Отправлено: 22.09.14 23:06. Заголовок: Семейные узы

Время - лето 1827 года

Место - Орловская губерния, имение Дубравное.

Участники - Вера Трубецкая, Марк Шебалин.

 Отправлено: 28.08.17 00:48. Заголовок: Марк Анатольевич дав..

Марк Анатольевич давно ушел, но Вера, все так же стояла на месте, застыв, и не двигалась, пока шаги его полностью не стихли, растворяясь где-то в глубине ночного сада. И лишь после этого едва пошевелила губами, беззвучно произнося дорогое для себя имя, да невольно протянула руку вслед, будто хотела остановить его. Но поздно. Никого кроме нее не было больше в оранжерее. Остался только легкий аромат одеколона, что, смешавшись с запахами ночных растений, по-прежнему витал вокруг, бередя душу и расстраивая нервы.

Ощущение полного, окончательного, одиночества постепенно проникло в ее сознание, завладело им полностью. И, искусав прежде губы в кровь, в бесплодной попытке очередной раз перетерпеть, Вера все же позволила себе выплакаться, более не сдерживая бушующую внутри бурю. Но вот минула и она, а в оранжерее вновь наступила тишина. Смочив в маленьком фонтане свой платок, княгиня умыла залитое слезами лицо, привела в порядок одежду и прическу, и решилась наконец-то вернуться домой.

Полно с неё. Все это мечты, опасные и глупые, и отныне им не место в ее голове. Впредь никогда более она не подумает об этом странном, чужом мужчине, который, кажется, даже нечаянным прикосновением способен разрушить прочный ледяной панцирь, что многие годы жизни в несчастливом своем замужестве она растила с таким трудом вокруг сердца, видя в том для него единственную защиту и спасение. Странно, раньше Вера ведь почти и не задумывалась, как изменился ее характер и внутренний мир оттого, что рядом постоянно присутствует Михаил. Но теперь, когда, казалось бы, уже незыблемая защита вдруг так легко дает одну за другой новые трещины, ей стало по-настоящему страшно. Нет, более никогда!

Когда она вошла в дом, везде в нем уже стояла обычная сонная тишина. Но при этом было на удивление почти светло – это лился, проникнув сквозь легкие занавески и заткав все предметы вокруг своим мистическим ажурным кружевом, мягкий свет взошедшей необычно яркой и чистой полной луны. В собственной же Вериной спальне, пробравшись в окна, он образовал на полу две длинные вытянутые дорожки, которые, однако, не мешали мирно дремать на стуле, дожидаясь возвращения барыни, молоденькой горничной. Княгиня не хотела ее будить, однако, услышав легкий стук закрываемой двери, девушка сразу же вскочила, и привычно засуетилась вокруг, но, словно бы почувствовав особое душевное состояние Веры Алексеевны, быстро притихла. И дальше, помогая ей умываться и переодеваться ко сну, старалась управиться как можно быстрее и без лишнего звука. Будто боялась растревожить.

Спать Вера, впрочем, совсем не хотела, и поэтому, когда осталась одна, попробовала читать. Да только впотьмах, при мерцающей свече, у нее скоро разболелись глаза. Так что книгу пришлось отложить. И тогда, поднявшись с постели, она медленно прошлась по комнате, остановившись затем у окна и вглядываясь в сад, с отчаянием чувствуя, как прежние непрошеные мысли вновь начинают заполнять голову. От всех тревог и метаний ей с детства было ведомо лишь одно надежное средство: молитва. Она же помогала и после, когда Вера повзрослела. Только в молитвах о заступничестве к своей святой порой и получалось найти силы и вновь обрести душевный покой после очередной тяжкой ссоры с мужем. Может, и теперь поможет?!
Опустившись тотчас на колени в красном углу, княгиня принялась молиться, истово осеняя себя крестным знамением. Да только ни святая тёзка-покровительница, ни ее сёстры, ни даже их мать, премудрая София, не могли, видно, успокоить сегодня ее терзаемую страстями душу. Отвернувшись от старинных икон, Вера вновь поднялась на ноги, и постояла еще немного молча, а затем вдруг плотнее запахнула на себе пеньюар и решительно покинула комнату.

Глядя прямо перед собой, она шла через коридор, быстро преодолевая расстояние, что отделяло ее спальню от комнаты Марка. Ковер приглушал шаги, но все равно казалось, что от них буквально сотрясается весь дом. Еще громче в ушах стучала кровь, а перед глазами плыла странная пелена.

Оказавшись напротив заветной двери, Вера замерла и уже собралась постучаться, но рука, замерев в воздухе, так и не прикоснулась к дереву.

«Господи, я схожу с ума! Что я задумала?»

 Отправлено: 03.09.17 03:09. Заголовок: Полутемный дом оконч..

Полутемный дом окончательно погрузился в ночную дрему. Даже слуги, завершив бесконечные хлопоты, уже разбрелись по отведенным им на самом верхнем этаже, почти на чердаке, каморкам. Потому Марк не встретил на своем пути ни единой души: ни в нижних комнатах, ни на лестнице, ни тем более в общем коридоре бельэтажа, откуда по разным сторонам расходились личные покои хозяев.

Воспитанный рано овдовевшим отцом, к тому же, отставным военным, быть может, в излишней строгости, почти аскезе, во всем, что касается быта, Шебалин и теперь легко обходился без личного лакея, чем изрядно удивлял семейство Бельских, где в обычае было нисколько не отказывать себе в роскоши. Свидетельством чему был и этот огромный, помпезный и по меркам столицы, особняк, где хватало площади разместить, согласно приличиям и этикету, по-отдельности даже супругов из гостящих в имении семейных пар. Дверь отведенной Марку спальни была следующей после апартаментов его жены. Прежде это казалось абсурдным фарисейством и служило постоянным поводом для шуток и иронических комментариев в их с Леной частных разговорах… Но именно теперь Шебалин впервые в жизни как никогда остро почувствовал радость оттого, что никто его не ждет.

Добравшись до места, он открыл дверь, и сквозняк – следствие распахнутого настежь окна, ворвавшийся следом, тотчас же затушил свечу в бронзовом подсвечнике, оставленную на столе для припозднившегося барина кем-то из предусмотрительных слуг. Однако темнее от этого вокруг не стало. И в первый момент он даже не понял, в чем дело. Но затем подошел к окну и, выглянув наружу, увидел огромную беловато-желтую луну, успевшую, верно, покуда он курил на веранде, взобраться на небосводе достаточно высоко, чтобы оказаться поверх вековых деревьев, которые со всех сторон окружали дом. Заключенная в более бледное, будто слегка размытое кольцо, наподобие нимба, та сияла так ярко, что не было видно более ни единой звезды. Невольно залюбовавшись прекрасным зрелищем, которое кем-то, дай бог памяти, кажется, романтично настроенными англичанами зовется «желейной луной» - а может, он это все только придумал, Шебалин на некоторое время замер, глядя в ясное, почти черное небо, словно поддавшись некому магическому очарованию. Но затем, опомнившись от необъяснимого припадка мечтательности, едва слышно хмыкнул и, отвернувшись, отступил вглубь комнаты, на ходу развязывая шейный платок и стягивая с плеч опостылевший за день сюртук, а следом еще и жилет. Небрежно побросав свои вещи на широкий пуф у изножья кровати, и по-прежнему не зажигая свечи, он разулся, опустившись на край постели, а потом лег – с наслаждением вытягиваясь во весь рост. Спать, впрочем, совершенно не хотелось. Так что утомившись изучать взглядом потолок, пусть и украшенный изящной лепниной в античном стиле, Марк вскоре перевернулся на бок. Подложив под голову согнутую в локте руку, теперь он с задумчивым любопытством наблюдал, как на отполированном до зеркального блеска паркете перед окном медленно нарастает, становясь все шире, иллюзорная лунная дорожка. Словно над морем. Родившийся и проведший почти всю жизнь в Петербурге, Марк еще пока никогда не видел его своими глазами. Но почему-то сразу вспомнил сейчас рассказ княгини Трубецкой, которая, по ее словам, не раз наблюдала подобную картину из окон виллы, арендованной где-то на морском побережье во время путешествия по Италии. Тогда, помнится, он еще, не сдержавшись, вслух восхитился точностью и поэтичностью ее метафор. И даже поинтересовался, не пишет ли Вера Алексеевна стихов, ну или хотя бы прозы. Разумеется, она тогда как всегда решительно, едва не с возмущением, отвергла подобные «глупости», но по слегка задрожавшим, полуопущенным ресницам и мимолетному румянцу, вспыхнувшему на щеках, не трудно было предположить, что комплимент ей понравился… Вспомнив об этом, Марк на мгновение улыбнулся и вздохнул. Почему все же они не встретились раньше?

Много раньше, давным-давно.

Когда еще оба были свободны и не связаны никакими обязательствами? Как сложилась бы жизнь, случись все подобным образом?

Нет. Нельзя так думать. Глупо это и бессмысленно. Да к тому же, может, ничего бы вовсе и не было. Скорее всего – не было бы. Лена часто говорила, что отец ее лишь потому так относительно легко дал согласие на их брак, что успел удовлетворить родительское тщеславие, устроив «блестящие партии» двум старшим дочерям... Род Шебалиных отнюдь не был худ, а уж тем более беден, но ни княжеским, ни графским титулом похвастаться не мог. Так что Веру Марку, его единственному и последнему отпрыску, пожалуй, вряд ли бы тогда и отдали… Да и не надо!

Ну что за бредовые мысли, откуда они вновь? Ведь он вполне счастлив со своей женой! Елена – чудесная, чистая душа, и он столько времени ждал возможности назвать ее своей. А после еще ни разу не пожалел о данном ей супружеском обете… И никогда не пожалеет! То, что происходит теперь – временное. Мимолетное. Точно… этот мерцающий вокруг него сейчас свет, который исчезнет, едва луна опустится за горизонт. А затем вновь наступит утро, день – и все станет, как прежде. Точно так, стоит им с Верой расстаться, не видеть друг друга какое-то время, уйдет без следа и это увлечение. Точнее, даже не увлечение, извечная человеческая тяга, стремление обрести недостижимый идеал, пренебрегая счастьем, которое и без того уже у тебя в руках. Живое, настоящее. Держи его. Наслаждайся им. Храни!

Марк и сам не знал, сколько времени провел, размышляя в подобном ключе, прежде чем естественный вывод из всего, будто бы сам по себе возник в его голове: нужно встать и идти к жене. Быть может, даже покаяться перед ней в терзающих душу сомнениях. Разумеется, не называя откровенно породившей их причины, это уж точно лишнее. Но – прямо сейчас. И ничего, что поздно. Ничего, даже если он разбудит ее: выслушав, Лена все поймет и простит.
Она успокоит его. И все будет, как раньше. Все будет хорошо.

Быстро перекатившись на локтях, Шебалин приподнялся и затем сел, прислушиваясь. Никакие звуки, кроме негромкого стрекота цикад, да мимолетного шороха листьев от ночного ветра, не коснулись его слуха. Свесившись к полу, он нащупал сброшенные сапоги, обулся, затем поднялся на ноги и пошел туда, куда указывал ему, вытянувшись, меж тем, уже в узкую длинную линию, лунный луч на полу. К двери, раскрыв которую, Марк в тот же миг ошеломленно замер на пороге.

- Вера Алексеевна… Вы?! – воскликнул он тихо, почти шепотом.

Но, едва опомнившись от удивления, тут же сделал шаг назад, ничего более ей не говоря. Не закрывая двери. Не предлагая ни уйти, и ни тем более – остаться. Давая право подумать и решить за себя то, что для него самого в эту минуту оказалось уже окончательно решено…

 Отправлено: 20.09.17 13:40. Заголовок: В проеме двери, осве..

В проеме двери, освещенный прозрачно-серебристым лунным светом, Марк походил на видение из ее фантазий. Отступивший назад, он будто притягивал к себе. И, не в силах сдерживаться дальше, словно зеркальное ему отражение, Вера сделала такой же шаг навстречу; затем еще один, и вот – оказалась лицом к лицу со своим искушением.

И дальше руки ее сами собой потянулась вперед. Коснувшись сначала лишь его рубашки, подушечки пальцев невесомыми прикосновениями прошлись вверх по складкам шелковистой ткани, а после, добравшись до плеч Марка, опять нерешительно замерли. Не отрываясь, Вера смотрела ему в лицо, боясь увидеть неприятие своего порыва или того хуже – презрение. Но в черных, как ночное небо, глазах с трудом удалось разглядеть лишь свой бледный призрак. Тогда, вновь осмелев, руки ее скользнули Шебалину за спину, сплелись там в замок, а сама Вера, до предела приблизившись, осторожно коснулась губами уголка его сомкнутых теплых губ, и опустила ресницы, с наслаждением и полной грудью вдыхая уже знакомый ей аромат, эту головокружительную смесь почти выветрившегося табака, одеколона и мужского тела, которую исподтишка, будто воруя, робко осязала она в тот день, когда Марк нес ее домой на руках. Теперь, впервые в жизни, Вера чувствовала, что у нее есть на это полное право. И потому можно более не таиться, брать свое открыто. Чтобы запомнить и после сохранить в себе навсегда.

А сам Марк все не торопился отвечать на ее поцелуй. Но, по-прежнему не открывая глаз и слушая его прерывистое дыхание, Вера уже была уверена, что ее не отвергнут. Потому и сама медлила. Заранее все зная и понимая, она нынче намеренно растягивала каждый миг, будто, в самом деле, рассчитывала таким способом заполучить как можно больше тех драгоценных минут, потаенные воспоминания о которых станут ей после возможно единственной радостью и утешением в грядущей беспросветной жизни. Но думать об этом теперь было кощунством. И оттого, вновь коснувшись губами губ Марка, Вера вдруг открыла глаза и улыбнулась мягкой, манящей улыбкой, от которой он, до того то ли боявшийся спугнуть, то ли попросту ошеломленный внезапной смелостью, сам будто ожил. И вот уже его руки крепко обхватили ее за талию, увлекая за собой дальше, вглубь этой залитой лунным светом комнаты, а поцелуи больше не просили, а требовали…

Сколько потом Вера ни вспоминала эту ночь, так и не могла воспроизвести последовательно всех ее мгновений. Это было подобно урагану, который подхватил их и закружил вместе в своем сумасшедшем вихре. Руки, губы, запахи и вздохи – это почти все, что она помнила отчетливо. Еще помнился идущий изнутри жар, который не утихал, а становился лишь сильнее, и когда достиг предела, то взорвался, оплавляя тело и душу разом.

За все это время они, кажется, не произнесли ни единого слова. Впрочем, и что теперь можно было бы сказать нового, да еще так, чтобы это не вышло бы глупо, пошло или вовсе бесполезно? Громче и яснее слов все говорили их тела, взгляды, и эта пламенная речь также навсегда запечатлелась в Верином сердце.

 Отправлено: 08.10.17 03:16. Заголовок: Ошеломленный силой и..

Ошеломленный силой и глубиной чувства, полностью владевшего им всего несколько минут назад, Марк еще едва лишь успел что называется «вернуться на землю» – отдышаться, прийти в себя и вновь полностью осознать реальность. А Вера, тем временем, мягко высвободившись из его рук, уже молча поднялась с постели. Не смея ее удерживать, он перевернулся на бок и, привычно подсунув под голову локоть, принялся – тоже не говоря ни слова, наблюдать, как она собирает свои вещи: белую батистовую сорочку и такой же кружевной сак, чем-то похожий там, на темном полу, на островок крепко взбитой мыльной пены для бритья. Собирает – и затем, аккуратно расправив, снова облачается в них, а потом сразу единственным грациозным движением перехватывает на одну сторону рассыпавшиеся по плечам длинные темные волосы, скручивает их в жгут и безжалостно стягивает в тяжелый узел на затылке. Все это без спешки, без стыда или смущения, но с какой-то немного сомнамбулической методичностью, отчего Марку даже в какой-то миг начало казаться, что она вовсе забыла о его присутствии. А потом она ушла, бесшумно выскользнув прочь, затворила за собой дверь. И не слетело в тот миг с ее уст ни прощания, ни обещания продолжения…

Марк знал, что она права, и что иного выхода нет. Луна, ласкавшая своим прохладным нежным светом их разгоряченные тела, уже укатилась куда-то за горизонт, или просто скрылась в облаках. В любом случае, не за горами рассвет. С ним начнет просыпаться дом, никто из обитателей которого не должен знать тайны, отныне и навеки связавшей двоих его обитателей. Любовников… Да, так их теперь, верно, следовало называть. Но слово это, отчего-то однажды приобретшее в русском языке кисловатый привкус… не греха даже, а пошлости, откровенно раздражало Марка. Он не мог и не хотел даже пытаться применить его к ним с Верой. Еще и потому, что хорошо понимал: чувство, толкнувшее их нынче в объятия друг к другу – не любовь. Любил он свою жену. И продолжает любить теперь, несмотря на все произошедшее, как ни странно это, должно быть, звучит. Но и не просто одна лишь телесная страсть, или похоть – в чистом виде. Вера… Она была ему нужна, должно быть, для того, чтобы ощутить себя равным с равной. Чувство, изрядно подзабытое и, пожалуй, изначально отсутствовавшее в отношениях с супругой… Марк лишь теперь, впервые, осознал, что устал от постоянной необходимости, словно бы смотреть вниз, стоя на несколько ступеней выше. Что-то без конца объяснять, чему-то учить, делать скидку на возраст, принимать и понимать. С Верой же все иначе. С ней легко. Даже тогда, когда… с ней невыносимо сложно.

Подивившись этому странному противоречию, Марк улыбнулся в темноте и вздохнул. Выпростав из-под головы изрядно затекшую руку, он принялся тереть ее другой, невольно поморщившись от миллиона микроскопических иголок, что тут же пронзили задеревеневшую в долгой неподвижности плоть. Потом, когда рука, наконец, отошла, зная, что до утра сегодня определенно уже не уснет, он поднялся и подошел к окну, с удивлением отмечая, что погода, в самом деле, успела измениться. И на смену абсолютно ясному летнему вечеру накануне, скорее всего, придет хмурое утро. А сейчас на улице шел дождь. Тихий, почти неслышный, словно бы осенний.

Отдергивая штору, Марк толкнул наружу рамы, чтобы позволить пахнущему влагой и мокрыми деревьями воздуху проникнуть вглубь комнаты. Затем, простояв какое-то время в странном безмыслии, он очнулся и надумал было подтащить к окну кресло, чтобы сесть, но тут, вспомнив, что вовсе не одет, вернулся к кровати. На низком пуфе в ее изножье, лакей, как всегда, еще с вечера оставил для барина аккуратно сложенные ночную рубаху и халат. Из-под пуфа – тоже как всегда – виднелись домашние туфли Марка, которые Леночка собственноручно расшила шелком и преподнесла ему в подарок на их первое совместное Рождество. Одеваясь, он отчего-то будто бы зацепился взглядом за эти замысловатые персидские мотивы, помрачнел, плотнее сжав губы, и вдруг, коротким, но точным тычком, пнул их подальше. А потом, в халате, но босиком, вновь подошел к окну и устроился, наконец, в кресле.

… - Ну и как же прикажешь все это понимать?! – звенящий возмущением голосок жены прозвучал где-то совсем близко.

- Лена, погоди, я все объясню!..

Еще не понимая, где она есть, откуда здесь взялась и главное – в чем его обвиняет, Шебалин резко распахнул глаза. «Выходит, все-таки уснул…»

В следующее мгновение он уже был на ногах. Обернувшись к стоящей, подбоченясь, у входа в комнату супруге, он напряженно вглядывался в ее лицо. Сама же Элен при виде такой бурной реакции на свое появление, не сдержавшись, немедленно звонко расхохоталась.

- Черт… Ты меня испугала, - смущенный и, что уж скрывать, раздосадованный Марк тяжело вздохнул и вновь опустился в глубокое уютное сиденье, что на пару предутренних часов заменило ему кровать, в которой в эту ночь показалось какой-то нелепостью засыпать одному.

«Черт!» - это Шебалин, впрочем, уже сказал не вслух, а подумал, осторожно скосив взор на разворошенную постель, продолжая ощущать себя то ли внутри нелепого сна, то ли на сцене идиотского водевиля.

- Да уж вижу! И никак в толк не возьму, что тебе вдруг надумалось в кресле спать? Да еще и с открытым окном, там ведь уже почти осень, вон, сырость-то какая! И холод! А еще доктором называешься!

Деловито прошагав через комнату, Элен направилась к окну, там она ненадолго завозилась, грохоча тяжелыми рамами, защелкивая тугие медные щеколды и расправляя занавески. Затем подошла к нему. На губах по-прежнему играла улыбка, но в светлых глазах зажглись огоньки тревоги:

- Что с тобой, ты странно выглядишь сегодня… Не простыл бы, в самом деле? – протянув к лицу Марка кисть, она прижала ее тылом вначале к его щеке, а после ко лбу, продолжая рассматривать лицо. Он же едва смог заставить себя спокойно выдержать этот взгляд.

- Я бодр и здоров. Просто с вечера здесь невыносимо душно было, вот у окна и устроился, а после снилось, верно, что-то странное и еще вскочил резко, - коротко улыбнувшись, он забрал ее маленькую, почти детскую руку в свою ладонь и ласково прижал к губам. – Пустое… Расскажи лучше, как твое самочувствие? Спала хорошо ли? Мигрень миновала?

- Да, я прекрасно выспалась, и все прошло! – беззаботно воскликнула Лена, вновь веселея и тотчас устраиваясь у него на коленях. – А что тебе такое приснилось? И, кстати, что ты так рвался мне объяснить?

- Понятия не имею! – расслабив плечи, Шебалин откинулся на спинку кресла, позволяя и жене расположиться удобнее. – Вернее, забыл уже.

- Жалко. А я вот помню. Снилось, что я – рыба. Представляешь? Настоящая рыба, с плавниками и жабрами, но почему-то думаю, как человек. Плаваю под водой – и думаю… И так мне как-то хорошо, уютно! Что до сих пор жаль, что это был только сон… Гадаю теперь, что это означает? – вновь улыбнувшись, Марк недоуменно пожал плечами. – Эх, вот сюда бы сейчас ту маменькину книжку с толкованием сновидений! Она с ней никогда не расстается, каждое утро читает и после нам еще пересказывает… Может, Вера знает? Непременно спрошу у нее. Но попозже, а то она еще спит.

- А ты… и к ней зайти успела?

- Да, но будить постеснялась. Да и зачем, когда мне и так есть, кого… напугать с утра! – припомнив недавнее, Элен опять засмеялась. – Видел бы ты свое лицо!

- Ну а что? Лицо как лицо…

- Конечно! Только вот глупое очень!.. Шучу-шучу! У тебя самое умное, мужественное и красивое лицо на свете. Другого мне не нужно…

Последнее Лена сказала тише, без прежнего веселья, но с той особой, воркующей интонацией, которую Марк уже научился безошибочно отделять от прочих, зная, что она означает.

То, что большинство мужчин его круга, женатых на «приличных женщинах», получало в качестве оплаты так называемого «супружеского долга», или еще хуже – исполнения каких-то муторных «обязанностей», с самого начала их совместной жизни Элен дарила ему щедро, легко и с удовольствием. Что всегда было поводом для радости и тайной гордости – хотя бы уже потому, что это пламя однажды разжег в ней именно он. Но сегодня…

- Что ж, меня оно тоже вполне устраивает! – нежно поцеловав кончик ее курносого носа, Марк бережно ссадил супругу со своих колен на подлокотник кресла, встал и, делая вид, что ему необходимо размяться, прошелся туда-сюда по комнате. – Послушай, я спросить хотел. Вчера еще…

- Да? – если она и была разочарована, то ничуть не подала виду. Все же, кое-что общее у сестер Бельских в характерах присутствовало. При полном, казалось бы, их несходстве.

- Элен, как ты нынче справедливо заметила, за окном уже почти осень. Так вот, что скажешь, не пора ли нам по этому поводу подумать об отъезде в Петербург? В гостях, безусловно, хорошо. Но дома-то все-таки лучше…

 Отправлено: 10.10.17 23:13. Заголовок: Проснувшаяся позднее..

Проснувшаяся позднее обычного, Вера еще долго не вставала с постели. И даже не подала виду, что бодрствует, хотя слышала, как Леночка заглянула к ней в комнату. Сестру первой с утра она видеть не хотела – кто угодно, только не Лена. Не из-за стыда. Вовсе его сейчас Вера не испытывала, но лишь от того, что чувствовала себя счастливой, а Лена непременно это бы заметила и захотела бы узнать причину ее утреннего настроения. Поэтому, прикрыв глаза и затаив дыхание, княгиня переждала приход сестры, по-детски притворяясь спящей, а после уже сама встала и уселась у туалетного столика. В комнате было темно, за окном рассвет лишь серел, и солнца все не было, хотя взойти оно должно было давно. Но именно так, тяжелым свинцовым небом, дождевыми каплями, осень напоминала о своем скором приходе.

Женя еще вчера рассказал ей, что видел, как мужики сено ворочают и собирают их в большие пахучие горы. В саду уже давно варилось яблочное варенье, и мир вертелся своим порядком, даже если кто-то невзначай нарушал собственную систему жизни. Столь малая крупица нисколько не могла изменить установившегося веками порядка.

Но в зеркале перед Верой сидела совершенно другая женщина, в которой она себя узнавала лишь отчасти. И внимательно вглядываясь в это отражение, она не могла понять, что же такое там на самом деле переменилось. Стал ли чуть более томным взгляд, или, может, показался вдруг на щеках не слишком свойственный облику румянец – в чем бы ни крылась эта новизна, другим она будет скорее всего непонятна. А вот сама Вера ощутила её сразу, ибо шла она изнутри.

Появление горничной отвлекло ее от размышлений. И, отвечая на пустые вопросы девушки о снах и сновидениях, рассуждая с ней о скорой непогоде, она будто полностью вернулась в прежнее свое душевное состояние. Неприятным сюрпризом, который горничная оттягивала до последнего, было письмо от мужа, что только недавно доставили в имение. Читать его прямо сейчас, княгиня, впрочем, не пожелала. А просто не глядя сунула в карман – просмотрит после завтрака. Что такого интересного может сообщить Михаил, чтобы ради испортить прекрасное утреннее настроение?

Когда Шебалины спустились к завтраку, она как всегда нежно обняла и поцеловала сестру в щеку, и лишь на мгновение позволила дольше обычного задержаться взглядом на губах Марка, прежде чем пожелать и ему доброго утра.

Сторонний наблюдатель не заметил бы ничего нового в манере ее общения с зятем – столь же простые, короткие фразы, тот же ровный голос. Но взгляд! Вера с трудом могла его контролировать, поэтому обращаясь к Марку, старалась и вовсе не поднимать на него глаз. Однако даже так, словно неким особым чутьем, отчетливо понимала, когда он смотрел на нее, как будто наяву ощущая при этом прикосновения его губ и рук к своему телу, и от этого с трудом удерживая грозящее вот-вот предательски сорваться дыхание.

А Лена, между тем, беззаботно и без умолку щебетала за столом. И вот, наконец, дошла очередь до обсуждения сновидений минувшей ночи. Зная, что Вера не слишком во все это верит, но почти наизусть, хоть и не по своей воле, знает матушкин сонник, она ничтоже сумняшеся прямо за столом подробно пересказала ей пригрезившийся накануне сюжет.

- Что скажешь на это? Странно ведь?

- Ничего странного, - на секунду Вере пришлось замолчать, чтобы совладать с охватившим ее некстати чувством ревности. – Помню, и мне как-то однажды приснились рыбы, давно, Эжена еще не было. И матушка тогда уверенно сказала, что этот сон – верный признак скорого материнства. Впрочем, конечно, это глупость и суеверие. К тому же, у тебя же муж – врач. Спроси лучше у него…

Последняя фраза прозвучала чуть холоднее, и княгиня взглянула на Марка, в душе продолжая досадовать, что единство, незримо связавшее в прошлую ночь их души, кажется, безвозвратно разрушилось. И виновата в этом Леночка, любимая младшая сестра, которая, не обращая внимания на Верин скепсис, была счастлива, видя в коротком толковании своего сна больше истины, чем любом другом предзнаменовании.

Оно и верно, для какой же женщины слово врача окажется главнее зародившегося под сердцем, или же в нем самом, сокровенного предчувствия? Поэтому, обрушив на родных поток радости, Лена уже не слушала ни осторожных вопросов мужа, ни предостережений сестры. Она верила, чувствовала и знала. А Вера в это время все никак не могла успокоить в своем сердце ревнивой тоски, хотя прекрасно понимала – все пройдет, забудется как сон. Главное – это суметь сохранить нынешнее ощущение собственной силы, привлекательности и желанности, которую ей, сам того не ведая, подарил, как самый сокровенный дар, прошлой ночью мужчина, который должен остаться для нее чужим.

 Отправлено: 10.10.17 23:26. Заголовок: Вступая под руку с ж..

Вступая под руку с женой в столовую, где, по причине дурной погоды, впервые за много дней, против установившегося обычая завтракать на веранде, сервировали стол, Марк испытывал странное для его достаточно цельной натуры раздвоение чувств. С одной стороны, с самого момента пробуждения – вернее, с тех пор, как вновь на какое-то время оказался наедине с собой, когда Элен ушла одеваться, и вновь стало возможно думать о том, что более всего занимало помыслы, он страстно желал увидеть Веру. К этому отчаянно стремилась та часть его естества, что, верно, отвечает за душевные порывы и мечтания. В то время как другая, рациональная половина, во весь голос твердила: остановись! Если не сделал этого тогда, когда был обязан – то хотя бы теперь.

Или это был вовсе не рассудок, а то, что принято называть «голосом совести»? Или, может, особый род страха – боязнь узнать, каким окажется то, что виделось настоящим и правильным в зыбком серебристом сиянии луны, при безжалостном свете наступившего нового дня?
Как-то встретит его Вера? Что скажет?

К моменту появления четы Шебалиных, княгиня была уже за столом. Рядом сидел Эжен, с недовольным видом ковырявший в тарелке свою извечную мучительницу-кашу. В силу возраста, он еще довольно неуверенно обращался с приборами, часто нуждаясь в посторонней помощи. И чтобы привлекать как можно меньше внимания к процессу воспитания, да и просто не задерживать других взрослых, Вера часто приходила есть вместе с сыном несколько раньше остальных членов семьи. Марк знал об этом, поэтому нисколько не удивился, застав ее за всегдашними терпеливыми увещеваниями в адрес маленького разбойника, который, к тому же был не в духе, так как прямо с утра узнал, что из-за дождя не состоится его привычная утренняя прогулка в саду. Впрочем, с появлением своего нынешнего кумира – дяди Марка, мальчик немного приободрился и перестал канючить, когда тот, проходя мимо, с усмешкой тронул его за кончик курносого носа.

- А маменька сказала, что мы нынче гулять не пойдем! – не в силах молчать о своей горести, тем не менее, посетовал он со вздохом, обращаясь к дяде, пока тот помогал жене устроиться за столом. – Потому что там мокро! – прибавил он, сердито косясь в сторону окна, за которым, и верно, вовсю поливал заметно разгулявшийся с утра дождь.

- Действительно, досадно, – сочувственно кивнул Шебалин. – Однако раз уж все равно так вышло и нельзя гулять… Видишь ли, я давно не играл в шахматы, и очень желал бы, но ни тетя Элен, ни, насколько знаю, твоя матушка не умеют, так что было бы крайне любезно с твоей стороны составить мне партию.

Глаза мальчика на мгновение вспыхнули восторгом и тут же вновь погасли:

- Но я же тоже не умею!

- А я тебя научу! Разумеется, если ты не против…

- Конечно нет!

- Вот и договорились. Но только после завтрака. Так что сам понимаешь, в наших прямых интересах покончить с ним теперь как можно быстрее!

Второй раз просить не потребовалось. Забыв про недавние капризы, Эжен усердно заработал ложкой, Лена рядом тихонько хихикнула, приложив для виду к губам салфетку, а сам Марк с короткой улыбкой посмотрел на Веру. Вот если бы и их взрослые проблемы решались с такой быстротой и легкостью, говорил его взгляд. Однако ответа – ни словом, ни взором – не последовало. Княгиня сидела, опустив глаза, не выказывая ни одобрения, ни порицания проявленной им инициативой. Она вообще казалась сейчас абсолютно невозмутимой. И, бог ведает, отчего, это вдруг пренеприятно кольнуло Шебалина изнутри. Выходит, ей действительно все равно то, что между ними произошло?

Что ж, имеет полное право… Прошлой ночью они ни в чем друг другу не клялись. Но… разве так бывает, чтобы… совсем ничего? Теперь-то ведь он точно знает, он видел, какой она может быть, когда перестает изображать мраморное изваяние. Впрочем, что ему за толк от этого знания?

Заставив себя отвести взор, Марк принялся за еду, которой, тем временем, уже успела до самых краев наполнить его тарелку заботливая супруга. Как всегда, не интересуясь его мнением на этот счет, хотя прекрасно знала, что плотно завтракать он не привык и не любит. «Совсем как Вера с Эженом», - неожиданно пришедшее в голову сравнение едва не заставило поперхнуться. Однако не ругаться же с ней, право слово? Тем более за столом завязалось, наконец, нечто вроде легкого разговора. Как обычно, Леночкиными усилиями. Но сейчас за это можно было ее только поблагодарить, потому что, лишь краем уха слушая, как жена пересказывает сестре свой сон, на правах участника беседы, Марк вновь обрел можно сказать законную возможность безнаказанно смотреть на Веру.

На ней было светлое и легкое утреннее платье, довольно закрытое, показывающее даже меньше, чем это дозволялось правилами приличия. Но… проклятое воображение! Ему не нужно было даже напрягать его, чтобы перед мысленным взором явилось то, что оно под собой прячет. И эту точеную линию плеч, и прелестной формы и размера грудь, мягкую тяжесть которой Марк, тотчас, как наяву, вновь ощущал в своей ладони, стоило взору лишь мимолетно скользнуть по ее изящному абрису, целомудренно укрытому теперь от него сразу несколькими покровами…

Чувствуя, что сходит с ума, Шебалин потупился, сжал руку в кулак и невольно спрятал ее под стол, одновременно медленно вдохнув и выдохнув, чтобы прогнать проклятое наваждение.

- Да, помнится, в университете нас учили определять грядущее материнство… не только по сновидениям, - возвращаясь в действительность, он усмехнулся, но несколько принужденно. И, подняв глаза, вновь столкнулся взглядом с сидящей напротив свояченицей, чье лицо притягивало его, будто магнит. И, кажется, все-таки успел поймать то, что до сих пор она так искусно от него скрывала – когда сквозь прохладу и безмятежность в глубине медовых глаз всего на мгновение вдруг промелькнула боль. Промелькнула – и спряталась, растворившись в улыбке, в словах, которые одно за другим слетали с уст, призванные еще надежнее спрятать ото всех то, что никому не предназначено. Однако же видел, видел!

- А как определяют грядущее материнство? – вдруг внезапно поинтересовался Эжен, старательно выговаривая незнакомые слова, и взрослые, не сговариваясь, разом повернулись в его сторону.

По правде сказать, занятые беседой, они действительно на некоторое время упустили из виду присутствие в комнате еще одного участника своего застолья. Между тем, давно расправившись с кашей, мальчик внимательно с интересом прислушивался к тому, о чем говорят старшие. И вскоре решил, что тоже хочет принять участие в их разговоре. Недаром ведь дядя обращается с ним как с равным! Даже теперь, задавая вопрос, Эжен смотрел именно на него, а не на тетю или маму. И хорошо, потому что на лицах обеих дам в тот момент отразилась некоторая растерянность.

- Как еще? Ну, если хочешь знать, я, конечно, расскажу… - невозмутимый Марк, которому, напротив, внезапно стало в последние минуты как-то по-особенному легко, сделал вид, что задумался, припоминая. А в душе едва не смеялся, наблюдая за тем, как от этих слов еще больше побледнели и вытянулись лица жены и свояченицы. – Только все рассказывать будет долго. А ты еще хотел про правила игры в шахматы у меня выведать. Так что уж определись, что тебе интереснее – это, или шахматы?

- Шахматы! – без раздумий заявил мальчишка. И Шебалин услышал, как рядом с ним с облегчением вздохнула супруга, уже, видимо, приготовившаяся получить от старшей сестры выговор за неподобающие – в присутствии ребенка – разговоры.

- Значит, шахматы! – Марк серьезно кивнул. – К слову, вижу, ты уже поел. Я тоже. Потому, если дамы позволят, был бы не против... Да что там, признаюсь, мне уже буквально не терпится начать игру! Леночка, Вера Алексеевна, может, вы любезно позволите нам с Эженом покинуть вас, не дожидаясь окончания завтрака?

 Отправлено: 30.10.17 23:31. Заголовок: - Вера, а если это в..

- Вера, а если это взаправду? – тихо проговорила Элен спустя минуту после того, как Марк и Женя покинули столовую.

- «Взаправду» - что? – не поняла княгиня, вскидывая на сестру несколько озадаченный взор.

- Ребенок, Вера! Если я и вправду жду ребенка? – на лице Лены читался неподдельный страх, а от прежней детской непосредственной веселости не осталось и следа.

- Так и что же? Разве ты была бы этому не рада? – осторожно поинтересовалась Вера, чувствуя, как в душу холодными щупальцами проникает смутное беспокойство.

- Рада, - еще тише, почти шепотом ответила между тем сестра и теперь уж сама потупилась, - Только боюсь.

- Боишься… родов? Но, дорогая, для молодой и здоровой женщины, такой как ты, это естественное событие. И я уверена…

- Нет, не этого! – нетерпеливо отмахнулась Лена, перебивая ее на полуслове. – Совсем другого... Вера… А что если и у нас Марком не выйдет стать хорошими родителями? Вдруг я – лично я, однажды совершу какую-нибудь ужасную ошибку, и мой ребенок перестанет мне доверять? Не сможет на меня положиться?

- Леночка, милая моя девочка! – услышав эти слова, Вера вскочила со своего стула и обняла её с необычной для себя порывистостью. Кажется, теперь ясно, что терзает бедняжку!

Наблюдая впервые в жизни так близко и во всех неприглядных подробностях картину семейного несчастия старшей сестры, она, должно быть, винит в нем не только князя Трубецкого, но и их родителей. Раз уж те допустили, что одной из дочерей пришлось принести столь большую жертву во имя их тщеславного желания с ним породниться.

Впрочем, возможно, Лена думала и о чем-то другом. Но как бы там ни было, самой Вере Алексеевне сейчас было предельно ясно лишь одно:

- Ты будешь прекрасной матерью, лучшей! Даже не смей думать иначе! – горячо воскликнула она.

- А Марк?

Одарив сестру мягкой улыбкой, княгиня нежно поцеловала сестру в висок.

- А он – великолепным отцом. Заботливым и внимательным, в меру суровым, но балующим ребенка, пока ты этого не видишь. Твой муж хороший человек, дорогая, я даже немного тебе завидую…

- Завидуешь?! Вот уж невероятно! А мне всегда прежде казалось, что ты его недолюбливаешь!

Вера улыбнулась и задумчиво посмотрела на младшую сестру.

«Многого ты, Лена, обо мне даже и не могла бы подумать», - и хотелось, чтобы это так и оставалось впредь.

- Кстати, забыла тебе еще об одном сказать! Мы ведь скоро возвращаемся в Петербург! Мой великолепный муж как раз нынче утром огорошил меня этим известием, представляешь?!


- Правда?.. – прошелестела в ответ княгиня, которой вдруг почему-то стало неожиданно трудно дышать. Выпустив из объятий младшую сестру, она медленно и аккуратно опустилась стул, где еще совсем недавно рядом с Леной сидел Марк. – Когда?

Когда он это решил? Вот, что на самом деле означал ее вопрос. Давно, или уже сегодня? И если сегодня, то почему? Оттого ли, что стыдится совершенного ими нынче ночью? Или… напротив, просто боится вновь поддаться искушению?

Но Элен, которой, разумеется, невдомек были ее мысли, поняла вопрос буквально.

- Точно пока не скажу. Но думаю, что совсем уже скоро. И теперь у меня вмиг образовалось столько дел, что я почти в панике! Только представь: приготовить экипажи, собрать вещи, а еще ведь подарки, Вера! Нужно ведь всем городским родственникам привезти гостинцы!

- Ну это не самое сложное, - сидя дышать, наконец, стало немного легче и голос княгини сделался более уверенным. – Соленья, варенья, яблоки… Что еще обычно можно привезти в город из деревни?

- Пожалуй! – ухватившись за эту идею, Лена тут же начала ее развивать. И в дальнейшем от Веры Алексеевны для поддержания видимости участия в разговоре требовалось лишь вставлять подходящие по смыслу междометия. В голове, меж тем, билась единственная мысль: нужно поговорить с Марком! Расставить раз и навсегда все точки над «i»…

 Отправлено: 30.10.17 23:42. Заголовок: *совместно с Верой А..

*совместно с Верой Алексеевной*

После завтрака воодушевленная Элен отправилась осуществлять задуманное. Вера же, не зная чем заняться, некоторое время просто без цели бродила по комнатам, пока случайно не нащупала в кармане письмо, о котором совершенно забыла. Впрочем, письмом в полной мере эти скупые строки и назвать-то оказалось сложно. Но в них Михаил сообщал, что вскоре приезжает в Дубравное, с дальнейшим намерением увезти семью в Петербург. Решение было принято и обжалованию не подлежало. Все возвращалось на круги своя.

Перечитав написанное еще раз, Вера Алексеевна прислушалась к внутренним ощущениям. Странное дело: новость почти не взволновала ее. И уж точно не испугала – как это чаще всего случалось раньше, когда Михаил в очередной раз возвращался из своих похождений, и вновь возникала неприятная необходимость какое-то время терпеть его подле себя. Со всем своим самодурством и жестокостью, муж неожиданно сделался ей не страшен, но смешон и противен пуще прежнего. А еще – вновь напомнил о том, с кем Вера вновь и вновь невольно продолжала его сравнивать…

В игровой комнате, куда княгиня тихонько вошла, спустя несколько минут, в полном разгаре была шахматная баталия. Сидя за столом на высоком стульчике и подперев обеими ладошками голову, Эжен с самым серьезным видом разглядывал доску, где были сдвинуты уже несколько фигур. А напротив, спиной к входу, на невысоком пуфе устроился Марк, терпеливо дожидаясь ответного хода.

- Не помешаю? – полушепотом проговорила она, наконец, вдоволь налюбовавшись на эту картину. Погруженный в размышлени, сын даже не откликнулся. Зато Марк тотчас повернулся, и в то же мгновение Вера испытала невыносимое желание прикоснуться к его лицу.

- Разве это возможно? – он улыбнулся и встал, приветствуя ее появление, сделав при этом приглашающий жест рукой. – Проходите, Вера Алексеевна! Мы всегда вам рады. Правда, Эжен?

Иронически покосившись в сторону мальчишки, на которого появление княгини, кажется, не произвело никакого эффекта, Марк слегка потормошил его за плечо:

- Эжен! – встрепенувшись, тот поднял от загипнотизировавшей его доски растерянный взгляд вначале на дядю, а потом, почти умоляющий, на мать, решив, верно, что та пришла его куда-нибудь увести.

- Маменька, пожалуйста, пожалуйста, а можно я еще немного поиграю с дядей Марком?

- Да ведь я вовсе и не запрещаю, просто пришла посмотреть как вы тут, - Вера встала позади сына и привычным, нежным движением взъерошила ему волосы.

Эжен, который в последнее время привык считать себя взрослым и независимым человеком, тут же состроил дяде Марку недовольную гримасу, будто показывая, как ему не нравится то, что маменька этого не понимает, и пригладил прическу. Вера, заметившая этот маневр, лишь насмешливо сжала губы и продолжила, как ни в чем не бывало:

- А еще сказать кое-что… Мне сегодня папа прислал письмо. Через несколько дней он приедет, и затем все вместе мы отправимся в Петербург, - она говорила с сыном и смотрела только на него, но обращалась, конечно, к Марку.

Эженовой пантомимы, так, как этого, верно, хотел бы сам мальчик, Шебалин не оценил. Напротив, нахмурил брови, посмотрев на племянника холодно и даже с осуждением. Чем совершенно сбил того, уже привыкшего, что дядя всегда на его стороне, с толку. Покраснев, пристыженный Женя насупился и уставился в пол.

«Вот и пусть! – подумал про себя Марк, искренне убежденный, что уважение к женщине – тем более к матери – следует воспитывать жестко и с самых младых ногтей. – А иначе вырастет еще таким же ничтожеством, как его князёк-папаша...»

И в ту же секунду перевел удивленный взгляд на Веру, услышав, как только что некстати помянутое им в мыслях имя слетело теперь уже вслух с ее уст, словно их необъяснимый отголосок.

- Уезжаете? – переспросил он несколько рассеянно. Смысл сказанного дошел до него только в следующее мгновение. Вера кивнула. – Занятно, что и мы с Элен как раз нынче утром обсуждали ту же самую тему – что пора возвращаться…

И умолк, чувствуя, как в сердце невольно всколыхнулась обида, что Вера не нашла иного, лучшего места и времени, дабы рассказать ему о возвращении Михаила. А потому нет – из-за присутствия рядом Эжена, никакой возможности поговорить далее начистоту. Впрочем, возможно, именно на это она и рассчитывала, промелькнула вдруг неприятная мысль, но Шебалин постарался отогнать ее прочь.

- Знаю, Лена уже успела мне рассказать.

- Что ж, действительно, самое время, дороги еще относительно сухие. Можно быстро доехать.

Она вновь молча согласилась. А Марк почувствовал нечто вроде приступа бессильной ярости. Не о чертовых дорогах им теперь нужно было бы говорить!

Вера, тем временем, мучительно искала повод отослать куда-нибудь сына. Хотя бы ненадолго. Всего на несколько минут! Этого ей бы сполна хватило, чтобы высказать Шебалину, буквально сжигающему ее взглядом все, что за эту ночь проросло у нее на сердце. Но как назло не было, ни одной подходящей причины!

- Евгений Михайлович, нам пора заниматься! – все еще не веря своему счастью, Марк и Вера одновременно обернулись к двери, где, словно в награду за их долготерпение, как раз в это мгновение появилась гувернантка юного княжича.

- Но мы еще не закончили! – возмутился ребенок, с надеждой глядя на родных, уверенный в их поддержке. Но дядя почему-то отвернулся и промолчал, а маменька и вовсе была непреклонна.

- До вечера у вас еще будет много возможностей закончить партию! Ступай, не заставляй Ольгу Васильевну тебя ждать!

Проводив ошарашенного сына и гувернантку до выхода и закрыв за ними дверь, Вера вернулась к шахматному столику и взяла в руки одну из пешек, которая уже выбыла из игры.

- Ты был неправ, Марк. Однажды, старший брат все же пытался научить меня играть в шахматы. И я даже помню, как он сказал тогда, что на шахматном поле лучше всех живется королеве – ходит, как хочет и опасна для всех. А вот пешки – это просто армия, которой суждено погибнуть. Правда, некоторым пешкам все же иногда выпадает шанс всё изменить и стать королевой. Шанс всё изменить…

 Отправлено: 01.11.17 23:31. Заголовок: *совместно с Марком ..

*совместно с Марком Шебалиным*

- Я буду считать себя самым счастливым человеком на свете, если ты и в самом деле наконец-то это поняла, - откликнулся Шебалин, оборачиваясь.

Быстро преодолев разделяющее их с Верой расстояние, он подошел к ней и крепко обнял сзади за плечи.

- А еще – одновременно – самым несчастным, потому что дальше лишь со стороны смогу видеть твое преображение… Но отнюдь не из пешки! Для меня ты уже была королевой. Ею же навсегда и останешься. А теперь просто настало время показать это остальным…

Прижавшись к ее волосам губами, Марк глубоко и мучительно вздохнул и покачал головой.

- Вера! Вера… как же мне тебя отпустить?

Прикосновение его обожгло тело так же, как за несколько секунд до этого огнем прошли в душу его слова. Королева! Улыбка тенью прошла по губам княгини и тут же исчезла. Позволив Марку еще лишь мгновение обладать собою, Вера решительно отстранилась, пока в ней еще оставалась эта решимость. Ведь еще чуть-чуть и все могло пойти не так, все могло случиться вновь. Нельзя было допустить подобного, сколько бы она о том не мечтала.

- Ты отпустишь, так нужно. Ты разумный человек и сам понимаешь, что все это было лишь…, - Вера запнулась, так как не знала точно, чем это было для него. Для нее же самой наваждение, вначале терзавшее изо дня в день, в результате стало избавлением от прежней жизни.

Не зная, что сказать, она обернулась и посмотрела в глаза, взгляда которых так долго избегала:

– Ты отпустишь меня. Но ты дал мне так много – ты подарил мне саму себя, которой я никогда не знала.

- «Разумный человек»… Да, это определенно про меня, - Марк тихо усмехнулся и вновь тяжело вздохнул, не сводя глаз с ее лица. – Об этом буквально кричат все мои поступки. Включая и этот…

Шагнув навстречу княгине, он осторожно взял ее лицо в ладони и, коротко поцеловал мягкие, полураскрытые губы, стараясь вложить в этот поцелуй всю свою душу. Потом мгновенно отпустил и, шутливо поднимая руки вверх, вновь отступил на «подобающее» расстояние.

- Все… Но ты прости дурака, ладно? – а потом, вновь серьезнея взглядом, вдруг прибавил. – За все прости. И прежде всего за то… что не встретился с тобой раньше.

Ну вот он и сказал это вслух.

- Милая моя девочка…

- Марк! Слава богу! Пойдем, ты мне нужен!

Нетерпеливое восклицание супруги, обошедшей уже весь дом и добравшейся, в конце концов, в старую игровую, где, по словам гувернантки маленького Эжена, в последний раз был замечен ее супруг, заставило Шебалина едва заметно поморщиться. Между тем, Элен, отодвинув дверь еще немного, заглянула в комнату глубже и обнаружила там присутствие старшей сестры.

- Вера?! А я думала, что ты у себя!

- Мы… прощались, Лена.

-Прощались? Ну мы же не вот прямо теперь уезжаем! Странные вы оба, ей-богу, странные! Вот как ни посмотрю на вас, так начинаю думать, что у вас от меня секрет какой-то. Точнее, будто знаете что-то, чего я знать не могу. Вот! Я ведь права, - Лена говорила все это, явно веселясь, а у Веры похолодели руки и на щеках проступили предательские красные пятна, - Смотри как ты засмущалась! А, кажется, догадалась! Наверное, это она тебя, Марк, наставляла в будущем отцовстве? Я ее, бедную, замучила утром. А Верочка такая добрая, такая заботливая.

- Лена, перестань, прошу тебя, - с каждым ее словом, княгиня начинала все больше ощущать себя преступницей, перед которой судья зачитывает приговор.

Кто знает, чем бы это закончилось, но, к счастью, вскоре сестра вспомнила, зачем сюда пришла. И теперь подробно объясняла Марку, что до основных сборов к отъезду ему следует разобраться с вещами - отобрать, что еще можно взять с собой в Петербург, а остальное отдать здешнему лакею... и прочая, прочая в том же духе. Вера ее почти не слушала. Когда же Шебалины вдвоем вышли из детской, она как-то тяжело и устало опустилась в кресло. Ноги все еще дрожали так, будто целый день прошагала пешком в гору, сердце билось, но на душе уже стало спокойно.

Через четверть часа она зашла в учебный класс, где Эжен послушно повторял за наставницей французскую грамматику, присоединившись к уроку зрительницей, поощряя сына улыбкой, когда тот говорил все верно, или качала головой, едва он собирался сделать ошибку. А когда Ольга Васильевна отворачивалась, подмигивала сыну, который уже вновь стал ее прежним обожаемым маленьким мальчиком, строившим в ответ забавные рожицы.

 Отправлено: 06.11.17 17:13. Заголовок: Неизбежная, казалось..

Неизбежная, казалось бы, совсем недавно осень откладывалась. Август, раскапризничавшийся в своем начале дождями, внезапно благосклонно сменил гнев на милость. Небо вновь прояснилось, стало высоким и чистым, но прежней жары уже не ждали. А все последние дни не стихал и прохладный северный ветерок: «попутный», шутили между собой обитатели Дубравного. Почти все их нынешние разговоры крутились теперь вокруг грядущего отъезда. По всему выходило, что первыми в Петербург выдвинутся Шебалины: князь Трубецкой, хоть и анонсировал в письме недельной давности свой скорый приезд, пока, тем не менее, задерживался. Но вряд ли о том хоть кто-то и сколько-нибудь сожалел.

С Верой Алексеевной, которая взялась активно помогать Элен со сборами, и потому почти все время проводила либо с ней, либо с сыном, Марк наедине более не пересекался. Да и не стремился к этому, памятуя о недвусмысленно высказанной просьбе отпустить. И, кажется, Вера была ему за это благодарна. А что думала на самом деле… об этом, как и всегда, было практически невозможно догадаться. Зато открыто и по-настоящему грустил маленький Эжен, которому было чуть не до слез жаль расставаться с тетей и дядей. Ведь с ними удалось так хорошо подружиться!

- Ты сможешь бывать у нас так часто, как сам этого захочешь, милый! – не раз уж утешала племянника растроганная Элен. – Ведь вскоре мы снова соберемся в Петербурге все вместе. Пусть и не в одном доме, как сейчас. Но зато можно будет ездить друг к другу в гости!

Вера Алексеевна и Марк, конечно же, согласно кивали, не уточняя, впрочем, ни деталей, ни времени этих грядущих новых свиданий…

Общими и слаженными усилиями, сборы в дорогу вышли недолгими. И, спустя еще несколько дней, вскоре после завтрака к парадному подъезду барского дома друг за другом подкатили два больших дорожных экипажа. Первый – более комфортабельный, назначался для самих супругов Шебалиных. Тот, что за ним – попроще, был заполнен практически до потолка всевозможным добром, а также деревенскими гостинцами для родных и близких, и имел внутри свободным лишь немного места для личной горничной госпожи Шебалиной.

- Ну что, дорогие? Как говорила наша няня, долгие проводы – лишние слёзы? – сияющая, несмотря на расставание, Элен расцеловала сестру, потом долго тискала в объятиях племянника, вновь суля ему скорую встречу в столице и даже подарки. Стоя чуть в стороне и сложив на груди руки, Марк наблюдал за происходящим с чуть ироничной улыбкой. И лишь когда жена уже отпустила, наконец, Эжена, подозвал его к себе. Прощание их вышло куда более спокойным и сдержанным, как и положено между серьезными и взрослыми людьми. А после, отведя мальчика в сторону, Шебалин еще потихоньку взял с него обещание как следует присматривать за матушкой, при которой Женя отныне на некоторое время остаётся единственным в семье мужчиной. Гордый возложенной на него важной миссией, мальчик, разумеется, тут же с готовностью дал свое честное слово и даже повеселел.

К княгине Марк подошел в последнюю очередь. Позволив себе только на пару мгновений дольше положенного задержать ее узкую бледную кисть, прежде чем прижаться к ней губами, он коротко улыбнулся и сказал лишь одно:

- Прощайте, Вера Алексеевна!

Затем поклонился, и, более не оборачиваясь, быстро сбежал вниз по каменным ступеням, помог жене удобно устроиться в экипаже, а после забрался туда сам и приказал кучеру трогать.

- Я вот думаю, может быть, все-таки стоило рассказать Вере сегодня? – проговорила вдруг Элен, когда их экипаж вывернул из усадьбы на почтовый тракт.

Нынче утром, гордая и смущенная одновременно, она с торжествующим блеском в глазах объявила, что недавний сон, над странностью которого они все вместе потешались, похоже, был «в руку», хотя пока и нет уверенности… Чтобы развеять её сомнения, Марку достало лишь пары уточняющих вопросов.

- Что толку сожалеть, теперь этого уже не изменишь. Не переживай, думаю, она на тебя не обидится, - откликнулся он.

- Надеюсь… – на миг умолкнув, Элен вдруг вновь осторожно тронула его за плечо. – Марк… скажи, а ты… правда рад?

Оторвавшись от задумчивого созерцания вида, мелькающего за окошком кареты, Шебалин долго и пристально посмотрел на жену.

- Конечно! А как иначе? – произнес он, наконец, тихо и очень серьезно. – Ведь я же люблю тебя.

Напряженное и будто бы выжидательное выражение, странно контрастирующее с привычной доверчивостью, постепенно ушло с ее лица, на губах вновь заиграла улыбка, а на округлых щеках показались обычные полудетские ямочки. Лишь тогда и сам Марк позволил себе улыбнуться и затем нежно поцеловать её маленькую, затянутую в перчатку, ладонь. А она в ответ подсунула другую руку под его локоть и уютно прижалась щекой к плечу.

… Чуть ранее, рассматривая гору увозимого в Петербург скарба, Марк мысленно поражался тому, как, все-таки, быстро, оказываясь на новом месте даже совсем ненадолго, человек обрастает вещами, с которым потом становится неожиданно трудно, а порой и невозможно расстаться. Не то же ли и другие, нематериальные узы? Обретая их однажды, далеко не всякий находит мужество от них избавляться.

Впрочем, кто знает? Возможно, именно в этом и есть какая-то своя, высшая мудрость.

 Отправлено: 06.11.17 21:29. Заголовок: Для Веры нынешнее ле..

Для Веры нынешнее лето стало ее личным Рубиконом. В оставшиеся дни до приезда мужа начавшееся еще раньше перерождение словно бы окончательно свершилось и из кокона, расправив крылья, на свет, наконец, появилась бабочка. Может, и не диковинная, которую редко встретишь в природе, пусть даже самая обычная, зато способная воспринимать этот мир совершенно по-новому. С каждым днем становилось все сильнее и странное чувство уверенности в собственной силе, которое прежней Вере было несвойственно. И однажды, уже в Петербурге, когда князь, в очередной раз изволив продемонстрировать свой дурной нрав, пустился в язвительные речи, стараясь ужалить ее как можно больнее, она уже смогла выслушать его совершенно невозмутимо: ни слез, ни обиды.

- Ты смешон, глуп и жалок, – холодно произнесла она после, когда Михаил, наконец, умолк. И только губы скривила в презрительной усмешке. Поначалу явно растерявшись от непривычного тона, он, впрочем, быстро пришел в себя. И, не в силах стерпеть подобного, ринулся было навстречу, словно хотел ударить, но что-то в глазах жены, прежде совсем незнакомое, вдруг заставило остановиться. Насмешливо вскинув в ответ брови, Вера развернулась и вышла из комнаты, оставив его одного.

Так или иначе, но именно после этой ссоры супруг окончательно утратил к ней интерес. И хоть сам при этом ничуть не изменился – был все так же груб и жесток, подобных выходок себе более не позволял. Оно и верно, что толку тратить силы, если запугать, довести до слез или истерики все равно больше не получается?

Становилось постепенно все по-другому для княгини и за пределами домашних стен. Нет, внешне все оставалось тем же, что и раньше: светские приемы, домашние хлопоты, забота о сыне составляли неизменный и привычный круг забот. Но при этом, впервые после свадьбы, на званых вечерах ей вновь стали уделять внимание другие мужчины. Это было лестно, хотя никто из них не посмел бы предложить ничего предосудительного. С Марком Шебалиным они, разумеется, тоже встречались. Но ровно столько, сколько это было положено родственникам. И вели себя так, как это полагается родне. Но в сердце Веры навсегда сохранилось к нему совершенно особенное чувство, которому и названия было не найти, так как то были ни страсть и ни любовь в их обычном проявлении. Так что в глазах света княгиня по-прежнему была примерной супругой и преданной возлюбленной. Хоть и не для своего мужа.

А тот, между тем, тоже жил своей обычной жизнью: много играл в карты, изменял и с еще большим усердием, чем прежде, прикладывался к горлышку бутылки. Так что супруги Трубецкие почти не встречались лично даже дома. Тем не менее, однажды, спустя примерно полтора месяца после возвращения из орловского имения в город, выпив на кануне более обычного и оттого совсем не помня событий прошлого вечера, Михаил Федорович неожиданно обнаружил себя лежащим в постели в спальне своей жены. Самой Веры рядом уже не было. Результатом этого случайного визита следовало полагать появление на свет поздней весною немного недоношенной, но очень милой девочки. Впрочем, самого новоявленного отца это событие почти не заинтересовало. А вот княгиня после рождения дочери, напротив, будто бы еще больше расцвела и преобразилась

И окружающие, и домочадцы всегда видели, как Вера относится к сыну. Первенец был и оставался для нее маленьким идолом, хоть и не избалованным, что можно было бы ожидать от столь любящей матери. Но все вскоре сошлись во мнении, что к новорожденной дочери она испытывает и вовсе какое-то нечеловеческое обожание. Ведь каждый раз, когда малышка смотрела на нее своими зеленовато-серыми глазками, княгиня улыбалась столь нежно, будто перед ней в колыбельке лежала не просто ее дочь, но само воплощение любви…