Отправлено: 26.12.11 21:54. Заголовок: Pro memoria

Время - апрель-декабрь 1828 года
Место - Ярославская губерния, Санкт-Петербург
Участники - Любовь Мещеринова, Роман Нестеров

 Отправлено: 04.01.12 17:11. Заголовок: Июль 1828 года. Пос..

Июль 1828 года.

После отъезда Нестерова, жизнь в Погорелово, ненадолго всколыхнувшись, быстро успокоилась и вновь пошла обычным своим чередом. Через пару недель воспоминания о ссоре между Любой и Романом Дмитриевичем плавно отошли для нее на второй план, через три она вспоминала об этом лишь изредка, а через месяц – забыла совсем, да и сам образ заезжего столичного гостя почти уже стерся из памяти девушки. Тем более что за хлопотами в имении и думать о нем стало некогда. Дела же в нем с начала этого года пошли на удивление хорошо – повезло с погодой, остаток весны выдался теплым и умеренно влажным. Так что урожай обещал быть богатым, и Любава уже строила планы, как распорядится полученными от его продажи по осени доходами. Ибо, как бы ни отрицала перед Нестеровым предлагаемых им нововведений, на самом-то деле, и сама давно мечтала кое-что у себя изменить. В том числе – и дедов дом подновить. Если останутся на то свободные средства после выплаты долгов, конечно. И не сразу и наскоком, как Нестерову представлялось, а постепенно. Но планы все равно такие строила и делилась ими с Луизой, которая тоже поддалась заразительному хорошему настроению своей хозяйки.

Еще же Луиза тайно радовалась новому знакомцу Любавы. Дело в том, что еще в конце мая месяца приехал в Любим новый доктор – Борис Викторович Агалюлин. Мужчина в возрасте, лет за сорок, весьма солидный и почтенный, который по собственному желанию оставил практику в Москве и поселился в глубинке. Познакомил их с Любовью Сергеевной вскоре после этого на воскресной ярмарке Латынин. И с тех пор отношения между доктором и барышней Мещериновой установились весьма дружеские. Они часто виделись – сначала у Латынина, куда Люба нередко приезжала по делам и просто в гости, а потом она как-то позвала господина Агалюлина и к себе в Погорелово. Как раз тогда, когда Луиза начала чаще прежнего жаловаться ей на свои больные ноги. И с тех пор он стал частым гостем в доме Мещериновой. Впрочем, отношения их были далеки от романтических. Борис Викторович в присутствии весьма бойкой барышни робел, а потому был с Любавой сдержан, да и сама она относилась к нему более как к хорошему знакомому, нисколько не строя иллюзий на свой и его счет. Правда, мадам Латынина как-то раз, оставшись наедине с девушкой, все же посоветовала последней обратить «более пристальное» внимание на доктора.

- Это хорошая партия, Любушка, вы мне поверьте. Борис Викторович Вам очень подойдет! – Люба не сомневалась, что ей все хотели добра, когда советовали быть с Агалюлиным посмелее, но, не ощущая в себе к нему кроме приятельских чувств ничего более, не слишком об этом задумывалась.

***

- А я вот жду сейчас нашего доктора, Любовь Сергеевна. Он нынче ко мне тоже обещался заехать по делам, так что вы не спешите. Он будет рад вас видеть, - господин Латынин подал Любе бумаги, за которыми она приехала к нему в уездную контору и предложил выпить чаю, пока ожидают прибытия господина Агалюлина.

- Нет-нет, Иван Петрович, я все же спешу и не стану задерживаться. Вы от меня передавайте привет ему, - Любава встала и взяла свою шляпку, которую стала надевать перед маленьким зеркалом, висевшим почти у дверей. Пока прихорашивалась, на улице послышался шум подъехавшего экипажа и Латытнин попенял Любе, что вот она уходит, а доктор только приехал. Но, будучи непреклонной в своем решении ехать, она вместе с предводителем, вызвавшимся хотя бы ее проводить, вышла на крыльцо конторы, к которому действительно, экипаж Агалюлина уже подъехал, а сам он вышел на улицу и, увидев Любу, тотчас устремился ей навстречу. Пока они здоровались, из его экипажа вышел еще один человек, который, тоже, оказывается, в нем приехал. И был это не кто иной, как Нестеров, собственной персоной. Одарив его коротким взглядом и едва заметно кивнув в ответ на его приветствие, Люба стала прощаться и с Латыниным.

 Отправлено: 05.01.12 15:00. Заголовок: «Безрассудный», по в..

«Безрассудный», по выражению Ивана Петровича, отъезд Нестерова из Ярославля в Петербург, и в самом деле обернулся для упрямца весьма неприятными последствиями в виде тяжелого воспаления легких, с которым Роман Дмитриевич вернулся в столицу через несколько дней езды и ночевок в продуваемых всеми сквозняками станционных постоялых дворах. И надо сказать, что болезнь эта уложила его, здорового и крепкого мужчину, сто лет ничем, серьезнее насморка, не хворавшего, в постель почти на месяц, причем доктора опасались даже и худшего. Впрочем, спустя это время, Роман Дмитриевич, с милостью божьей и лекарской помощью, все же пришел в себя, хоть и был, похудев и осунувшись, еще довольно долго более похож на собственную тень. Но это его волновало гораздо меньше, чем иное последствие болезни, а именно то, что из-за нее у него не получилось вовремя – вместе с остальными сотрудниками миссии во главе с Грибоедовым, отправиться в Тифлис, чтобы оттуда уж ехать дальше в Персию, как то и было ранее спланировано. Собственно, сам-то Роман Дмитриевич к этому моменту уже считал, что вполне здоров и может ехать, но вот Александр Сергеевич, прознав от коллег по министерству о недавней тяжести состояния Нестерова, категорически настоял, чтобы тот обождал с отъездом, еще хотя бы пару месяцев. Тем более что все равно всем им придется дожидаться в Тифлисе, пока туда доставят обозы с подарками и подношениями для персидских чиновников – что есть, как известно, непременное условие ведения всех дипломатических дел на Востоке. Так и остался Нестеров в Петербурге. Сначала думал, что ненадолго, но потом, вновь и вновь получая из Тифлиса послания, что отбытие русских дипломатов в Персию затягивается на неопределенный срок, несколько заскучал в опустевшем на лето городе, в котором замерла не только светская, но и служебная жизнь, ибо, какая же работа, когда светит солнце, а душа просит отдыха от праведных трудов? Кроме того, вскоре до Петербурга дошли и еще кое-какие слухи из Тифлиса, о которых Грибоедов ему не писал. Сказывали, что Александр Сергеевич надумал жениться, и занят теперь улаживанием не только государственных, но и собственных матримониальных дел...

Ближе к концу июня месяца, ощущая себя полностью восстановившим прежние силы, не привыкший так долго маяться без работы, Нестеров уже метался в стенах своего дома, точно тигр в клетке, не зная, куда их, силы, собственно, приложить. Доктора все еще советовали беречься и ехать на воды в Баден, но советы эти теперь вызывали более раздражение, нежели благодарность. В Баден ему совсем не хотелось. Но и сидеть в раскаленном городе в ожидании неизвестно чего, смертельно надоело. Поэтому в самом конце июня и отправился Роман Дмитриевич... все в то же самое, прошлый раз оставленное с проклятиями Знаменское. Почему туда? На этот вопрос простой ответ сыскать было трудно. Но, дело в том, что за время болезни успел Нестеров передумать многое. Так вот среди прочих мыслей была и та, что прожил он уже половину жизни, а ничего существенного в ней так и не сделал. Нет, служба – все достижения, успехи и свершения на благо Отчизны, все это было. Но было как-то... не совсем то.

Подозрительно часто Роман Дмитриевич вспоминал теперь слова мадемуазель Мещериновой о маленьких и конкретных делах, которыми, по ее мнению, он всегда гнушался. И всякий раз подобные воспоминания вызывали в его сердце странную досаду и желание доказать, что это вовсе не так. Что планы, которыми он, словно забывшись, делился с нею во время последней встречи – вовсе не прожекты. Да и вообще, хотелось добиться, чтобы она, наконец, увидела в нем за столичным чиновником человека.

... Идея открыть и содержать затем на свои средства в Любиме амбулаторию, в которую могли бы обращаться за медицинской помощью все, кто в ней нуждается вне зависимости от сословия и материального достатка – ибо прием будет бесплатным для больных, лишь на первый взгляд показалась предводителю Латынину, которому Роман Дмитриевич изложил ее сразу же по приезду из Петербурга, малоосуществимой. Большей частью еще и оттого, что казалось почти невозможным убедить городского голову, человека крайне осторожного и во всем видящего смуту, да крамолу, что никаких крамольных целей их замысел не преследует. Впрочем, неожиданно нашелся отменный союзник – новый уездный доктор, с которым у Нестерова почти сразу возникла взаимная дружеская приязнь, ибо Борис Викторович оказался умным и образованным собеседником, хоть и скрытным. Ибо, как ни пытался Нестеров добиться, отчего Агалюнин оставил свою московскую жизнь, перебравшись в ярославскую глушь, так пока выведать и не смог. Зато на прочие темы доктор беседовал крайне охотно. И вскоре Роман Дмитриевич уже был в курсе всех местных новостей, словно бы и не уезжал. В частности, узнал, хоть и не спрашивал сам, о том, что совсем неплохо в этом году идут дела у соседки Мещериновой, что ожидается хороший урожай, и Любовь Сергеевна по этому поводу пребывает в самом благоприятном расположении духа. Чрезмерно сдержанное удовлетворение, выраженное Нестеровым по этому поводу, остановило поток агалюнинского красноречия, ибо доктор был человеком наблюдательным и понял, что здесь все не так просто, как кажется. А вскоре выяснил у Федора Степановича, что соседи, оказывается, между собой не в ладах. Потому и был несколько смущен, когда, подъехав к конторе Латынина вместе с Нестеровым, застал там же и Любовь Сергеевну, которую расстраивать встречей с неприятным ей человеком никак не хотел.

Что касается самого Нестерова, то у него встреча с мадемуазель Мещериновой вызвала смешанные чувства, одной из составляющих которых, к его удивлению, отчего-то неожиданно оказалась и радость. С момента их прошлого свидания Любовь Сергеевна даже будто бы похорошела – посвежел цвет лица, теперь чуть тронутого загаром, верно, по причине частого пребывания на воздухе, да и в глазах уже не было видно того настороженного выражения, что слишком часто появлялось в обращенном на него взгляде раньше. Нет, ныне соседка смотрела на него вполне весело и даже немного дерзко, будто бы даже с вызовом. И вызов этот Роман Дмитриевич посчитал для себя невозможным не принять.

- А, что, разве долг вежливости не велит вам, сударыня, поинтересоваться моим здравием, даже если на самом деле вы желаете мне немедленной и мучительной смерти? – с легкой усмешкой поинтересовался он едва слышно, когда мадемуазель Мещеринова, распрощавшись, наконец, с Латыниным и Агалюниным, легко прошагала три ступеньки вниз с крыльца здания конторы и поравнялась с ним, следуя к своему экипажу, стоящему неподалеку.

 Отправлено: 05.01.12 16:41. Заголовок: Любава, которая уже ..

Любава, которая уже и отвернулась от Нестерова, после этих слов замерла на месте и вновь удивленно взглянула на соседа.

- Так вы, Роман Дмитриевич, приехали в компании очень хорошего доктора, поэтому – волноваться за ваше здоровье мне не приходится. К тому же, раз вы все еще во плоти, стало быть здоровы и ошибаетесь, предполагая, будто я вам могу желать смерти. Я о вас думать забыла, и желать ничего не собираюсь, - с мягкой улыбкой произнесла девушка и, чуть прищурившись, коротко глянула в упор на Нестерова. Тот взгляда не отвел, и Любе даже показалось, что подмигнул ей. Впрочем, она стояла против солнца и могла в этом и ошибиться. Этого малого времени Любе также достало, чтобы заметить в стоящем перед ней мужчине и некоторые внешние перемены. Причин их она не знала, но вполне могла приписать их излишкам светской жизни в Петербурге. Гораздо любопытнее было бы узнать, что вновь привело сюда этого столичного филина, хотя спросить его об этом девушка не решилась.

Так и стояли они друг напротив друга, пока Люба не обратила внимания, как позади нее встревоженный Латынин слегка постукивает каблуком о ступеньку, но вступить в разговор пока не решается. Сам же Федор Степанович и не думал, что сегодняшний визит доктора Агалюлина будет не персональный, а в компании Нестерова. Конечно же, знай он заранее, всячески постарался бы предупредить эту неприятную для Любавы встречу. А так, выходило, что это он ей задержаться чуть не специально предложил.

- Ах, как я рад вас видеть, господин Нестеров. Что же вы не предупредили меня, что будете сегодня? – сделав некоторое ударение на слове «предупредили», Латынин постарался намекнуть обоим соседям, что случившееся, все же, именно стечение обстоятельств, а не его замысел. Однако Люба тотчас повернулась к нему с улыбкой, давая понять, что все хорошо, и Иван Петрович чуть успокоился. Да и доктор, успевший, пока Любовь Сергеевна обменивалась «любезностями» с Нестеровым, выслушать от Ивана Петровича рассказанную шепотом историю о том, что последняя встреча барышни и ее соседа закончилась «ой, каким скандалом», когда понял, что на этот раз все, кажется, обошлось, вздохнул с облегчением.

 Отправлено: 05.01.12 18:27. Заголовок: - Как, совсем-совсе..

- Как, совсем-совсем не думали обо мне? Какая жалость, право! А было бы так приятно знать, что все это время я продержался исключительно вашими молитвами, сударыня! – все так же тихо, чтобы его могла слышать лишь она одна, с не менее ласковой улыбкой на устах, проговорил в ответ Нестеров, приподняв бровь и не сводя при этом с Любови Сергеевны чуть насмешливого, но в то же самое время одобрительного взора. Нет, а все же, со времени их последнего разговора она определенно похорошела...

Их маленький словесный поединок оказался прерван столь же неожиданно, как и начался. Резко отведя взгляд, мадемуазель Мещеринова обернулась к заговорившему с ними обоими Латынину, явно пытающемуся всеми доступными ему способами показать свою непричастность к произошедшему. Выглядело это настолько наивно, что Роман Дмитриевич не смог сдержать усмешки, впрочем, добродушной.

- Mea culpa, Федор Степанович, mea ultima culpa! – проговорил он уже в полный голос, отвлекаясь от созерцания мадемуазель Мещериновой и обращая свое внимание на предводителя, все еще стоящего на пороге конторы рядом с доктором. – Безусловно, стоило предупредить, но не было возможности. Мы нынче случайно встретились с Борисом Викторовичем в городской управе, куда оба, как выяснилось, приехали по... нашему делу. Должен сказать, что общими усилиями мы добились с доктором даже большего, чем можно было надеяться. Этим и приехал к вам хвастаться. Впрочем, наверное, уместнее будет продолжать наш разговор в наедине, а не посреди улицы?.. Мое почтение, мадемуазель! Сердечно рад был повстречать вас, – вновь взглянув на Любовь Сергеевну, Нестеров учтиво поклонился ей и, спокойно обойдя, кажется, крайне заинтригованную его словами даму, не дожидаясь ответа Латынина, направился в его сторону, чтобы, через минуту, скрыться вместе с ним, вновь было принявшимся шумно прощаться с мадемуазель Мещериновой, за дверью конторы.

 Отправлено: 05.01.12 18:28. Заголовок: Борис Викторович, ко..

Борис Викторович, который с большим интересом все это время наблюдал за разыгрывающейся перед его глазами маленькой сценкой, словно бы очнулся, когда за его спиной тихо хлопнула входная дверь конторы предводителя уездного дворянства. Взглянув на Любовь Сергеевну, которая так и стояла с озадаченным видом посреди улицы, доктор виновато улыбнулся и пожал плечами:

- Простите, Любовь Сергеевна, все, в самом деле, вышло как-то неловко. В качестве извинения, обязуюсь сегодня же вечером приехать к вам в гости и ответить на все интересующие вопросы. Передайте также Луизе Францевне, что завезу ей ту самую новую мазь из пчелиного яда. Наконец-то местный аптекарь сподобился для меня ее изготовить. А теперь, не обессудьте, голубушка, дела!

В кабинете Федора Степановича, несмотря на открытые настежь окна, было душно из-за стоящей на улице жары, пахло книгами, чернилами и пылью, плясавшей миллионами невесомых частичек в луче полуденного солнца, пробившегося через густую листву разросшихся перед окнами кустарников. Латынин восседал в своем кресле за столом, а Роман Дмитриевич расположился на стуле напротив и, по-видимому, уже начал рассказывать предводителю об их с Агалюниным сегодняшних совместных достижениях. Не желая перебивать его, Борис Викторович устроился неподалеку, присаживаясь на край широкого подоконника и складывая на груди руки.

 Отправлено: 05.01.12 18:31. Заголовок: ... – Так что, Федор..

... – Так что, Федор Степанович, прямо и представить не могу, отчего это Прохору Лукичу везде видятся отголоски декабрьского бунта, - усмехнулся Нестеров, мимолетно обернувшись, когда входная дверь кабинета открылась, и в комнату вошел Агалюлин. – А, Борис Викторович! Вот и вы! А я как раз рассказываю, как мы нынче вдвоем убеждали Сорокина, что не собираемся устраивать тайного общества в том заброшенном сто лет назад строении неподалеку от рыночной площади, которое присмотрели третьего дня под нашу будущую амбулаторию. Я пришел раньше и уже, право, почти отчаялся, несмотря на весь свой многолетний переговорщицкий опыт. Но тут появился господин доктор и нашел как раз те пламенные слова, которых, видимо, не доставало в моем лексиконе.

Роман Дмитриевич снова обернулся к Агалюлину, скромно пристроившемуся в этот момент у подоконника и дружески ему улыбнулся, на что доктор лишь смущенно махнул рукой, мол, пустое!

- И как же скоро будет возможно полностью осуществить вашу затею, господа? – поинтересовался Латынин, который, слушая увлеченный рассказ Нестерова, тоже заразился его энтузиазмом. – И какая нужна еще помощь от меня? Возможно, люди, строительные материалы? Мне хотелось бы тоже принять во всем этом участие. Финансовая сторона дела, опять же? Денег хватит?

- О деньгах не беспокойтесь, их уж точно хватит. Я уже перевел из Петербурга в местный банк достаточную, на мой взгляд, сумму, которую распорядился положить на счет, открытый на имя Бориса Викторовича. Думаю, так будет удобнее. Если же вдруг не хватит, добавлю, сколько потребуется.

Последовавшие затем из уст излияния Латынина о его, Нестерова, душевном благородстве излияния, Роман Дмитриевич выслушал с нетерпеливой миной на лице и нахмурившись, ибо вовсе не этого жаждал в награду. Когда же Федор Степанович поинтересовался, чем местное общество его могло бы отблагодарить, Роман Дмитриевич, ничуть не раздумывая, ответил:

- Молчанием! – предводитель удивленно взглянул на него и спросил, что имеется в виду. – Если хотите отблагодарить меня, - пояснил Нестеров, - сделайте так, чтобы о моем участии в этом деле никто не узнал. Это и будет лучшей наградой.

- Но, почему?! – в один голос воскликнули тут Латынин и Агалюнин, который от изумления даже вскочил на ноги.

- А не хочу, господа! - улыбнулся Роман Дмитриевич. – Считайте это просто прихотью заезжего столичного оригинала.

 Отправлено: 05.01.12 19:54. Заголовок: Вечером того же дня,..

Вечером того же дня, после шести, к дому Мещериновой подъехал экипаж доктора. Его уже ждали, потому что в комнате, которая когда-то была музыкальной, а теперь служила сразу нескольким нуждам, был накрыт в ожидании гостя чайный стол. Да и сама хозяйка дома находилась там же, в компании своего верного спутника. Старый пес радостно приветствовал доктора, и тот был вынужден сначала здороваться с Голиафом, а уж потом только жать ручку его милой хозяйке.

- Добрый вечер, Любовь Сергеевна, вот он и я! – губы Бориса Викторовича расползлись в улыбке от одного лишь взгляда на девушку, которая явно была рада его приходу. Об этом можно было судить и по ее внешнему виду, которому она явно уделила больше внимания, чем в обычный день, и по тому, как был сервирован стол – все самое лучше было на нем, а в маленькой вазочке стоял букет свежесобранных цветов. И все-таки, они оба знали – что большего, чем дружба между ними быть не может. Агалюлин, конечно, слышал разговоры, которые ходили за его спиной. Судачили будто он ухаживает за Любовью Сергеевной и тайно влюблен в нее, а супруги Латынины, которые принимали живое участие в судьбе мадемуазель Мещериновой, так и вовсе в открытую увещевали его, что она прекрасная девушка и будет дивной женой тому счастливцу, который отважится ее покорить, но… Но он, конечно, мог сделать ей предложение и жениться, если бы Любовь Сергеевна дала ему на то согласие – вот только в основе такого брака вряд ли бы лежало нечто большее, чем взаимная приязнь. Это, конечно, не исключает счастья в семейной жизни, но самому Борису Викторовичу в своей семейной жизни хотелось бы чего-то большего.

- И как же поживает нынче наша добрая Луиза? Вот та мазь, о которой я говорил днем, а это инструкция, как ее применять. Я, конечно, ей уже объяснял, но мало ли! – Борис Викторович пожал плечами и улыбнулся, а Люба улыбнулась ему в ответ.

Некоторое время после этого, за чаепитием они разговаривали о собственных делах. Девушка интересовалась, чем занимался доктор ту неделю, что они не виделись, а он в ответ спрашивал ее о том же, рассказав, между делом, забавный случай с одним из своих пациентов, который проглотил сливовую косточку и переживал, что теперь у него в желудке вырастет из нее дерево.

- Вы не поверите – он даже рассказывал, что ощущает, как внутри него прорастают корни! И очень, надо признать, это убедительно у него выходило.

Люба очень веселилась и даже похвалила Бориса Викторовича за его актерское мастерство, так дивно в лицах он передал ей эту историю. Но уже следующий ее вопрос поставил Агалюлина в сложное положение. Любовь Сергеевна, напомнив неосмотрительно данное обещание ответить на любые вопросы, стала расспрашивать его, что за дела нынче были у них с Нестеровым в конторе у предводителя.

- Да, право слово, все это пустяки, Любовь Сергеевна, - принялся было отнекиваться доктор, но, поддавшись ее мягким уговорам, все же рассказал о строительстве амбулатории, хоть и, согласно данному слову, храня при этом «инкогнито» Нестерова в качестве участника всего этого предприятия.

 Отправлено: 05.01.12 20:03. Заголовок: - И это вы называете..

- И это вы называете пустяками, Борис Викторович?! Вы невероятный скромник, милый доктор. Но подобное дело требует, верно, очень больших средств! – Агалюлин уклончиво признался, что – да, средства пойдут немалые, но, благодаря Латынину, уже собраны изрядные пожертвования, составившие внушительную часть необходимой суммы. Впрочем, большая часть денег, как оказалось, была получена из иного источника. И тут уж он совсем замялся и не стал продолжать. А Люба, рассудив, что доктор просто не желает бравировать своим благородством и не хочет называть своего имени, посчитала невозможным пытать его дальнейшими расспросами. - Ну, хорошо, а Роман Дмитриевич-то чем вам помогал? Я же помню, что он ведь о чем-то таком упомянул сегодня.

Борис Викторович вновь замолчал, продумывая ответ, и, наконец, объяснил, что «значительная фигура Нестерова» помогла убедить господина Сорокина.

- Вот только на это его фигура и годна, - заявила Люба, но прозвучало это не так злобно, и потому слова эти вызвали улыбку на устах доктора. Впрочем, он тут же попенял девушке, что та не совсем справедлива к Нестерову, заметив попутно, что Роман Дмитриевич приехал сюда не только дел ради, сколько чтобы отдохнуть и немного поправить здоровье. Узнав о том, что Нестеров, оказывается, болел, причем простудился именно тогда, когда уезжал отсюда, Любава немного смутилась своей колкости сегодня днем. Видимо, об этом он и пытался намекнуть, когда заговорил вдруг о собственном здоровье. С другой стороны, возможно, тем самым он хотел заставить ее почувствовать за это чувство вины? Подобное предположение гораздо более соответствовало ее представлению о характере и личности Романа Дмитриевича, поэтому Любава охотно приняла именно его за истину, решительно подавив проклюнувшиеся было в душе ростки сочувствия к этому человеку.

Впрочем, более они Нестерова в своей беседе не касались, и остаток вечера разговаривали о вещах посторонних, при этом Люба все равно нет-нет да возвращалась мыслями к своему восхищению благородством души сидящего рядом с нею человека. А еще, зачем-то сравнивала его с Нестеровым, который на подобное способен был едва ли. И все более утверждалась в мысли, что самое первое мнение о соседе было наиболее верным.

 Отправлено: 06.01.12 15:21. Заголовок: - И все-таки, Роман ..

- И все-таки, Роман Дмитриевич, мне кажется глубоко неправильным то, что вы так упорно скрываете свое участие в нашем деле. Ей-богу, словно стесняетесь! – с мягким укором в голосе вещал Агалюлин. Потягивая коньяк, предложенный ему радушным хозяином Знаменской усадьбы, он удобно устроился в глубоком кожаном кресле, что стояло в гостиной подле камина, разожженного по случаю ненастья и общей сырости за темнеющими ночной синевой окнами, по внешним жестяным карнизам которых то и дело колотили дождевые капли.

Погода, баловавшая теплом и солнцем на протяжении целого месяца, в последние две недели решительным образом испортилась и никак не желала устанавливаться вновь. Почти ежедневно шел дождь, когда небольшой, а когда и настоящий грозовой ливень. Совсем как нынче, когда ближе к вечеру, непогода разгулялась с такой силой, что Роман Дмитриевич просто не отпустил приехавшего к нему еще после обеда Агалюлина восвояси, предложив тому остаться его гостем хотя бы до утра, а там уж как бог даст. Надо сказать, что доктору и самому не сильно хотелось ехать верхом под дождем, поэтому он охотно принял это предложение, и теперь двое мужчин коротали ненастный вечер в компании друг друга под коньяк, сигару и задушевный разговор, который не мог не выйти, в конце концов, к теме, что занимала умы обоих собеседников уже в течение довольно продолжительного времени.

- И меня ведь в неловкое положение ставите! Уж, не знаю, кто распространяет эти слухи, видать, кто-то из банковских клерков, однако весь город только и перешептывается, что «московский доктор», это, значит, я, продал в Первопрестольной все свое имущество из-за «личной драмы» - да-да, не смейтесь, так и говорят! – чтобы построить на эти средства лечебницу в Любиме. Ну, не бред ли? – Нестеров, и в самом деле, кажется, от души веселился, слушая его рассказ, однако соглашаться раскрывать свое инкогнито явно не спешил даже теперь. – Грех вам, сударь, выставлять меня Лжедмитрием на потеху публике, а ведь еще товарищем моим называете себя! – воскликнул Агалюлин с напускной обидой, в которой, тем не менее, был и оттенок искреннего смущения, ибо ситуация, действительно, была для него несколько двусмысленной.

 Отправлено: 06.01.12 15:30. Заголовок: - Ну, а вдруг, в с..

- Ну, а вдруг, в самом деле, стесняюсь? – все еще улыбаясь уголками губ, Нестеров поднял наполненную на одну треть пузатую рюмку на уровень глаз, и взглянул сквозь старинный, кажущийся почти маслянистым коньяк на пламя, разожженное в камине.

Озадаченный Агалюлин тотчас же задал ожидаемый вопрос, на который Роман Дмитриевич лишь задумчиво пожал плечами:

- Не знаю, не могу выразить свою мысль точно. Должно быть, это что-то из детства. Нянька моя, помню, сказывала часто: «Делай добро – и бросай его в воду»... Наверное, такой ответ вы от меня ожидали, да? – иронически усмехаясь, Нестеров отпил еще немного коньяку и вновь взглянул на собеседника. – Исполненный скромности меценат, не желающий афишировать своего доброго дела... Да нет, на самом же деле, гордыня как она есть – в самом чистом виде. Это мой недостаток, который часто оказывается сильнее меня. Точно так вышло и в данном случае. Гордыня и желание доказать кое-что, но о большем позвольте умолчать, ибо и сам до конца не уверен... В конечном счете, вы ведь тоже еще тот мастер, укрывать свои мотивы и резоны? Сколько времени уже пытаюсь выведать, отчего, на самом деле, перебрались из Москвы сюда? Не иначе, как та самая «личная драма» и есть, а?

- Комедия, скорее. Представьте себе многолетнюю связь, которую когда-то считали любовью, но от которой, затем, оба смертельно устали. Потому, чтобы порвать ее, один должен был уехать. Ей – из-за мужа и ребенка – это сделать было невозможно, ну, а мне – гораздо проще. А почему именно сюда – так матушка моя родом как раз из Любима, здесь дом ее покойных родителей, в котором я нынче и поселился. И никаких трагедий и драм.

- В самом деле... Что же, спасибо за откровенность. Правильное решение. А здесь, глядишь, еще и судьбу свою устроите... все ведь бывает? – в голосе Нестерова появились вкрадчивые нотки, а сам он в этот момент принялся усердно ворошить кочергой поленья в камине, а потом подбросил еще парочку свежих.

Борис Викторович, меж тем, некоторое время молчал, словно пытаясь понять, к чему он клонит, а потом, вдруг догадавшись, воскликнул:

- Вот и вы туда же, Роман Дмитриевич!

- И куда же я? – осторожно осведомился тот, не оборачиваясь.

- Вам хорошо, вы – вдовец!.. Простите, я не то имел в виду, - мгновенно осекшись, поправился Агалюлин, когда собеседник на мгновение обернулся к нему с выражением крайней заинтересованности на лице. – Хотел сказать, что вы были женаты и овдовели, потому особенно никто и не удивляется тому, что не спешите вновь обзавестись семьей. Я же никогда официально в браке не состоял. А потому каждая вторая пациентка, особенно из тех, чей возраст позволяет проявлять материнскую заботу, в течение последних лет десяти, считает буквально своим долгом посочувствовать моему затянувшемуся холостячеству. Что меня, сперва веселило, а теперь, признаться, порядком утомило и даже злит. Здесь же и вовсе с ума сошли – сватают меня напропалую чуть не каждой незамужней девице. Уж мы с Любовью Сергеевной Мещериновой по этому поводу не раз злословили...

- А отчего же именно с ней? Она ведь тоже – не замужем?

- А вот потому и с ней, что не замужем! Сватают-то больше всего именно с нею!

- Вот как?! И... есть к тому основания? Ох... простите мое любопытство, можете не отвечать, верно, я выпил лишнего! – Нестеров сокрушенно вздохнул, однако в глубине глаз, скрытых стеклами очков, по-прежнему светилось любопытство, впрочем, в полутьме гостиной, освещаемой свечами, не слишком заметное.

- Да почему, я вполне могу ответить! Мадемуазель Мещеринова – славная барышня, но, как бы это сказать... Ей не я нужен.

- А кто? – мимолетный взгляд и пламя камина, отразившееся в стеклах очков Нестерова, сделали на миг его облик несколько инфернальным.

- Кто-то... сильнее меня, понимаете? – но Роман Дмитриевич отрицательно качнул головой. – Любовь Сергеевна слишком привыкла за все отвечать... сама. Потому ее сделает счастливой лишь тот мужчина, которого она сочтет достаточно сильным, чтобы переложить на его плечи груз своих забот, коих у нее в избытке. Теперь яснее?

- Пожалуй, - чуть задумчиво улыбнулся Нестеров, а потом добавил уже обычным своим тоном. – А еще мне яснее ясного, что нынешний наш с вами глубоко философский диспут является следствием наступающего алкогольного опьянения. Потому предлагаю свернуть его, да и отправляться спать подобру-поздорову.

 Отправлено: 06.01.12 17:10. Заголовок: Май 1836 года - Мам..

Май 1836 года

- Маменька! Вам письмо, смотрите! От крестного Бориса Викторовича! – звонкий голосок мальчика прервал размышления Любови Сергеевны, и она повернулась к сыну, который стоял перед ней, сжимая в руках голубоватый конверт.

- Ну-ка, давай посмотрим, - сургучная печать хрустнула под пальцами женщины, и она развернула письмо, писанное знакомым мелкий почерком. Доктор Агалюлин писал, что их уже заждались в имении все, но особенно он желает видеть своего крестника Алешку, чтобы сделать, наконец, подарок, заготовленный еще ко дню прошедших именин, но который непременно хотел бы вручить ему лично. Впрочем, и с Любой Борис Викторович тоже желал поговорить о вопросах личного характера, о которых писать ему было не слишком удобно. Заслышав о подарке, ожидающем его в Любиме, сын тут же начал вслух строить предположения о том, что это может быть такое, чего невозможно было послать. Чем ненадолго отвлек Любовь Сергеевну, которая, в свою очередь, думала, про какие такие «личные вопросы» пишет ей Агалюлин. На самом же деле, догадаться было не так уж сложно. Ибо сердобольный Латытнин уже намекал ей в одном из своих недавних посланий о некой даме, которой с некоторых пор, кажется, прочно удалось занять мысли Бориса Викторовича...

А спустя два дня после того, как пришло письмо от доктора, мадам Нестерова и ее сын, как и собирались, отправились в Ярославскую губернию, чтобы увидеть все описываемые в нем перипетии уже своими глазами. Дорога была долгой и временами Люба мысленно обращалась к уже написанным ею в Петербурге строкам. Потревоженные в последние дни воспоминания теперь часто вставали перед ее внутренним взором, словно живые картины. На их фоне особенно заметны были изменения, произошедшие в родных местах, когда их большой дорожный экипаж, наконец, достиг милого сердцу Погореловского имения. Старый дом деда Любови Сергеевны теперь был почти полностью перестроен, хоть и сохранил свой прежний фасад, тоже основательно подновленный.
На крыльцо их, как обычно, вышли встречать все слуги, даже старая Луиза, которая теперь даже и ходила уже с трудом, но упорно отказывалась от переезда в Петербург, утверждая, что здесь у нее все равно самый лучший доктор, благодаря усилиям которого она все еще шевелится. А вскоре к Нестеровым приехал и сам Агалюлин. Хотел лишь поздороваться, но был принужден остаться вместе с приехавшим семейством обедать. На нетерпеливые вопросы крестника о подарке, посыпавшиеся на него тотчас же после приветствий, отмалчивался и улыбался, обещая показать его завтра, когда Алеша сам приедет к нему вместе с Любовью Сергеевной.
После обеда, когда неугомонный мальчик убежал играть на улицу, Любава и Борис Викторович остались наедине и смогли, наконец, общаться свободнее. Пили чай, как в старые времена, разговаривали и вспоминали былое.

- А помните благотворительный бал в дворянском собрании, Любовь Сергеевна? На вас было дивное платье, и все смотрели и завидовали?

- Как же! Завидовали! Скорее, удивлялись, в каком сундуке я его раскопала! – рассмеялась женщина.

***

Июль 1828 года

Бал в честь открытия новой лечебницы назначили на второе воскресенье июля, в уездном дворянском собрании. Все средства от продажи билетов и прочие доходы решено было также отправить на нужды амбулатории. Предводитель Латынин и его жена принимали самое непосредственное участие в этом предприятии, организовав его практически полностью на свои собственные средства. Сразу после двухнедельной давности разговора с доктором, Люба тоже решила сделать взнос на общее благое дело, хоть Федор Степанович был крайне против такого великодушия.

- Голубушка моя, да мы знаем, что вы от всего сердца. Но ведь деньги-то у вас нынче не лишние? Ну, вот же упрямица! Вся в деда своего! – однако Любава настаивала. Она только что продала лес, весьма выгодно, положив часть денег в банк на черный день, а другую все же убедила в конце концов взять Латынина.

Приглашенных на праздник было много, и господин Сорокин, который также присутствовал тут, следил с особым тщанием за тем, чтобы никто не замыслил чего недоброго. Любава прибыла на бал в сопровождении доктора, чем оба они, конечно же, лишь подхлестнули слухи, над которыми оба посмеивались. Нужно сказать, что Люба была очень хороша в своем сегодняшнем наряде цвета морской волны. Платье это, матушкино еще, собственными стараниями и содействием дочери Латынина, за короткий срок было превращено ею во вполне современный туалет. Венок из васильков и незабудок, синяя шелковая лента – завершали скромный наряд Мещериновой, но не делали ее от этого менее заметной.

- Вот посмотрите, Борис Викторович, нас сегодня здесь же и поженят! Не боитесь, милый доктор?

Милый доктор склонился к руке своей спутницы и повел ее здороваться с присутствующими, среди которых Люба вскоре рассмотрела и Нестерова.

 Отправлено: 06.01.12 19:54. Заголовок: - Поженят, как пит..

- Поженят, как пить дать, Любовь Сергеевна! Вон, и батюшка для этих целей у них имеется! – негромко рассмеялся Агалюлин, едва не демонстративно, чтобы подразнить замерших в напряжении сплетников и сплетниц, целуя затянутую в высокую бальную перчатку руку барышни Мещериновой, одновременно чуть заметно кивая в сторону тучной фигуры настоятеля самого большого уездного храма, который, хоть был человек церковный, в светских мероприятиях участвовал редко, но богоугодного общественного события пропустить не мог. Поэтому теперь важно прохаживался среди разноцветной толпы, выделяясь из нее своим черным одеянием. В ответ на его язвительное замечание, Любава тотчас же тихо прыснула со смеху, едва успевая прикрыть лицо раскрытым веером.

Вообще, это было даже забавно – изображать из себя жениха и невесту. И даже где-то помогало в жизни. Во всяком случае, с тех пор, как местное общественное мнение их с мадемуазель Мещериновой практически поженило, матримониальные атаки на самого Бориса Викторовича несколько ослабли. Он давно собирался спросить, стало ли легче от их «помолвки» Любе, но все как-то забывал, а теперь вот, вспомнив, решил было, но тут заметил, что спутница его будто бы помрачнела и нахохлилась. Проследив за ее взглядом, доктор очень быстро понял, кто источник беспокойства. Роман Дмитриевич Нестеров стоял в глубине бальной залы и, как было очевидно уже неплохо изучившему его доктору, тщательно подавлял зевки, разговаривая о чем-то с похожим в своем разноцветном мундире на фазана Сорокиным.

Признаться честно, даже после многословных объяснений Федора Степановича, Агалюлин, как ни силился, так и не смог до конца постичь разумом причин междоусобицы этих двух людей, каждый из которых по-отдельности казался ему исключительно симпатичным. Вернее, открытую неприязнь в большей степени все это время демонстрировала даже больше Любава, в то время как Нестеров... его отношения к ней Борис Викторович не понимал. Иронические комментарии в ее адрес, Роман Дмитриевич так часто перемежал с комплиментами – ей же: за ум, за упорство в достижении поставленной цели, что доктор никак не мог сообразить, что же за чувства на самом деле питает к своей соседке его новый приятель. Но выяснить это не представлялось возможным, ибо всякий раз ловкий дипломат находил десяток способов увести их разговор в другое русло. Иногда Агалюлину даже хотелось сделать как-нибудь так, чтобы столкнуть их, что называется, лбами. Пусть бы объяснились, наконец, два упрямца, да и забыли о вражде, ибо глупо же, в самом деле! Однако благотворительный бал явно для этих целей не подходил, потому, чтобы избегнуть неприятной ситуации, доктор не стал прямо сейчас подходить к Нестерову, который тоже их заметил и издали кивнул, а повел свою спутницу к Серафиме Павловне, супруге Латынина, с которой у них троих завязалась небольшая беседа, прерванная, впрочем, звоном колокольчика, громким покашливанием и обращением к «почтеннейшей публике» с последующей просьбой «уделить внимание», прозвучавшими из уст самого Федора Степановича, который стоял теперь в центре всеобщего внимания и готовился произнести речь. Внимание предводителю, разумеется, тотчас же было предоставлено, и в следующие несколько минут он взволнованно вещал о благом деле, которое свершилось в городе всеобщими усилиями, особенно указывая при этом на потрясающую скромность «отдельных представителей нашего общества», которые, приняв на себя львиную долю расходов, тем не менее, даже не хотят раскрывать своего имени. Что, несомненно, есть «высшая степень христианского милосердия и добродетели». Любовь Сергеевна, стоявшая в эту минуту рядом с доктором, чуть сильнее сжала его локоть. Он повернулся к ней и тотчас встретился с искренним восхищенным взором девушки, обращенным на него. Смущенно улыбнувшись, Агалюлин отвел глаза и украдкой огляделся, и, заметив ровно такие же взгляды, обращенные на него со всех сторон, почувствовал, что краснеет. Мучительно, до самых ушей, как в детстве. А еще – что готов убить сейчас Нестерова, который, пока суд да дело, успел, оказывается, перебраться к ним поближе и теперь, глядя в пол, прижимал к губам пальцы, явно пытаясь таким образом спрятать улыбку. Чертов авантюрист! Мошенник! Выставил его идиотом – и радуется теперь!

 Отправлено: 06.01.12 22:06. Заголовок: Люба стояла подле св..

Люба стояла подле своего кавалера и внимала речам Федора Степановича. Она прекрасно понимала, о ком он говорил, и испытывала за этого человека гордость, в то время как сам он почему-то продолжал смущаться. Про то, что именно Агалюлин и есть тот самый анонимный меценат, о котором говорит сейчас Латынин, она подумала впервые еще в тот раз, когда Борис Викторович, находясь у нее в гостях, увлеченно рассказывал о будущей больнице. Со временем, это ее убеждение только окрепло под влиянием слухов, которые ходили в городе, долетая и до Погорелова. А еще, находясь несколько дней назад в банке, куда приехала, чтобы положить на счет деньги от продажи леса, Любава случайно услышала, как кто-то из клерков говорил другому о том, что ему необходимо срочно оформить бумаги об очередном поступлении средств на счет доктора Агалюлина. Сопоставив все эти факты, девушка пришла к единственно верному выводу, который, впрочем, казался очевидным явно не ей одной.

- Борис Викторович, я не понимаю, отчего вы такой скромный?! Все равно все вокруг уже догадались, а вы продолжаете отпираться! Смешной вы! - чуть слышно проговорила Люба, стараясь в эту минуту смотреть не на Агалюлина, а куда-нибудь в сторону, чтобы еще больше его не смущать. Тут-то снова и увидела Нестерова, который теперь стоял совсем рядом с ними и чему-то ухмылялся. Вскоре ей стало понятно, что смешит его, причем откровенно, именно восторженное восхищение анонимным благодетелем, завладевшее всеми гостями праздника. И, боже, как же возмутилась она в эту минуту! Как захотелось ей немедленно подойти к нему и сказать прямо в лицо, что более низкого, более неблагородного человека она еще не встречала! И как?! Как, скажите, мог Борис Викторович называть его человеком чести?

- Знаете, я согласна, совершенно согласна, что человек, который способен на такой благородный поступок, должен обладать исключительными душевными качествами. Мне кажется, что у него должен быть особый свет в глазах! – голос девушки прозвучал слишком звонко, но ей как раз этого и хотелось. Хотелось, чтобы они донеслись в первую очередь до Нестерова, укололи его самолюбие. Но Борис Викторович отчего-то посмотрел на нее немного укоризненно и покачал головой. А затем взял за руку и отвел чуть в сторону.

 Отправлено: 06.01.12 22:07. Заголовок: - Послушайте, милая ..

- Послушайте, милая Любава, вы такая умная девушка. Ну, скажите, с чего вы решили, что это моя заслуга?! Я не отрицаю своего участия в происходящем, но оно гораздо скромнее, чем вам кажется. Тем более финансовое, - Люба возразила и уверенно заметила, что это не только ее мнение, а всех жителей города, - Всех?! Ну, вот, кто эти «все», Люба? Супруги Латынины? Но от той же Серафимы Павловны вы хоть раз это слышали? Нет, а ведь она – не в обиду будет сказано – ужасная сплетница. Милая моя, вы же первая должны знать, что слухам верить нельзя. Вот нас с вами, как вы сами сегодня изволили заметить, повенчать готовы. Но разве же это имеет реальное основание? – Люба покачала головой и с удивлением поглядела на Агалюлина, который ведь, и впрямь, говорил разумные вещи.

- Значит, это не вы? Но кто же тогда? Уж вы-то знаете, неправда ли? – в глазах ее было столько желания узнать истину, что Агалюлин, которого уже порядочно утомила эта тайна, осторожно кивнул, указывая взглядом на кого-то позади Любови Сергеевны. Девушка обернулась, но не заметила никого, способного, по ее мнению, на этот благородный жест. Лишь все тот же Нестеров, градоначальник Сорокин, да отставной генерал Сабельников, промотавший давным-давно все свои сбережения. Вновь оборотившись к доктору с улыбкой недоумения на губах, Любовь Сергеевна пожала плечами.

- Ну, оставьте, неужто не догадываетесь? В самом деле, нет? Так вот подсказка – вы сами его считаете злодеем, какого свет еще не видывал, - ухмыльнулся в усы Борис Викторович.

- Нестеров?! – воскликнула Люба и прижала к губам веер.

 Отправлено: 07.01.12 18:23. Заголовок: Заслышав упоминание ..

Заслышав упоминание собственной фамилии, Роман Дмитриевич невольно обернулся туда, откуда оно донеслось до его слуха, сделавшись случайным свидетелем сцены, догадаться о смысле которой не составляло труда, несмотря на то, что она, кажется, уже миновала свой ключевой момент. Поняв, что инкогнито его раскрыто, а явки провалены, Нестеров, конечно, рассердился неумеренной болтливости своего приятеля, но в то же самое время, где-то в глубине его души ликовал и праздновал победу пресловутый «бес гордыни», совсем было приунывший от неукротимого благородства, которое все последнее время демонстрировал его «подопечный». Да и сам Роман Дмитриевич не мог, как ни старался, отказать себе в удовольствии пристально взглянуть на залитое краской стыда личико мадемуазель Мещериновой, которое она тщетно пыталась укрыть от него развернутым во всю ширь веером. Да еще и улыбнуться при этом. Довольно ехидно, надо сказать. Впрочем, недолго, ибо злорадствовать, конечно, приятно, но не слишком вежливо.

- Ну, что, Агалюлин, вижу, проболтался все-таки, - заметил он, обращаясь к доктору, после того, как сделав несколько шагов в его сторону, вновь оказался рядом. – Как-нибудь на досуге ампутируй сам себе примерно половину своего длинного языка, чтобы следующий раз было легче держать его за зубами.

- Да пошел ты к черту, Нестеров! Сам себе половину своего идиотского чувства юмора укороти – и то мало будет! – не без раздражения заметил в ответ Борис Викторович.

- Ну, да. Поговорили – как меду напились, - ухмыльнулся тот в ответ, и тотчас же слегка хлопнул обидевшегося было приятеля по плечу. – Прости, не сердись, бога ради. Это я от смущения, право... И вы простите, Любовь Сергеевна, - добавил он, вновь обращая внимание на девушку, - так жаль разочаровывать вас в вашей необычайной проницательности! Извиняет меня лишь то, что свой момент удовольствия, наблюдая за вашим смущением я все же получил. Ведь вы необычайно милы, когда краснеете! Смущайтесь чаще!

 Отправлено: 08.01.12 11:55. Заголовок: Роман Дмитриевич, к..

Роман Дмитриевич, как оказалось, обладал прекрасным слухом. Так что тихое восклицание Любови Сергеевны, которое, она надеялась, слышали немногие, было все же замечено. Ибо, стоило лишь ему сорваться с губ девушки, как Нестеров, оставив своих собеседников, тут же присоединился к доктору и его спутнице, одарив последнюю улыбкой, полной, как ей показалось, неприкрытого торжества. А кроме этого, прежде чем заговорить с Любой и закрепить тем свою победу над нею, Роман Дмитриевич позволил себе обратиться к Борису Викторовичу в такой форме, что возмущение, с трудом удерживаемое Мещериновой, тут же проявилось в виде яркого румянца на ее щеках. Однако несносный тип даже это истолковал в свою пользу, увидев то, что хотел сам, а именно смущение, которого Любава вовсе не испытывала. Агалюлин, разбиравшийся в ее эмоциях лучше, крепко сжал свободную ладонь девушки, пытаясь ее успокоить, но было уже поздно. Впрочем, она и сама понимала, что место не слишком удобное для скандалов, а оттого придется продолжать разыгрывать перед этим чудовищем вежливость.

- Ах, какие щедрые комплименты вы умеете делать, господин Нестеров! Вы, оказывается, вообще - человек широкой души! Кто бы мог подумать! И почем же нынче место в раю? – девушка глядела на него с вызовом и улыбалась почти ласково, - Не торопитесь отвечать, я сама попробую угадать! Немного ложной скромности, чуть-чуть высокомерия, несколько щепоток гордыни... Да, недорого нынче берут. А вы! Вы, Борис Викторович, после всего все еще считаете, что вот этот человек достоин того, чтобы покрывать его тщеславие?! – Агалюлин пожал плечами и, не желая становиться хотя бы свидетелем зарождающейся новой ссоры, раз не было возможности ее прекратить, отвернулся, чуть отступая назад. А там уже его сразу поймала под руку младшая из дочерей Латынина, увлекая доктора в свой кружок. Нестеров и Люба, тем временем, с улыбками на губах, продолжали обмениваться колкостями. В какую-то минуту их пререкания были остановлены новой трелью колокольчика, звонить в который сегодня, кажется, очень понравилось Латынину. На сей раз господин предводитель решил устроить «маленькую игру»:

- Милейшие дамы, милостивые государи, замечу, что не только для увеселения, но и ради благого дела объявляется следующий танец, так что не торопитесь отказываться... Итак, кавалеры ангажируют дам, стоящих подле них, вне зависимости от личного предпочтения, возраста и звания! – весело возвестил Федор Степанович, и сам протянул руку престарелой графине Ермолиной, которая, краснея, как институтка, тотчас пошла с ним в круг. Любава же повернулась туда, где еще минуту назад вроде бы стоял Агалюлин, и была крайне удивлена, не обнаружив его рядом. Зато Нестеров, на которого девушка обратила свой следующий, несколько растерянный взгляд, был тут как тут.

 Отправлено: 08.01.12 16:22. Заголовок: Признаться, Нестеров..

Признаться, Нестеров не совсем понимал, отчего Любовь Сергеевна так на него напустилась. Вернее, конечно, мог бы предположить, что подобная агрессия – род защиты и способ сохранения лица в неловкой ситуации, просто противоположный его собственному, успешно продемонстрированному чуть ранее, а именно – холодноватой отстраненности вкупе со злой иронией, жертвой которой в большей степени пришлось пасть Агалюлину, но и Любови Сергеевне тоже, конечно, досталось. Однако эта женщина казалась, все же, слишком непредсказуемой, потому Нестеров оставил свои наблюдения при себе, а обиду проглотил. Впрочем, шанс «отомстить» представился довольно скоро.

По всей видимости, «petit jeux», объявленная Латыниным, и была тем самым «сюрпризом вечера», о котором предводитель некоторое время тому назад, игриво похохатывая, сообщил Нестерову в их краткой беседе. Дескать, последнее парижское развлечение, писк моды. Но, то ли Роман Дмитриевич давно не был в Париже, то ли «писк» дошел до Любима в каком-то искаженном виде, только ничего подобного – в том числе и по странности идеи – видеть ему прежде не случалось. Тем не менее, грех было не воспользоваться подвернувшейся возможностью, а потому, убедившись, что рядом с Любовью Сергеевной нет кроме него ни единого кавалера – Агалюнина уже успела увлечь за собой какая-то более бойкая барышня, Роман Дмитриевич лучезарно улыбнулся мадемуазель Мещериновой, протянул ей руку и произнес самым светским тоном, чуть приподняв бровь:

- Ну же, сударыня, ради благого дела, все-таки! – сердито стрельнув в него взглядом, Любовь Сергеевна буркнула, что танцует плохо, но Нестеров лишь невозмутимо пожал плечами. – Некоторое время назад мне попалось любопытное утверждение, что женщине вовсе не обязательно хорошо танцевать, достаточно просто научиться подчиняться своему партнеру и во всем следовать за ним... Так что же? Voulez-vous danser, mademoiselle?

 Отправлено: 08.01.12 20:26. Заголовок: Танцевала она хорошо..

Последние слова Романа Дмитриевича были явной провокацией, которая, впрочем, достигла своей цели, потому что после них Люба не была бы собой, если бы не приняла его приглашение. Танцевала она хорошо, но демонстрировать свое умение именно Нестерову желала меньше всего, и была крайне раздосадована, когда поняла, что попалась на его уловку и избежать этого у нее все же не получится.

- А вам ведь нравится подчинять своей воле других людей, не так ли господин Нестеров? – свой вопрос девушка сопроводила независимой улыбкой, призванной показать, что уж ее-то ему никогда не подчинить, даже в танце. Привыкшая за последние годы отвечать не только за себя, не полагаясь при этом ни на кого, она была самостоятельна и в бальных па. Конечно, не настолько, чтобы выбиться из ритма. Напротив, в танце барышня Мещеринова двигалась очень плавно. Порывистая и резковатая в обычной жизни, в танце Люба становилась столь изящной, что люди, мало знавшие ее, всегда удивлялись. Даже отец ее однажды заметил в шутку, что их Любочке следует стать танцовщицей. Матушка тогда очень сильно на него рассердилась, а дочери сказала, что папенька ей сильно польстил.

Но не только об этом думала время танца Люба. Впервые в жизни оказавшись так близко к Нестерову, да почти что наравне, из-за своего высокого роста, она впервые же пригляделась внимательнее и к лицу Романа Дмитриевича. Теперь оно вовсе не выглядело суровой маской, а казалось очень живым, и в каждой складке, в каждой морщинке его была запечатлена целая история. И «стеклянные» глаза за очками тоже оказались очень выразительными. Только вот сейчас в них опять была видна насмешка, и Люба понимала, что над нею.

- Как вам не совестно было так поступить с Борисом Викторовичем? Вы, что, не видели, как он из-за вас мучился?! Это вам, может, было бы приятно всеобщее преклонение! А ему достаточно простой человеческой благодарности.

 Отправлено: 08.01.12 22:38. Заголовок: - «Подчинять» – в к..

- «Подчинять» – в каком смысле? – поинтересовался Нестеров, в очередной раз делая вид, что не понял дерзкого замечания Любови Сергеевны в свой адрес, когда они вступили в круг танцующих пар, и он повел ее в вальсе. – Разумеется, мне приходится вести себя подобным образом, это следствие моей должности, моего положения в обществе, пола к которому я принадлежу, наконец. Но я не могу сказать, что испытываю какого-то избыточно сладострастного чувства оттого, что кто-то находится в моей власти... Впрочем, я все же немного покривил душой, - внезапно он усмехнулся и, склоняясь к уху Любови Сергеевны, прошептал. – То, что в моей власти сейчас – некоторым образом – находитесь вы, мне как раз очень даже нравится!

И, следом за этой фразой, пока своенравная мадемуазель Любава не успела опомниться и сказать еще какую-нибудь глупость, Нестеров, кстати, совсем недурной, как говорили, танцор, сделал в вальсе резкий пируэт, от которого его партнерша тихо ахнула, чуть не запнувшись, но все же устояла, бережно поддержанная расположенной на ее талии ладонью мужчины. Вообще же, вальсировала она великолепно. Стремительная, подвижная, но при этом – будто бы не совсем умеющая управляться со своим телом в обычной жизни, словно девочка-подросток, еще не осознавшая до конца своей женственности, в танце Любовь Сергеевна словно бы сбрасывала эти невидимые оковы, перемещаясь необычайно грациозно. Наблюдая за этим странным превращением, Нестеров думал, что это, верно, что-то сродни нервному заиканию у некоторых людей, которые, терзаясь им в обычной речи, напрочь забывают о своей проблеме, например, когда поют. Тут ему вновь припомнилось испытанное однажды желание послушать пение Любавы, и он уж хотел, наконец, удовлетворить свое давнее любопытство, поинтересовавшись, так ли хорошо она поет, как и танцует, но тут ершистая барышня, видать, опомнившись, огорошила его новой порцией несправедливых упреков.

- Послушайте, мне кажется, это уже просто странно, - ответил он, глядя на нее с некоторым сожалением. – Далась вам эта глупая история! И Борис Викторович, кажется, обиделся на меня из-за нее гораздо меньше, чем за него оскорбились вы. Да и вообще, явно забыл обо всех обидах. Вон, смотрите, как отплясывает! – дернул он подбородком в сторону Агалюнина, уверенно ведущего в танце одну из барышень Латыниных. – И только вы все не можете утешиться и наслаждаться жизнью! Вот вредная вы все же, Любовь Сергеевна, правду про вас говорят! Хоть и танцуете прекрасно, - добавил Роман Дмитриевич и ровно в эту самую минуту ощутил, как партнерша весьма чувствительно наступила ему на ногу. Без сомнения, специально. Чтобы понять это, не нужно было даже смотреть ей в лицо. Нестеров и не стал. Глядя поверх ее головы, он вновь улыбнулся и заметил. – Да-да, чудесно танцуете. Восхитительно просто!

 Отправлено: 09.01.12 10:01. Заголовок: - И вы наступили ему..

Май 1836 года

- И вы наступили ему на ногу?! Я об этом ничего не знал, Любовь Сергеевна! Никогда бы не подумал, что вы столь коварны, - Агалюлин смеялся, как мальчишка, когда она рассказала ему об этом, - Нет, ни за что бы в это не поверил, если бы вы сейчас мне не открылись… А помните, ведь в тот вечер вы вальсировали не только с ним, но и со мной. Сколько лет, оказывается, прошло! К тому же, мне почему-то кажется, что с тех самых пор я сам больше и не танцевал ни разу. Хотя, конечно, вру. Должно быть, пару раз все же случалось, но давно. Я уже и разучился вовсе, наверное… А вы слышали, что у Латыниных младшую дочь выдают замуж? Говорят, Федор Степанович решил устроить по этому случаю торжество, и, конечно же, с танцами. Так что, милая, Любава, коли вы согласитесь вновь потанцевать с провинциальным медведем…

Люба согласилась. Потом они еще долго обсуждали предстоящее торжество, а потом стало заметно вечереть, и доктор стал прощаться с мадам Нестеровой, собираясь восвояси:

- Так что непременно завтра же с утра вместе с Алексеем надеюсь видеть вас в своем доме. Его ждет подарок, а нас с вами разговор, в котором я рассчитываю получить от вас совет, - еще раз сжав на прощание руки хозяйки, Агалюлин откланялся и уехал.

Любовь Сергеевна же еще некоторое время стояла на крыльце и смотрела вслед удаляющемуся всаднику, пока его фигура не превратилась совсем в маленькую точку и не исчезла у горизонта. После этого женщина вернулась в дом и занялась домашними хлопотами, которые всегда возникают, стоит переехать с места на место. Все эти разборы вещей – необходимо проследить, чтобы служанки ничего не напутали. Еще отдать распоряжения на завтрашний день. И наконец, нужно отыскать Алешу, который до сих пор где-то носился со своим щенком. Впрочем, с этим разобрались быстро. Юный барчук, несмотря на некоторое сопротивление, был вскоре представлен пред материнские очи, а потом отправлен мыться и готовиться ко сну в свою спальню. Но, не в силах быстро успокоиться и заснуть после переезда и буйных деревенских забав, весь горя от нетерпения, еще довольно долго выспрашивал Любавы, зашедшей пожелать сыну спокойной ночи, не рассказал ли ей Борис Викторович, что за подарок ему приготовлен.
Дождавшись, пока Алешенька, наконец, угомонится, мадам Нестерова перекрестила и поцеловала его на ночь, а затем пошла к себе в комнату, где почти ничего не изменилось со времен девичества. Все те же занавески, светлые, с выцветшими незабудками, те же предметы на своих местах. Из нового был, пожалуй, лишь портрет в серебряной рамке, который Любовь Сергеевна привезла с собой из города и расположила на туалетном столике.