Отправлено: 11.08.18 09:43. Заголовок: После тебя

Время - 1908 год

Место - Москва, Ялта

Участники - Дмитрий Игнатьев, Ольга, Тата и Степан Веригины, НПС

 Отправлено: 19.01.19 00:51. Заголовок: После маминого ухода..

*с мадамочками*

После маминого ухода, Степа вновь взялся за карандаш, но все его попытки сосредоточиться на тексте были тщетны. Вместо этого, мысли то и дело возвращались к странному поведению сестры, которое так взволновало маму. Да и было с чего волноваться. Прежде Танька отродясь ничего не скрывала и не выдумывала. А уж если и случалось, что было страшно или странно что-то рассказывать маме, всегда шла к нему и делилась. Маме говорили в таких случаях, лишь если было никак невозможно справиться с проблемой вдвоем. Впрочем, даже это обычно бывали самые простые детские трудности. Что приключилось у Тани на сей раз, Степан представить не мог, как ни старался. В конце концов, убедив себя, что, скорее всего, и это какая-то очередная пустая девичья ерунда – и тем почти успокоившись, он вновь принялся читать атлас, пока внимание не отвлек какой-то посторонний шум у двери, в которую, спустя мгновение, просунулась белокурая головка новой посетительницы – Саньки.

- Стёпа, мы обедать сегодня будем, как ты думаешь? А то ты все зубришь и зубришь, а мама с Татой в кабинете вдвоем заперлись, и Аня сказала им не мешать!

В голосе девочки явно читалась досада, однако дело было явно не в том, что ее морят голодом. А в том, что ей просто стало скучно без привычной порции материнского или сестринско-братского внимания.

- А, так Таня вернулась? – понимая, что продолжить учебу ему в ближайшие часы, видимо, уже не удастся, Степан жестом подозвал к себе младшую сестру, которая, деловито вскарабкавшись на подлокотник его кресла, затем тут же с восторженным любопытством уставилась на иллюстрацию в лежащем на столе раскрытом атласе. – И давно? – не отрывая взгляд от картинки, Саня молча пожала плечами. – Ну ладно, можешь пока посидеть здесь, а я тем временем схожу вниз и сам все разузнаю.

Дверь кабинета Ольги Дмитриевны, вопреки Санькиным уверениям, была не заперта, а просто плотно закрыта. На всякий случай постучавшись, Степа, тем не менее, вошел, не дожидаясь, когда его позовут, и в то же мгновение сделался невольным созерцателем почти идиллической картины: обе его дамы восседают в обнимку на одном пуфе. И по выражению лиц понятно, что все решилось благополучно.

Не сдержав улыбки при виде этого зрелища, он замер у порога, сложил пальцы обеих рук рамочкой, как обычно делает Танька, выстраивая композицию, и, прищуриваясь, навел свой «объектив» на мать и среднюю сестру.

- Вашему вниманию предлагается картина известной русской художницы Татьяны Веригиной «Возвращение блудной дочери». Свет только немного неудачно вышел!

- А это кто еще там такой говорит?! – отодвигаясь от мамы и сощуриваясь ровно так, как за минуту до того и сам Стёпа, тут же в тон ему воскликнула Тата, которой при необходимости тоже было не занимать язвительности. – Неужто сам господин академик Веригин? И как прошел день в вашей операционной? Много ли больных сегодня заре… то есть спасли от верной погибели, я хотела сказать?

- Пока ни одного, но намечается интересная операция по ампутации весьма вредоносного органа у некой юной особы, - подмигнув Тане, Степа подошел к матушке, которая с деланным ужасом следила за их словесной дуэлью. - Или она не заслуживает такого строгого наказания?

- Пожалуй, пока с этим повременим, - ответила Ольга и, чуть качнув головой, как бы давая понять, что довольно острот, протянула сыну руку, предлагая тому помочь ей подняться, а затем поглядела по очереди на обоих старших детей, - Я уверена, что однажды каждый из вас добьётся того, чего желает.

- А как насчет более низменных желаний? Точнее, потребностей? Там вон Санька обеда просит. Я, собственно, с этой новостью и пришел, - сказал Степан, хотя, на самом деле, конечно, это был лишь благовидный предлог, чтобы узнать, как обстоят дела у матери и сестры, и не требуется ли одной из них – кому именно решил бы на месте, его помощь и поддержка. Но теперь, когда всё, как видно, благополучно разрешилось и без его участия, можно было вполне успокоиться. Ольга Дмитриевна, меж тем, взглянула на часы и подтвердила, что Санька права и им действительно пора готовиться к обеду. Но, отправив Таню вперед, дабы та отдала распоряжения накрывать на стол, Степу у выхода из кабинета она чуть придержала за руку.

- Постой!

После этого чуть притворила дверь и, подождав пока Танины шаги стихнут, коротко пересказала ему их разговор.

- Как видишь, ничего страшного не произошло, но я очень тебя прошу, милый мой, присмотри за ней пока я буду в отъезде. Не могу объяснить отчего, но я волнуюсь. Это, конечно, пустяк, но мне будет спокойнее, зная, что ты за ней наблюдаешь.

- Могла бы и не говорить, - очень спокойно, но серьезно отозвался Степа и протянул ей руку, - ты ведь знаешь, что для меня Танино благополучие – ваше благополучие вообще, значит больше, чем свое.

- Знаю, мой славный рыцарь. Просто проявляю излишнюю материнскую тревогу, - улыбнулась Ольга.

И после этого они вместе отправились столовую, проведя затем остаток этого дня самым обычным образом. А вечером, уже перед самым сном, Ольга, тоже, как обычно, позвонила Дмитрию. И помимо прочих тем, они поговорили о Тане, и ее новом знакомом, про которого Игнатьев тоже не знал, но пообещал непременно что-нибудь разузнать.

 Отправлено: 19.01.19 01:05. Заголовок: Приехав в Ялту, Ольг..

Перед поездкой и в дороге Ольга думала, что будет ужасно скучать в Ялте и тяготиться от безделья. Но вышло все не совсем так, как она полагала. Первые дня четыре она наслаждалась внезапно обрушившимся на нее покоем, когда никто поминутно не отвлекал ее вопросами, желаниями и просто разговорами. Она провела эти дни в полном уединении, покидая номер рано утром и отправляясь на долгую прогулку. Обедала и ужинала она в номере, предпочитая избегать случайной компании в общем зале, а когда отправлялась в городской сад слушать музыку или просто бродить по вечерней набережной, то тоже не слишком жаждала чьего-то общества. И как было приятно просто лежать в шезлонге с книгой, вдыхать морской воздух, а после, вернувшись в номере и поужинав, преступить к главной части вечерних мероприятий – звонкам в Москву. Каждый вечер она совершала два звонка. Первый был в дом Анны Сафоновны детям. Каждый вечер по очереди кто-то из них рассказывал о событиях минувшего дня. Стёпа восторгался профессорами, которые у них преподают и раза четыре за один разговор с Ольгой успел упомянуть профессора Зернова, который когда-то еще отцу читал лекции. Санька пересказывала истории, которые ей пересказывали ее гимназические подруги, а вот Таня была более сдержанна в своих рассказах и больше интересовалась у матери, что та уже успела посмотреть. Ольга пока что еще никуда не выезжала из самой Ялты, но в одной из местных книжных лавок приобрела путеводитель, который старательно изучала и когда, после разговора с детьми, она называла телефонистке следующий номер – городскую квартиру Игнатьева, то помимо всего прочего, о чем они разговаривали, рассказывала и о местах, которыми она в этом самом путеводителе заинтересовалась. Дмитрий давал ей своего рода консультацию по телефону, так как вдруг выяснилось, что он неплохо знает окрестности Ялты и слушая его советы, Ольга делала карандашные пометки на полях.

Эти их разговоры еще со времен Москвы сделались ей такими необходимыми, что не слышать его голос, такой привычный и родной, было своего рода пыткой. И когда после нескольких долгих минут ожидания через невероятную паутину проводов на том конце раздавался его голос, Ольга была счастлива. Впрочем, она многое бы отдала, чтобы вместо голоса рядом с нею был его обладатель.

Жила Ольга в самом центре города, в роскошном и всего лишь год как перестроенном отеле «Бристоль». Ее номер, а точнее полные апартаменты, выходили окнами и балконом на Бульварную улицу с видом на море и были о четырех комнатах. Столь просторное и по сути своей ей не слишком нужное жилье настоял снять для сестры Поль, который так и не смог приехать, чтобы составить ей компанию вынужденных каникулах, но принял все меры, чтобы обеспечить сестре достойный отдых. Он сразу же отмел её предложение снять дачу с прислугой, но без раздумий оплатил ей номер в «Бристоле», где была и огромная спальня, и гостиная с будуаром, и столовая. В ванной комнате стояла такая огромная мраморная купель, что ее вполне можно было принять за бассейн.

Правда, при всем желании уединиться, оставаться одной в таком городе как Ялта было невозможно. Сентябрь был столь прекрасным месяцем для пребывания у моря, что народу было здесь не меньше чем в столице, только настроение ощущалось у всех празднично-расслабленное. Никто никуда не спешил, пары, семьи и одиноки отдыхающие степенно прогуливались на Променаде, пользовались благами купален, что были устроены прямо напротив гостиниц, а после отправлялись пить чай в уютных чайных домиках, которые располагалась вдоль всего побережья.

В одну из таких прогулок с Ольгой произошел маленький инцидент, послуживший началом к знакомству. В то утро она прогуливалась по набережной, когда ее вдруг атаковала черная болонка. Точнее, никакого нападения не было. Собачонка просто вырвалась из рук своей хозяйки, а бросившиеся ее догонять и ловить две девочки, едва не сбили с ног Ольгу Дмитриевну, в тот момент так некстати оказавшуюся у них на пути. Собака же избрала юбки Ольги надежным укрытием и только после долгой и упорной борьбы, сдалось в руки одной из юных хозяек. И когда барышни отловили строптивое животное, то тут же поспешили к молодой даме, что шла на встречу Ольге.

- Вы уж простите их, - чуть прищурившись и виновато улыбаясь, произнесла незнакомка, - это сущие чертенята в юбках. Иногда мне кажется, что они должны были обе родиться мальчишками, как того и хотел мой муж.

Девочки, пунцовые от смущения, смотрели на Ольгу. Только теперь она сумела их рассмотреть – они походи друг на друга как две капли воды. И платья у них были одинаковые, белые с матросскими воротничками, и шляпки-канотье, и даже родинки у каждой под левым глазом.

- Ну же, может уже принесёте извинения мадам? – обратилась незнакомка к девочкам и те, будто только и ждали команды, принялись наперебой извиняться и обвинять Теодора, который вертелся на руках у одной из барышень.

- Пустяки, - заверила Ольга даму и мило улыбнулась, - я вовсе не сержусь. У вас прелестные девочки.

Обменявшись еще парой ничего не значащих фраз, они разошлись, но уже днем столкнулись в фойе «Бристоля» и вновь разговорились. Тут-то они и познакомились. Дама оказалась супругой полковника, который был отправлен в Ялту лечиться. После небольшого ранения, которое он получил в бою у Вафангоу, время от времени у полковника Ланского случались боли в колене, и столичные доктора настояли на лечении грязями. Приехали они накануне днем, поселились этажом ниже и провести в Ялте должны были три недели. А после того, как Светлана Юрьевна выяснила, что у Ольги тоже имеются дочери, выразила искреннее сожаление, что та их не взяла с собой – они стали бы прекрасной компанией ее Анне и Томе, которые оказались погодками Саньки.

С тех пор они стали много времени проводить вместе. Супруг Светланы Юрьевны, полковник Игнатьев, оказался мужчиной приятым, галантным и всецело поглощенным политикой, поэтому, когда его ногу не мазали, бинтовали или купали, он предпочитал свое свободное время проводить время в клубе. Жена же с дочерьми и новой знакомой отправлялись на прогулку. Вечером девочек оставляли под присмотром гувернантки и тогда уже взрослые посещали концерты и спектакли в местном театре.

Таким образом прошли почти две недели, без трех дней, ее отдыха и все было бы прекрасно в нем, если бы не одна странность. Вот уже три дня она не получала от Дмитрия никаких известий. Когда она в пятницу вечером позвонила ему, то телефонистка после долго ожидания сообщила ей, что с абонентом связаться нет возможно. Через несколько часов, повторив попытку, Ольга услышала тот же ответ. Это ее расстроило, но не взволновало. В конце концов, Игнатьев мог отправиться к своей матушке и там остаться на ночь. Но на следующий вечер все повторилось – номер его не отвечал, а среди писем и телеграмм, полученных Ольгой днем, были послание от Наташи Гнездовой и от Поля, который ежедневно ей слал телеграммы из Лиссабона. Вчерашний вечер она провела не выходя из номера, отказавшись от приглашение Ланских посетить с ними концерт, ожидая звонка от Игнатьева, но и это ожидание было тщетным. Она уже не знала что и думать, предполагая самые разные ужасные ситуации. Дмитрий мог заболеть, или же с ним приключилось что-то ужасное. Вдруг его автомобиль попал в аварию?! Терзаясь в безызвестности, она раздумывала, не позвонить ли кому-то из друзей – да хоть тому же Гнездову – и попросить их разузнать хоть что-то. Но тут же пыталась себя успокоить и старалась найти более мирное и объяснение молчания Игнатьева. Правда, такого объяснения не было и это сводило ее с ума.

Вот и сегодня вечером она не могла никак решиться, что ей стоит делать – пойти с Ланой и Иваном Игнатьевичем в театр, где давали Чеховского «Дядю Ваню» или еще один томительный вечер провести в номере. И понимая, что если опять останется одна, то просто изведет себя волнением, решила для себя, что выход в свет ей не повредит.

Как и любую женщину, ритуал прихорашивания Ольгу несколько успокаивал. Поэтому она с особенным тщанием принялась за туалет. Волосы она уложила на греческий манер, выбрав такую прическу не случайно. В ее гардеробе уже давно томилось особое платье, привезенное ей в подарок Полем – роскошный, плиссированного шелка цвета темного золота делфос, который она еще ни разу не решилась надеть. И вот сегодня ей вдруг захотелось попробовать облачиться в этот весьма смелый наряд. Стоя перед огромным зеркалом и разглядывая свое отражение в нем, Ольга сама собой была очарована, но при этом несколько смущена – не слишком ли смел ее наряд?! Но решившись его надеть, отступать она не собиралась. Поверх него она накинула прозрачного газа накидку, с широким, как у кимоно, рукавом, а на шею надела всего лишь одну нитку янтаря, что так гармонировал цветом с ее наряда и вышла из номера. И уже спускаясь в фойе, где ее должны были ждать Ланские, она ловила на себе восхищенные взгляды постояльцев отеля, и чувствовала себя при этом почти счастливой.

 Отправлено: 20.01.19 04:36. Заголовок: - Вот тебе и раз! Эт..

- Вот тебе и раз! Это что же вдруг тебя потянуло в родные палестины – против извечного-то обычая мотаться за тридевять земель? – иронически осведомилась графиня Лидия Николаевна, неторопливо отставляя в сторону чашку майсенского фарфора и удивленно взирая на сына, только что объявившего о намерении завтра утром отправиться в железнодорожное путешествие в Крым. – Или, может быть, лучше спросить кто?

- Все может быть, матушка, - усмехался в ответ Дмитрий Кириллович, не соглашаясь, но и заведомо не отвергая категорически ее предположения.

Последнее было бы очевидной глупостью – если учитывать, что внутренний карман его пиджака вот уже пару часов слегка оттягивал маленький четырехугольный сафьяновый футляр из ювелирной лавки на Кузнецком. Там граф побывал сразу после того, как вновь на время превратился из автомобилиста в пешехода, решив совместить приятное – будущую поездку в Ялту, с полезным – ремонтом машины, пострадавшей в недавней аварии, и оставив свой «Делоне» в одной из автомастерских на Большой Дмитровке. Тамошний маляр по-прежнему упрямо стоял на своем – полное восстановление слоя краски, так, чтобы это было совершенно незаметно, возможно не меньше, чем за три недели. Но теперь это Игнатьева уже и не волновало, так как отсутствовать в Москве он намеревался не меньше. А если все и далее пойдет по плану, то возможно, даже дольше.

Будучи одним из тех людей, кто обладают счастливым умением точно рассчитывать собственное время, а потому никогда не спешат и в то же время не опаздывают, Дмитрий Кириллович и на сей раз довольно четко распланировал предотъездные сборы. На то, чтобы закончить те из московских дел, которые этого требовали, и отложить те, что могли еще повременить, было заложено четыре дня. Этого ему вполне хватило – притом, что, собственно, последний, четвертый, был в основном оставлен на посещение матушки. Которую, конечно, должно было немало озадачить внезапное желание сына наведаться на «Лёлину дачу», где он последний раз гостил, дай бог памяти, лет двадцать тому назад.

Имение это, площадью почти двенадцать десятин, лежавшее прежде близ, а теперь уже и полностью в городской черте Ялты, в районе Нижней Аутки, пожаловал его деду, графу Елагину, больше тридцати лет назад по выходе в отставку император Александр II – в качестве награды за долгую и беспорочную государственную службу. Однако сам Николай Викторович, к тому времени уже глубоко пожилой человек, успел, по большому счету, лишь дать своим новым владениям имя – как водится, в честь любимой жены. А развитие их началось уже при непосредственном участии следующего поколения семьи Елагиных, получившего, согласно завещанию отца и дяди, это имение в общее совместное пользование. Впрочем, в середине восьмидесятых, также по общему соглашению всех родственников, его единственным владельцем сделался граф Андрей Николаевич, также отошедший к тому моменту от служебных дел. Он же, в конечном итоге, и выстроил за неполных четыре года то, чем «Лёлина дача», сохранившая свое несколько легкомысленное название, являлась и поныне – а именно окруженный парком роскошный особняк в стиле итальянского Ренессанса.

В юности Дмитрий Кириллович, действительно, провел там немало приятных летних месяцев. Однако позже, и в этом мать тоже была права, вкусы его сменились. А на «Лелиной даче», почти никогда, даже зимой, не пустовавшей, по очереди и в различных родственных сочетаниях, живали одни и с семьями его многочисленные кузены и кузины, да сам дядя Андрэ с домочадцами. Поэтому, узнав об Ольгиных планах ехать в Ялту, Игнатьев, собственно, и не стал, пока не выяснил у всех родных, что в ближайшее время никто из них в Крым не собирается, говорить, что готов отправиться туда следом за ней. Хотя решил это почти мгновенно.

Нет, безусловно, дело было совсем не в том, что кроме как на дядиной вилле, ему там будет негде остановиться. Просто главной целью своего путешествия Игнатьев видел возможность наконец-то побыть с Ольгой наедине – вдали от всех и всего, кому он и она еще принадлежат в этом мире. Чтобы узнать таким образом друг о друге достаточно. И чтобы самому окончательно убедиться, что не ошибся в надеждах. И что Ольга – именно та женщина, с которой он может и готов провести остаток дней… Или уж, разочаровавшись, все вовремя прекратить и продолжить жить так, как жил до сих пор.

Что ж, достигнув, как и все, к середине жизни некоторой доли скептицизма, в глубине души Дмитрий Кириллович держал вероятность и такого сценария развития событий – хотя его искренне бы и не желал.

Так что банальные отели и съемные дачи – даже самые роскошные – ему не подходили. Ольгу надо было поразить, завоевать и окончательно сломить волю сопротивляться. И «Лёлина дача» – вот ведь забавное совпадение имен – тоже должна была помочь ему в этом сложном задании. Ну а если все так и выйдет, то следующим закономерным шагом станет преподнесение, вместе с предложением руки и сердца, содержимого той самой сафьяновой коробочки: золотого кольца, украшенного набором драгоценных камней, первые буквы английских названий которых складывались в слово «dearest»^*. Ибо, и верно, сколько уже можно ходить вокруг да около двум взрослым и серьезным людям?

Правда, вот знать об этом решении пока никому – даже матушке, не полагалось. Поэтому, допив вместе с нею чай и получив благословение в дорогу, Дмитрий Кириллович так и уехал восвояси, ничего ей не рассказав.

А наутро уже был на пути в Ялту.

С тех пор, как он в последний раз ездил в этом направлении, многое изменилось. И даже долгая, трехдневная дорога до Севастополя уже не казалась такой мучительно скучной в комфортабельном купе спального вагона «международного общества». Раз за разом в окне мелькали все новые места и веси. Унылые русские села, облезлые деревеньки и даже города, к неприглядным задворкам которых, в отличие от Европы, почему-то в России чаще всего и принято пристраивать железнодорожные станции, сменялись хохлацкими, с нарядными, расписными и белёными хатками, крытыми сухой соломой.

Постепенно менялся с зелено-лесистого, подмосковного, и пейзаж. Вначале, где-то до Орла и Курска, еще с холмами и вкраплениями островков деревьев. А уж потом, дальше на юг, об эту пору уже охряно-желтоватый от выгоревшей травы и совершенно плоский, степной – бесконечный, заставляющий вспоминать о скифах и прочих, воинственных и не очень, племенах, что кочевали тут столетия назад. Но вот, ближе к концу второго дня пути, линия горизонта вновь постепенно начала морщить и горбиться. А заоконные виды – приобретать знакомые всякому с детства по видовым акварелям и открыткам курортные черты. К середине же третьего поезд, наконец, прибыл на вокзал в Севастополь.

Для части попутчиков, лица которых Игнатьев за эти дни уже успел запомнить, постоянно встречаясь с ними то в вагоне-ресторане, то на станциях, где во время более-менее длительных перерывов в движении поезда, все старались погулять хотя бы туда-сюда по перрону, чтобы размять ноги, этот город являлся конечным пунктом их поездки. Для других, которые, вроде самого Дмитрия Кирилловича, намеревались затем двигаться в сторону Ялты, лишь промежуточным, из которого нужно было еще нанять фаэтон, коляску или карету, чтобы с большим или меньшим комфортом добраться до нужных им мест. А некоторым, что путешествовали со значительным скарбом, требовались для него еще и дроги, а то и татарская мажара, запряженная буйволами – если надо было подниматься куда-то в горы. У самого Игнатьева большого багажа не было: пара чемоданов с самым необходимым, да дорожный несессер. Все это без труда поместилось в ожидавший его прямо у выхода из вокзала, принадлежавший дяде Андре, английский рессорный экипаж. Его заблаговременно выслал из имения тамошний мажордом Иван Викеньтевич, после того, как Игнатьев телеграфировал ему с одной из железнодорожных станций о дате и времени своего приезда. Так что в целом дорога не доставила ему почти никаких неудобств. Он даже и усталости-то особенной не ощущал, когда, соскочив с подножки на твердую землю и, поднявшись затем по широкой дорожке через великолепный партер к белоснежному каменному двухэтажному особняку, вошел в вестибюль, оформленный в виде атриума с верхним светом, идущим от стеклянного фонаря крыши, и понял, наконец, что приехал. Но прежде еще пришлось поприветствовать слуг, выстроенных Иваном Викеньтевичем, словно солдаты на параде, в две шеренги у входа в дом. Он же, когда это «торжественное построение» завершилось, пошел следом за Игнатьевым, одновременно пытаясь узнать прямо сейчас, как именно «его светлость» намерен организовывать свой день: в котором часу вставать, ложиться, принимать пищу и прочее, и прочее. Изрядно отвыкшему за годы жизни в съемных квартирах от церемоний такого рода Дмитрию Кирилловичу они и в Москве, в матушкином доме-то казались пережитком былых времен. А уж здесь, на юге, да в общей курортной расслабленности – и вовсе чем-то смешным и ненужным. Но расстраивать старика, служившего прежде дяде Андре в его столичном особняке, а нынче, по возрасту и общей слабости здоровья, переселенному хозяином на постоянное обитание в Ялту, где и климат лучше, и работы в разы меньше, конечно, было неловко. Поэтому, до того, как подняться по широкой дубовой лестнице, что двумя маршами устремлялась вдоль стен на второй этаж, предназначенный для личных покоев хозяев и гостевых комнат, он все же терпеливо его выслушал. И пообещал завтра же утром сообщить все тонкости своего дневного и даже ночного распорядка. А пока хотел бы первым делом принять с дороги ванну, а потом переодеться – и экипаж со свежими лошадями, чтобы ехать в город.

- Но как же это? – растерялся, ничего не понимая, мажордом. – А обед, а отдых?

- Ну, вот полежу с полчаса в ванне, и прекрасно отдохну! – рассмеялся Игнатьев. – А поем после, где-нибудь в ресторации. Есть же, поди, и у вас тут приличные, где гостя сходу не отравят?!

- Ну как же, как же-с! Конечно, имеются и приличные, вот и в отеле «Бристоль» знатно потчуют гостей, сказывают! Только я бы все равно посоветовал его светлости господину графу…

- Стой-стой! В «Бристоле», говоришь, потчуют хорошо? – неожиданно перебил его Дмитрий Кириллович, и вновь усмехнулся, на сей раз мечтательно. – Стало быть, нынче туда и поеду… Ждать не стану, - прибавил затем чуть загадочно и, вручив пожилому батлеру шляпу и пиджак, заспешил наверх по лестнице, приказав, чтоб выезд начинали готовить прямо сразу, ибо ждать после ванны он не намерен. – Да! И еще, ради бога, Викеньтич, прекрати обращаться ко мне в третьем лице, называй, как раньше, по имени-отчеству! – прокричал он уже с верхней балюстрады. – А то это ведь шизофрения какая-то!

Спустя полтора часа, вновь выбритый, переодетый в безупречный светлый летний костюм, он неторопливо входил в фойе гостиницы «Бристоль». Услужливый портье за стойкой охотно сообщил, что госпожа Веригина сегодня еще не покидала своих апартаментов. И что ей даже можно сделать звонок прямо в номер, дабы сообщить о своем визите.

- Или, ежели так будет удобнее, пошлю туда «боя» с запиской от вашей милости!

- Нет, благодарю. Я, пожалуй, подожду здесь какое-то время, а уж потом, если будет надобность…

- Что же, как вам будет угодно. Не прикажете ли подать кофе? У нас по-турецки, очень недурен, знаете ли!

- А от этого, пожалуй, не откажусь! – кивнул Игнатьев, и отошел от стойки, заняв после одно из широких, мягких кресел подле низкого столика, на котором были разложены свежие газеты и журналы. С этого места было хорошо видно центральную лестницу. И, соответственно, всех, кто по ней спускается.

Почему так поступает, почему не согласился на предложение портье и просто не позвонил Ольге в номер, сообщив о своем приезде, он и сам до конца не понимал. Только что-то странное и непонятное, будто даже робость какая-то, вдруг овладела сердцем, заставляя его забиться сильнее и лишая привычной уверенности в себе и своих поступках.

А что, если она вовсе и не обрадуется его приезду? Говорила ведь, и не раз за все эти дни, пока он собирался, как ей хорошо и покойно здесь – одной…

- Ваш кофе, милостивый государь! – голос «боя», облаченного, как и все остальные служащие отеля, в довольно красивую и яркую униформу, заставил Дмитрия Кирилловича отвлечься от своих раздумий.

- Спасибо, поставь тут, - кивнул он, почти не поворачивая головы и не спуская взгляда с мраморной лестницы, по которой то и дело поднимались и спускались обитатели гостиницы. Ольги среди них все не было. И, в какой-то момент, все же решил, что хватит маяться дурью, да гадать, неведомо о чем. Вот сейчас, допьет кофе – и попросит, действительно, портье, позвонить к ней в номер.

С этой мыслью он, наконец, отвел глаза от лестницы, повернулся к столику, что стоял сбоку от кресла, хлебнул уже поостывший, и от этого кажущийся просто адски горьким кофе, а когда вновь посмотрел перед собой, то так и замер.

… Она словно бы плыла вниз по лестнице в этом своем невероятном, золотом, струящемся следом по ступеням наряде. Да и сама будто бы сияла.

Не глядя, на ощупь, поставив где-то позади себя полупустую чашку, как загипнотизированный, Игнатьев встал и медленно двинулся ей навстречу, оказавшись рядом ровно в тот момент, когда сама Ольга дошла до предпоследней ступеньки.

- Услышал я как-то на днях, еще в сырой, дождливой и серой Москве от бродячих пилигримов, о том, что в благословенной солнечной Ялте всю последнюю неделю каждый вечер в определенное время творится форменное чудо. И сходит с небес, являясь людям, не то богиня, не то земная дева невиданной красы. Да не поверил я пилигримам на слово! Решил проверить, увидеть все собственными глазами! И вот – чуть не ослеп от ее великолепия! – проговорил он негромко, с улыбкой протягивая ей руку.


___________________________________


^* Diamond (бриллиант), Emerald (изумруд), Amethyst (аметист), Ruby (рубин), Emerald (изумруд), Sapphire (сапфир), Topaz (топаз).

 Отправлено: 06.02.19 23:00. Заголовок: *вместе с милым* Ус..

*вместе с милым*

Услышав вначале только голос, но зная наверняка, что его обладатель должен быть в Москве, повернув голову на его звук, на какой-то миг Ольга решила, что сходит с ума и даже замерла на месте. Только это оказался не бред ее взволнованной души: Дмитрий действительно стоял перед ней во плоти и сомневаться в этом было бессмысленно – кто кроме него умеет, глядя на нее, так улыбаться?

На ее же собственном лице, должно быть, отразился сразу весь фейерверк переживаемых эмоций: радость узнавания сменилась обидой, и взгляд даже на мгновение затуманили слезы – столько волнений все эти дни, а он даже не подумал предупредить о своем приезде! Затем облегчение – что те ужасные картины, которые успела себе навоображать, оказались лишь пустыми выдумками. И снова радость, теперь уже абсолютная. И желание немедленно броситься к нему объятия – от последнего Ольгу удерживали лишь строгие, привитые с детских лет, правила поведения, которые порой только все усложняли.

- Ты и не представляешь, как я теперь счастлива! - тихо выговорила она, наконец, все так же сияя улыбкой, когда коснулась раскрытой руки Дмитрия и невольно поежилась от блаженства, ощутив, как через все тело пробежал словно бы легкий электрический ток. – Хотя немного и сердита!

- Думаю, для меня было бы гораздо хуже, если бы наоборот, - рассмеялся Игнатьев, так же, как и сама Ольга, не решаясь на людях на большее, чем невесомый поцелуй воздуха над простертым к нему запястьем. А как иначе, если к ним двоим приковано внимание всех, кто теперь находится в холле… Вернее, конечно, не «к ним», а «к ней» - к Ольге, на которую с восхищением смотрели мужчины, женщины и даже, кажется, мраморные статуи, которые украшали здешний интерьер. Ему же было предназначено скорее лишь любопытство тех, кого интересовало, с кем именно разговаривает эта красавица. Однако самому Игнатьеву внимание почтенной публики было необходимо теперь меньше всего на свете. Ему хотелось… Впрочем, то о чём он мечтал, глядя на Ольгу, должно быть, слишком откровенно читалось в его глазах. Потому, чтобы, не дай бог, не прослыть нарушителем общественных приличий, лучше всего было теперь взгляд от нее отвести. Что он и сделал. Хоть и не без труда.

- Прости, что не сообщил заранее о своем приезде. Но не думай, что я не наказан за свою провинность! Во-первых, пока ждал, измучился неуверенностью, что мой сюрприз окажется не так приятен, как я самонадеянно думал, замышляя его еще в Москве. А во-вторых… – и тут Игнатьев слегка повертел по сторонам головой, нахмурился и продолжил трагическим шепотом. – Все эти мужчины здесь! Они так на тебя смотрят, что я чувствую себя жалким ревнивцем – это ли не возмездие?!

- Ну, что касается первого, то так тебе и надо! Мои тревоги хоть немного отмщены, - с напускной серьезностью, которая давалась ей сейчас совсем нелегко, проговорила Ольга и сделала, наконец, последний шаг с лестницы. – Но все равно, не считай себя до конца прощенным. А во-вторых, мне нет дела до этих мужчин, когда рядом ты.

И это было абсолютной правдой. Хотя, конечно, было приятно в очередной раз убедиться, что её красота, словно остро отточенное оружие, все еще без промаха поражает любую цель. Впрочем, сейчас важно было далеко не это.

- Ты остановился здесь? – первым делом спросила Ольга у Игнатьева, когда тот привел ее к столику, подле которого чуть раньше дожидался ее прихода.

- Нет необходимости. У меня, точнее, у моего дяди, здесь дача, - ответил Дмитрий Кириллович, решив до поры до времени не рассказывать многого, чтобы не ослабить возможное впечатление от дома и того прекрасного места, в котором он расположен. – Обычно он позволяет нам, своим племянникам, жить там, когда и сколько вздумается. Ну, вот и я решил в кои-то веки воспользоваться давним приглашением. Хоть это и не центр города, конечно. И все основные здешние развлечения на некотором удалении, а я ведь теперь вновь пешеход, представь себе! Да! – усмехнулся он в ответ на удивленно приподнятые брови Ольги поведав далее, что перед самым отъездом в Ялту оставил авто в ремонте, чем, кажется, немного ее смутил – воспоминания о причине возникновения неполадок были еще достаточно свежи в памяти обоих. – Но это даже к лучшему! Мы ведь на курорте, а тут полагается много и неторопливо ходить пешком и наслаждаться природой, а не носиться, сломя голову, по пыльным шоссе… К слову о выходах. Ты, должно быть, куда-то собиралась? – поинтересовался он как бы невзначай, вновь окинув ее взглядом с ног головы и намекая тем на общую торжественность вида. – Я тебя не задерживаю?

- Меня? – искренне удивилась Ольга, которая только теперь вспомнила, что и вправду, будто бы собиралась в театр, быстро обернувшись затем к лестнице. И, не заметив там Ланских, которые, собственно, и должны были составить ей там компанию, испытала странное облегчение. Нет, это семейство по-прежнему казалось ей премилым. Но именно сейчас встретить кого-то из его членов Ольга хотела бы менее всего на свете. Ведь в этом случае окажутся неизбежны церемонии представления, и прочее, и прочее в том же духе. А еще может даже возникнуть некоторая неловкость. Хотя судить ее, вроде бы, и не за что… Но в любом случае, всё это непременно испортит её нынешнее состояние незамутненного счастья от встречи с Дмитрием. И допустить этого Ольга никак не желала.

- Я думаю – думала, - качнув головой, поправила она себя с мимолетной улыбкой, - посетить вместе с новыми знакомыми здешний театр. Кажется, я ведь уже успела рассказать тебе, как познакомилась на прогулке с госпожой Ланской? За эти дни мы с ней и ее супругом успели изрядно подружиться. Но сейчас, - запнувшись, Ольга Дмитриевна чуть порозовела – то ли от смущения, то ли от удовольствия, и прибавила негромко, - я уже никуда не хочу идти!

 Отправлено: 06.02.19 23:03. Заголовок: * с Оль Дмитревной* ..

* с Оль Дмитревной*

- Как, совсем никуда? – воскликнул ей в тон Игнатьев, делая вид, что чрезвычайно расстроен, хотя глаза его откровенно смеялись сейчас над Ольгой. – Стало быть, мы так и просидим остаток этого дня здесь, в холле? И мне даже не стоит рассчитывать е на обед и прогулку по городу?

- О, не делай вид, что ты меня не понял! – в возмущенно-шутливой манере ответила она, нетерпеливо взмахивая рукой, как обычно делала, когда кто-то из детей говорил заведомую глупость, - Конечно же, я хочу остаться с тобой, и явно не здесь. Но прежде, чем мы уйдем, мне все-таки нужно предупредить Лану.

С этими словами Ольга направилась к портье, написав и оставив у него после извинительную записку для Ланских, а затем, чувствуя уже абсолютную свободу, вернулась к поджидавшему её кавалеру. И для начала было решено все же поесть.

Вообще-то, по меркам подобных заведений в столицах, ресторан при «Бристоле», куда они отправились, выглядел простовато, но кухня его была так хороша, что почти не уступала лучшим из них. Так что желающих отужинать или отобедать здесь было всегда достаточно. Но, так как время для обеда уже прошло, а для ужина было относительно рано, посетителей в зале оказалось всего несколько человек. Местные жители еще не пришли, а постояльцы, вроде Ланских, разъехались до позднего вечера на различные увеселения. Так что кёльнер усадил Ольгу и Игнатьева за лучший столик с видом на море, который, впрочем, им обоим был не слишком интересен.

Сразу же после ужина отправились гулять по набережной. И не раз, и не два за это время Ольга вновь успела подумать о том, как хорошо было бы, если б все эти люди, что так же, как и они сами, беззаботно фланировали сейчас взад-вперед по променаду, вдруг исчезли. Вот просто взяли бы, да и растворились в сумерках, которые здесь наползали со стороны гор очень рано и непривычно быстро для исконных равнинных жителей, чтобы, оставшись после этого наедине, они с Дмитрием, наконец, смогли отбросить сковывающие их, словно стальной панцирь, правила этикета и «приличия». А тогда…

Немного пугаясь подобных мыслей, на этом месте обычно Ольга предпочитала останавливаться, обуреваемая сомнениями по поводу того, не слишком ли она смела и несдержанна в своих мечтах? Чувствует ли то же – или хотя бы хоть что-то похожее Дмитрий, мерно вышагивающий с нею рядом и болтающий о какой-то чепухе? И тогда – вновь и вновь поддаваясь на краткий миг этой своей странной панике, судорожно ловила его взгляд. И успокаивалась, чувствуя, как круто перехватывает дыхание от полыхавших искрами где-то в самой их глубине хорошо знакомых и понятных ей чувств.
Это, и верно, было похоже на какую-то пытку. И самое смешное и глупое во всем было то, что он сам же себя на нее и обрек!

Необычное – смелое, но при этом, странным образом целомудренное платье Ольги, по-прежнему магнитом тянуло к себе взгляды разгуливающих по набережной курортников и местных. Точнее, конечно, не само по себе лишь платье, а то, как в нем выглядит Ольга. И вроде, гордиться бы Игнатьеву, что идет сейчас эта невероятная красавица именно рядом с ним. Однако, вместо гордости, чувствовал он сейчас нечто, вроде бессильной ярости. И был бы в том солидарен со многими дамами, присутствовавшими на променаде в этот час и – особенно из тех, какие не могли похвастаться прекрасным ростом и изяществом стана, а потому, даже если бы и осмелились облачиться в нечто подобное, то смотрелись бы просто плачевно, если б к обуревавшей против всякого здравого смысла ревности не примешивалось столь же яростное вожделение. Скрывать которое за легкими разговорами ни о чем и улыбками – при невозможности даже толком прикоснуться к его объекту – становилось все труднее. И оттого, его бы воля, не болтал бы граф сейчас вовсе об оттенках догорающего над морем всеми цветами красного заката, а…

Но нет, об этом было лучше не думать. Совсем. Хотя они с Ольгой взрослые люди. И скорее всего, она прекрасно понимает, что с ним творится. И, возможно, даже намеренно дразнит, когда вот так, как сейчас, будто бы ненароком, бросает короткий, но полный страсти взгляд, сопровождая его при этом самой невиннейшей из улыбок.

«Мучительница. Ведьма», - думал Игнатьев с восхищением, улыбаясь ей в ответ, и в очередной раз мысленно умолял Провидение подарить ему хоть один благовидный предлог, чтобы увезти Ольгу к себе. Всё иное казалось для этой женщины и испытываемого перед ней почти юношеского восторга слишком пошлым и оскорбительным.

А между тем, солнце окончательно уползло за линию горизонта. Закат быстро превратился в сумерки, а они – в настоящий южный вечер. На променаде повсюду начали зажигаться огни фонарей, и на них, словно мотыльки, собирались все новые жаждущие прогулки и развлечений. Вдоль прибрежной полосы бродили теперь уже шумной толпой, чуть ли не сталкиваясь между собой локтями – словно в тесной зале в самый разгар многолюдного бала. И сходство это еще сильнее увеличивало музыкальное сопровождение, ибо вот уже несколько минут с маленькой эстрады в центральной части променада выступал, исполняя мелодии популярных вальсов и маршей, духовой оркестр местной пожарной охраны. Тем не менее, душно – так как это бывает в закрытых помещениях, не становилось. Скорее напротив. Осень ведь и есть осень, даже в Ялте. Потому, заметив в какой-то момент, как плечи Ольги, едва прикрытые тончайшей тканью накидки, вздрогнули от очередного дуновения вечернего черноморского бриза, Дмитрий Кириллович подумал, что это, возможно, и есть его единственный на сегодня шанс.

- Ты замерзла? – спросил он, поворачиваясь. – Может быть, уйдем подальше от моря? В город? А там найдем еще какой-нибудь уютный ресторан… или… может быть, ты устала и хочешь вернуться в гостиницу?

 Отправлено: 06.02.19 23:03. Заголовок: - Нет! – едва ли не ..

*с Митенькой*

- Нет! – едва ли не взмолилась Ольга, которую и вправду чуть знобило, но не только от вечернего бриза, а еще и от внутреннего напряжения, которое овладевало ею все сильнее с каждой минутой, - То есть, я хотела сказать, что вовсе не устала и не хочу в отель. Но ты прав, я немного продрогла и, пожалуй, не отказалась бы теперь от чашки чая. Там, на бульваре, кажется, есть кондитерская.

На самом деле, мысль о том, чтобы вновь оказаться в помещении, где полно народу, вызывала у нее лишь отчаянье, которое Ольга тут же постаралась скрыть за улыбкой, отведя глаза в сторону, но от этого оно все равно никуда не делось. И все же, это было лучше, чем отправиться прямо сейчас в «Бристоль» и там расстаться с Дмитрием. Пусть это была пытка ее терпению и самообладанию, но все же хотелось, чтобы она длилась чуть дольше, ведь и от нее, в конце концов, она испытывала странное удовольствие.

Последний вопрос был задан скорее для проформы. Разумеется, Игнатьев не верил и даже думать не хотел о том, что Ольга действительно попросит проводить ее в гостиницу. Но на какой-то миг сердце все равно замерло. И больше, несмотря на то, что риск окупился сполна – своей нетерпеливой репликой она полностью себя выдала, и к вящему удовольствию, окончательно подтвердила догадку, что он не одинок в своих нынешних терзаниях, Дмитрий Кириллович решил так не экспериментировать. Лишь молча кивнул и, пойдя чуть вперед Ольги, ускорил шаг, торя себе и ей путь во всё не мелеющей шумной людской реке, суетно текущей в своем тесном русле рядом с бескрайним морем, напротив, неторопливо накатывающим мелкие волны на прибрежную гальку.
Ближе к началу променада, где толпа была не такой плотной, а море шумело слышнее, они свернули в переулок, через который короче всего было пройти к нужному бульвару. Давно не бывавший в Ялте Дмитрий Кириллович этой дороги не помнил. Потому предоставил теперь уже своей спутнице возможность идти первой по узкому, мощеному тротуару. Одновременно, в качестве дополнительного бонуса, получив возможность любоваться ее тонким силуэтом, тускло мерцающим золотом под коконом газовой накидки в фонарном свете, и страхуя. На случай, если вдруг поскользнется или оступится на крупных камнях, неизбежно сыреющих в вечеру от влажности.

Они отошли от променада всего ничего, может, один квартал – музыка и гомон голосов оттуда доносились, пусть и приглушенно, но весьма отчетливо. Однако у Игнатьева вскоре вдруг возникло довольно странное ощущение, что из всех живых существ рядом с ними сейчас только и есть, что одни лишь цикады, неистово стрекочущие в темных живых изгородях перед домами, мимо которых лежал их с Ольгой путь.

- Оля… - негромко позвал он, остановившись прямо посреди тротуара. Возле каштана, раскинувшего ветви поверх мощного ствола, на манер широкого купола.

Она обернулась, недоуменно взглянула на обращенную к ней раскрытую ладонь, начала было объяснять, что уже совсем близко, и что они вот-вот придут.

И тогда, с улыбкой покачав головой, Игнатьев сам взял ее за руку. А потом притянул к себе, увлекая под густую сень лапчатых листьев. И там – поцеловал в полураскрытые от удивления губы. Вначале один раз, а после, не давая опомниться, еще.

- Оля, любимая! – вновь прошептал он, наконец, страстно и умоляюще глядя в ее блестящие в сумраке глаза. – Я не хочу в кондитерскую! Прошу, давай поедем ко мне! Прямо сейчас!

Дмитрий целовал ее так, как никогда прежде. Даже тогда, в первый раз, в оранжерее его матери, то был скорее поцелуй нетерпения, когда желание попробовать, узнать, казалось сильнее самой страсти.

Сейчас же, едва оказавшись в его объятиях и еще даже не осознавая полностью, что происходит – но сразу же в ответ крепко обвивая руками плечи возлюбленного и прижимаясь к нему так, будто готова слиться в единое целое, сдавшись на его волю и милость, прямо здесь, сквозь тонкие покровы своего наряда Ольга чувствовала его вожделение всем своим телом. И готова была сама потерять рассудок от буквально сжигавшего изнутри, рожденного этими жадным поцелуями и прикосновениями, ответного желания. Потому едва не застонала от отчаяния, когда то, чего она так долго и нетерпеливо ждала, вдруг прекратилось.

Ведь это была невыносимая, чудовищная несправедливость! А виновник ее уже что-то нежно шепчет ей на ухо, дразня своим дыханием кожу – и будто не ведает, что творит! Впрочем, спустя несколько мгновений, смысл его слов все же пробился сквозь затуманенный Ольгин разум.

- Да, Митенька, - впервые назвав его тем именем, которым так много раз именовала в мыслях, тоже шепотом, ответила она.

 Отправлено: 06.02.19 23:05. Заголовок: *те же и почти там ж..

*те же и почти там же*

А большего ему было и не нужно. Коснувшись губ еще одним быстрым и почти невесомым поцелуем, он взял ее, как маленькую девочку, за руку и быстрым шагом повел на свет бульварных фонарей, мерцавших впереди, между домами, в самом конце переулка. Когда же они вновь оказались в более оживленном месте, и это стало возможно, остановил первый попавшийся на глаза наёмный экипаж, помог сесть в него первой и сам устроился рядом – прежде подняв над сиденьем купол, а уж потом, назвав адрес, и велев ехать как можно быстрее.

Едва расслышав приказ, извозчик громко гикнул на лошадь, прищелкнул кнутом, и легкий фаэтон, сорвавшись с места, покатился по мостовой, распугивая чересчур резвой ездой неосторожных припозднившихся прохожих. В другой раз Ольге было бы неловко привлекать к себе так много внимания, сейчас же – совершенно все равно. Как только Дмитрий оказался рядом, она вновь обвила его шею, плечи и потянула к себе, мечтая лишь о том, чтобы его дача оказалась не слишком далеко отсюда.

Ехали, действительно, очень быстро. В те мгновения, когда Игнатьев отвлекался от Ольги, чтобы взглянуть на дорогу, у него даже слегка шумело в ушах от несущегося навстречу солоноватого, с привкусом йода, ветра. Или, может, это просто билась в висках его разгоряченная почти до предела кровь?

Извозчик им явно попался из понятливых. Всю дорогу до Нижней Аутки просидел на козлах, точно изваяние. Один раз, кажется, только и обернулся к слившейся в объятиях и забывшей почти обо всем на свете, кроме друг друга, паре. Да и то, когда уж приехали. Уже лишь это заслуживало поощрения, потому, вручая ему плату, Игнатьев, был очень щедр.

Ольга, тем временем, прошла пару шагов вперед и остановилась у самого начала ведущей через партер дорожки – похоже, в удивлении. И он, конечно, догадывался, чем оно вызвано. Поздним, чернильно-темным южным вечером, искусно подсвеченная сразу в нескольких местах электрическими фонарями, зажженными явно в ожидании возвращения хозяина, вилла производила особенно сказочное впечатление. Тем не менее, отпустив прочь довольного извозчика, подошел к Ольге сзади, обнял и, склонившись так, чтобы лица были совсем рядом, улыбаясь, негромко осведомился:

- Что такое? Мадам не хочет идти дальше, или просто желает, чтобы ее отнесли?

Вместо ответа Ольга лишь рассмеялась – не поясняя, что это может означать. А потом все же пошла к дому сама: медленно, точно раздумывая, стоит ли? Верно ли она поступает? Догадываясь, что его, кажется, снова решили немного подразнить, качнув головой и усмехнувшись, Игнатьев отправился за ней. Спрятав руки в карманы легкого летнего пиджака, он шел неторопливо и почти неслышно. Но неотступно, как тень, до самого дома. И лишь там, чуть ускорив шаг, поравнялся с Ольгой, чтобы распахнуть дверь и впустить её внутрь. Сам же, войдя следом, едва слышно перевел дух – обнаружив, что никто их у порога на этот раз не встречает. Незнакомый с повадками и обычаями здешней прислуги, втайне он, признаться, слегка опасался, что кто-нибудь надумает проявить этаким вот образом совершенно не нужное сейчас рвение. И тем испортит всю прелесть момента. К счастью, обошлось.

 Отправлено: 06.02.19 23:06. Заголовок: *с желанным* Не сде..

*с желанным*

Не сделав и десяти шагов по мраморному полу великолепного холла, Ольга была все же вынуждена замереть в нерешительности: куда идти дальше, она не знала. Потому стала и обернулась, наконец, к Дмитрию, спрашивая его об этом – не словами, но по-прежнему, взглядом. Слова – с того самого момента, как они приехали и покинули экипаж, отчего-то вдруг стали казаться ей лишними. Да и какие теперь слова, когда сердце, словно сумасшедшее, норовит вот-вот выскочить наружу, а тело буквально горит, жаждая долгожданного продолжения.

Необходимости произносить что-то вслух, и верно, не было. Но способ «ответить» Игнатьев нашел иной: действие. Подхватив, наконец, Ольгу на руки, быстрым шагом направился вместе с нею к лестнице и унёс затем наверх не менее решительно.

Массивная, красного дерева, с филигранной узорной резьбой дверь спальни, открытая с одного тычка, носком ботинка, жалобно и обиженно скрипнула, непривычная к столь варварскому обхождению. Но кого теперь это тревожило? Варваром, или, может, дальним полудиким пращуром-викингом, тащившим в свое обиталище прекрасную полонянку, он себя и чувствовал, держа Ольгу так крепко, словно та могла вдруг передумать и попытаться сбежать.

Под ее платьем не было корсета. Не ощутив под ладонями привычной жесткости, Игнатьев понял это, еще когда впервые обнял её там, в городе. И внезапное осознание особенной, почти непристойной, близости женского тела, укрытого от взглядов и прикосновений лишь плиссированным шелком, да, возможно, еще какой-нибудь легкомысленной батистово-кружевной ерундой под ним, едва не свело его с ума – а Ольга, будто прочитывая эти мысли, нарочно льнула все сильнее, явно наслаждаясь своей властью.

Но теперь пришло время отвечать. И, словно бы, в самом деле, отыгрываясь за свои тогдашние мучения, сейчас он был с нею вовсе не так уж нежен.

Поставив сразу у входа вновь на ноги, довольно резко повернул лицом к двери, плотно прижимаясь напряженными чреслами к ее спине, скользнул руками под мышки и развязал впереди узел пояса её накидки. Позволив полупрозрачной ткани беззвучно стечь по скользкому шелку к их ногам, стал жадно целовать шею и плечи, высвобожденные тотчас – и тоже без всякого почтения к работе модистки, из самого платья. Лаская, и временами чуть сжимая прямо через шелк отчетливо твердевшие под пальцами бутоны сосков, гладил грудь одной ладонью, другой же – исследовал мягкие контуры живота, спускаясь все ниже – и не останавливаясь, пока в прерывистом Ольгином дыхании не послышались тихие стоны.

В какой-то момент её действительно будто парализовало. Позволяя его рукам властвовать над своим телом, подчиняя себе не только его, но и ее разум, Ольга просто замерла в смятении, пытаясь вспомнить, как и главное – когда произошла подмена, в результате которой Дмитрий, ее галантный кавалер, превратился вдруг в какого-то совершенно незнакомого прежде человека, поведение и поступки которого почти пугали. Но в то же самое время, странным образом, еще сильнее разжигали её желание, делая его невыносимым.

Потому, закрыв глаза и закусывая губы, чтобы с них не сорвался стон, она, тем не менее, вновь откидывалась назад, прижималась спиной к его груди и призывно выгибала шею, требуя все новых поцелуев, прикосновений, ласк. Когда же его пальцы, в очередной раз проскользив по животу и бедрам, безжалостно и безошибочно устремились ровно к самому сосредоточию сжигавшего ее пламени, удержаться уже не получилось. Застонав, Ольга вскинула руку, обвивая сзади, на ощупь, его шею, а другой – уперлась в его бедро, судорожно комкая ткань штанины, ища поддержки своим донельзя ослабевшим коленям и пытаясь вновь поймать напрочь совавшееся дыхание.

Внезапно ей захотелось развернуться, чтобы увидеть его лицо, захотелось поцеловать, прижаться к его губам своими, саднящими от собственных же укусов и пересохшими от страсти. Но он не позволил, почти силой удержал в прежнем положении. А потом и вовсе вдруг отстранился – всего на миг, но и этого Ольге хватило, чтобы едва не запаниковать, прежде чем, услышав легкий шорох сбрасываемой одежды, она догадалась, в чем причина паузы.

Потом она еще успела удивиться, как резко, и будто бы сам собой, высоко взметнулся подол ее платья, увлекая вверх и тонкую батистовую сорочку, почувствовать, как холодит воздух обнаженную кожу, когда исчезли последние отъединяющие от него покровы.

А дальше все вокруг окончательно перешло на уровень одних лишь ощущений – столь сильных, что, казалось, воздействие происходит на сами оголенные нервы. Но при этом, столь желанных, что, казалось, еще минута промедления, и она просто умрет, если их немедленно не получит.

 Отправлено: 06.02.19 23:07. Заголовок: * с женщиной-мечтой*..

* с женщиной-мечтой*

На самом деле, всё длилось, должно быть, совсем недолго. Оба были слишком возбуждены, слишком долго ждали этот миг, чтобы бесконечно растягивать любовную прелюдию, стараясь доставить друг другу утонченное удовольствие. Раз за разом утверждаясь в Ольгином лоне, Игнатьев был непривычно для себя резок, почти груб, понимал это. Но чувствовал, что не причиняет ей боли. А лишь усиливает наслаждение. Ибо бывают иногда и такие моменты, когда, чтоб утолить страсть, одной лишь только нежности становится недостаточно. Подтверждая это, Ольга и не противилась, а напротив, будто просила еще, подгоняла его, двигаясь навстречу, пока, внезапно замерев, не застонала – тихо и протяжно, и не обмякла так резко, что он едва успел подхватить ее вновь, прижимая к своей груди. И лишь затем – приникая губами к влажному от испарины виску, дал право на блаженную развязку себе самому, чуть слышно хрипло выдохнув при этом ее имя.

Вздох за вздохом, очень медленно, сознание, а с ним и – осознание реальности, возвращались к Ольге. В первый миг, еще до того, как вновь открыла глаза, она была почти уверена, что после всего, что сейчас произошло, должно быть, и весь мир вокруг нее перевернулся с ног на голову. Но нет – мир был на месте. А вот сама она была в нем какой-то новой, уже не такой, как прежде, когда наверняка чувствовала бы стыд и даже унижение, вспоминая о только что владевшем ею безумии. Но ничего этого не было. Все еще нежась в объятиях любимого, Ольга ощущала вместо всего этого необычайную лёгкость и спокойствие. Словно бы тело и все, что к нему относится, испарилось, исчезло вовсе, обнажив душу и сделав ее невероятно восприимчивой к любому чувственному импульсу. А само соитие их было не только телесным, а произошло еще и на каком-то ином, более высоком уровне. И то, что каждый вздох обнимающего ее мужчины казался сейчас и ее вздохом, а каждому удару его сердца вторило ее собственное, лишь усиливало это чувство.

Чуть повернув лицо, Ольга благодарно прижалась щекой к щеке Дмитрия, затем разжала пальцы, что, будто судорогой сведенные, все ещё с силой сжимали его руки. А после, развернувшись к нему лицом, заглянула в его глаза, казалось, все еще таившие отголоски пламени, что недавно пожирало их двоих без остатка. Осторожно обхватив ладонями его лицо, она провела пальцем по горячим губам, тут же дрогнувшим в ответ в улыбке, чуть приподнялась на цыпочках, и наконец, исполнила еще одно свое желание: прильнула к ним с поцелуем. Вложив в него уже не страсть, а все те переполнявшие ее нежные чувства, которые до сих пор пока не могла облечь в слова.

Ответив на него с той же благодарной нежностью, Игнатьев опустил руки чуть ниже, приподнял ее над полом, отнес и, наконец, бережно уложил кровать. Сам тут же, в чем был, лег рядом, подсунув под голову локоть, чувствуя во всем теле абсолютное счастливое изнеможение. Хотелось курить, но портсигар остался в кармане пиджака, а где теперь искать тот пиджак – только бог ведает. Да и тревожить Олю, тут же прильнувшую к его плечу, было неловко – чуть скосив взгляд, Игнатьев заметил, что ресницы её опущены. Пусть отдохнет, решил он тогда, и тоже надумал было подремать, но вскоре опять почувствовал под боком какую-то возню. Это, конечно, была Ольга, которая, вначале просто приподнявшись, а потом и вовсе нависнув сверху для удобства, взялась зачем-то распутывать галстук, каким-то чудом удержавшийся до сих пор на его шее.

- Да бог с ним, оставь! Потом… – лениво улыбнувшись, пробормотал он, но через мгновение все же уступил, позволил ей стянуть его совсем, чуть приподняв для этого голову. А потом, по-прежнему не открывая глаз, молча попытался притянуть обратно в себе.

 Отправлено: 06.02.19 23:08. Заголовок: Да только не тут-то ..

*с любимым*

Да только не тут-то было! Даже и не думая подчиняться, Ольга ловко вывернулась и, не обращая внимания на продолжающийся смутный протест, и принялась быстро расстегивать пуговицы его сорочки. Затем растянула края и, сунув под них руки, заскользила ладонями по обнажившейся груди, уже никуда не спеша; исследуя, изучая на ощупь каждый сантиметр кожи, пока сам Игнатьев, до поры до времени делавший вид, что игнорирует все эти поползновения, не издал нечто среднее, между судорожным вздохом и хрипловатым смешком, вновь открывая глаза и наталкиваясь на её лукавый взгляд.

- Хотите, чтобы я остановилась, Дмитрий Кириллович? – поинтересовалась она чуть иронично и демонстративным жестом убрала руки прочь, замирая в ожидании.

- Зависит от того, какое, собственно, ожидает продолжение, Ольга Дмитриевна! – усмехнулся он в ответ, тут же подхватывая ее тон.

И, подтянувшись вверх на подушках, устроился поудобнее, засунув под голову другую руку, столь же демонстративно показывая ей, что вполне готов это узнать.

- Тут еще нужно подумать, - промурлыкала Ольга, окидывая его долгим взглядом, будто и в самом деле размышляла, как дальше поступить, и перебирая пальцами, словно четки, камешки своего украшения. А еще через мгновение бусы отправились вслед за галстуком, сама она вновь склонилась к лицу возлюбленного – так близко, что чувствовала кожей его дыхание Но, дразня, так и не коснулась его губ, а вместо этого осыпала все остальное лицо, плечи, шею легкими, почти неощутимыми поцелуями, медленно спускаясь все ниже. Когда же почувствовала, как напрягаются и подрагивают, будто от щекотки, мышцы его живота, прекратила поцелуи и принялась выводить диковинные узоры ногтями, оставляя их на коже чуть розовеющими следами.

Потом вновь выпрямилась, заглядывая Дмитрию в глаза. И с довольным видом чуть усмехнулась, прочитав в них ровно то, что ожидала, а потом, не отводя глаз, взялась за пояс брюк и потянула на себя – чуть приподнявшись, он упростил ей эту задачу. Но доводить её решение до конца Ольга пока не собиралась. Остановившись на уровне щиколоток, изобразила крайнее удивление, уставившись на обутые ноги, пожала плечами и вскинула бровь, как бы вопрошая: «Что же делать дальше?»

Включившийся в ее игру Игнатьев так же молча пожал плечами и в свою очередь взглянул на нее вопросительно: «Даже и не знаю, решай сама!». «Обиженно» поджав губы, она на мгновение отвернулась: «Ни за что, не смей на это и рассчитывать!». Но потом, сокрушенно вздохнув, все же устроила его ступни у себя на коленях и принялась нарочито аккуратно и почтительно развязывать шнурки. Но едва лишь первый из ботинок попал ей в руки, а затем – был победоносно поднят над головой как добытый в бою трофей, и от уважения не осталось и следа: безжалостно и явно ничуть не опасаясь ничего разбить, Ольга швырнула несчастный ботинок себе за спину. А еще через минуту отправила туда же его второго собрата и стянула, наконец, так мешавшие им брюки.

Расправившись и с ними, она вновь ненадолго остановилась, словно предлагая Дмитрию оценить свою необычайную покладистость. А он по-прежнему не сводил с нее глаз. И в мягком полусумраке спальни, разбавленном лишь огоньками свечей, оставленных прислугой к приходу хозяина, те казались не привычного ярко-голубого оттенка, а почти черными. Точно страстный поцелуй, точно смелую ласку, Ольга физически ощущала на своей коже этот взгляд. Странным было ли то, как она полагала, наука любви была оставлена в далёком прошлом и позабыта вовсе, но тело все помнило и каждое действие было так же естественно, как само дыхание.

И прежде не смущавшаяся проявлять чувства и желания в интимные моменты, сегодня, его властью, она ощущала себя еще более – во сто крат, смелой и дерзкой, когда, вновь проводя ладонями вверх от коленей по бедрам распростертого перед ней мужчины, достигла вновь твердеющее свидетельство его желания. И затем на миг сжала его пальцами, словно заявляя о своем единоличном праве им обладать.

Полагая, что это и есть финал игры, Игнатьев с судорожным вздохом подался было вперед, но был в очередной раз решительно остановлен. Отпустив его, Ольга вновь выпрямилась, устроившись рядом на коленях. Подобно диковинной змее, или, может быть, танцующему языку пламени в своем мерцающем наряде, выгибаясь, провела руками уже по абрису собственного тела, от бедер до шеи, извлекая из волос шпильки и позволяя золотому водопаду хлынуть на плечи и спину. Затем вновь скрестила их, подхватывая подол, потянула его вверх, медленно высвобождаясь из своего наряда. И уже полностью обнаженная, еще раз встряхнула распущенными волосами и замерла, позволяя любимому увидеть себя во всей победительной красоте. А потом, вновь переместившись поверх его бедер, и не желая более медлить, с блаженным вздохом, приняла в свое лоно его плоть, одними лишь губами прошептав перед тем: «Я люблю тебя!».

 Отправлено: 13.02.19 00:11. Заголовок: *без любимой - никуд..

*без любимой - никуда*

Как и во всяком хорошо продуманном еще на этапе строительства доме, господские спальные комнаты на «Лёлиной даче» располагались окнами на запад. Потому ничто – включая лучи восходящего солнца, не должно было нарушать покой и умиротворение их обитателей. Впрочем, для двух утомленных любовников, чьи тела даже теперь, во сне, были все еще переплетены в объятиях, несмотря на уже проникавший сквозь окна зной, новый день наступил лишь ближе к полудню.
Проснувшись первым, Игнатьев не вдруг понял, где же именно сейчас находится. И почему вокруг не привычная обстановка спальни его московской квартиры. Но уже в следующее мгновение, нащупав на своей груди расположившуюся там по-хозяйски Олину ладонь, все вспомнил, чувствуя, как губы сами собой растягиваются в улыбке. Нет, похоже, она ему все-таки не приснилось. И то, что между ними происходило в течение прошлой ночи – тоже было правдой. Это, впрочем, подтверждала не только окончательно проснувшаяся память, но и сам организм, откликнувшийся на первую же попытку пошевелиться едва заметной, но все же ощутимой сладкой ломотой в мышцах, какая случается порой как следствие неумеренных спортивных упражнений после продолжительного отсутствия тренировок.

Подумав о том, что все это, в определенном смысле, можно было бы вполне отнести и к нему самому, Игнатьев тихо усмехнулся и покачал головой. Что и говорить, подобные «марафоны» с возрастом становится пробегать несколько сложнее, чем в юности. Что, однако, вовсе не означает желания от них в скором времени отказываться. Особенно, когда в твоих объятиях такая потрясающая женщина.

Вновь приподняв голову от подушки и крайне осторожно поворачиваясь на бок, чтобы ненароком не разбудить, Дмитрий Кириллович чуть отодвинулся, чтобы лучше ее видеть. Сама же Ольга, словно читая его мысли, тотчас перевернулась на спину, безотчетно прикрывая лишь согнутой в локте рукой от, видимо, мешающего ей наслаждаться сном, дневного света, глаза. И вид ее, раскинувшейся посреди разворошенной постели почти обнаженной, в одних чулках, которые ночью почему-то никто из них двоих так и не удосужился с нее снять, был столь соблазнителен, что дальнейшее развитие событий предсказать оказалось совсем не сложно. И то, что она так толком и не проснулась даже после первых, еще нежных и осторожных поцелуев, которыми он, все так же тихо и бесшумно переместившись к ее ногам, принялся покрывать вначале попеременно колени и бедра, двигаясь по их внутренней поверхности вверх, к границе между прохладным шелком чулка и теплым атласом кожи, а потом еще выше, лишь сильнее будоражило его воображение.

- Что это вы делаете, Дмитрий Кириллович? - сладко потягиваясь, с улыбкой, спросила Ольга, но глаза так и не открыла. Сон, потревоженный столь изощренным способом, все еще не желал отпускать ее из своих эфемерных объятий, в то время как уже манили к себе и другие, вполне реальные. А тело быстро пробуждалось от сковавшей его накануне ночью сладостной неги, готовое вновь откликаться на ласки.

Глубоко вздохнув, Ольга вздрогнула, когда волна мурашек – вначале от удовольствия, а затем от щекотного прикосновения бороды к обнаженной коже, и приподнялась на локтях, чтобы посмотреть в глаза этому наглецу.

Отвлекаясь от сосредоточенного и увлеченного изучения столь полюбившихся ему за последние часы рельефов, Игнатьев тоже поднял голову и с самым невинным видом улыбнулся:

- Хотите узнать обо всем в словесном пересказе, Ольга Дмитриевна, или позволите… эмм… показать на практике?

- Уж будьте любезны, покажите, - нарочито строго, хотя и из последних сил пыталась сохранить на лице серьезное выражение, произнесла она в ответ и добавила, - Только, поясняйте, все же, что делаете!

А потом вновь откинулась на подушки и весело рассмеялась.

- И ведь с виду – вполне себе приличная особа, кто бы только мог подумать! – «с осуждением» покачал головой Игнатьев и вновь ухмыльнулся, глядя, как Ольга в ответ «смущенно» прикрывает ладонями лицо.

Столь… необычная просьба из её уст его, конечно, не смутила, однако слышать такое от женщины, которая в первые дни их знакомства вела себя с ним так строго, что казалась едва ли не снежной королевой…

- Ну хорошо, раз вы сами об этом попросили… Все, что я хочу сейчас сделать – это примерным образом вас наказать, потому что вы, мадам, просто возмутительно распущенны! – произнес он едва слышно.

А затем, внезапно потянув Ольгу на себя, широко раздвинул её бедра, устроил ноги коленями к себе на плечи и осторожно приник губами к нежным, чувствительным складкам, целуя и лаская их кончиком языка и пальцами. Чтобы после, чуть разведя в стороны, проникнуть еще немного глубже, к тому, что они так бережно под собой скрывали.

 Отправлено: 13.02.19 00:13. Заголовок: *сумасшествие вдвоем..

*сумасшествие вдвоем*

Возможно, в чем-то он был и прав. Ни до этого, ни сейчас, полностью отдаваясь переживаемым ощущениям, наслаждаясь ими без всяких ограничений, стыда Ольга действительно не чувствовала. Только причиной тому была не распущенность, а исключительно лишь вновь обретенная свобода. Рамки, границы, предрассудки и нормы, так долго определявшие бытие, остались где-то там, далеко, за стенами этой комнаты. Здесь же была она, настоящая. И настоящая ее жизнь. Да и та будто бы сжалась до крохотного мига – здесь и сейчас. И самым важным в ней стало присутствие возлюбленного, доставлявшего все это немыслимое наслаждение – не только телу, но, что гораздо важнее, еще и душе.

Но вот, наконец, утихли, успокоились последние всполохи страсти. Изможденные и счастливые, на время утолившие голод, но вряд ли полностью насытившиеся друг другом, они уже вновь лишь просто нежились в объятиях друг друга. Голова Дмитрия покоилась на ее груди. Ласково перебирая пальцами пряди его темных волос, Ольга мечтательно улыбалась и бездумно рассматривала узор темно-синего шелка нависавшего над ними высоким шатром полога кровати.

- Я словно обезумела с тобой, - тихо произнесла она, - никогда прежде такой не была.

- Значит, я – самый большой везунчик на свете: как раз вовремя пришел в твою жизнь, чтобы получить всё самое лучшее, - ответил Игнатьев, улыбаясь, и потерся щекой об ее грудь. – Оля… Оленька, я ведь и сам теперь от тебя без ума совсем! Уж и не надеялся, что когда-нибудь смогу испытать это вновь. Не верил, точнее. А вот, поди ж ты!.. Страшно представить теперь, что мог бы не пройти по той улице, не увидеть строящийся там дом, не найти после Гнездова – и в результате, не оказаться у него на даче в тот день, когда мы там встретились! А ты об этом не думала? – слегка приподнимаясь, он подпер подбородок ладонью, пытаясь поймать ее взгляд.

- Думала, - честно и просто призналась Ольга, а затем, чуть прищурившись, фыркнула, - Но сначала решила, что ты ужасный позер и хвастун! Хотя… и теперь не лучше, да! И не смотри так! Вот скажи, например, для чего понадобилось вчера обзывать этот великолепный дворец «дачей»?! – обведя рукой комнату, строго спросила она, но глаза при этом по-прежнему смеялись.

- Ну, последняя-то претензия уж точно не по адресу! Потому что это вовсе не я «обозвал», а дед мой, Елагин. И не вчера, а несколько десятков лет тому назад. Я и сам, кстати, никогда не мог понять, почему ему пришло в голову наречь и саму виллу, и все имение именно «дачей», хотя относящихся к нему земель хватило бы даже на маленькое европейское княжество. «Лёлиной дачей», точнее сказать. А Лёля – это, соответственно, моя бабушка, Ольга Алексеевна, которую все в нашей семье до сих пор зовут исключительно Лёлей, даже мы, внуки и правнуки… Когда они с дедом венчались, ей едва сравнялось шестнадцать, а он был, кажется, ровесником мне нынешнему. Весьма романтическая история. Возможно, когда-нибудь я тебе ее расскажу. Но не теперь... И не смотри так! – прибавил он со смехом, передразнивая её же недавнюю реплику. – Сейчас нам куда важнее найти что-нибудь поесть. Я, конечно, тиран и деспот, но морить гостей голодом все же не привык. А после покажу дом… кхм… остальной… Ты ведь останешься у меня и сегодня?

- Позавтракать было бы неплохо, - усевшись в постели, Ольга огляделась в поисках собственной одежды, детали которой были разбросаны по всей комнате от самой двери. И по расположению иных деталей можно было с легкостью угадать весь пройденный любовниками путь, - или пообедать, - уточнила она, глянув затем на окно, за которым открывался великолепный вид на сад, - Но после мне все же нужно будет вернуться в отель, я не смогу тут остаться… Как бы не хотелось иного.

Дмитрий тоже это понимал, хотя во взгляде его все равно читалось разочарование – не ею, но тем, что вновь приходится вспоминать о существовании рамок и правил, а делать этого, между тем, по-прежнему совсем не хотелось. И потому Ольга все же решила, что останется настолько долго, насколько это вообще возможно в их нынешнем положении. А пока… для начала, была бы не против просто привести себя в надлежащий вид, чтобы иметь возможность выйти хотя бы из этой комнаты. Рассмеявшись, Игнатьев назвал себя совершеннейшим идиотом, что не понял этого раньше, и тут же предложил воспользоваться своей ванной комнатой – пока он займется добыванием пищи.

- Не поверишь, но с тех пор как приехал в Ялту, я и сам еще ни разу не успел поесть непосредственно в этом доме! – заметил он, тоже садясь в кровати и дотягиваясь затем до пуфа в её изножье, где еще с вечера его дожидался оставленный чей-то заботливой рукой шелковый халат. Облачившись в него, встал и мимолетно заглянул в зеркало, желая пригладить, должно быть, основательно взъерошенные за ночь волосы. И не смог сдержать ухмылки при виде глянувшей тотчас из зазеркалья, довольно поблёскивая глазами, вполне себе уголовной на вид физиономии. Да уж, пожалуй, не мешало бы поухаживать за собой и ему – хотя бы побриться. Последний раз он, помнится, делал это еще в поезде.
«Бедная Оля, должно быть, временами ей приходилось не так уж и сладко…»

Сама же она, тем временем, уже нежилась в теплой воде – быстро заполнив большую мраморную лохань, та постепенно забирала напряжение, накопившееся в мышцах. Ощутив его сразу, как только поднялась нынче на ноги, Ольга поначалу даже на миг растерялась – настолько непослушным показалось ей собственное тело. Но теперь все, кажется, приходило в норму. И потому, когда дверь в ванную вновь приоткрылась, впуская молодую горничную с халатом и банными простынями, она смогла уже достаточно легко встать и даже, не поморщившись, перешагнуть через высокий бортик ванны, более похожей на небольшой бассейн.

Поблагодарив девушку, предложившую ей свою помощь, Ольга сказала, что справится сама и отпустила ее. А когда вновь вошла в комнату, обнаружила, что там уже навели порядок: застелили постель, а одежду аккуратно собрали и сложили все на том же длинном, стеганом пуфе с прихотливо изогнутыми ножками, что стоял у основания кровати.

Не желая мешать Оле в собственной ванной – так как понимал, что очень немногим дамам нравится, чтобы за ними наблюдали в подобные моменты их бытия, Игнатьев ограничил свои гигиенические процедуры тем, что просто быстро принял душ в одной из гостевых комнат. А бритьё все же, подумав, отложил на потом, отдавая дань лени и счастливой возможности лишний раз избежать этой изрядно осточертевшей за многие годы ежедневной повинности, от которой не спасала и борода, возни с которой оказалось даже больше, чем в те времена, когда еще не носил на лице никакой дополнительной растительности. И позже, дернув за шнур сонетки, в ту же самую комнату вызвонил Ивана Викентьевича, безукоризненная выучка которого не дала сбой и теперь, когда едва одетый хозяин запросто и без дополнительных объяснений сообщил, что обедает – а скорее всего и ужинает – нынче не один. Поэтому хотел бы, чтобы стол сервировали на две персоны.

- И, если можно, побыстрее. А еще – пошли в мою спальню кого-нибудь из горничных потолковее, а сам принеси мне сюда одеться что-нибудь домашнее… Хотя… пожалуй, не стоит, - прибавил он, прикинув, что будет нелепо смотреться в чем-либо, кроме халата, если в таком же наряде будет и Оля. – А стол пусть накроют на террасе. Той, что с видом на склон горы. И вино – только самое лучшее из нашего, здешнего, игристое – тоже не забудь туда поставить.

- Будет исполнено, Дмитрий Кириллович, в самое ближайшее время. Как только все сделают, сразу предупрежу.

С этими словами Викентьич и удалился. А Игнатьев остался еще на несколько минут в одиночестве, давая и Ольге время немного побыть наедине с собой. Это ведь тоже очень важно – хоть иногда и чуть-чуть, но позволять любимому человеку побыть от тебя отдельно. Тем более что впереди у них еще такая долгая совместная жизнь.

Подумав об этом, Дмитрий Кириллович неосознанным жестом дотронулся до кармана халата, в котором скрывалась переместившаяся сюда, в отсутствие Ольги, уже оккупировавшей тогда ванную, из своего пиджачного собрата, все та же маленькая шкатулка с кольцом. Которое Игнатьев, не желая более медлить, намеревался преподнести своей избраннице не далее, чем сегодня вечером…

 Отправлено: 19.02.19 19:22. Заголовок: *вместе с Оленькой* ..

*вместе с Оленькой*

Терраса, выход на которую располагался между первым и вторым этажами, нависала над садом, предоставляя возможность любоваться почти необъятными просторами, от вида которых захватывало дух. Шагнув в распахнутые двери и опершись затем на мраморный парапет, Ольга даже забыла, что только что была голодна, когда обвела взглядом раскинувшийся перед ней зеленый партер, где всеми возможными цветами пестрели клумбы и отбрасывали приятные тени деревья с пышными кронами – устремленные в небо, подобно тонким свечкам, кипарисы, кедры и высокие крымские сосны, растопырившие в стороны свои лохматые лапы. А между ними, то там, то тут белели садовые беседки и чайные домики, построенные в разных архитектурных стилях. Наверное, Дмитрий не преувеличивал, когда говорил ей, что площадь этого имения сравнима с маленьким государством. Но отсюда, сверху, «Лелина дача» была больше похожа на целый маленький мир, в котором умелый архитектор уместил особенности самых разных краёв света, не нарушив при этом и гармонии природы.

- Впечатляюще! – с некоторой иронией заметила Ольга, поворачиваясь к Игнатьеву. Придерживая спинку отодвинутого для нее стула, тот стоял у стола.

А на нём – и на маленьком сервировочном столике рядом, уже ждали, дразня обоняние восхитительными ароматами, разной формы и размера сотейники и судки, накрытые серебряными крышками. И, устроившись на предложенном месте, Ольга тут же, с любопытством ребенка поспешила приподнять ближайшую из них.

- По-моему, я сейчас способна уничтожить все, что есть на этом столе! – призналась она наблюдавшему за нею с улыбкой Дмитрию. – После чего определенно не смогу сдвинуться с места и твое желание, чтобы я осталась здесь еще на одну ночь, исполнится само по себе. Или же…

Облокотившись на стол, и изящно прикоснувшись к подбородку, будто ей только теперь пришло озарение, она лукаво сощурилась и шутливо погрозила ему пальцем:

- А! Я догадалась! Именно в этом, похоже, и состоял твой кованый план! Не отпирайся, я все равно не поверю, потому что уже знаю, что передо мной коварный демон-искуситель, хорошо изучивший мои слабости и раз за разом толкающий все к новым грехам!

- Да я вовсе и не думал отказываться, - чуть приподнимая брови, усмехнулся в ответ на эту обвинительную тираду Игнатьев. И, подаваясь вперед, навстречу Ольге, тоже облокотился на стол, рассматривая ее лицо, с красотой которого для него более не могла соперничать даже восхитительная картина крымского пейзажа. Напоминанием об их общей бессонной ночи на нём все еще были немного заметны легкие тени под глазами. И, протянув руку, он бережно коснулся одной из них подушечкой большого пальца – словно желая смахнуть прочь. – Искушал, искушаю и, надеюсь, что в будущем еще долго не утрачу над тобою этой власти. И еда – это самый скромный инструмент из моего арсенала… Хотя отчетливо вижу, что сейчас он нужен мне более всех остальных! – вдруг прибавил он и рассмеялся, заметив, как Ольга вновь осторожно косится на стол, явно интересуясь содержимым прочих накрытых еще пока блюд с яствами сильнее, чем его романтическими речами.

Что же, даже в этом она была прекрасна. И так не похожа на женщин, которых Игнатьев знал раньше. Может, именно поэтому и привез ее сюда, в это место, которое было особенным и для него самого? И куда он еще никогда не приезжал ни с одной из своих пассий. Даже с женой – хотя с ней просто не успел…

На какой-то миг ему вдруг очень захотелось рассказать Ольге и об этом. Но потом, рассудив, что все-таки будет лишним – вспоминать других женщин рядом с ней, он все-таки сдержался. И вместо этого просто молча взял возвышавшуюся между ними бутылку игристого вина, открыл, и разлил его в два бокала, протягивая затем один из них Ольге.

- Это тоже наше, местное. Дядя одно время мечтал о славе князя Голицына, но что-то не случилось должным образом, поэтому увлечение свое он быстро оставил. Однако с тех пор подвалы хранят еще немалые запасы так и не пошедших на продажу бутылок. И мы, приезжая сюда, с удовольствием их потихоньку опустошаем. Признаться, иногда думаю, а не стоит ли, окончательно перебравшись в Крым, попытаться, так сказать, подхватить выпавшее из его рук знамя и попробовать продолжить это дело… Не теперь. И даже не через десять лет. Еще позже, когда окончательно надоедят все столицы и захочется лишь покоя, тепла и солнца… А тебе бы понравилась такая перспектива?

 Отправлено: 19.02.19 19:41. Заголовок: *вместе с Митенькой*..

*вместе с Митенькой*

Ольга слушала пространный рассказ о дядиных начинаниях и собственных Митиных мечтах немного рассеянно. Куда больший интерес представляли причудливые искры, что рождались, когда мягкий свет проходил через грани поднятого ею над столом хрустального бокала и далее – сквозь саму толщу янтарной жидкости, на поверхности которой витала легкая дымка от мельчайших пузырьков: стремительно поднимаясь со дна и лопаясь, те превращались в почти невидимую человеческим глазом пыль. Но заданный в конце вопрос все же заставил ее очнуться от задумчивой созерцательности и вновь посмотреть ему в лицо. Вначале коротко, поверх края бокала. Но затем Ольга даже отвела руку в сторону, желая лучше рассмотреть выражение лица Игнатьева. И надеясь, что так ей удастся лучше понять истинный смысл только что произнесенных им слов, а не тот, что лежал на поверхности.

Казалось бы, он был вполне очевиден. Но вдруг? Возможно, ей просто показалось, и все это действительно лишь рассуждения о собственном будущем, а ее мнение интересно только по причине обычного любопытства?

- Перспектива… стать виноделом? – осторожно поинтересовалась она, наконец. И легкий укор, промелькнувший в ту же самую минуту в синих глазах, заставил ее потупиться и смущенно улыбнуться, - Тогда о чем ты спрашиваешь?

- Ты знаешь, о чем, - откликнулся он тихо, улыбаясь и по-прежнему не сводя взгляда с ее лица. – Хотя, думаю, и виноделием это нам заниматься совершенно не помешает.

Пару секунд Ольга тоже продолжала смотреть на него, не отрываясь, и даже, кажется, забыв, как дышать. А затем быстро встала из-за стола, прошла обратно к балюстраде и отвернувшись, вновь замерла на месте, плотно обхватив себя руками. Ей вдруг сделалось невыносимо страшно. И хотя страх этот был совершенно явно иррационален – разве не эти самые слова ей так давно уже хотелось услышать от Дмитрия? – ничего поделать с ним Ольга не могла.

Перед ней был все тот же вид – на фоне ярко-синего неба темнели кроны деревьев, верхушки которых золотило медленно ползущее к горизонту солнце, в царившей вокруг тишине было слышно даже, как шелестят, будто перешептываются между собой, их листья под стрекот беспокойных и неумолчных цикад. Все вокруг выглядело олицетворением самого покоя, а она едва справлялась с собственным дыханием. Положив ладони на теплый мрамор, Ольга сделала несколько глубоких вдохов и закрыла глаза, прислушиваясь к себе, пытаясь разгадать, что же её так испугало.
Поднявшись следом, Игнатьев бесшумно прошел по вымощенному мрамором полу и уже через мгновение оказался прямо у нее за спиной.

- Боишься, – прошептал он, склоняясь и слегка путаясь губами в волнистых белокурых волосах, то ли спрашивая, то ли утверждая. – Я тоже. До недавнего времени – пока вдруг не подумал, как это на самом деле глупо. Каждый из нас выпил в любви свою чашу несчастий, но это значит лишь то, что она, наконец, пуста! И дальше ничего дурного случиться не должно. Я в это верю. И еще в одно свято верю: ты – единственная женщина, с которой я желал бы пройти оставшуюся часть своего пути. Чтобы беречь тебя и любить, пока хватит сил. Прошу, пожалуйста, не лишай меня этого счастья, будь моей женой!

И, бережно обнимая Ольгу одной рукой, поднес к ее лицу раскрытую ладонь другой с лежащим на ней кольцом, которому, как он с замиранием сердца надеялся, суждено было вот-вот превратиться из обыкновенной безделушки, пусть и драгоценной, в материальный символ того, что было им только что произнесено на словах.

Как точно он угадал ее мысли! И какой же эгоисткой она вдруг себя ощутила, совершенно позабыв, что не только ей одной, должно быть, страшно начинать все заново, не зная, что ждет впереди. Впрочем, если верить Дмитрию, свой страх он давно преодолел. И теперь его слова, его спокойная уверенность, что все будет хорошо, проливались теплым дождем на последние льдинки сомнений, что, оказывается, все еще таились где-то в глубине ее души. Окончательно исчезая, они оставили после себя лишь легкий холодок волнения. Но суть его – едва разомкнув, наконец, ресницы, Ольга увидела перед собой золотой ободок кольца – сделалась совершенно иной.

Очень медленно развернувшись в объятиях Дмитрия, она заглянула ему в лицо. Никогда еще не был он перед нею таким серьезным, таким по-настоящему взволнованным! Не желая более мучить ожиданием, Ольга кивнула. Но движение отчего-то вышло почти незаметным, и тогда, чуть дрогнув уголками губ, она едва слышно произнесла вслух:

- Да, - и уже чуть громче повторила, - Да, я стану твоей женой, я очень этого хочу! Хочу, чтобы ты был моим мужем! – и, счастливо рассмеявшись, протянула руку, позволив надеть себе на палец кольцо, только теперь и разглядев на нем разноцветные камни, которыми было Митей было зашифровано для неё своеобразное любовное послание. «Прочитав» которое, Ольга вначале коснулась губами его подарка, а затем, так и не выпустив руки любимого, вновь развернула её ладонью вверх и нежно поцеловала.

 Отправлено: 20.02.19 22:55. Заголовок: Со всем присущим ей ..

Со всем присущим ей мягким нравом и деликатностью, осень в Ялте по-прежнему не слишком торопилась вступать в права, напоминая о себе лишь тяжелыми гроздьями винограда, вошедшего в пору наилучшей спелости, да всё стремительнее укорачивающимися днями. И оттого, до наступления темноты, постепенно становилось всё сложнее вмещать в них желаемое количество событий и приключений. Но когда Оля как-то посетовала на это в одном из их разговоров, Игнатьев лишь усмехнулся и заметил в ответ, что в этом, если как следует подумать, тоже вполне себе возможно обнаружить немалые преимущества: короче дни, значит, длиннее ночи.

Накрывшая с головой страсть, впрочем, была отнюдь не единственным развлечением новоиспеченных жениха и невесты. Ведь именно в сентябре, когда постепенно сходит на нет испепеляющий зной, Ялта дает своим гостям особенно много возможностей приятно проводить время. Особенно, если они не обременены повседневными заботами и не стеснены в средствах.

Все это, к слову, немало удивляло Дмитрия Кирилловича, помнившего Крым четвертьвековой давности – в те времена, когда он последний раз проводил здесь более-менее продолжительные отрезки времени – как довольно скучное и даже диковатое местечко. Что, конечно, не сильно волновало мальчишку-подростка, упивавшегося неслыханной, в сравнении с обыденной, степенью свободы, какую давали здесь ему и многочисленной ватаге кузенов и кузин старшие родственники. Но несколькими годами позже уже навевало скуку на молодого светского льва, успевшего приобщиться к более утонченным развлечениям, нежели ежедневные морские купания, прогулки и игры. Еще позже его и вовсе увлекли иные города и страны. Так что теперь Игнатьев, можно сказать, заново открывал для себя край своего детства. И был особенно счастлив, что может делать это вместе с любимой женщиной, с которой он щедро делился не только воспоминаниями, но и абсолютно новыми впечатлениями, коих день ото дня накапливалось все больше.

Поначалу все еще строго придерживаясь рекомендаций своего бесценного «Путеводителя по Крыму»*, каждый вечер Оля с сосредоточенным видом сообщала, куда они обязательно должны отправиться назавтра прямо с утра. Игнатьев не спорил, столь же серьезно кивал в ответ. После чего они обыкновенно отправлялись скоротать где-нибудь очередной вечер, а потом приходила ночь – и утро после нее вновь наступало где-то в районе полудня. Что, надо сказать, ужасно веселило Дмитрия Кирилловича, особенно вкупе с почти серьезными Олиными обвинениями в том, что он в очередной раз внес хаос в ее упорядоченную жизнь и лишил возможности думать и сопротивляться – после очередного резонного возражения, что ничего и ни разу не делал против ее собственной воли.

Впрочем, на самом деле, успевали они тоже многое. И следующие две счастливых недели вместили не только морские купания, которых, дабы спастись от неизбежной в этом смысле здесь, в Ялте, сегрегации для дам и мужчин, приходилось искать на небольших диких пляжах, памятных Игнатьеву еще с детства. Но и верховые конные прогулки по горным тропам, и поездку в Бахчисарай, привлекавший восточным колоритом и странными, гипнотизирующими танцами дервишей, и непременный осмотр крепости Чуфут-кале с её «ханской темницей» и главной достопримечательностью — погребением Ненике-ханым, дочери одного из крымских ханов. Позже отважились даже на совместную с Ланскими поездку на развалины Херсонеса и в Севастополь. Последнее было идеей главы этого семейства, с которым Дмитрий Кириллович, благодаря Ольге, тоже вскоре познакомился достаточно хорошо. Впрочем, древние руины, кажется, интересовали господина полковника куда меньше, нежели стоящие на рейде броненосцы и линкоры Черноморского флота, поэтому ту поездку на сегодняшний день Ольга и Игнатьев, в равной степени равнодушные ко всей этой демонстрации военной мощи империи в действии, посчитали наиболее скучным из своих приключений. И впредь зареклись от подобных экскурсий, предпочитая развлечения более мирные и веселые. Коих особенно много сделалось в последнюю неделю сентября, когда в Ялте открылись традиционные шестидневные торжества в честь крымского виноградного сезона.


_______________________________________



* им. в виду «Путеводитель по Крыму» 1908 года Григория Москвича

 Отправлено: 22.02.19 00:30. Заголовок: Дважды за эти две не..

Эти две недели превратились для них будто в медовый месяц, который пусть и случился задолго до оглашения священных клятв. И дважды Дмитрий, хоть и не настаивая на этом, предлагал ей переселиться окончательно на виллу, ведь она практически все свое время проводила с ним и половину из этого времени как раз на «Лелиной даче». Но желая сохранить хоть видимость приличий, она не желала отказываться от номера в отеле, тем более, что иногда она все же оставалась там ночевать. Правда, на следующее утро, едва солнце вставало над горизонтом, она тут же отправлялась к Мите, где ее уже ожидал накрытый на террасе завтрак и влюбленный в нее мужчина, который неизменно сообщал ей, что провел худшую в своей жизни ночь, сопровождая эти слова жестом, достойным трагических постановок Шекспира.

И это бесконечное счастье ее полностью поглотило, отодвинув на задний план все возможные вопросы и волнения. Иногда, конечно, ее одолевало сомнение – не слишком ли много это счастья? Но уверенность Мити в их будущем в конце концов принесла ей душевный покой. А осознание того, что последние десять лет жизни своей, которые она всецело посвятила своим воспитанию и заботе о детях, сама она будто и не жила, привели к тому безудержному, будто измученный жаждой путник, желанию получить все удовольствия разом.

Об их помолвке, кроме Ланских, никто не знал. Они оба решили, что единственно верным будет лично сказать детям и Лидии Николаевне об этом при возвращении, а после и всем прочим родным и близким. Поэтому сейчас они были хранителями драгоценной тайны и Ольга, которая всё так же каждый вечер общалась с детьми по телефону, писала письма Натали и Леночке Прозоровой, ни разу никому не обмолвилась, что в Ялте она не одна, а с Дмитрием Кирилловичем, хотя описывала в подробностях все увеселения, в которых они принимали участие.

Одним из самых ярких впечатлений у Ольги осталось от регаты, что стартовала в начале этой неделе в Одессе и должны была окончиться в субботу в Керчи. Яхты плыли с остановками и конечно же, одной из них была Ялта. Уже с утра на набережной собралось множество людей, желавших полюбоваться на красивые суда, узнать результаты своих ставок и просто поучаствовать в торжественном параде, который должен был состояться в полдень. Ольга ничего не смыслила в обводах и такелаже, но и она не могла не признать красоты этих парусников, среди которых были самые разные диковинным образом названные яхты. И одна из них, «Фитида», вызывала у Ольги и не только у нее одной, восхищение. И пока они с Митей разглядывали ее, а сам Игнатьев объяснял Оле некоторые особенности устройства этого судна, которому, кстати, прочили первенство в регате, позади них раздался удивленный возглас. И когда Дмитрий Кириллович обернулся, то увидел перед собой хозяина той самой яхты, а по совместительству и своего старинного университетского приятеля, который немедля пригласил их стать гостями на его судне и отобедать с ним, пока они вновь не пустились в путь.

Вообще, Ялта последних дней сильно отличалась от того сонного курортного городка, в который приехала Ольга. Улицы были расцвечены яркими флажками, цветочными гирляндами и фонариками. Каждое заведение, будь то маленькая чайная или кофейня в центре города или роскошный ресторан, всеми возможными средствами старались заманить публику к себе. Последней, надо сказать, тоже прибавилось за эту неделю – все пустовавшие до той поры виллы будто в один миг ожили. Прибыла вся сиятельная публика и даже Ливадийский дворец ожидал своих хозяев, хотя сам Государь с семьей в этот раз в Крым и не собирались, но прочая родня спешила принять участие в торжественных празднествах.

Шумные шествия, намечающийся к выходным карнавал и всевозможные спектакли, цирковые представления и балы-маскарады, приглашениями на которые пестрили все тумбы в городе, превратили Ялту если не в соперницу, то в младшую сестру Ниццы.

Одно из таких представлений привлекло внимание и Ольги, которая вдруг замерла перед афишей, на которой красовалось имя известного по всей России, и уже даже и за рубежом, имя антрепренера, труппа которого несколько вечеров в Ялте представляла балеты.

- Билетов, наверное, уже и не достать, - посетовала Ольга, разглядывая фотографическое изображение балерины, исполняющей роль принцессы Авроры. Очаровательная брюнетка, сложив в молитвенном жесте руки, отвернув голову в сторону, будто парила над землей, - Папа водил нас на премьеру. Тогда Аврору танцевала Брианца. А про эту балерину я тоже слышала. Говорят, она дивно хороша эта Аделаида Луцци.

 Отправлено: 24.02.19 02:52. Заголовок: - На сегодня, пожал..

- На сегодня, пожалуй, уже нет, - согласился Игнатьев, вынимая из кармана часы и бросая короткий взгляд на циферблат. – Впрочем, мы бы все равно и не успели, тебе ведь явно потребуется более получаса, чтобы собраться? А вот на завтрашнее – вполне можно попробовать! – чуть прищурившись и будто раздумывая о чем-то, он помолчал немного и кивнул. – Да, я думаю, это хорошая идея. И я смогу ее осуществить.

Вновь повернувшись к фото балерины, которое до того разглядывал с не меньшим интересом, чем Оля – пусть та, стоя впереди, этого и не видела, он едва заметно улыбнулся, поражаясь тому, как все-таки странно порой ведет себя судьба. Надо же: оказывается, Ада тоже в Ялте! А он до сих пор и не знал! Сколько же они не виделись? Когда он вообще последний раз видел не на афишах, а своими глазами ее милое лицо с этой неуловимо быстро изменяющейся мимикой, которую невозможно ухватить никакой, даже самой совершенной фотографической камерой, потому оно всегда выходит по-разному, но почти никогда таким, каково в жизни? Должно быть, еще прошлым Рождеством, в Петербурге, где в перерывах между своими бесконечными репетициями она, как всегда вихрем, влетала в его номер в «Англии». Вечно что-то задевая и сметая змеящимися следом длинными «хвостами» газового шарфа, неизменного даже зимой, поверх всех мехов, мелкие статуэтки и прочую дребедень, какой обычно создают «уют» в гостиницах, претендующих на роскошь и респектабельность. И заставляя, смеясь и отфыркиваясь от целого града поцелуев, шутливо интересоваться, как же это ей, такой неловкой в повседневной, обычной жизни, удается запоминать и успешно, а главное – восхитительно точно и грациозно воспроизводить на театральной сцене бесконечные и сложные последовательности своих танцевальных па. Получая в ответ столь же иронические упреки в собственной дремучести и неосведомленности:

- Ты совершенно не понимаешь! В любом хаосе тоже есть своя неповторимая и непередаваемая гармония! Как у Шёнберга! Разве ты не слышал еще той его невероятной камерной симфонии?

- Той самой, по поводу которой один из его оркестрантов, в ответ на хвастливое заявление, что через пятьдесят лет такую музыку будут играть повсюду, спросил, для чего же мучиться, исполняя ее прямо сейчас?

От воспоминания о том разговоре – и об Адиной реакции: помнится, его назвали «не-вы-но-сииимым», вложив в это слово всю свою наполовину итальянскую экспрессию – Игнатьеву стало еще веселее. Но для Ольги, которая, как раз именно сейчас и обернувшись, недоуменно поинтересовалась, отчего он так улыбается, глядя на эту афишу, пришлось объяснять, что дело все-таки не в ней, а просто в хорошем настроении и благостном расположении духа. Вновь взглянув на него с некоторым сомнением, она кивнула, принимая эту версию – или уж делая вид, и они пошли гулять дальше. А еще примерно через час Оля сказала, что устала и хотела бы вернуться в отель. Прозвучало это, впрочем, без настойчивости, возможно, ей даже подспудно хотелось в очередной раз позволить уговорить себя отправиться вместе с ним на виллу. Но Дмитрий Кириллович уговаривать не стал. Во-первых, придерживаясь все того же принципа давать невесте иногда немного свободы и отдыха от собственной персоны, а во-вторых – потому что неожиданно появились еще кое-какие планы на остаток этого вечера.

Так что, распрощавшись с Олей у парадного подъезда гостиницы «Бристоль», везти себя Игнатьев приказал извозчику не домой, в Аутку, а к зданию городского театра, где по его расчетам, как раз должно было с минуты на минуту окончиться вечернее представление.

 Отправлено: 25.02.19 18:29. Заголовок: Тонкая пластинка из ..

Тонкая пластинка из черепахового панциря треснула и сломалась надвое, когда женские пальцы сжали полураскрытый веер, но Ольга даже этого не заметила, так как, не отводя глаз, смотрела на сцену, где в этот самый момент Аврора-Луцци совершала головокружительные движения по сцене прежде чем уснуть вечным сном, когда яд коснется ее сердца. Только если юную Оленьку Чернышеву когда-то давно занимал вопрос, как это у танцовщицы не кружится голова от всех этих фуэте и пируэтов, то сейчас голова шла кругом у самой Ольги Дмитриевны.

В который раз она украдкой посмотрела на сидевшего чуть позади нее Игнатьева. С той самой минуты, когда Аделаида Луцци появилась на сцене, он ни разу не отвел взгляда от нее. Казалось бы, что в этом такого, если весь зал встретил ее появление на сцене восхищенным шепотком, который словно дуновение ветерка, пронесся над залом? Но Оля, которую тоже восхитила юная танцовщица, вдруг испытала не менее болезненный и ядовитый укол ревности. Взгляд Мити, которым он сопровождал каждое действие балерины, был каким-то нежно-интимным, каким смотрят на дорого и близкого человека. Или на желанного…

Она и сама не раз видела в его глазах эти теплые искры, когда после бурной страсти, в минуту покоя, он разглядывал ее лицо и тело, восхищаясь ею. А теперь подобное же восхищение он дарил той, что была перед ним на сцене.

Оля зажмурилась и мотнула головой, пытаясь прогнать нелепые мысли. Ерунда какая-то, ведь не мог же он вот так в одночасье просто позабыть о ней? И понимая умом, что скорее всего лишь выдумывает, что ревности ее нет никаких подтверждений, она все равно ужасно мучилась, взирая на сцену в нетерпении ожидая конца первого акта, как весь день в нетерпении ожидала начала представления.

Когда вчера вечером Митя в своей чуть хвастливой манере заявил, что достанет им билеты на представление, Оля лишь лукаво улыбнулась и иронично про себя подумала: «Ну-ну!»
Впрочем, сомневаться в его талантах она бы не посмела после тех невозможных пионов на ее именины и многих других вещей, которыми он ее уже успел поразить. И когда во время обеда на вилле, где они спасались от не по-осеннему жаркого солнца, он достал и положил перед нею два билета, она испытала вновь тот детский восторг, как в Рождественское утро получая подарок. Он не просто достал билеты, но они оказались еще и в самом удобном месте – почти в центральной ложе бенуара. А это значило, что им не придется страдать от духоты в партере и неприятного соседства.

И вот теперь от всей этой радости не осталось и следа. Ее прихоть стоила ей душевного покоя и винить в этом она могла лишь себя. Оля повернула голову направо, где сидела пожилая дама со своим спутником и оба они так же неотрывно следили за развивающимися на сцене событиями, но стоило Ольге перевести взгляд на возлюбленного и она в который раз за эти мучительные полчаса убедилась в своей правоте. В этот миг бездыханное тело Авроры окружила свита и на сцене появилась добрая фея, а Митя наконец отвлекся от сцены и повернулся к ней с улыбкой, будто спрашивая нравится ли ей. И ничего другого как улыбнуться в ответ и кивнуть ей не оставалось, а после быстро отвести от него взгляд.

 Отправлено: 26.02.19 22:37. Заголовок: ...- Милый мой, хоро..

...- Милый мой, хороший! Как же я рада нашей встрече! Как чудесно, что я все-таки приехала в Ялту, а не осталась в Петербурге, хотя… А впрочем, это не важно! Совсем-совсем не важно!

Едва заметно запнувшись и столь же мимолетно нахмурившись, Ада махнула рукой и вновь бросилась ему на шею с поцелуями и объятиями, щекоча глаза и веки чуть торчащими в стороны белоснежными пёрышками «лебединого» головного убора, еще не снятого с головы после вечернего спектакля.

- Очень жаль, что ты не видел меня сегодня на сцене! Не хочу хвастаться, но после него мне принесли огромный букет белых азалий, а в нём вот эта записка, смотри!

Подхватив со своего гримерного столика небольшую карточку, она с гордостью протянула ее Игнатьеву, сунув при этом чуть ли не в нос, отчего у того даже не сразу получилось прочесть содержавшееся в ней послание на французском. Впрочем, совсем короткое: «Перерасти М. тебе было не так уж трудно – она ведь маленькая, поэтому не смей останавливаться на достигнутом!». И чуть ниже него – длинная, острым почерком, кажущимся куда более похожим на дамский, нежели тот, что мог бы принадлежать довольно крупному и витальному на вид мужчине, рука которого и вывела написанные выше слова, подпись, узнав которую, Дмитрий Кириллович понимающе усмехнулся.

- Конечно, я вовсе не льщу себе надеждой, что это так: всем ведь известно, что они ненавидят друг друга, и все-таки… мне немножко приятно! И теперь я хочу сделать приятно всему миру, но главным образом – тебе, поэтому и танцевать завтра буду только лишь для тебя!

И в полной мере исполнила свое обещание. Во всяком случае, оторвать взгляд от сцены, Дмитрий Кириллович, и верно, не мог ни на мгновение до той поры, пока не закончилось действие с её непосредственным участием. И это в самом деле была какая-то магия. Настолько мощная, что на время, пока она распространялась из-за рампы в переполненный зрительный зал, обо всем, что происходит вокруг, позабыл, кажется, не только Игнатьев, но и все окружающие его люди.

Или же все-таки не все, подумал он вдруг, когда поймал на себе тот настороженный и какой-то даже изучающий Ольгин взгляд, смысл которого так и остался им до конца не разгадан. Особенно после того, как сама она не раз уверила – и во время спектакля, и после, когда вдвоем пробирались через фойе к выходу из здания театра сквозь пеструю, благоухающую всеми видами терпких духов и табака, толпу по окончании представления, что все хорошо. Просто замечательно. Лучше не бывает.

- Послушай, ну так дело точно не пойдет! Я ведь не идиот и вижу, что что-то не так. И хочу понять, что именно, – не выдержав, вновь проговорил Игнатьев, когда, так и не дойдя вместе с ним даже до променада – причем, в молчании, только не в обычном, уютном, а в тяжелом и пасмурном, Ольга вдруг тихо проронила, что очень устала и хочет домой. А когда он сказал, что сейчас возьмет извозчика и можно будет сразу, не заезжая в отель, поехать ночевать в Аутку, обожгла в ответ таким взглядом, что ему на миг стало не по себе. – Объясни же, наконец, чем я все-таки перед тобой провинился?

 Отправлено: 01.03.19 12:28. Заголовок: Весь второй акт Ольг..

Весь второй акт Ольга себя корила за то, что сразу же не попросилась ехать домой и сама же продлила свою пытку. Никакого удовольствия не получая в дальнейшем ни от музыки, ни от мастерства танцоров, она лишь рассеянно смотрела на сцену или разглядывая затылки зрителей в партере, злясь больше всего на себя саму за глупость и нелепые в сущности фантазии, которые ее завладели теперь полностью.

Вот и теперь, шагая рядом с Митей по мостовой, она все еще кипела от ревности. И решив, вполне разумно, что стоит в таком состоянии ей побыть одной, попросила отвезти ее в домой, подразумевая отель. Но Дмитрий, будто не понял ее настроения и это ее задело – неужели он не видит, что ей сейчас совсем не до него?!

Впрочем, его вопрос был вполне разумен. В конце концов, он не мог прочесть ее мыслей – и слава богу, что не мог! Ольга отвела от него взгляд и на несколько мгновений замолчала, обдумывая свои слова.

- Ты ни в чем не виноват, - очень тихо произнесла она наконец и посмотрела на Игнатьева, - Просто там в театре было жутко душно и у меня разболелась голова, - что было почти правдой, - Еще во время первого акта. Но мне не хотелось лишать тебя удовольствия досмотреть представление до конца. А теперь об этом жалею, потому что мне совсем не хорошо. Так что, отвези меня в отель, пожалуйста.

Кажется, это ее объяснение, пусть и не до конца, но успокоило Дмитрия Кирилловича и дальнейший путь до «Бристоля» они проехали все в том же молчании. Ольга же намеренно прикрывала глаза, будто и вправду стараясь утихомирить головную боль, но каждый раз перед глазами появлялось лицо этой Луцци.

Прощаясь с ним в холле гостиницы, Ольга вдруг попросила его поцеловать ее, не взирая на то, что их могли увидеть. Но ей было все равно, хотелось лишь одного – убедиться в том, что все ее страхи суть лишь собственная ее фантазия. И он ее поцеловал – нежно и просто, и настроение ее тут же улучшилось, так что она даже улыбнулась и прошептала на прощание.

- Прости меня, что так повела себя. Я испортила нам вечер.

Он уверил ее, что вовсе и не сердит на нее и что надеется на ее выздоровление к завтрашнему утру, на чем они и распрощались. Ольга поднялась в номер и решила, что лучшим для нее лекарством теперь будет сон. Но устроившись на мягкой перине, она так и не смогла уснуть. мысли в ее голове все время возвращались к тому, что случилось, а вернее сказать – что она напридумывала себе в театре. Только теперь все с большей ясностью перед ней открывалась истина и ревность ее была столь глупой и несправедливой по отношению к Мите, что Оле сделалось ужасно стыдно. И хотя признаться в своих дурных мыслях ему бы она не помела, но у нее вдруг возникла насущная необходимость услышать его голос и сказать ему что-нибудь ласковое.

Часы показывали без четверти одиннадцать и полагая, что он еще не ложился спать, она подошла к телефонному аппарату и попросила соединить ее с «Лелиной дачей». Трубку подняла одна из горничных.

- Это Ольга Дмитриевна. А Дмитрий Кириллович уже лег спать? – поинтересовалась она.

- Нет, он еще не возвращался домой, - как само собой разумеющиеся, ответила девушка.

- Тогда, передайте, что я звонила ему.

Ольга вновь взглянула на часы, будто желая убедиться, что не ошиблась. Он не вернулся еще домой, хотя расстались они больше часа назад. Вполне возможно, что домой он отправился пешком или заехал выпить кофе в какое-нибудь заведение, а значит и вернется домой с минуты на минуту и непременно ей позвонит. Чтобы скоротать ожидание, она взяла книгу, расположилась в кресле возле ночника и стала читать. И только когда глаза ее, устав, начали слезиться, она вновь взглянула на циферблат настенных часов и с удивлением увидела, что обе стрелки давно переместились за двенадцать, а Митя ей так и не позвонил. Возможно, и это было наиболее вероятное объяснение, он все же не стал ей перезванивать лишь полагая, что она должно быть все же уснула к тому моменту, когда он вернулся домой. И тогда, решив по старинной поговорке, что утро мудрее вечера, Оля все-таки легла в постель и уснула.