, когда она уезжает. Возможно, если бы он знал о болезни дочери... Но про то, что Вики умудрилась где-то подхватить корь, Элиза мужу написать побоялась, опасаясь, что в следующий раз он просто не разрешит ей взять девочку с собой. Вышло так, что в свое время они с Ошаниным будто бы «поделили» детей. Аркадию и его родне «достался» сын, которого они теперь воспитывали, как считали нужным – и то, каким капризным и надменным рос Игорь, совсем не нравилось Елизавете Петровне. Она же «забрала» младшую дочь, пообещав себе сделать все, чтобы Вики выросла свободной – настолько, насколько вообще может быть свободна женщина их круга. Настолько, чтобы однажды суметь противостоять всему миру, отстаивая свое собственное право на счастье таким, каким она сама будет его понимать. Иными словами, стать той, кем так и не смогла стать сама Элиза...

- Барыня, прямо не знаю, как и быть! – мерное покачивание кареты и однообразный пейзаж, который, к тому же, то и дело стремились спрятать от ее взора косые росчерки то слабеющего, то усиливающегося, но не прекращающегося совсем, почти от самой Вологды, дождя, кажется, в конце концов, усыпили Елизавету Петровну. И теперь, разбуженная вторжением собственного кучера, заглянувшего в распахнутую за секунду до того дверь экипажа, она еще какое-то время не могла сообразить, где находится и чего от нее хотят. Напротив также испуганно моргала спросонья ее камеристка Наташа.

- Что случилось, Сидор?

- Да то все задняя ось, Елизавета Петровна. Еще в Рощине все я ругался с Кондратом, что у вашей матушки за повозками доглядывает. Сказывал ему, паршивцу, что надобно ее укрепить, а он все свое гнет – хорошо, мол, и так будет. А где оно хорошо, коли чуть не от самого дому чую, как стучит там совсем не по-хорошему. Того и гляди, еще до Ярославля развалится, и чего делать тогда?!

- А что ж ты на станциях, что мы проезжали, помощи-то не попросил? – перспектива оказаться на ночь глядя среди дороги со сломанной осью, вовсе не радовала, поэтому Елизавета Петровна даже рассердилась беспечности своего кучера.

- Дык, просил я! Да только ладу никто не дал, говорят, это тебе к кузнецу хорошему надо, а где на станциях кузнеца, особливо хорошего, взять? Разве что в деревню какую заехать, да и там где быть уверенным, что под кривые руки не попадешь? Эх, Лёху бы нашего сюда, румянцевского! – вздохнул Сидор и сокрушенно покачал головой. – Уж вот он бы справился!

- Да что толку об этом говорить? – с досадой вздохнула Элиза, мучительно пытаясь сообразить, что делать. – Постой. Ты сказал – Ярославль далеко? А где мы теперь – более точно? Кажется, у моей матушки здесь где-то родня. Рядом с каким-то Любимом – или Любимовым у них имение.

- Любим, говорите, барыня? – сумрачное выражение лица Сидора немного просветлело. – Дык, Любим-то как раз тут в двух верстах, тока в сторону чуток от почтового тракта! Ну так, а мы на ближайшей станции спросим, и в город не надо ехать. Фамилию-то родичей знаете, небось?

- Сабуровы они... Да только как же так – без приглашения, без предупреждения даже? Это неловко! Вдруг, они и не помнят меня?

- Неловко, матушка, коли ось в пути сломается, будет! Да и чего – жить мы к ним напрашиваемся? Нам бы только с поломкой управиться, и дальше в путь. Благо – ехать еще и ехать до того болота мадьярского, на которое супружник вас в этот раз послать надумал!

- Ну, какое еще «болото мадьярское», Сидор Тимофеич, что ты несешь?! – возмутилась Наташа. – Не болото, а озеро – Балатон! – произнесла она по слогам, – так называется, понимаешь?

- Все одно: что озеро, что болото! – махнул тот рукой. – Только у нас тут и своих озер навалом, чего за тыщи верст к тем мадьярам ехать? Понавыдумывают, понимаешь...

Элиза, которая все это время молчала, раздумывая над сложившейся ситуацией и предлагаемым выходом, чуть улыбнулась, забавляясь завязавшейся было перепалкой и праведным гневом Сидора, который фактически повторил ее недавние мысли. Однако вслух строгим голосом попросила их обоих спорщиков успокоиться.

- Ладно, хватит! - проговорила она, наконец, и оба спорщика, казалось, забывшие о присутствии барыни, замолчали и уставились на нее. – Итак, Сидор, ты точно уверен, что поломка не пустячная и что мы не побеспокоим людей попусту своим вторжением? – тот усердно закивал. – Ну что же, тогда, стало быть, едем в гости к родственникам. А «Болото» пускай еще немного подождет!

 Отправлено: 24.02.12 17:30. Заголовок: Август - хлопотный м..

Август - хлопотный месяц в деревне: начинается жатва, от Водосвятия до Хлебного спаса примечают перемены погоды и готовятся проводить летнее тепло, и ни сменяют друг друга быстро, как никогда.
Прожив всю жизнь до сей поры тихо и замкнуто в своём имении, Ирина во многом привыкла считать время не по официальным календарям, а по праздникам, дням начала и окончания работ и тому, когда улетают на юг и возвращаются обратно перелётные птицы. Сегодня она выезжала в поле, видела ласточкину стаю, тянувшуюся к югу, и больше даже по этому признаку, чем по тому, как разгулялся не по-летнему холодный ветер, почуяла, что осень уже совсем близко.

После обеда зарядил мелкий, моросящий дождь, и пейзаж за окном стал казаться безнадёжно серым. Ирина улыбнулась сама себе, мысленно повторяя любимую её няней поговорку: «У Спаса всего в запасе: и дождь, и вёдро, и серопогодье», припомнила, что Медовый Спас ведь и правда был совсем недавно, что розы начали отцветать, а она так и не велела украсить ими библиотеку и гостиную. Серые, туманные мысли сами похожи на разбрюзжавшийся дождь: утомляют и нагоняют меланхолию, потому Ирэн строго наказала себе не хандрить и не предаваться праздности, способной щедро вскормить любую хандру, и заперлась в кабинете, чтобы разобрать письма и присланные из столицы книги. Она давно обещала одному из своих столичных корреспондентов перестать пренебрегать русскими романами и, пожалуй, сейчас был вполне подходящий момент, чтобы познакомиться с этими "Повестями Белкина", которые он так расхваливал.

Отделанный тёмным деревом кабинет всегда был самым тихим и уединённым местом в доме, и хозяйка завела себе привычку прятаться именно здесь, когда было необходимо сосредоточиться или, напротив, развеяться. Ирэн как раз успела отвлечься от окружающей реальности, увлечённо следя за тем, как подходят к концу жутковатые приключения гробовщика, когда в дверь поскреблись, и на пороге появилась горничная Татьяна.

- Что тебе? - Ирина с явным неудовольствием оторвалась от книги. - Я же не велела беспокоить до ужина.

- Так-то оно так, барышня, да только вас там просят, - Татьяна немного смешалась, но не отступила. - Гости к вам, принять просятся.

- Какие гости, что ты болтаешь? - хозяйка нахмурилась и со вздохом отложила книгу.

Надо сказать, гости в Белом Ключе были явлением редким, поскольку девица Сабурова ни с кем из соседей не водила особенно тёплого знакомства, а уж незваные гости в дождливый вечер - и вовсе невиданное дело. Ирэн почувствовала, что к недовольству примешивается вполне отчётливое любопытство и поторопила горничную:

- Так кто там приехал? Да и не путаешь ли ты чего?

- Да что там путать, барышня?! - Татьяна даже руками всплеснула. - Они сами сказали: кузина ваша московская, Ошанина Елизавета Петровна. Проездом, принять просятся.

- Кузина Элиза? - это была куда интереснее любых романов. - Скажи, что я сейчас выйду, беги.

Набросив на плечи белую ажурную шаль, Ирэн поспешила встречать гостью. Её одолевала тысяча вопросов: что привело сюда столичную жительницу? Откуда вдруг такое внимание к провинциальной родственнице, обретающейся в глуши? Не случилось ли чего плохого и не нужна ли помощь? Стремление утолить любопытство и утишить беспокойство оказались ещё лучшим средством от хандры, чем любые книги, как убедилась Ирэн, входя в гостиную.

 Отправлено: 25.02.12 14:26. Заголовок: Слуга, встретивший б..

Слуга, встретивший большой дорожный экипаж у парадного крыльца, разузнав, кто это к ним пожаловал, немедленно препроводил Елизавету Петровну в гостиную, где предложил присесть и подождать прихода хозяйки. Однако, достаточно уж насидевшись, Элиза не спешила занять предложенное ей кресло, и потому отошла к окну, сквозь прозрачную занавесь рассматривая открывшийся взору вид неспешной деревенской жизни. Клумбы с намокшей и уже начинающей темнеть от холодных августовских дождей зеленью, среди которой, впрочем, по-прежнему гордо красовались яркие шапки георгин, астры и радующие своей охряной желтизной среди серого дня цветы календулы. Живая изгородь из кустарника, мимо которой неспешно, несмотря на сеющуюся с неба сырость, прошествовал куда-то по своим делам пестрый дворовый кот... От дальнейшего созерцания мадам Ошанину отвлек звук повернувшейся дверной ручки. Она обернулась – и, спустя секунду, встретилась взглядом с вошедшей в гостиную хозяйкой дома, тотчас устремляясь к ней навстречу с улыбкой, призванной максимально смягчить неловкость подобных сцен, когда всякий будто бы не до конца знает наверняка, как надобно себя вести.

- Кузина Ирэн! Сколько лет, сколько зим! – проговорила Элиза, протягивая к мадемуазель Сабуровой обе руки. – Когда же мы виделись последний раз? И не припомнить! Но, кажется, что с тех пор вы совсем не изменились. Ну... разве что немного выросли. Как, впрочем, и я.

Их матери были двоюродные сестры. Но, несмотря уже на не самое близкое родство в нынешнем поколении, Элиза еще в первый же момент встречи с удивлением обратила внимание, насколько они с Ириной похожи внешне. Разумеется, кузина была моложе, черты лица несколько мягче, но то, что в их жилах течет одна и та же кровь – стало бы очевидно любому, кто на них посмотрит. Впрочем, смотреть было некому. Обе дамы по-прежнему были в комнате одни. И мадам Ошанина отчего-то чувствовала себя обязанной поддерживать общение, которое, по вполне понятным причинам, вряд ли могло сразу оказаться необычайно оживленным. Поэтому, без лишних предисловий, она решила перейти к сути дела.

- Понимаю, что мое вторжение без предупреждения после стольких лет разлуки выглядит довольно странно. Но обстоятельства, порой, складываются самым непостижимым образом, - начала Элиза, вкратце затем поведав родственнице историю своих дорожных приключений, а вернее – злоключений. – Вот такая незадача, Ирэн! И если вы будете столь добры, что окажете нам помощь, обещаю не обременять вас своим обществом надолго. Я ведь прекрасно знаю, что такое нежданные и особенно незваные гости.

 Отправлено: 05.03.12 20:28. Заголовок: Отворив дверь, Ирина..

Отворив дверь, Ирина на секунду замерла на пороге, не будучи вполне уверена, какой тон избрать для встречи со столичной родственницей, не обидит ли ту чрезмерная холодность, не оскорбит ли неуместная, могущая показаться фальшивой сердечность. Однако кузина разом разрешила её сомнения, раскрыв Ирэн объятия, и хозяйка дома тепло обняла гостью.

- Кузина Элиза! Ну что за нежданная радость мне по осени, - Ирина слегка отстранилась, желая разглядеть родственницу получше. - Давно виделись, так давно, что страшно и считать. Хорошая память на даты говорит мне, что перед самым наполеновым нашествием, когда отец возил нас с братом в Москву, но я сама, увы, почти ничего не помню. А что до перемен, то вам, кузина, похоже, каждый год на пользу, так вы хороши.

Присмотревшись к Элизе внимательнее, Ирэн вдруг ясно поняла, что, лестно отзываясь о внешности кузины, она льстит и самой себе, так схожи оказались их черты. Когда-то Ирина слышала от отца, что покойная матушка была очень похожа на сестру, но казалось отчасти удивительным, что это передалось и следующему поколению. Едва заметно покачав головой, Ирэн улыбнулась и, наконец, окончательно отстранилась от гостьи.

Кузина, меж тем, взяла на себя непростую задачу поддерживать беседу между двумя незнакомыми людьми и подробно рассказала историю своих дорожных бед, не забывая извиняться и уверять в своей необременительности. Ирина слушала, сочувственно кивала и улыбалась про себя, думая, что столичным жителям, вероятно, совсем чужда такая деревенская радость, как нежданные гости.
Когда Элиза закончила, Ирэн мягко коснулась её руки:

- Милая кузина, прошу, не считайте своё общество обременительным для меня. Я мало с кем вожу здесь настоящую дружбу, а ваш приезд, да ещё и в страду, когда никому ни до кого нет дела, для меня просто манна небесная, - Ирина даже слегка взмахнула руками, будто хотела подкрепить этим жестом свои слова. - Я задержала бы вас надолго, но не могу так поступить. Потому моя кузница, кузнец и всё, что понадобится, в вашем полном распоряжении. А вам, быть может, стоит отдохнуть с дороги? Я распоряжусь? - не дожидаясь ответа, Ирэн окликнула Татьяну, велела готовить гостье пустующие "матушкины комнаты" и поскорее подать чаю, чтобы кузина согрелась с дороги.

Дом мгновенно ожил: едва прошла четверть часа, как наверху проветривали спальню и перетряхивали перины, а стол был сервирован к чаю.
Ирэн немного смущённым жестом пригласила Элизу разделить с ней ужин.

- Надеюсь, милая кузина, деревенский стол не покажется вам безнадёжно скудным, - хозяйка неловко улыбнулась. - Идёмте же, я стану надоедать вам расспросами о столичной жизни и постараюсь не слишком утомить рассказами об усадебной.

К своему удивлению Ирина осознала, что всерьёз взбудоражена приездом нежданной гостьи, и сама от себя не ожидала столь ярких чувств, похожих на странное, непривычное предвкушение чего-то, что сразу и вообразить нельзя.

 Отправлено: 08.03.12 20:24. Заголовок: Отдохнуть, в самом д..

Отдохнуть, в самом деле, не помешало бы. Только теперь, когда немного отошла от перманентной дорожной тряски, Элиза, почувствовала, что, видимо, действительно, утомлена своим долгим переездом больше, чем казалось несколько минут назад. Верно, отсюда вся эта неприятная ломота во всем теле, не такая сильная, чтобы придавать ей серьезное значение, но и не настолько слабая, чтобы не обращать на нее внимание. Поэтому идея о том, чтобы побыстрее покончить с ремонтом кареты и уехать еще до заката, остановившись на ночлег в ближайшем уездном городе, уже не казалась мадам Ошаниной достаточно привлекательной, чтобы претворять ее в жизнь.

- Что вы, Ирэн, какая еще такая «манна»! Да это мне Небо впору благодарить, что то, что все случилось неподалеку от Белого Ключа... Кстати, чудное название, что оно означает? Потом вы ведь расскажете мне это, правда? Я же, в свою очередь, за возможность провести вечер не в одном из опостылевших за время путешествия гостиничных нумеров, да еще и не в одиночестве, а в столь милой компании, готова поведать все известные мне московские сплетни. Единственное, не пеняйте, если они окажутся не слишком свежими. Увы, я покинула Москву еще в конце весны, когда отправилась на лето к матушке в ее вологодское имение. Так что я с радостью приму ваше приглашение.

Говоря о своей радости, Елизавета Петровна ничуть не кривила душой и не преувеличивала ее масштабов. С каждым словом, с каждым жестом, образ кузины, которую прежде она смутно помнила ребенком, наполнялся новыми впечатлениями о ней, теперь уже взрослой, очаровательной молодой даме, которая, к тому же, как вскоре представилась возможность убедиться в разговоре за чашкой чая, хороша была не только внешне, но обладала также острым и живым умом, наделенным, к тому же, изрядной долей иронии. В этом можно было легко убедиться хотя бы по тем комментариям, которые мадемуазель Сабурова очень вовремя и к месту добавляла к пространным рассуждениям Элизы, все больше оттаивающей и расслабляющейся душой в ее обществе. Притом, что, обычно, она старалась воздерживаться от избыточной откровенности в общении даже с самыми близкими друзьями. Так что даже закончившееся вскоре чаепитие не стало причиной к прекращению завязавшейся между двумя дамами оживленной беседы. В конце концов, в очередной раз мягко улыбнувшись даже не обретенной заново родственнице, но, кажется, родственной душе, Элиза проговорила:

- Ирина Никитична, хотела бы просить вас еще об одном одолжении. Дело в том, что, чем дольше общаюсь с вами нынче, тем сильнее желаю, чтобы между нами не стояло более это официальное обращение «вы». Поэтому хотела бы, чтобы – как когда-то в детстве, вы говорили мне «ты» и называли по имени. Разумеется, если сочтете это возможным...

 Отправлено: 09.04.12 22:12. Заголовок: Предложение кузины з..

Предложение кузины застало Ирину Никитичну врасплох. То ли от долгой уединенной жизни, то ли просто вследствие особенностей характера, в свой ближний круг допускала она людей, как уже было сказано выше, достаточно неохотно. Тем более – вот так, практически с ходу. Но отказать Элизе в такой малости, как ее просьба, было бы уж совсем невежливо, потому она, конечно, согласилась. Сразу после этого дамы, наконец, перешли от разговоров об обеде непосредственно к самой трапезе. И вскоре Ирэн уже совершенно забыла о своих недавних сомнениях – настолько легко и непринужденно потекла их застольная беседа, зацепляясь изначально, словно за какие-то узелки, за общие воспоминания из детства, а потом постепенно переходя к событиям более близким по времени. Элиза оказалась замечательной рассказчицей. Столичные события, балы, приемы, о которых она повествовала, представали перед Ириною так ярко и отчетливо, что ей начинало казаться, будто бы это она сама принимала в них участие. А люди, жизнь которых барышня Сабурова могла лишь представлять в своем воображении, уже начинали казаться почти знакомыми лично.

Никогда прежде особенно не печалясь оттого, что подобная блестящая светская жизнь ей недоступна, в какой-то момент Ирэн ощутила в душе какое-то смутное томление, незнакомое ей раньше ощущение того, что что-то в ее собственной жизни будто бы проходит мимо. Однако, сочтя это чувство чем-то неприличным, сродни зависти, поспешила как можно скорее уничтожить все его ростки, ибо, в конечном счете, у каждого в этом мире свой путь. И еще неизвестно, смогла бы сама она существовать в том мире, гостья из которого прихотью случая, словно редкая яркая бабочка внезапным порывом ветра, была случайно занесена в ее жизнь. Впрочем, это не мешало задавать ей новые и новые вопросы, на которые Элиза подробно и благосклонно отвечала. И опомнилась Ирэн лишь тогда, когда, случайно взглянув в проем окна, заметила, что за ним уже заметно стемнело.

- Прости, я совсем забыла о времени! - смущенно улыбнулась она, вновь оборачиваясь к кузине, - А также о том, что ты, должно быть, ужасно утомилась в дороге, а потому – хотя мне этого совершенно не хочется, боюсь, что сейчас мне придется на время умерить свое любопытство и отпустить тебя спать, милая Элиза. Однако будь уверена, что в качестве платы за ночлег, завтра же я продолжу донимать тебя расспросами. Ты уже так много рассказала мне обо всем, но мы еще не успели и словом обмолвиться о твоей семье. А о них я тоже непременно желаю знать!

 Отправлено: 16.04.12 19:37. Заголовок: Охотно болтая в тече..

Охотно болтая в течение этого приятного для обеих собеседниц вечера обо всем сразу и ни о чем конкретно, более всего на свете Элиза боялась именно того, что, в конечном счете, разговор зайдет о ее собственной семье. Ведь тогда она уже вряд ли сможет поддерживать этот непринужденный тон и легкость, а значит, рискует показаться милой кузине Ирэн уже не такой привлекательной собеседницей, как прежде. Поэтому, пообещав перед тем, как распрощаться на ночь, что «да-да, непременно обо всем расскажет завтра», на самом деле, мадам Ошанина рассчитывала, что времени на подобный разговор на тот момент уже просто не останется, ибо экипаж, наверняка, починят, а значит, не будет насущной необходимости злоупотреблять гостеприимством Ирины. И, распрощавшись с нею, возможно, еще на двадцать лет, а то и насовсем – кто знает, когда вновь случится свидеться, можно будет продолжить путешествие, оставив эту встречу обоюдным приятным воспоминанием.

Однако, проснувшись на другое утро, Елизавета Петровна в очередной раз убедилась в справедливости поговорки про то, что «загад не бывает богат». Потому что то недомогание, которое накануне вечером она приняла за проявление дорожного переутомления, как оказалось, на самом деле было предвестником болезни, о чем и объявила ее горничная Анюта, когда Элиза попросила ту взглянуть на свое горло, в котором ощущала теперь такую боль при каждой попытке заговорить или даже просто проглотить слюну, как будто перед этим выпила, по меньшей мере, штоф расплавленного свинца.

- Ой, барыня, и боюсь я, что это даже не простая инфлюэнция вовсе! - состоя камеристкой у Елизаветы Петровны еще с тех пор, как та ходила в незамужних барышнях, Анюта и себя считала не ровней простым дворовым девкам. А потому очень любила употреблять красивые иностранные слова, которых, при наличии цепкой памяти и довольно острого ума, успела нахвататься за годы службы немало, хотя и не всегда употребляла их, что называется, впопад. Но сегодня был как раз тот случай, когда она была в себе уверена. – Жаба* это! Вон, как горлышко-то все обложило, белым-бело!

- Неужто опять жаба?! Да откуда же, господи! – просипела в ответ мадам Ошанина, бессильно откидываясь на подушки и прижимая ладонь к пылающему лихорадкой лбу.

- Знамо дело, откуда, говорила ведь, не пейте холодного квасу на том постоялом дворе, куда вам? С детства ведь, едва только ветром дунет, так вы уже с горлом-то и слегли! – пробурчала Анюта, заботливо укутывая свою барыню, с которой, обычно, держала себя, скорее как нянька, хотя годами была той едва не ровесницей. – И как теперь поедем?

Тот же самый вопрос задавала себе и сама Элиза. Путешествие, не задавшееся с самого начала, и продолжалось крайне неудачно. Ведь теперь, по меньшей мере, неделю ей придется провести в постели, а при таком раскладе, путь к месту следования затянется сверх всякого разумного предела. И Аркадий, который привык, чтобы все было строго по плану, а ее вечно обвиняет в безалаберности и неспособности планировать время, вновь будет торжествовать… Но делать было нечего.

- Видимо, никак, - нахмурив брови, откликнулась она после этих тягостных размышлений. – Будь добра, пригласи ко мне кузину Ирэн… Или нет, не нужно приглашать, вдруг она от меня заразится! Поди и скажи сама лучше, что я заболела и передай слова извинения, что не смогу спуститься к завтраку. И еще, наверное, придется все же позвать доктора.

__________________________________________________


*Жаба – старинное название ангины.

 Отправлено: 16.04.12 21:34. Заголовок: День в деревне начин..

День в деревне начинается рано. И, несмотря на то, что от переизбытка впечатлений заснула нынче довольно поздно, Ирина проснулась с рассветом, ничуть не ощущая при этом разбитости. Будучи всю сознательную жизнь ранней пташкой, она особенно любила эти утренние, едва лишь послерассветные часы. Особенно летом, когда в неизменно открытое настежь окно проникают знакомый с детства и приятный слуху шум утра – щебетание птиц, шорох листвы, тронутой утренним ветерком, отдаленное мычание коров, которых уже подоили, и теперь босоногий пастушонок Семка, младший сын поварихи Клавдии, вприпрыжку гонит их на дальние пастбища…

Нет, никогда ей не понять прелестей столичной жизни, где принято едва ли не в это самое время только укладываться спать, возвращаясь с очередного бала и не видя от усталости ничего вокруг. Надо сказать, что опыта городской – а особенно столичной жизни у Ирэн, впрочем, особенно и не было, поэтому о принятых там обычаях она судила преимущественно по письмам и рассказам. Таким, как те, что с необычайным интересом выслушивала накануне из уст кузины Элизы. И готова была бы слушать еще и еще, если бы не собственные представления о деликатности и гостеприимстве, призывающие пощадить гостя, дав ему как следует отдохнуть с дороги хотя бы в первую ночь. Именно поэтому барышня Сабурова, прощаясь с гостьей перед сном, не стала указывать определенно время завтрака, к которому той следовало бы спускаться в столовую, несмотря на то, что Елизавета, видимо, привычная к подобным церемониям, сама ее об этом спросила. А вместо этого с улыбкой предложила от души выспаться и почувствовать на себе дух деревенской свободы. Сама же рассчитывала за то время покончить с теми делами, которые невозможно отложить, чтобы затем посвятит весь остальной день своей гостье, которой намеревалась показать свое имение во всей красе.

Именно поэтому теперь сидела за столом в кабинете, прихлебывая из белой фарфоровой чашки уже порядком подостывший кофе, пытаясь сосредоточиться на отчете своего управляющего о том, сколько и чего продали ее мужики на большой летней ярмарке в Ярославле месяц тому назад. Его Иван Савельевич, к слову, предоставил еще третьего дня, да все как-то не было настроения им заняться. Да и теперь мысли то и дело убегали куда-то далеко от стройных колонок цифр. Например, к тому, почему она нынче так непривычно много времени уделила собственному утреннему туалету и даже заставила Татьяну сделать ей более прихотливую, нежели обычные две косы, короной уложенные вокруг головы, прическу. Правда, толку в этом было мало, хотя горничная ее была вполне себе искусной мастерицей, да вот только непослушные кудрявые каштановые пряди явно возражали против того, чтобы лежать такими же гладкими и блестящими завитками и спиралями, как на голове у столичной красавицы-кузины, которая даже с дороги смотрелась так, будто только что вышла из-под рук модного куафера. Во всяком случае, в представлении Ирины, которая, тем временем, выдвинув ящичек стола, извлекла из него небольшое зеркало и в очередной раз принялась придирчиво рассматривать свое отражение. Однако, стоило лишь раздаться легкому стуку в дверь кабинета, тут же быстро спрятала его, словно только что делала что-то неприличное и, придав своему лицу крайне сосредоточенное выражение, чуть охрипшим, будто бы от испуга голосом, разрешила войти тому, кто так добивался ее внимания. Посетительницей ее оказалась горничная девушка кузины, которая и сообщила нерадостную новость о том, что Элиза, оказывается, заболела.

- Но как же это?! – воскликнула Ирэн, искренне сочувствуя несчастной, но испытывая при этом совершенно необъяснимое и неправильное в этой ситуации чувство радости, что та теперь задержится у нее дольше, чем должно быть, хотела, которого, впрочем, тут же устыдилась. – Ведь еще вчера вечером все было хорошо. Я не заметила, чтобы Елизавета Петровна дурно себя чувствовала.

- Да все и было хорошо, Ирина Никитична! Только ей ведь немного надо, чтобы простыть, - вздохнула Анюта, пересказывая затем всю ту же историю про холодный квас, постоялый двор, да слабое горло Элизы. – Так что теперь барыня моя у вас прощения просят, что к завтраку не выйдут, а еще доктора. Есть же и у вас тут доктор какой-нибудь, наверняка?

- Почему же «какой-нибудь»? – усмехнулась Ирэн, мысленно забавляясь над тем, что даже прислуга у кузины преисполнена чувства собственного достоинства куда больше, чем ее собственная дворня. – У нас есть замечательный доктор. Кстати, тоже раньше жил в Москве, а потом вот переехал к нам сюда и много хорошего людям делает. Я нынче же приглашу его к нам, успокой кузину и скажи, чтобы ни о чем не волновалась. А сама пока ступай на кухню и скажи, чтобы приготовили для твоей барыни теплого молока и меда липового, самого свежего, что недавно только добыли. Глядишь, еще и до доктора, даст бог, облегчим ее состояние!

 Отправлено: 16.04.12 23:39. Заголовок: С тех пор, как докт..

С тех пор, как доктор Агалюлин обосновался в провинциальном Любиме, минуло уже целых пять лет. И в целом, жизнь Бориса Викторовича была спокойна и приятна, а также напрочь лишена излишних событий, которые ранее наполняли ее в столице. За это время собственная его практика на новом месте достаточно наладилась, а больница, некогда устроенная их с Нестеровым совместными усилиями, и вовсе приобрела известность на всю округу. Но при этом оставалось еще даже довольно времени для развлечения, о котором ранее, в большом городе, невозможно было и мечтать – сделавшись провинциалом, Агалюлин всерьез увлекся разведением лошадей. Конечно, это были не арабские скакуны, но сплошь кони английской породы, и весьма приличные. Единственное, что несколько омрачало безоблачное существование, возобновившиеся с тех пор, как Любовь Сергеевна Мещеринова стала госпожой Нестеровой, попытки женить его. Ибо местные обыватели были еще тогда, несколько лет назад, всерьез убеждены, что Роман увел у него невесту буквально из-под носа и очень по этому поводу негодовали. Впрочем, даже и теперь еще, кажется, кое-кто в это верил, несмотря на все то, что произошло с четой Нестеровых после.

Однако кого же ему только не сватали за эти пять лет! И Марусеньку Сорокину, и Настасью Вересову, а уж, сколько томных взглядов посылала Агалюлину старшая дочь господина Латынина. Но он был кремень и разочаровал их всех, заделавшись, в конце концов, самым закоренелым холостяком во всей округе. Хотя, вскоре и приобрел ореол романтического страдальца, который все никак не может смириться с потерей возлюбленной. Случилось это с подачи барышни Латыниной, которая однажды оказалась рядом в тот момент, когда Борис Викторович получил очередное письмо из Петербурга от Любавы Нестеровой и обрадовался этому столь явно, что был в своей радости ею уличен. Чуть позже, случайно узнав от кого-то о своем новом «статусе», Агалюлин едва удержался, чтобы не захохотать в голос, но спорить ни с кем не стал, радуясь, что хотя бы так его, наконец, оставят в покое и дадут спокойно заниматься любимыми делами.

Нынешним утром, в аккурат после обхода в лечебнице, Борис Викторович как раз намеревался предаться одному из них – а именно поехать на свои конюшни и пробыть там до обеда, коли бог даст. Но человек предполагает, а слуга принес ему записку от еще одной местной помещицы, барышни Сабуровой, что жила в имении Белый Ключ неподалеку от Любима. В ней Ирина Никитична просила доктора по возможности скорее навестить ее, так как, оказывается, накануне к ним приехала погостить ее родственница, да, к несчастью, дорогой заболела. Быстро собравшись, Агалюлин уже по пути, в повозке, присланной за ним Сабуровой, старался разузнать у кучера, что за родственница такая и что с ней приключилось. Но парнишка знал не слишком много – лишь то, что дама столичная и приехала вчера уже в сумерках.

«Столичная, - усмехнулся про себя доктор, - Вот ведь. Наверное, и моды придерживается столичной. Не по погоде воздушные наряды, а как следствие – простуды!»

- Доброго вам дня, любезная Ирина Никитична. Рад видеть вас в добром здравии, - приветствовал доктор хозяйку, вышедшую встречать его на крыльцо по приезду в Белый Ключ, после чего сразу перешел к делу. - И где же ваше больная? Ведите меня к ней скорее.

Из краткого разговора, последовавшего, пока хозяйка дома сопровождала его до покоев будущей пациентки, Агалюлин, наконец, выяснил кое-какие детали. И понял, что простуда у столичной кузины Ирины Никитичны может, и в самом деле, оказаться нешуточной. В комнате, куда его привели, было почти темно – окна зашторены, а единственная свеча – и та горела на дальнем столике. В который раз Агалюлин изумился этому необъяснимому стремлению окружать больных сумраком. Сам он, напротив, был убежден, что солнечный свет – уже сам по себе прекрасное лекарство.

- Вот что, раскройте-ка шторы, а то я и собственных рук в этой тьме не вижу, - проговорил он, сходу окинув взором будущее поле деятельности, в том числе – постель больной, где под покрывалом пока скорее лишь угадывались, чем были видны очертания человеческого тела. Поставив на стол свой саквояж, Агалюлин открыл его, поворачиваясь затем к пациентке, да тут же и замер на месте, разглядывая ее бледное лицо в ореоле темных кудряшек.

 Отправлено: 17.04.12 19:09. Заголовок: Анюта вернулась дово..

Анюта вернулась довольно быстро и принесла с собою целый поднос снеди: кувшинчик горячего молока, мед, свежие плюшки в плетеной корзинке, заботливо прикрытые белой льняной салфеткой. От последних, впрочем, Элиза сразу же отказалась, не в силах представить, как может проглотить сейчас хотя бы маленький кусочек твердой пищи. А вот горячее молоко и мед, действительно, были весьма кстати, хотя даже оно поначалу вызывало настолько неприятные ощущения, что молодая женщина болезненно морщилась, перед тем, как приходилось отпить из пузатой кружки, и сотый раз проклинала собственную беспечность на том злосчастном постоялом дворе, где попросила хозяина принести ей попить чего-нибудь холодненького. Все это время ее верная наперсница, видимо, окончательно войдя в роль заботливой бонны, находилась рядом и внимательно наблюдала за действиями барыни, встречая одобрительным восклицаниями всякий совершенный ею глоток, попутно рассказывая, что уже успела увидеться с Ириной Никитичной, и та обещала немедля выписать в Белый Ключ «самого лучшего доктора».

- Сказала она, что прежде тот в Москве большую практику имел, а потом сюда зачем-то перебрался. Только вот я и думаю, что коли у доктора дела в городе шли хорошо, для чего ему в такой медвежий угол после забиваться? Не иначе, накуролесил чего?

- Аня! Ну, как не стыдно навешивать ярлыки тем, кого мы и не знаем вовсе? К тому же, разве стала бы кузина звать того, кому не доверяет? – нахмурившись, воскликнула Элиза, но упрямица лишь головой покачала, презрительно фыркнув, и повыше натянула на свою подопечную пуховое одеяло, которое та, впрочем, теперь рада была бы и сбросить, потому что лихорадка, видимо, достигнув максимального значения, прекратила мучить ознобом, и стало, напротив, очень жарко. – И откуда в тебе столько снобизма?

Что такое «снобизм» Анюта пока еще не выяснила, но нутром чувствовала, что Елизавета Петровна не столько сердится, сколько хочет казаться сердитой. Потому не придала этому значения и за последующий час успела поделиться с барыней несколькими свежими наблюдениями из деревенской жизни, которые казались ей наиболее возмутительными, а саму мадам Ошанину, которой за последние полчаса стало будто бы чуть легче, скорее забавляли. Также, как и недавние пояснения в ответ на вопрос, для чего Анюта так плотно закупорила окна и плотно закрыла шторы, отчего в спальне вновь стало темно, словно бы на дворе стояла ночь. Как выяснилось, все это было сделано лишь для того, чтобы в комнату через них не проникли еще какие-нибудь зловредные «бациллы», которых здесь, без сомнения, полным-полно. Спорить с ней в этом вопросе было бесполезно, так что Элизе не оставалось ничего, кроме как подчиниться своей тиранше.

Наконец, из коридора до ее слуха донесся звук приближающихся шагов и приглушенные голоса, один из которых явно принадлежал кузине Ирэн, а вот другой… Услышав реплики ее собеседника, Элиза почувствовала, как сердце, и без того от лихорадки бьющееся в груди чаще обычного, на миг замерло, а потом и вовсе сорвалось в какой-то безумный галоп. Это не мог быть он! И все же… В отличие от Бориса, ее собственному, уже привыкшему к недостатку света взгляду, достало ровно одного мгновения, чтобы безумное предположение обернулось явью, едва его высокая и чуть сутуловатая фигура возникла в дверном проеме. Вот только говорить она пока не могла из-за кома, который столь стремительно сдавливал горло, не имея притом ничего общего с болью, которая терзала его до этого. Яркие лучи солнца, ворвавшиеся в комнату в тот момент, когда Ирина, вошедшая следом, по его команде отдернула шторы на окнах, заставил Элизу невольно зажмуриться. Впрочем, она и далее не спешила разомкнуть ресницы, словно боясь увидеть в ответном устремленном на нее взгляде то же самое выражение, что и тогда, пять лет тому назад, когда сказала ему, что они должны расстаться.

- Ой, мамочки! Борис Викторович?! Да вы ли это? Здесь?! – Анюта, опомнившись от удивления первой из всех участников данной сцены, вскочила с табуретки у постели барыни и во все глаза разглядывала вошедшего доктора. – Вот это да! И как же это только возможно?!

 Отправлено: 17.04.12 21:11. Заголовок: - Пути Господни неис..

- Пути Господни неисповедимы, Анна Васильевна, - едва улыбнувшись, Борис Викторович повернулся к горничной, которая смотрела на него, словно на ангела, сошедшего с небес. При этом в глазах ее было столько же радости, сколько растерянности – во взгляде ее барыни. Между тем, в комнате присутствовал еще один человек, которому происходящее могло показаться странным. Вспомнив об этом, Агалюлин, попутно извлекая из саквояжа инструменты, обернулся к хозяйке дома, действительно, взиравшей на них с недоумением. - Ирина Никитична, это удивительно. Я и представить не мог, что вы – родственницы. Ведь мы с Елизаветой Петровной когда-то были немного знакомы, еще в Москве. И вот – встретиться вновь именно здесь…

Припомнив, сколь «немного» были знакомы ее барыня и доктор Агалюлин, Анюта едва не поперхнулась, но вовремя спохватилась, сообразив, что напоминать об этом Борису Викторовичу именно теперь – не только неуместно, но и опасно. А он, тем временем, уже повернулся к Елизавете Петровне и вежливо, но без эмоций, приветствовал ее. Далее последовали традиционные вопросы и первый осмотр, который подтвердил опасения Анюты, стоявшей чуть поодаль от постели и ловившей налету каждое слово Бориса Викторовича, с выражением глубочайшего удовлетворения от собственной проницательности и – бесспорно – ума.

Сам же Агалюлин теперь более всего хотел отрешиться, забыть о том, кем когда-то была для него та, кого теперь довелось лечить. При этом он даже касаться своей пациентки, казалось, старался как можно реже, чем, вкупе с общей непривычно холодной манерой держаться с нею, похоже, продолжал интриговать Ирину Никитичну.

- Ну что же, диагноз мне вполне ясен. Потому сейчас же оставлю вам предписания, которым нужно будет следовать, чтобы скорее поправиться. Лекарства пришлю, как только доберусь до Любима. Проведать вас вновь заеду через пару дней, так как пока не вижу в вашем состоянии, ничего, внушающего опасения, мадам Ошанина.

Столь же бесстрастно, как и говорил, собрав в саквояж свои инструменты, Агалюлин направился к выходу и лишь на пороге комнаты зачем-то обернулся, еще раз посмотрев на женщину, взгляд которой чувствовал на себе теперь постоянно. Впрочем, длилось это всего мгновение, а после Борис Викторович уже вновь говорил с мадемуазель Сабуровой. И голос его при этом звучал гораздо теплее.

- Ирина Никитична, можете не тревожиться. Кузине вашей дня через два непременно станет легче. И все же – если что-то случиться – в любое время дня и ночи – я к вашим услугам. А теперь, позвольте откланяться.

 Отправлено: 20.04.12 20:14. Заголовок: Все время, что Борис..

Все время, что Борис Викторович провел подле ее кузины, Ирэн, расположившаяся на стуле подле окна, казалось, даже и не шелохнулась. И уж точно не проронила ни одного слова – во-первых, не желала мешать доктору, а во-вторых, все еще была слишком удивлена уже вторым необыкновенным совпадением, которому стала свидетельницей в последние два дня. И краткие пояснения, которыми ее, в конечном счете, снабдил Агалюлин, вместо того, чтобы развеять непонимание, лишь усилили любопытство. Следует отметить, что Ирина Никитична никогда не считала себя большим знатоком человеческих душ и не особенно верила в собственную проницательность, но надобно было обладать совсем уж скромными умственными способностями, чтобы не обратить внимания хотя бы на то, как эти двое отреагировали друг на друга. И пусть нынешнюю, взрослую Элизу она знала недостаточно, чтобы строить какие-то предположения, но с доктором Агалюлиным – за те годы, что он прожил в этих краях, уже успела познакомиться достаточно. По службе ли, или просто так, когда случалось встретиться в городе и поговорить, Борис Викторович всегда являл собой для барышни Сабуровой образец галантного... нет, это слово Ирэн никогда не любила – благородного и обходительного отношения к людям. А как по-рыцарски он ведет себя с госпожой Нестеровой – с тех пор, как этой бедной женщине случилось овдоветь, едва обретя долгожданное счастье в браке с другом Бориса Викторовича... По поводу его чувств к этой даме, впрочем, болтали всякое, но в своем присутствии эти разговоры Ирина Никитична всегда пресекала, поражаясь пошлой склонности отдельных персон во всем видеть одни лишь низменные порывы. И вот теперь вдруг такая перемена! Так что, разрываясь между двумя симпатиями – прежней дружеской, к Агалюлину и вновь обретенной, родственной – к милой кузине Элизе, мадемуазель Сабурова чувствовала крайнюю растерянность и уже даже жалела, что не обратилась к какому-нибудь другому врачу. Хотя, лучшего специалиста, чем Борис Викторович, в их краях и не водилось.

- Но как же так – сразу откланяться?! – воскликнула она, когда Агалюлин объявил, что намерен тотчас же ехать восвояси. – Даже отобедать не останетесь? Вы же, наверное, с утра на ногах. Воля ваша, Борис Викторович, но голодным я вас из Белого Ключа назад в город не отпущу!

И интонации голоса, и весь облик барышни Сабуровой выражали в этот момент крайнюю решимость. Поэтому доктору не оставалось ничего, как принять это приглашение, более похожее на предписание, не последовать которому означало нанести Ирэн крайнюю обиду. Да, собственно, так оно и было. Кроме того, она в глубине души надеялась во время трапезы разузнать еще хотя бы какие-нибудь подробности знакомства кузины и Бориса Викторовича. Но потерпела фиаско, ибо спрашивать напрямую, конечно же, постеснялась. А сам Агалюлин, кажется, готов был говорить с нею о чем угодно, только не о том, что так тревожило любопытство девушки. Поэтому, когда он все же убыл в город, Ирина была крайне разочарована, хоть умело скрывала свои чувства. Что же, возможно не теперь, но что-нибудь, да прояснится. А пока – пока следовало заняться более важным делом, а именно лечением кузины Элизы, за что Ирина Никитична вскоре и принялась со всей присущей ее характеру исполнительностью.

 Отправлено: 22.04.12 19:07. Заголовок: - Вот, что хотите мн..

- Вот, что хотите мне сказывайте, Елизавета Петровна, да только истинно говорю: сам Господь нас сюда привел! – назидательно проговорила Анюта, поудобнее усаживаясь на край постели своей барыни и протягивая ей полную ложку какой-то горькой микстуры, и в самом деле, удивительно быстро доставленной из города после того, как доктор покинул Белый Ключ и отправился восвояси. – Чтобы вам вновь с Борисом Викторовичем повидаться. Не по-людски ведь расстались-то!

- Да, а кто ж еще-то? – хрипло откликнулась Элиза, морщась от неприятного вкуса и вновь откидываясь на подушки. – Он же мне, вероятно, и ось в экипаже сломал, Господь. А еще горло потом для надежности простудил, чтобы уж точно не отвертелась... Что ты говоришь-то? Простая случайность. К тому же, он-то этой встрече явно не обрадовался, разве ты не видела?

- Видела, матушка. Да только, как не обидеться, когда такая любовь была. На руках был готов носить, эх, как вспомню!..

- Что-то ты чрезмерно предалась воспоминаниям, как я посмотрю. Хватит, ступай себе, хочу поспать немного! – Элиза закрыла глаза и демонстративно отвернулась к стене, всем своим видом показывая Анюте, что больше развивать эту тему не намерена. И той не оставалось ничего, как, покрутившись для виду еще несколько минут, действительно, покинуть комнату, оставив хозяйку в одиночестве. И как только это произошло, мадам Ошанина вновь открыла глаза, устремляя задумчивый взгляд в окно. И события, теперь уже довольно отдаленные и, казалось, пережитые, вновь представали перед мысленным взором, добавляя в физической боли душевные муки. Расставаясь с ним тогда, почти шесть лет тому назад, Элиза была уверена, что это навсегда. И утешением в тот ужасный день ей было лишь одно – ее тайна, раскрыть которую до того момента она так и не решилась, а после этого было уже и нельзя сделать. Невозможно, неправильно. И нечестно, к тому же. А ее с самого детства учили, что Бог всегда наказывает за ложь. Так что именно наказанием, а не благословением представлялась Элизе сегодняшняя встреча. А что еще дальше будет – загадывать боязно.

 Отправлено: 22.04.12 20:59. Заголовок: Словно в подтвержден..

Словно в подтверждение того, что всякие настойчивые мысли – и хорошие, и дурные в особенности, имеют своим свойством воплощаться в действительность, спустя день, вопреки исправному лечению и предположениям доктора Агалюлина на этот счет, Элизе сделалось не лучше, а даже хуже, чем было до того. Боль в горле ничуть не уменьшалась, а напротив. Да и лихорадка все никак не желала идти на спад, терзая несчастную теперь уже не только к вечеру, но и утром. При этом, всякий раз, когда встревоженные таким развитием событий Ирэн и Анюта порывались до назначенного срока призвать в Белый Ключ Бориса Викторовича, сама она настойчиво умоляла их этого не делать, утверждая, что ей уже лучше – или же вот-вот станет. В конечном счете, когда к вечеру второго дня болезни у Элизы, по словам ее до крайности напуганной камеристки, пришедшей с этим сообщением к ней в кабинет, ко всему прочему прибавилась одышка, Ирина Никитична поняла, что медлить она больше не в праве. Написав письмо в Любим на домашний адрес Агалюлина, барышня Сабурова с самым решительным видом появилась-таки на пороге комнаты кузины и заявила, что так продолжаться больше не может.

- Лиза, друг мой, твоя воля, можешь корить меня за то, что поступила вопреки твоему желанию, но я только что вызвала к нам Бориса Викторовича, - добавила она в конце и уже, действительно, приготовилась выслушать суровую отповедь за то, что вмешивается не в свое дело, но Элиза неожиданно промолчала. Только, как показалось внимательно следившей за выражением ее лица Ирэн, тяжело вздохнула, словно бы принимая нечто, для себя крайне неприятное, но неизбежное.

 Отправлено: 22.04.12 22:50. Заголовок: Вышло так, что со вр..

Вышло так, что со временем, ему пришлось стать хамелеоном, который умеет менять свой окрас в зависимости от окружающей обстановки. Это было нужно для работы, но и для жизни в обществе, где не принято всем и каждому демонстрировать свои эмоции, тоже вполне годилось. Поэтому, покинув комнату пациентки, Агалюлин так легко сумел переключиться и нацепил на себя привычный образ учтивого соседа, который за обедом пересказывал барышне Сабуровой все недавние городские новости, ни разу притом не упомянув ни о своем знакомстве с Елизаветой Петровной, ни об удивительном совпадении, приведшем ее сюда. А вернувшись к себе, как и обещал – послал в Белый Ключ мальчишку с лекарствами, приложив к ним записку с еще раз собственноручно написанными пояснениями. С тем решил, что врачебный долг его исполнен, и теперь уже можно не беспокоиться. И далее весь остаток дня старался придумать себе как можно больше занятий, которые отвлекали его мысли от Лизы и тех событий, что когда-то были частью их жизни. Странно, однажды он подумал, что та часть жизни и все московские события остались уже далеко позади, и воспоминания о них не тревожат ни ума, ни сердца. Но вечером, когда все возможные дела были переделаны и доктор устроился по заведенной им привычке с книгой в руках в кресле в кабинете, чтение отчего-то не задалось. Нахлынули воспоминания, и вот уже он заново в сотый раз прокручивает в голове, как бы все могло сложиться иначе… Но иначе быть не могло.

Через два дня, уже под самый вечер, когда Марфа Матвеевна, служившая в доме Агалюлина и за кухарку, и за экономку, обходила дом, проверяя окна и двери, на дворе послышался лай собаки, а после кто-то энергично принялся стучаться в дверь. Ворча и сетуя – очень не любила, когда под ночь к ее хозяину приходили больные или за ним присылали, чтобы отвезти к одру страдальца, Марфа пошла открывать.

- И до утра не помрет! А помрет, так за священником надо идти, чего доктора тревожить! Он и без вас за день умаялся.

Борис Викторович обычно бранил ее за такие речи, но не сильно, понимая, что таким образом о нем проявляют заботу. На пороге стоял слуга из Белого Ключа, и доктору даже не понадобилось читать присланную с ним записку, чтобы узнать причину, по которой его решили беспокоить. Велев немедленно седлать коня, он отправился обратно в кабинет собираться, и уже спустя четверть часа был в дороге.

В Белом ключе, казалось, не спал весь дом. Хозяйка усадьбы дожидалась Агалюлина, стоя на крыльце, кутаясь в шаль и рискуя самой простыть. Об этом ее и предупредил Борис Викторович, едва спешился и открепил от седла свою сумку. Но Ирина лишь рукой махнула, заметив, что она девушка крепкая и ее не проймет августовский ветерок. В комнату больной он вошел следом за нею и, как и в прошлый раз, застал у постели мадам Ошаниной верную Анюту, которая была бледна и перепугана.

Сегодняшний осмотр оказался более долгим. В комнату было велено принести столько света, сколько возможно. Но и до того, Борису Викторовичу уже все было ясно. Ангина мадам Ошаниной дала осложнение, и в воспалившемся горле появился гнойник, который теперь ему нужно было вскрывать. Выставив за дверь Ирину Никитичну вместе с Анютой, которая отчаянно этому сопротивлялась, Борис Викторович принялся раскладывать на столе инструменты и, выбрав затем нужный ланцет, стал объяснять Елизавете Петровне, что он сейчас станет с нею делать и для чего все это нужно.

- Будет немного болезненно, но я полагаю – вы вытерпите, Лиза, - как-то само собой вышло назвать ее лишь по имени. Но это необъяснимое проявление ностальгии нисколько не сказалось на его дальнейшей работе.

 Отправлено: 23.04.12 20:51. Заголовок: К обеду второго дня ..

К обеду второго дня болезни Элиза, которая теперь уже, в прямом смысле слова, едва могла открыть от боли рот, и сама поняла, что дело неладное. Пару лет тому назад у нее уже начиналось нечто подобное. И консилиум из трех известных московских докторов даже грозился операцией, которой мадам Ошанина, обладая хорошим воображением и представляя, как у нее в горле что-то будут разрезать, боялась панически. Но – обошлось, а со временем как-то и забылось. Поэтому и теперь, надеясь избежать самого для себя страшного, Елизавета Петровна ждала и терпела, хотя последнее становилось все более затруднительным делом. Но не только страх перед операцией заставлял ее упорно отказываться от деликатных предложений кузины и гораздо более настойчивых Аннушкиных, которая умоляла не упрямиться и позвать Бориса Викторовича как можно скорее. Одна только мысль о том, что он вновь придет и что снова доведется смотреть ему в глаза, была мучительнее любой телесной боли. Но к вечеру, в полной мере прочувствовав смысл присказки «где больно – там не стыдно», Элиза все же согласилась, чтобы к ней позвали Агалюлина. Тем более что согласие было уже совершенно формальным: кузина Ирэн сказала ей о том, что сделала это, уже отправив письмо в город, точно боялась, что она его отнимет.

Борис появился в ее комнате уже ближе к ночи, когда за окном совсем стемнело. Был еще менее разговорчив, чем в прошлый раз, однако теперь – и Элиза внимательно наблюдавшая за каждым его жестом, и сменой выражения лица во время осмотра, отчетливо поняла это – причина была вовсе не в ней самой, но в ее болезни. О том, что положение ее, по-видимому, серьезно, говорила ей и залегшая глубже обычного складка между его бровями, и тревожное выражение глаз. Но, чем больше Борис беспокоился за нее, тем, как ни странно, более умиротворенной ощущала себя подле него сама Элиза. И, возможно, это было лишь совместным одурманивающим действием настойки лауданума, которую ей дали выпить в качестве обезболивающего средства, а также ядов, всасывающихся в кровь из того гнойника, что он разглядел в ее горле, несмотря на то, что рот открыть было почти невозможно от боли, а также высочайшей лихорадки, но известие о том, что все же придется пережить хирургическое вмешательство, ее отчего-то совершенно не взволновало. В отличие от Аннушки, которая тотчас же после объявления об этом, запричитала и заплакала в голос, точно доктор сказал, что намерен отрубить ее барыне голову. Особенное же буйство, почти истерический припадок, приключился с нею, когда Агалюлин сказал, что им с Ириной, также присутствовавшей в комнате молчаливой тенью и беспрекословно исполнявшей все просьбы доктора, придется все же выйти.

- Да как же это – выйти-то?! И это, когда вы, Борис Викторович, барыньке, голубушке моей, горло разрезать собираетесь! А ну как помрет, а я где буду в тот момент?! – после этого терпение доктора, вероятно, окончательно иссякло, и он довольно сердито приказал Ирэн увести рыдающую взахлеб Аннушку вон, вручив предварительно склянку с успокоительным снадобьем, сопроводив рекомендацией накапать тотчас же, не скупясь и немедленно выпить – причем обеим. А сюда вернуться лишь тогда, когда он снова позовет.

- Похоже, Аннушка уже начала меня оплакивать, - не без иронии в том, что сейчас было сложно назвать голосом, просипела Элиза, когда дверь за Ириной и ее горничной затворилась, и они вновь остались наедине с Борисом.

Он вновь не ответил, сосредоточенно раскладывая на столе свои инструменты, но перед тем прокаливая их на пламени свечи. И мадам Ошанина, которой за минуту до того было велено сесть к столу, получила шанс освежить свои воспоминания о том, как он ведет себя, когда на чем-то всерьез сосредоточен. Как движется, как смотрит, что говорит. Впрочем, говорил он, как уже было замечено, очень и очень мало – и только по делу. Так, устроившись, наконец, напротив, приказал ей открыть рот, но до того попросил потерпеть. Больно же, и вправду, было очень. Но, зажмурившись и впившись до бледности в костяшках пальцами в край стола, Элиза изо всех сил старалась молчать, сдерживая слезы, не желая разочаровать его хотя бы сейчас.

По всей видимости, гнойник оказался, действительно, большим. Даже после того, как вскрыл его, доктор еще некоторое время внимательно рассматривал что-то в ее горле, затем заставлял Элизу несколько раз тщательно полоскать его чем-то горьким… Когда же все закончилось и он отнес ее, вконец измученную этой пыткой, в постель, не позволив ступать самой, хотя до кровати было рукой подать, и вновь склонился, поправляя ей подушки и одеяло, Лиза поймала его руку и, прижав ее к своей щеке, принялась горячо шептать:

- Спасибо тебе, Боря… Знаешь, а ведь было совсем не так мучительно, как я думала. И если бы этим можно было хотя бы чуть-чуть заплатить за ту боль, что однажды причинила тебе я… Не слушай меня… это глупо… Но ты же ведь не покинешь меня хотя бы сегодня? – внезапно подхватившись, она откинула одеяло и попыталась сесть, по-прежнему не отпуская руки Агалюлина и умоляюще заглядывая ему в глаза.

 Отправлено: 24.04.12 23:26. Заголовок: - Вот и все, сударын..

- Вот и все, сударыня, - коротко заметил доктор, когда операция завершилась и он повернулся к столику, чтобы развести настойку, которой Элизе полагалось полоскать горло, - Редко встретишь столь отважного пациента.

Слова и действия, которые он совершал, были автоматическими. Он почти каждому своему больному говорил тоже самое, вне зависимости от пола и возраста. И это всего лишь вежливая форма, своего рода дополнительная мера лечения, которая действовала на дух. И сентенцию «Mens sana in corpore sano» доктор любил переделывать на свой лад – при здоровом духе и тело быстрее здоровеет. Пока мадам Ошанина поласкала горло, доктор успел убрать свои инструменты, и можно было подумать, что ему не терпится уйти как можно скорее из этой комнаты. Но прежде чем покинуть пациентку, он сам лично отнес ее к постели. И впервые за долгое время вновь ощутил в своих объятиях женщину, которую когда мечтал носить на руках всю жизнь. Сейчас же он старался не думать о том, что их связывало. Полагал он, что и Элиза не думает об этом. По крайней мере, ей сейчас было разумнее беспокоится о своем здоровье. Но словно в ответ его мыслям Лиза схватила его руку, когда он собрался уходить, и крепко в нее вцепившись, принялась шептать, немного бессвязно, извинения и просьбы.

- Вам нужно теперь молчать. Если вы желаете, я побуду здесь, пока вы не уснете. Но прежде, я думаю, нужно успокоить вашу горничнуюи кузину, - он нарочно не обращал внимания на то, как она перешла на «ты», разумно полагая, что это всего лишь действие дурмана. Завтра утром она будет уже совсем иначе смотреть на него и думать о нем. Так, как тогда – шесть лет назад в Москве.

Аннушку он нашел на табурете, сидящей у двери в комнату барыни. Она сидела, напряженно вслушиваясь в происходившие в комнате, силясь уловить хоть малейший звук, но было там так зловеще тихо, что бедная девушка не знала, что и думать. Едва отворилась дверь и девушка ринулась в комнату, чуть не сбив доктора с ног. Сам же Борис Викторович пошел искать Ирину, которой и рассказал, как прошла операция и какой теперь уход нужен ее кузине. При этом он добавил, что теперь будет каждый день навещать мадам Ошанину и следить за тем, как идет ее выздоровление.

- Вы вовремя за мной послали, Ирина Никитична. А теперь, с вашего позволения, я останусь сегодня здесь. Нет, не беспокойтесь, не нужно комнаты. Я проведу прекрасно ночь в кресле, в комнате мадам Ошаниной. Мне нужно убедиться, что все будет идти хорошо.

Вместе и Ириной он вернулся в комнату, где Аннушка хлопотала у постели свой барыни, поправляя подушки и укутывая ее словно маленькую. Барышня Сабурова выразила свою радость Элизе, что операция прошла так хорошо и пожелав спокойной ночи, оставила в комнате доктора, Аннюту и Элизу. Девушка, как только узнала. Что Борис Викторович останется в комнате на всю ночь с хозяйкой, даже как-то заалела вся, но тут же опомнилась. Агалюлин устроился в кресле у окна и поставив на столик рядом с собой свечу и экран, чтобы свет не так мешал Элизе, принялся читать. Впрочем, занятие это у него не шло. Он то и дело посматривал в сторону постели, где женщина уже начала дремать и когда убедился, что она уснула вовсе, устремил на нее свой взгляд и уже не отводил его. Теперь он мог смотреть на нее без утайки и вглядываясь в ее черты, искал перемены, случившиеся за годы разлуки и не находил их.

 Отправлено: 25.04.12 19:27. Заголовок: Даже получив то, чег..

Даже получив то, чего так жаждала в эту минуту, а именно обещание Бориса остаться, Элиза не питала особых иллюзий по поводу причин, побудивших его к этому решению. Все в нем – и как прежде, холодный тон разговора, и вся манера держаться, в которой чувствовалось лишь стремление поскорее избавиться от ее общества, говорило лишь о том, что однажды нанесенная обида все еще не забыта. Или же, напротив, забыта настолько, что все то, что между ними произошло тогда, больше не играет для него никакой роли. И предстояло еще только обдумать и решить, какой из этих двух вариантов оказался бы для Элизы более горьким итогом этой нежданной встречи со своим прошлым. Пока же времени на это не было. Стоило Боре ненадолго покинуть комнату, тута тотчас же буквально ворвалась Аннушка с миллионом вопросов о ее самочувствии, о том, как все прошло и уверений в том, что уж теперь-то опасность миновала и «Лизонька Петровна» непременно поправится. При этом она упорно избегала поминать всуе имя того, чьими именно стараниями произошло избавление от опасности. И, в конце концов, Элиза, к которой уже успело вернуться это чувство, даже с иронией заметила, что если Анюта назовет при ней Бориса Викторовича по имени, она ее не съест.

- Уж поверь, у меня теперь слишком болит для этого горло, - добавила она, глядя, как смутилась и покраснела девушка, оказавшись разоблачена в своей, как ей казалось, хитрости. Впрочем, насмешка была беззлобной, потому что понятно же, что это всего лишь еще один способ заботы, который проявляет ее преданная паладинша.

А вскоре в комнату вернулся и сам предмет их короткой беседы. И вместе с ним – кузина Ирэн, от которой Елизавета Петровна, конечно, тоже выслушала все приличествующие случаю слова и даже поблагодарила за сочувствие, хотя уже находилась в полудреме, так как еще перед тем, как уйти, Борис заставил ее принять еще каких-то капель. И теперь Элиза понимала, что это, по всей видимости, тоже что-то снотворное. Понятно, что в ее нынешнем состоянии сон был лекарством, и Агалюлин все делал лишь для пользы пациентки, но, прежде чем совсем уснуть, она все же успела мимолетно подумать – и даже обидеться на него за то, что таким образом Борис, вероятно, просто захотел упредить дальнейшие попытки объяснения с ее стороны, когда они вновь останутся наедине. А потому мысленно тотчас же пообещала дальше держать себя в руках.

Уже на другой день и особенно в последующие ей, в самом деле, стало существенно лучше, несмотря на то, что все еще требовались крайне болезненные процедуры. Их Агалюлин производил также ежедневно, пояснив, что хоть абсцесс уже вскрыт, стенки его еще не спались, потому, чтобы давать отток гнойному содержимому, следует раскрывать его до той поры, пока оно не прекратит образовываться. На ночлег в Белом Ключе после того, единственного раза он больше не оставался, вел себя с Елизаветой Петровной исключительно уважительно – но как с чужой, хотя уже, пожалуй, и не так холодно, как в первый день их встречи. А она… она была рада и этому, понимая, что новая разлука уже не за горами. Ведь еще едва заболев, Элиза написала о своем злосчастии в письме к матушке, где, впрочем, существенно приуменьшила свои беды, сообщив, лишь, что немного простужена и через пару дней уже продолжит путешествие. О том же поведала и еще в одном послании – на сей раз к мужу. Последнее было необходимо более всего не потому, что Аркадий так уж волновался об ее благополучии, но из-за чрезмерной, какой-то почти болезненной педантичности последнего. Которая, вкупе с обостряющейся иногда холодной – не от любви, а от чувства собственничества ревностью, составляла отвратительный коктейль, который Элизе вовсе не хотелось в очередной раз расхлебывать, когда она вернется домой. Ведь причин уповать, что муж об этом забудет, не было. Память, а вернее – «злопамять», у господина Ошанина всегда была преотменная…

 Отправлено: 25.04.12 21:19. Заголовок: Каждодневные визиты ..

Каждодневные визиты в Белый Ключ, которые совершал Агалюлин, были необходимостью. Но даже если бы и можно было обойтись без них, все равно бы ездил – пока там находится Лиза. И причину бы нашел. Вначале Борис Викторович, конечно, вовсе не стремился себе в этом сознаться. Но когда в один из последующих дней, к нему в гости заглянула Любовь Сергеевна, которая, как обычно, проводила вместе с сыном лето в своем имении, а тут по какому-то делу оказалась в Любиме и решила зайти, едва смог заставить себя удержаться в рамках приличий и вынести этот визит. Разумеется, не потому, что мадам Нестерова была ему неприятна, а лишь от жгучего нетерпения по поводу необходимости уезжать в Белый Ключ. Да и то при этом все время отвлекался, чтобы положить еще что-нибудь необходимое в свой медицинский саквояж. Заметив, что ее вовсе, кажется, и не слушают, Любава пошутила, что Агалюлин ведет себя так, будто на свидание опаздывает, а она ему мешает. На что он тут же самым глупым образом смутился и принялся сочинять какую-то нелепицу о том, что просто нужно срочно проведать одного пациента, а потом еще есть дела в больнице. Поверила ему Любовь Сергеевна или нет, он так до конца и не понял, но на том они с ней и расстались. После чего Борис Викторович наконец-то вынужден был признать свое «поражение». Ему, действительно, не терпится вновь увидеть Лизу. Да, несомненно, было глупо и к тому же, совершенно не нужно воскрешать в душе былое. Но что он мог с собой поделать? Однажды, давно, он признался Нестерову, что роман этот был глупым фарсом, комедией. Прервать его было своего рода лечением «гангренирующей души». Да только, видать, не полностью он тогда иссек пораженные той любовью «ткани», если она и теперь еще норовит напомнить о своем существовании. Но, как бы там ни было, на шестой день регулярных поездок в Белый Ключ, доктор дал себе слово, что этот визит станет для него последним. К тому же, еще вчерашний осмотр убедительно свидетельствовал, что Лиза почти здорова.

У Сабуровой доктора явно ждали. Вернее, самой Ирины Никитичны дома не оказалось – она отбыла по делам в город, а вот Анюта уже будто бы караулила у крыльца его приезда.

- Все в порядке? – поинтересовался он у девушки, которая тут же поспешила ему навстречу, одновременно привязывая за узду рядом с парадным крыльцом своего коня.

- Да, в порядке. И барыня нынче себя совсем хорошо чувствуют. Что бы делали, без вас – ума не приложу! Никто бы так быстро ее на ноги не поставил, сразу видно, что вы… - узрев недовольство во взгляде Агалюлина, Анюта тотчас же замолкла, а потом поспешно добавила, что Елизавета Петровна теперь не в комнатах, а в саду, в беседке, вышла ненадолго воздухом подышать. Туда же через минуту направился и сам доктор.

 Отправлено: 27.04.12 20:36. Заголовок: Осень, которая еще о..

Осень, которая еще около двух недель тому настойчиво извещала о скором и неизбежном приходе сырой и холодной погодой, в последние несколько дней будто бы решила ненадолго отступиться в своем упрямстве и теперь напоминала о себе лишь стремительно сокращающимся днем, да густыми туманами, что каждое утро поднимались из низин усадебного парка, где находилось небольшое озеро, на дне которого и били местами те самые ключи, которые дали название всему имению Сабуровых. Ирина, вместе с которой с того момента, как мадам Ошанина стала чувствовать себя для этого достаточно хорошо, они начали совершать неторопливые прогулки по окрестностям, объясняла, что наступило «молодое бабье лето», указывая при этом на, действительно, довольно часто теперь попадающиеся на глаза Элизе маленькие обрывки паутины, несущиеся навстречу по ветру. И у прирожденной горожанки, вовсе не было причин не доверять ее мнению на этот счет. Впрочем, и в остальном Елизавета Петровна теперь с большим интересом прислушивалась к суждениям кузины. Обнаружив в ней еще в первый вечер знакомства не только внешне очаровательную особу, но и весьма приятную собеседницу, в дальнейшем мадам Ошанина все более укреплялась в этом мнении. К тому же, сельское уединение располагает к взаимной откровенности. И вскоре разговоры дам от общих тем стали смещаться уже к более приватным, что, несомненно, означало лишь одно – что родству этому, если и не суждено со временем преобразиться в близкую дружбу, то уж продолжиться дальше – сам бог велел. Элиза даже уже решила пригласить Ирину Никитичну к себе, в Москву. Но, конечно же, не теперь, когда она так занята делами имения, а зимой, ближе к Рождеству, когда в разгаре будет сезон. И видела в этом не только проявление благодарности за все то, что та делает для нее нынче, но и просто приятное лично для себя событие. Потому, хотя пока и не сказала об этом кузине, намереваясь сделать это перед отъездом, но надеялась, что та не откажется и примет ее приглашение. В том же, что день этот близок, после письма, которое нынче утром доставили из Москвы от Аркадия, сомневаться не приходилось.

Прислано оно было, вложенным в еще один конверт на имя мадемуазель Сабуровой – на тот случай, если Элиза уже поправилась и покинула Белый Ключ, с короткой припиской-благодарностью за приют и лечение супруги и просьбой переслать его непосредственному адресату в Балатонфюред. Но так как необходимости такой пока не было, содержание послания мадам Ошанина успела узнать уже теперь. Муж писал, что недавно узнал о том, в то же самое время, что и Элиза, на озеро Балатон будто бы собирается и его собственный по отцу дядюшка, много лет прослуживший в русской дипломатической миссии при Австрийском дворе в Вене, в свое время там же женившейся на местной аристократке и благополучно осевший в ее имении после отставки без малейшего желания возвращаться в родные пенаты. Поэтому неудивительно, что родственники много лет не встречались, однако, как выясняется, оставались между собой в переписке. И теперь заграничный дядюшка был бы весьма рад, наконец, познакомиться с супругой сына своего единственного брата, что, по мнению Аркадия, которое он, как обычно, излагал туманными намеками, может оказаться очень нелишне, если учитывать, что старик давно овдовел и очень богат… Таким образом, Элизе едва не предписывалось как можно скорее встретиться с ним и, вероятно, очаровать настолько, чтобы тот немедля и составил «правильное», с точки зрения Аркадия, завещание – если она уже в Венгрии, а если нет, то отправляться туда в ближайшие же дни. Ибо в конце письма супруг выражал уверенность, что «легкая простуда», о которой Элиза писала ему, уже наверняка прошла, и нет причин далее «злоупотреблять гостеприимством мадемуазель Сабуровой».

Что и говорить, послание это напрочь испортило настроение Елизаветы Петровны еще в момент прочтения. Однако поделиться своими печалями на этот счет ей было не с кем, поэтому приходилось держать их при себе. Ведь Ирина еще с утра, сразу после завтрака, уехала в Любим по делам, да и неловко было рассказать ей всей подоплеки происходящего, от которой Элиза и сама испытывала чувство легкой гадливости… Поэтому, промаявшись неприятными мыслями пару часов, она и решила погулять немного, надеясь, что удастся от них таким образом избавиться. Анюте, которая было увязалась за нею, сказала остаться дома, пояснив, что идет посидеть в беседку у озера, где хочет побыть одна, взяла с собой какую-то книгу… Но читать ее даже не пыталась. Ибо все равно мыслями была уже в сборах к грядущему отъезду, с сожалением представляя, что покой и уют вскоре вновь исчезнут из ее жизни, а на смену им придет опять бесконечная дорога, пыль и неустроенность. А еще она, должно быть, больше никогда не увидит Бориса. И так никогда и не произнесет вслух тех слов, которые с таким трудом все эти мучительные, но вместе с тем счастливые дни, удерживает внутри себя, не давая им сорваться с губ. Слов о том, что она по-прежнему – и даже больше, чем раньше любит его…

 Отправлено: 27.04.12 21:15. Заголовок: - И все-таки, я бы п..

- И все-таки, я бы пока не советовал злоупотреблять прогулками на свежем воздухе. Вам только кажется, что теперь  тепло, Елизавета Петровна, - то, как  резко обернулась Лиза, одновременно роняя на дощатый пол беседки книгу, которую рассеянно держала в руках, говорило  Агалюлину, что его шагов она не слышала.

Он хорошо знал это ее настроение. Задумываясь, Лиза порой будто бы отрешалась от происходящего вокруг, и тогда весь мир  для нее становился вдруг лишь неким туманным изображением, ничего не значащим фоном. Прежде, в подобные  моменты ему больше всего хотелось обладать даром читать мысли, чтобы знать, о чем она думает. Не меньше хотелось этого и теперь.

- Сегодня вы выглядите совсем здоровой. Меня это радует. Значит, в услугах моих вы больше не нуждаетесь.

Поднявшись  в беседку, Борис Викторович  склонился к оброненному ею и раскрывшемуся томику, взял его в руки, и, зачем-то пролистав пару страниц, прежде чем вернуть, положил  его рядом на скамейку рядом с Лизой. А затем, прислонился спиной к одной из деревянных колонн и, скрестив руки на груди, устремил на нее пристальный  взгляд. Все эти дни, что провел здесь, все вечера, следующие за ними, он гнал прочь мысли об этой женщине, но каждый раз они упорно  тащили за собой воспоминания, а те, в свою очередь,  рождали какие-то неясные образы несбывшихся надежд. Он и сейчас  по-прежнему ловил себя на них. А еще на том, что все еще хочет задать ей вопрос, не дававший покоя все это время - почему же она тогда так поступила? Кажется, он имел право его задать. Ведь, если бы не их связь, вся его жизнь могла пойти иначе. Он мог быть давно женат, иметь детей.  Но он был влюблен в нее и даже лелеял какие-то странные надежды на совместное будущее. Нужно было оказаться именно влюбленным глупцом, чтобы мечтать о счастье с замужней дамой, светской львицей, блистательной Елизаветой Ошаниной.

- Напоследок позвольте не столько врачебный, сколько дружеский совет, - добавил он через некоторую паузу, - Старайтесь себя беречь. Вы всегда были предрасположены к простудам.  Но на крайний случай я, конечно,  оставлю для Анюты некоторые рекомендации …

«Черт знает что!» – подумал он вдруг, гневаясь на самого себя и едва ли не вслух выругавшись из-за того, что несет какую-то ерунду. Замолчал, стал разглядывать то носки своих сапог, то лежащий возле нее томик, то ее руки. И наконец, набравшись храбрости, поднял глаза и посмотрел ей в лицо. И увидел там, а может, только хотел это видеть – отражение своих же собственных мыслей!

- Елизавета Петровна…  Лиза, послушайте, должно быть, теперь не время и не место. Но другого шанса у меня может не оказаться. Я хотел давно спросить,  все эти шесть лет …  Что, в сущности, было у нас с вами? Зачем я был вам нужен тогда?

 Отправлено: 30.04.12 19:35. Заголовок: Безусловно, она засл..

Безусловно, она заслужила все это. И его спокойный, безучастный взгляд, и ровный, почти лишенный эмоциональной окраски тон, которым Борис советовал ей беречь себя и не переохлаждаться. Наверное, если бы знала о его приходе, то тогда она бы, возможно, успела ко всему этому подготовиться – хотя бы попытаться это сделать. Но теперь, войдя в слишком резкий диссонанс с внутренним настроем этой минуты, его слова казались ударом наотмашь, к тому же – неожиданным. Тем, который напрочь сбивает дыхание, и после которого еще долгое время не можешь прийти в себя, судорожно глотая ртом воздух. Вот и Элиза теперь, с трудом дыша, слушала его и совершенно не знала, что сказать. И надо ли вообще теперь о чем-нибудь говорить? Однако в тот самый момент, когда отчаяние своей горько-соленой и холодной волной уже готово было накрыть ее с головой, что-то переменилось. Не слишком вникая в смысл того, что говорил Борис, Элиза в первую секунду среагировала скорее на перемену интонации, но потом, осознав, о чем идет речь – вскинула взгляд, словно проверяя, не показалось ли? И тотчас наткнулась на такой же – настороженный, но при этом полный затаенной надежды.

- Зачем был нужен? – произнесла она тихо и медленно, как будто, действительно, сейчас пыталась это понять. – Наверное, для того, чтобы убедиться, что я все еще жива. Что могу чувствовать, любить... Я ведь не знала тогда, как тяжело и мучительно вскоре мне придется выбирать между тобой и... господи! – закрыв лицо ладонями, Елизавета Петровна бессильно опустилась на скамью и склонила голову к коленям. – Я не могу больше молчать. Ты должен знать, ты имеешь право!

Просидев так с минуту, словно собираясь силами, а затем, отняв руки от лица, глядя куда-то сквозь стоящего напротив нее мужчину, Элиза заговорила вновь:

- У тебя есть дочь, Борис. Когда я узнала о том, что беременна, ты отсутствовал в Москве, кажется, гостил у матери, здесь, в Любиме... Я тогда тотчас решила уйти от мужа, хотела, чтобы к моменту твоего возвращения никакой неопределенности в этом вопросе не осталось, хотя понимала, чем обернется для меня... вся эта ситуация. Но мне было все равно. Я думала, что мы уедем за границу – и там поженимся еще до того, как мне придет время родить. Но Аркадий, стоило лишь только завести разговор о разводе... Представь, оказывается, он знал о нашей связи и все это время он ждал. Как мерзкий паук в своей паутине! Ждал, пока я окончательно запутаюсь в ней и уже не смогу выбраться на свободу... Он отказался дать развод, хотя я умоляла об этом. Вернее – отказался дать его прямо теперь, до того, как я рожу ребенка. Чтобы признать его своим, а потом – забрать у меня. И лишь тогда отпустить на все четыре стороны – если я смогу после этого уйти, конечно. Ты скажешь, что меня никто не удерживал насильно. Что я могла сказать тебе обо всем, мы бы уехали и жили бы вместе, не будучи супругами. Это верно. И если бы это касалось только меня, я бы не колебалась ни секунды. Но наш ребенок – меньше всего я хотела для него участи бастарда. Презираемого всеми и лишенного даже неотъемлемого человеческого права на фамильное имя... Ты вправе обижаться на меня, но лучше я тогда ничего не придумала. Я выбрала нашу дочь, а не тебя, но это не значит, что мне было легко сделать такой выбор! Поэтому не смей осуждать меня за него!

 Отправлено: 01.05.12 00:16. Заголовок: Наверное, что-то под..

Наверное, что-то подобное и имеют в виду авторы романов, когда пишут о том, что над их героем внезапно раздался гром небесный, и земля ушла из-под его ног. Когда Лиза будничным тоном произнесла эти потрясшие его до глубины души слова, Агалюлин вдруг будто бы ощутил себя внутри холодного кольца, которое то сжималось вокруг него, то расширялось, медленно подымаясь от самых ног к голове, заставляя пробегать по спине острыми иглами мурашки, сводя нервной судорогой пальцы, и даже корни волос делая невероятно чувствительными против обычного. Где-то в отдалении он услышал шум, который вдруг начал нарастать, пока в ушах не зазвенело настолько, что едва доставало сил удержаться от непроизвольного желания их заткнуть. А потом все столь же внезапно и резко стихло, будто бы в один миг он очутился под толщей воды. Темнота, застившая глаза, начала рассеиваться и осталась лишь легкой туманной пеленой, в которой вдруг поплыли знакомые образы. Вспомнилась их первая с Лизой встреча – Борис Викторович тогда приехал к Аркадию Семеновичу, желавшему получить его совета по поводу лечения своей матушки, и его супруга вдруг вышла к ним в гостиную в простом сером домашнем платье... Потом было их первое настоящее свидание – в липовой аллее, первое признание, первый, почти случайный, поцелуй и невыразимая тоска от этого прелестного, запретного ощущения. Отчего в нем тогда жила эта вера в возможность этого невозможного счастья? И почему она позволила ему столь многое, если все равно намеревалась прогнать? Пусть поздно, но он все же получил ответ, которого так жаждал. Но все равно оказался к нему не готов.

Все эти годы он жил, храня в душе горький, илистый осадок ее предательства, будучи уверенным, что узнал подлинную натуру этой женщины – умевшей так лицемерно скрывать истинные чувства за мнимой влюбленностью, чтобы потом, посмеявшись, заявить ему между прочим, что их отношения стали ей в тягость и что больше его присутствие в ее доме нежелательно. Он пытался узнать, чем не угодил ей, но ответом было лишь презрительное пожатие плеч и слова – что-то вроде: «Мне теперь скучно с вами». Впрочем, пожалуй, самих слов он уже и не помнил. Но память надежно хранила интонацию, с которой они были сказаны и взгляд, который Лиза постоянно отводила в сторону, словно стыдясь того, что у них было. После этого разговора он вынужден был снова уехать в Любим, к матери, которая тогда всерьез болела и нуждалась нем. Чтобы, вернувшись, узнать от общих знакомых, что Елизавета Петровна за это время, оказывается, успела убыть в Италию. Да и супруг, закончив служебные дела, вот-вот поедет туда следом за нею, всего через пару недель. А еще говорили, что Ошаниных все последнее время видели вместе и что у них теперь едва ли не второй медовый месяц... К моменту возвращения супружеской четы в Москву, сам Агалюлин Первопрестольную уже покинул, посчитав, что после всего случившегося этот город будет слишком тесным для них троих, чтобы не встретиться даже случайно. А видеть Элизу больше он не хотел. Со временем, впрочем, ко всему пришло философское отношение – было и прошло. Но оказалось, что прошлое не только не всегда уходит бесследно, а умеет еще готовить сюрпризы на будущее.

Оцепенение, владевшее доктором последние минуты, постепенно проходило, уступая место ярости, напротив, только лишь начинавшей закипать в крови. Медленно подняв голову, Агалюлин пристально взглянул на Элизу, которая уже закончила свою исповедь и теперь, тяжело дыша, смотрела на него. Сжатые в кулаки ладони побелели, губы превратились в тонкую линию.

- Ты требуешь, чтобы я не смел тебя осуждать?! Может быть, ты еще и прощения моего желаешь? Господь милосердный, эта женщина заявляет, что у меня есть ребенок – через шесть лет после того как мы расстались! Она выбирала! Она выбрала! – вонзив пальцы в волосы, Агалюлин так крепко стиснул голову, будто боялся, что она вот-вот расколется. Мысли внутри нее сменялись с такой скоростью, что он даже не успевал сфокусироваться на том, что сейчас важнее всего. Приблизившись к Лизе, Агалюлин схватил ее за запястья, не боясь причинить боль, рывком поднял на ноги и заглянул прямо в глаза, словно через них можно было пробраться к ней в душу:

- И что же ты прикажешь теперь делать мне?!

 Отправлено: 03.05.12 21:27. Заголовок: Никогда прежде Элизе..

Никогда прежде Элизе не приходилось видеть его в таком гневе. И в первую минуту, когда Борис грубо схватил ее за руку, женщине показалось, что он хочет ее ударить, отчего она инстинктивно закрыла на миг глаза. Когда же вновь подняла ресницы, тотчас буквально наткнулась на его полный боли взгляд. Однажды он уже смотрел на нее так – тогда, в момент их расставания, когда Элиза сказала, что устала от их отношений и что Борис ей надоел. Расчетливый удар по самому чувствительному месту – его бешеной гордости. Но как еще она могла заставить его отступиться?

Верно, совладав с собой каким-то неимоверным усилием воли, Борис вскоре выпустил ее запястья из своих рук, отступая на шаг, отвернулся, качая головой, отошел к ограде беседки и замер, упираясь ладонями, по-прежнему не желая смотреть на нее. А сама Элиза, тем временем, безвольно опустилась на скамью, и теперь сидела, молча разглядывая багровеющие на нежной коже следы от его пальцев, обещавшие в скором времени обернуться кровоподтеками, которые еще долго придется прятать под высокими перчатками. Совсем, как правду под покровом лжи, которым Элиза окутала собственную жизнь, полагая, что так будет легче не замечать руины, в которые она превратилась. И ведь все это время ей почти удавалось… Все эти долгие шесть лет, которые она могла быть так счастлива, если бы не побоялась… Она и теперь еще боялась, но пройдя больше половины пути, глупо остановиться, а еще глупее – пытаться вернуться на исходные.

- Прежде всего, позволь мне продолжить рассказ, я еще не закончила… - после долгой паузы проговорила Элиза, обращаясь к его сгорбленной, точно от тяжелой ноши, спине, внутренне поражаясь той холодной и спокойной решимости, которая теперь наполняла все ее существо, как будто в противовес ярости и обиде, которую до сих пор буквально излучал Борис. – Я действительно выбирала тогда между тобой и дочерью. И ее благополучие оказалось для меня важнее нашей любви, это было главное, но была еще причина… Мой муж – нужно плохо его знать, чтобы поверить в то, что планируя что-либо, он не предусмотрел пары-тройки дополнительных вариантов на тот случай, если основной план по какой-то причине вдруг нарушится. Наверное, поэтому он так успешен в своей карьере. Боря, скажи, ты ведь, конечно, не мог забыть ту историю с наследством графа фон Литте, которая наделала столько шума примерно за полгода до того, как мы с тобой расстались?

 Отправлено: 03.05.12 23:51. Заголовок: Когда он схватил ее ..

Когда он схватил ее и силой поднял перед собой, удерживая так крепко, словно она могла испариться, Лиза как-будто бы даже в размерах уменьшилась от овладевшего ею страха. Стала совсем тоненькой, хрупкой. Так, что, казалось, при желании он вполне может переломить ее пополам и бросить к своим ногам в пыль, растоптать и пойти дальше. А разве не так сама она обошлась с ним тогда? Но стоило ей вновь открыть глаза и вместе с бесконечным ужасом, в их глубине задрожало еще что-то, совершенно ему знакомое. То самое выражение, с которым Лиза иногда прежде смотрела, когда очень хотела о чем-то его попросить, и он не выдержал. Разжав пальцы, отвернулся и отошел к противоположной стороне беседки, так и не дождавшись ответа на свой вопрос. Уже зная, что будет делать дальше – пара глубоких вдохов, взять себя в руки и уйти отсюда поскорее. И больше уж никогда ее не видеть. Вот только сможет ли он и на этот раз забыть ее слова? И как вообще сможет жить, зная что где-то растет его дочь, которую он никогда не сможет назвать своей.

Меж тем, оправившись от страха, Лиза заговорила вновь. Перед тем для чего-то спросила позволения, на что Агалюлин лишь недоуменно пожал плечами. Что это? Еще одна попытка оправдаться? Однако он ошибся в своих предположениях. А заданный Лизой вопрос невольно заставил выпрямиться и повернуться к ней лицом.

- Какое отношение ко всему этому имеет граф фон Литте?

История, о которой упомянула Элиза, могла и в самом деле обернуться весьма неприятно. Хотя, вначале изрядно его позабавила. Один из его пациентов, престарелый и богатый вдовец граф Адольф Карлович фон Литте, долгое время страдал тяжким и неизлечимым недугом – скукой. Прямых наследников у него не было, зато имелось множество племянников и племянниц, кои полагали своим долгом со временем вступить во владение состоянием дядюшки, ежемесячно придумывавшего себе все новые болезни, от которых он намеревался вскоре умереть. С тайной надеждой на миллионы старикашки, родственники всячески стремились ему угодить и усердно подыскивали все новых врачей, чтобы эти болезни лечить. Что же касается Бориса Викторовича, то он стал домашним доктором фон Литте, так сказать, по завещанию. Потому как всех своих пациентов и Адольфа Карловича в придачу Агалюлину передал, уходя на покой, его учитель в профессии. Разумеется, рассказав до того обо всех причудах этого человека и познакомив их лично. Как ни странно, этот престарелый самодур пришелся Агалюлину по душе своим своеобразным чувством юмора. Но главное, что и тот почему-то ответил ему взаимностью, еще долгие годы затем развлекая доктора и собственную родню внезапными приступами болезни, от которых его успешно и «пользовал» Борис Викторович, быстро раскусивший игру своего пациента, но свято соблюдавший при этом ее правила. Фон Литте ценил подобную деликатность и даже, бывало, расспрашивал после очередного «обострения», который из племянников нынче переживал о его здоровье более остальных. В конечном итоге, Адольф Карлович тихо и благопристойно умер от старости в самом начале января 1827 года. Когда же была оглашена последняя воля покойного, его родные пришли сначала в недоумение, потом – в негодование. Ибо все свое имущество, за исключением «подсвечников бронзовых, парных, змеями – дорогой Агнессе, платка шелкового – Тимофею, ковра персидского, что в туалетной, – Дмитрию», да «иголки с солитером крупным – Тамаре», граф завещал маленькой больничке, которую некогда основал учитель Бориса Викторовича, и которой последний нынче заведовал. Оправившись от потрясения, племянники стали требовать справедливости, уверяя, что старик, совершенно определенно, распоряжаясь подобным образом, был не в своем уме, а коварный и корыстный Агалюлин этим воспользовался в собственных целях. Впрочем, хода делу так и не дали, ибо здравомыслие покойного на момент написания завещания было заверено его стряпчим. Борис Викторович же, который подобного жеста от Адольфа Карловича, конечно, не ожидал, хоть и был за него крайне признателен, с тех пор жалел лишь об одном – что шутник фон Литте не мог видеть лиц собственной родни в момент оглашения завещания.

- Лиза, я еще раз спрашиваю: какое отношение все это имеет к тому делу? – повторил доктор, чеканя слова.

 Отправлено: 04.05.12 22:42. Заголовок: - Думаю, ты и сам..

- Думаю, ты и сам уже обо всем догадался, не так ли? – едва заметно усмехнувшись, Элиза вздохнула, выпрямила спину и принялась изучать взглядом причудливую резьбу по дереву, украшавшую края скатов крыши беседки, в которой они находились. – Это написано у тебя на лице. А ты никогда особенно не умел скрывать свои мысли... во всяком случае – от меня, – проговорила она, поднимаясь со своего места и подходя к ограде, остановливаясь, в конечном счете, рядом с Агалюлиным, хотя и стараясь при этом не соприкоснуться с ним даже краями одежды. – Впрочем, если настаиваешь...

Вторая часть ее истории оказалась намного короче первой и тоже была изложена рассказчицей без излишней ажитации – что поделать, Элиза никогда не была склонна к слишком явному и открытому проявлению эмоций, до какой бы степени они не наполняли ее душу. При этом, сейчас она была по-настоящему взволнована и надеялась, что Борис почувствует это и поймет ее так, как умел понимать когда-то, даже если не сможет простить до конца.

- Я не знаю, кем является человек, оговоривший тебя, Аркадий так и не назвал мне его имя, лишь зачитал вслух письмо, которое даже не дал в руки, справедливо опасаясь, что я его немедленно уничтожу. Верно, это кто-то из слуг графа фон Литте... Так вот этот подлец утверждает, что был свидетелем того, как ты уговаривал стряпчего устроить все «наиболее выгодным для вас двоих способом». И если учитывать, что, в конечном счете, все вышло якобы «по-вашему»... Я взяла с мужа слово, что он никогда не даст ему хода, если мы с тобой более не увидимся. Я не хотела, чтобы ты знал, но сказав «аз», следует говорить «буки». Кроме того мне больно... – она на миг замолчала, прикрыв глаза, а потом продолжила глухим и чуть хрипловатым от волнения голосом, - оказывается, по-прежнему больно знать, что ты считаешь меня бессердечным чудовищем, а сердце у меня есть, Боря! И, поверь, оно нынче готово разорваться от боли и безысходности ничуть не меньше твоего!

 Отправлено: 05.05.12 00:39. Заголовок: Если он о чем изнача..

Если он о чем изначально и догадался, так лишь о том, что Аркадий Семенович, видимо, каким-то образом решил повернуть против него то давнее дело. Но это было просто смешно и совершенно невозможно. Борис Викторович отродясь не участвовал ни в каких махинациях, а с фон Литте вообще, кажется, ни разу не обсуждал тему его наследства, вполне серьезно полагая, что старик, несмотря на каверзный характер, в конечном счете, таки осчастливит свою родню. Так что нападки, которые он вынужден был потом вытерпеть с их стороны, оказались крайне неприятным моментом этой истории, однако, как тогда казалось – единственным. Поэтому, когда Лиза, наконец, объяснила все до конца, испытал закономерное чувство растерянности. Никогда в своей жизни не предполагая, что у него могут быть враги – настоящие, которые желали бы его уничтожить, Агалюлин и сейчас думал даже не об Ошанине, который, наверняка, затеял все это лишь от собственного бессилия, но о том человеке, который вдруг ради чего-то решился его оклеветать. Все это было мерзко и грязно. Но хуже всего было то, что все эти годы лично он оставался в стороне от происходящего, ни о чем даже не подозревая. А вот Лиза, его Лиза – вдруг захотелось назвать ее именно так – зачем-то все взяла на себя. Зачем?

Опустив глаза, Борис Викторович некоторое время стоял, прижимая пальцы к губам. А рядом с ним замерла Лиза и смотрела куда-то вдаль сада. Но, даже понимая, как она напряжена в ожидании своего приговора, Агалюлин все никак не мог придумать, что же ей сказать. Одно казалось неуместным, другое – глупым. Себя он тоже теперь полагал совершенным дураком, который, ни в чем толком не разобравшись, предпочел принять за правду удобную для понимания ложь... Наконец, отведя ладонью волосы со лба, он повернулся и посмотрел на нее:

- Ты должна была мне все рассказать, должна была. Неужто ты думала, что я не справлюсь с этим нелепым обвинением? Неужто решила, что я позволил бы твоему мужу решать судьбу моего ребенка, если бы знал об этом?– видимо, желая возразить, Лиза уже готова была вновь заговорить, но доктор остановил ее жестом, - Он запугал тебя, я знаю. Но ты не доверилась мне. Я ведь всегда верил тебе, Лиза. А ты не доверилась мне даже однажды – и это для меня обидней всего.

Она смотрела на него, и в глазах ее Агалюлин видел отражение собственной тоски, и муки – их общей на двоих муки. И верно потому, в конце концов, просто не выдержал этого взгляда. Притянув к себе женщину, он крепко обнял ее, прижимая к груди, гладя ладонью ее волосы и чуть касаясь подбородком ее затылка.

- Господи, Лиза! Что мы с тобой наделали!

 Отправлено: 05.05.12 22:53. Заголовок: Что они наделали? Да..

Что они наделали? Да нет же – это она, сама, без его участия, однажды почему-то ошибочно решила, что смеет решать за них двоих. И ценой этой страшной ошибки стала разрушенная жизнь. Впрочем, некоторым утешением все прошедшие годы было то, что это относится главным образом к ней самой. Но теперь Элиза отчетливо понимала, что ошиблась. Что и он, тот, ради которого она на это пошла, пострадал не меньше, а значит – ее грех как минимум в два раза тяжелее. И самое ужасное заключалось в том, что исправить что-либо теперь почти не представлялось возможным, хотя Борис рыцарски продолжал твердить, что виноваты они оба.

Тяжелые капли слез одна за другой падали на крахмальное полотно его рубашки, Элиза плакала. Горько и безутешно – громко всхлипывая и одновременно пытаясь при этом еще что-то говорить. Так иногда рыдала маленькая Вики, но для того, чтобы унять ее горе, обычно было достаточно ласковых слов и поцелуев. Ах, если бы столь же легко и просто можно было развести беды ее непутевой матери!

- Прости меня! Прости... прости... – сколько именно раз она уже успела произнести это короткое слово, Элиза не помнила – сбилась со счета. Борис успокаивал ее, уверял, что все будет хорошо и не стоит так себя терзать, но ей по-прежнему казалось, что винится она недостаточно, и что он продолжает сердиться. И ему долго еще пришлось убеждать ее, что это совсем не так, прежде чем Элиза окончательно поверила. Но вместо успокоения тотчас же испытала новый приступ отчаяния, от которого потоки слез опять хлынули из ее глаз. Ничего не понимающий и растерянный Борис, тотчас бросившись выяснять, в чем же дело, должно быть, далеко не сразу смог разобрать, что было всему причиной. – ...Только представь, он утверждает, что я должна ехать в этот проклятый Балатонфюред, который уже заранее ненавижу! А я так устала всегда делать лишь то, что должна! Не могу... не хочу больше...

 Отправлено: 06.05.12 16:06. Заголовок: Ее слезы уносили про..

Ее слезы уносили прочь былую обиду, пробуждая давно забытые чувства, даровавшие ощущение покоя и обретенной заново бесценной пропажи. Да и глаза самого Агалюлина теперь тоже были влажны, хоть Лиза, прижимавшаяся к его груди, и не могла этого видеть. А Лиза все говорила что-то, большей частью слова извинения, которых он от нее уже не требовал, напротив, просил прощения сам. Так они пробыли довольно долго, пока не справились с чувствами, что на некоторое время заслонили от них реальность, которую Лиза, впрочем, всегда ощущала гораздо яснее, чем он сам. Вот и теперь, едва от него отстранившись, она вновь заговорила, сбивчиво и с какой-то отчаянной горячностью – о какой-то необходимой поездке в Балатонфюред, о том, что он ей приказывает, велит, и Бог знает еще, о чем она там говорила. Половины Борис Викторович просто не понял, потому был вынужден вновь просить ее успокоиться и объяснить все подробней. И тогда оказалось, что говорила Лиза все о той же грядущей поездке на воды, куда она направлялась, пока судьба не привела ее в дом кузины. И нынче дело было в том, что муж прислал ей письмо, в котором настаивал, чтобы она как можно быстрее продолжила свое путешествие. Непременно, уже на днях.

- Довольно, Лиза, - он взял ладонь женщины и крепко сжал в своей, заставляя посмотреть на него. - Теперь, когда мне все известно, ужели ты думаешь, что я вот так просто отпущу тебя? Поверь, у меня хватит сил противостоять твоему мужу, а если что – и друзья найдутся, которые помогут.

Мелькнувшее в ее глазах сомнение задело, но и добавило азарта. Вдохновленный вновь ожившими чувствами, Борис Викторович вскочил на ноги и принялся расхаживать по беседке, перебирая в уме варианты того, что он мог сделать для них с Лизой. Ехать в Москву, говорить с Ошаниным, рассказать, что шантаж раскрыт и вовсе его не пугает? Нет, невозможно. Как оказалось, этот человек не только хитрый, но и достаточно подлый, потому, кто знает, что он может предпринять в подобном случае. На какую-то долю секунды у Агалюлина мелькнула даже крамольная мысль просто-напросто выкрасть Лизу и дочь, и увезти их так далеко, где никто и никогда ни о чем не узнает. В Америку, к примеру. Но он немедленно одернул себя: достаточно и без этого Элизе уже пришлось прожить во лжи.

- А я больше не желаю тебя отпускать. К сожалению, мне невозможно бросить все и ехать за тобой. Мой помощник недавно женился и уехал в Казань, поэтому, пока не найду достойного кандидата на его место, приходится обходиться в больнице практически собственными силами. Однако если не могу уехать я – останься со мною ты! Неужели же совсем ничего нельзя придумать?!

 Отправлено: 07.05.12 18:39. Заголовок: Внезапно воскресшая ..

Внезапно воскресшая безумная надежда на то, что все еще можно поправить, словно мимолетно сверкнувшая среди золы и углей догоревшего костра искра, догорела так же быстро, как и родилась, оставив о себе напоминанием лишь горькую улыбку на губах и выражение безысходности во взоре Элизы, стоило Борису вновь заговорить. Как все же удивительно, что ни годы разлуки, ни профессия, которая, говорят, почти всегда превращает людей в законченных циников, не изгнали из его души романтических устремлений и совершенно юношеских, рыцарских порывов. Он ведь и прежде готов был пойти на соперника с открытым забралом, совершенно не придавая значения, что вступает с поединок с тем, для кого всякие правила честного турнира – лишь пустой звук, если идут вразрез с достигаемой целью. Возможно, еще и потому, что всегда знала об этом, Элиза тогда, как могла, пыталась его защитить...

- Что здесь можно придумать, Боря? – тихо откликнулась она. – К чему эти просьбы? Мы оба понимаем, что остаться здесь я не смогу – увы, но просто нет для этого больше достаточного повода! Кроме того, муж буквально в каждом письме подгоняет меня. В Балатонфюреде отдыхает его родственник, с которым я не знакома, но Аркадий настаивает, чтобы я непременно там его навестила – и не простит, если я его в этом ослушаюсь. В конце концов, зная его, я не исключаю, что этот человек может однажды просто внезапно появиться здесь. И что будет тогда? А как же кузина Ирэн? Разве посмею я разрушить ее тихую и уютную жизнь вполне вероятным жутким скандалом, который бросит тень, прежде всего на ее собственную репутацию? Нет, нам придется смириться и принять все как есть...

 Отправлено: 11.05.12 21:44. Заголовок: Домой из города Ирин..

Домой из города Ирина Никитична вернулась в прекрасном расположении духа, хоть и несколько утомленная долгими деловыми переговорами, закончившимися, однако, к обоюдной выгоде сторон. Надо сказать, что управляющий Кондратий Петрович, честно служивший еще батюшке, а потому пользующийся абсолютным доверием и даже правом некого свойства в отношении Ирины, которую помнил еще маленькой девочкой, частенько ворчал, что не дело благородной барышне, к тому ж – незамужней, самой принимать столь активное участие в ведении дел имения, ей-де, о балах и танцах более помышлять стоит, да о том, как побыстрее замуж выйти и детишек нарожать. Она и не спорила – вообще не любила споров и конфликтов, однако поступала все равно именно так, как хочет, хотя, конечно, и не нарушая общепринятых правил настолько, чтобы пошли разговоры. Жила свою тихую жизнь была ею вполне довольна. Вот как, например, сегодня, когда – не без помощи Кондратия Петровича, конечно, смогла продать по очень выгодной цене почти пятьдесят пудов свежесобранного меда ярославскому купцу Ушакову, который был ошарашен ею дважды. Впервые, когда Пафнутий Савельевич узнал, что договариваться ему придется не с управляющим, а с самой хрупкой черноглазой молоденькой барыней. И второй раз – когда понял, что в делах она разбирается отнюдь не хуже его самого, а потому провести ее вовсе не удастся…

- Таня, скажи, а не видала ли ты барыни Елизаветы Петровны? Весь дом уж, кажется, обошла, а найти ее не могу, - развязывая на ходу ленты соломенной шляпки, Ирэн заглянула в проем открытой двери в буфетную, где, сидя на табуретке у окна, ее горничная сосредоточенно натирала столовое серебро.

- Отчего ж не знать, барышня? Аня, девушка ее, сказала, что оне еще после завтрака в садок погулять отправились.

- После завтрака? Но ведь это, поди, уже давно! И все еще там?! Нет, ну так же нельзя, она снова простудится! – скорее себе, чем Тане сказала Ирина Никитична, двинувшись, было, на поиски беспечной кузины, которой не сидится дома, хоть она еще и не совсем здорова для столь долгих прогулок. Однако, остановленная следующей репликой Тани, вновь замерла на месте: - Как, и Борис Викторович у нас?!

- Ага, вот вдвоем они там и прогуливаются. Он, небось, совсем ее, бедненькую заговорил. Это ж только мы тут знаем, какой наш доктор под настроение поговорить любитель, - коротко хохотнула Танюша, разглядывая на предмет тщательности очистки очередную ложку, однако Ирэн не поддержала ее тона, а напротив, нахмурилась. Пожалуй, следует держаться с прислугой построже. Не то, вон, как распустились, уже и поведение господ смеют обсуждать вслух!

- А вот у тебя, как я посмотрю, что-то все больше не в свои дела вмешиваться настроение, да глупости болтать! А коли делать нечего, так я сама тебе работу сыщу: распорядись-ка насчет обеда, пока я гостей домой приведу, – наградив девушку еще одним суровым взглядом, Ирина Никитична удалилась, направляясь в сад, по дороге размышляя, впрочем, что это, действительно, странно, если доктор Агалюлин и ее Лиза вдруг сыскали столько общих тем, что не могут наговориться уже так много времени. Ведь все предыдущие дни Ирэн между ними особой симпатии не наблюдала…

- Элиза, Борис Викторович, так вот вы где, оказывает…ся? - гораздо тише, чем начала, закончила мадемуазель Сабурова, выходя из-за зарослей кустарника, прикрывающего от садовой тропинки беседку, в которой уединились кузина и доктор. Да-да, именно что «уединились», Ирэн буквально физически почувствовала себя между ними лишней и от этого ощущения, смутившись, осеклась в своем радостном восклицании. – Простите, я, должно быть, помешала…

Ее тотчас же принялись уверять, что совсем нет, что, напротив, рады ее приходу. Но достаточно было лишь взглянуть на поникшие плечи Лизы, и в ее глаза, которые она теперь старательно отводила, верно, не желая, чтобы кузина заметила, как они покраснели и припухли, на растерянный вид Бориса Викторовича, который явно не находил, что еще сказать. Готовая провалиться сквозь землю, Ирэн уже проклинала себя за то, что пришла сюда, но тут Елизавета Петровна вдруг улыбнулась и пояснила, наконец, что все дело в том, что доктор только что сделал ей суровое внушение за беспечность в отношении здоровья. И это ее несказанно расстроило.

- Ах, ну да… - объяснение было несколько странным, но это все же лучше, чем глупо молчать втроем, поэтому Ирина поспешно закивала, добавляя, что, да, следует быть осторожнее… и прочая, прочая, довольная уже тем, что удалось преодолеть общую неловкость.

- А пойдемте лучше домой, обедать? - в конце концов, предложила она. – Я, признаться, проголодалась, точно волк, пока в городе была. Заодно похвастаюсь вам, какую удачную сделку удалось заключить… Правда, тебе, Лиза, это может показаться странным, что я сама во все это вмешиваюсь, но Борис Викторович подтвердит, что наши сельские нравы и обычаи позволяют подобное «жуткое преступление против этикета», не правда ли, доктор? - добавила Ирина Никитична и взглянула на Агалюлина с лукавой улыбкой.

 Отправлено: 11.05.12 23:33. Заголовок: Появление Ирины Ники..

Появление Ирины Никитичны оказалось так кстати и некстати одновременно. Желание еще побыть возле Лизы, расспросить ее о многом, что теперь было для него так важно, казалось даже сильнее благоразумия. Однако Элиза и в этой ситуации повела себя умнее, опомнившись первой и нарушив неловкое молчание, повисшее в беседке с приходом мадемуазель Сабуровой. И вот уже Борис Викторович следом за нею подтверждал, что да, ругал, мол, Елизавету Петровну, и не ожидал, что так сильно ее тем огорчит. Но теперь уже сожалеет об этом. Ирина понимающе улыбнулась и позвала их домой обедать. Агалюлин не стал отказываться.

За столом Ирина Никитична принялась рассказывать, как чудесно ей удалось сегодня провернуть дело, и Борис Викторович, привычный к таким разговорам, легко включился в него. Иногда он мысленно сравнивал эту деятельную барышню с Любовью Сергеевной Нестеровой – тот же независимый характер, те же деловые качества. Однако в руках мадемуазель Сабуровой все спорилось и выходило будто бы гораздо легче, чем в Любавиных, словно иначе и быть не могло. А еще, сидя за столом и угощаясь разносолами хозяйки, он вдруг с удивлением осознал в ней еще одно сходство, которое, как теперь казалось, должен был заметить гораздо раньше. Когда-то, еще при первом знакомстве с Ириной Никитичной, доктор почувствовал в ней что-то удивительно знакомое, что в тот момент, в конце концов, просто приписал личной приязни и дружескому расположению. Теперь же все, наконец, объяснилось.

Напротив него за столом сидели две молодые женщины, чьи голоса, манеры, черты лица были так схожи, что их скорее можно было принять за родных сестер, нежели за кузин. Да, в манерах Элизы было много такого, что появляется у светских женщин помимо их воли. Некоторая искусственная манера поведения, хоть и не было в этом ничего ужасного. Барышня Сабурова, напротив, была очень проста и естественна. Но несмотря даже на это, и более того – несмотря на то, что эти женщины совсем недавно встретили друг друга после многолетней разлуки, Агалюлин видел сходство даже в их жестах. Это было очень странное, похожее на сон ощущение – видеть их вместе. Однако голос Ирины, вежливо интересующийся причиной вдруг постигшей Бориса Викторовича задумчивости, выдернул его в реальность.

- Простите меня, Ирина Никитична, я на вас засмотрелся. На вас с кузиной. Вы так похожи. Это невероятно! - Агалюлин как-то странно посмотрел на Лизу и тут же вновь повернулся к Ирине, которая, смеясь, что-то ответила. Он прослушал. В голове внезапно возникла мысль, безумная, но показавшаяся спасительной.

- Елизавета Петровна, перед отъездом я желал бы оставить вам некоторые рекомендации. Вы уделите мне еще пять минут? А вам, Ирина Никитична, я клятвенно обещаю, что ругать вашу родственницу более не стану!

 Отправлено: 15.05.12 22:28. Заголовок: Вновь оказавшись с Э..

Вновь оказавшись с Элизой наедине – на сей раз в любезно предоставленном ее кузиной кабинете, доктор отчего-то первым делом опять завел речь о том, насколько похожи между собой родственницы. Потом вдруг замолчал, взглянул на нее пристально, покачал головой – и принялся, словно журавль, взволнованно вышагивать по комнате, меряя шагами расстояние от двери до рабочего стола, за которым, на краешке кресла пристроилась недоуменно взирающая на происходящее Елизавета Петровна. Борис выглядел странно, но она все никак не могла взять в толк, что с ним происходит.

- Я и сама заметила это еще в день своего приезда, но… ты ведь не затем меня сюда позвал? Не для того, чтобы еще раз напомнить о нашем с ней сходстве? - мадам Ошанина придвинула кресло поближе к столу, чуть подаваясь вперед, сложила перед собой руки, как прилежная гимназистка, готовая выслушать задание учителя и вновь замолчала, будто приглашая его продолжать.

Прекратив метания – во всяком случае, физические, что касается душевных, то по всему было заметно, что они-то как раз достигли самого пика, доктор присел за стол напротив Элизы. И, спустя минуту, как будто, наконец, решившись, одним махом изложил ей план, который мадам Ошанина изначально приняла за дурную шутку, потому глубоко и с раздражением вздохнула, отводя взгляд в сторону.

- Боря, я не расположена забавляться на эту тему. Ты же это не всерьез, в самом деле? – проговорила она через некоторую паузу, которая понадобилась, чтобы взять себя в руки, и вновь посмотрела на Агалюлина, на лице которого, однако, читалась такая упрямая решимость, что Елизавета Петровна даже немного испугалась. – Нет, скажи, что это шутка! Я не… Ты с ума сошел?! Да я даже браться объяснять тебе не хочу, почему именно это невозможно! - воскликнула она, вскакивая с места. И теперь уж сама принялась бегать по кабинету Ирины Никитичны, точно так, как до того это делал Борис Викторович, но при этом, все-таки, пытаясь донести на словах всю бредовость его идеи, бурно притом жестикулируя и ежесекундно меняясь выражением лица. Но доктор молчал, не вмешивался в ее пространный монолог, словно бы давая время обдумать предложенную возможность, которая, хоть и казалась на первый взгляд совершенно не осуществимой в реальности, однако по мере того, как Элиза пыталась это доказать, тем не менее, все сильнее завладевала ее воображением. И вот уже на каждое громкое и категоричное «невозможно», словно откуда-то из глубины души вдруг находился ответный довод, тихий, но от этого не менее сокрушительный. В конечном счете, осталось всего одно препятствие, но именно оно теперь казалось ей непреодолимым.

- Но ведь Ирэн никогда в жизни не согласится на такую авантюру!

 Отправлено: 16.05.12 11:48. Заголовок: Да, идея была самая ..

Да, идея была самая, что ни на есть сумасшедшая. Именно поэтому Борис Викторович так долго кружил, выбирая нужные слова, прежде чем решился прямо рассказать Лизе, что он придумал. Однако делать было нечего: все попытки направить ее мысли в эту же сторону косвенными намеками оказались неудачны, ибо Элиза никак не могла взять в толк, чего он от нее хочет. В конце концов, отчаявшись добиться этого, доктор прекратил бродить по комнате, подошел к столу и уселся напротив Лизы, а потом, глядя ей прямо в глаза и набрав в легкие воздуха, просто выдохнул ей свое предложение. Реакция была вполне ожидаемой. Он и думать не смел, что Лиза в одно мгновение решится на его авантюру. Но мысль о том, что у них может появиться возможность побыть вместе еще немного, так завладела рассудком, что он не смог бы отказаться даже от самой ненормальной идеи, которая давала хотя бы минимальный шанс на это.
Лиза, меж тем, приводила доводы, один разумнее другого, нанося по его надеждам один удар за другим, будто бы намеренно стремясь сокрушить их. Однако вскоре Агалюлин стал замечать, что с каждым из них, с каждым суждением, Лиза будто бы и сама разуверяется в собственной правоте.

- Я на иное почти и не рассчитывал. Но я знаю Ирину Никитичну как крайне отзывчивого на чужие невзгоды человека. И если сказать ей, что ты все еще недостаточно здорова, чтобы немедленно отправиться в путешествие, и объяснить при этом, что твоему мужу совершенно нет до того дела, разве не согласится она помочь нам? Я знаю, что все это похоже на безумие, что это словно попытка смертника перед казнью, сделать последний вдох таким глубоким, чтобы он остановил неминуемое. Но я надеюсь, хочу надеяться, что если ты останешься сейчас со мной, то мы хотя бы получим больше времени и возможностей найти выход из нашей собственной ситуации. Да и не могу я теперь тебя отпустить! А если ты все же уедешь, уверен, что и меня здесь более ничего не удержит – поеду за тобой, чем бы мне это не грозило!

Хотя по лицу Лизы и было заметно, что подобная решимость скорее страшит ее, нежели тешит самолюбие, Борис Викторович уже почти уверился, что его доводы возымели необходимое действие. Когда он поднялся и приблизился к ней, Лиза смотрела на него так, словно ждала самого решающего слова. И тогда, захватив ее ладони в свои руки, доктор сказал:

- Ты ведь всегда была такой храброй, Лиза! Почему бы нам не рискнуть и теперь? Что терять, когда и так все уже потеряно? Однако возможность создать нечто новое – или хотя бы попытаться вернуть былое, у нас ведь никто не отнимет?!

Склонившись, Агалюлин поцеловал ее в лоб, затем в щеку, после в губы и, спустя мгновение – отпустил от себя.

 Отправлено: 16.05.12 19:53. Заголовок: Кажется, никогда в ж..

Кажется, никогда в жизни Элиза не волновалась так, как в тот момент, застывая с трепещущим в районе горла сердцем у входа в малую гостиную и все никак не решаясь туда войти. В щель приоткрытой двери было видно, как в ожидании их с Борисом возвращения, Ирина спокойно что-то читает, удобно расположившись в кресле у окна. И вся ее фигура сейчас была исполнена такого умиротворения и покоя, что и без того весьма нетвердая убежденность Элизы в том, что не сделает ничего дурного, если попытается осуществить то, что они с Борисом только что задумали, того и гляди норовила рассыпаться в прах. И в самом деле, даже сама идея обмануть Ирэн ради собственной выгоды – этой попытки украсть у судьбы хотя бы немного счастья, вдруг показалась Елизавете Петровне совсем не большим грехом – в сравнении с тем, который она совершит, если кузина все же согласится на то, что ей хотят предложить. И тем самым сама вовлечется в этот обман, станет его участницей. А ведь не так ужасно согрешить самому, как подтолкнуть к дурному поступку другого человека – особенно, прикрываясь при этом якобы благородными мотивами. Почти запоздалое – но, к счастью, что только «почти», осознание этого словно бы окатило Элизу ушатом холодной воды, мгновенно прогоняя владевшее ею наваждение. Нет, невозможно! Следовало немедленно вернуться в кабинет, где она заставила остаться Бориса, все порывавшегося пойти вместе с ней, и сказать ему, что она просто не должна – не смеет подобным образом поступить с человеком, который сделал ей столько добра. Он прав: у них двоих, действительно, не осталось ничего, но эта новая попытка создать что-то, основанное на обмане… Разве они уже не совершили однажды подобной ошибки? Разве счастливы они теперь?

Намереваясь уйти столь же бесшумно, как и пришла сюда, Элиза развернулась на месте, но тут же, как назло, ненароком задела локтем ручку двери. Привлеченная шумом, Ирэн тотчас же подняла глаза, отрываясь от чтения, и спросила, почему Элиза стоит в дверях и не заходит. Путей к отступлению не осталось.

 Отправлено: 17.05.12 21:56. Заголовок: Из долгого, сбивчиво..

Из долгого, сбивчивого потока слов, который буквально обрушила на ее голову кузина Элиза, едва вошла в комнату, Ирэн пока удалось уяснить для себя лишь одно: то, что ее собственные представления о счастливой и успешно сложившейся судьбе московской кузины, похоже, имеют не слишком много общего с реальностью.

Впрочем, поначалу Лиза сказала лишь то, что доктор по-прежнему считает ее здоровье не до конца восстановившимся, потому не рекомендует ей пускаться в дальнейшее путешествие так скоро, как она собиралась. При этом она выглядела весьма взволнованной, и Ирина Никитична, предположив, что кузина вновь надумала смущаться от того, что якобы «стесняет» ее, тотчас поспешила уверить, что будет лишь рада, если Элиза побудет у нее еще.

- Пожалуйста, пусть тебя это не беспокоит, дорогая! Оставайся ровно столько, сколько потребуется – и даже больше. Я ведь уже не раз говорила, что твое общество меня только радует, - улыбнулась она и, полагая вопрос решенным, хотела было поинтересоваться, где Борис Викторович и почему он до сих пор не присоединился к их обществу. Но, опередив ее, Лиза заговорила вновь. И теперь уже сама Ирина Никитична слушала ее, не прерывая, но не столько потому, что ей нечего было сказать, сколько от с трудом сдерживаемого возмущения. Как же возможно, чтобы превыше здоровья и благополучия жены и матери собственных детей, супруг осмелился ставить столь низменные соображения, как возможная материальная выгода?! Нет, после всякой очередной подобной истории, Ирэн все больше убеждалась в том, что это даже к лучшему, что она все еще не замужем. Уж, во всяком случае, сейчас никто не посмеет распоряжаться ею, вопреки ее же собственным желаниям.

- Это просто ужасно, что он смеет так с тобой поступать! Я и представить не могла… Ах, Лиза, я очень сочувствую тебе и если бы могла хоть чем-нибудь помочь – то, поверь, сделала бы все возможное! – воскликнула она, в конце концов, еще не зная, что буквально через десять минут после этого сильно усомнится в том, что, действительно, сможет выполнить данное в запальчивости обещание.

Но вовсе не потому, что по какой-то причине передумает помогать кузине. Просто та помощь, о которой Лиза, на лице которой после этих слов Ирэн солнечным лучом вспыхнула надежда, у нее попросила, представлялась чем-то из области невероятного и неисполнимого в жизни – словно бы события авантюрного романа. Подумав об этом, Ирен вновь невольно взглянула на лежащую рядом раскрытую книгу, которую читала до прихода кузины – «Барышня-крестьянка»… Разве не похожий сюжет? И даже главную героиню называют так же, как одну из них – Лиза. Вот только это лишь в романах подобные приключения представляются чем-то само собой разумеющимся и заканчиваются исключительно счастливым финалом. А те люди, которые их затевают, в конечном счете, непременно выигрывают. Будучи уже достаточно взрослой и разумной барышней, Ирина Никитична понимала это достаточно отчетливо. Не менее отчетливо, чем и то, что кузина теперь, если и не обманывает ее, то явно говорит далеко не всю правду, сообщая о мотивах, побудивших ее предложить столь безрассудную затею. Понимала, но не спешила высказывать это вслух до тех пор, пока Лиза не закончила и не спросила, может ли она на нее рассчитывать? Ответила мадемуазель Сабурова не сразу. Признаться, было немного неприятно осознавать, что кузина – как ни говори, а пыталась все же манипулировать ее родственными чувствами, несмотря на то, что если даже десятая доля рассказанного ею – правда, имела полное право на ее, Ирины, поддержку, понимание и помощь.

- Знаешь, Элиза, - задумчиво произнесла она, в конце концов. – Я не уверена, что твой план можно осуществить в жизни. Однако я, по-прежнему не отказываясь от обещания помочь тебе, постараюсь что-нибудь придумать. Пока не знаю – что, но попробую. Но! Только при одном условии. Если ты расскажешь мне всю правду о том, ради чего все это – я имею в виду, на самом деле, затевается.

 Отправлено: 20.05.12 02:06. Заголовок: - Полагаю, что в эт..

- Полагаю, что в этом нет особенного смысла. И единственное, что мне, действительно, стоит сейчас сделать – это просить у тебя прощения и попытаться хоть как-то загладить вину за эту нелепую попытку обмана, - Элиза опустила глаза и удрученно покачала головой. – Однако поверь: это было сделано исключительно от отчаяния... – на нервно сцепленные на коленях руки упали две слезинки, но мадам Ошанина, казалось, этого даже не ощущает, по-прежнему сидя с понуро опущенной головой, не решаясь вновь взглянуть в лицо кузине.

В то время, как сама Ирина, заметив это, тотчас соскользнула с места и, устроившись у ног сидящей в кресле Елизаветы, принялась успокаивать ее, пытаясь одновременно добиться, что же с нею, на самом деле происходит.

- Понимаешь...

Как было объяснить ей? Как рассказать про все эти годы, прожитые в понимании собственной ненужности, в отсутствии любви, уважения, будучи лишенной даже малой надежды на то, чтобы однажды вновь испытать все это вновь? Какими словами описать ощущение жизни, уходящей впустую, словно мелкий песок, утекающий сквозь пальцы, осознание того, что никогда уже не будешь счастлива – и попытки заполнить пустоту внутри всем, чем только можно, лишь бы не звенела она в ушах так оглушительно по ночам, когда рядом нет никого, кто мог бы помочь заглушить этот звон. Конечно, у нее есть дети... Но дочь еще слишком мала, а сын – даже теперь, когда он совсем ребенок, Элиза видит, что не нужна ему. Что ее место в его душе уже занято – конечно, она тоже виновата в том, что позволила мужу и его семье устроить все именно так. Но ничего, ничего не могла она с собой поделать – всякий раз, наблюдая за сыном, она видела в нем лишь мужнину породу. Видела черты человека, которого не любила и не уважала. А потом в ее жизни появился Борис. Вначале она не думала, что это может быть серьезно – очередное развлечение, попытка прогнать скуку. Потому, верно, и не смогла понять, в какой момент он стал ей настолько дорог, чтобы оказаться готовой ради этих отношений пожертвовать положением, репутацией, так называемым «честным именем»... Да, она, в самом деле, была готова. Но ее тиран оказался хитрее. Ему не нужна была ее жертва, он хотел, чтобы Элиза пожертвовала ради своей свободы положением, репутацией и честным именем возлюбленного. И она не осмелилась, не смогла. Впрочем, честным именем ей пожертвовать все же пришлось. На сей раз без кавычек – потому что тот, кого она желала спасти, считал предательницей именно ее...

- И вот мы встретились вновь. Теперь он знает, как все произошло на самом деле, мы объяснились, попросили друг у друга прощения. Но мы по-прежнему несвободны и пока ничего не в силах изменить. И эта безумная затея, в которую я попыталась тебя вовлечь – по сути, единственный шанс побыть еще хотя бы недолго вместе... Но не думай, я не хочу себя этим оправдывать, Ирэн! Было крайне низко пытаться воспользоваться твоим расположением ко мне подобным образом. Я крайне сожалею, что пошла на поводу собственных желаний там, где не имела на это никакого права. Но более всего меня расстраивает, что, скорее всего, и сама я теперь безвозвратно утратила твое доверие.

 Отправлено: 23.05.12 21:26. Заголовок: - Уж позволь, прошу ..

- Уж позволь, прошу тебя, мне самой решить, кому доверять, а кому нет! – решительно возразила в ответ Ирэн. – Все мы иногда совершаем вещи, о которых потом приходится сожалеть, кроме того, твоя «провинность» не так уж тяжела, чтобы так долго об этом говорить. Забудем. Давай лучше подумаем, что можно сделать.

Однако сказать это было куда легче, чем, действительно выдумать что-либо стоящее. Так что далее Ирина Никитична надолго погрузилась в размышления. А Элиза, прекрасно понимая, что теперь, скорее всего, решается ее судьба, сидела рядом молча, стараясь не мешать. Изредка поглядывая на нее, Ирэн, периодически отвлекаясь от основной темы, все пыталась вообразить, как это – любить кого-то так сильно, чтобы решиться ради него… нет, даже не на смерть. Как раз это она понимала отчетливо и ясно, но ведь отдать жизнь – мгновение, а обречь себя на существование подле того, кого презираешь, без надежды на избавление, не является ли это даже большей жертвой? Бедная Элиза, как она, должно быть, страдала! Нет уж, такой любви, лишающей способности здраво рассуждать, она бы для себя совсем не хотела!

Что же касается плана, предложенного Лизой и Агалюлиным, то после того, как схлынули первые эмоции, он уже переставал казаться ей таким уж сказочно-неисполнимым. В конечном счете, кузина просит побыть «ею» всего-то месяц с небольшим – там, где никого из них двоих в глаза прежде не видели. А значит, и шанс оказаться изобличенными в этом обмане ничтожно мал. Причем, для нее, Ирины, все даже легче – это ведь ей, в случае согласия, предстояло поехать туда, где ее не знают, в то время как Лизе с ее возлюбленным все равно придется искать уединения и избегать контактов с кем бы то ни было. А еще в ее доме полно слуг, а на каждый роток, как известно, платок не накинешь…

Когда же она, в конце концов, и поведала обо всех своих сомнениях, то надежда, до того было вновь вспыхнувшая в устремленном на нее взгляде кузины, тотчас же угасла вновь. Лиза была во всем с нею согласна и вновь просила прощения, а сама Ирэн в это время чувствовала себя худшей из убийц, уничтожающей чужие надежды, в очередной раз лихорадочно перебирая в уме варианты и не желая окончательно сдаваться.

- Но послушай! – воскликнула она вдруг, едва не подскочив от пришедшей в голову идеи. – Если невозможно остаться здесь, значит, вам с Агалюлиным тоже нужно куда-то уехать! Это же так просто! И вообще, тебе не кажется странным, что вот мы с тобой вдвоем бьемся над этой задачей, в то время как Борис Викторович томится ожиданием в одиночестве, хотя, возможно, и сам мог бы предложить нам что-нибудь дельное? Постой, да я прямо немедленно и прикажу позвать его к нам! - добавила она и потянулась за колокольчиком, которым обычно призывала к себе слуг.

 Отправлено: 25.05.12 13:49. Заголовок: Тем временем, Агалюл..

Тем временем, Агалюлин, оставшись в одиночестве, все более сомневался – верно ли было позволить Лизе уговаривать кузину без его непосредственного участия. Ведь Ирина Никитична – девушка не только разумная, но и с четкими моральными принципами, а потому может статься, что их с Лизой связь покажется ей безнравственной или даже скандальной. Конечно, волноваться о том, что Ирэн станет рассказывать о ней направо и налево, причин не было вовсе – она никогда не была сплетницей. Однако хватит и того, что она может просто захотеть порвать с ними обоими всяческие сношения. А ведь Лиза – и у доктора было достаточно возможностей в этом убедиться, уже успела привязаться к ней. Так что если случится, пусть даже невольно, стать причиной размолвки между кузинами, этого он себе уж точно не простит до конца дней своих. И без того слишком мало у Лизы в жизни радости, чтобы лишить ее еще и возможности общаться с сестрой.

«Накрутив» себя подобным вот образом, Агалюлин, в конечном итоге, уже собрался было идти в гостиную и виниться там перед Ириной Никитичной. Уж лучше пусть весь ее гнев падет лишь на его голову, раз уж эта безумная идея с подменой пришла именно в нее. Но тут мадемуазель Сабурова, словно бы упредив его желание, прислала в кабинет девушку, которая сказала, что его уже там и без того дожидаются с нетерпением. Окончательно собравшись духом и мыслями по дороге в гостиную, Борис Викторович уже был готов принять от хозяйки дома любые упреки в свой адрес и даже ответить на них, как казалось, вполне достойно. Однако совершенно растерялся, когда нашел барышню Сабурову в полном благодушии.
Мало того: согласившись на их авантюру, Ирина Никитична отнеслась к ней так, будто ей только что предложили сыграть в забавную игру, сулящую немало развлечений и удовольствия! А потом она удивила его еще раз – когда высказала несколько вполне разумных критических замечаний по поводу его первоначального плана. Объяснив, в частности, что даже если и поедет вместо кузины в Балатонфюред, то оставить Элизу в своем доме никак не сможет. А ведь сам он об этом ранее и не подумал! В качестве решения данной проблемы Ирина Никитична предложила им тоже куда-нибудь уехать вдвоем. Вот только куда они могли уехать?

Пытаясь придумать что-нибудь, они весь остаток дня просидели втроем, но так и не придумали ничего толкового. Поэтому, даже ближе к ночи, сидя за столом в собственном кабинете, Борис Викторович все равно продолжал размышлять над сумасшедшими откровениями сегодняшнего дня, стараясь найти выход для себя и Лизы. При этом он машинально перебирал доставленную за день почту, впрочем, даже не пытаясь ее читать. Но одно из писем, в конце концов, все же привлекло его внимание. Подисано оно было рукой мадам Нестеровой. Вскрыв конверт, Агалюлин обнаружил в нем приглашение быть завтра у них к чаю. Собираясь вскоре ехать с сыном в Италию, Любовь Сергеевна желала без суеты попрощаться с ним перед достаточно долгой разлукой, пока хлопоты по сборам еще не захватили весь их дом.

Разумеется, отказать Любаве он не мог. Потому на следующий день, конечно, отправился в Знаменское, где нынче обитала Любовь Сергеевна, пока приводили в порядок старый дедовский дом в Погорелове. Этим летом ремонт почти закончили, остались неготовыми лишь несколько комнат, в которых нужно было завершить обстановку. Об этом ему и рассказывала за чаем мадам Нестерова, посмеиваясь при этом над старой Луизой Францевной, которая все равно продолжала ворчать по поводу «кавардака, что устроили в всем доме», хотя в душе была крайне довольна его возрождением. Говорила ему Любава также и о предстоящем путешествии, однако слушал Борис Викторович свою собеседницу на этот раз совершенно невнимательно. Рассеянно отвечая на ее вопросы, большую часть своего визита он обдумывал одну единственную вещь – возможно или нет втянуть в их авантюру еще одну порядочную женщину? В конце концов, решился, однако не на все. Ибо рассказать Любаве, что желает использовать ее старый дом для собственных свиданий с замужней дамой, показалось невозможным, даже несмотря на многолетнюю дружбу и практически родство. Потому Агалюлин вновь врал, но знал, что делает это во спасение – пусть даже спасать приходится не конкретного человека, а их с Лизой любовь.
Новая легенда о проезжей московской знакомой, которая дорогой заболела ангиной и вынуждена теперь на некоторое время задержаться в их краях для полного излечения, но совершенно не знает, где при этом поселиться, выглядела еще более сомнительной, нежели предыдущая идея с подменой Элизы на ее кузину в Балатонфюреде, но неожиданно сработала и она. Любовь Сергеевна то ли, действительно, ничего не поняла, то ли сделала вид, что все в порядке, более всего возмутившись, когда Агалюлин сказал, что непременно оплатит ей аренду Погореловского дома за все то время, что его знакомая там проведет.

- Что за абсурд, Борис Викторович?! Вы можете пользоваться моим домом всегда, когда это необходимо. Он почти ваш! И еще я уж, конечно, распоряжусь, чтобы туда перебрались слуги из Знаменского.

Однако как раз об этом Агалюлин попросил ее и не волноваться. Чем меньше посторонних, тем спокойнее будет его знакомой, у которой, к тому же, есть своя горничная. Поэтому будет нужна лишь кухарка. Получив, таким образом, в собственное пользование ключи от особняка в Погорелово, доктор тотчас же отправился в Белый ключ, где сразу же поведал обеим своим сообщницам о благополучном решении их проблемы. А уже через неделю после отъезда мадам Нестеровой помогал Элизе перебираться в ее новое жилище. Тогда же они распрощались и с Ириной Никитичной, которая все эти дни, казалось, не могла дождаться начала своего собственного приключения.