Отправлено: 17.12.19 22:32. Заголовок: Любовь - смешенье разных красок...

Время действия: декабрь 1912 года и далее

Место действия: Москва

Участники: Татьяна Веригина, Родион Елагин, семейство Игнатьевых, НПС

 Отправлено: 22.04.21 21:46. Заголовок: Минувшие несколько д..

Минувшие несколько дней дались Тате необычайно тяжело. В тот вечер, когда они с Родионом поссорились, она была убеждена в собственной правоте. Потому даже не предполагала, что дальше с нею может случиться что-либо подобное. Это казалось похоже на какую-то тяжелую болезнь. Однако указать на конкретное место на теле или даже орган, доставляющие мучения, было невозможно. Да и не хотелось Тате никому об этом рассказывать. Даже Стёпке – не просто брату, а лучшему другу и главному конфиденту во всём, чем вообще можно было только поделиться с другим человеком. И уж тем более маме, которая также всегда была на её стороне, но в данной конкретной ситуации, как думалось Тате, вряд ли сумела бы полностью понять её страдания. Впрочем, конспиратор из неё был никакой, поэтому, спустя максимум день после ссоры с Родионом уже, кажется, все члены семейства, за исключением младших братишек, поняли, что происходит что-то неладное.
Первым встревожился, как всегда, старший брат. Явившись одним из следующих же вечеров к ней в комнату поздно вечером, он напрямую спросил, что случилось, и не обидел ли её каким-нибудь образом граф Елагин.

- Вот глупости, с чего ты это решил?! – вскинулась она удивленно.

- Да тут и никакой дедукции не требуется: прежде торчал у нас с утра до вечера, теперь вдруг не ходит. И ты сама ходишь целыми днями, будто в воду опущенная… Тата, ты смотри, не скрывай от меня! Даже если вдруг это что-то, о чём невозможно сказать маме…

- С ума, что ли, сошел, придурок?! – воскликнула она в ответ, на сей раз уже сердито, сильно толкнув его в плечо и только каким-то чудом не покраснев – что обычно выходило у нее практически мгновенно. – Придет же такое в голову!

- Ну, прости! Я – уже почти врач. И иногда приходится говорить с пациентами напрямую даже о некоторых неделикатных вещах.

- Вот с ними и говори, а от меня отстань! – буркнула она, отворачиваясь. Сердце при этом по-прежнему билось где-то на уровне горла. Нельзя сказать, чтобы её лично как-то смущало, что отношения с Родионом с некоторых пор перешли заветную грань. Какое имеет значение, когда это происходит – до или после свадьбы, если двое любят друг друга так, как они с Елагиным? Но свободно обсуждать это с родными Тата, конечно бы постеснялась…

- Как знаешь, - откликнулся Стёпка, обиженно пожимая плечами. И, понимая, что была только что совершенно неоправданно резка – а еще то, что попросту не вынесет ссоры еще и с ним, Тата тут же поспешила умерить собственные эмоции и попросила у брата прощения. К счастью, от Стёпы, который и в целом отличался добрым нравом, а на неё, Тату, кажется, и вовсе не умел сердиться дольше пяти минут, его было добиться не сложно. И, едва помирившись, вскоре они уже вполне спокойно и даже весело болтали о разных пустяках. Настолько, что Тата даже решилась подколоть брата по поводу учуянного вдруг вновь уже знакомого ей аромата дамских духов – в тот момент, когда они, как обычно, вместе растянулись у неё на кровати.

А потом Стёпка ушел спать. И меланхолия вернулась вновь, как неуклонно нарастающий по весне паводок, захватывая всё новые островки души. Хотя, после разговора с братом Тата стала вести себя еще осторожнее и сдержаннее, не желая, чтобы выяснять, что же с ней все-таки происходит, на следующий день явилась, например, уже мама…

Эти старательно загоняемые вглубь эмоции – чтобы не сойти от них с ума, она, как всегда, решила попытаться излить на холсте. Но ничего не получилось. И тоже, увы, не впервые. Заметив это прежде неведомое ей затруднение еще, когда Родион уезжал в Петербург, Тата не придала ему особенного значения. Такова жизнь любого артиста: в ней могут быть спады. К тому же, Родион вскоре вернулся и её вновь полностью захватила круговерть подготовки к балу по поводу именин, где последовало и объявление о помолвке… Все это время Тата ни разу не подходила к мольберту. И даже порой не вспоминала о своем любимом занятии. Жизнь была наполнена иными событиями. Но теперь, когда её вновь ничего не отвлекало от творчества, вдохновение, подпитанное новыми эмоциями – пусть даже и не самыми приятными – просто обязано было вернуться. Однако ничего подобного не происходило. И, впервые в жизни столкнувшись с творческим кризисом, наложившимся, к тому же, на внезапный кризис отношений с Родионом, никак не желавшим принять в ней не просто женщину, которую он полюбил всем сердцем – а в этом Тата нисколько не сомневалась, да и сама любила не меньше – но отдельную личность со своими мечтами и устремлениями, она растерялась окончательно. Страх утратить свой дар, родившийся исподволь и прогрессирующий с каждым днем – против другого страха: вновь все испортить и потерять, возможно, главную любовь всей своей жизни. Хотя, в самой глубине души Тата все равно знала: она готова даже на это. Однако лишь в том случае, если действительно что-нибудь стоит как художник. И сможет полностью себя в этом реализовать. А если вдруг нет?

Мысль эта страшила теперь до оторопи, заставляя вновь и вновь на часы запираться в своей мастерской в очередных мучительных попытках понять. Но всё, выходившее из-под её кисти, увы, только крепче убеждало, что правы были те, кто считает её заурядной. А все дальнейшие попытки вырваться за рамки этого мнения – вполне возможно, и бессмысленны. И значит, ее истинное предназначение все-таки самое обычное, женское – семья и дети? И именно этим она, в итоге, будет счастлива?..

Весть о том, что Родион снова здесь и желает встречи, застала Тату также в мастерской.
Нынче с утра весь дом был в её распоряжении: родители вместе со Стёпой, Санькой и даже малышами Митей и Володенькой еще с утра укатили в Архангельское, в гости к князьям Юсуповым, которые приходились то ли дальней родней, то ли просто хорошими знакомыми семейству Дмитрия Кирилловича. За время маминого замужества Тата уже почти перестала удивляться, узнавая вдруг, что тот или иной известнейший человек Российской империи, имя которого прежде было знакомо разве что из газет, теперь ей тоже некоторым образом родственник, пусть и не кровный. Но здесь был, конечно, случай особый. И в иной день она бы непременно поехала вместе со всеми – уже только из-за того, чтобы своими глазами посмотреть на это прекрасное имение не как простой посетитель со стороны, но как гость хозяев. Но сейчас не было настроения даже для такого приятного времяпровождения. К счастью, ни мама, ни Дмитрий Кириллович не стали её слишком уговаривать. Видимо, также понимая, что подобное бессмысленно и не нужно. Так что с самого их отъезда Тата сразу же скрылась в мастерской, велев, как единственная на данную минуту хозяйка дома, никого не принимать. Однако на Родиона подобное, разумеется, не распространялось.

Он вошел как раз в тот момент, когда, разместив в вазе его букет, взволнованная Тата вернулась у мольберту, надеясь то ли по привычке обрести возле него успокоение, то ли просто за ним спрятаться. В голове у неё билась сразу тысяча мыслей о том, для чего он пришел? Желает ли помириться, или же, напротив… все прекратить? И если так, то что она будет делать?..

Его первая фраза, сразу после короткого приветствия, не прояснила ровным счетом ничего. А лишь заставила сердце еще сильнее сжаться и замереть от того, как она была сформулирована. И если бы не ласковое «родная» в самом её начале, Тата, от внутреннего напряжения, верно, и вовсе бы лишилась сознания прямо здесь, на месте. А так – лишь только побледнела немного и спросила едва слышно, не желая более отсрочивать неизбежное:

- Ты хочешь мне сказать, что оно более невозможно?

 Отправлено: 28.04.21 00:10. Заголовок: вместе с моей любимо..

вместе с моей любимой художницей

- Что?! – опешил Елагин. – Как ты могла подумать, Тата! Да я, напротив, только и мечтаю, чтобы поскорее помириться – забыть навсегда об этой ссоре и провести с тобой до конца всю свою жизнь!
Подойдя ближе, он взглянул на любимую с выражением глубочайшей сердечной муки.
- Но условием этого примирения, насколько я могу судить, является лишь исполнение твоего желания? А я уже сказал, что отъезд за границу на столь долгое время означает фактический конец моей карьеры… дела, которое я люблю и без которого не могу жить так же, как и без тебя. И сделать тут выбор самому – выше моих сил. Поэтому… много над этим передумав за последние дни, я решил, что предоставлю эту возможность тебе, Тата. Пусть будет так, как ты скажешь.
Поклонившись, Родион вновь отступил на шаг, будто подчеркивая, что сказал всё, о чём хотел и далее ждет лишь её ответа.
Это было неожиданно. Более всего, еще и потому, что удивительным образом перекликалось с тем, о чём постоянно и мучительно думала сама Тата. А именно – о важности понимания своего предназначения. И о том, действительно ли оно такое, каковым прежде казалось. В отличие от неё, Родион, кажется, давно решил для себя эту дилемму и не сомневался в выбранной стезе. Но в отличие от неё же, выходит, всё-таки готов спокойно пожертвовать ей свою жизнь. Ту, которую сама Тата готова была вот-вот растоптать в своем упрямом эгоизме.
- Я не приму этой жертвы! – выговорила она, наконец, почти шепотом, продолжая вслух цепочку своих внутренних рассуждений, услышать которые Родион, разумеется, не мог. Но сейчас Тата была этому только рада. – Не нужно ничего выбирать. Я буду только с тобой и только там, где прикажешь, потому что не смогу иначе. Потому что люблю тебя.
Родион слушал её с замиранием сердца, с тайным восторгом любящего. Казалось, еще мгновение, и он бросится к её ногам, умоляя о прощении. Душа пребывала в радостном смятении, в ожидании блаженства, которым любящие одаривают друг друга. «Как сладко после ссоры примиренье…»
И вот, наконец, не выдержав более, он рванулся к Тате, и, схватив её за руки, притянул к себе в объятия, покрывая лицо поцелуями и бессвязно повторяя:
- Танечка, милая! И я тоже так сильно люблю, что не представляю без тебя жизни. Ты моя единственная… счастье мое!
- …Пообещай лишь, что я никогда об этом не пожалею, - слетело с её губ уже практически беззвучно, ровно за миг до того, как утратив свою напускную сдержанность, Родион вновь стал таким, каким ей особенно нравился. Каким возбуждал в ней наибольшую страсть. Принимая его поцелуи – и даря в ответ столь же щедро свои, Тата ощутила этот уже хорошо знакомый ей жар практически мгновенно. А еще через пару минут объятий и ласк, он сделался столь нестерпимым, что, отстранившись и обхватив ладонями лицо Родиона, глядя прямо ему в глаза, вдруг прошептала:
–Я хочу тебя! Прямо здесь…сейчас… пожалуйста!
-Ты-ы – сумасшедшая, Татка! Знаешь об это-ом?.. – тихо произнёс он с усмешкой и растягивая слова, совершенно пьяный от Таниных ласк и желаний собственного тела.
Она уверенно кивнула в ответ, согласившись, и всем своим видом призывая его не медлить. И когда Родион запустил пальцы ей в волосы, запутывая и без того непослушные пряди, наслаждаясь их нежной шелковистостью, губы её, горячечные и влажные, чуть припухшие от поцелуев, тотчас раскрылись ему навстречу, обдавая жарким дыханием. Притянув Тату к себе, он поцеловал её с такой страстью, что заставил застонать и еще больше обмякнуть, почти прекратив дышать в его объятиях.
А дальше руки его принялись лихорадочно развязывать на Тате фартук, который затем резким движением был сразу отброшен на пол. Пальцы, тем временем, уже нащупывали крохотные пуговки её платья, высвобождая любимую, Родион торопливо расстегнул их. И она осталась в одной батистовой рубашке, позволяя увидеть, как при каждом вдохе в низком вырезе белья вздымается её грудь. Но вскоре этого стало мало. Родион рванул тонкую ткань, и та легко поддалась, ворохом сползая к Таниным ногам.
- Помоги мне, - хриплым от волнения голосом попросил он, и принялся нетерпеливо сбрасывать с себя одежду, вздрагивая от прикосновений Таниных рук. На мгновение поймав её наполненный истомой взгляд, и испытав ни с чем несравнимое наслаждение от мысли, что она желает его столь же страстно, Родион осыпал Тату новым градом быстрых горячих поцелуев, опускаясь всё ниже, пока не коснулся самого чувствительного места, и Тата сразу издала протяжный стон, упираясь ладонями прямо ему в макушку: слишком остры были чувства, что разом заполнили всё ее тело.
В следующее мгновение он вновь подхватил её, опускаясь на колени и увлекая за собой. И вот уже они оказались на полу, разгоряченные, дрожащие от вожделения. Танина рука скользнула между их телами, и какое-то время Родион позволил любимой самой ласкать его, так, как ей хотелось. Но вскоре, не выдержав сладостной муки, судорожно дёрнулся и снова подмял под себя, оказавшись между её бёдер.
- Моя, ты только моя, - бессвязно продолжал шептать он, двигаясь всё быстрее, пока с губ не сорвался глубокий стон. И он тоже был её именем.
Спустя несколько минут, когда первая, самая острая, страсть, наконец-то была утолена, и пускай тело всё еще пребывает в счастливейшем изнеможении, но мысли уже обрели относительно связный ход, Родион медленно открыл глаза, повернул голову к Тате, и вновь подумал о том, какое же это всё-таки счастье: любить её. Прикасаться к её обнаженному телу, обладать ею, ощущая почти предсмертное блаженство. Смотреть на неё после вот так, замирая от восторга, и видеть, как она лежит рядом, прикрыв веки, умиротворённая и счастливая.
- Любимая, - шепнул он, проведя пальцем по её щеке, – кажется, мы только что разгромили твою мастерскую…

 Отправлено: 28.04.21 00:22. Заголовок: *с моим...* - Да и ..

*с моим...*

- Да и бог с ней, – блаженно отозвалась Тата, не открывая глаз и всё еще ощущая во всём теле отголоски испытанного недавно наслаждения. – Что?! – спросила она, спустя еще минуту уже более обычным тоном, резко садясь и оглядываясь по сторонам – поначалу даже и не поверив, что весь творящийся вокруг кавардак – не плод её воспалённого воображения. – О, боже… ты хоть понимаешь, что натворил?!

Скомканные как попало её и Родиона вещи, разбросанные в беспорядке буквально повсюду, неподалеку от них самих – упавший на пол – интересно, когда? – мольберт… Но, главное, что такая же участь, оказывается, постигла и этажерку, которую Тата обыкновенно использовала как подставку под палитру, а на расположенных ниже полках держала баночки и тюбики с красками. Конечно, не всеми, которые есть в её распоряжении, а лишь теми, которые постоянно нужны поблизости… Рассыпавшись со свалившейся этажерки, они частью просто раскрылись, частью, кажется, вовсе разбились – разливаясь теперь по полу разноцветными лужицами и пятнами, смешиваясь между собой в самых причудливых сочетаниях. А сама палитра, перевернувшись, отлетела аж к самому окну.

- Ну почему же только я?! Мне казалось, ты тоже некоторым образом в этом поучаствовала, – удивленно усмехнулся Елагин, подложив под голову одну руку, а указательным пальцем другой, слегка касаясь, медленно провёл сверху вниз вдоль её позвоночника. – И, по-моему, тебе это даже понравилось, а?..

- Бэ! – воскликнула Тата с досадой, толкнув ладонью плечо – и тотчас в удивлении замерла при виде оставшихся после этого вдруг на его обнаженной коже отпечатков какого-то неопределенного, серо-буро-малинового оттенка. – Батюшки, это еще что такое?!

Услышав её возглас, Родион осторожно скосил глаза, ожидая разглядеть на себе нечто ужасное, но обнаружил лишь смазанное пятно краски.

- Что, всего лишь это? Ну, не знаю… Весьма похоже на автограф одной хорошо знакомой мне художницы, – заметил он, слегка пожимая плечами. – А что, мне даже нравится…

- Ну, раз так, то вот тебе тогда еще один! – внезапно провозгласила Тата и, мстительно сощурившись, тотчас от души окунула обе ладони в ближайшую цветную лужицу, а потом – с размаху опустила их прямо ему на грудь. – И еще! – повторив ту же последовательность действий, она оставила – и тоже без особой нежности – следующую пару отпечатков, уже на животе Елагина. Который поначалу явно несколько опешил, но потом, принимая игру, лишь, смеясь, слабо сопротивлялся и одновременно пытался выяснить, в чем же всё-таки виноват.

- Ты! Всегда! Виноват! Во всём! Так и запомни! – ловко вскочив на него верхом, Тата, в такт своим возгласам, еще несколько раз хлопнула по его телу перемазанными ладонями, а затем вдруг принялась сосредоточенно растирать эти разноцветные оттиски по всей коже, превращая их в размытые линии и смазанные круги. Словно и не замечая, что взгляд возлюбленного, быстро утратив весёлый блеск, вновь подёргивается страстной дымкой, а дыхание – становится всё более глубоким и прерывистым.

- Что ты делаешь, Татка! Прекрати… - взмолился Елагин, и в самом деле, чувствуя, как от всех этих прикосновений, а еще от того, как она елозит туда-сюда по его животу, внутри вновь, неумолимо пробуждается вожделение, с током крови устремляясь в самый центр его естества, напряженно выдохнул и попытался остановить её, хватаясь за плечи. – Мы не одни в доме. Сюда могут войти в любую минуту…

- О, да… – замерев на минуту, Тата уперлась ладонями ему в грудь и насмешливо глянула сверху вниз. – Это будет ужасный скандал! – чуть сдвигаясь назад, она медленно пошевелила бедрами, чувствуя под собой стремительно твердеющее подтверждение того, что её усилия последних минут были не напрасны. – Просто чудовищный, верно?.. Боишься?

- Нет! – не в силах сдержать нового судорожного вздоха, сквозь зубы выговорил Елагин, слегка подаваясь навстречу и невольно прижимая к себе крепче эту определенно глумящуюся над ним маленькую негодяйку, что, кусая губы, уже ласкала измазанными в краске пальцами собственную грудь, не сводя при этом призывного взгляда с его лица. – Плевать… Господи… ты… - только и сумел он выговорить, когда быстро над ним приподнявшись, уже в следующий миг Тата сама опустилась на его ноющий от возбуждения член и принялась потихоньку раскачиваться вперед и назад, вначале совсем медленно, но после все ускоряя и ускоряя темп.

А вскоре сам Родион, в мозгу которого поначалу еще бился недоуменный вопрос – где и когда она научилась такому, мог уже вновь лишь прерывисто дышать, да повторять периодически, уже почти бессвязно, её имя – до тех пор, пока, чувствуя неуклонное приближение развязки, не попытался, как обычно, отодвинуться.

Но только Тата вдруг не позволила этого сделать, неожиданно удержала подле себя до самого финала. И лишь после со счастливым стоном опустилась ему на грудь, утыкаясь лицом в висок и, наконец, замирая.

Слушая её горячее дыхание, мешавшееся со стуком собственного сердца, всё еще бешено рвущегося из груди, Елагин нежно зарылся пальцами во влажные от пота волосы на её затылке и, чуть повернувшись, поцеловал куда-то, не глядя, а после всё же спросил шепотом:

- Послушай, но ты ведь понимаешь, что может быть, если мы и дальше не будем предельно осторожны до того, как поженимся, да?

- Да, - откликнулась она, тоже почти беззвучно, и потерлась щекой об его висок. – И мне все равно… Точнее, я даже хочу этого. Если так должно быть, то пусть лучше как можно быстрее…

После этих её слов Родиона накрыло новой волной нежности. Едва не задохнувшись от ощущения невыразимого счастья, он не мог ничего произнести в ответ, а лишь продолжал и продолжал гладить её спину, пока не почувствовал, что Тата, кажется, начинает замерзать даже в его объятиях.

- Нам нужно смыть следы краски, - сказал он, с сожалением отодвигаясь от неё, - пока мы окончательно не превратились в расписанных татуировками дикарей. Где у вас ближайшая ванная? И где, черт возьми, моя одежда?

- Небольшая ванная есть в моей комнате. Но я думаю, места там нам точно хватит. А твоя одежда… - приподнявшись над его плечом, где до этой минуты было так уютно и покойно лежать, Тата быстро глянула по сторонам и, тихонько хмыкнув, вновь опустила голову на свою импровизированную «подушку». – Она, похоже, повсюду. Как и моя. Только, кажется, в таком состоянии, что взять ее себе не захочет теперь даже черт…

- Боюсь, что ты права!

Прикрыв глаза ладонью, Родион затрясся от беззвучного смеха. И вскоре, не выдержав, Тата рассмеялась следом за ним.

- А еще боюсь, что просто не смогу придумать, как объяснить свою наготу, когда нам все-таки придется покинуть эту комнату, и последнее может сильно шокировать вначале ваших слуг, а затем и прохожих на улице… Впрочем, есть еще, конечно, маленький шанс сойти за заблудившегося в чужом городе нудиста… Нет, ну а что ты смеешься?! – скосив взгляд на расхохотавшуюся после этих слов уже в голос Таню, Елагин чуть пожал плечами. – Не знаю, как у вас в Москве, а в Петербурге это довольно популярное увлечение у вполне респектабельных людей! Мало того, говорят, будто даже и сам Государь император, а также члены его семейства…

- Что?! Ну, что ты несёшь?! – шутливо стукнув его по плечу, Тата замотала головой, вытирая слёзы на глазах. – Разве такое можно вообразить?!

- А почему же нет? Разве они не такие же люди, как мы с тобой?

- Конечно… но представить себе их в подобном виде я попросту не могу!

- Ну вот, а ещё художницей называешься! – усмехнулся Елагин, вновь прижимая её к себе и крепко целуя в смеющиеся губы. – Но, если серьёзно, Татка, то нам действительно не помешало бы одеться и, возможно, даже как-то… навести тут порядок?

- А! Последнее пусть тебя вообще не беспокоит! – беззаботно взмахнув рукой, Тата высвободилась из объятий, поднялась на ноги и, подбоченившись, встала посреди комнаты, вновь оценивая ущерб, нанесённый её владениям. – Тут всё не так уж и страшно. Подними и верни обратно к окну мой мольберт, рядом поставь этажерку. Остальное уберут слуги… Скажу, что неудачно поэкспериментировала в области абстрактной живописи. Они всё равно не знают, что это такое. А одежда… - слегка прищурившись, она окинула Елагина оценивающим взглядом и тут же кивнула, будто соглашаясь с какими-то своими внутренними размышлениями. – Думаю, тебе вполне подойдет что-то из Стёпкиного гардероба. Вы ведь с ним примерно одного роста и комплекции. Так что смущать прохожих точно не придётся.

 Отправлено: 17.05.21 21:33. Заголовок: Все последующие дни ..

Все последующие дни вплоть до их с Татой и графской четой отъезда в Петербург слились для Родиона в однообразные, но деятельные будни. С утра он уходил в присутствие, а вечерами, заехав ненадолго домой, чтобы переодеться, направлялся в особняк Игнатьевых, непременно с цветами, как и положено жениху, и замечательно проводил время с Татой и её близкими. Наступивший февраль мороза не ослабил, а потому предпочтение отдавалось не прогулкам под луной, а играм, музицированию и увлекательным беседам за ужином. Родион плавно влился в большую семью дяди, и жизнь его наполнилась новым смыслом и засияла свежими красками. Слегка омрачало его нынешнее состояние лишь невозможность надолго оставаться наедине с Татой. После их бурного примирения все его помыслы сосредоточились на том, чтобы любимая чувствовала рядом с ним покойно и счастливо и ни при каких обстоятельствах не пожалела, что ради семьи оставила мечты покорить парижский художественный Олимп.
Из Петербурга ему теперь звонили через день - Елагины с нетерпением ожидали приезда сына с невестой и графа и графини Игнатьевых. Родион и сам всей душой рвался домой, но возможность посетить столицу открылась для него лишь после празднования Сретения Господня, когда начальство поручило доставить пакет, адресованный лично министру путей сообщения Николаю Константиновичу Шауфусу. Причину, по которой важные документы отправлялись не курьерской почтой, а через представителя московского Управления, Елагину не сообщили, но наказали, что эти документы министру следует передать без обязательной при этом регистрации.
Уведомив Тату и её родителей о предстоящей поездке, Родион выкупил три купе первого класса скорого поезда Москва-Петербург: два одноместных, для себя и Тани, и двухместное, для Дмитрия Кирилловича и Ольги Дмитриевны. Новенький вагон, выкрашенный в привычный синий цвет, оказался повышенного уровня комфортабельности, и почти не уступал экспрессам Международного общества спальных вагонов. В сиянии электрического света внутренняя отделка выглядела изысканной и напоминала настоящие апартаменты, особенно двухместное купе: там находился огромный мягкий диван с поднимавшейся спинкой, которая на ночь превращалась в полку для пассажира, посередине стояли стол с лампой под абажуром и удобное кресло, а напротив спального места висело зеркало. Но, главное, между смежными двухместными купе имелись умывальник и туалет. Путешественники оценили обстановку и удобства одобрительными возгласами, и Елагин впервые ощутил чувство гордости за родное железнодорожное ведомство.
Он помог Дмитрию Кирилловичу и Ольге Дмитриевне устроиться в купе и, как только состав тронулся в путь, откланялся, пожелав им приятной поездки. Чуть дольше он задержался у Таниного купе. Во всём виде его милой Таты сквозила излишняя нервозность, но Родион списал это на предстоящее знакомство с Елагиными, и, наклонившись к самому уху девушки, произнёс остроумную, как ему казалось, фразу. Она ответила ему изящной колкостью в том же духе, и, высунув на прощание кончик языка, победоносно скрылась в своём купе. Некоторое время он, едва сдерживая смех и восхищаясь Таниным чувством юмора, постоял перед закрытой дверью, но вскоре тоже отправился спать под мерный стук колёс поезда.

Столица встретила их серым небом и начинающейся метелью. От Николаевского вокзала добирались на таксомоторе – быстрее и удобнее, как уверил граф Игнатьев, и Родион был с ним полностью согласен. Когда на стоянке такси к ним подъехал белый Clément-Bayard с кузовом ландоле, а одетый в английское пальто шофёр погрузил их багаж на открытую площадку рядом со своим водительским местом и для верности привязал верёвкой, Родион Михайлович назвал два адреса, куда следовало поочерёдно отвезти пассажиров:
- Сначала на Большую Дворянскую, особняк Чернышевых, потом на Литейный проспект, в особняк Елагиных, что за домом княгини Юсуповой…
Родион распахнул дверь пассажирского салона, и они с дядей помогли дамам устроиться на обитых красным бархатом сиденьях, а затем сели сами. Елагин бросил взгляд на Таню, желая убедиться, что ей удобно, но она, зябко кутаясь в шубку, уже смотрела в окно автомобиля. Он не решился окликнуть, полагая, что ей, возможно, сейчас требуется привести мысли в порядок. Дмитрий Кириллович же тихо переговаривался с супругой и, не желая мешать им, Елагин откинулся на сидение и смежил веки, думая о своём. Он рассчитывал успеть в Министерство сегодня, до окончания рабочего дня, потому что вечером у Елагиных ожидался семейный ужин в расширенном кругу, где они с Татой обречены на повышенное внимание со стороны родни. «Надобно заказать цветы у Эйлерса», - встрепенулся Родион в тот самый момент, когда автомобиль резко затормозил у дома Павла Дмитриевича Чернышева, - «[если, конечно, меня не опередили maman и Марго, что было бы весьма кстати».
Распрощавшись до вечера с Татой и графской четой, Елагин направился в родительский особняк. Там его встретили объятьями, поцелуями и расспросами, но все длинные разговоры с родными Родион отложил на потом, терпеливо пояснив, что его ждут в Министерстве путей сообщения с важной миссией, которая, увы, не терпит отлагательств. Но, увидев расстроенные лица отца и матери, признался, что очень голоден и готов разделить с дорогими ему людьми завтрак. А там и поговорить можно.
За трапезой Родион беседовал чаще с maman, чем со старым графом. Михаил Михайлович обладал более спокойным характером, чем его деятельная и наделенная многими талантами супруга, и к женской болтовне относился снисходительно. Графине же, к некоторой её досаде, пришлось ограничиться наипервейшими по важности вопросами семейного ужина. Родион спросил у Юлии Константиновны, будет ли на нём Маргарита с мужем, и, получив утвердительный ответ («Разумеется, дорогой!»), хитро улыбнулся. Уж кто-кто, а Марго первой примчится на Литейную знакомиться со своей невесткой! Родион не без удовольствия подумал, что тут её ожидает сюрпризец: Тата с её прелестью, умом и талантами затмит любую из подруг сестрицы, которых она в порыве заботы о брате надеялась сосватать за него.
С этими мыслями о Тане Родион отправился Министерство.

 Отправлено: 22.06.21 20:40. Заголовок: В гости к Елагиным о..

В гости к Елагиным отправились точно к указанному Родионом еще при расставании часу, с удобством разместившись в огромной белоснежной «Изотте» графа Чернышева, которой Павел Дмитриевич – в отличие от своего зятя, управлял самостоятельно лишь в исключительных случаях, предпочитая пользоваться услугами личного шофера.

Тата всегда любила Петербург, потому, в обычное время доро́гой наверняка бы с удовольствием глазела по сторонам, отмечая зорким к деталям взглядом художницы малейшие перемены городского ландшафта, произошедшие с тех пор, как она была здесь в последний раз. Но теперь все мысли были поглощены лишь грядущей встречей.

Это волнение накрыло Тату сполна еще накануне вечером, едва они все вместе сели в поезд и чуть отъехали от милой домашней Москвы. Однако явить его родным – а уж тем более Родиону, приложившему все усилия, чтобы и ей, и родителям было максимально комфортно путешествовать и предусмотревшего, кажется, все возможные мелочи, девушка бы ни за что себе не позволила. В конце концов, это было бы просто лютой неблагодарностью. Поэтому очень старалась держаться.
Силы иссякли, как только Родион, провожавший их от вокзала до дядюшкиного дома, распрощавшись до вечера, отправился к себе домой.

Верно, почувствовав это материнским сердцем – а может, просто еще хорошо помня свои собственные волнения в подобной ситуации, Ольга Дмитриевна тогда сразу же увела ее к себе в комнаты, где деликатно, но настойчиво принялась выяснять причины, пытаясь докопаться до самой сути происходящего. И дойдя в этом вплоть до того, что спросила, абсолютно ли Тата уверена в принятом решении.

- Только скажи мне откровенно, кошечка! Теперь еще совсем не поздно всё изменить! Родион Михайлович – прекрасный человек и отличная партия. Но если ты по какой-либо причине сомневаешься, что будешь с ним счастлива…

- Да нет же, мама! – воскликнула Тата, почти в отчаянии. – Я боюсь, что это он не будет со мной счастлив! Что я его недостойна!

- А уж это-то хоть почему?! – удивилась графиня Игнатьева, а затем, почти тут же меняя тон и хмуря брови, взяла дочь за руки и внимательно посмотрела ей в глаза, пытаясь прочесть ответ на свой вопрос. – Он, что, как-то… давал тебе это понять?

- Что? О, нет, мамочка, что ты! Конечно же, нет! Для него совершенно не имеет значения моё происхождение. Но вот его родители… вдруг, это окажется непреодолимым препятствием для них?

Внимательно выслушав дочь, Ольга Дмитриевна на некоторое время умолкла и задумалась. На первый взгляд, Танины тревоги казались лишенными всяческих оснований. Много лет назад Александр настоял и, главное, успел этого добиться – не без протекции Ивана Максимовича на самом высоком уровне, чтобы Стёпа и Таня были не просто усыновлены, а еще и получили сословные права своих новых родителей.

Помнится, сама Ольга тогда не очень понимала, ради чего он так с этим усердствует, какая разница, если дети всё равно теперь навсегда в их семье и будут воспитаны в соответствии со своим новым положением. Но впоследствии не раз убеждалась в необычайной дальновидности первого мужа. В основном, всё это касалось, правда, каких-то официальных вещей и ситуаций, вроде возможности устройства Тани и Стёпы в хорошую гимназию или последующего его зачисления в университет. В обычной же, повседневной жизни никто из тех, кто знал историю старших Ольгиных детей, не относился к ним предвзято. Да и вообще об этом не вспоминал. Потому довольно дико было представить, что кто-то может считать иначе… однако, так ли уж невозможно?

- Не знаю, милая, - выговорила Ольга, наконец, после продолжительной паузы, так и не решившись сразу, без объяснений отмести Татины сомнения прочь. – К сожалению, я лично не знакома ни с кем из родных Родиона Михайловича… кроме Дмитрия Кирилловича, разумеется, - прибавила она с лёгкой улыбкой. – Но, если они обладают хотя бы десятой частью его ума и душевных качеств, полагаю, такой проблемы попросту не может возникнуть… Впрочем, если вдруг у тебя возникнет хотя бы тень подозрений на этот счет… Пообещай, что непременно мне сразу же об этом расскажешь! Я никому не позволю обидеть свою дорогую маленькую девочку!

Слова мамы, оказанная ею поддержка, немного успокоили Тату. И следующие несколько часов прошли для нее более спокойно и приятно. Особенно после того, как на Большую Дворянскую приехал приглашенный еще из Москвы, по телефону, парикмахер, отрекомендованный госпоже Игнатьевой одним из своих лучших учеников самим знаменитым Андреевым^*, постоянной клиенткой которого в Первопрестольной графиня являлась вот уже несколько лет.

Созданные им причёски оказались поистине божественными! И на длинных волосах Ольги Дмитриевны, и на коротких – у Таты. Они прекрасно сочетались с выбранными для сегодняшнего вечера туалетами. Глядя на себя в зеркало, Тата думала о том, что, пожалуй, никогда еще не выглядела такой красивой. То же самое в один голос подтвердили мама, Дмитрий Кириллович и дядя Поль, когда девушка спустилась в холл, уже при полном параде.

Тем не менее, по дороге чувство неуверенности вновь начало захватывать в плен её душу. Избавиться от него можно было, пожалуй, лишь единственным образом – узнать наверняка. И, глядя через окошко автомобиля, как постепенно приближается сияющий всеми огнями большой трехэтажный особняк в классическом стиле, Тата старательно убеждала себя, что она к этому совершенно готова.


_____________________________________________


^* Иван Андреев – знаменитый русский парикмахер того времени, первым создавшим свою профессиональную школу в нашей стране. Победитель русских и международных выставок.

 Отправлено: 04.07.21 01:26. Заголовок: Из Министерства Роди..

Из Министерства Родион вернулся почти перед самым появлением Таты и её родных и первым делом поднялся в свои покои. Камердинер уже ожидал молодого графа с накрахмаленной сорочкой, креповым фрачным костюмом и двумя жилетами – белым и чёрным. Не желая выглядеть за ужином рафинированным щёголем, Елагин выбрал чёрный, в цвет фрака, и, одевшись, придирчиво осмотрел себя в зеркале. Последним штрихом к образу должен был стать белый галстук-бабочка. Родион несколько раз завязал и развязал его, старясь добиться известной лёгкости узла, но это ему никак не удавалось. «Чёрт знает что такое! Не просить же камердинера отца, в самом деле», - в раздражении подумал он, вновь пытаясь справиться с непослушным аксессуаром.
В этот момент в комнату постучали. Открылась дверь и, шурша шелками, в покои величественно вошла графиня Елагина, впуская вместе с собой облако знакомого цветочного аромата. White Rose давно стали любимыми духами Юлии Константиновны.
- Только что доставили цветы от Эйлерса, - произнесла она, обращаясь к сыну. Тот ничего не ответил, продолжая терзать лоскут узорчатой материи. – В чём дело, дорогой?..
Отправив камердинера в покои старого графа, которому тоже требовалась помощь. Юлия Константиновна приблизилась к Родиону и, обнаружив причину его недовольства, легко и изящно перевязала галстук.
- Вот для чего мужчине следует жениться, - пробормотал Родион и с восхищением оглядел графиню. - Вы неотразимы, maman!
Смахнув пылинку с лацкана его фрака, та вдруг вздохнула и тихо произнесла:
- Будет тебе! Льстец… Надеюсь, она сделает тебя счастливым…
- Тата уже сделала меня счастливейшим из смертных, согласившись стать моей женой. Она удивительная девушка! Вы увидите! – с жаром воскликнул Родион.
Юлия Константиновна кивнула, и некоторое время с нежной улыбкой смотрела на сына, не говоря ни слова и поддавшись очарованию минуты. Она боготворила своего первенца, как и многие женщины, но ей хватало материнской мудрости не вмешиваться в его жизнь. Родион бережно взял её руки в свои и чуть коснулся губами пальцев.
- Ах, да! – встрепенулась графиня, старясь не расплакаться от нахлынувших внезапно чувств. – Совсем забыла сказать: звонила Марго и передавала тебе тысячу извинений. Николя задерживается в присутственном месте, поэтому они приедут, как только позволят обстоятельства. Ты же знаешь, дорогой: не случись этого, Маргарита уже с самого утра была бы здесь.
- Разумеется, - усмехнулся Родион. – Представляю, как она сейчас злится на бедного Николая!
И он весьма похоже изобразил сестру в гневе.
- Прекрати немедленно, Родион, - посмеиваясь, взмолилась Юлия Константиновна. – Вот-вот приедут Игнатьевы!
- За ужином им предстоит узнать один страшный семейный секрет, - сыронизировал Родион, бросая взгляд на часы. – Но вы правы, графиня: мне следует поторопиться.

В ожидании гостей Родион мерил шагами парадный вестибюль, но как только чета Игнатьевых, Павел Дмитриевич и Тата подъехали к особняку, выбежал на звук мотора и кинулся к автомобилю, словно боясь, что они передумают и уедут. Танино лицо за стеклом окошка казалось спокойным, но Родион знал, что она взволнована, хотя и тщательно скрывает это. Открыв дверцу автомобиля, он протянул ей руку и ободряюще произнёс несколько слов. Тата вышла из «Изотты» и доверчиво последовала за ним, взяв его под руку. У парадной двери она оглянулась назад, ища глазами Ольгу Дмитриевну и Дмитрия Кирилловича, и обнаружив их идущими вместе с дядей Полем вслед за ними, улыбнулась и вновь повернулась к Елагину.
- Родители ждут нас в гостиной, - желая приободрить Таню, произнёс Родион и с нескрываемой гордостью и восхищением прибавил: – Ты выглядишь обворожительно!

 Отправлено: 13.07.21 23:40. Заголовок: – Если желаешь дутьс..

– Если желаешь дуться на меня – не стану тебе мешать.
Николай произнёс это, не повышая голоса, и стараясь не смотреть на жену. Он только что вошел в дом, и кожаный портфель, заполненный бумагами, по-прежнему оттягивал его левую руку. Слуга молча принял у графа его ношу и помог снять пальто. Стоя на нижней ступеньке лестницы, Маргарита отметила, что у супруга утомлённый вид и ему следовало бы немного отдохнуть, и лицо её смягчилось. Она не желала ссоры, по крайней мере, сейчас, и постаралась обратить всё в шутку.
- Лучше пойду и отчитаю прислугу, - ответила графиня мужу, вздёрнув подбородок. – И, пожалуйста, поторопись, Николя, ты ведь знаешь – нас ждут в доме моих родителей.
Он приблизился и внимательным цепким взглядом охватил её фигуру. Марго застыла.
- Должен признать, ты выглядишь обворожительно! – сказал он, наконец, разведя руками.
Она облачилась в зелёного оттенка шёлковое драпированное платье, украшенное нежным кружевом тон в тон и подпоясанное чёрным бархатным поясом. В тёмных кудрявых волосах графини, уложенных в замысловатый узел на затылке, проглядывала вплетённая бархатная же лента в цвет платья. Цветок из шёлковой ткани, приколотый к корсажу, заменил драгоценности.
- Ты находишь? – просияла польщенная Марго. – Платье из Лондона, от Дома моды «Lucile Ltd»! Если бы ты только знал, Николя…
- Уволь-уволь меня от подробностей, душа моя, – взмолился Николай Карлович, прерывая речь супруги и бросаясь мимо неё по лестнице в свои покои. – Я скоро!
Маргарита подумала, что так даже лучше: признайся она Николаю, в какую сумму ему обойдётся модный наряд жены, вечер мог быть безнадежно испорчен. Но что же делать, если она решительно не может обходиться без красивых платьев и прочих дамских вещей! Она вздохнула и отправилась отчитывать горничную.

На Литейный проспект к Елагиным добирались в собственном экипаже. Граф Кронгхольм задремал, едва коснулся мягкой подушки сиденья, и притихшая Маргарита тотчас погрузилась в свои мысли. Она припоминала, что ей известно об Игнатьевых. Образ Дмитрия Кирилловича складывался в её голове в основном из отрывочных детских воспоминаний, и Маргарита радовалась предстоящей встрече. Его супруга Ольга Дмитриевна, оказывается, родилась в Петербурге и успела овдоветь до знакомства с графом Игнатьевым. Что касается её старшей дочери, Татьяны Александровны Веригиной, Марго могла лишь фантазировать, представляя невесту брата. Родион ни словом не обмолвился родной сестре об этой девушке, и это было возмутительно! Маргарита неожиданно почувствовала укол ревности и тут же возненавидела себя за то, что способна испытывать это пошлое, низкое чувство, недостойное умных людей, к коим она себя причисляла. Она ни за что не стала бы ревновать Родиона к своим подругам, прояви он к ним малейший интерес: их достоинства равно как изъяны Марго прекрасно знала, и умело манипулировала ими при случае. Но образ Татьяны Веригиной явился к ней лишь смутным силуэтом, а Маргарита не любила неясностей.
Когда же Кронгхольмы добрались в особняк, и знакомство с Игнатьевыми состоялось, она с удивлением обнаружила, что графиня Ольга Дмитриевна необычайно хороша собой, несмотря на возраст и наличие взрослых старших детей. Вместе с графом они составляли живописную пару, и Марго не пришлось кривить душой, когда она выразила удовольствие от знакомства с женой дяди. Она успела в деталях рассмотреть наряд Ольги Дмитриевны, и сочла его чудесным.
Их представили брату графини - Павлу Дмитриевичу Чернышеву, в чертах которого угадывалось некое сходство с сестрой. Николай Карлович обменялся с графом Чернышевым парой вежливых фраз, принятых при первом знакомстве, Маргарита же ограничилась улыбкой и молчаливым кивком головы.
Она почти перестала дышать, когда Родион подвёл к ним с Николаем девушку и представил их друг другу:
- Татьяна Александровна Веригина, моя невеста. Маргарита Михайловна Кронгхольм, моя сестра, и мой зять Николай Карлович.
Маргарита позволила себе чуть долее задержать взгляд на невесте Родиона. Она нашла её очень хорошенькой. Юная и свежая, обладающая чарующей прелестью – именно такая девушка могла понравиться Родиону. Платье Татьяны удивительно шло ей, как и причёска, которую из коротких белокурых волос соорудил парикмахер-кудесник.
- Очень рада, что удалось, наконец, познакомиться, - немного смутившись под этим доброжелательным, но явно изучающим взглядом темно-карих глаз, так похожих на глаза её брата, Тата улыбнулась вначале самой графине, а затем - её супругу. - Хотя, Родион очень много о вас рассказывал.
- Представляю, что он рассказывал обо мне, - Маргарита бросила на брата полный иронии взгляд, – но я тоже искренне рада знакомству. Ведь мы уже почти родственницы!
Она страстно желала выведать у Татьяны, что именно Родион рассказывал о ней, но в этот момент Юлия Константиновна пригласила всех пройти в столовую, и Марго решила дождаться более удобного случая.
Она заняла место рядом с Николаем. Супруг был молчаливее обычного, но Маргарита знала, что это следствие усталости и оставила его в покое. Пока слуги разносили тарелки с блюдами, она невольно думала о том, что женщинами, сидящими вместе с ней за одним столом, двигало не только желание красиво выглядеть, но и произвести правильное впечатление. Всем известно: визитная карточка успешного мужчины – жена и дочери. Одетые по последней моде и к месту, они являют обществу не только финансовую состоятельность отца семейства, но и собственный внутренний мир. Если это так, то Дмитрий Кириллович богат как Крёз, а его жена и падчерица обладают весьма утончённым вкусом, заключила Маргарита и приступила к трапезе.
Беседа за ужином плавно перетекала от одной темы к другой, но графиня Кронгхольм почти не вступала в разговор, предпочитая украдкой наблюдать за братом и его невестой. Как женщине, ей доставляло истинное удовольствие видеть, с каким обожанием и восхищением Родион смотрит на Таню. В какой-то момент Марго ощутила, что её переполнили эмоции, и судорожно вздохнула.
- Что случилось, дорогая? – встревожено спросила Юлия Константиновна, которая как раз тихо беседовала с Ольгой Дмитриевной.
- Вспомнила несчастную баронессу Тиме, - солгала Маргарита и спросила, обращаясь к Родиону: - Ты знал её мужа? В газетах пишут, что Казимир Юлианнович служил инспектором в Обществе международных спальных вагонов.
- Нет, не знал, - признался Родион. – А что случилось с госпожой Тиме*?
- Не думаю, что сегодня стоит ворошить эту историю, - поспешно вмешалась графиня Елагина и выразительно посмотрела на дочь.
Маргарита опустила глаза и занялась десертом.

* Баронесса Марианна Тиме была убита 11 января 1913 г. Это было широко освещаемое в газетах дело.

 Отправлено: 14.07.21 23:31. Заголовок: Сидя рядом с Татой, ..

Сидя рядом с Татой, Родион пребывал в прекрасном распоряжении духа. Он вступал в пространные разговоры с дядей и Павлом Дмитриевичем, много шутил и в какой-то момент неосмотрительно пообещал сыграть с Николаем Карловичем в карты. «Осталось еще спеть дуэтом с Ольгой Дмитриевной и написать стихотворение в альбом Марго», - подумал Родион, старательно пряча улыбку в усы. Он благодушно отнёсся даже к тому, что Таня сумела выведать у Юлии Константиновны, каким чудесным ребенком он был в детстве. Изысканная обстановка родительского особняка, где еще живы были воспоминания о прошлой, столичной, жизни Елагина-младшего, хорошее вино и присутствие рядом дорогих ему людей смягчили Родиона, заставили забыть о мелких, несущественных вещах. Гораздо приятнее ему было мечтать об их собственном с Татой доме, куда они переедут после свадьбы.
После ужина все переместились в гостиную и, расположившись маленькими группами, продолжили беседовать. Оказавшись рядом с сыном и его невестой, Михаил Михайлович принялся расспрашивать Тату о Париже и учебе в Академии живописи, и Родион, в силу известных обстоятельств избегавший этой темы, извинился перед ними и направился к Марго, которая в одиночестве стояла у дальнего окна гостиной. Николая с ней не было, но Родион был рад этому: он хотел поговорить с сестрой наедине.
- Что происходит, Марго? – спросил он, оказавшись рядом и беря сестру за руку. - Только не говори мне, что я ошибаюсь. Надеюсь, дело не в Николае?..
Маргарита покачала головой.
- Итак, она звалась Татьяна, - пропела она пушкинскую строку. – Ничего не происходит, братик. Нет, всё не так… - Она запнулась, потом подняла на него свои красивые карие глаза, в которых блеснули слёзы, и с трудом выговорила: - Просто я вдруг поняла, что отчаянно ревную тебя к твоей невесте. Глупо, правда?..
Абсурдность сказанных ею слов не сразу дошла до Родиона.А когда дошла, он растерялся.
- Марго…
- Я не знала, что мне будет так больно, - продолжала Маргарита. – Боюсь, что отныне для меня в твоём сердце почти не останется места.. Я видела, какими глазами ты на неё смотришь, Родион. И как она смотрит на тебя. Это любовь. Настоящая. Я…
Он не дал ей закончить и твёрдо произнёс.
- Я хочу, чтобы ты знала: Тата – лучшее, что есть у меня в жизни. Она стала частью меня самого, но и ты, и наши родители – тоже частичка меня. – Он вздохнул и взял сестру за руку. – Марго, обещай мне, что ты выбросишь все эти глупости из головы. Тата самая удивительная девушка, которую я когда-либо встречал.
- И которой ты, между прочим, рассказывал обо мне, а мне о ней – ни словечка! – с обидой ответила Маргарита.
- Ты же простишь меня за это? – усмехнулся Родион. – Честное слово, я говорил только о твоих достоинствах, и ни слова о недостатках! Ну же, не дуйся, Марго! Хочешь, я попрошу Тату написать твой портрет?
- Я должна буду спросить у Николя, - примирительно ответила Маргарита.– Но лучше пусть напишет твой, чтобы ты мог подарить мне его. – Она улыбнулась. – Не говори ничего maman, ладно? Она будет сердиться…
Он кивнул.
- Иди к своей художнице, - беззлобно сказала Марго, - и прошу тебя. Родион, не играй с Николаем Карловичем в карты! Всё равно проиграешь!
- Это мы еще посмотрим, - подмигнул он сестре и, развернувшись, направился к Тане, которая уже разыскивала его глазами.

 Отправлено: 15.07.21 21:38. Заголовок: Будучи по природе до..

Будучи по природе довольно стеснительным человеком, Тата всегда немного робела при знакомстве с новыми для себя людьми. Впрочем, прошедшие полгода жизни в Париже, кажется, изменили её не только внешне, но и внутренне. Самостоятельность и открытость везде, где это только возможно без потери для репутации с некоторых пор стала её жизненным девизом. Иначе попросту невозможно добиться успеха на выбранной жизненной стезе. Поэтому приходилось буквально на ходу учиться не только умению правильно себя подавать – хотя, таким искусством, как утверждает мама, обязана владеть всякая женщина из хорошего общества, но и делать это легко и без стеснения. Ну, или хотя бы, достаточно умело его скрывая. Последнее у Таты получалось пока еще не слишком. Особенно в столь волнующих и важных жизненных ситуациях, как сегодняшний вечер. Хотя она и старалась от всей души, искренне желая понравиться родным своего нареченного.

Должно быть, понимая её неловкость те, к слову, вели себя просто идеально. Не мучили расспросами, не смущали слишком долгими и пристальными взглядами. И вообще всячески демонстрировали своё расположение. Но, тем не менее, как это неизбежно происходит в подобных случаях, лёгкое подспудное напряжение всё равно ощущалось. Хотя и не всеми. Тот же Дмитрий Кириллович, например, явно чувствовал себя вполне комфортно в обществе семьи своего кузена. Что, конечно же, было объяснимо не только довольно близким кровным родством и старинным знакомством, но и самим счастливым даром графа Игнатьева буквально везде и всюду почти сразу же становиться, что называется, «своим». Вот и теперь Тата с лёгкой завистью наблюдала, как легко и непринужденно он говорит не только с кузеном, которого зовет не иначе, как Мишель – а тот в ответ, видно, по детской еще привычке, кличет его Митяем, но и с Юлией Константиновной, дамой, судя по всему, строгой и, похоже, имеющей в этой семье решающее слово. Хотя и подчеркивающей свое положение «при муже» и даже немного «позади него» буквально в каждом своём высказывании. Тем не менее, о том, что это, на самом деле, лишь фигура речи, Тата догадалась практически сразу. Уже хотя бы по тому, как сам Михаил Михайлович, о чём бы ни шел разговор, почти по любому поводу апеллирует к жене. Словно бы сверяясь с её мнением. Делает это, впрочем, не потому, что не имеет своего, а скорее по извечной привычке безоговорочно доверять мнению своей половины, какая часто формируется за долгие годы жизни во многих по-настоящему счастливых семейных союзах.
Последнее – то, что брак родителей Родиона был определенно заключен в свое время по огромной любви, которую этим двум, уже довольно зрелым, людям удалось пронести через всю свою совместную жизнь, было особенно заметно на фоне другой, более молодой пары. Наблюдая за «участниками» которой было немного удивительно думать, что они не так давно поженились, а стало быть, и чувства их еще никак не должны остыть настолько, чтобы держаться по отношению друг к другу столь чинно и уважительно, но будто бы, в то же самое время, немного прохладно… Впрочем, эту мысль Тата быстро отмела, справедливо полагая, что просто не имеет права судить о чьих-либо отношениях, не зная этих людей достаточно близко. Да ведь и не все же на свете столь пылкие натуры, как они с Родионом. И многим показались бы дикими, а то и вовсе непристойными, иные детали их собственного романа…

Хотя, даже при мимолетном взгляде на Маргариту Михайловну, которая, однако, сразу после знакомства попросила Тату звать себя просто Марго, так же, как это делают остальные родственники, было практически невозможно поверить, что эта красавица-брюнетка с сияющими мягким светом бархатными глазами не знает, что есть настоящая любовь и настоящая страсть. Иначе она просто не могла бы быть сестрой своего брата.

В очередной раз невольно ею залюбовавшись – в тот момент, когда Марго о чем-то тихо переговаривалась с Родионом, а Михаил Михайлович, который до того несколько минут с неподдельным интересом расспрашивал саму Тату об её учебе в Академии, но теперь присоединился к зятю и Павлу Дмитриевичу, оживленно обсуждавшим между собой какие-то международные новости, девушка не сразу обнаружила, что и сама вскоре стала объектом внимания молодой графини. Вернее, причиной к этому послужил, конечно, её собственный слишком долгий взгляд. Тем не менее, вышло неловко. Смущенно улыбнувшись мадам Кронгхольм, Тата опустила глаза, и собралась вернуться в общество родителей, которые говорили с Юлией Константиновной. Но тут, оставив сестру, к ней направился сам Родион. Кажется, впервые за весь этот вечер.

- У вас чудесная семья, - негромко прошептала Тата, когда он подошел совсем близко. – Я хочу поскорее стать ее неотъемлемой частью. Чтобы через много лет, когда и у нас будет взрослый сын, который надумает жениться, его невеста могла сказать то же самое и о нас с тобой. Клянусь, я сделаю ради этого всё, что угодно!

 Отправлено: 21.07.21 09:57. Заголовок: - Ты очаровала мою с..

- Ты очаровала мою семью, ангел мой! И я совсем не удивлён, - признался он в ответ, наклонившись к самому её уху и случайно касаясь губами нежной мочки. Родиона тут же кинуло в жар, и он отпрянул от Таты, чем вызвал улыбку на её лице. - Почему нельзя пожениться прямо сейчас?! Мне не хочется ждать ни минуты!
-Увы, здесь мы не вольны поступать так, как нам хочется, - ответила девушка ему в тон. И прибавила, спустя мгновение. - Только представь, что сказала бы твоя матушка, если бы мы прямо сейчас вдруг сбежали из её гостиной?
- Она непременно бросилась бы вдогонку за нами, - стараясь казаться серьёзным, сказал Родион, хотя ему стоило усилий не расхохотаться тут же. – Впрочем, за нами наблюдает такое количество пар глаз, что побег решительно невозможен. А жаль!
- Вы намеревались сбежать? И куда же, позвольте спросить?!– удивлённо-насмешливый голос Маргариты вернул Родиона на грешную землю.
- Ты как всегда вовремя, Марго,- пробормотал он, смутившись, что его слова могли неправильно истолковать. И тут же нашёлся: – Хотел показать Тате фамильные портреты Елагиных, но, вижу, maman нашла лучшее развлечение!
И он кивнул в сторону, где у столика с граммофоном, перебирая пластинки, оживлённо беседовали обе старшие графини в компании Дмитрия Кирилловича.
- Мне сказали, Ольга Дмитриевна превосходно поёт, – обратилась Маргарита к Тане.
- Да, мама - прекрасный музыкант, хотя сама считает это лишь домашним увлечением. И, кстати, передала свой талант моей младшей сестре, - улыбнулась Тата, которую, в отличие от Родиона, внезапное появление Марго не смутило, а скорее обрадовало. Можно сказать, что будущая золовка понравилась ей с первого же взгляда: уверенная в себе, живая, остроумная... Таня много дала бы, чтобы уметь вести себя настолько непринужденно с теми, кого еще почти не успел узнать. - А вы сами любите музыку? Играете на каком-нибудь инструменте?
- Играю на фортепиано, но не слишком бегло. Увы, я не была прилежной ученицей, должна признать, и до нашей maman мне далеко, – на лице графини Кронгхольм промелькнула улыбка, - впрочем, иногда мы с Николя музицируем дома, в четыре руки, но чаще посещаем концерты и театры. Вот нынче в «Летучей мыши» новый конферансье – Пётр Муравский, очаровательный молодой человек! Рекомендую. В январе из Москвы приезжал Кусевицкий со своим оркестром…
- Это с ним выступал скрипач Фриц Крейслер? – спросил Родион у сестры и, получив утвердительный ответ, обратился уже к Тате и доверительно шепнул: - В детстве я мечтал играть на скрипке, но оказалось, что у меня нет слуха…
- И это еще одно, что нас с тобой роднит! У меня тоже нет ни слуха, ни голоса. Поэтому мама, сколько ни билась, так и не смогла научить меня нотной грамоте. А петь - с тех пор, когда впервые услышала, как я это делаю, и вовсе посоветовала лишь наедине с собой. И я ничуть на нее за это не обижаюсь!
- Дмитрий Кириллович так лестно отзывался о пении Ольги Дмитриевны, что, признаюсь, я в нетерпении услышать, и надеюсь, случай однажды представится: - с воодушевлением произнесла Маргарита. – К слову, у maman замечательнейшая коллекция граммофонных пластинок, и мы с Николаем Карловичем стараемся пополнять её. Из новых записей – Морфесси, «Маруся отравилась».
- Баритон?.. Любимец Государя? – Родион наморщил лоб, припоминая. – А! кажется, maman очень нравился в его исполнении «Налей бокал – в нём нет вина».
- Ты не забыл!– просияла Марго и чуть понизила голос: – Скажу вам по секрету, Николя сей романс тоже недурственно поёт, но только не на публике.
- Предлагаю присоединиться к дядюшке и дамам, - заявил Родион и, подхватив Тату и сестру под руки, повёл их в другой угол гостиной.
Когда они подошли, Дмитрий Кириллович как раз оценивал одобрительным возгласом великолепный, с богатой отделкой деревянного корпуса и красной трубой-раструбом, французский граммофон «Pathé Concert».
- Мишель приобрёл его в восьмом году, - пояснила Юлия Константиновна и обратила своё внимание на подошедшую к ним дочь. – Марго! Мне кажется, Николя несколько утомил Павла Дмитриевича разговорами о политике, - произнесла она с озабоченным выражением лица. И когда графиня Кронгхольм, извинившись, направилась к своему супругу, тут же переключилась на Тату. – Пожалуйста, чувствуйте себя здесь как дома. Родион утверждает, что он теперь настоящий москвич, - графиня чуть повысила голос и бросила взгляд на сына, - но этот особняк – фамильное гнездо Елагиных.
- Благодарю вас, мадам! Тем более что ваш дом – один из самых красивых среди тех, где мне доводилось бывать. И он действительно очень… петербургский, - кивнула девушка, переводя затем взор на собственную мать, стоявшую тут же, поблизости, словно ища у нее поддержки.
- Тата абсолютно права, - тут же согласилась с нею Ольга Дмитриевна. – Ровно то же самое я и сама сказала мужу, как только мы подъехали к порогу вашего особняка, - прибавила она с легкой улыбкой, предпочтя, разумеется, оставить без пояснений, что конкретно в её устах это не совсем комплимент.
Ибо дом семейства Елагиных, и верно, прекрасный и отменно декорированный, удивительным образом напоминал тот, в котором она сама родилась и выросла. Вот только возвращаться туда Ольга Дмитриевна и по сию пору не особенно любила. Предпочитая наездами в родной город останавливаться у среднего брата, особняк которого, выстроенный уже при жизни Поля и в соответствии с его личными предпочтениями, казался не просто уютнее, но и гораздо теплее.
Но об этом её будущей сватье знать было вовсе необязательно.
- А что значит «настоящий москвич»? – тем временем, весело и немного удивленно осведомился у её сына граф Игнатьев. – И чем же, позволь узнать, он отличается от «ненастоящего»?
- Количеством выпитого за день чая с вареньем, - пожал плечами Родион и виновато улыбнулся, словно его уличили в чём-то противоправном. - Лучше всего малиновым.
- Удивительно, а я, хоть и родился в Первопрестольной, а чая с вареньем вовсе не могу терпеть с детства! Уж лучше кофе с лимоном!
- Сию минуту распоряжусь подать вам кофе, дядюшка, и непременно с лимоном! - Родион примирительно расшаркался, не желая вступать с Дмитрием Кирилловичем в дальнейшую полемику. Москвичи и петербуржцы давно и надо признать взаимно ревнуют друг к другу, и надеяться на то, что кто-то способен изменить данный факт, по меньшей мере, наивно. – А вот мы с Татьяной Александровной любим чай с малиновым вареньем!
Он посмотрел на Тату тем особенным, предназначенным только ей взглядом, и уголки его рта чуть приподнялись в улыбке.
- Нет уж, уволь, воздержусь до времени! Не такой я и отъявленный кофеман, как ты, должно быть, решил, - усмехнувшись, тут же покачал головой граф Игнатьев, который, разумеется, заметил и этот многозначительный взгляд племянника, и то, как зарумянились в ответ на него щеки Таты.
Должно быть, имелся в виду какой-нибудь ясный лишь для них намек... Что ж, со временем, у всякой пары образуются подобные "кодовые" слова, или фразы со скрытым от посторонних, но хорошо понятным двоим смыслом. И это хорошо и правильно, если Тата и Родион уже достигли в своих отношениях подобной степени приближения друг к другу.
- Юленька, бога ради, только не Вавич! – запротестовал Михаил Михайлович, заметив в руках у супруги пластинку с записью любимого певца. – Не сегодня. Я предпочел бы послушать госпожу Эмскую.
- «Белой акации гроздья душистые»? – с улыбкой уточнила графиня Елагина.
- Да хоть бы её! – согласился граф. – Что за голос у Марии Эмской! И сама недурна!
- Хорошо, но после чая! - твёрдо заявила Юлия Константиновна. - Господа, прошу к столу!
И с этими словами она повела всех к накрытому прямо в гостиной чайному столу, на котором теснились полные сладостей вазочки и тарелки.
«Сладкая жизнь», - подумал Родион, но благоразумно не произнёс этого вслух.

 Отправлено: 12.08.21 00:53. Заголовок: *вместе со своими и ..

*вместе со своими и пока чужими родственниками*


- Ну, а что же, моя дорогая, позволено ли мне будет узнать, - дружелюбно осведомилась госпожа Елагина, вновь обращая свое внимание к невесте старшего сына после того, как все её гости получили первую возможность насладиться расставленными по всему столу яствами, - как скоро вы намерены вернуться в Петербург?

- В Петербург? – беззвучно опуская на стол тонкую белую фарфоровую чашку, Тата взглянула на Юлию Константиновну в некоторой растерянности. – А разве Родион не говорил вам, что после свадьбы – и путешествия – мы станем по-прежнему жить в Москве?

- Говорил, да! – кивнула графиня. – Но ведь все мы здесь прекрасно понимаем, что это не навсегда! Сыну нужно продолжать строить карьеру, а задержавшись сверх меры в провинции – пусть даже речь идет и о втором по важности городе Российской Империи, достичь особых высот будет затруднительно, – с этими словами Юлия Константиновна повернулась к Родиону. – Помнится, прежде ты и сам неоднократно говорил, что переезд в Москву – лишь временное явление! Полагаю, грядущий статус семейного человека должен еще более к этому стимулировать!

- Твоя мать права, - вмешался граф Елагин. – Ты должен подумать о возвращении в столицу, Родион.

- Боюсь, мои личные заслуги перед Отечеством не столь велики, чтобы надеяться на изменение своего нынешнего положения без участия и помощи влиятельного человека, - не без иронии ответил Родион, имея в виду ту, кажущуюся теперь уже такой давней, историю, которая в свое время привела к его вынужденному переводу.

- Павел Дмитриевич,- обратилась, тем временем, Юлия Константиновна к графу Чернышеву, - вы человек опытный и, как я понимаю, и имеете разнообразные знакомства. Нет ли у вас человека, который мог бы составить протекцию Родиону?

- Хотел бы напомнить тебе, дорогая, что граф Чернышев служит по дипломатическом ведомству, - тотчас же возразил Михаил Михайлович, несколько уязвленный тем, что жена решила вдруг обратиться за помощью к практически незнакомому человеку, в то время, как и его собственные связи, между прочим, не менее обширные, вполне позволяли решить этот вопрос. Будто забыла, что причина, повлекшая отъезд Родиона в Москву, носила принципиальный характер. Причем, прежде всего, для него самого. Именно поэтому он, должно быть, и отказывался столь решительно от любых попыток отцовской протекции, упрямо утверждая, что справится со своими проблемами сам, хотя Михаил Михайлович не раз предлагал свою помощь.

- Верно, - кивнул, между тем, граф Чернышев. – Но ничего страшного. Полагаю, при необходимости, это вполне можно было бы устроить… Дело в том, что в силу определенных причин, я неплохо знаю господина Рухлова*…

- Его, я слышал, хвалят после Шауфуса**, - заметил в ответ Михаил Михайлович. – Служить под началом столь деятельного человека было бы честью и удачей для Родиона.

- Это так, но позволю себе заметить, у нас несколько другие планы, - чуть повысив голос, напомнил о себе Елагин-младший и оглядел всех сидящих за столом, задержав взгляд на отце с матерью. – Поэтому, как только мы поженимся, я сразу же займусь проектом нашего московского дома. К слову, Сергей Аркадьевич Гнездов уже дал свое согласие. Архитектор, - пояснил он и довольный произведенным эффектом улыбнулся.

Юлия Константиновна шумно вздохнула. По её лицу было видно, что услышанная новость ей неприятна и что она всячески попытается склонить сына к правильному решению.

- Я, право, не понимаю, Родион, зачем нужен особняк в Москве, если здесь в вашем распоряжении будет этот огромный дом!

- По возвращении в Петербург – разумеется! Но Тате, пока она освоится с ролью супруги, я считаю, лучше бы находиться в привычной обстановке. Верно, ангел мой?

Он посмотрел на Таню и ободряюще улыбнулся.

Выросши – усилиями Ольги Дмитриевны, достаточно воспитанной и весьма подкованной в тонкостях этикета, Таня, хоть и чувствовала порой стеснение перед незнакомцами, в целом уже давно не испытывала трудностей в светском общении. Но сегодня, в этом доме, перед этими людьми… вернее сказать, перед этой женщиной, матерью Родиона – все было по-особому. Подспудно ощущая, что никак не может настроиться с Юлией Константиновной на одну волну, она все больше нервничала и терялась. Оттого почти не участвовала в общем разговоре, а только лишь изредка отвечала на задаваемые вопросы. Причем, максимально коротко и почтительно. Будто боялась сказать что-нибудь не то.
Вероятно, Родион тоже это чувствовал. И потому, как мог, пытался со своей стороны её поддержать. Беда лишь в том, что в данный момент сама Тата предпочла бы, чтобы ее не поддерживали, а лучше попросту не замечали. А между тем, после заданного Родионом вопроса, внимание присутствующих вновь полностью обратилось на неё. И это было почти мучительно.

- Да, и я очень признательна, что ты сумел это понять.

Фраза вышла какой-то деревянной. Даже хуже – двусмысленной. Выходило так, будто она уже диктует ему, будущему мужу, свою волю. А ведь на самом деле, ничего крамольного в свои слова Тата вкладывать совершенно не думала!

В прекрасных, бархатных с поволокой, глазах Юлии Константиновны промелькнуло удивление. Должно быть, этот ответ тоже показался ей странным. Заметив это, Тата тихонько вздохнула в отчаянии и умоляюще взглянула на свою собственную мать, призывая прийти на помощь.

- А я прекрасно понимаю вас, Юлия Константиновна! – тотчас это поняв, проговорила Ольга Дмитриевна. – Всякой матери трудно отпустить от себя прочь родное дитя. Даже когда она, или даже он, - усмехнулась она, чуть кивнув в сторону Родиона, - вырастает и хочет жить отдельно. Думаете, мне легко было отпустить Таню в Париж прошлым летом! Думаете, не хотелось, чтобы она поскорее вернулась обратно!

- Что ж, можно сказать, что ваша мечта в результате все-таки осуществилась. А вот моя… - улыбнулась в ответ графиня Елагина. – К тому же, насколько мне известно, Татьяна жила во Франции под присмотром Павла Дмитриевича?

- Только первое время, пока продолжалась моя служебная командировка, - покачал головой граф Чернышев. – Потом я должен был вернуться в Россию. И моя дорогая племянница получила полную автономию.

- А я и не знала! Впрочем, и не могла… - прибавила она через небольшую паузу. – Сын всегда довольно скупо посвящал меня в подробности своей жизни. И я считаю это правильным. В конце концов, это важно лишь тогда, когда дело доходит до серьезных решений… Но как же вы согласились, Ольга Дмитриевна?! Разрешить столь юной барышне жить в чужой стране, в чужом городе в полном одиночестве? Suppose que c'est impossible!

- Почему же невозможно? Я доверяю своим детям. И знаю, что это взаимно. Полагаю, что это вообще одно из моих главных достижений в их воспитании. А разве у вас иначе?

- Доказательство родительской любви есть доверие. Но вы же не станете отрицать, Ольга Дмитриевна, что его легко разрушить необдуманным поступком? - помедлив, спросила графиня Елагина. – Мы слишком сильно любим своих детей, чтобы перестать тревожиться о них.

- О, да! – подтвердила Маргарита, до этого момента не принимавшая участия в общей беседе за столом. – Мама всегда слишком тревожилась за нас с братом. Особенно за меня, потому что Родион вовремя уехал из дома!

- «Вовремя»? – улыбнулся Дмитрий Кириллович. – Но ведь и ты, Марго, вроде бы, тоже не слишком-то надолго здесь задержалась?

- В этом вина Николя! - Маргарита кокетливо передернула плечиком. – Он сделал мне предложение, я его приняла, и теперь мы делаем друг друга счастливыми. Верно, дорогой?

Она улыбнулась мужу, и тот ответил ей кивком головы, не имея намерения возразить.

- И не торопитесь подарить нам с отцом внуков, - вздохнула графиня Елагина. – Даст бог, у Родиона с Татьяной будут…

- Непременно будут, maman! – Родион с нежностью посмотрел на Тату.

- Должен заметить, что мы с женой тоже весьма на это рассчитываем, - кивнул граф Игнатьев. – Ведь нет на свете ощущения лучшего, чем быть родителем. Увы, так вышло, что сам я пришел к этому довольно поздно, однако теперь наслаждаюсь им сполна. Уверен, что и дедом быть окажется не менее увлекательно, чем отцом!

- Мы с Юлией не уберегли нашего младшего сына, Георгия, - тихо произнес Михаил Михайлович, - но вырастили Родиона и Маргариту. И я очень надеюсь, что детская в доме скоро заполнится внуками. Ты прав, Дмитрий: дедом должно быть не менее увлекательно, чем отцом! Наш дед, помнится, был хранителем жизненного опыта и важных семейных ценностей.

- И ты, Мишель, разумеется, воспользовался многими из его советов, - с легкой иронией в голосе сказала графиня Елагина. - Не ударяйся в ностальгию, мой дорогой!

- В таком случае позволь мне насладиться пением госпожи Эмской! Ты обещала мне ее пение сразу после чая, – с улыбкой напомнил супруге граф.

- С удовольствием! - Юлия Константиновна встала из-за стола и прошествовала к граммофону.

Когда зазвучали первые ноты «Белой акации…» все смолкли.

Белой акации гроздья душистые
Вновь аромата полны.
Вновь разливается песнь соловьиная
В тихом сияньи луны..

Родион, откинувшись на спинку стула, держал в своей руке ладонь Таты и нежно перебирал ей пальцы. И лишь когда зазвучали последние аккорды и все принялись в голос хвалить исполнение Марии Эмской, с сожалением отпустил ее руку.

А за окном уже давно стемнело...


_____________________________________________



^* Николай Константинович Шауфус — российский государственный деятель, военный инженер, генерал-лейтенант. С 25 апреля 1906 по 29 января 1909 министр путей сообщения.

^** Сергей Васильевич Рухлов — русский государственный деятель, министр путей сообщения (1909—1915)

 Отправлено: 16.08.21 00:44. Заголовок: - А знаешь, Юленька,..

- А знаешь, Юленька, Митяй выглядит весьма довольным своим нынешним положением семейного человека, - задумчиво сказал Михаил Михайлович. – Всякий раз, когда я за ужином смотрел на него и Ольгу Дмитриевну, испытывал нечто похожее на восхищение ими обоими. И детишками их Бог не обидел…
Стоя у окна гостиной, Елагины наблюдали, как автомобиль графа Чернышева, издавая громкие звуки, отъезжает от особняка и поворачивает в сторону Большой Дворянской. Уже через минуту «Изотта» скрылась из виду, и Родион, до того момента неподвижно стоявший на крыльце, развернулся и поспешил в дом.
- Остепенился твой Дмитрий Кириллович, как пятый десяток разменял, но обаяния своего не растерял, - подтвердила Юлия Константиновна, не оборачиваясь. – Тем и взял он, полагаю, Ольгу Дмитриевну. Должна признать, Мишель, графиня необыкновенно хороша собой!
- Юленька, ты у меня тоже красавица, – с нежностью произнес граф Елагин и приобнял супругу за плечи. – Мне до сих пор завидуют!
Графиня грустно усмехнулась.
- Годы берут своё, Мишель. Успеть бы внуков понянчить…
- Вот женим Родиона, будут тебе внуки, душа моя. Да и Николаю с Маргаритой следовало бы поторопиться.
- Поторопиться? Нам? – переспросила Марго, в это самый момент входя в гостиную и устраиваясь на диване. Не дождавшись ответа, она пожаловалась, обращаясь к матери: - Николя с Родионом сели играть в карты. А мне решительно нечем заняться!
И зевнула, прикрывая ладошкой рот.
- Оставайся с матерью, милая, а я пойду в библиотеку и разберу сегодняшнюю почту, - сказал граф Елагин. – Когда закончу, поднимусь в спальню. Не жди меня, Юленька.
- Не засиживайся долго, Мишель, - попросила супруга, - завтра снова хлопотливый день.
И она проводила его до двери, а после вернулась к дочери и села рядом с ней, готовая обсудить с ней насущные дела.
- Если позволит погода, с утра поедем на прогулку по городу, – сказала Юлия Константиновна тоном, не терпящим возражений, – а вечером – оперетта. Вы с Николаем Карловичем можете прибыть в нашу ложу к началу спектакля. Будет петь Радошанский.
- Чудесно! – ответила Марго. – У Радошанского роскошный баритон, maman. Ольге Дмитриевне и дядюшке он должен понравиться. Смею думать, и Татьяне...
Последние слова Маргарита произнесла с сомнением в голосе. Но она и вправду едва знала эту девушку, чтобы быть уверенной в правильности своих суждениях о ней. Кроме одного, самого главного: Родион не просто увлечен Татой, но любит ее глубоко и страстно. И она, кажется, отвечает ему взаимностью. Марго вздохнула и внезапно, повинуясь порыву, спросила:
- Что вы думаете о мадемуазель Веригиной, maman?
- Почему ты спрашиваешь? Тебе что-то известно? – Юлия Константиновна бросила на дочь внимательный взгляд.
- Мне?.. Нет, - покачав головой, ответила Марго. – Я нахожу ее милой и очаровательной. И очень хочу, чтобы Родион, наконец, обрел свое счастье. Мне показалось, она имеет на него определенное влияние.
- Вот именно! – воскликнула графиня Елагина. – Этой девушке давали слишком много свободы и, боюсь, она вообразила, что может управлять Родионом. Я вижу, как сильно он в неё влюблен, и это делает его уязвимым. Слабым.
Маргарита пожала плечами и не ответила. В словах матери она услышала ревность, но разве сама она не ревновала брата еще несколько часов назад?..
- Ах, вот если бы они после свадьбы переехали в Петербург! И жили бы здесь! - продолжала Юлия Константиновна. – Я бы обучила Татьяну всему, что должна уметь и знать жена Родиона. – Она взглянула на дочь и нахмурилась. – Тебя это забавляет? Вот уж не ожидала!
- Вовсе нет, - откликнулась Маргарита. – Но на этот раз, maman, вам не удастся расстроить свадьбу, как вы это проделали когда-то.
Юлия Константиновна вспыхнула.
- Не смей так со мной разговаривать, Марго!
- Не волнуйтесь, maman, я ничего не скажу Родиону. – Графиня Кронгхольм встала с дивана. - Пойду спасать Родиона от Николя. Пока он не проигрался в пух и прах!

 Отправлено: 14.09.21 23:39. Заголовок: Знакомство с семьей ..

Знакомство с семьей Елагиных было главной, но, разумеется, не единственной целью приезда Игнатьевых в Петербург. И, конечно, не единственным событием этого визита, который в итоге продлился чуть более недели, наполненной всеми развлечениями, которые только может предложить вышедший на самый свой пик перед стремительно приближающимся Великим Постом столичный светский сезон.

Испросивший по поводу помолвки на службе небольшой отпуск, Родион также все эти дни проводил в своём родном городе. Жил у родителей, но это совсем не мешало Тате видеться с ним практически ежедневно. Однако, конечно же, не наедине. Заметно более чопорные, чем московские, нравы местного светского общества просто исключали подобную возможность даже для уже объявленных официально женихов и невест. Да и самой Тате менее всего хотелось теперь хоть в чем-либо ударить в грязь лицом перед будущими родственниками. Пусть даже те и демонстрировали к ней своё глубочайшее расположение буквально при каждой новой встрече. Делали это, впрочем, тоже по-столичному сдержанно. Поэтому первые дни Тата никак не могла отделаться от ощущения, что делает что-то не так.

Легче всего преодолеть эту неловкость оказалось с Михаилом Михайловичем. Узнав его лишь чуточку ближе, Тата сразу отметила заметное родственное сходство этого человека с Дмитрием Кирилловичем. Не внешнее, конечно же, а внутреннее, душевное. Потому вышло совсем не трудно быстро наладить с ним прекрасные отношения. Да и сам Михаил Михайлович, заметно более открытый в проявлении чувств, чем его жена, кажется, уже безоговорочно принял невесту сына в свою семью. И относился к ней почти так же, как к собственной дочери. Которая, при дальнейшем общении тоже оказалась совсем не такой, какой представилась Тате в первый вечер их знакомства.
Впрочем, даже тогда Марго вела себя безупречно. Но за этой любезностью всё равно ощущался некий холодок. Понять и простить который Тате, сестре своего собственного старшего брата-кумира, однако, было проще простого. В последнее время ведь она довольно часто задумывалась над тем, что будет чувствовать, когда и Степан встретит ту, на которой всерьез захочет жениться. И всякий раз при этом в глубине души неизменно возникало какое-то неприятное шевеление, весьма похожее на ревность. Хотя девушка и понимала, что оно абсолютно иррационально. Немудрено, что нечто похожее, должно быть, ощущает по отношению к ней и Марго. Для которой Родион – такой же объект обожания. Последнее было столь же очевидно, как и то, что бедному графу Кронгхольму до него в этом смысле так же далеко, как от грешной земли до звездного неба. Исподволь наблюдая за отношениями этой пары, Тата, к слову, не переставала удивляться тому, что – во всяком случае, внешне, они куда более напоминают дружбу, нежели те чувства, которые связывают совсем недавно соединивших свои жизни влюблённых… Впрочем, здесь Тата обыкновенно предпочитала в своих размышлениях на эту тему останавливаться. Ибо о чужих сердечных тайнах пускай лучше гадают те, у кого нет собственных. Равно как и чужие проблемы лучше всего решать уже тогда, когда своих вовсе не осталось.

У Таты же проблемы пока еще были. И главная из них звалась Юлией Константиновной Елагиной. Ведь, даже считая себя уже вполне подружившейся со всеми остальными членами её семьи, рядом с этой дамой Тата по-прежнему ощущала себя не в своей тарелке. При том, что напрямую, ни словом, ни намёком, та своего неудовольствия ни разу не выказала. Напротив, вела себя подчеркнуто внимательно и благодушно, но именно в этой «подчеркнутости» Тате постоянно чувствовался какой-то подвох. И поделиться своими подозрениями на этот счёт ей было решительно не с кем. Ведь даже мама, которая, в отличие от неё, кажется, мгновенно нашла с графиней Елагиной общий язык, наверняка сочла бы подобное проявлением какой-то паранойи. А Стёпа, единственного, с кем Тата могла бы этим поделиться, был в Москве. Доверять такие признания не хотелось даже бумаге. И уж тем более невозможно было поговорить о таком по телефону. Так что оставалось лишь ждать возвращения домой. А пока запрятать сомнения поглубже и сделать вид, что абсолютно и безмятежно счастлива. Хотя в те моменты, когда рядом был Родион, и напрочь забывалось обо всем, кроме него, это было совсем не трудно.

 Отправлено: 18.09.21 17:22. Заголовок: Накануне отъезда из ..

Накануне отъезда из столицы в Москву Елагины и Игнатьевы отужинали в «Медведе». Расположенный в прекрасном месте - с одной стороны Адмиралтейская часть Петербурга с её дворцами и особняками самых высоких семейств, а с другой - Невский проспект с его роскошными витринами магазинов, ресторан давно стал излюбленным местом не только богатой столичной публики, но и гвардейских офицеров. Атмосфера здесь была соответствующая, под звуки оркестра лилось рекой шампанское, а сам Родион любил это место за его зимний сад-атриум под стеклянным куполом, о чем не преминул сообщить Тате.
Маргарита в «Медведь» приехала одна, без Николая, непривычно молчаливая, и уже вскоре, сославшись на плохое самочувствие, покинула их компанию с извинениями. Графиня Елагина не стала расспрашивать дочь, но проводила её задумчивым взглядом. Во всём остальном вечер прошел в приятной обстановке. Обсудили здешнюю русско-французскую кухню, а после и предстоящее возвращение Игнатьевых, Таты и Родиона в Москву. Родиону показалось, что Таня вздохнула с облегчением, когда ближе к ночи они вышли из здания ресторана и сели в такси, чтобы разъехаться по домам. Всю неделю Тата находилась под пристальным вниманием его родни и, как он понимал, несколько устала находиться в центре маленькой семейной вселенной.
По возвращению в Москву виделись они теперь, как только ему позволяли дела. Елагин являлся к Игнатьевым с цветами для будущей тёщи и невесты, прибавляя к букету подарки для Таты. Он находил в этом истинное удовольствие влюблённого мужчины. Вопрос приданого Татьяны Александровны решился еще до поездки в Петербург. Родион едва взглянул на поданный ему родителями невесты листок с росписью всего, что давали за ней. Кроме наличных и векселей, там значились многочисленные предметы, но из деликатности и, боясь, что Дмитрий Кириллович и Ольга Дмитриевна сочтут его меркантильным, он не стал вчитываться в длинный список и быстро кивнул в знак согласия. К тому же его несколько пугало перечисление икон, столового серебра, дорогого фарфора, груды перин, подушек, постельного и прочего белья. А, узнав, что в Москве до сей поры во многих домах принято выставлять приданое невесты напоказ, решительно воспротивился этому. На дворе 1913 год, а здесь, словно в Боярской Руси живут!
Со своей стороны Родион подтвердил свои финансовые и прочие обязательства перед будущей графиней Елагиной. Оставалось выбрать дату свадьбы и место венчания. С последним Игнатьевы были единодушны: венчаться следует непременно в Храме Успения Богоматери в Путинках! «Он рядом с нашим домом», - пояснила Тата, и Родион тут же согласился. «Как только закончится пост, сразу поженимся! Не хочу больше ждать!» - заявил он в ответ и был вознаграждён счастливой Таниной улыбкой.
Дни в ожидании окончания поста заполнились подготовкой к свадебному торжеству. Необходимо было уведомить священника прихода о помолвке, чтобы тот в три ближайших воскресенья произвёл оглашение, а после составил свидетельство об отсутствии препятствий к венчанию. Елагин уже заказал гладкие, червонного золота кольца, на внутренней стороне которых требовалось вырезать имена жениха и невесты, а с ними год, месяц и число, в который состоится венчание.
Родиону Михайловичу, как гражданскому чину, полагалось предоставить разрешение начальства на вступление в брак и испросить отпуск. С костюмом вопрос решился просто – ему полагалось быть в мундире, который, разумеется, у него имелся, а подвенечное платье невесты было заботой её родных. Как и обновленный согласно новому статусу гардероб дочери. Родион замечал, как сияет лицо Таты в его присутствии, но им решительно не удавалось побыть наедине более получаса. То Александра хотела о чем-то посекретничать со старшей сестрой, весьма выразительно взирая на жениха, то Ольга Дмитриевна увозила дочь на примерку платья. Елагин вздыхал и терпеливо ждал, когда Тата вернется. Впрочем, в доме Игнатьевых он не скучал, компанию ему всегда мог составить дядя или, реже, Степан.
Привезли роскошные, распечатанные на светлой бумаге золотыми буквами приглашения для гостей, с указанием, где и когда состоится венчание и торжество. Разглядывая их, Родион решил, что к ним приложила руку графиня Ольга Дмитриевна, отличающаяся превосходным вкусом. Сам Елагин с нетерпением ожидал приезда своих родных из Петербурга, Тата же была занята предстоящим свадебным путешествием в Париж и планировала всё до мелочей, от размещения в гостинице до посещения музейных галерей, удивляясь тому, как мало заботят сейчас Родиона подобные вещи.

 Отправлено: 05.10.21 22:39. Заголовок: Февраль и март – об..

Февраль и март – обыкновенно самая тихая пора года, когда бурные новогодние праздники кажутся уже далеким прошлым, широкую Масленицу сменили многие ограничения Великого поста, а зима в целом выглядит особенно бесконечной и беспросветной. Однако в 1913, из-за предсвадебных хлопот, они превратились для Игнатьевых в весьма насыщенный событиями временной промежуток.

Дел, по возвращении из Петербурга, и правда, образовалась сразу целое море. Часть из них решалась, впрочем, без непосредственного участия Таты. Например, все то, что касалось её приданого – да и в принципе остальных финансовых вопросов. Этим, как и подобает главе семейства невесты, занимался Дмитрий Кириллович. Сама же Тата, после того, как всё было улажено, узнала лишь примерную общую сумму своего приданного: около пятисот тысяч.

Едва распространившись по Москве, слух о такой щедрости графа Игнатьева в отношении старшей из своих падчериц, быстро превратил их с Родионом грядущий брачный союз в одно из наиболее обсуждаемых в городе событий. А саму свадьбу сделал, пожалуй, главным среди ожидаемых светских событий наступающей весны.

Его организацией занималась женская половина семьи. А также примкнувшие к Игнатьевым другие родственницы Таты – бабушка Анна Софроновна и тётя Наталья Глебовна. Ей, по традиции, отводилась еще и очень важная роль непосредственно в день свадьбы. Ведь именно тётке невесты, «снарядихе», и предстояло одевать ее в подвенечное платье. А до того еще передать «женихову шкатулку» с приятными для женского сердца сувенирами, вроде духов и цветов, а также главными подношениями – венчальными свечами, кольцами и фатой. Последнюю, к слову, Родиону даже не было нужды приобретать специально: ведь его мать сразу предложила будущей невестке идти в церковь в фамильной фате, которую вот уже почти полтора века передавали из поколения в поколения все невесты старших сыновей рода Елагиных. Венчаться именно в ней считалось доброй приметой и предвестием счастливого брака. И хотя грядущее счастье в семейной жизни с Родионом представлялось Тате и безо всяких примет чем-то самим собой разумеющимся, отказываться от предложения Юлии Константиновны она, конечно, не стала.

Главной же личной заботой будущей новобрачной оказалось, как ни странно, формирование её абсолютно нового гардероба. Прежде одежда никогда не играла для Таты слишком большого значения. Хотя, конечно, «синим чулком», или того хуже, неряхой, она отродясь не была. Однако и щеголихой себя назвать не могла ни в коем случае, искренне полагая, что это совсем не главное в жизни.

Одна из наипервейших московских модниц, Ольга Дмитриевна до недавних пор лишь качала головой, да досадливо вздыхала по поводу подобного равнодушия к нарядам. Уповая уже лишь на то, что хотя бы Санька, когда окончательно подрастёт и повзрослеет, станет в этом смысле для неё утешением и надеждой – ибо какой же матери не захочется нарядить свою девочку, словно куклу?! А с Татой в этом смысле всегда было непросто. Платья, по ее мнению, должны были быть, прежде всего, удобными. И немаркими – чтобы не сильно бросались в глаза пятна от краски.

Все стало меняться лишь тогда, когда в её жизни появился Родион Елагин. Ради него - и для него, Тата была готова на многое. И, конечно же, очень хотела нравиться и быть красивой. Именно тогда в её гардеробе и появились первые изысканные туалеты. Которых сейчас было уже вполне достаточно, чтобы не чувствовать себя «золушкой» ни на одном балу, да и просто в повседневной жизни.

Однако, как оказалось, недостаточно для жизни в грядущем замужестве. Так сказала мама. И у Таты не было аргументов, чтобы с нею поспорить. Да, в общем-то, и не хотелось.

Знала бы она раньше, на что согласилась!

Грандиозное турне по модным ателье и магазинам началось еще в Петербурге. И, конечно же, продолжилось в Москве. Именно там, у Минангуа на Кузнецком мосту, заказали и наряд для венчания. Причем, эскиз был создан специально для Таты, а не выбран из имеющегося каталога. Что априори превращало его в уникальную и неповторимую вещь. А значит, требовало множество примерок. Количество их превосходило все возможные разумные пределы. Но, желая стать для своего возлюбленного самой прекрасной в их общий главный в жизни день, Тата стоически переносила все эти неудобства. Убедив себя, что натурщикам в художественных студиях, вынужденным часами сохранять статическую позу, приходится куда труднее, а они не жалуются и не ропщут.

Но если бы только это платье было единственным!

Наряды на все остальные имеющиеся случаи жизни, дорогое и изысканное белье, шляпки, перчатки, аксессуары… обновок оказалось так много, что вскоре уже не осталось сил даже им радоваться. Иногда Тате казалось, что мама экипирует её в дальний поход. Но, когда она как-то сказала об этом Ольге Дмитриевне вслух, та лишь весело расхохоталась, заметив в ответ, что Тата не так-то уж и далека от истины, потому как замужество действительно чем-то напоминает долгое-долгое путешествие. И для комфорта его порой важны самые незначительные детали. В том числе и одежда.

- Уверена, что после ты еще не раз вспомнишь добрым словом мою нынешнюю настойчивость, Кошечка! – не раз повторяла она, увозя её на очередную примерку очередного платья.

И Тате оставалось лишь уповать на то, что именно так всё и будет, в очередной же раз откладывая в сторону альбом с эскизами, или любимую книгу, или объясняя Родиону, почему сегодня они вновь не смогут хотя бы немного погулять вместе по городу после того, как он закончит служебные дела.

Виделись с Елагиным они теперь, и правда, существенно реже, чем до помолвки. То есть, конечно же, виделись. Однако в основном в присутствии кого-нибудь из родных. Что в состоянии по-прежнему острейшего взаимного эротического притяжения становилось по-настоящему мучительным.

Потому, когда вырваться из дому лишь вдвоем однажды все-таки как-то удалось, несмотря на пост и налагаемые им запреты, побороть страстные порывы оказалось просто невозможно. Едва доехав тогда до квартиры на Кудринской, они предались любви столь страстно, что совершенно забыли о времени. И столь неистово, что утомились и заснули в объятиях друг друга до самых вечерних сумерек.

Проснувшись среди которых первой, Тата вынуждена была собираться с такой поспешностью, будто торопилась на пожар. Молясь при этом лишь об одном: чтобы родители ни о чём не догадались. Но даже тогда, не желая будить любимого и оттого на цыпочках бегая по его квартире в поисках своих вещей, разбросанных буквально повсюду, она то и дело поглядывала в сторону разворошенной постели, где, широко раскинувшись, по-прежнему крепко спал Родион, невольно любуясь и думая о том, как же он красив! И как же ей все-таки повезло!

Так и не решившись его тогда разбудить, тихонько выскользнув за дверь, она стремглав сбежала по лестнице, птицей пролетела через холл, обескуражив задремавшего там у своего стола швейцара, поймала первое же подвернувшееся такси – и, через несколько минут уже была дома. Где, разумеется, сразу же встретилась с мамой. Которая, окинув её внимательным и несколько задумчивым взором, все же, ни о чём не спросила.

А потом в холл сразу же выскочила до крайности возбужденная Санька, которая, бурно жестикулируя, сообщила, что пару часов тому назад с Кузнецкого моста, наконец, доставили Татино свадебное платье.

- Ну, где же ты ходишь?! Мы тут уже буквально все извелись в ожидании! Пойдем скорее к тебе и посмотрим, что же там в итоге получилось!

 Отправлено: 22.10.21 00:09. Заголовок: В преддверии свадебн..

В преддверии свадебных торжеств из Петербурга с большим количеством багажа прибыли Елагины и Кронгхольмы. Заселились в гостиницу, несмотря на радушное приглашение Дмитрия Кирилловича остановиться всем в большом особняке Игнатьевых. Но Родион разумно счел, что дом в Успенском переулке и без того переполнен гостями, приглашенными на свадьбу, и отвёз родителей и сестру с зятем в отель «Берлин». Это была идея Николая Карловича, наслышанного о новейшем московском отеле, открытом в канун празднования трехсотлетия царствующего дома Романовых. Сам Родион намеревался разместить родных в хорошо знакомом ему «Метрополе», чьи интерьеры с майоликовыми панно по картинам Врубеля считались манифестом современного искусства, но «Берлин» поразил воображение взыскательного мужчины. И было отчего: фасады здания украшены львами, грифонами, ангелочками и рогами изобилия, полы устланы паркетом из красного дерева, повсюду мебель и ковры ручной работы. Роскошь в чистом виде! Телефоны на каждом этаже и электрическое освещение в номерах оправдывали немалые расходы постояльцев.
– Восхитительно, - шепнула Марго, едва они переступили порог отеля. - Родион, ты непременно должен запечатлеть меня в интерьерах!
- Полагаю, именно для этого ты привезла с собой совершенно безумное количество дорожных чемоданов, - заметил Елагин, наблюдая за тем, как носильщики без устали заносят багаж.
- Не могу же я выглядеть на твоей свадьбе замарашкой, - с возмущением пояснила Маргарита и надула губы. – К тому же половина чемоданов не моя, а maman! – Она оглянулась на мать, ища у неё поддержки, но та была занята разговором с портье за стойкой и не замечала взглядов дочери.
Весьма кстати к ним подошел Николай. Его обычно невозмутимое лицо сияло улыбкой, и Марго с удивлением взглянула на супруга.
- Душа моя, - он с жаром поцеловал её руки, - предлагаю тотчас направиться в номера, распаковать чемоданы и принять ванну. А после спустимся в кафе и закажем чаю с пирожными. Меня уверяли, что кондитеры выписаны из самого Парижа. Родион, - обратился он к шурину, - какие у тебя нынче планы? Холостяцкая вечеринка?
- На мою холостяцкую вечеринку ты уже опоздал, Николай, - ответил Родион, пряча хитрую улыбку в усы, - и, поверь, она была скучнейшей из всех возможных! Мы с Платоном Беличем, моим шафером, вчера немного выпили по случаю моей женитьбы и до ночи слушали в ресторане унылое пение какой-то заезжей мадемуазель. Но! – он наклонился к самому уху графа и прошептал: - Я припрятал дома бутылочку «Форстер Пехштайн», урожая 1900 года. То самое вино, которое ты, я знаю, очень любишь…
Николай Карлович кивнул в подтверждение.
- Немедленно прекратите секретничать! – Маргарита сердито сверкнула глазами. – Вы невыносимы! Оба!
- Марго, милая, я предложил твоему мужу посетить мою холостяцкую обитель на Кудринской, - Родион с трудом удерживался, чтобы не расхохотаться в голос. Они с сестрой любили подтрунивать друг над другом. – Но раз ты сердишься… - Он выдержал паузу и закончил мысль: - мы отправимся туда все вместе! А после станем гулять по Москве…
- Гулять по Москве? – переспросила сына оказавшаяся рядом Юлия Константиновна. - Прекрасно! Я так давно не была здесь! А ты, Мишель, что скажешь? – обратилась она к мужу.
- Я весь в твоём распоряжении, Юленька,– откликнулся тот и взял супругу под руку. – Но для начала неплохо бы отдохнуть с дороги…
Предложение старого графа ни у кого не вызвало возражений.

Погода благоприятствовала дружной компании, и прогулка по вечернему городу прошла великолепно. На квартире Родиона они распили бутылку «Форстер Пехштайн». У белого вина оказался мягкий, с нотами спелых фруктов, цитрусовых и трав, вкус. «Как Танины губы», - отчего-то подумал Родион, вспоминая последнюю их встречу здесь, на Кудринской, и ту безумную страсть, которая захватила обоих, и которую они с неистовым пылом утоляли на холодных простынях его спальни. Он тогда уснул в её объятиях и даже не услышал, как Тата уехала домой. И с того дня они не виделись, лишь созванивались. Осталось пережить в разлуке еще завтрашний день. А после… а после венчания они уже никогда-никогда не расстанутся! И будут любить друг друга в горе и в радости, в богатстве и в бедности, в болезни и в здравии, пока смерть не разлучит их...
- За вас с Татой, Родион! – торжественно произнесла Марго и все тотчас подхватили тост, залпом осушив хрустальные бокалы.

 Отправлено: 24.10.21 01:35. Заголовок: Маргарита молча расс..

Маргарита молча рассматривала себя в зеркало, в то время как вокруг нее суетилась нанятая опытная камеристка. На лице графини Кронгхольм ничего не отражалось: ни восторга по поводу изысканного, но закрытого наряда, впервые надеваемого по случаю свадьбы брата, ни удовольствия от осознания своей молодости и красоты. Обнаружить чувства перед посторонними было неприличным, и Марго терпеливо ожидала, когда будут застегнуты все пуговки и крючки на платье. Из украшений на графине были лишь жемчужные серьги и парные браслеты со вставками из оного же. Она обожала жемчуг из-за его простоты и лаконичности, и потому что он создан самой природой, полагая, что он может наравне соперничать с драгоценными бриллиантами, сапфирами, изумрудами и рубинами, коими её одаривал супруг. К тому же он был созвучен с ее именем, и в этом графиня находила особенное удовольствие.
Спустя час Маргарита отправила камеристку в номер к матери, и позволила себе заговорить с Николаем. Всё это время тот беззвучно сидел в кресле со свежим номером газеты в руках, ничем не выказывая недовольства от долгого ожидания.
– Как я выгляжу? – спросила у него Марго.
- Прекрасно! – Николай отложил газету в сторону и поднялся. – В самом деле, душа моя, ты похожа на Лили Элси!
- Я склонна поверить тебе, Кронгхольм, – улыбнулась польщенная комплиментом Маргарита, – но сегодня мне не следует затмевать невесту…Это непростительно. – Она вздохнула. – Кажется, еще вчера я тоже была невестой…
- В самом деле…как время летит…
Николай помог ей надеть пальто и подождал, пока Марго поправит шляпку, каким-то чудом державшуюся на волосах.
Они вышли из номера и спустились на лифте в холл отеля, где уже находился Михаил Михайлович. При виде дочери и зятя он обрадовался и поспешил к ним.
- Что maman, - спросила Марго, не найдя графиню, - пытается совладать с платьем или нервами?
- А! – махнул рукой граф Елагин. – Обещала скоро появиться. Как бы не опоздать к венчанию… Родион! Как он там?..
- У него все в порядке, не волнуйся! – заверила отца Маргарита. – Иначе он бы уже телефонировал в отель.
Юлия Константиновна появилась в тот самый момент, когда ждать более было нельзя.
- Юленька! – граф кинулся к супруге. – Право, мы уже все заждались!
- Мишель, тебе никогда не хватало терпения, - парировала графиня и оглядела дочь. – Марго, твоя шляпка не слишком уместна для церкви.
- В таком случае, я встану позади вас, maman, - невозмутимо ответила Маргарита. – Не хочу, чтобы моя шляпка стала причиной раздора.
И с этими словами она подхватила Николая под руку и поспешила к выходу, где их уже ожидал извозчик. Юлия Константиновна повторила маневр дочери, поторопив Михаила Михайловича, и все четверо заняли места в экипаже.
- Трогай! – велел граф Елагин извозчику и повернулся к жене.

 Отправлено: 26.10.21 23:17. Заголовок: В день венчания одет..

В день венчания одетый в черную фрачную пару с белым галстуком и в такие же перчатки Родион и с ним шафер Платон Белич в парадной военной форме, ещё резче оттенявшей его мужественное лицо, в празднично украшенном экипаже подъехали к Храму Успения Божией Матери в Путинках, купола которого были видны издалека.
Трижды наложив на себя крестное знамение, мужчины переступили порог церкви. В нос им тотчас ударили запахи. Воздух в храме был особенный, благоуханный, отчего у иных кружилась голова. Сладкий, с нежными примесями лимона запах ладана, казалось, пропитал и одеяния священников, и сами стены старинного храма. К нему примешивался медовый запах тонких восковых свечей. Маленькая жертва Богу от человека… А еще пахло деревянным маслом в лампадах! Дым кадила превращал церковь в образ потерянного Рая земного. Здесь, с ароматом каждения, к Богу ежедневно вместе с благодарностью уносились просьбы, мольбы и слезы людские.
Родион и сам не заметил, как предался набожному настроению. В эту минуту мирская суета осталась за воротами храма, а душа наполнилась светлым и радостным чувством. Особым религиозным рвением он никогда не отличался, но накануне, следуя традиции и родительским наставлениям, исповедался в ближайшей к дому церкви Покрова Пресвятой Богородицы, и пожертвовал на богоугодные дела. Исповедь вызвала у него противоречивые чувства. По его разумению, выходило: перечислит человек свои грехи, прочитает над ним батюшка разрешительную молитву, и можно грешить снова. Слаб человек или грех - его естественная природа?.. И есть ли безгрешные люди?..
Елагин вздохнул и в томительном ожидании родителей, сестры и зятя принялся прохаживаться и разглядывать внутреннее убранство старинной церкви. К обряду венчания она была красиво украшена и ярко освещена. Платон Белич молча последовал за ним, держа в руках шкатулку с венчальными свечами, кольцами и фатой. Взгляд Родиона блуждал по настенной живописи, вызолоченному иконостасу, пока не остановился на мироточивой иконе Успения Богородицы. Какое-то время он рассматривал её, и сами собой вспомнились слова молитвы: «Пресвятая Богородица, спаси и сохрани раба божьего Родиона…Яви милость свою на меня и семью мою, убереги да защити нас. Аминь». Елагин вновь перекрестился. Иконы Спасителя и Божьей Матери, образы которых он и Тата станут целовать после того, как священник снимет с них венцы, еще не заняли свое место в Царских вратах.
К началу Божественной литургии в церковь начали прибывать приглашенные гости, разделяясь по обычаю на две стороны, левую - невесты и правую - жениха. С богослужебного места раздались голоса певчих: «Се жених грядет, исходите в сретение жениху...», а затем показались диакон и настоятель храма. Родион вдруг ощутил странное волнение, внутри у него все затрепетало и стало трудно дышать. Лоб покрылся испариной. Расстегнуть воротник рубашки в храме было немыслимым делом, и Родион быстро промокнул платком внезапно вспотевший лоб.
Наконец в церковь прибыли Елагины-старшие в сопровождении Маргариты и Николая. Взволнованные предстоящим событием, они заняли места у правой стены храма ближе к жениху. Родион при появлении родных почувствовал облегчение. Не повышая голоса, они обменялись меж собой несколькими ободряющими фразами, приличествующими случаю, и Родион несколько успокоился. Присовокупив к «жениховой шкатулке» роскошный букет цветов для Таты, он отправил своего шафера в дом Игнатьевых и стал, как и другие, ждать её появления.
Все взоры в церкви в эти минуты были обращены на него. Родион даже расслышал, как некто назвал его достойнейшим молодым человеком прекрасной наружности. А он в некотором смущении от столь пристального внимания к своей персоне, думал о девушке, которая через несколько часов станет его женой. И которую он обязался перед лицом её родителей сделать счастливой.

 Отправлено: 27.10.21 02:15. Заголовок: В течение последних ..

В течение последних недель Стёпке не раз и даже не два приходила в голову довольно странная мысль о том, что он – самый бесполезный персонаж в собственном семействе. Вокруг, неумолимо нарастая день ото дня, творилась предсвадебная суматоха, в которую были вовлечены, кажется, все вокруг. Даже Дмитрий Кириллович и Лидия Николаевна постоянно что-то делали, куда-то ездили или встречались с кем-то важным, не говоря уже о маме и вечно мотавшейся за взрослыми хвостом Саньке. Лишь сам Стёпка, проводя время все больше либо в университете, либо, на худой конец, в собственной комнате, упорно держался словно бы немного в стороне от всего происходящего. И оттуда ему было особенно тревожно наблюдать за Татой, пребывавшей всё это время каком-то ошалелом состоянии. Порой Стёпке даже казалось, будто его сестру подвергли гипнозу, и оттого она теперь осуществляет не собственную волю, а лишь механически и точно выполняет команды невидимого «кукловода» – хотя умом он, конечно, понимал, что все это полная чушь. И что Тата теперь, скорее всего, напротив, абсолютно счастлива тем, что вот-вот исполнится ее заветное желание, а все, что он видит – всего лишь вполне объяснимые проявления усталости и волнения – с ее стороны, и братской ревности – с его собственной. Ну и, конечно, неприятно то, что у них теперь совсем не было времени, чтобы поболтать по душам, как часто случалось прежде. Возможно, еще и от этого Стёпка чувствовал себя нынче не в своей тарелке настолько, что однажды дошел до того, чтобы, разглядывая в задумчивости свою половинку серебряного кулона-сердечка, Таткиного подарка на последнее Рождество, подумать о том, что, кажется, сестру свою вот-вот потеряет. Разумеется, не в прямом смысле, упаси Господь! И даже не из-за скорого переезда к супругу! Тем более что и жить-то они всё равно останутся в одном городе, а не в разных странах, как вышло, например, в прошлом году, когда Татка выкинула свой неожиданный фортель и умчалась в Париж. Однако даже тогда, как ни странно, Степан не помнил за собой такой меланхолии. Да и сама Таня была обычной… Его маленькой, хитрой и порой ужасающе бесшабашной Лисицей. А вот теперь…

Нет, люди, разумеется, имеют свойство меняться. И, взрослея, они становятся более рассудительными и ответственными. Вот только иногда во взгляде сестры Степан замечал отнюдь не ту саму взрослую серьезность, а нечто, что, вероятно, мог бы назвать подобием паники. Но возможности хоть раз спросить, по какому она поводу, у него так и не выдалось. Да и сама Тата ни разу не пришла к нему, хотя и знала, что он никогда не останется в стороне от ее переживаний.

Очевидно, со временем, это стало заметно и другим. Например, Максу Черкасову, прибывшему в Москву со всей родней и обедавшему вместе с ними у Игнатьевых непосредственно накануне дня свадьбы. А чуть позже, вечером, они уже вдвоем сидели, курили и разговаривали наедине в гостиничном номере Макса. И он словно бы озвучил вслух Стёпкины тайные переживания, заметив вдруг походя, что Таня выглядела сегодня какой-то растерянной.

- Да она уже давно такая! Ты просто давно её не видел, - с деланой беззаботностью отозвался Степан, не желая признаваться даже себе, что простые слова приятеля вновь всколыхнули на душе неприятный осадок тревоги, - Да и немудрено. Устала! Наверное, за всю свою предыдущую жизнь, бедолага, не провела в модных лавках столько времени, сколько за последний месяц – растеряешься тут! Ты бы только в один этот их альбом с образцами тканей заглянул на минуту! Десятки! Вообрази себе хорошенько! Десятки белых тряпок, одна от другой вообще неотличимые, а они сидят, листают его, трогают и кривят губы, дескать, и эта не годится, и вот у этой цвет не тот. И, поди, отличи эти цвета - жемчужный от опалового, слоновой кости от сливочного, а бланжевый от кипенного! А там же еще и узоры... – Стёпа возвел очи к потолку, провожая тающую струйку табачного дыма, и вновь перевел взгляд на понимающе ухмыляющегося Черкасова. – И вокруг все со своими советами, пожеланиями и предостережениями. Даже вокруг Родиона постоянная суета! А это он еще тут живет без родни. Те только на днях приехали. Глядя на это, задумаешься вообще, так ли и нужна эта женитьба?!

Макс расхохотался во все горло, а затем разлил по бокалам очередную порцию коньяка и протянул один Степану.

- Истину глаголете, уважаемый Степан Александрович! Поднимем же бокалы за то, чтобы сия участь миновала нас с тобой как можно дольше! Да и потом… – Максим сделал глоток и, хитро покосившись на Веригина, продолжил. – Я вот, что, Стёпка, думаю: жениться лучше всего на круглой сироте! Ни тёщи, ни тестя, ни прочей родни с причудами. И в целом проблем меньше, как с практической стороны, так и с юридической.

- Отличный совет, господин адвокат! – отсалютовав Черкасову в ответ своим бокалом, Степка тоже рассмеялся и добавил: – Пожалуй, запомню и даже при случае воспользуюсь!

- Да уж запомните, господин будущий доктор! Уверен, что пригодится! А после еще в граните высеките, в назидание, так сказать, будущим потомкам!

К себе, в Успенский переулок, Стёпа вернулся ближе к ночи. Дом уже практически полностью погрузился в сон. Поэтому сумрак, лишь немного разбавленный неярким светом ночников под абажурами темно-зеленого стекла, окутывал холл, лестницу и комнаты своим мягким покрывалом.
Мама и сестры давно легли спать, только отчим и дядя Поль всё еще оставались в маленькой гостиной, покуривая свои извечные сигары, читая и лишь изредка переговариваясь. Не желая нарушать их уютного уединения, Стёпа лишь пожелал обоим доброй ночи, а после сразу направился восвояси.

Поднимаясь по лестнице к своей спальне, он неожиданно заметил, что из-под двери комнаты Таты в другом конце коридора будто бы виднеется полоска света. Первой мыслью было немедленно заглянуть «на огонёк», но, подумав еще немного, Степан всё же пошел к себе: скорее всего, Тата уже спит, просто позабыла погасить лампу. Завтра её ждет долгий, наполненный событиями день. День перемен и своеобразный финал одного этапа жизни перед началом нового, возможно, даже более важного. Так что и теперь для нее будет лучше всего именно как следует отдохнуть и набраться сил, а вовсе не выслушивать из его уст всякие разные глупости.

 Отправлено: 03.11.21 18:51. Заголовок: Маргарита, не отрыва..

Маргарита, не отрываясь, с особенным чувством смотрела на брата. Родион всегда казался ей воплощением аристократической красоты, все другие мужчины для неё меркли рядом с ним. К тому же он был блестяще образован и умён, и все эти достоинства многократно возвеличивали его в её глазах. Для любимого брата она страстно желала самой счастливой судьбы и молилась о том в эту минуту.
В семье Елагиных считалось, что Марго недурственно устроила собственную судьбу. С молодым графом Кронгхольмом её свела тетушка Лидия Николаевна Игнатьева, у которой круг знакомств простирался от Москвы до самой столицы. Николай оказался внуком одной из её многочисленных подруг юности, что позволило без лишних формальностей привести его в дом к Елагиным.
Поначалу, когда Николай начал за ней ухаживать, Марго привычно и даже снисходительно принимала знаки внимания, потом неожиданно для себя стала находить удовольствие в его приходах. Они сошлись на любви к музицированию и поэзии. Маргарите было легко и просто с Николаем - не нужно притворяться глупее или умнее, чем ты есть. Кронгхольм не обладал красивой наружностью и умением быть душою общества, но зато эти качества в полной мере достались Марго.
Юлия Константиновна как-то обронила при дочери, что все мужчины ужасно предсказуемы, и если они обладают недостатками, то женщине легко предугадать развитие отношений. Марго запомнились слова матери, и когда Николай Карлович сделал ей предложение, она приняла его, не раздумывая. Он был отличной партией во всех отношениях: их семья принадлежала к тому же кругу, что и Елагины, при удачном стечении обстоятельств Кронгхольма ждала блестящая карьера, а Марго получала то, о чем всегда мечтала. То есть неизменное положение в обществе и возможность жить так, как она того захочет без оглядки на властную мать.
Жизнерадостная Маргарита лишь на первый взгляд казалась полной противоположностью спокойному и несколько меланхоличному Николаю Карловичу. Она питала к мужу чувство глубокой привязанности без излишней страсти. Бывая в свете, Марго со свойственной ей наблюдательностью подмечала, что страсть часто губительна для дальнейших отношений. Не о том ли писал граф Толстой?..
Ах, как чудесно прошло их с Николаем свадебное торжество! Венчание в Церкви Благовещения Пресвятой Богородицы, а затем бал! Маргарита помнила, как прелестна она была в тот день в элегантном подвенечном платье из атласа и креп-де-шина, с отделкой из заложенного в складки шифона и богато расшитом жемчугом по лифу и спинке. В белоснежной длинной фате, сплошь покрытой ручной вышивкой, в венке из искусственного флердоранжа, этом почти наивном символе чистоты и невинности, в атласных туфельках.
Помнила, как горели белые свечи в руках её и Николая. Как в конце таинства священник вынес чашу, наполненную вином, и они из нее трижды отпили, после чего трижды же обошли вслед за священником аналой. Как на пальцах жениха и невесты символом неразрывности брачных уз и любви сверкнули кольца. Отныне они будут всегда идти по жизни рука об руку!
И потому сейчас Маргарита с нетерпением, пусть и тщательно скрываемым, ожидала появление в церкви невесты, чтобы вновь ощутить ту атмосферу, когда Господь соединяет мужчину и женщину в таинстве венчания.
Она вновь бросила взгляд на Родиона, стоявшего со счастливо-взволнованным лицом.
- Невеста не торопится, - произнес Николай и вздохнул.
- Мимо церкви не проедет, - Марго ободряюще улыбнулась. – Дядюшкин дом в двух шагах…