Отправлено: 12.02.15 22:27. Заголовок: Кружатся в вальсе рай и грех

Время действия - конец мая 1833 года.

Место действия - Белосток, Царство Польское.

Участники - Вера Хвощинская, Владимир Романовский, Вацлав Потоцкий.

 Отправлено: 01.09.15 23:06. Заголовок: - Преподобный Потоц..

- Преподобный Потоцкий?! Серьезно? Ну, это совсем другое дело. Святой отец действительно не может быть ничьим соперником, - весело и легко усмехнулся Романовский, будто и вправду впервые услышал, с кем Вера танцует вальс. Оттого, что она сказала правду, на душе стало легче, но одновременно – тревожнее. Не обманула, но ведь и решения своего не изменила! А последней репликой и вовсе едва не лишила остатков сил.

Музыка кончилась и до следующего – милостиво оставленного ему танца – Владимир был вынужден покинуть свою невесту. Сейчас ее перехватил какой-то щуплый студентик – родич пани Годлевской, дальше были и другие кавалеры. Они мало занимали Романовского, поэтому тот лишь изредка поглядывал в сторону танцевальной площадки, рассеянно отмечая рядом с Верой какое-то новое лицо. Однако едва зазвучали звуки первого вальса, взгляд его вновь сфокусировался и надолго задержался на танцующей паре. Притаившись с бокалом вина в одной из ниш бальной залы, глядя на этот странный и вроде бы невинный дуэт, Владимир все равно не мог отделаться от ощущения, что прямо сейчас, на глазах у всех, здесь происходит нечто вызывающе неприличное. И, верно, рехнулся бы, размышляя, откуда оно вдруг взялось и почему его терзает, если бы не появление генерала Хвощинского. Внезапно появившись рядом, тот увлек его следом за собой прочь из залы с целью какой-то важной беседы, суть которой Романовскому тем не менее, затем еще очень долго не удавалось толком уловить, дабы сказать в ответ что-нибудь разумное.

 Отправлено: 29.09.15 03:48. Заголовок: Вальс – тот самый, о..

Вальс – тот самый, от всякой новой мысли о котором Потоцкий неизменно испытывал сложное, смешанное чувство, одновременно похожее и на восторг, и на смущение, и даже на торжество, тем не менее, не был единственным танцем, который был сужден ему нынче вечером. Даже в нынешнем, весьма затуманенном состоянии рассудка невозможно было не понять, что в этом случае к ним окажется привлечено слишком много внимания. Внимания лишнего и определенно им теперь не нужного. Потому все время, что оставалось еще в его распоряжении, отец Вацлав, что называется, запутывал следы: словно опытный шпион, делал все, что только мог, чтобы сохранить эту внезапно связавшую его с Верой тайну, которой никто из двоих пока даже не осмеливается дать словесного названия. Да и осмелится ли после?

Стремясь уберечь Веру от любых подозрений и слухов, он словно забыл о ее присутствии, полностью переключив внимание на других гостей. Много и – внешне – весьма охотно танцевал с несколькими девицами и дамами, много шутил – и улыбался шуткам их отцов и супругов, делая вид, что полностью поглощен общением с ними. Между тем, незримый внутренний секундомер, запущенный в тот самый миг, когда Вера приняла его приглашение, исправно отсчитывал минуту за минутой, приближая самое важное событие этого вечера. А может быть, и самое важное событие всей его жизни. Потому, провожая назад к супругу после мазурки графиню Корбут-Сбаражскую, отец Вацлав не уловил ровным счетом ничего из того, что она ему говорила, слыша у себя в ушах только этот непрерывный, пусть и воображаемый звук.

- Преподобный, вы нынче так рассеянны! – В голосе молодой красавицы-брюнетки, похожей на жгучую испанку, помимо иронии, отчетливо прозвучала обида. Поспешно спохватившись, Потоцкий вновь натянул на губы любезную и чуть виноватую улыбку, буквально на ходу придумывая своей рассеянности внятное толкование и испытывая теперь лишь одно жгучее желание, причем, совершенно некуртуазное: как можно скорее отвязаться от прелестной пани Эльжбеты, передав ее лично на руки благоверному, как назло, куда-то запропастившемуся.

Меж тем, распорядитель бала уже объявил, что следующим танцем будет вальс. Что, конечно, вызвало среди гостей приятное воодушевление, будто бы легким ветерком пронесшееся над их головами шепотом и вздохами предвкушения. Совершенно привычный теперь в больших городах, здесь, в провинции, танец этот все еще не избавился от своего былого флера некоторой фривольности, что всегда так влечет к себе молодежь и заставляет людей постарше неодобрительно поджимать губы. Чтобы, качая головами, судачить между собой о распущенности нынешних нравов, сравнивая их с канувшими с лету «добрыми старыми временами».

Отыскав, наконец-то, взглядом графа Корбут-Сбаражского, почтенного старца лет семидесяти, забившегося ныне в самый дальний угол бальной залы и задремавшего там, в кресле, под музыку и гомон голосов, наслаждаясь счастливой возможностью несколько минут побыть в покое от неугомонной молодой супруги, которая постоянно требовала к себе его внимания, Потоцкий резко изменил направление движения и едва ли не волоком увлек за собой графиню. Года два тому назад история этой скоропалительной женитьбы долгое время была самой интригующей темой для пересудов во всех белостокских гостиных. Со стороны счастливого новобрачного подозревали едва ли не старческое слабоумие, со стороны его двадцатилетней избранницы – расчет и даже какие-то недобрые намерения… Но отец Вацлав, который сам венчал жениха и невесту, лучше прочих знал, что и того, и другого в этом союзе ничуть не больше, чем в любом ином из тех, что ему приходилось скреплять священными узами брака прежде. Да, до замужества пани Эльжбета была всего лишь гувернанткой младшего внука Корбут-Сбаражского, но это ведь еще не означает, что она не могла проникнуться искренней симпатией к его дедушке?..

Доставив графиню к супругу и раскланявшись с последним, отец Вацлав с облегчением перевел дух и, вновь ощутив себя свободным, направился туда, где рядом с отцом и еще несколькими русскими – куда ж нынче без них! – офицерами из полка, расквартированного в Белостоке, дожидалась пани Хвощинская. Пока шел, думал лишь о том, чтобы ничем не выдать себя – и Веру – в их присутствии. Однако стоило вновь очутиться рядом с нею, почувствовать легкий аромат ее духов и заглянуть в эти бездонные янтарные глаза, как все, о чем только что думал, напрочь вылетело вон из головы…

Почтительно склонив голову в ответ на грациозный реверанс, он протянул ей руку и увлек за собой в центр залы, по-прежнему не решаясь произнести ни единого слова, хоть это и было, конечно, против всех возможных правил светского обхождения. Только чувствовал: Вера все понимает и не обижается за это. А после заиграла музыка, и, сделав первый шаг навстречу, он уверенно и легко повел ее за собой.

 Отправлено: 08.10.15 13:12. Заголовок: Вальс! Само это слов..

Вальс! Само это слово, произнесенное кем-то первым громко, казалось, внесло в залу настроение особенной взбудораженности с легким игривым оттенком. Солнечные блики, отразившись в глазах гостей, превратились в искорки лукавства. Все зашептались и заоглядывались: всем стало интересно, кто и с кем танцует этот легкомысленный танец.

"Я буду сейчас танцевать вальс", - подумала Вера. - "Я буду танцевать вальс с отцом Вацлавом". От этих слов, произнесенных про себя, у нее вдруг как огнем обожгло внутри. Это было страшно и прекрасно одновременно. Впрочем, к этому ощущению она уже начинала привыкать. Не той привычкой, что превращает приятное в обыденность, а той, что заставляет с одержимостью искать его повторения.

Сначала Веру удивляло, что чувство счастья, от которого захватывает дух, можно испытывать, зная о нем. Ведь ей всегда казалось, что оно приходит, если ты ничего не ожидаешь. Охватывает тебя, как волна во время прилива, а потом уходит, оставляя только приятное воспоминание. А тут она только ловила взглядом в толпе Потоцкого и уже чувствовала, что сейчас опять повторится - восторг, поднимающийся в груди, от которого становится трудно дышать, но и страшно и весело одновременно, и он правда повторялся. И еще ей казалось, что каждому понятно ее состояние, что просто невозможно не увидеть, что с нею творится, и одновременно странным образом это было безразлично.
Она только избегала Романовского и своего отца. Не потому, что боялась, что им все понятно и заметно еще лучше, чем остальным, а потому что знала, что обманывает их обоих. А вина - то, что может испортить любое счастье.
Вера ждала вальса и одновременно боялась, что его почему-то не будет. Что отцу Вацлаву вдруг понадобится уйти, ведь священника могут позвать в любую минуту! Что распорядители бала забудут про вальс, что будет, конечно, несколько скандально, но вместе с тем и совершенно непоправимо. Что какой-нибудь партнер, наконец, например, неуклюжий хозяин дома, которому тоже в этот вечер вздумалось танцевать с нею, наступит ей на ногу, да так, что она не сможет ходить, и тут же, во-первых, сделает невозможность дальнейших танцев и, во-вторых, конечно, перейдет из разряда милейших людей в совершенно несносные.
Но никаких чудес не случилось. Пан Годлевский проявил чудеса виртуозности, распорядитель не забыл про вальс и никому во всем Белостоке не понадобилось присутствие пастора. Отец Вацлав подошел к ней, поклонился и... с этого момента время, так долго и утомительно тянувшееся, полетело с пугающей скоростью.
Редко когда ей было так легко. "Танец как разговор", - вертелось в голове слышанное когда-то сравнение. И, хотя так это и было, слов ей все-таки не хватало. Вере хотелось прервать молчание, но в голову приходили только какие-то глупые и истертые фразы, вроде "для священника вы слишком хорошо танцуете" или "вы сегодня вызываете всеобщее восхищение, отец Вацлав". Если бы она позволила себе сказать хотя бы одну из таких, то, наверное, возненавидела бы себя. Но и молчание уже слишком затягивалось. Ведь вальс может закончиться, потом закончится бал...

- Сегодняшний бал закончится, но ведь это не значит, что вы больше не будете приходить к нам? - как будто издалека произнесенные чужим голосом услышала Вера собственные слова.