Отправлено: 02.11.10 18:44. Заголовок: Что за комиссия, Создатель, быть взрослой дочери отцом

Место: Великое княжество Финляндское , поместье Елагина близ Гельсингфорса
Дата: ноябрь 1833 года
Участники: Ольга Черкасова, Николай Елагин

 Отправлено: 02.11.10 18:54. Заголовок: Огромный для двоих д..

Огромный для двоих дом в Гельсингфорсе встретил Николая с его юной подопечной гулкой тишиной. Но это мало их волновало, путешествие и без того было утомительным. Кроме того, из практически еще лета, они вдруг попали в холодную северную осень. Невероятно красивую, но пробирающую колким ветром до самых костей. Николай был к этому привычен, но вот Леля оказалась не готова к резкому изменению климата и поначалу постоянно мерзла. Потому завершение своего пути в Финляндию девочка сочла избавлением от мук. Дом рассчитывался на большую семью, и держать все комнаты открытыми было бы глупостью. Елагин еще из Лозанны отправил письмо, чтобы к их приезду подготовили только одно крыло. И на следующее утро после приезда Николай показал Леле открытые апартаменты, обещая, что позже, когда она освоится, покажет и весь остальной дом. Все комнаты, кроме двух, они были не совсем готовы. Но о них Николай Леле умолчал не по этой причине. Те комнаты должна была меблировать и обустроить Марина по своему желанию, ведь ее будущие будуар и спальня не могли быть сделаны только по его, Николая, вкусу. Дом вообще производил впечатление завершенного лишь наполовину, все было сделано как будто с оглядкой на еще одного человека, который непременно захочет внести свой штрих в уже готовое пространство, оставить на нем отпечаток своей личности. Тем не менее из всех окон уже теперь открывался прекрасный вид. Ведь особняк был окружен лесом, как почти всякий дом в этой стране, причем - довольно мрачным на вид. Даже осенью здесь было мало желтых и багряных красок. Только лиственницы уже пожелтели и начали опадать на дорожки мягким бархатным ковром. Ели и сосны круглый год оставались зелеными, несмотря на ночные заморозки и даже редкий снег. Непривычная для русского человека блеклая осень, без ярких красок. Даже при том, что эта пора года здесь – веселое время праздников и ярмарок урожая, на которые Николай тоже успел пообещать как-нибудь отвезти Лелю. Но подходящего момента все не наступало. Служебные дела, работа в присутствии, дипломатические встречи занимали все дневное время Елагина. И в душе Николай терзался, что постоянно оставляет Лелю дома совсем одну. Слуги не в счет, но несмотря на это, Леля тут же стала их любимицей, в то время, как сам хозяин дома едва помнил их имена.

Даже вечерами, когда Николай возвращался домой, у него не хватало времени на длинные разговоры у камина. Но такое положение если и печалило Лелю, то вида девочка не показывала. Может, боялась вызвать его неудовольствие - сама же напросилась жить в его доме? А может, успокаивал себя Елагин, такой образ жизни все равно ей ближе, нежели жизнь в пансионе. Ведь именно так она жила все это время с отцом. Но по ночам Николаю уже не раз случалось слышать, как она плачет у себя в комнате. Он ходил под дверью, потерянный, не знающий, что ему делать, но так ни разу и не решился войти внутрь, чтобы ее успокоить. Как она воспримет вмешательство в свои чувства? Пусть он по-прежнему видел в ней ребенка, но все же Леля была довольно взрослой девушкой. А только лишь дети откровенны в своих радостях и печалях. Повзрослев, большинство людей становятся замкнутыми и не любят проявлять чувств в открытую. Размышляя об этом, Николай вспоминал, как тщательно она сдерживала перед ним слезы там, в Лозанне. Значит, не хотела, чтобы он видел их. Значило ли это, что она считала проявление чувств слабостью и скрывала, или стеснялась, но внутренне желала быть уличенной? Настоящий отец точно бы мог ответить на этот вопрос. Николай же ответа не знал, а оттого мучился.

 Отправлено: 04.11.10 01:32. Заголовок: Первые дни в Гельсин..

Первые дни в Гельсингфорсе Леля чувствовала себя примерно как котенок, которого новый хозяин принес в свой огромный дом и выпустил, ничуть не заботясь о том, что он при этом чувствует себя одиноким и потерянным, оказавшись в непривычной обстановке. В самом деле, она никогда не жила в таком большом особняке, как тот, что принадлежал графу Елагину. К их приезду открытым оказалось лишь одно крыло, но и в нем было больше комнат, чем в их с папой доме в Петербурге. А он всегда казался ей очень просторным. Ощущение собственной заброшенности у девушки усиливалось еще и тем, что стоял этот дом не в самом городе, а верстах в десяти от него. Бог весть, зачем Николаю Викторовичу понадобилось в свое время покупать именно это имение, а не, скажем, городской дом в довольно тихом и совсем не похожем на столицу Гельсингфорсе. Но теперь, оставаясь в нем по целым дням одна, окруженная небольшим количеством слуг, Лёля, в самом деле, чувствовала себя очень одинокой. Впрочем, жаловаться ей даже и в голову не приходило. К тому же, подобно тому самому котенку, по мере привыкания, она постепенно расширяла и ареал своего обитания в этом доме. Сначала целые дни проводила в своей спальне, выходя из нее лишь, когда Николай Викторович приезжал домой. Однако теперь немного освоилась. Первым делом, разумеется, разведала, где находится библиотека. Еще в отчем доме ей всегда нравилось проводить время именно в этой комнате. Там девушка ощущала какой-то особый уют и умиротворение. Здешняя библиотека, как и все прочие помещения, поражала размерами, а так же количеством томов. И последующие несколько дней, после того, как осмелилась туда пробраться, Оля, словно мартышка, скакала по лесенкам у стеллажей, рассматривая разноцветные корешки, в надежде найти что-то интересное для себя. Но в большинстве своем книги были вовсе не в ее вкусе. Удалось отыскать лишь несколько романов, да любопытный анатомический атлас, который девушка, после долгих сомнений – вдруг заметят и станут ругать? – все же тайком утащила к себе и несколько дней с любопытством рассматривала. Впрочем, даже это любопытство вскоре оказалось удовлетворено и делать стало вновь решительно нечего. А тут еще мрачная серая погода, как специально установившаяся сразу после их приезда. Целыми днями Лёля сидела на подоконнике, разглядывая подъездную аллею особняка, глядя, как косые росчерки дождя то и дело появляются на стеклах и думала лишь о том, что было бы, если бы папа был жив. Наверняка, они бы уже уехали теперь из Лозанны. Он обещал, что Рождество они проведут в Петербурге и именно там, на одном из балов, Оля и дебютирует по-настоящему. Если бы знать тогда… Нет, представлять, как бы это все было замечательно, было слишком тяжело. Она была дочерью профессора истории, а значит, наверняка знала, что эта наука сослагательного наклонения не терпит. Поэтому днем всячески старалась гнать прочь эти грустные мысли. Как? Да как угодно! От нечего делать, Оля даже попросила свою новую горничную, девушку из местных, с удивительно красивым именем Эстери или Эсси, как она сама себя называла, научить ее хотя бы немного финскому языку. И вскоре уже могла вполне связно сказать на нем несколько самых простых фраз. Гораздо тяжелее было ночами, когда самоконтроль Лёли ослабевал. Папа приходил к ней практически каждую ночь: садился рядом на краешек постели, брал за руку, улыбался нежно. И видения эти бывали так натуральны, что казались явью. И всякий раз, когда Лёля, счастливая, что все кошмарные события недавнего прошлого – жуткий морок, пыталась обнять его, прижавшись к груди, вновь вдохнуть родной запах папиного одеколона и табака, все заканчивалось. И бедная девушка вновь не могла сдержать рыданий. Но к утру ей чаще всего удавалось взять себя в руки. Она обещала графу Елагину вести себя идеально, стало быть, нужно было держать слово. Впрочем, в ту ночь все вышло по-другому…

 Отправлено: 09.11.10 20:42. Заголовок: В ту ночь, Николай в..

В ту ночь, Николай вновь услышал, как Леля плачет. И его терпению пришел конец. Сколько можно ждать, пока горе ставшей ему почти родной девочки смягчится? Сколько времени должно пройти, чтобы она перестала плакать по ночам, звать отца во сне? И сколько времени он вот так будет бродить под дверью ее комнаты, не зная, что делать?

Николай без стука отворил дверь, оказавшуюся незапертой, и вошел в комнату. Леля даже не почувствовала, что уединение нарушено, уткнулась лицом в подушку, наивно полагая, что она сможет приглушить ее всхлипы. Милая девочка делала все, чтобы не быть для него обузой и прятала свое горе, но разве можно заглушить свои слезы для того, кто сердцем улавливает их? Как бы ни было это странно, но Николай думал в последнее время о Леле все больше, несмотря на свою вечную занятость. Открещиваясь от нее в мире реальном, не было никакой возможности спастись от нее в мире мыслей и фантазий. Свеча почти догорела, и в причудливых складках одеяла ему оставалось лишь угадывать очертания ее тела. Поэтому он присел рядом очень осторожно, боясь, что может ненароком сделать ей больно. Девушка затихла, почувствовав его присутствие. Плакать она перестала, но продолжала лежать на животе, пряча в подушке лицо. Однако Николай уже успел запомнить, что после бурных слез цвет ее лица делался почему-то особенно нежным, а его черты расплывались, припухали и становились болезненно соблазнительными, даже несмотря на заплаканные глаза. Даже в темноте он видел перед собой этот оттенок боттичеллиевой розовости, эту яркую кайму вдоль воспаленных губ, эти мокрые, слипшиеся ресницы.

Николай положил руку ей на спину, тепло ее кожи ощущалось даже сквозь тонкую ткань ночной сорочки. И тут она, влекомая своими чувствами, бросилась в его объятия. И он вдруг остро почувствовал прикосновение ее, еще не оформившихся окончательно, почти детских грудей к своей собственной груди. Она прижималась к нему, цеплялась своими тонкими ладошками за его шею, а он шептал ей успокаивающие слова, чувствуя как вновь мутится рассудок от ее близости, и изо всех сил борясь с этими низменными помыслами. Укачивая Лелю, как маленькое дитя, Николай со странной тоской думал о том, что детство ее скоро кончится, и тогда он лишится возможности обнимать ее вот так, запросто. Скоро он будет лишен гладкого, как слоновая кость, ощущения вогнутой по-детски спины Лели под своей ладонью, этой клавишной скользкости ее кожи под тонкой сорочкой, ткань которой его рука заставляет сминаться и ездить вверх и вниз, пока он держит девочку в объятиях. Несомненно, взросление Лели лишит его также и возможностей оправдывать перед самим собой все эти тайные переживания, укрывая их фальшивыми доводами о стремлении всего лишь утешить ее...

Впрочем, блюстители морали могли быть спокойны, все это были лишь тщательно отгоняемые прочь мысли Елагина. Внешне ничто не могло бы смутить наивного ребенка в его руках. Поэтому Леля, успокоенная невинными ласками, а также добрыми словами мужчины, годящегося ей в отцы, вскоре и вовсе уснула. И лишь тогда Николай разжал объятия, уложил ее на кровать и укрыл одеялом, подтыкая его ей под ноги, дабы его маленькая девочка не замерзла и не проснулась от сквозняка в его отсутствие.

 Отправлено: 10.11.10 00:52. Заголовок: Неслышно отворившаяс..

Неслышно отворившаяся дверь в комнату, в самом деле, не привлекла внимания девушки, уткнувшейся лицом в подушку. И лишь когда матрац прогнулся под тяжестью тела Елагина, присевшего на край ее кровати, она поняла, что не одна в комнате. И на этот раз – рядом с ней вовсе не видение. Николай Викторович некоторое время тихо сидел рядом, по-видимому, не зная, что сделать, чтобы успокоить ее, но Лёля, и сама несколько растерянная столь неожиданным визитом, даже перестала плакать. И теперь замерла, по-прежнему не решаясь поднять головы от подушки, боясь взглянуть на Елагина, потому что понятия не имела, что он скажет и что сделает после этого. Возможно, станет ругать ее за эту неуместную истерику? Поэтому она просто лежала и ждала, что будет дальше. А дальше Николай Викторович вдруг ласково, но с какой-то неимоверной робостью, едва касаясь, погладил ее по спине. И было в этой незамысловатой ласке столько нежности, что Лёля вдруг, презрев стеснение – ведь она была неодета, в одной лишь ночной сорочке, но какое это теперь имело значение! – порывисто обхватила шею Елагина, прижимаясь к его груди, неловко утыкаясь носом в распахнутый ворот его сорочки. А он, видно растерявшись в первую минуту, судорожно вдохнул, но потом тоже обнял ее за плечи, прижимая к себе крепко-крепко, словно хотел спрятать от всех бед и горестей, и стал укачивать в руках, точно Оля была маленькой. И в эту минуту девушка почувствовала, как тепло прикосновений и слов, что Елагин шептал ей, буквально вливается внутрь нее, растапливая, разбивая проклятый ледяной панцирь, сковывавший ее душу все эти недели, поэтому она, кажется, вновь может дышать. Ее горе было все еще с ней – и навсегда с ней останется, но вынести его она все же сможет. Вернее, сможет видеть вокруг что-то еще, кроме своей беды. Почему это произошло именно сейчас, Лёля не знала. Но сейчас, в объятиях Николая Викторовича, она почувствовала себя вновь живой, а не куклой, жалкой внешней оболочкой, заполненной изнутри до краев одной лишь болью.

Оля и сама не поняла, как заснула у него в руках, однако это случилось. И, открыв глаза на следующее утро, первое, что она сделала – это села в постели, рассеянно озираясь по сторонам. Разумеется, Николая Викторовича в ее спальне уже не было. Наверное, уже давно уехал на службу, подумала про себя Лёля, и вдруг ее взгляд упал на маленький букет фиалок, перевязанных шелковой ленточкой, что лежал на прикроватной тумбочке. Записки рядом никакой не имелось, но ей она была не нужна: ведь цветы были совсем, как те, что Елагин преподнес ей к первому балу, там, в Лозанне. Но откуда – и главное, когда – он успел взять их теперь?! Сердце ее сжалось и затрепетало, но впервые за долгое время – радостно. Леля протянула руку и бережно взяла изящный букетик, а затем вдруг прижалась к нежным прохладным лепесткам губами и улыбнулась. Тоже впервые за долгое-долгое время.

Эсси, явившаяся на звук колокольчика, чтобы помочь ей одеться, тоже ничего не знала о том, как эти фиалки попали в спальню Лёли, но по улыбке, что пряталась в глубине ее глаз, девушка догадывалась, что плутовка что-то недоговаривает. А может, просто рада за свою юную госпожу. Ничего не добившись от Эстери, Оля, тем не менее, ничуть не расстроилась. Ну и ладно, пусть скрывают, если хотят, она-то все равно все знает!

Никому не доверив этой важной миссии, едва только с утренним туалетом было закончено, Лёля сама выбрала для фиалок вазочку – взяла маленькую, китайского фарфора, из тех, что стояли на каминной полке в гостиной, наполнила свежей водой и поместила букетик в нее. После чего поставила ее так, чтобы цветы все время попадали в поле ее зрения. Мало того, даже носила вазочку с собой всякий раз, когда покидала свои покои, думая о том, что, во-первых, ведет себя страшно глупо, а во-вторых – плевать на это! Потому что фиалки эти, верно, были какие-то волшебные: стоило девушке лишь взглянуть на них, как на ее губах расцветала улыбка. А еще она все думала о том, что бы такое приятное сделать в свою очередь для Николая Викторовича, чтобы выразить ему свою благодарность. И, наконец, решила, что приготовит ему что-нибудь вкусное – своими руками! Впрочем, единственное, что она умела – это бисквитный яблочный пирог с корицей.

Еще несколько лет назад, когда они были с папой в Лозанне, Лёля почти столько же времени, сколько в отцовской библиотеке проводила на кухне, наблюдая, как там священнодействует мадам Ариэль, большая мастерица печь всякие вкусности. Процесс этот, большей частью, казался девочке чем-то невероятно сложным. И она лишь однажды осмелилась спросить у пожилой француженки, возможно ли, например, ей хотя бы попробовать сделать что-либо подобное. На что мадам Сорель с радостью показала Оле, как делать самое несложное на ее взгляд лакомство – яблочную шарлотку. Их эксперимент имел успех, потому что папа, тоже тот еще сладкоежка, очень хвалил приготовленную дочерью выпечку. Теперь же мадам Ариэль рядом не было, поэтому предстояло все сделать самой. Да еще и преодолеть языковой барьер, объясняя кухарке Лиисе, которая ни слова не понимала по-русски, чтобы принесла ей все необходимые продукты. Но если тут ей могла помочь горничная, то кто мог помочь с тем, чтобы объяснить уже самой Эстери, для чего это ей вдруг понадобилось работать на кухне! К величайшему облегчению девушки, Эсси, если и удивилась такой причуде фрёкен Хельги, то ничуть не выказала этого. Поэтому весь процесс «приготовления к приготовлению», как и сам кулинарный подвиг Оли, прошли на удивление гладко и без осложнений. Примерно через два часа на кухонном столе уже стоял противень с румяной шарлоткой, заботливо прикрытой льняной салфеткой, которая, тем не менее, совершенно не препятствовала распространению по всему дому божественного аромата корицы, яблок и ванили. А исключительно гордая собой Леля вновь заняла свой наблюдательный пункт на широком подоконнике гостиной, из окна которого была видна подъездная аллея, с нетерпением ожидая возвращения графа Елагина домой со службы.

 Отправлено: 11.11.10 19:20. Заголовок: Суматошный день подх..

Суматошный день подходил к концу, а Николай все еще не знал, как быть с возобновившейся лихорадкой, которую ему удавалось раньше усмирять. Когда произошел первый приступ, он скоро очнулся, и думать о нем забыл. Второй приступ завершился связью с Софи в Ницце. Теперь был третий. Каждый из них был сильнее предыдущего, последствия его были заметней, периоды здоровья же становились все короче. Что он почувствует, когда увидит ее? Чем излечится после третьего приступа? С первого же дня встречи с этой девочкой, у него возникало слишком много непредвиденных вопросов.

Домой Николай входил так, словно добровольно отправлялся в пасть к дракону. И не просто так, а с целью изучить все чувства жертвы в тот момент, когда ее будут поедать. Результат оказался прямо противоположным. Судя по всему, это его собирались откармливать, видимо, перед поеданием. Во всем доме стоят удивительный аромат корицы, ванили и еще чего-то непонятного, но, должно быть, очень вкусного.

Леля, как обычно, вышла встретить его, затем пошла за ним в кабинет, где Елагин намеревался еще поработать до ужина, но девочка просто взяла его за руку и повела в столовую. Небеса не разверзлись. Николай не упал в обморок, воображение его было целиком и полностью во власти вкуснейшего аромата. Ужин был хорошим, впрочем, как всегда. Николай вглядывался в лицо Лели, которая заговорщически косилась на Эсси, но избегала смотреть ему в глаза. Видимо, боясь, что рассмеется, и выдаст тайну прежде времени, тем самым испортив сюрприз. И лишь когда настало время чая, Николай понял, каков был третий ингредиент того запаха, который он улавливал постоянно. В столовую внесли румяный яблочный пирог. Николай велел подать яство в кабинет, который, как он знал, облюбовала и Леля. Впрочем, он был с ней согласен. Столовая, хоть и звалась малой, но все же была слишком велика для двоих. К его приходу, в камине уже всегда горел огонь, глубокие французские кресла были удобны, безусловно, уютный кабинет куда более подходил для неторопливых чаепитий. В сюртуке было слишком жарко, и Николай, сняв, небрежно бросил его на кресло, стоявшее около письменного стола. И лишь удобно устроившись, они с Лелей принялись за десерт. Пирог был очень вкусный. Нежное тесто так и таяло во рту, как и слой вкуснейшей яблочной начинки – десерт выдался божественным. Николай наслаждался каждым кусочком, но не забывал наблюдать за Лелей, которая старалась незаметно наблюдать за ним. Девочка улыбалась довольной улыбкой, и у Николая начали закрадываться подозрения о том, кто именно был автором сего творения кулинарного искусства.

- Очень-очень вкусно! Просто божественно! Леля, ты должна обязательно попросить кухарку рассказать тебе, как печь такой пирог. Ни разу в жизни не ел чего-либо столь же вкусного. А еще лучше было, если бы ты как следует проследила за ней, вдруг она не расскажет тебе какого-нибудь секрета, – лицо девушки расплылось от удовольствия. От горячего чая на ее щечках заиграл нежный румянец, и Николай подумал, что должен бы почаще бывать с ней, ездить с ней на ярмарки и наконец, отвезти ее все же как-нибудь в Гельсингфорс. Он обрек девушку на одинокую жизнь в глуши финляндского леса, она целые дни проводит дома, никуда не выходя. Это слишком несправедливо по-отношению к ней.

 Отправлено: 12.11.10 01:16. Заголовок: Ждать Николая Виктор..

Ждать Николая Викторовича пришлось довольно долго. Последнее время он стал сильно задерживаться на службе, да плюс еще дорога до поместья от Гельсингфорса. Когда же граф все-таки появился на пороге дома, то Лёля, вышедшая, а вернее – выбежавшая ему навстречу в холл, успела заметить, что Елагин как-то напряжен. Впрочем, стоило им перекинуться парой слов, как все изменилось. Николай Викторович внимательно и с мягкой, чуть ироничной улыбкой слушал, как Лёля, торопясь, пересказывает ему все домашние новости сегодняшнего дня, пока лакей помогает ему избавиться от верхней одежды, потом она увязалась за ним в кабинет, куда граф пошел, чтобы отнести какие-то важные бумаги, что привез с собой. Там он частью убрал их в специальный железный шкаф, который закрывался на ключ – видимо, это было что-то особо важное, частью просто выложил на стол. Леля стояла, прислонившись спиной и затылком к косяку приоткрытой двери, и нетерпеливо раскачивалась на ней из стороны в сторону, мысленно удивляясь – неужели Николай Викторович не чувствует убийственных ароматов выпечки, разнесшихся по всему дому еще днем? А если чувствует, то почему хотя бы не спросит, что это так вкусно пахнет. Но он не спрашивал, мало того, еще заявил, что хотел бы закончить работу с парой документов прежде, чем подадут ужин. Но если Лёля уже проголодалась, то пусть ест, а он уж потом… И тут девушка не выдержала, оставила свои импровизированные «качели», подошла к примостившемуся за своим рабочим столом Елагину и решительно потянула того за руку, умоляюще глядя прямо ему в глаза:

- Нет, я не хочу ужинать одна, я специально ждала Вас, Николай Викторович! – отчего-то в последнее время она перестала называть его «дядей Николя», такое обращение внезапно стало казаться девушке неловким и каким-то чересчур детским. – Пойдемте со мной, ну, пожалуйста!

Мужчина посмотрел на нее немного удивленно, пожал плечами, но – подчинился! Лёля внутренне торжествовала, когда за руку вела его в столовую, где уже сервировали по ее приказу ужин. Что-то изменилось в их отношениях после того, что произошло накануне поздним вечером. Словно бы они, в самом деле, превратились в родственников. Какие-то нити, тоненькие, почти неощутимые, точно паутинки, постепенно связывали их. И ни Лёля, ни сам Елагин, наверное, не смогли бы пока объяснить природу этой связи, но для обоих было очевидно, что она существует.

Все время ужина девушка украдкой разглядывала его. Странно, она никогда прежде не обращала внимания на то, как граф, скажем, двигается, на его жесты, манеру сидеть, есть. Николай Викторович всегда казался ей очень красивым – нравился ей безумно чуть ли не с первого дня, как они познакомились. Но сейчас она, словно бы впервые видела его по-настоящему. Чувствовала его присутствие рядом с собой настолько остро, что даже немного бросало в жар, как тогда, на балу, когда его ладонь легла на ее талию в танце. Но теперь Николай Викторович сидел даже не рядом, а с противоположной стороны стола. Он особенно и не смотрел на нее, только, когда они о чем-то переговаривались, а Лёля все равно чувствовала этот жар. Лишь только, когда в очередной раз вошла Эсси, которая сегодня прислуживала им за столом, и с немного заговорщицким видом поинтересовалась, не угодно ли господам, чтобы подавали десерт, девушка невольно вынырнула из своих скрытых – как она надеялась – переживаний и ответила ей с улыбкой, что очень даже угодно. Когда внесли пирог, Николай Викторович предложил отведать его не здесь, в столовой, а прямо у него в кабинете. Лёле очень понравилась эта идея, немного отдающая хулиганством, ибо гувернантки с детства учили ее, что принимать пищу следует исключительно в столовой – за столом. Только с папой они иногда нарушали это железное правило, когда утаскивали в его кабинет десерт, чтобы предаться чревоугодию именно там – вкупе с другим «смертным грехом», чтением за едой. А именно, совместному разглядыванию иллюстраций в каких-нибудь книгах о путешествиях или же, действительно, чтению друг другу вслух, вприкуску с тортом или пирогами, до которых оба были большие охотники. Теперь Николай Викторович предлагал ей, фактически, то же самое. Ну и как же можно было от этого отказаться?

В кабинете Елагина она устроилась с куском пирога и чашкой чая в руках в одном из уютных глубоких кресел у камина. Николай Викторович сел рядом, в другое, поступив примерно так же со своей порцией пирога и чаем. Но перед тем снял с себя сюртук, закинув его в кресло около рабочего стола. Ничего особенного, но Лёля отчего-то не могла отвести взгляд от его высокой фигуры и непринужденной, но прямой осанки…

Наверное, Николай Викторович тоже был из породы сладкоежек, потому что он откровенно наслаждался десертом. А Лёля с удовольствием наблюдала, как выражение его лица, в начале вечера усталое и напряженное, теперь сменилось совершенно довольной и умиротворенной миной. Даже морщинка между бровями разгладилась!

Когда же он, наконец, заговорил, наступил момент Лелиного триумфа. Гордо вздернув подбородок, девушка сказала:

- Боюсь, что это Лиисе, придется выведывать секреты у меня, а не наоборот! Этот пирог испекла я сама, мадам Ариэль меня научила. Рада, что Вам понравилось, ведь мне так хотелось сделать Вам что-нибудь приятное, - Елагин смотрел на нее с нескрываемым восхищением, и Оля улыбнулась ему. – Спасибо за цветы. Они просто замечательные. И я сегодня весь день на них смотрела и думала о Вас, - тут она внезапно осеклась и потупилась, понимая, что сказала лишнего. Впрочем, Николай Викторович, кажется, ничего странного в ее словах не заметил, увлеченно дожевывая уже второй кусок шарлотки.

Это был замечательный вечер, однако и он подошел к концу. Часы пробили десять раз и Елагин, еще раз поблагодарив Лелю за ее кулинарное искусство и приятную компанию, не без смущения проговорил, что ему все же нужно закончить со своей работой. И Лёля ничуть не обиделась на него за такую прямоту. К этому моменту Николай Викторович уже переместился за свой рабочий стол. И, прощаясь с ним на ночь, девушка осмелилась еще на одну вещь, которой прежде не сделала бы. Подошла к Елагину, чуть робея, склонилась к нему и, едва коснувшись кожи губами, поцеловала замершего мужчину в щеку:

- Спокойной ночи, - проговорила она тихо, развернулась, и было сделала шаг в сторону двери, но тут под подошвой ее туфельки, утопающей в длинном ворсе персидского ковра, ей почувствовалось что-то постороннее. Быстро взглянув под ноги, девушка увидела, что наступила на что-то маленькое и блестящее. Вещица эта валялась рядом с ножкой стола и была почти незаметна, все из-за того же ворсистого ковра. – Ой, что это?! – Леля присела на корточки, подняла украшение с пола и принялась рассматривать. «Это» оказалось маленьким изящным золотым кулоном, машинально нажав на кнопочку, Леля открыла его и увидела внутри эмалевую миниатюру – портрет молодой и очень красивой белокурой дамы. Непонятно как, но в одно мгновение догадавшись, кто эта красавица с нежной и чуть застенчивой улыбкой, девушка резко захлопнула створки кулончика, положила его на стол перед Елагиным и поспешно выбежала прочь из его кабинета, не сказав более ни слова...

 Отправлено: 13.11.10 22:26. Заголовок: Николай предполагал,..

По реакции девушки на свои слова, Николай предполагал, что Леля имеет некое отношение к приготовлению этого пирога, но уверение, что она испекла его без сторонней помощи, действительно, произвело на мужчину впечатление. Ему хотелось как-то выразить свое восхищение, в конце концов, никогда ранее никто не готовил специально для него. Наверное, это и есть – настоящая семья.

- Что - сама? Тесто, начинку, не знаю, я в этом не разбираюсь… сама?! – Леля гордо кивнула, но подробностей рассказывать не стала. Неужели, хранила секрет и от него? Это было… мило. Она вообще оказалась милой девочкой, и так отнеслась к его маленькому подарку! Не забыла поблагодарить. Не хотелось прерывать это семейное чаепитие, но он должен был подготовить несколько важных документов уже к утру. Заниматься делами было совершенно невозможно, когда пирог стоял перед ним и издавал убийственно аппетитный запах. Совершенно не хотелось думать о делах и когда Леля сидела рядом с ним. Николаю ни разу не встречался человек, у которого была бы такая выразительная мимика, лицо ее постоянно изменялось, передавая миллионы оттенков чувств и мыслей, царящих в ее голове. Ему нравилось наблюдать за ней. Он придумал для себя игру – смотреть на Лелю и догадываться, что она скажет в следующую секунду. Иногда его прогнозы оправдывались, но чаще – нет. Однако это ни капли не огорчало Елагина, немного терпения и практики, и он сумеет понимать ее также хорошо, как это умел делать Лешка.

Когда оттягивать время дальше стало невозможно, он смущенно признался Леле, что вынужден еще кое-что сделать по работе. Она проявила чудеса такта и догадливости, удивительные для ее возраста. Ничуть не обиделась, напротив, понимающе улыбнулась, подошла к нему, чтобы пожелать спокойной ночи и поцеловала в щеку. Поцелуй был быстрым, легким, но тем не менее, Николай ощутил странное волнение. Впрочем, Леля сама тут же отстранилась и направилась к двери. Николай сделал вид, будто бы ничего не произошло, и его ни капли не удивила ее детская ласка, принялся вчитываться в текст первого же попавшегося листа, хотя спиной ощущал ее присутствие. Как назло, Леля замешкалась, ему хотелось обернуться, но Николай не решился проявить своего внимания к ней, хотя это было бы так естественно. Он боялся, что Оля может расценить это, как нечто обидное, будто бы он проверяет, ушла она или нет, будто она ему мешает. Он не хотел, чтобы девушка чувствовала себя лишней, но в данный момент ее присутствие действительно мешало. Четвертый приступ произошел гораздо раньше, чем он мог предполагать.

Леля же, оказывается, вовсе не из праздного любопытства задержалась в кабинете. Николай не видел, но предположил, что она заметила что-то на полу. И действительно, вскоре она удивленно ахнула, он услышал щелчок и обернулся. Ольга держала в руках открывшийся медальон и рассматривала портрет Марины. Он постоянно держал при себе эту миниатюру, хотя уже давно не открывал. Но расстаться с этой маленькой безделушкой было сложно, стоило забыть ее дома, и он мучился весь день, даже чувствовал угрызения совести, будто бы сделал что-то плохое. Пренебрег чем-то очень дорогим. Как вышло, что Леля нашла его на полу? Скорее всего, медальон вывалился, когда Николай небрежно бросил свой сюртук в кресло. Просто выпал из кармана, а теперь Леля жадно разглядывала черты той, кто прежде была Николаю дороже жизни. Впрочем, Марина и сейчас обладала над ним властью. Сложно забыть любовь всей своей жизни, пусть воспоминания уже и не доставляют болезненных ощущений, но вырвать их из сердца, забыть большую часть своей жизни просто невозможно.

То, что произошло далее, Николаю было совершенно непонятно. Леля, с несвойственной ей резкостью и даже злостью, вдруг захлопнула маленькую крышечку, нервно положила медальон на стол перед Николаем с таким видом, будто уличила его в чем-то постыдном, будто он виноват перед ней, и убежала к себе в комнату. Он же аккуратно взял принадлежавшую ему вещицу, провел по ней рукой, спрятал в карман жилета и попытался сосредоточиться на смысле лежащих перед ним документов. При этом Николай все еще пребывал в некоторой растерянности, и никак не мог придумать оправдания поведению Лели. Можно подумать, что она его ревнует. «Какая чушь!», - подумал он и погрузился в работу, решив, что не станет упрекать Лелю в несдержанности завтра.

 Отправлено: 14.11.10 21:05. Заголовок: Лёля еще и до комнат..

Лёля еще и до комнаты своей добежать не успела, а чувство жгучего стыда за нелепое поведение там, в кабинете Николая Викторовича, уже жарким пламенем опалило ее щеки. Ну, что за идиотка такая?! Теперь он станет думать о ней бог весть что. А еще хуже – догадается, что ее внезапная вспышка означает на самом деле. Что будет в этом случае, Лёля и представить боялась. Верно, граф Елагин сочтет, что она с ума сошла! А она и сошла, определенно сошла, если думает, что он когда-нибудь сможет испытывать к ней какие-либо чувства, кроме отцовских. Чему свидетельством – все его поступки и поведение с ней.

Девушка замерла перед зеркалом, пристально вглядываясь в свое отражение. Раньше она никогда не задумывалась о том, красива ли внешне. Нет, конечно, ей приходило в голову, что она вполне симпатична. Однако ведь мало ли, что мы думаем о себе сами? Не менее важно иногда услышать подтверждение собственной привлекательности и от сторонних наблюдателей. Однажды Лёле показалось, что она видела это в глазах Елагина – когда она вошла в папин кабинет перед тем балом. И потом, в течение того вечера – еще несколько раз ей казалось, что Николай Викторович смотрит на нее не просто, как на дочку своего лучшего друга, маленькую девочку. Но потом он вновь становился просто «дядей Николя», и Лёля терялась в догадках и мучилась еще сильнее, не зная, как к этому отнестись и что сделать, чтобы привлечь его. Впрочем, все это было еще до того, как случилось несчастье с папой. А после того, как это произошло, ей было вовсе не до мыслей о собственной привлекательности и о том, какова природа чувств Николая Викторовича. Тогда ей просто хотелось, чтобы он был рядом – и он был. В какой же момент ей вновь стало этого мало? А Елагин, по-прежнему словно бы отказывался понимать, что она выросла, что очень опасно вести себя с ней подобным образом, что в ее возрасте так легко принять человеческую симпатию, простую привязанность за нечто большее. И тогда – не избежать страданий. Разумеется, страдать придется вовсе не ему. Разве может прийти ему в голову, что, сам того не ведая, он заставил влюбиться в себя глупую девчонку? Тем более, если в сердце его все еще живет любовь к той красавице с ласковой улыбкой, что изображена на миниатюре.

За давностью времени, Лёля почти забыла про тот подслушанный однажды разговор между папой и графом Елагиным, когда он признался своему другу в том, что много лет любит жену своего младшего брата. Собственно, Николай Викторович и потом вел себя, как человек, сердце которого вполне свободно. Во всяком случае, в представлении Лёли. Ведь не станет же влюбленный мужчина искать отношений с другой дамой? Как же тогда относиться к его роману с мадам Софи Парментье в Ницце? Лёля и сейчас еще частенько вспоминала то, что довелось увидеть в той хижине на пляже, а так же последующие весьма сбивчивые пояснения Елагина на этот счет. Кстати, странно, что он не отругал ее тогда за столь неуместное любопытство и даже вообще – то, что взялся что-то ей пояснять. Теперь он тоже был достаточно спокоен. Вот только сама Лёля покой, кажется, окончательно потеряла. И дело было как раз в том, что в этот раз Елагин ничего ей рассказывать не стал – молча забрал медальон и дал ей уйти восвояси. Словно бы это было слишком интимно для того, чтобы что-то объяснять. Или же это просто потому, что он считает ее слишком маленькой, чтобы понять?

Горестно вздохнув, девушка показала своему отражению в зеркале язык и дернула за шнурок колокольчика, которым вызывали слуг. Вскоре пришла Эсси, которой было очень любопытно, как господин граф отнесся к кулинарному искусству своей подопечной. Рассказывая ей об этом, пока горничная помогала ей переодеться ко сну, Лёля так увлеклась, что даже забыла о своих переживаниях.

- Господин Елагин – очень хороший человек, - улыбнулась Эстери, выслушав весь ее рассказ. – И мне кажется, он вас очень любит, фрёкен.

- Что?! – Оля удивленно и испуганно взглянула на горничную, которая словно бы каким-то мистическим образом проникла в ее недавние мысли.

- Конечно же, любит, он был такой одинокий, пока здесь не появились вы. И очень грустный. А теперь он часто улыбается. Да мы все здесь, как будто проснулись, когда вы приехали! – больше Эсси ничего не сказала, и объяснять уже сказанное не поспешила, пожелала спокойной ночи и ушла к себе, оставив Олю размышлять, что же именно она имела в виду. Впрочем, по всему выходило, что речь Эстери вела все о той же родительской привязанности…

На другое утро девушка проснулась раньше обычного, но Николай Викторович уехал в Гельсингфорс еще раньше. Так что впереди был вновь одинокий день в ожидании, когда он вернется со службы. Лёля слонялась по дому, болтала с Эстери, которая уже успела стать для нее здесь родом компаньонки, читала, немного поиграла на фортепиано. Играла она плохо, поэтому, если и развлекалась таким образом, то всегда без посторонних слушателей. Наконец, к полудню уже думала о том, чтобы пойти немного подремать у себя в комнате, но вдруг увидела в окно, что к дому их подъехала какая-то повозка с двумя парнями, на вид – простыми крестьянами или работягами. А на заднем сиденье повозки находилось нечто большое и прямоугольное, тщательно завернутое в какие-то холстины и перевязанное веревкой. А еще через пару минут бравые молодцы уже стучались в дверь холла. И вскоре уже один из них что-то бойко объяснял по-фински их дворецкому Ниеминену. Выслушав его до конца, тот обернулся к Лёле, удивленно взирающей с лестничной площадки на все происходящее, и с сильным акцентом пояснил, что эти двое – грузчики, они привезли картину, давний заказ господина Елагина у одного из художников в городе.

- Ну, так пусть несут сюда, раз привезли! – весело откликнулась девушка, спускаясь по лестнице вниз. Николай Викторович ничего не говорил ей об этом. И теперь Ольге казалось, что это какой-то новый сюрприз, который граф решил ей сделать.

Она едва дождалась, пока грузчики уедут, чтобы приказать немедленно освободить произведение искусства от защищающих его оболочек. Ей, в самом деле, не терпелось увидеть, что же там изображено. Но когда, наконец, все тряпки и веревки были убраны, девушка подумала о том, что лучше бы ее в этот момент здесь не было. Это и верно, был большой сюрприз. Привезенная из Гельсингфорса картина оказалась огромным парадным портретом… все той же мадам Елагиной. Лёле начинало казаться, что эта женщина ее преследует…

 Отправлено: 16.11.10 22:27. Заголовок: И вновь Николай отвл..

И вновь Николай отвлекался на службе, был рассеян и невнимателен. Снова его мысли были полны воспоминаний о Леле, но на этот раз воспоминания были иного рода. Воспитание – дело сложное, и, как понял Елагин, он пока еще был в этом деле профаном. По дороге домой, он зашел в книжную лавку, где купил новую книжку о мифах и легендах Финляндии - для Лели, а для себя взял брошюру под названием «Как воспитать дочь». Раскрыв занимательную книжицу, Елагин начал читать с первого попавшего на глаза места. «Вы должны воспитывать свою дочь в строгости и страхе…» - говорилось в сем произведении. Воспитывать Лелю в страхе Николай не собирался, да и строгостью характера не отличался. В этот момент у него зародились первые сомнения по поводу выбранного просветительского труда. Он пролистал еще несколько страниц и снова принялся за ознакомление с принципами воспитания дочери: «Порка - самый эффективный метод воздействия…», в эффективности порки Николай не сомневался, но решил, что в случае с Лелей время столь страшного наказания еще не пришло, и видимо, вряд ли придет ввиду благоразумия девочки. Но все же решил прочесть еще несколько строк: «Если девочка продолжает упорствовать в своих заблуждениях, следует лишить ее ужина, а поутру, если не станет покорной, и завтрака, а потом придерживаться этого метода далее до тех пор, пока она не осознает греховность своего поведения». Николай вздрогнул. Это что же должен сделать ребенок, чтобы подвергнуться таким наказаниям? Какая греховность? Леле всего пятнадцать лет, если и стоит искать греховность, то явно не в ней!

- Издевательства какие-то! – воскликнул Николай и выбросил книжку в окно экипажа. Ему стало страшно даже представить, о чем будет идти речь далее. Однако время в дороге домой пролетело скорее, чем он предполагал.

Сегодня Леля его не встретила, как обычно. «Вероятно, стыдится своего поведения вчера, и теперь боится, что я сержусь на нее», - решил Николай и в который раз пообещал себе быть с ней мягче. Он уже успел заметить, что Леля каждый свой промах в общении с ним воспринимает слишком трагически. «С отцом ей было легче, она спокойно относилась к этому, ибо и Лешка не был идеальным. К тому же, легко не замечать и прощать недостатки своих родных». С ним же девушка, хоть уже и стала держаться свободнее, но до полного признания его родным человеком еще было явно далеко.

Николай не стал звать ее с порога, а осведомился у Ниеминена, где пребывает его тютар. Дворецкий заулыбался, ему крайне нравилось, когда Николай вставлял в свою речь финские слова. Выведать у него, как в Финляндии называют молодую незамужнюю девушку, Николай так и не смог. Уж очень удивлялся дворецкий, к чему такая официальность, если Леля – тютар Елагина, то есть дочка. Обсуждать степень своего родства с Лелей Николай с прислугой не стал. Впрочем, и прав был Ниеминен, Леля действительно, стала ему дочерью. Но сейчас она была почему-то в гостиной, и вовсе не торопилась встречать Елагина со службы.

Николай вошел в гостиную и обомлел. Взгляд его первым же делом упал на портрет Марины, который он давным-давно заказал в Гельсингфорсе. Он и сам не ожидал, что художник может быть таким мастером. Казалось, что Марина смотрела ему прямо в глаза, и светились в ее взгляде и нежность, и мягкость, и женская вкрадчивость. На мгновение у Николая даже дыхание сбилось. Наконец, он смог отвернуться, чтобы выйти из комнаты переодеться в домашнее и только тогда заметил Лелю. И она снова показалась ему совсем чужой, этаким хищным зверьком. Казалось, если он протянет к ней руку, то девочка просто зашипит в ответ. Елагин осторожно ей улыбнулся и поздоровался. Вопреки опасениям, ее голос был, как и всегда, очень мелодичен и чист, ничуть не походя на шипение. Вот только в интонациях слышался непривычный сарказм и обида. За что на этот раз?

 Отправлено: 17.11.10 02:07. Заголовок: Почти весь остаток в..

Почти весь остаток времени до возвращения графа Елагина, Леля провела в гостиной, куда внесли злополучный портрет. Девушка уже раз десять успела пообещать себе, что не станет больше рассматривать его, но картина словно бы обладала магической силой, постоянно притягивая к себе взгляд из любой точки комнаты. Наконец, Оле начало мерещиться в этом что-то мистическое и даже стало немного не по себе. Впрочем, она сейчас готова была поверить в любую мистику, только бы не думать о том, что все последние часы ее буквально сжигает изнутри жгучая ревность к той, которая таким вероломным путем напомнила о себе и своем незримом присутствии в жизни этого дома. Ровно так же, как и в сердце у его хозяина – в этом Лёля имела превосходный шанс убедиться накануне вечером, когда обнаружила медальон с изображением графини Елагиной. «Что же это за женщина такая?! – ревниво рассуждала она, в тысячный раз находя незначительный повод зайти в гостиную и вглядываясь в безмятежное лицо на портрете. – Чем можно привязать к себе мужчину – чужого! – настолько, чтобы он не находил в себе сил забыть о тебе, даже, когда у него нет никаких шансов? Или есть?!»

В конце концов, растравив себе душу подобными мыслями и приписав несчастной и ничего о том не ведающей Марине Антоновне все смертные грехи, Леля, в самом деле, превратилась в подобие кусачего и ехидного зверька, готового наброситься на всякого, кто посчитает возможным сейчас к ней обратиться. Демоны ревности впервые проникли в ее душу и чувствовали себя там сейчас, как дома, хотя внешне заметить, что что-то с ней не так, мог бы только очень внимательный наблюдатель. Впрочем, Николай Викторович всегда отличался изрядной проницательностью, наверное, именно поэтому сразу ощутил в ней перемену. Но обратился он к ней далеко не сразу, как появился в гостиной. Вероятно, портрет, на который Елагин наткнулся взглядом, едва вошел, ошеломил и его. На мгновение он застыл возле него, но быстро овладел собой, заметив, что в комнате не один, посмотрел на девушку и поздоровавшись, спросил, как прошел ее день. «Ужасно! Чудовищноотвратительномерзко!!!»

Лёля закрыла книгу, в которую до того тупо пялилась минут тридцать, изображая процесс чтения, с трудом сдержав себя, чтобы не захлопнуть ее изо всех сил, а потом не шваркнуть об стол со всего размаха, посмотрела на Николая Викторовича и даже, кажется, мило улыбнулась ему:

- Спасибо, граф, день прошел просто замечательно. Поверите ли, я весь день рассматривала Ваше новое приобретение, - верно, ей не слишком удалось скрыть нотки сарказма в своем голосе, потому что во взгляде Елагина мелькнуло удивление. Он поинтересовался, чем же именно ее привлек портрет, вновь ни словом не обмолвившись о той, которая на нем изображена, ничего не объясняя, и тут уж все ее тщательно сдерживаемые до того эмоции, наконец, обрели свободу. – Да тем, Николай Викторович, что мне этот портрет кажется весьма заурядным и не заслуживающим того, чтобы выставлять его в главной комнате дома. Я же верно поняла, что он предназначен для гостиной? – видно, потрясенный ее нахальством, Елагин лишь кивнул в ответ. – Так вот, - продолжила Лёля, вставая со своего места и подходя к Николаю Викторовичу, а также к ненавистной картине поближе. – Я не понимаю, как можно вешать в главной комнате дома такую, уж простите, безвкусную мазню? А рама?! Боже, да кто же это изготовил такое? Не знаю, право, граф, мне кажется, что для гостиной можно было найти что-нибудь получше. Или же заказать портрет у более талантливого художника! – Лёля презрительно фыркнула и демонстративно отвернулась, всем видом показывая, насколько глубоко уязвлено и оскорблено ее эстетическое чувство.

 Отправлено: 17.11.10 15:06. Заголовок: Волна раздражения по..

Волна недовольства поднималась в душе Елагина. Бог видит, он старался быть терпеливым. Леля продолжала нести несусветную чушь тоном обиженного капризного ребенка. И как это иногда с ним бывало, чаша терпения наполнилась до краев, и опрокинулась вся, одним махом. Уже не сдерживая своих эмоций, Николай рявкнул, чтобы она замолчала и слушала его внимательно. Как только девушка умолкла, надув от возмущения губки, видимо, нечасто она встречала сопротивление своим желаниям, он продолжил уже более тихим голосом, в котором, однако, слышалось раздражение.

- Художник прекрасен, сходство удивительное, уж поверь мне. Единственный недостаток этого портрета, что он не движется, не говорит, не дышит. Все остальное – абсолютная копия. Рама тебе не нравится? Отлично, ты сама выберешь подходящую, но вот что, дорогая моя Леля, не смей более разговаривать со мной в таком тоне! Я не собираюсь потакать каждой прихоти капризного ребенка, бросаться исполнять твои желания, едва лишь ты топнешь своей маленькой ножкой.

Но, вопреки инстинкту самосохранения, Леля не вняла его советам и продолжала настаивать, что портрет не подходит для гостиной, что он слишком велик, что не вписывается в комнату по цвету, выдумывая все новые и новые недостатки. Закончилось же все тем, что она объявила, будто бы у художника плохо поставлена рука, и оттого лицо модели выглядит слишком мягким. И в этот момент Николай пожалел, что выкинул брошюру, посвященную воспитанию дочери, даже не успев запомнить имя автора. Очень пожалел.

- Ольга, сейчас же отправляйся к себе в комнату. Ужин тебе принесут туда. Я не желаю, чтобы целый вечер меня учила дурно воспитанная девчонка.

А тем временем Ниеминен неслышно вошел в гостиную и осведомился, что господа решили делать с портретом.

- Скажи, чтобы его перенесли ко мне в спальню. Пока Ольга не выберет раму, которая придется ей по вкусу, он будет храниться там, – Николай не понял, какая муха укусила Лелю, и почему она разрыдалась именно в этот момент. Но произошло именно так - она развернулась, и бегом бросилась в свою спальню. Николай услышал, как хлопнула дверь, казалось, от этого звука сотрясся весь дом. Удивительно, как он вообще не сложился, словно карточный домик. Елагин шумно выдохнул и пошел в столовую, где отобрал самые вкусные кусочки кушаний, поданных к столу, и велел отправить их Леле в спальню. Его так и подмывало последовать совету автора все того же педагогического трактата и лишить-таки ее ужина, но все-таки, Николай решил, что это было бы варварством по-отношению к ребенку, даже к такому несносному, каким оказалась его воспитанница. Хуже всего было то, что он никак не мог придумать оправдания ее странному поведению. С какой злостью Леля бросила ему медальон вчера, как яростно сегодня поносила этот портрет! У Николая уже стало появляться неприятное впечатление, будто Леля ненавидит именно Марину. Но чем могло это быть вызвано, разве их что-то связывало в жизни, чтобы возникла такая неприязнь? И у кого?! У Лели, которая была сама доброжелательность, воспитанность. До сих пор Николай ни разу не замечал в ней этой глупой злости, даже... ревности. И тут Николая осенило! Черт, да все дело же действительно в ревности! Она просто боится потерять его, как потеряла отца. Думает, будто он, любя другую женщину, забудет о ней, бросит совсем одну. Всего лишь ревность несчастного ребенка, защищающего себя и свой мирок от окружающего мира. Это Николай мог понять, а поняв – объяснил себе и успокоился. Нет, он не собирался отказываться от уже назначенного наказания для нее. Леля в любом случае должна раз и навсегда уяснить, что истериками не сможет добиться ни покорности, ни понимания, ни уважения с его стороны. Так грубо собой манипулировать он не позволит. Вот только, как бы объяснить себе теперь еще то, почему так болезненно защемило сердце, когда проходил мимо двери в ее спальню, и услышал, как горько плачет девочка. Ей-богу, у Елагина в тот момент у самого чуть слезы на глазах не выступили, но он к ней так и не зашел.

На другой день Николай проснулся рано утром, когда Леля еще спала. Он предполагал, что уснула она совсем недавно, так как, наверняка, прорыдала всю ночь, сетуя на свою тяжелую судьбу. Но ничего, сегодня-то они помирятся. К тому же, он совсем забыл отдать ей книжку, купленную накануне. И теперь она лежала у него на тумбочке возле кровати. Повертев ее в руках, Николай минуту подумал, а потом взял перо и быстро написал на развороте: «Леле от Николая Викторовича, в знак примирения». От свечи, стоявшей на секретере слишком близко, перо загорелось. Николай неловко взмахнул рукой, и комната погрузилась в темноту. Светало теперь поздно, и всего на несколько часов. Почти на ощупь, он пошел вглубь комнаты за спичками и пребольно ударился ногой о раму стоящего на полу портрета. Может быть, Леля была не так уж и неправа. Рама действительно великовата. Иногда в своем стремлении к приобретению лучших вещей, он, как и все мужчины, допускал промахи. Выругавшись сквозь зубы, Елагин поджал ногу и потер ушибленную ступню. После чего все-таки нашел спички, и вновь зажег свечу. За завтраком он приказал перенести портрет в одну из закрытых комнат, чтобы избежать травм в будущем.

 Отправлено: 18.11.10 00:24. Заголовок: Так уж вышло, что ни..

Так уж вышло, что никто и никогда не повышал на Лёлю голоса. Никто и никогда: представить, чтобы это сделал папа, было просто физически невозможно, а чужих людей в их окружении было не так уж много. И общение с ними никогда не выходило за рамки светско-любезного тона. Граф Елагин тоже прежде казался ей совершенно невозмутимым. Порой, даже слишком. И вот – он кричит на нее, словно на дворовую девку, да еще и смотрит так сердито… Лёля осеклась и испуганно замолчала, ее длинные ресницы нервно задрожали.

Видимо, догадавшись, что перегнул палку, Елагин тотчас же снизил градус эмоций, заговорив гораздо тише. Но слова его по-прежнему звучали очень сухо, даже жестко. И девушке потребовалось несколько минут, чтобы осознать в нем эту перемену. Однако принимать ее она вовсе не собиралась.

Наверное, скажи ей кто об этом, мадемуазель Черкасова стала бы непременно отрицать такое сходство. Тем более что проявилось оно всерьез, пожалуй, впервые в жизни. Однако, как известно, в жилах ее, помимо крови вдумчивого и спокойного профессора истории, текла ровно половина той, что принадлежала драматической актрисе. Оля почти не помнила матери, а потому, если бы и могла сейчас анализировать свое поведение, все равно вряд ли признала возмущение, вспыхнувшее в ответ на слова Елагина, за проявление бурного сценического темперамента.

Значит, решил перевоплотиться с ней в сердитого папашу? Наигрался в любезность?! Конечно, стоило ей только перестать изображать из себя ангела небесного, стать ненадолго самой собой – обыкновенной, так терпение сразу и иссякло!

И не подумав свернуть дискуссию, Лёля продолжала нападки на неизвестного ей художника, который, от столь частого упоминания его скромной персоны в последние несколько минут, должен был уже задохнуться от приступа икоты, если верить соответствующей народной примете. Критике подверглось все – его манера держать кисть, класть мазки, передавать светотень… И плевать, что Оля почти ничего в этом не понимала! Елагин теперь смотрел на нее с нескрываемым изумлением – такой Лёли он тоже прежде не знал, но и на это ей тоже было плевать! Пусть думает все, что хочет, а свое мнение она выскажет! Лишь появление Ниеминена, даже среди живущих в их доме финнов славящегося своей невозмутимостью, смогло охладить эмоции, бушевавшие в гостиной. Ругаться в присутствии прислуги – дурной тон. Даже сейчас Леля это понимала, а потому резко замолчала. Дворецкий, тем временем, как ни в чем не бывало, спокойно спросил Елагина, куда граф намерен поместить свежедоставленный предмет искусства. И тут со стороны Николая Викторовича последовало целых два болезненных удара. Первый – по раненому ревностью сердцу Оли, когда выяснилось, что портрет Марины Елагиной будет неопределенно долгое время стоять в спальне графа, иными словами, постоянно находиться у него перед глазами. И второй – по ее самолюбию, когда Елагин велел Лёле, отправляться в ее комнату, словно ребенку детскую. И неизвестно, что задело ее сильнее. Однако именно после этих слов, слезы брызнули из ее глаз, и с воплем: «Вы мне не отец, чтобы приказывать!» - Леля вылетела пулей из гостиной, со всей силы хлопнув сперва дверью этой, а потом – уже своей собственной комнаты так, что аж побелка посыпалась.

Оказавшись у себя, она рухнула на постель, уткнувшись носом в подушку, и всласть разрыдалась, колотя ни в чем не повинную постельную принадлежность кулачками. Целая гамма эмоций сейчас бушевала у нее внутри. Вполне взрослая ревность влюбленной женщины, обманутой в своих надеждах, обида избалованного, ни в чем никогда не знавшего прежде отказа, ребенка, жгучий стыд за то, что выставила себя в таком глупом виде перед ним… Плакала Оля долго и громко, втайне надеясь, что Николай Викторович вновь придет, чтобы успокоить ее. Однако он не пришел. И в этом было еще одно его коренное отличие от папы, который бы никогда не оставил ее рыдать вот так, безутешно. Не раз и не два, вроде бы совсем уж иссякнув, поток слез вновь вырывался наружу с новой порцией рыданий. И теперь уже она и сама не знала, отчего плачет, но все равно плакала. Впрочем, к утру, окончательно истощившись душой и телом, Лёля все же заснула.

Проснулась чуть не к обеду. Оля любила поспать и здесь ее никогда не будили рано, но в этот раз даже свой рекорд ей удалось превзойти. И при этом – не сказать, чтобы выспалась. Голова противно болела, лицо, отразившееся в зеркале на комоде, выглядело бледным, а глаза – с припухшими веками. Чудовище, одним словом. Ну и пусть! Для кого ей тут хорошо выглядеть?!

Эстери, явившаяся на звук колокольчика, ни словом, ни взглядом не отреагировала на то, что фрёкен опять вздумалось спать в платье. Впрочем, возможно, во взгляде Оли было что-то такое, что заставило и без того не слишком разговорчивую финку, воздержаться от любых комментариев на этот счет. Умывшись, переодевшись, но отказавшись от еды – аппетита не было совершенно, девушка выбралась из своей комнаты и бесцельно пошла по дому, рассчитывая найти себе какое-нибудь увеселение. Спустя несколько часов, в очередной раз проходя мимо спальни Николая Викторовича, она почему-то вспомнила его слова о том, что портрет теперь будет стоять здесь, и не смогла удержать глубокого вздоха. Внезапно ей захотелось войти туда, чтобы посмотреть, исполнил ли он свою то ли угрозу, то ли обещание. Разум твердил, что это глупо, неприлично – и вообще, что будет, если ее там застанут, но рука уже уверенно взялась за ручку двери и повернула ее, проверяя, заперта ли комната. Замок был открыт. Но Лёля все равно еще некоторое время боролась с собой, в нерешительности замерев перед входом в комнату Елагина. В конце концов, как у всякой истинной женщины, независимо от возраста, любопытство победило здравый смысл. Ничего страшного, она войдет всего лишь на минутку!

Неслышно приоткрыв дверь, девушка скользнула в спальню и первым делом огляделась по сторонам. Портрета нигде не было! Сперва не поверив глазам, Леля еще раз внимательно окинула взглядом комнату, но трудно было бы не заметить в ней огромное, чуть не в ее рост, полотно в массивной раме. «Ну не под кровать же он его велел положить?» - мелькнуло у нее довольно странное предположение, которое Лёля все равно проверила, заглянув и под большую кровать, занимавшую почетное место в центре спальни. После чего, сполна осознав всю глупость своего поведения, даже немного смутилась. Но вместе с тем – и возликовала в душе. Что бы ни говорил вчера, Елагин все равно сделал так, как хотелось бы ей, Лёле! И уже за это девушка готова была простить ему вчерашний выговор. Да что там, уже простила!

Что же, теперь, казалось бы, ей было самое время, торжествуя, удалиться восвояси. Но Лёля отчего-то не торопилась этого сделать. Дело в том, что стоило девушке удовлетворить свое первоначальное любопытство, как ее с головой накрыла новая его волна. Ведь, за все время, которое тут прожила, она еще ни разу не заходила в личные покои Елагина. Тем более – в его отсутствие. И теперь, раз уж так вышло, что она здесь, то почему бы и не осмотреться? По-прежнему передвигаясь на цыпочках, она тихо прошлась по комнате, заглянула даже в ванную, где на туалетном столике лежали бритвенные принадлежности Елагина – опасный «Золлинген», тускло поблескивающий сталью своего лезвия и золотом рукоятки, еще влажный помазок, емкость для мыльной пены и кусок душистого мыла, лежащий тут же неподалеку. Рядом стоял початый флакон кельнской воды. Ольга осторожно взяла его в руки, приоткрыла фигурную крышечку и провела ею по запястью, вдохнув затем знакомый аромат, легко прикоснулась кончиком пальца к острому краю бритвы… Она понимала, что поступает сейчас дурно. Но было что-то очень интимное в том, что она сейчас чувствовала. Сладкое, запретное и совершенно необъяснимое одновременно. То, что заставляло сердце стучать сильнее, а щеки вновь вспыхивать жарким румянцем, но вовсе не от стыда.

Изучив обстановку ванной комнаты, девушка вновь вернулась в спальню. На секретере в углу она увидела несколько листов бумаги, чернильницу, перо с опаленным кончиком, огарок свечи. Возможно, он работал ночью над какими-либо документами даже здесь, в своей спальне? На прикроватной тумбочке стоял недопитый стакан воды и рядом – пара книжных томов. Первый – «Опыты» Монтеня, Лёля уже видела у Николая Викторовича в руках как-то вечером, а второй – «Мифы и легенды Финляндии» - был явно новым. Его Ольга и взяла в руки, заинтересовавшись названием, после чего присела на край постели и раскрыла, сразу же заметив на титульном листе дарственную надпись. Так эта книга для нее! «В знак примирения»! Стало быть, он и сам жалеет о произошедшем! Счастливая Лёля рассмеялась, прижала книжку, словно дорогое существо, к своей груди, а потом и вовсе поцеловала ее. Затем откинулась на спину и некоторое время с улыбкой на устах задумчиво разглядывала украшенный лепниной потолок, размышляя о том, что Елагин все же очень странный. Но при этом – невероятно милый. После чего вновь села, отпила воды из стакана Елагина, а потом перевернулась на живот и стала листать предназначенный ей том. Что и говорить, Николай Викторович успел изучить ее книжные вкусы. Поэтому, вчитываясь в звучащие, точно магическая музыка имена финских божеств - Укко, Луоннотар, Тапио, Вяйнямёйнен, Лемминкяйнен, Туони*, мысленно сравнивая их истории с уже известными ей греческими и кельтскими мифами, Лёля не уставала удивляться, как, в общем-то, похожи между собой предания всех народов мира. И так увлеклась, что вовсе забыла об осторожности и времени, но потом, видимо, утомившись размышлениями о прекрасном, сама не заметила, как заснула…

_____________________________________________

Скрытый текст

*Герои финской мифологии. Укко - верховный бог грома, хозяин неба и воздуха, дарующий дождь; Луоннотар — в финской мифологии богиня-создательница; Тапио - божество леса, помогавшее охотникам; Вяйнямёйнен - считается покровителем страны Калева («родины героев»); Лемминкяйнен - один из главных героев Калевалы; Туони - бог мертвых.

 Отправлено: 19.11.10 21:31. Заголовок: Скандалы в доме втор..

Скандалы в доме второй день подряд привели Николая в дурное расположение духа. Последствия его раздражительности сказались и на его подчиненных. Он, обычно вежливый и сдержанный, с немым отчаянием взирал на каждого входящего в его кабинет, будто тот пришел мучить его своей глупостью. В каждом обращении, каждой фразе слышалась скрытая угроза, и потому всеми было решено держаться подальше от начальства, пребывающего в столь мрачном расположении духа, желательно вообще не попадаться на ему глаза. Больший ужас наводило то, что никто не мог понять причин столь значительных и сиюминутных изменений в характере Николая Викторовича. Поняв, что все незавершенные дела завершены, а новых заданий он так и не получил, Николай отправился на поиски сослуживцев, которые сегодня не слишком его беспокоили. Как раз перед этим, его заместителями сообща было решено попытаться отправить сурового Елагина домой, дабы тот выспался, пришел в себя, и стал таким, каким был обычным. Мудрые люди решили, что Николай Викторович слишком устал, и надобно дать ему несколько дней отдыху, о чем ему тактично и объявили. Вопреки опасениям, Елагин сразу повеселел, засобирался домой и отбыл. Никто не ожидал, что он так легко согласится на трехдневный отпуск.

На самом деле Николай вовсе не устал. Просто довелось ему столкнуться с обычной семейной жизнью, когда и служба, и материальный достаток уходят на второй план. Когда мысли заняты домом, в котором что-то идет не так. Благо, всего, чего должен был достигнуть в карьере, он уже достиг, и теперь мог с удовольствием окунуться в дела семейные. Однако легких путей Николай не искал никогда, и в этот раз задачу получил сложную. Взрослый ребенок чужих родителей, и нет никого рядом, кто бы мог ему помочь с воспитанием Лели. Очевидно, воспитатель из него получался никудышный. Одного только теперь желал Николай, чтобы Леля образумилась. И не надо было ему снова ссориться с нею. Никогда прежде не понимал он, что родитель, наказывая своего ребенка, в большей степени наказывает себя. Но разве ж можно позволять ей манипулировать собой? Никак нельзя, иначе вырастет она девчонкой глупой, взбалмошной, капризной и испорченной. Николаю слишком часто доводилось видеть, сколь негативными были последствия подобного воспитания. И теперь он оправдывал себя тем, что и жесткость его была продиктована лишь заботой о Леле, к которой он искренне привязался, если бы еще и не возникало у него того стыдного чувства. Вернее, чувства были вовсе не стыдными, вполне естественными для взрослого мужчины в расцвете лет (коим себя считал Елагин). Но испытывать это к Леле казалось Николаю не то, что стыдным, а просто кощунственным. Так что даже и в скандалах есть своя польза. Только теперь Николай понял значение слова «противный», когда Леля шла против его воли, она становилась ему противна.

Впрочем, придя домой, Николай забыл обо всех своих мыслях, ибо Эстери и Ниеминен без всяких вопросов начали говорить, что потеряли фрекен Ольгу. Смотрели везде, где она могла бы быть, но так и не нашли ни ее самой, ни записку, которую девушка могла бы оставить для них.

«Час от часу не легче», - подумал Николай. В его воображении уже рисовались страшные картины: Леля, обиженная на него, убегает из дома. На улице уже второй день льет дождь, погода совершенно ужасная. Достаточно провести вне дома около получаса, и простуда обеспечена…

- А в моей комнате нет никакой записки? – слуги развели руками, в его комнату они заглянуть как раз не удосужились, предполагая, что и Леля туда не зайдет. Исходя из их слов, она даже близко к его комнате не подходила. Но он отчего-то знал, что если она и оставила записку, то, вероятней всего, в его спальне. Николай открыл дверь и сразу увидал ее на своей кровати спящей. Чувства его в эту минуту было сложно передать словами, с души свалился камень… могильный. Ибо он себе бы не простил, если бы с ней произошло что-то плохое.

Успокоившись, Николай сразу же спустился, предупредить, что поиски можно более не продолжать, пропажа обнаружена спящей в его спальне. Наскоро поужинав, после пережитых волнений кусок не лез в горло, он снова поднялся к себе в спальню, и хотел было разбудить Лелю, но пожалел. Она так сладко спала, рядом лежала раскрытая книжка – его подарок, который она обнаружила раньше времени. Елагин присел на край кровати и погладил Лелю по растрепанным волосам. Сон девочки был крепким, она не почувствовала его прикосновения, не пошевелилась в ответ на его ласку, даже дыхание не изменилось. Тогда Николай осторожно лег рядом, вдыхая запах ее волос, закрыл глаза, чтобы наполниться лишь этим чувством спокойствия и щемящей нежности. Он даже не заметил, как уснул сам.

 Отправлено: 20.11.10 01:04. Заголовок: Лёля проснулась внез..

Лёля проснулась внезапно, словно от какого-то легкого толчка, широко раскрыла глаза и тотчас же вновь зажмурилась, но не от яркого света, шторы были задернуты, поэтому в комнате царил полумрак. Она не поверила своим глазам. Этого просто не могло быть – не должно было! Сумасшедшая, она, кажется, умудрилась заснуть вчера прямо здесь, в комнате Николая Викторовича, и теперь ему известно все о ее новом неблаговидном поступке! Хотя, то, что он не разбудил ее и не стал ругать сразу же, несколько обнадеживало. И все же было дико неловко. Ведь Леля не просто проснулась на кровати, рядом с Елагиным. Во сне она, как и всегда, свернулась калачиком, но в качестве «подушки», видимо, решила использовать его живот, расположившись перпендикулярно, благо размеры кровати позволяли спать на ней хоть вдоль, хоть поперек. И теперь голова Лёли тихонько покачивалась в такт мерному дыханию мужчины. Который, в свою очередь, так же неосознанным жестом во сне, положил ей руку на плечо, почти обнимая. Вновь медленно открывая глаза, Леля осторожно приподняла голову и посмотрела, не проснулся ли Николай Викторович вместе с ней, но нет, кажется, он по-прежнему спал. И тогда она позволила себе еще немного любопытства, внимательно разглядывая его лицо. По-видимому, ему что-то снилось, потому что сомкнутые ресницы чуть заметно подрагивали. «У него, оказывается, длинные ресницы!» - подумала Лёля, улыбнулась, и вдруг поймала себя на том, что ужасно хочет прикоснуться к ним кончиками пальцев, а лучше – губами. При этой мысли девушка вновь ощутила то же странное волнение, какое охватило ее вчера там, в ванной комнате, когда она разглядывала вещи Николая Викторовича. Но сейчас, в его объятиях оно было даже сильнее и немного пугало непонятностью своего происхождения, поэтому Леля поспешно отвела взор в сторону, а потом очень осторожно высвободилась из-под руки Елагина и тихонько встала с постели. Бежать теперь, когда тебя застигли на «месте преступления», смысла не было. Поэтому она и не торопилась уходить к себе, а вместо этого подошла к окну и слегка отодвинула тяжелую штору. И тут же вновь едва не зажмурилась, потому что свет, пролившийся в образовавшийся проем, буквально ослепил ее своей белизной и яркостью. Лёля не сразу поняла, что произошло, но немного привыкнув, разглядела, что все дело, оказывается, в том, что ночью выпал первый снег. Он и теперь носился по ветру за оконным стеклом крупными пушистыми хлопьями. Некоторые из них ударялись в окно, но при этом не размазывались водяными потеками, а падали на карниз, уже и без того изрядно ими усыпанный. Из чего можно было сделать вывод, что снег вовсе не мокрый, какой обычно выпадает в это время в Петербурге, затем, чтобы уже во второй половине дня смешаться под колесами экипажей и ногами пеших прохожих в противную серую жижу, а настоящий – зимний. И еще – его много! В постоянных поездках по Европе с ее мягким климатом, девушка уже и забыла, что может выпасть сразу столько много снега, чтобы за одну ночь замести все вокруг довольно глубоким на вид слоем. И при этом зима, впервые в этом году столь решительно наведавшаяся в окрестности Гельсингфорса, явно не собиралась останавливаться на достигнутом, вмиг стирая из зрительной памяти картины серой мрачной и туманной осени и навевая мысли о скором Рождестве и неотступно приближающемся новом годе.

От созерцания картины смены сезона за окном, девушку отвлек легкий шум за спиной. Она обернулась и увидела, что Николай Викторович уже проснулся и теперь наблюдает за ней, молча, подложив под голову руку. Как давно он не спит? И почему молчит?

- Там выпал снег… - почему-то, вместо утреннего приветствия невпопад тихо проговорила Лёля и, потупившись, добавила. – Вы не очень сердитесь за то, что я здесь оказалась?

 Отправлено: 20.11.10 22:15. Заголовок: Чтобы спокойно спать..

Чтобы спокойно спать дальше, Николаю чего-то стало недоставать. Справа от него перед этим лежало что-то теплое, но оно куда-то исчезло. Бок и живот начало неприятно холодить, он подтащил к себе одеяло. Холод перестал его беспокоить, но ощущения были все равно не такие. Поняв, что цепляться за ускользающий сон бесполезно, Николай открыл глаза.

В проеме окна, освещенный каким-то мистическим серебряным светом, Лелин силуэт казался нереальным. Николай заложил руку за голову, ожидая, когда она заметит, что он проснулся. Он должен был бы, наверное, испытывать неловкость от того, что она провела ночь в его объятиях, но вместо этого ощущал странное удовлетворение. Было что-то остро чувственное, что после всего, она не поторопилась покинуть его спальню, а он теперь не торопится ее прогнать. Ему бы хотелось, чтобы сейчас, отвернувшись от привлекшего ее пейзажа, Леля стала совсем не той, к которой он привык: капризной, взбалмошной девчонкой. Он знал, что она умеет быть совсем другой. Если бы она вернулась сейчас к нему, прижалась своими губами к его, он бы не сумел противиться искушению.

Леля обернулась. Время замерло.

Ее взгляд был именно таким, какого он желал. Но, к счастью для обоих, Леля еще не знала своей власти над ним. Она не вернулась к нему в объятия, но Николай знал, что это всего лишь отсрочка, когда-нибудь она сделает это, если он не сумеет воздвигнуть между ними барьер. Она смотрела на него совсем не так, как смотрела на отца, да и на любого другого мужчину. И теперь становилось ясно, отчего она так менялась при виде медальона, или когда доставили портрет Марины. Она знала, что связывало Николая с Мариной. Откуда? Неважно, возможно, она догадалась, возможно, Черкасов сам посвятил ее в кое-какие подробности.

Пока они спали, деревья засыпало снегом, завалило подъездную аллею. Уединение и прежде ощущалось в этом доме, но теперь оно казалось абсолютным. Они были отрезаны от окружающего мира стихией. Если бы им вздумалось что-то скрывать, сейчас и в этом месте это было бы сделать легче всего. Преступные мысли роились в голове Николая. И именно Леле удалось отвлечь его от них. Леля заговорила о снеге. Николай встал с кровати, которая еще хранила следы их тел. Леля проявила настоящую хитрость, когда спросила, не сердится ли он. Он не сердился, даже на себя не сердился. Ему просто хотелось обнять ее, прижать к себе, сорвать с нее платье, в котором она появляется перед ним вот уже третий день… Но его сила воли была сильней, чем он предполагал.

Николай подошел к Леле, заглянул поверх ее головы в окно и вздохнул. Можно было решить, будто его так восхитил заснеженный пейзаж, но вовсе не вид запорошенных елей и сосен, закручивающихся снежных вихрей впечатлил его, сколько ощущение ее близости. Удивительно, как много времени прошло уже со дня осознания им ее женственности, и как долго при этом он противится ее обаянию. Но более всего удивляло Николая, что он еще может делать вид, что так ничего и не понял.

- Тебе нужно переодеться, я вижу на тебе это платье третий день подряд, – Леля как будто расстроилась, хотя он вовсе не собирался ее обижать. – И мне не надо идти на службу до следующей недели, поэтому после завтрака мы пойдем гулять под первым снегом, – это заявление Леле понравилось.
- Я буду ждать тебя в столовой.

 Отправлено: 22.11.10 00:44. Заголовок: Николай Викторович н..

Николай Викторович не стал отвечать на заданный ею вопрос. Молча поднялся с постели и, подойдя к Лёле, ненадолго присоединился к ней в созерцании первого утра новой зимы. Нет, он не обнял ее, даже не прикоснулся, но девушка все равно всей своей сущностью ощущала его близость: мимолетное движение воздуха от его глубокого вздоха, коснувшееся волос на макушке, отозвалось мгновенно пробежавшими по спине мурашками, чуть заметно заставляя напрячься ее спину. Впрочем, вряд ли он это заметил. Как многие мужчины в этом мире, Николай Викторович не замечал порой даже самых очевидных вещей. Например, что платье у Лёли было все же иным, чем то, в котором он видел ее в последний раз. Или то, что она готова повиснуть у него на шее от радости, узнав, что граф взял короткий отпуск, чтобы провести его с нею вдвоем здесь, в этом белоснежном, и оттого кажущемся первозданным, маленьком мире.

- Я вернусь очень быстро, честно-честно! – на лице Лёли просияла улыбка, сразу же нашедшая свое отражение на губах Елагина. Он слегка склонил голову, с чуть ироничной галантностью отступил на полшага, как бы давая ей дорогу, и Ольга, поймав эту его шутливую интонацию, сделала легкий книксен и убежала к себе, переодеваться.

Во время завтрака Елагин продолжал удивлять и радовать Лёлю тем, что ни разу не вернулся к этому своему, так бесившему девушку менторскому тону последних дней их общения, а вновь стал таким, как тогда, когда они только познакомились. Там, в Лозанне, он вел себя с ней не как с ребенком, но как с взрослой барышней. При этом самой Лёле казалось, что в тот момент она заслуживала подобного гораздо меньше, чем нынче. Но было и что-то еще в тех странных долгих взглядах, которые она изредка перехватывала и на которые не знала, как реагировать, а потому лишь оставалось делать вид, что не замечаешь их, несмотря на то, что всякий раз, когда это происходит, твое сердце подпрыгивает и на мгновение, кажется, прекращает биться.

А потом они отправились на обещанную прогулку. Метель к этому времени уже почти улеглась, но выпавший за ночь и утро снег еще не успели толком расчистить. Поэтому Лёле приходилось прикладывать определенные усилия, чтобы не увязать в белом пушистом покрывале, при этом еще прилаживаясь к размеренному шагу высокого Елагина, который, казалось, не испытывал никаких неудобств, спокойно шел рядом с ней, заложив руки за спину, и рассказывал всякие забавные истории про собственное и своего младшего брата детство. Так они дошли до поросшего сухим камышом пруда, который еще не успел покрыться льдом окончательно, а потому в полыньях еще темнела особенно заметно на фоне общей белизны вода. Пруд это был примечателен тем, что в нем обитала пара лебедей, Микко и Минна, которые не улетали на зиму. Лёля давно уже успела разузнать, отчего это происходит. Пару лет назад кто-то из слуг нашел неподалеку от поместья лебедя с перебитым крылом, которого выходили и выпустили в местный пруд. Летать толком Микко после своей травмы уже не cмог, однако, к удивлению всех обитателей Хелми, такое название носило имение Елагина, как-то в тот же год умудрился обзавестись «супругой», которую назвали Минной. И вот уже в течение двух лет Микко и Минна, для которых даже построили домик рядом с прудом, оставались здесь зимовать, не зная бед и недостатка в корме. Вот и сейчас Лёля несла с собой сверток с несколькими ломтями белого хлеба, чтобы угостить их. Завидев людей, привычные к подношениям птицы совсем близко подплыли к берегу, выжидая, когда им начнут давать еду, подхватывая ее чуть не на лету, а потом и вовсе выбрались на берег, и кормились прямо с рук. Лёля прежде никогда не решалась делать этого, отчего-то опасаясь, что лебеди станут ее кусать. Но сейчас рядом был Николай Викторович, который с улыбкой взирал, как девушка, присев на корточки, нерешительно протягивает птице затянутую в перчатку ладошку, в которой лежит хлеб, а Микко, грациозно изгибая шею, осторожно хватает кусочки своим ярким клювом. Сама Лёля пребывала в восторге от происходящего. И когда хлеб кончился, с неохотой поднялась вновь на ноги и подошла к Елагину, глядя на него сияющими глазами:

- Надо же, это совсем, как кошку кормить, оказывается! – воскликнула она, звонко рассмеялась, и ее смех разнесся вокруг, разрушая тишину и наполняя белое безмолвие беззаботным весельем юности.

Выбравшись с помощью Николая Викторовича вновь на тропинку, Леля хитро посмотрела на него и спросила вдруг:

- Скажите, граф, а Вы с братом в детстве играли в снежки? – Елагин удивленно пожал плечами: конечно же играли! – Стало быть, Вы умеете их метко бросать в цель? – и вновь ответ был утвердительным. – А я тоже хорошо умею это делать, хотите, покажу? Нет, а давайте лучше соревноваться! Давайте бросать снежки вон в то дерево, - девушка показала на весьма удаленное от них и тонкое молодое деревце, так что задача представлялась не такой уж простой.

Но не менее сложно было представить, и что статский советник, граф Николай Викторович Елагин, захочет принять участие в таком турнире. Однако сегодня явно был Лёлин счастливый день - он неожиданно согласился. И вот уже они поочередно метали белые снежные шары в цель, яростно споря в перерывах между раундами баталии, чей именно снежок поразил ее очередной раз, и кто теперь ведет в счете. Оля, в самом деле, бросала довольно метко, поэтому Николай Викторович вскоре предпочел забыть, что неосмотрительно пообещал ей фору в несколько очков. И теперь утверждал, что побеждает именно он, с чем сама Лёля была не согласна категорически:

- Да нет же, говорю Вам! Это был мой снежок! – воскликнула она. – И это очко - тоже моё! – от досады она даже ножкой притопнула, но Елагин, смеясь, по-прежнему стоял на своем: последний снаряд, поразивший цель был его, а не Лёлиным. Наконец, разозлившись не на шутку, Оля очередной свой снежок запустила уже не в дерево, а в зловредного спорщика. – Вот Вам, получайте!

 Отправлено: 23.11.10 21:47. Заголовок: Леля совершенно забы..

Леля совершенно забыла о том, какой вредной девчонкой была вчера и снова преобразилась в ангела. Была послушна, весела и незлобива. Николаю нравилось видеть ее такой, и в этом он ничем не отличался от любого другого опекуна.

После завтрака они пошли гулять к пруду. Леля сгребала рукой в варежке снег со всех вертикальных поверхностей, которые попадались им на пути, а когда думала, что он не видит, открывала рот и ловила снежинки языком. Николай делал вид, что ничего не замечает и всячески пытался сдержать улыбку. Ребяческое поведение ее веселило, но еще больше веселило, когда Оля пыталась казаться взрослой и серьезной. Когда они наконец-то дошли до пруда, на головных уборах обоих красовалось по симпатичному маленькому сугробу, щечки Лели порозовели от мороза, глаза оживленно блестели. Он пытался убедить ее покормить лебедей, но она поначалу боялась и отдергивала руку, когда Микко тянулся за хлебом. Вскоре Николай понял, что насильно заставить девочку не бояться невозможно и оставил их в покое, отдавая весь свой хлеб Минне. Леля же, лишенная контроля с его стороны, все же в какой-то момент осмелела, и бедный Микко наконец-то получил свою порцию корма. И снова Николай не сумел удержаться от ироничной ухмылки. Все, что делала Леля, было забавно. Но всего забавней было это ее упрямство, которое проявлялось буквально в каждой мелочи. А потом она заставила его играть с нею в снежки, да не в обычные, когда старательно пытаешься попасть в своего противника, а в снежки «серьезные». Они должны были попасть по тоненькому деревцу вдалеке. Довольно-таки скучное занятие само по себе, но Николай выдумал себе иное развлечение. В то время, пока Леля старательно бросала снежки в ветку, он делал все, чтобы помешать ей. В итоге, начал мухлевать со счетом, Леля скоро это поняла и стала сердиться. Когда ее злость не затрагивала чего-то важного для Николая, он получал истинное удовольствия от того, как она топает ножками, морщит брови и надувает губки. Казалось, если он будет настаивать на своем, своим темпераментом Оля растопит весь выпавший снег и вернет в их маленький уголок весну. А между тем, она разъярилась не на шутку, взяла в ладоши снег, скатала его в снежок и бросила теперь уж не в дерево, а в него самого. Экая несдержанная девица! Николай такого поворота событий не ожидал, неудачно повернулся, подставив тем самым лицо злополучному снежку. И хоть он ничего не видел, но почувствовал, что Леля испугалась своего опрометчивого поступка и теперь, притихшая, стоит рядом.

- Что за мерзкая девчонка мне досталась! – с притворным гневом воскликнул Николай, протирая глаза. Он отвернулся к пушистой ели, на ветвях которой снег скопился весьма живописно. Леля подошла к нему, и попыталась отряхнуть его пальто. В этот самый момент Елагин и дернул за наиболее заснеженную из веток, и они с Лелей оказались погребенными под настоящей снежной лавиной. Поняв, что он совершенно на нее не обижен, Леля рассмеялась и начала вновь бросаться в него снегом. Признаться, Николай так не веселился с самых детских лет. Говорят, что мужчины даже в весьма солидном возрасте, все равно остаются детьми, и, господа, это совершенная правда! Они смеялись, отряхивали друг друга, и снова засыпали снегом. Снег налипал на меховые оторочки их пальто, у Лели иней осел на ресницах и выбившихся из-под меховой шапки волосах. Неутомимо носясь вокруг Николая, изрядно запыхавшегося от их подвижной забавы, она походила на девочку из зимних сказок. Чтобы хоть как-то остановить эту свистопляску, Николай обхватил Лелю за талию, но девушка продолжала биться в его руках. И тогда он почти выпустил ее, но тут же почувствовал, что ноги Оли разъезжаются по льду, оказавшемуся под снегом, и она упадет без его опоры. Он шагнул к ней, и почувствовал, что тоже не может устоять на коварном льду. Понимая всю тщетность попыток удержать равновесие, они оба упали. Николай прижал Лелю к себе, так что девочка оказалась сверху, он совсем не хотел, чтобы она замерзла и простудилась. Оля упала прямо ему на грудь, обхватила руками за шею, и Николай сам не понял, как прижался своими губами к ее. Он пытался себя оправдать и свалить на Лелю долю вины. Но это было неправдой. Это он, Николай, не сумел сдержаться, потерял над собой контроль. Да и потом, одно лишь ощущение холода помогло ему оторваться от его маленькой девочки. Они оба поняли, что произошло что-то странное, неправильное, смущенно встали и уже не помогали друг другу отряхиваться от снега. Было очевидно так же и то, что прогулка их теперь подошла к концу. По дороге домой, далеко не сразу сумев побороть свою неловкость, Леля и Елагин все же начали разговор, который обоим был, впрочем, безразличен. Но тишина была бы еще ужасней, и Николай был благодарен ей за то, что она оказалась так не по годам мудра.

 Отправлено: 24.11.10 02:23. Заголовок: Похоже, наносить уро..

Похоже, наносить урон благополучию графа Елагина – моральному или физическому, не важно, становилось для Лёли традицией. Впрочем, как и в прошлый раз, она вовсе этого не хотела. Поэтому, мгновенно забыв, как только что пылала праведным гневом, расстроилась и испугалась, когда с размаху залепила снежком несчастному Николаю Викторовичу в лицо. Растерянно взирая некоторое время, как граф, ругаясь, пытается очистить лицо, она, наконец, осмелилась подойти к мужчине поближе и принялась зачем-то стряхивать снег с его одежды. Хотя, логичнее было бы, например, дать ему платок. Впрочем, в том, что произошло дальше, логика тоже отсутствовала напрочь. Николай Викторович вдруг резко отнял руки от своего лица, сверкнул хитрой улыбкой и со всей силы дернул еловую ветку, что свисала над ними, вызвав целую бурю – снежную и эмоциональную, со стороны девушки, которая взвизгнула от неожиданности, а потом звонко расхохоталась и принялась с новой силой осыпать коварного Елагина снегом с ног до головы, даже не всегда утруждаясь лепить снежки. Теперь ее мало заботило, куда и как она попадает. Но и Николай Викторович не отставал в своем стремлении поразить движущуюся и хохочущую во все горло мишень. Поэтому вскоре оба стали похожи на пару обезумевших снеговиков. Елагин давно потерял свой цилиндр, Лелина теплая меховая шляпка тоже сбилась на затылок, а аккуратные локоны, напротив, растрепавшись и намокнув от снега, норовили прилипнуть к раскрасневшимся щекам, попасть в глаза… Сколько длилась их снежная битва? Казалось, что они потеряли счет времени – и годам, потому что не было сейчас из них двоих никого старше или младше, опытнее или невиннее, но оба были оглушительно счастливы и наслаждались этим счастьем. Наконец, видно, первым вспомнив о реальности, Елагин попытался прекратить их веселое безумие, сгребая Лёлю в охапку, пытаясь удержать ее от очередной попытки засыпать его снегом. Но не тут-то было! Разгоряченная игрой, девушка расценила его маневр, как очередную попытку мошенничества, а потому продолжала брыкаться, пытаясь вырваться на свободу. Толкаясь и смеясь, они сделали еще несколько шагов в сторону и попали на какую-то лужицу, присыпанную снегом, поскользнулись и вдруг самым неавантажным образом рухнули на землю. Елагин все же умудрился при этом продемонстрировать чудеса ловкости и сделал так, чтобы это Лёля упала на него, а не наоборот, прекрасно понимая разницу в их габаритах. Вновь оказавшись в его крепких объятиях, да еще лицом к лицу, она вдруг замерла, когда встретилась с ним взглядом и вспыхнула, на миг прикрывая глаза от головокружительного ощущения близости и понимания, что сейчас произойдет нечто необыкновенное. И это, действительно, случилось! Николай Викторович поцеловал ее! Прикосновение его губ к ее, вначале осторожное, точно он боялся, что Лёля его отвергнет, а потом уже и настоящий, «взрослый», поцелуй, ошеломили девушку. Новые, совершенно неведомые чувства охватили ее всю – от макушки до кончиков чуть озябших пальчиков на ногах. Она летела, а может, падала? Но определенно хотела, чтобы это продолжалось как можно дольше. Но кончилось все внезапно. Точно очнувшись, Елагин открыл глаза и как-то неловко отстранился. Потом молча, стараясь не глядеть в глаза девушке, поднялся на ноги и помог ей тоже встать. Оля, чьи губы еще слегка саднило от их страстного поцелуя, была немного обескуражена. Внезапно запоздалая волна сомнений накрыла и ее: чего она ждала?! До этой минуты они были, точно Адам и Ева. И вот – потеряли свой заснеженный рай, осознав грехопадение? Но проблема была в том, что Оля по-прежнему не чувствовала себя грешницей. И не понимала, отчего так смущен Николай Викторович. Что же такого в том, что он поцеловал ее? Разве, не естественно, что она может ему нравиться? Что он мог полюбить ее, наконец?! Разве недостойна она того, чтобы ее любили?

Казалось, свершившийся бурный выплеск эмоций опустошил их обоих. Домой Лёля и Николай Викторович почти всю дорогу брели молча. Каждый думал про что-то свое, в голове девушки же по-прежнему роились вопросы, ответы на которые никак не находились. Что в ней не так, почему он просто не может принять факт ее взросления и то, что она нужна ему вовсе не как дочь, что граф Елагин себе упорно продолжает доказывать даже теперь, но как женщина, которую можно любить? Искоса поглядывая на Николая Викторовича, идущего рядом с ней, но мыслями – явно пребывающего где-то еще, Лёля неожиданно подумала о том, как же это, верно, тяжело – так упорно бороться с собой там, где не нужно борьбы. Искать поводы, оправдания, надеяться обмануть себя… Бедный Николай Викторович! Ей вдруг захотелось помочь ему, облегчить его терзания, какими бы нелепыми и странными они не казались. Поэтому, едва заметно вздохнув, девушка заговорила с ним. О пустяках – самых обычных вещах, без всякого подтекста и второго смысла, просто, чтобы отвлечь. И, кажется, преуспела в этом. Домой они уже вновь вошли друзьями.

И добавлять «всего лишь» здесь было бы вовсе неуместно. Ведь это был поистине удивительный момент перерождения капризного ребенка, привыкшего добиваться своего любыми способами, во влюбленную женщину, способную жертвовать ради своей любви, хотя ни Лёля, ни тем более сам Николай Викторович и не заметили этого превращения. Почему оно произошло так внезапно: именно здесь и сейчас – бог весть, но с этой минуты перед Елагиным была новая Оля…

 Отправлено: 26.11.10 18:54. Заголовок: Вопреки ожиданиям, о..

Вопреки ожиданиям, оставшиеся два дня отпуска вовсе не явились для Елагина страшным наказанием. Он не старался избегать Ольги, их разговоры оставались почти такими же, как и прежде. Почему "почти"? Потому что теперь Николай знал, чего могут стоить ему всего несколько минут беззаботности. Теперь он осознал свое влечение, но опять же, вопреки здравому смыслу, не стал терзать себя угрызениями совести. Размышления были опасны, бог знает, до каких выводов он мог в них дойти. Однажды они уже завели его в дебри заблуждений, когда он решил, что сумеет переступить через отношения с братом. Тогда это едва не привело к трагедии. Сейчас же он был озадачен вопросом, так свойственным всем русским людям: «Что делать?». Он понимал, что более оставаться в этом уединенном доме невозможно. Теперь он знал, что этот дом был создан для того, чтобы соблазнять в нем или же быть соблазненным. В каждую мелочь была вложена любовь и ожидание счастья, и эта атмосфера завладела ими обоими. Теперь-то Николай понимал, что ревность Лели не имела ничего общего с ревностью ребенка к своему родителю. Она воспринимала его как мужчину, которого возможно любить. Каким же старым глупцом он оказался, раз не сумел разглядеть этого! Но ему, и в самом деле, просто не приходило в голову, да он не допускал и мысли об этом! И в то же время - сам поддавался чарам Оли, откровенно на него направленным. Но почему же тогда тот, первый их поцелуй, он не воспринял всерьез, почти позабыл о нем? Впрочем, Николай был не уверен, что и сама Леля помнит о том случае. Но так или иначе, тогда он мог сопротивляться ее влиянию, теперь же их поцелуй снился ему по ночам, а взгляд неотрывно был прикован к ее губам. И Леля вовсе не воздвигала преград между ними. Казалось, она не меньше его самого желала, чтобы Николай прикоснулся к ней. И ее готовность к этому возбуждала еще сильней, заставляя Елагина до дрожи желать ее.

Словно во сне Николай провел эти три дня. Сходя с ума от желания и невозможности сделать его хоть сколько-нибудь заметным. Он не помнил, о чем они говорили в эти три дня, что делали. В воспаленном мозгу запечатлевались лишь краткие сцены. Вроде момента, когда сердце его забилось барабанным боем, при виде того, как Оля опустилась на диван рядом с ним с яблоком в руках (юбка воздушно вздулась, опала) и стала играть глянцевитым плодом, а потом - с неприличным хрустом надкусила его. Он что-то сказал ей об этом, а она отвечала, что это пустяк, запрокинула голову, и прикусила влажно блестевшую нижнюю губу, наполовину отворотившись от него. Наверное, если бы только он мог сказать ей о том, что старше на целую жизнь, что в отцы ей годится, но любит ее, не спит ночей, что люди осудят их связь, она и тогда бы в единственно ей свойственной манере ответила, что это пустяк… Так было всякий раз, когда им доводилось остаться наедине, без присутствия слуг.

Окончание отпуска стало освобождением от этой пытки. Николай решил уже, что нужно ехать в Петербург, документы об опекунстве не были еще оформлены. Он обезопасит Лелю от себя, от своей животной похоти, оставив ее у брата. К нему к этому времени уже должна приехать Марина, он знал об этом из Мишкиного письма. В последние несколько месяцев они вели регулярную переписку, и отношения их можно было считать свободными от неприязни. Не Леля ли стала причиной этих изменений? Незаметно для себя, Николай осознал, что сумел освободиться от любви к Марине. Он по-прежнему испытывал восхищение и нежность к ней, но то была иная любовь.

Только отчего же ему всегда хотелось запретного плода? Едва сумев отпустить Марину, он нашел себе новый объект, еще более недосягаемый. И снова его любовь носит отпечаток преступности, невозможности. Теперь, наверное, даже больше, чем прежде. Но план был уже разработан.

Придя на службу, Николай еще раз порадовался тому, как удачно для него складываются все условия. Ему не пришлось объявлять о своем отъезде самому. В Петербург его вызывал сам Нессельроде. О чем Николай и рассказал Леле, вернувшись домой вечером.

 Отправлено: 27.11.10 00:44. Заголовок: Когда Николай Виктор..

Когда Николай Викторович, явившись домой в понедельник вечером, вдруг объявил, что на этой же неделе им предстоит отправиться в Петербург, Лёля растерялась. И дело было даже не в том, что ее расстраивала необходимость покинуть уютное Хелми, к которому за эти недели девушка уже успела привыкнуть и даже полюбить это уединенное поместье. И вовсе не очередной дальний переезд - в зимнее время занятие, несомненно, малоприятное, даже в комфортном экипаже графа Елагина. На самом деле Лёле было страшно потерять то, что появилось у них с Николаем Викторовичем в последние дни. Эту незримую, но неразрывную связь, которая, пусть и возникла чуть раньше, но теперь, после той удивительной прогулки в заснеженном парке превратилась во вполне осязаемое – почти физически – взаимное притяжение. Которое, впрочем, оба по-прежнему не демонстрировали слишком явно. Мотивов Елагина Лёля ведать не могла. Ее же удерживало обещание, данное самой себе, в тот момент, когда она впервые осознала, что все же имеет над Николаем Викторовичем определенную власть. И эта власть отчего-то его пугает. Тогда Оля решила, что даст ему время привыкнуть, что более не станет делать ничего нарочно, а просто будет самой собой – такой же, как всегда. Ведала ли она при этом, что именно в такой «обычности» и таилась самая ее сокрушительная сила? Пожалуй, нет. Она по-прежнему была слишком невинна, чтобы осознанно пользоваться этой невинностью, как оружием.

Существовала еще одна причина, по которым скорый отъезд в столицу ее не слишком радовал. Сделав это, понятное дело, ненамеренно, Елагин, тем не менее, поступил очень мудро, когда увез Лёлю туда, где она никогда до того не бывала со своим покойным отцом. Тем самым, избавив от еще одного страдания – воспоминаний, связанных с конкретным местом, где она до того проводила с ним счастливые дни. Петербург же был родным городом Ольги. Там был ее отчий дом, ныне осиротевший, как и сама девушка. Ее душевная рана едва начала затягиваться. И теперь воспоминания грозились стать теми острыми осколками, которые разорвут нежную ткань и ей вновь будет так же невыносимо больно, как первые дни. Ольга очень боялась этой боли. Тем более что Николай Викторович уже сказал ей – жить им придется в доме у его младшего брата затем, что петербургский особняк графа Елагина нынче реконструируют. И Лёля боялась, что если тяжелые воспоминания вновь на нее нахлынут, Николай Викторович уже не сможет держать себя с ней так вольно, как в Хелми, где Елагин мог запросто войти в ее комнату, как тогда, когда она заснула у него на руках. А еще, но в этом признаваться даже самой себе было стыдно, Лёля отчего-то очень стеснялась Марины Антоновны, супруги графа Елагина-младшего. Ибо ей казалось, что дама эта, верно, само совершенство, а она… кто она такая? И если даже после достаточно длительной разлуки и всех печальных обстоятельств, Николай Викторович все еще не забыл ее, то что будет, когда он вновь увидит мадам графиню в Петербурге? Иными словами, Лёлей овладел тот самый пресловутый «мильон терзаний», из которых она не могла поделиться с Елагиным и сотой частью без того, чтобы он не счел ее дерзкой и неблагодарной за все, что сделал для нее. Поэтому девушке оставалось запрятать все свои переживания в самый дальний уголок своего дорожного саквояжа и в очередной раз отправиться навстречу новой главе своей жизни, надеясь лишь на то, что она окажется не хуже той, маленькой, но такой удивительной, как эта, которую случилось прожить здесь, в Финляндии, сказочной стране, где она так внезапно стала взрослой.