Отправлено: 11.08.18 09:43. Заголовок: После тебя

Время - 1908 год

Место - Москва, Ялта

Участники - Дмитрий Игнатьев, Ольга, Тата и Степан Веригины, НПС

 Отправлено: 08.12.18 01:23. Заголовок: Предложенный графине..

Предложенный графиней тост изрядно смутил Ольгу, на которой тотчас же сосредоточилось внимание всех гостей. Но, совладав с волнением, она все же поблагодарила ее за любезные слова. Ведь, сколь бы формально ни прозвучали они на первый взгляд, отчего-то сразу верилось, что сказано это было от чистого сердца. Следом за хозяйкой к здравице в Ольгину честь присоединились другие гости, которых она поблагодарила уже в более сдержанной, светской манере, обведя всё собравшееся за столом общество благодарным взглядом и слегка поклонившись. При этом, правда, едва опять не утратила самообладание, когда встретилась взглядом с Дмитрием, который, привычным жестом слегка касаясь губ костяшкой указательного пальца, вроде бы всего лишь просто ей улыбнулся. Но и этого хватило, чтобы с таким трудом укрощенное пламя желания вспыхнуло с новой силой.

По счастью, рядом все это время был приятный и удобный собеседник, беседа с которым помогала хотя бы как-то отвлечься от упорно стремившихся все время к одному и тому же предмету мыслей. Помимо рассказа о собственном фотографическом проекте – по поводу которого Ольга также не могла не поделиться историей своего знакомства с госпожой Климашевской, за эти несколько минут Николай Викторович поведал много интересного просто о жизни своей и кузена. И теперь даже казалось, что это больше, чем сам Дмитрий рассказал о себе с момента их первой встречи. Что, впрочем, уже почти не имело для Ольги значения. Ведь и его недавнего признания было достаточно, чтобы знать – ей доверяют так, как, должно быть, немногим.

Тем временем, ужин шел своим чередом. Помимо разговора с графом Елагиным, Ольга, конечно же, общалась и с другими людьми. И прежде всего с Лидией Николаевной, которая держалась с нею все так же тепло и продолжала выделять среди прочих гостей, будто бы даже подчеркивая свою благосклонность. Ольгу, за годы её тихой, почти отшельнической жизни отвыкшую от такого внимания, если оно исходит не от кого-то из родственников или близких, это довольно долго заставляло чувствовать скованность, необычную для нее прежней, времен юности. Но потом все как-то само пошло на лад. И она даже согласилась сыграть для гостей графини, после того, как в разговоре случайно выяснилось, что и среди собственных увлечений Лидии Николаевны музыка также всегда стояла на первом месте.

Покинув столовую, все переместились в музыкальную комнату, где обнаружился, само собой, не просто какой-нибудь обычный рояль, но настоящий великолепный «Бёзендорфер». Однако это почти не удивило Ольгу, которая уже начала потихоньку привыкать к тому, что в этом доме нет, и не может быть ничего ординарного, а только выдающееся и самое лучшее. Устроившись на табурете перед раскрытой клавиатурой, она осторожно провела пальцами по гладким, поблескивающим в свете зажженных свечей – электричество в особняке, конечно, имелось, но, как выяснилось по пути, графиня полагала такой свет слишком резким и отвлекающим от наслаждения музыкой, а затем решительно взяла первые аккорды до-диезной прелюдии Рахманинова. Рояль звучал просто великолепно, играть на нем было настоящим удовольствием и Ольге, постепенно вошедшей в то особое состояние, что известно лишь людям творческого склада, и потому напрочь забывшей о волнении, уже не захотелось, как предполагалось вначале, ограничиться лишь этим произведением. Поэтому следом за знаменитой и известной буквально каждому прелюдией, после которой слушатели устроили ей настоящую овацию, упрашивая продолжить концерт, прозвучали еще и две задумчивые гносиенны Сати, куда менее популярные, но нежно любимые Ольгой еще с юности. А в завершение своего маленького бенефиса она сыграла другую любимую вещь: «Песнь венецианского гондольера», мысленно посвящая ее тому, кого сейчас перед собой не видела – верно, что-то почувствовав еще там, за столом, Дмитрий теперь намеренно сел так, чтобы не смущать ее своим присутствием. И эта деликатность еще больше делала ему честь в Ольгиных глазах.

 Отправлено: 08.12.18 01:24. Заголовок: *с Олюшкой Дмитриевн..

*с Олюшкой Дмитриевной*

- Браво, моя дорогая! Это было просто чудесно! – после того, как наконец утихли аплодисменты, старая графиня поднялась со своего места и, подойдя к ней, чуть приобняла за плечи, а затем нежно, по-матерински, поцеловала. – У вас настоящий талант! Когда-то я и сама неплохо музицировала… Нет-нет, теперь от этого уже ничего не осталось, так что не просите! – усмехнулась она, покачав головой, после того как Ольга тут же предложила ей тоже сыграть. – Всему свое время. А мое давно прошло! Но ваша игра, моя девочка, оживила добрую о нем память, и это вдвойне приятно!.. А знаете, что когда-то мы с вашей матушкой любили играть в четыре руки? Нет? Мари не рассказывала? Верно, забыла. А я вот помню. Удивительна, все же, игра Провидения! Она смогла передать вам свой талант, а у меня почему-то не вышло! Митя – прекрасный мальчик, – Лидия Николаевна на миг повернулась к сыну и ее покрытое морщинами лицо вновь осветила нежная улыбка. – Но оказался совершенно неспособен в смысле обучения игре на музыкальных инструментах! Право, это так обидно!

- А мне вот, крайне обидно, что ты выставляешь меня перед всеми в столь невыгодном свете! – шутливо посетовал Дмитрий Кириллович, также подходя к инструменту и целуя матери руку. – Хотя это и истинная правда. Исполнитель из меня, и верно, никакой. Но слушатель, в конце концов, ценитель чужого таланта – поистине великолепный!

- И скромник при этом тоже невероятный! – тихо, но достаточно отчетливо вставила в этот момент словечко графиня Елагина, вызвав своим комментарием настоящий приступ всеобщего веселья.

Вскоре все переместились обратно в салон, где еще некоторое время не стихала оживленная беседа. Но в какой-то момент самые пожилые из гостей все же начали разъезжаться, следом потянулись остальные. И вот уже сама Ольга Дмитриевна стала украдкой посматривать на свои часики, выбирая момент, когда будет уместно попрощаться с гостеприимной хозяйкой и ей. Но внезапно сама графиня, в очередной раз за этот вечер, позвала ее к себе и поинтересовалась, насколько сильно Ольга нынче торопится домой.

- Дело в том, что я привыкла ложиться довольно поздно. К тому же, племянники и сын нынче решили доставить мне особенную радость, пообещав остаться ночевать. Вас я, конечно, о подобном просить не посмею. Но буду счастлива, если тоже согласитесь задержаться еще немного. Выпьем спокойно чашку-другую чаю, поболтаем? А то ведь за всеми этими неизбежными хлопотами и поговорить толком нынче не удалось, и это крайне досадно! Да и заканчивать столь быстро такой чудный вечер – настоящее преступление, вам не кажется?

- Разумеется, - одним словом и ответив на вопрос, и согласившись с ее предложением, Ольга улыбнулась графине, которая, сама того не ведая, осуществила ее тайное желание: побыть еще рядом с Дмитрием. Пусть и опять не наедине, но сейчас она была согласна даже на эту сладкую пытку. – К тому же, я могу вполне положиться на своих детей – они уже достаточно взрослые, и не будут слишком шалить в мое отсутствие.

Примерно через час после этого разговора, и спустя несколько минут после того, как суаре покинул последний из тех гостей, кому Лидия Николаевна задержаться не предлагала, вся их поредевшая, однако, кажется, ничуть этим не тяготившаяся компания, тут же переместилась в одну из малых гостиных. Комната эта с давних пор служила исключительно для уютных семейных посиделок. Потому была любима графиней более других. Именно здесь, соседствуя с уже немного старомодной, но от этого ничуть не менее роскошной мебелью «буль», изящным фарфором, бронзовыми статуэтками и прочими атрибутами стиля «луи сез», столь популярного в годы молодости хозяйки дома, среди прочих картин и фотографий в ореховых рамках, явно выделялись две. Парадный портрет статного молодого мужчины в придворном мундире, и расположенный прямо под ним – еще один, поменьше. Главным героем его был сидящий в кресле мальчик, в чьем немного насупленном и недовольном выражении лица все равно совершенно отчетливо читалось сходство с отцовскими чертами. Столь же явно, как и во всей, немного напряженной позе – готовность в один миг сорваться и убежать, возможно, к своим игрушкам. А может, и просто куда-нибудь подальше от вредных взрослых, заставивших его долго и нудно позировать художнику ради какой-то своей непонятной прихоти.

- Обожаю этот портрет! – улыбнулась Лидия Николаевна, подходя к Ольге, которую тот тоже явно заинтересовал в первую очередь. – Господь свидетель, мы с Иван Николаевичем – Крамским, это ведь его кисти, уж и сказки читали, и стихи… Да разве что дуэтом не пели, чтобы Митенька тогда хоть немного посидел спокойно, позволив художнику работать. Теперь он, конечно, уже не такой разбойник, но в том возрасте… даже не знаю, с чем сравнить! Просто вообразите себе самого нетерпеливого и подвижного мальчишку на свете, которого невозможно удержать на одном месте больше пяти минут. Представили? А теперь помножьте это на сто и получите моего сына в девять лет. Впрочем, кому я это рассказываю, вы ведь и сама – мать троих детей!

- У вас – трое детей?! – обернувшись к ним, удивилась невольно услышавшая эти слова Александра Филипповна, которой старая графиня, сославшись на собственную усталость, предложила побыть хозяйкой за «малым» столом, на котором поздних чаёвников уже дожидались горячий самовар, сияющий фарфор и угощение – разумеется, чисто символическое. Потому что после плотного ужина думать о еде всерьез все равно уже вряд ли у кого-то бы достало сил.

- А еще вы ведь, кажется, сказали, что они взрослые? Но как это может быть? Верно, вы вышли замуж совсем девочкой?

- Да, верно, - обернувшись к ней, Ольга, не без сожаления отвлеклась от разговора с матерью Дмитрия, так и не успев выразить своего восхищения мастерством художника, которому, оказывается, пришлось применить не только его, но еще и немалое терпение, чтобы настолько удачно запечатлеть свою маленькую модель. – И остальное тоже, - прибавила она, подходя к графине Елагиной, и приняла из ее рук фарфоровое блюдце. Затем тихо опустила его на стол и, чуть замявшись, негромко усмехнулась. – За исключением, может быть, последнего предположения. Мне уже исполнилось девятнадцать в то лето, когда будущий муж сделал предложение, и я совсем не казалась себе ребенком. Это теперь, в тридцать шесть, все выглядит немного по-другому…

- Ну, разумеется, кто же из нас в юности признаёт, что он юн и неопытен? – понимающе закивала головой Александрин. – Просто в таком случае, самому старшему из ваших детей никак не может быть более пятнадцати! А я-то, право, была изрядно заинтригована!

 Отправлено: 08.12.18 01:24. Заголовок: *Ольга и чуть озадач..

*Ольга и чуть озадаченные слушатели*

- Моему старшему сыну недавно исполнилось восемнадцать, - ответила на это Ольга, все так же безмятежно глядя ей в глаза. – Он только что поступил в университет и через несколько лет станет врачом – как его отец. Средней дочери пятнадцать, а младшей – десять. Обе они посещают гимназию.
- О! – только и смогла вымолвить в ответ графиня Елагина, по лицу которой, словно по раскрытой книге, легко читалось, что теперь она «заинтригована» даже пуще прежнего. Беспомощно взглянув вначале на Лидию Николаевну, которая, напротив, выглядела сейчас невозмутимой, словно индейский вождь из романов Фенимора Купера, она обернулась к мужу. Ну а тот, как ни в чем не бывало, продолжал что-то сосредоточенно выяснять у Дмитрия – и это вместо того, чтобы немедленно броситься на помощь жене, оказавшейся в столь неловком положении! О том, как именно она в нём оказалась и по чьей вине, Александра Филипповна сейчас размышлять была не в состоянии. – Просто потрясающе…

Пока мадам Веригина и тётушка Лидия тихо беседовали перед семейными портретами, а супруга хлопотала у стола, сам граф Елагин действительно увлеченно обсуждал с кузеном новую модель «Панар-Левассор», о покупке которой задумывался все последнее время. И еще то, не стоит ли теперь отказаться от этой затеи, сделав выбор в пользу «Делано-Бельвиль», который сегодня днем он увидел у Дмитрия впервые своими глазами наяву, а не по фотографиям в газетах и, можно сказать, с этого же самого первого взгляда по уши влюбился. Причем, не столько даже в потрясающие характеристики, коими братец, конечно, не преминул похвастаться в первую очередь, но в совершенные линии и какую-то особенную стать этого автомобиля. Однако вскоре внимание его – да и самого Митьки, кажется, тоже, вновь постепенно перетекло к дамам, чей разговор внезапно оказался куда более увлекательным.

Настолько, что в какой-то момент всем даже понадобилась небольшая пауза, чтобы переварить последние уточнения Ольги Дмитриевны. При том сама она, кажется, ничего необычного в своих словах и не заметила. Или же просто не считала это необычным?

«Что же, тогда она даже еще необычнее, чем показалась на первый взгляд», - усмехнулся про себя Елагин, взглянув вначале на возмутительницу всеобщего спокойствия, а потом – уже не без иронии – на кузена, для которого сказанное госпожой Веригиной явно оказалось не меньшим сюрпризом, чем для остальных. Просто владеет он собой существенно лучше, чем, к примеру, бедняжка Дрина, которая вот уже с минуту не сводит с него сердитого и одновременно умоляющего взгляда – никогда Николай Викторович не мог до конца понять, как это его супруге порой удается сочетать несовместимые, казалось бы, эмоции?

- И верно, потрясающе! У вас – и вдруг восемнадцатилетний старший сын! – произнес он, наконец, оставляя Дмитрия и возвращаясь к жене. – Ни за что бы ни подумал, что вам может оказаться больше двадцати девяти, сударыня!

- Д-да, именно это меня и удивило! – тут же с готовностью подтвердила Александрин, хватаясь за эти слова – и за руку мужа, словно утопающий за спасательный круг.

- Несомненно, - откликнулась Ольга, глядя при этом не на нее, а на Игнатьева, оставшегося стоять чуть в стороне от всех, в полутени. И далее продолжила, также обращаясь уже будто лишь к нему одному. – Но боюсь, я все же действительно немного сбила вас с толку, забыв о том, что истины, известные и очевидные для меня и моих близких, могут быть непонятны другим. Дело в том, что в свое время мы с мужем усыновили двух маленьких сирот из приюта, опекой которого я много занималась, когда мы жили в Астраханской губернии. А вскоре после этого родилась младшая дочь. И детей – а мы с мужем с самого начала не разделяли их на своих и приемных, стало вдруг сразу трое. Потом же это и вовсе стало настолько не важно, что я и сама об этом не помню. Соответственно, и другим забываю порой объяснять.

 Отправлено: 08.12.18 01:25. Заголовок: * с сыночком* - А я..

* с сыночком*

- А я вот полагаю, что вы ничуть и не обязаны этого делать, моя девочка, - внезапно проговорила старая графиня, сразу переключая этим всеобщее внимание с Ольги на себя. – Свет полон глупых людей, которые требуют порой объяснить им очевидное. Но, к счастью, мы не из их числа, - прибавила она, легонько похлопав ее по руке и многозначительно взглянув на племянницу, которая смутилась от этого еще больше. Точно юная дебютантка, получившая нагоняй от признанной светской львицы за дурные манеры или неловкий жест.

- Что же, а теперь я думаю, самое время, наконец, выпить по чашечке чаю! У меня совершенно пересохло в горле. Верно, Федор вновь пересолил буженину. А тебе так не показалось, Митя?

- Не знаю… может быть… - качнул головой Игнатьев, которого этот вопрос матери словно бы вывел из некоего подобия ступора. Тем более странного, что, полагая себя современным человеком, он всю жизнь посмеивался над «допотопными» взглядами некоторых своих приятелей и даже попрекал их в двойной морали за неизменно четкое разделение всех знакомых женщин на тех, «на ком женятся», и тех, с кем позволено все остальное без строгих моральных обязательств и угрызений совести. Вот только мысль о том, что у Ольги Дмитриевны могла быть до брака связь с мужчиной, пусть даже впоследствии на ней и женившемся, которая привела к рождению ребенка, отчего-то показалась крайне неприятной. Грех признаться: да он почти взревновал её к этому чертовому покойнику, тень которого будто бы вдруг сама собой откуда-то возникла посреди гостиной и теперь насмешливо ухмылялась! Над ним! Тем, который в своем благоговении перед Ольгой, в боязни оскорбить ее чистоту и скромность, все это время так старательно подавлял в себе любые телесные к ней порывы, чуть отпустив себя на волю в этом смысле лишь сегодня, после того, как они уже объяснились, да и то… И после всего этого узнать вдруг, что с прежним своим мужчиной она, оказывается, была куда более смела – даже в юности.

И как после этого не почувствовать себя жалким клоуном – к счастью, всего на краткий миг, до той поры, пока она, явно о чем-то догадавшись, все-таки сжалилась и все объяснила. Одарив одномоментно чувством глубочайшего облегчения и безмерного стыда.

За то, что усомнился.

За то, что вообще посмел упрекать, сам отнюдь не имея в этом смысле золоченого нимба.

За то, что в целом такой дурак. Хоть матушка и утверждает, что глупцов среди них тут нет…

- Не знаешь? То есть как это? Почему? – тем временем, не унималась она в своем любопытстве.

К этому моменту все расположились за столом и, наконец, приступили к чаепитию. Ольга Дмитриевна уже сидела рядом с ним, поэтому настроение Игнатьева вновь улучшилось, а на смену нелепым самокопаниям пришло обычное, ровное расположение духа. А тут еще матушка со своими вопросами, не выдержав града которых он, в конце концов, попросту рассмеялся:

- Да потому что не успел! Видимо, остальным твоим гостям она все же пришлась по вкусу. Даже в пересоленном виде.

- Ох, Митя, вечно эти твои нелепые шутки! – воскликнула Лидия Николаевна. – Однако должна заметить, что когда наш Федор в духе, у него все выходит просто изумительно. Вот никогда не забуду, как зимой семьдесят девятого, Мария Федоровна – тогда еще Ее Императорское высочество, оказала нам с моим незабвенным Кирилл Дмитричем огромную честь. Верно, по старой памяти – отчего-то она успела полюбить меня за то краткое время, что волей судьбы продолжалась моя придворная служба. И вот, во время одного из коротких частных визитов в Москву, увидев меня на одном балу, очень обрадовалась. Стала расспрашивать про нынешнюю жизнь, о том, счастливая ли я в браке. А потом вдруг сказала, что была бы рада навестить нас с супругом. Да не одна, а вместе с самим Цесаревичем! Боже мой, как же мы тогда волновались, как готовились к этому обеду, как мучили Федора, который и сам служил у нас еще второй или третий год! И, как выяснилось, совершенно зря! Более непритязательных едоков, чем наши тогдашние гости, мне после и не приходилось встречать. Мария Федоровна почти ничего не ела, она всегда крайне умеренна в приеме пищи, это и теперь можно понять по ее утонченной фигуре, а вот будущий Император, напротив, очень хвалил нашего поросенка под хреном. Настолько впечатлился, что после даже велел позвать приготовившего его повара и лично поблагодарил. А Ее Императорское высочество еще тихонько поинтересовалась у меня, нельзя ли будет написать подробный рецепт и для царской кухни… Федор вообще-то крайне неохотно делится своими секретами, но здесь, конечно, не смог противиться. Так вот уже после, спустя много лет, когда мне вновь довелось увидеться с нею, уже Императрицей, Мария Федоровна, припомнив эту историю, смеясь, рассказала, что блюдо это до сих пор необычайно любимо ее супругом и зовется у них в домашнем кругу не иначе, как «игнатьевский поросёнок»!

 Отправлено: 08.12.18 01:26. Заголовок: *с желанным* Когда ..

*с желанным*

Когда спустя некоторое время Ольга глянула на циферблат своих часиков, то едва не ахнула – за легкой беседой, в которой успели, кажется, обсудить всё возможное, она совершенно забыла о времени. А меж тем, стрелки указывали на начало одиннадцатого, и значит, недолгий, как предполагалось еще днем, визит растянулся уже более чем на пять часов. Однако уходить ей по-прежнему не хотелось. Ведь отправиться домой сейчас означало и новую разлуку с Дмитрием. Пусть недолгую, в этом у Ольги больше не было сомнений, но тем не менее…

- Надеюсь, моя милая, что теперь вы будете бывать у меня часто и без всех этих формальностей? Приезжайте в любое время, я всегда рада вашему обществу, - приглашение это прозвучало из уст Лидии Николаевны сразу же после того, как она все же сообщила, что ей пора. И, разумеется, было тотчас же принято с благодарностью.

Чуть позже, попрощавшись с супругами Елагиными и матерью Дмитрия уже окончательно, Ольга вдруг подумала о том, насколько все-таки прав в своих наблюдениях граф Толстой! Счастливые семьи действительно всегда похожи. Должно быть, именно поэтому и сам дом Лидии Николаевны, и отношения тех, кто в нем обитает – при всех различиях в общественном положении, достатке, и прочих жизненных обстоятельствах, вызывают то же чувство умиротворения и покоя, какое обыкновенно возникало у нее при посещении дома собственной свекрови. Да и сами эти женщины, при абсолютном несходстве, в общем, тоже напоминают друг друга уже хотя бы этим потрясающим и неподдельно теплым отношениям к своим детям и близким. И этим в корне отличаются от ее собственной матери. Размышления о том, почему это так, в последнее время все чаще навевали грусть. Однако не сегодня. Ведь рядом был Дмитрий, который, конечно, пошел проводить ее в холл. А там, внизу, сразу отпустил лакея, который едва лишь успел подать покидающей дом гостье ее накидку и затейливую шляпу, которую Ольга, впрочем, тут же водрузила на положенное ей место всего одним ловким и точным движением, прикрепив затем к волосам длинной булавкой… Наблюдая за этим, почти цирковым, по ее мнению, трюком, Таня обыкновенно приходила в восторг, заявляя при этом, однако, что сама этакие «конструкции» у себя на голове уж точно носить никогда не станет. Ольга же в таких случаях лишь только тихонько посмеивалась и советовала дочери вспомнить эти слова всего через пару лет.

Ну а теперь, закончив со сборами, она просто обернулась к Дмитрию. В глазах его читалось лишь чистое восхищение. И это убеждало Ольгу в том, что она хороша, лучше всякого зеркала, в которое она так и не удосужилась заглянуть.

С улыбкой протянув ему сразу обе руки, она придвинулась чуть ближе, и тут же вновь оказалась в его объятиях. Но, чуть склонившись к ее лицу, он явно рассчитывал не только на это, но и на прощальный поцелуй. И Ольга была, разумеется, не против, Однако медлила, растягивая не только очередной краткий миг их единения, но и – уже чисто из женского кокетства – просто наслаждаясь новой одержанной победой.

- И когда же я снова тебя увижу? – прошептала она, наконец, почти касаясь своими губами его губ.

- Надеюсь, что уже прямо сегодня – во сне, - негромко усмехнулся Игнатьев с того же самого расстояния. – Только учти, что там я могу повести себя… чуть менее сдержанно, чем наяву. Тебя ведь это не шокирует?

- Чтобы узнать это, тебе придется явиться в этот сон, - будто и не смутившись вовсе, ответила на это Ольга, и уголки ее губ чуть дрогнули, хотя она всеми силами и старалась сохранить на лице серьезное выражение. Противиться чарам этого мужчины становилось сложнее с каждой новой секундой. Да, пожалуй, не слишком-то и хотелось. Поэтому, обняв его чуть крепче, она первой прильнула к губам Дмитрия, вкладывая в свой поцелуй всю страсть и впервые позволяя ей взять власть над рассудком.

Не стоило этого начинать. Особенно, понимая, что все равно нет шанса получить столь желанное продолжение. И поэтому придется все же как-то заставить себя отпустить ее. А после еще вернуться обратно наверх, к кузенам и матери. И делать вид, что следишь за нитью их разговора хотя бы еще несколько минут. Затем, чтобы уход из гостиной в свою комнату, а сразу оттуда – в ванную, под душ, не выглядел уж слишком откровенно постыдным бегством, которым, по сути дела, и являлся. Потому что, оказывается, и в сорок лет иногда возможно вновь почувствовать себя четырнадцатилетним подростком, почти не способным контролировать и усмирять свои желания, буде они возникли. К счастью, теперь, в своем нынешнем возрасте, Дмитрий Кириллович уже хотя бы не испытывал из-за этого мучительных угрызений совести. Так что несколько позже, когда дыхание уже несколько восстановилось, а думать об Ольге в чуть более спокойном ключе опять стало возможно, он лишь рассмеялся и покачал головой, вновь подставляя ее затем под упругие и прохладные водяные струи. Впрочем, простояв так еще пару минут, он почувствовал, что, кажется, начинает замерзать. Потому все же завернул массивный бронзовый вентиль, дотянулся до полотенца, и начал активно растирать им спину и плечи, поглядывая при этом на циферблат настенных часов и прикидывая, через сколько примерно времени Ольга уже точно окажется у себя в Сокольниках, чтобы можно было вновь поднять телефонную трубку, и услышать ее голос…

 Отправлено: 08.12.18 01:28. Заголовок: Спустя примерно неде..

Спустя примерно неделю после событий в морозовском особняке, Евгений Францевич оказался на Мяницкой улице, где в старом особняке Лобановых-Ростовцевых уже некоторое время размещались классы рисовального Строгановского училища. Когда, расставшись с очаровательной Татьяной, барон раздумывал, стоит ли ему продолжить с ней общение, главным вопросом было лишь то, как это удобнее сделать – без надзора родни и особо ретивых друзей. И так как юная нимфа успела о себе поведать достаточно много, а барон, в отличии от многих мужчин, внимательно слушал женский щебет, он принял единственно верное решение – встретиться с ней у училища, которое она посещала пару раз в неделю. Лис успел побывать здесь и сообщил, что узнал от привратника о времени начал и окончания занятий, чем Евгений Францевич и решил воспользоваться. Правда, узнать в который из дней именно здесь появиться юная барышня Веригина, знать наверняка было невозможно. И первый свой приезд сюда барона был напрасный, хоть и не бесполезный. Он успел прогуляться возле училища и изучил географию маленьких улочек. Так что, когда через три дня он вернулся сюда вновь, расположился в ожидании конца занятий он не напротив ворот училища, но в конце квартала, на противоположной стороне улицы и стал ждать, временами поглядывая на циферблат часов. И когда они показали ровно половину пятого на крыльце училища стали появляться первые ученицы. Они выходили, шумно переговариваясь, смеясь, а у ворот, если путь их лежал в разные стороны, целовались на прощание. Зрелище было премилое, хотя сами девицы, не все, но многие, на вкус Евгения были слишком уж простоваты. Куда уж им всем было до той, которая появилась на пороге через десять минут. От нее шел свет и все вокруг этим светом преображалось. Даже та толстоватая и курносая девица, с которой они, держась за руки, вместе вышли через ворота на улицу.

Евгений Францевич неспешно перешел улицу и направился навстречу барышням, который ечто-то живо обсуждали и кажется так были увлечены своей беседой, что не замечали ничего и никого вокруг. Поэтому и не удивительно, что та, вторая, проходя, задела мужчину, неспешно шедшего по улице и ойкнув, повернулась то ли извиниться, то ли потребовать извинения. Только вот мужчина, едва обе девушки остановились, взглянул по очереди на каждую из них и вдруг на губах его появилась самая очаровательная улыбка.

- Татьяна Александровна! – сняв с головы шляпу, он прижал ее к груди и поклонился девушке, - Вот так неожиданная встреча! И какая приятная! – после этого он еще раз мельком взглянул на ее подругу и вежливо, но не более того, кивнул и ей, - Вы ведь помните меня, Татьяна Александровна?

 Отправлено: 08.12.18 01:28. Заголовок: Как известно, главны..

Как известно, главный девичий разговор всех времен и народов, основными вопросами коего являются «а ты ему что?» и «а он тогда что в ответ?», может длиться часами и способен – при должной степени увлекательности обсуждаемого объекта, овладевать умами своих участниц настолько, что для них в буквальном смысле перестает существовать окружающий мир. Примерно то же самое происходило с двумя барышнями, которые за несколько минут до этого покинули здание Строгановского училища и бодро шествовали по тротуару, взявшись за руки и оживленно беседуя. И даже внушительных размеров этюдники под мышками их, кажется, совершенно не тяготили. Обе были блондинки. Обе – очаровательны. Но если одна из них – а ею была Тата Веригина, которая в своем простом летнем костюмчике и берете, из-под которого, как всегда, выбивались во все стороны непослушные прядки светлых волос, выглядела даже моложе своих пятнадцати, то другая, напротив, казалась – да, собственно, уже и была вполне себе взрослой барышней, недавно достигнув солидного, семнадцатилетнего возраста и в смысле внешности представляя собой этакую смесь «Весны» Альфонса Мухи и мисс Камиллы Клиффорд с ее чуть надменным выражением лица, вздернутым носиком и уже округлыми, женственными формами – на зависть остальным барышням своего курса. Всем, кроме, пожалуй, Таты Веригиной, с которой Липочка Рейсс, младшая и любимая дочь крупного железнодорожного магната, успела искренне подружиться. Естественно, не только из-за этого. Подругу свою Липа искренне любила, хоть и считала ее в душе немного блаженной из-за её форменного помешательства на всех этих холстах и красках. Как и прочие студийки-строгановки, Липа и сама была всерьез увлечена живописью и даже была бы не прочь продолжить учебу где-нибудь в Европе. Но не видела в этом занятии цели своей жизни и ее предназначения, уделяя время и другим увлечениям. Например, Таниному старшему брату, с которым познакомилась еще прошлой осенью – Степан тогда часто встречал сестру после занятий и показался мадемуазель Рейсс очень милым, хоть и немного надменным юношей, достойным пристального внимания. Потом, однако, видеться они стали совсем редко. Тата говорила, это потому, что брат готовится держать экзамен на медицинский факультет, и вынужден посвящать все свое время учебе. Правда это или нет, но без необходимого подкрепления и развития, то едва зарождавшееся чувство быстро сошло на нет, так толком и не разгоревшись. Да к тому же, буквально нынешней весной, на смену ему пришла, кажется, и настоящая любовь – к отпрыску старинного германского рода, одного из тех, чьи предки значатся чуть ли не в «Готтском альманахе». Его Липе представили на одном из великосветских балов друзья ее родителей, и теперь дело активно продвигалось к помолвке. Так что искусство постепенно отходило на второй план, уступая свое место событиям реальной, а не воображаемой жизни, которыми мадемуазель Рейсс охотно делилась с подругой, так и оставшейся ей «в память и наследство» о любви так и несостоявшейся. А та всякий раз с удовольствием слушала. Ну или почти всякий, потому что порой Липочкины излияния о том, как она счастлива своим чувством к «ненаглядному Эрни» слушать становилось невыносимо даже Тате. Наблюдая со стороны за тем, насколько может измениться и поглупеть от любви даже такая замечательная девушка, как Липа, она уже не раз давала себе клятву, что никогда не станет такой, как она, даже если однажды все-таки доведется по уши влюбиться.
Вот только доведется ли вообще?
В то, что кто-то всерьез способен завладеть ее сердцем, Тата, по правде сказать, не слишком-то и верила. Знакомые ровесники – по преимуществу это были гимназические одноклассники Стёпы – казались либо непроходимо глупыми, либо невыносимо наглыми. И надо сказать, что брат вовсе не рвался ее в этом разубеждать. А других, еще не выезжая в свет и ведя поэтому довольно замкнутую жизнь, Тата еще не знала, хотя от этого и не страдала. Предпочитая пока изучать науку любви так сказать на расстоянии… Совсем как сейчас, когда внимательно слушала пересказ содержания письма, которое Липа накануне получила от своего возлюбленного:

- Погоди-погоди, и что, вот так прямо и написал, что не может без тебя жить?! Дословно? – воскликнула она, удивленно распахивая глаза. – Нет, но тогда это точно означает предложение!

- Нет, ну вообще-то, конечно, не дословно вот прямо «не могу жить», - чуть помявшись, все же призналась Липа. – Тогда это было бы, наверное, что-то вроде «Ich kann nicht ohne dich leben», а он пишет: «Mein Leben erscheint mir schrecklich in deiner Abwesenheit», понимаешь?

- Вообще-то нет, - рассмеялась Тата. – Я же совершенно не знаю этот ваш немецкий!

- Ой, ну да, я все время об этом забываю! Это значит: «Моя жизнь кажется мне ужасной в ваше отсутствие», а согласись, что это не совсем одно и то же!

- Нет, ну почему? Когда жизнь окажется совсем ужасной, уж точно ей не обрадуешься, - философски заметила в ответ барышня Веригина, чуть подпрыгивая на ходу, чтобы поправить под мышкой немного сползший вниз этюдник. – Хотя, может, ты и права. Но я все равно уверена, что к Рождеству он сделает тебе предложение, вот посмотришь!

- Ах, Таточка, милая, твои бы слова, да Богу в уши! Веришь ли, я от него совершенно без ума! – воскликнула Липа, драматически взмахнув рукой и задевая при этом какого-то шествовавшего навстречу господина, на свое несчастье поравнявшегося с нею в это мгновение. – Oh! Je suis désolé… - бросила она, даже не посмотрев в его сторону, и открыла было рот, чтобы продолжить свои рассуждения, но незнакомец, вместо того, чтобы принять извинения и молча пройти мимо, вдруг неожиданно остановился и заговорил. Только не с ней, а с Татой, назвав ее по-взрослому, Татьяной Александровной. Это было необычно и удивительно. Но еще удивительнее оказалась реакция самой Таты, которая при виде этого мужчины – Липа сразу определила, что на вид ему никак не может быть меньше тридцати пяти («Совсем старик!»), буквально расцвела и почти шепотом пролепетала в ответ:

- Конечно же помню, Евгений Францевич! И тоже рада вас вновь увидеть… очень рада!

 Отправлено: 10.12.18 22:39. Заголовок: «И это прекрасно, mo..

«И это прекрасно, mon ange!» - подумал барон, глядя на нее с улыбкой и с трудом справляясь с новыми приступом умиления, который неизменно, раз за разом вызывало у него это прелестное существо, совершенно не умевшее таить своих эмоций подобно тому, как обыкновенно поступают более взрослые женщины. Точнее, еще не приучившее себя к необходимости подобного. Кто знает, быть может, именно этим она и привлекла его настолько, что вот уже неделю, с самого момента их расставания, там, на выставке, Евгений Францевич жил лишь одним желанием – увидеть ее вновь. Одновременно мучаясь при этом припадками весьма непривычного для себя чувства неуверенности и даже страха: а что, если сама Таня уже позабыла его? Что, если его образ, взрослого – а для нее уже совсем и немолодого мужчины, с которым и пообщаться-то удалось, в общем, совсем ничего, уже выветрился из ее сознания?

Но нет. Выходит, и не забыла, и образ не выветрился. А напротив, даже рада вновь повстречаться.

Все это не могло не радовать. И Баумгартнер тоже ощутил определенное удовлетворение. Если бы только не присутствие в непосредственной близости от объекта его восхищения очередного «соглядатая» –¬ пусть на сей раз всего лишь и в виде подруги – возможность которого он почему-то не учел, выбирая местом их с Татьяной новой встречи окрестности училища. А ведь должен был бы подумать, что она вряд ли ходит домой после занятий одна!

Впрочем, может быть, это даже к лучшему. И точнее всего его нынешнее положение описывает грубоватая мужицкая мудрость про спешку и ловлю блох. Слишком откровенный интерес может напугать и даже оттолкнуть ее, слишком невинную и непривычную еще к подобному вниманию со стороны мужчины. Так что торопиться, действительно, не стоило. И барон хорошо это понимал. Жаль только, что данное понимание ничуть не облегчало жажды, стократно усилившейся, стоило ему вновь оказаться рядом источником всех своих желаний последнего времени.

А это, и верно, уже начинало походить на род обсцессии, хотя всю прошедшую неделю, Баумгартнер честно пытался бороться с собой. Но ничего не помогало. А попытка подмены вызвала лишь злобу и раздражение в адрес кретина-Лиса, который вместо того, что ему заказывали, притащил в прошлую субботу какую-то малолетнюю лахудру, к которой он даже не захотел прикасаться. Две другие девочки, которые были доставлены в качестве извинения за этот промах буквально на другой день, оказались, впрочем, больше похожи на искомый идеал. Однако ж все равно не то, не то… Пустые оболочки, совершенно лишенные волшебной субстанции души, они смогли ненадолго утолить лишь желания плоти. Душа же по-прежнему жаждала и рвалась к той, единственной, что стояла теперь перед ним, улыбалась и даже не подозревала, причиной каких страданий является.

- Татьяна Александровна, вот вы не поверите, но я ведь только теперь и понял, почему вас здесь встретил! – выговорил, наконец, Евгений Францевич, с трудом отводя взор от сияющего лица мадемуазель Веригиной, поворачиваясь и кивая на здание училища. – А вы, между тем, кажется, рассказывали, что посещаете здесь курсы!

 Отправлено: 21.12.18 00:39. Заголовок: *вместе с Евгением Ф..

*вместе с Евгением Францевичем*

- Рассказывала! – кивнула в ответ Таня. – Только вы ведь и не обязаны держать в памяти всю мою болтовню! Я и сама не всегда помню, кому, где и что успела про себя рассказать, скажи, Липочка?.. Ой, кажется, я ведь вас так и не познакомила? Барон Баумгартнер – мадемуазель Олимпиада Рейсс, мы вместе занимаемся рисованием и дружим. А с господином бароном мы знакомы с той выставке, о которой я тебе рассказывала, помнишь? Он тоже увлекается живописью.

- Припоминаю, - откликнулась Липа, ответив на представление коротким книксеном и поглядывая на господина Баумгартнера уже с большим вниманием и интересом. Однако вовсе не по той причине, о которой можно было бы подумать в первую очередь, хотя, несмотря на свой возраст, он был все еще весьма привлекателен, а главное – умел это должным образом подать. От внимания девушки не ускользнули ни сшитый по последней моде, но при этом строгий и элегантный костюм, ни дорогая трость с серебряным набалдашником, ни общая ухоженность и даже лощеность этого господина.

Дело было в другом. Все эти дни Тата действительно постоянно твердила о визите в дом господина Морозова, припоминая то одну, то другую упущенную деталь выставки, столь поразившей ее воображение. Однако о новом знакомстве речи ни разу не завела, хотя прежде обычно делилась с подругой подобным без всякого стеснения. Последнее было бы, впрочем, объяснимо, если бы этот человек не произвел на нее особенного впечатления. Однако же это явно было не так.

- А вы, верно, живете здесь неподалёку? – поинтересовалась она, будто бы невзначай уточняя только что зародившуюся в голове догадку.

- Нет. Но часто бываю по делам, - ответил ей барон коротко и довольно равнодушно, вновь сразу переводя затем взгляд на Татьяну. – Хотя, это забавно, милая мадемуазель! Выходит, прежде, до знакомства, мы, возможно, уже не раз могли здесь встречаться и просто проходить мимо, даже не замечая друг друга?

- А это вряд ли. Ведь я художник, Евгений Францевич, - отрицательно качнув головой, Тата хитровато прищурилась в ответ на его удивленный взгляд. – Поэтому невольно запоминаю все интересное и примечательное, чтобы после использовать это по своему разумению.

- Здесь вы абсолютно правы, Татьяна Александровна, - смущенно, словно школяр, покрутив в руках собственную шляпу, усмехнулся Баумгартнер. – Я бы тоже вас ни за что не пропустил. Там, у Морозова, ведь сразу обратил внимание, - сказал он, чуть понижая голос и продолжая смотреть только на Таню, хотя и подруга ее, то ли деликатности ради, то ли просто заскучав, держалась теперь слегка в стороне.

«Сразу»?! – едва тут же не переспросила его девушка, уже в свою очередь немного округляя от изумления глаза. Вот это да! Выходит, их встреча вовсе и не была случайной?

Последнее, конечно, не могло не польстить ее самолюбию. Как и интонация, с которой Евгений Францевич невольно признался в своем «умысле». Мягкая, даже немного интимная, она явно предназначалась также лишь ей одной, пусть рядом по-прежнему все еще стояла Липа. И это начинало Тату уже потихоньку раздражать: нельзя же, право, быть настолько неделикатной! Ведь, окажись в ее положении она сама, наверняка бы давно уж сыскала какой-нибудь предлог, чтобы уйти и не быть, как говорится, «третьей лишней». Размышляя в подобном ключе, девушка исподволь косилась на подругу, мысленно уговаривая ее понять, что происходит. Но бесполезно. А тут еще господин барон – видно, заметив этот нетерпеливый взор и истолковав его по-своему, вдруг произнес:

- Что же, должно быть, вам пора, а я вас задерживаю?

- Нет, нисколько! – тут же, ни минуты не раздумывая, откликнулась Таня. – Во всяком случае, меня уж точно, - вновь выразительно взглянув на Липу, прибавила она, почти не покривив душой: ничего ведь не случится, если визит к бабушке, который планировался на сегодня, перенести, скажем, на завтрашний день? Они со Стёпкой и Саней и без того бывают у нее почти каждый день, поди, замучили уже своими беспрестанными посещениями! Маме же – если спросит, конечно, можно после сказать, что задержалась на занятиях. Ну, или еще что-нибудь придумать, не станет же она проверять по минутам?

- А вот мне, наверное, действительно надо идти.

Видно, сообразив, наконец, чего от нее хотят, проговорила, тем временем, сама Липа. Но голос ее при этом звучал так, что Тата сразу же почувствовала – здесь уж ей точно после не избежать после дополнительных расспросов. Ну и пусть. Ну и ладно. В конце концов, ничего предосудительного она совершать не собирается, ведь правда? Даже и не думает!

- Тогда до встречи, душенька! Увидимся послезавтра!

- Очень на это надеюсь! – с улыбкой пропела в ответ мадемуазель Рейсс и, почти церемонно раскланявшись, неторопливо пошла восвояси.

А Тата и Евгений Францевич еще какое-то время так и стояли посреди тротуара, глядя ей вслед, пока мимо них, отвлекая от этого молчаливого созерцания, со звоном не проехал по проложенным вдоль всей улицы рельсам электрический трамвай.

 Отправлено: 21.12.18 00:40. Заголовок: - Что ни говори, а ..

*с mon ange*

- Что ни говори, а иногда прогресс не мешало бы и притормозить! Ужасное изобретение! – чуть поморщившись от резкого звука, проговорил барон, наконец, позволяя себе вновь взглянуть на свою Таню. А та, наивное дитя, все еще продолжала сиять от того, что так легко осуществила свой «коварный» замысел. Это было мило и еще больше обнадеживало, хотя торопиться по-прежнему не стоило.

- Вы говорите совсем как мама! Она тоже не в восторге от публичного транспорта и всегда просит нас с братом нанимать извозчика, когда возвращаемся домой в Сокольники. Нам же, напротив, очень нравится трамвай – быстро, почти как на авто!.. А вы водите автомобиль?

- Нет, не вожу. А если и задумал его приобрести, то ездил бы исключительно с шофером, - помедлив, ответил Баумгартнер, которого едва не передернуло от сравнения, только что невзначай сорвавшегося с уст собеседницы. Всякое новое поколение обыкновенно мнит своих родителей безнадежно отставшими от жизни древними ископаемыми. Потому уж не намёк ли это и с ее стороны?

Впрочем, подозрение это, едва зародившись, почти тотчас и растаяло: да нет, не может быть такого, чтобы простодушный ребенок задумал бы его намеренно обидеть. А сам он, очевидно, слишком уж привык к неистребимому двуличию взрослых женщин – таких, как недалекая и чопорная мамаша самой Татьяны, если ищет нечто подобное и в её речах. Придя к этому умозаключению, Евгений Францевич вновь повеселел. И уже совершенно не обращая внимания на явное разочарование, что до сих пор явственно читалось на ее курносой мордашке, продолжил, как ни в чем не бывало, развивать свою мысль:

- «А что же, в таком случае, стоят его недавние рассуждения о современном искусстве и дураках, которые не желают принять происходящих вокруг изменений?!» - должно быть, уже подумали вы, и теперь вот-вот готовы уличить меня в лицемерии… признайтесь же откровенно, я не обижусь. Это так? – вкрадчиво поинтересовался он, наблюдая за Таней и происходящей в ней прямо сейчас борьбой между искренностью и привитой строгим воспитанием привычкой неизменно отступать перед авторитетом взрослого человека. – Не волнуйтесь, mon ange. Ведь на самом деле в моих словах нет противоречия.

Сполна насладившись смятением, произведенным его словами, барон усмехнулся и ласково коснулся руки так и не нашедшей, что ему на это ответить барышни.

- Я, видите ли, действительно не любитель большинства технических новшеств, хотя и готов признавать их удобство. В вину же им ставлю то, что они… убивают романтику окружающего нас мира!

- О, разумеется! Экономят время, но при этом – странным образом ускоряют ход событий, порой даже не позволяя их толком осознавать, – тут же вновь вскидывая на него светящийся восхищением взгляд, удивленно проговорила Тата. – Как же это точно!

- Я не сомневался, что вы поймете, - удовлетворенно кивнул Евгений Францевич, продолжая с улыбкой ею любоваться.

- И напрасно, - тотчас помрачнев, она опять опустила голову, внимательно рассматривая чуть выступающие из-под нижнего края юбки мыски собственных туфель. – Я вовсе не такая понятливая. И еще пару мгновений тому назад и правда готова была обвинить вас в криводушии.

- Ну полно, полно же винить себя! Это, право, такая ерунда в сравнении с тем удовольствием, что вы дарите, просто лишь общаясь со мной!.. Только, что же это мы стоим посреди улицы? Может, позволите вас немного проводить?

- Буду рада! – едва вновь отважившись посмотреть ему в лицо после крайне лестного, хоть и прозвучавшего немного старомодно комплимента, Таня робко улыбнулась. – До остановки… Но только давайте до следующей? Эта слишком близко, а мне хотелось бы немного прогуляться.

В ответ на это предложение Евгений Францевич тут же молчаливо кивнул – одновременно тем самым соглашаясь также исполнить и желание Татьяны. То, которое она, разумеется, не осмелилась произнести вслух. Но это было и не нужно, ведь всё абсолютно явно читалось в ее прозрачных, как озера, глазах. И вот, не спеша, они уже шли вдоль по улице, болтая о каких-то пустяках. Но думал и мечтал, поглядывая временами на свою юную спутницу, барон теперь лишь только об одном: чтобы, презрев все условности их мира, она вдруг сама взяла бы его за руку! Да-да, именно так! Всего лишь просто бы свою маленькую ладошку в белой кружевной перчатке на сгиб его локтя – вначале чуть робея, едва касаясь пальчиками ткани рукава, потом смелее, весомее, если так вообще можно сказать об этой миниатюрной ручке, что сама по себе невероятно похожа на маленькую птичку, которой самое место в теплом уютном гнездышке… В конце концов, образ этот настолько захватил его воображение, что сделался почти физически осязаемым. И, чтобы не сойти с ума, следовало немедленно прекратить даже думать о чем-то подобном. Эта девушка еще непременно подарит ему великое счастье. Возможно, и совсем скоро. Но не теперь, не теперь…

- Погода сегодня дивно хороша, вы не находите? – произнес он, чуть склоняясь к Тане и позволяя себе еще лишь пару блаженных мгновений вдыхать источаемый ею теплый и свежий аромат юности, а потом так же незаметно отстраняясь. – Даже не верится, что приближается осень… А что, Татьяна Александровна, вы как художник, предпочитаете из времен года?

- Зиму, - ответила она, не раздумывая, а потом, чуть дернув плечом, чтобы поправить несколько сползший с него неудобный ремень этюдника, лукаво покосилась на степенно ступающего рядом барона, даже не догадываясь о терзающих его искушениях. – Я знаю, что все обычно говорят про осень. Но мне и правда больше по душе спокойствие и безмятежность и чистые, холодные краски зимы, а не разноцветное буйство. Вы удивлены?

- Вовсе нет, Татьяна Александровна. Вы не похожи на других, чтобы любить что-то обычное или быть как прочие. А зима, она вам очень подходит. Вы и сами чисты и безмятежны, и похожи на зимний холст, на котором может быть начертано многое. Вообще-то, я всегда полагал, что картины художника – не те, что на заказ, но для себя – это всегда и портрет самого мастера, не важно, что там изображено – корзина фруктов или сухое дерево в лесу.

- Никогда об этом не задумывалась, – глядя перед собой, тихо отозвалась девушка. – Но что, если это не пейзаж и не натюрморт, а, скажем, портрет другого человека? Разве и в нем художник рисует себя? Нет, я в это ни за что не поверю! – воскликнула она. – Вот если бы я, например, вдруг взялась за ваш портрет, каким таким образом вы на нём могли бы вдруг оказаться… мной?!

Мысль эта показалась настолько забавной, что Таня, не выдержав, звонко рассмеялась.

- А это как раз очень легко объяснить – если взять два портрета одной и той же персоны от двух разных художников. Правда, вы можете возразить, что сложно сказать – какой из них наиболее схож с натурой, если вы не видели ее живьем. Но тогда можно сравнить, например, с фотографическим изображением. Вспомните хоть ту актрису из «Комеди Франсез», Жанну Самари… Впрочем, вы слишком юны и вряд ли могли где-то ее увидеть. А я же застал времена, когда ее образ не сходил со страниц большинства французских газет, так что могу сказать откровенно, в жизни она отнюдь не была красавицей. Но вот перед нами ее портрет кисти Ренуара – ну, например, тот, который мы оба видели у Морозова, где она в голубом платье. И разве же это не есть само очарование и воплощение женственности? А все дело в том, что художник, будучи увлечен ею, рисует не только образ, но и своё отношение. То есть часть самого себя!

 Отправлено: 21.12.18 00:45. Заголовок: * с тем, кто один ме..

* с тем, кто один меня понимает*

Его рассуждения казались столь убедительными, что Тата даже мысленно вздохнула с облегчением оттого, что так и не успела высказать вслух предложения, которое еще буквально минуту назад буквально крутилось у нее на языке.

- В таком случае, выходит, что лучше и не браться за портрет того, кому не хочешь показать своих чувств. Спасибо, что предупредили, Евгений Францевич, теперь я буду об этом знать… Ну а вас когда-нибудь уже рисовали? – помолчав мгновение, все же поинтересовалась она, искоса взглянув на барона и тотчас вновь отворачиваясь.

- Я не слишком люблю сидеть неподвижно. Но да, разумеется. Например, пару лет назад в морском путешествии я познакомился с одним американцем. Мы часто коротали время игрой в шахматы, и вот однажды я заметил, как он делает в своём блокноте для записи ходов какие-то наброски. Как позже выяснилось, это был мой будущий портрет. А сам шахматист – и к слову, совсем недурной, это Джон Сарджент, по какой-то причине, возможно, из скромности, или желания сохранить инкогнито, назвавший мне при знакомстве лишь первую часть своей фамилии, Сингер.

- Неужто тот самый?! Невероятно!

- Представьте себе. Но только я-то и понятия не имел, как он выглядит в жизни! – с улыбкой кивнул в ответ барон. – Вот такая забавная вышла история. Ну а из наших меня писал только Константин Аркадьевич. Но, по правде сказать, меня не слишком расстраивает такое положение вещей. Потому что собираю я отнюдь не только свои собственные изображения.

- Да, это было бы просто странно! – в тон ему откликнулась Тата. Ее все сильнее увлекал разговор с этим необычным человеком, который, зачем-то изо-всех сил старался казаться заурядным. Только пока не слишком успешно. Особенно теперь, когда как бы между делом проговорился, что, оказывается, тоже собирает картины! – Но что же еще есть в вашей коллекции? И насколько она обширна? Вы где-то ее выставляете?

- О, самое разное! – уклончиво проговорил Евгений Францевич, внутренне торжествуя по поводу того, как легко и просто эта милая рыбка заглотила брошенную ей наживку. – Я не придерживаюсь какой-то тематики, а выбираю лишь то, что мне нравится. И нет, это небольшая, приватная коллекция. Позволить себе открыть галерею, как господин Морозов, я, разумеется, не могу… Хотя впервые в жизни об этом сейчас жалею.

- Но почему?

- Потому что лишь так, не нарушая правил приличия, я смог бы осмелиться пригласить вас лично ее оценить, - тихо проговорил он, опуская затем глаза долу и тяжело вздохнул, словно бы это признание стоило ему немалых усилий.

- А вы бы и правда этого хотели? – так же смущенно потупившись, пробормотала в ответ Тата, сердце которой тут же забилось в два раза чаще. Хотя ничего особенного, неловкого стоящий напротив нее с виноватым видом Евгений Францевич, в общем-то, и не произнес. Однако глубинный смысл его слов был слишком очевиден даже для нее. И означал нечто совершенно невероятное: что она, Тата, каким-то удивительным образом смогла заинтересовать своей скромной персоной такого мужчину! Причем, настолько, что тот искренне хочет продолжить их знакомство. И препятствием этому видит лишь какие-то нелепые предрассудки из прошлого, которые никогда не были ей до конца понятны. Хоть и внушались матерью и гувернантками с самого детства.

- Конечно, - все так же, не поднимая глаз, сказал барон.

- Ну, тогда, может быть, я бы… и смогла? Как-нибудь… - еле слышным шепотом прибавила она, внутренне замирая не то от робости, не то от восторга по поводу собственной смелости.

- Уверен, этот день стал бы одним из самых счастливых в моей жизни…

Тем временем, подошли к той остановке, до которой так хотелось прогуляться Татьяне. И стоило лишь остановиться, как вдалеке почти сразу же показалась закругленная стеклянно-железная морда трамвайного вагона.

Заметив его появление, Тата в тот же миг отвлеклась от их разговора и стала тянуть шею, высматривая на табличке заветную «десятку». А сам Баумгартнер, который, спохватившись, и так уже успел обругать себя за свою последнюю фразу, прозвучавшую излишне драматично, даже занервничал, что переборщил, разыгрывая этот спектакль. Татьяна, конечно, барышня наивная, но все же не дурочка. Потому вполне может это пусть и не понять, так хотя бы почувствовать. И тогда все пропало. В сущности, и так до конца не ясно, что есть ее ответ: действительное согласие, или только одна лишь дань вежливости. И чтобы проверить это, остается совсем мало времени: глядя на то, как стремительно движется к остановке чертов трамвай, барон стер, наконец, с губ глупую улыбку и на мгновение нахмурился. Благо, Тата сейчас его лица не видала.

- Послушайте, Татьяна Александровна! – тронув ее за плечо, чтобы вновь привлечь к себе внимание, быстро проговорил он уже вполне обычным тоном. – Я понимаю, вы теперь торопитесь, но… вы слышали что-нибудь о выставке молодого Трубина? Это ученик Сомова. Я думал посетить ее на этой неделе и, возможно, приобрести что-то в свою коллекцию… Что, если бы нам сходить туда вместе?

- Ну ладно! – только и сказала она в ответ, взглянув на него с улыбкой из-за плеча и затем сразу же легко заскакивая на подножку подкатившего к остановке с тревожным позвякиванием бежево-красного вагона.

- Что… что это значит? Вы согласны? – пробормотал Баумгартнер, еще не веря, что обуревавшие его сомнения разрешились вот так запросто. – И не передумаете?!

- Нет! Я же сказала! – весело помотала головой Тата. – Давайте послезавтра, в это же самое время, сразу после занятия в студии, хорошо?

- Да, безусловно!

- Вот и договорились!

- Барышня, да пройдите уже внутрь или сойдите обратно! – не выдержал, наконец, строгий кондуктор, все это время дожидавшийся, пока Тата окончательно поднимется по ступенькам. – Вагон отправляется!

- Простите, я сейчас! – забросив перед собой неуклюжий этюдник, она прошла вглубь вагона и остановилась у заднего окна, еще раз помахав оттуда Евгению Францевичу ладошкой на прощанье. Трамвай после этого мгновенно тронулся, бодро двигаясь в сторону Сокольников. Но пока он не свернул за угол, Тата с улыбкой и бьющимся сердцем так и наблюдала за тем, как стоит прямо посреди улицы, словно часовой, прижимая к груди шляпу и элегантную трость, высокий темноволосый мужчина, в которого она, кажется, только что влюбилась…

 Отправлено: 24.12.18 01:42. Заголовок: На следующее утро по..

На следующее утро после обеда в доме графини Игнатьевой Ольга пробудилась с ощущением, будто она это вовсе и не она, а какая-то другая женщина. Словно те несколько слов, что наконец были произнесены в слух в оранжерее, способны были изменить ее физическую и духовную составляющую. Но в каком-то смысле это было так.

Возвращаясь домой в тот вечер, переполненная чувствами и эмоциями, она то и дело закрывала глаза от восторга и каждый раз ей виделись глаза возлюбленного, в которых отражалась страсть и любовь, чувствовала вкус его губ, жар его прикосновений. Думать или размышлять о чем-то в те мгновения она была просто не способна, так как вся просто обратилась в одно единственное желание – быть там, где он, быть с ним единой. Поднимаясь же по ступеням к парадной двери дома, она шла так медленно и осторожно, будто боялась расплескать переполнявшее ее ощущение бесконечного счастья.

Дверь Ольга Дмитриевна отворила сама своим ключом, не желая никого разбудить в доме – стрелки часов приближались к полуночи. Но едва она вошла в холл, в котором тускло горели ночники, то увидела Степана, сидевшего на ступенях лестницы. Словно стражник на посту, он не шелохнулся при ее появлении, хоть и не дремал, как можно было бы подумать, так как голова его была прислонена к одной из лестничных балясин, но внимательно следил за каждым ее движением. И пока она расстегивала застежки накидки и снимала шляпу, она тоже не отводила от него своего взгляда. Возможно это ей лишь показалось и то была причудливая игра теней, но губы Степана будто подрагивали в улыбке, хотя глаза оставались серьезны, а взгляд сосредоточен. Она поднялась все так же не произнося ни слова до той ступени, на которой сидел сын, опустилась рядом с ним, положив рядом с собой шляпу. Ее мальчик сейчас казался взрослым как никогда – спокойное лицо, лишенное привычной мальчишеской живости, взгляд, в котором она прочла понимание. Оля вздохнула, улыбнулась и опустила голову ему на плечо, а Стёпа взял ее ладонь в свои руки, развернул тыльной стороной и нежно прижался к ней губами на несколько мгновений. Если девочки всегда проявляли свои чувства к матери, любили ласкаться и требовали от нее ответных же ласк, Степан с детства редко проявлял свои чувства. Как так вышло, что после смерти Саши он стал еще более сдержанным в своих эмоциях, будто считал излишние нежности проявлением слабости. Но иногда, когда они оставались с Олей одни и никто не мог их видеть, он мог позволить скупую, но столь искрению ласку, как это было теперь.

- Ты заслужила быть счастливой, мама, - тихо произнес он, когда она в ответ на его поцелуй, крепко сжала его пальцы.

- Я счастлива, малыш, - Степа усмехнулся этому прозвищу, так как уж давно не мог зваться малышом, превосходя матушку в росте почти на голову. Посидев еще немного, больше не произнося ни слова, Ольга с сыном поднялись и он проводив до спальни ее, пожелал ей добрых снов.
И вот, проснувшись в это утро, она была так счастлива, что не заметить это мог только слепой. И это ее состояние не прошло ни к обеду, ни на следующий день, а лишь усиливалось, разрастаясь и будто поглощая ее всю. Она стала больше улыбаться, глаза ее лучились и каждое ее движение стало, как ей самой казалось, более плавным, текучим, будто время вокруг нее замедлило свой ход. Даже Санька, которой подобные вещи, что сейчас происходили с мамой, были еще не слишком еще понятны, заметила брату и сестре, что «мама теперь не такая, как обычно!».

И единственное, что вносило нотку горечи в это состояние эйфории Ольги Дмитриевны, было строгое предписание доктора Эбермана отправляться на курорт, не затягивая этого и не дожидаясь, когда здесь пойдут дожди и подуют сырые ветра. А это означало, что вскоре ей придётся расстаться с Митей и почти на полтора месяца покинуть Москву. И каждый вечер, когда она брала трубку телефона и слышала на том конце его чарующий голос, она не знала, как преподнести ему эту новость. А времени, в его беспощадной стремительности, оставалось для этого все меньше и меньше.
Об этом Оля размышляла и все нынешнее утро, собираясь отправиться обедать в «Эрмитаж», куда Игнатьев предложил ей поехать, добавив, что там они наконец-то смогут побыть вдвоем, без посторонних глаз и ушей. Впрочем, это было весьма условное предположение, так как может с ними и не будет ее или его родных, но назвать это свидание полным тет-а-тет было все же сложно. Уже в ресторане, когда официант проводил их в отдельный кабинет и когда был с делан заказ, ожидая подачи первых блюд, Ольга вновь вернулась к своим мыслям и так была ими поглощена, что в какой-то момент пропустила вопрос Игнатьева и растерянно лишь посмотрела на него, когда он поинтересовался, все ли с ей нравиться и может она желает уйти.

- Что? Нет, прости меня я немного рассеяна сегодня. Я все хотела тебе кое-что сказать и никак не могла подобрать лучшее для этого время. Но думаю, что стоит это сделать теперь и перестать мучиться. Нам скоро придётся расстаться, - и тут же спохватилась, сказав это и заметив в глазах своего возлюбленного удивление, смешанное с сомнением, - Господи, нет. Я не то хотела сказать. Я должна буду уехать в Ялту через две недели, потому что на этом настаивает мой врач, полагающий, что моя весенняя простуда… Как же все это глупо и неправильно звучит, - закусив губу, будто умоляя его помочь ей закончить свой сумбурный рассказ, Оля посмотрела на графа.

 Отправлено: 25.12.18 01:21. Заголовок: *вместе с Оленькой* ..

*вместе с Оленькой*

- Так… - только и смог он, однако, ответить, все еще приходя в себя от внезапности обрушившегося на него лавиной потока слов, первоначальное предположение о смысле которых, и верно, заставило слегка похолодеть. – Ты… меня почти напугала, Оленька.

Это новое признание тоже удалось Дмитрию Кирилловичу далеко не сразу, а лишь после основательного глотка ледяного «Абрау», которое налил в его и Ольгин бокалы идеально вышколенный половой, прежде чем на какое-то время исчезнуть из кабинета.

- Причем, дважды. И я даже не знаю, чем страшней. Тем, что ты вдруг ни с того ни с сего решила меня покинуть, или тем, что болеешь… Ну хорошо, хорошо, положим, ты убеждена в обратном, но ведь доктору-то виднее? – с легкой улыбкой покачал он головой, пресекая ее попытку возразить. – Однако я решительно не понимаю, что мешало сказать раньше, и почему это было для тебя мучением? Разве ты настолько мне не доверяешь?

- Вовсе нет! – поспешила уверить его Оля и тоже не сдержала улыбки. Видеть столь явное беспокойство о себе было очень приятно, хотя ей и не хотелось бы ни за что тревожить Дмитрия специально, - Просто… Ты сам во всем виноват! Я ни о чем думать не способна, кроме как о тебе! А если серьезно, то до последнего я надеялась, что доктор Эбермаер отменит мою ссылку. Потому что я совершенно никуда не хочу теперь ехать.

«Ехать без тебя!» - хотелось бы добавить, но это было бы слишком откровенным признанием даже теперь.

- Вот и хорошо, что не можешь! Вот и подумай еще раз обо мне – вернее, о том, что со мной станет, если ты, упаси Господь, вновь почувствуешь себя плохо! Я ведь тогда остаток дней буду себя в этом винить! – упрямо качнув головой, Игнатьев внимательно посмотрел ей в глаза. – Ты, конечно же, должна поехать! И никакие возражения тут не принимаются… Говоришь, через две недели, в Ялту?...

Задумавшись на мгновение, он отвел взгляд в сторону, будто обдумывая что-то, а потом вновь покачал головой.

- А надолго?

- До середины октября, - вздохнув, и как бы соглашаясь с его доводами, а также с тем, что они лишь подтверждают слова врача, который будто нарочно старался поскорее спровадить ее из Москвы, чтобы избежать возможных осложнений, ответила Ольга. – Но это же целая вечность! И самое ужасное, что я там буду совсем одна. Дети останутся здесь, ты останешься здесь. И даже Поль, который собирался присоединиться ко мне там чуть позже, вынужден теперь по делам службы уехать аж в Португалию! Пообещай же, что хотя бы мы с тобой не оставим нашей традиции говорить по телефону каждый вечер?!

- Что? Нет, конечно же, нет! Я ведь и сам теперь уже совершенно не представляю своего вечера без этих бесед… без звука твоего голоса, который привык слышать последним перед тем, как усну. Представляешь, до чего дожил? – следом за Ольгой громко и протяжно вздыхая, Дмитрий Кириллович немного смущенно улыбнулся.

Многие мужчины его возраста и даже моложе находят неловким открыто демонстрировать чувства, боятся показаться чересчур влюбленными и оттого смешными. Сам Игнатьев себя к этой породе собратьев не относил, ибо был всегда вполне в себе уверен. Тем не менее, вот так, глаза в глаза, говорить подобное было все же как-то неловко.

- Стало быть, в нашем распоряжении есть всего две недели, и их необходимо под самую завязку наполнить событиями, которые мы будем после целых два месяца обсуждать по телефону! Надеюсь, ты понимаешь, что это потребует концентрации всех твоих сил?

 Отправлено: 27.12.18 01:48. Заголовок: Никогда бы не повери..

Никогда бы не поверила Тата, если бы кто-нибудь сказал ей еще хотя бы неделю с небольшим тому назад, что жизнь её сможет настолько круто измениться! Хотя, правильнее и точнее было бы сказать, что она вдруг неожиданно сама по себе словно бы разделилась на две неравные части. Первая – это та, что протекала дома, в Сокольниках, где барышня Веригина по-прежнему вела свое обычное, тихое существование. И та, другая, в которую она теперь при любой возможности стремилась сбежать, провалиться, словно сказочная девочка Алиса, в кроличью нору и оказаться среди всего нового и необычного, а порой даже и довольно странного, но неизменно интересного. И то, что проводником в этом мире для нее был тот, кому она особенно верила и доверяла, лишь усиливало этот интерес. Все началось с той самой выставки, которую они с Евгением Францевичем посетили, как и было условлено, через день после первой, случайной встречи. Еще не веря до конца, что их свидание – а ведь это же и было не что иное, как свидание, верно? – состоится на самом деле, все занятие в студии она провела будто бы на иголках и в абсолютной невозможности сосредоточиться. Отчего даже в конце концов получила замечание от преподавателя, не без сарказма поинтересовавшегося, что же все-таки конкретно в привычном пейзаже за окном так упорно привлекает мадемуазель Веригину, заставляя ее все время смотреть на себя, а не на выставленный на столе набор предметов, составляющих натюрморт, что в меру сил и талантов было дано заданием нынче изобразить ученицам.

Разумеется, после этого вопроса, все внимание класса было обращено лишь на нее. И, чувствуя себя ужасно глупо, Тата, столь же глупо и нелепо, начала отнекиваться и извиняться. Чем вызвала еще больше косых взглядов и глуповатых смешков, которые не столько смутили, сколько разозлили. И породили желание немедленно засунуть так толком и не начатый эскиз рисунка в этюдник и удалиться с гордо поднятой головой прочь от этих дурочек, абсолютному большинству которых совершенно не понять остроты переживаемых ею сейчас чувств и глубины волнения. Но поступить так было, конечно, невозможно. Потому Тата все же заставила себя вытерпеть этот урок до самого конца, впервые в жизни покинув, после того, как он наконец закончился, здание Строгановского училища не с сожалением, а с облегчением. И еще – одна. Хотя Липа, как всегда, предлагала немного погулять. Однако, уверив её, что сегодня это никак невозможно – из-за того, что уже дано слово бабушке встретиться, Тата распрощалась с ней сразу возле кованой ограды. После чего Липа пошла дальше восвояси, а сама она - к трамвайной остановке, на которой после стояла и мысленно молилась, чтобы очередной вагон не приехал слишком быстро. Ну, или, если это все же случится, подруга не вздумала обернуться – и увидеть, что она все еще никуда не уехала… Глупейшая ситуация! И, когда все, слава богу, окончилось благополучно, и Евгений Францевич, который в это время был неподалеку, терпеливо наблюдая за её странными маневрами – явно догадываясь об их смысле и оттого, до поры, не вмешиваясь, все же подошел, то первое, что выпалила, едва ли не вместо приветствия, Тата, было даже не просьба, а требование поскорее ее куда-нибудь отсюда увести. На что барон, естественно, с радостью согласился.

Выставка, которую они посетили в тот день, произвела на девушку неоднозначное впечатление. Насколько она могла судить, господин Трубин испытывал в своем творчестве явное влияние Густава Климта и Дега, но упор при этом делался на изображение обнаженной натуры, хотя, встречались и более целомудренные с точки зрения привычной морали полотна. Именно возле них Тата старалась проводить больше времени, лишь мельком осматривая то, что казалось ей слишком фривольным, пока Евгений Францевич ненадолго отлучался от нее, чтобы поговорить с тем или иным своим знакомым. Коих тут, к удивлению Таты, оказалось немало. И они совсем не походили на посетителей выставки в Морозовском особняке. В отличие от тамошней респектабельной публики, здесь были те, кого в кругу матушкиных знакомых называли «la bohème», чаще всего вкладывая в это именование легкий оттенок презрительности. Становясь иногда невольной слушательницей таких разговоров, Тата и раньше не понимала, почему – что, в сущности, плохого в присущем небогатым художникам и музыкантам стиле жизни. А теперь, наблюдая этих людей воочию, и вовсе все больше приходила к выводу, что, возможно, все дело лишь в зависти? Потому что здесь все казалось куда более естественным и натуральным, чем в привычной Татиной жизни. Шутки, разговоры, раскованная манера поведения… И самое удивительное, что Евгений Францевич, за которым девушка также все это время украдкой наблюдала, кажется здесь не менее, а возможно, даже и более «своим», чем в том мире, где они встретились впервые. А еще будто бы более молодым и свободным. И… красивым. Забывая порой обо всем – об осторожности, о том, зачем сюда вообще пришла, Тата то и дело восхищенно засматривалась на его мужественные черты и великолепную осанку, чувствуя, что влюбляется все сильнее и глубже. В то время как сам барон держался с ней сегодня более сдержанно, чем в первую встречу. И лишь когда они уже покинули выставку, где, к слову, так ничего и не купили, вновь стал улыбаться и даже похвалил Татину шляпку, сказав, что она ей необычайно подходит. Сказано это было как будто невзначай, как нечто само собой разумеющееся. И оттого – вдвойне приятно. Более комплиментов – во всяком случае, на словах, она в тот день не получила. Но сердцу, дабы всякий раз самовольно срываться едва ли не в галоп, было достаточно и взглядов, которыми ее награждали, и той восхитительной робости, что вновь, непрошенная, явилась в голосе барона, когда, перед неизбежным расставанием он тихо спросил у нее, увидятся ли они еще. И на этот раз ответ Таты был куда более определенным, чем в прошлый!

- Конечно! Когда?! – воскликнула она, возможно, слишком уж нетерпеливо и поспешно. Но разве это было важно?! Тем более что и Евгений Францевич был столь явно обрадован, что вряд ли заметил эту маленькую оплошность...

Он предложил встретиться на Патриарших. Погулять по скверу вдоль пруда, покормить лебедей, покататься на лодке и, конечно, поговорить. Наконец-то поговорить долго и подробно, а не так, как все это время, урывками.
И это показалось Тате замечательной идеей!

В тот день она впервые не пошла на занятие в студию – глупо было терять драгоценное время общения ради рисования очередного глиняного кувшина с хризантемами или наполненного фруктами блюда – таковы были их главные «натурщики» на большинстве уроков. Вместо этого занудства – тоже впервые подумав подобным образом о любимом прежде занятии, Тата, впрочем, того даже не заметила, судьба подарила ей еще один прекрасный день. Разговаривая с Евгением Францевичем действительно обо всем на свете, она все прочнее убеждалась в том, что встретила в нем не только красивого и умного человека, но и глубоко родственную душу! Суждения их во многом совпадали. Взгляды на жизнь – там, где Тата брала на себя смелость их высказывать, тоже практически не отличались. Общаясь с ним, она будто бы смотрелась в зеркало, видя там отражение всего, что волнует и радует ее саму.

Меж тем в перерывах между этими чудесными встречами, была еще и обыкновенная, домашняя жизнь, которая тоже стала немного иной. И виновником этому следовало признать другого мужчину, как-то вдруг слишком уж часто возникавшего в ней в последнее время. Имя ему было Дмитрий Кириллович Игнатьев. Практически каждый день теперь он наезжал к ним в Сокольники, откуда и увозил затем в город до самого позднего вечера маму, прежде невероятную домоседку, которую выманить в город можно было только в случае крайней необходимости или если речь шла о посещении кого-нибудь из самых близких друзей или родственников.

Безусловно, Тата была уже достаточно взрослой, чтобы понимать, что происходит. Волновало ли ее это? Пожалуй, нет. Скорее, она была даже рада, что мама теперь настолько увлеклась собственной жизнью, что можно сказать, даже немного забыла о них, своих детях. Вернее, конечно же, не забыла. А просто слегка отпустила те и прежде невидимые, но вполне себе ощутимые бразды, которые крепко держала в своих руках все эти десять лет, пока они со Стёпой взрослели, а маленькая Санька превращалась из совсем бестолковой крохи в разумное человеческое существо. Расслабилась, сделавшись, быть может, чуть более чем прежде, беззаботной и... невнимательной к тому, что происходит вокруг. И что ж с того? Пусть наслаждается своим счастьем, думала Тата, в очередной раз наблюдая из окошка своей комнаты за тем, как матушка буквально порхает вниз по ступеням навстречу своему кавалеру.

А сама она будет наслаждаться своим… Хотя знать о нем никому пока не положено. Почему? А просто, чтобы не сглазить!

Да и не надо бы никому из домашних знать, что ради возможности вновь его ощутить, приходится порой проявлять некоторую смекалку, а еще отказываться от того, что прежде казалось важным, а теперь – если и не потеряло до конца свою ценность, то существенно в ней убыло.

И каково же было ее раздражение и разочарование, когда, вернувшись третьего дня домой, матушка вдруг с таким видом, с каким сообщают обычно про приятный сюрприз, объявила за ужином, что граф нынче предложил ей завтра прямо с утра, если позволит погода, отправиться на пикник. Всей семьей. Именно так она это и назвала, заставив их с братом быстро переглянуться, потому что до сей поры Дмитрий Кириллович еще никогда не назывался, пусть даже и так, иносказательно, членом их семейства…

- Ура! – радостно закричала сразу после этого Санька, они же со Степаном по-прежнему молчали. Хоть и думали, вероятно, каждый о своем.

- Что ж, вы разве этому не рады? – поинтересовалась матушка после, обводя старших детей удивленным взором.

Что было в этот момент на уме у брата, Таня, конечно, не знала, но вот над ее завтрашними планами, в случае хорошей погоды, нависла угроза неминуемого разрушения, и в этом, увы, не было никакой радости.

- Да нет, почему же? – тем не менее, откликнулась она. – Вот только мне ведь нужно будет днем на занятие…

- Ничего страшного не случится, если всего одно из них пропустить! – внезапно проговорил вдруг Стёпка, сопроводив эти слова многозначительным взглядом, означавшим на самом деле «не вздумай спорить!».

И Тата, слишком привыкшая ему с детства подчиняться, тяжко вздохнув от такого неожиданного предательства, лишь молча и обреченно кивнула.

 Отправлено: 27.12.18 12:43. Заголовок: В тот день пикника в..

В тот день пикника все было прекрасно и Ольга была очень рада тому, как ее дети легко общаются с Дмитрием Кирилловичем. Почти все, за исключением Тани, которая в тот день была рассеянной и вечно невпопад отвечала, а то и вовсе не слышала обращенных к ней вопросов. Степка же с удовольствием прослушал небольшую лекцию от Дмитрия Кирилловича относительно автомобилей, с большим интересом расспросил его о автогонках, в которых Игнатьев, оказывается, даже лично принимал участие и конечно тем самым заслужил еще большее мальчишеское расположение. Саньке тоже был интересен новый, хотя уже и не слишком, знакомый её матушки, до той поры запомнившийся ей как гость с ведром моркови. Она с удовольствием поделилась с ним историей, что на днях приключилась с мадемуазель Полли (ее фарфоровой куклой) и граф ни на минуту ни выказал скуки, а только искренне сочувствовал заболевшей барышне, которой из-за этого даже на пикник сегодня с ними не удалось попасть. И пообещал даже, что как только Полли поправиться, то для нее они устроят отдельный пикник, в саду.

И все-таки, поведение старшей дочери Олю в тот день волновало. Она не знала истинной причины и полагая, что Таня так переживает пропущенный урок, даже немного ощущала себя виноватой перед ней. Только вот, как это не было странно, альбом, с которым девочка сидела весь день, так и остался не раскрыт и похоже – ни один новый набросок там не появился.

Спустя два дня после пикника Ольга Дмитриевна готовилась отправиться в сад «Аквариум», где старая петербуржская труппа должна была давать представления по средневековым рыцарским романам и так как летом, в не сезон, большие театры были закрыты, Игнатьев искал любые развлечения, которые бы могли доставить Ольге удовольствие. Спускаясь вниз из своей комнаты, она как раз услышала звонок телефона и сама подошла к нему, вполне полагая, что звонить может именно Дмитрий. Но едва она поприветствовала звонившего, выражение ее лица от радостного стало меняться – в начале оно стало удивленным, затем растерянным и после и вовсе испуганным. Положив трубку, она несколько мгновений смотрела на аппарат и словно ожидала, что он ей разъяснит суть только что услышанного. Но не дождавшись этого, она вновь подняла с рычага трубку, набрала номер и проговорив не более минуты, положила трубку с все более растерянным видом.

И словно спасение было где-то наверху, она с надеждой посмотрела на верхнюю площадку лестницы, а после стремительно поднялась на второй этаж и пошла в комнату сына. Стёпа все последние дни лета посвятил себя подготовке к учебному году. Он извлек отцовскую библиотеку, что до поры была сложена в ящики и хранилась на чердаке. И теперь книги были по всюду. Каждый раз попадая в комнату сыну, Ольге казалось, что она вошла в лавку букиниста – разве что книг не было вместо подушек на кровати. Сам Степан сидела за столом и перед ним красовался огромный анатомический атлас, а сам он, закусив кончик отцовской же ручки, что-то сверял в книге с картинками и делал тут же пометки в тетради. Проникновение в его комнату матери он поначалу даже и не заметил и только когда она встала возле стола, он поднял на нее глаза, не поднимая при этом головы от книги.

- Где твоя сестра? – голос Ольги Дмитриевны, да и весь ее вид были необычны. Она была бледна, глаза ее как-то непривычно, почти лихорадочно блестели. Еще не понимая до конца, что происходит, Степа выпрямился, отложил ручку на край стола и пожал плечами.

- Может Санька с псом пошла на улицу? – предположил он.

- Я говорю не о Саше. Где сейчас Татьяна?! – голос матери дрогнул при этом и Степка, который вначале иронично приподнял сначала левую, а затем и правую бровь, уставился на матушку с неподдельным волнением. С чего вдруг она спрашивает его об этом, если час назад, после завтрака, она сама же отпустила Таню в гости к тёте Таше, откуда она с Шурочкой собиралась идти в зоосад?

- Так ведь у тетушки, Натальи Глебовны, - все же попробовал напомнить матери Степа.

- Её там нет, не было и быть не должно. Я только что звонила Наталье и она была крайне удивлена этим моим предположением, так как Шура сегодня с отцом уехала в гости. Но и это не самое странное. Только что звонил Танин учитель живописи и интересовался ее здоровьем. Ведь у Татьяны ангина и она уже пропустила три занятия.

- Это ерунда какая-то, мама! Ты же сама видела, как вчера она с этюдником ушла на занятие? Я поговорю с ней, когда она появится.

- Нет, поговорю с ней я. Я никуда сегодня не поеду и дождусь ее возвращения.

С этими словами она вышла, оставив озадаченного и немного напуганного Степу одного. Сама же она первым делом позвонила Игнатьеву и вовремя – он уже собирался ехать за ней, но объяснив ему, почему она не может сегодня пойти с ним, она так поделилась с ним своими же тревогами. Дмитрий выслушал ее и на вопрос, скорее даже не к нему, а к самой себе, заданный Ольгой, почему вдруг Тане понадобилось ее обманывать, попробовал успокоить ее. Только вот не слишком удачно у него это вышло. Напомнив Оле, что в подобном возрасте дети иногда родителей обманывают, пусть и не со зла, он спросил ее – не приходилось ли ей что-либо скрывать от своих родителей? Вопрос был задан легко, шутливо, но у Ольги замерло сердце от него. Ее ложь родителям обернулась катастрофой. Но почти сразу же она успокоилась. Ведь ее кошечка была совсем другой и если уж и пошла на подобные хитрости, то возможно из-за какой-то иной цели. Так что, решив слишком не волноваться заранее, Ольга отправилась к себе, попросив Анну сразу же как только Таня вернется, ее позвать.

 Отправлено: 28.12.18 01:05. Заголовок: Тот субботний день б..

Тот субботний день был самым чёрным в жизни Евгения Францевича. Ну или, по крайней мере, самым черным в этом году. Таня не пришла к назначенному времени, а он прождал ее целый час не сходятся с места. И если первые десять минут ее опоздания от назначенного срока, он не переживал – какая женщина не опаздывает. Тем более, что будучи любительницей этих громыхающих железных вагонов, она могла просто опоздать на трамвай, то через двадцать минут её непунктуальность стала раздражать Баумгартнера. А вот когда и через полчаса она не явилась, он всерьез забеспокоился, и уже не сомневался, что его подруга не придет на их свидание. Прождав еще десять минут, отбивая тростью дробный ритм по носку своего начищенного ботинка, он принялся гадать, что же могло её заставить не явиться – собственное нежелание или же злая воля её родительницы, которая могла не захотеть отпустить её из дому. Как же он жалел о том, что им двоим нет никакой возможности поддерживать связь на расстоянии. Позвони он к ней домой или же напиши, и тогда всё будет кончено. Но ведь можно было бы дать ей номер своего телефона и пусть она, улучив мгновение, позвонит ему сама. Этим он вряд ли бы навлек на себя подозрение. Да, именно так и следовало поступить! Только вот теперь эта мысль не успокаивала, а вызывала у него досаду на собственную же недогадливость. Потерять время впустую, ожидая ее! И дождавшись все-таки окончания часа, расстроенный и рассерженный, Евгений отбыл домой.
Настроение его, надо сказать, не улучшилось и на следующее утро, когда пробудившись, он понял, что следующая встреча с объектом его желания будет зависеть лишь от его собственных действий. И чтобы решить проблему, возникшую накануне, он отправился к Строгановскому училищу, но не как обычно, в четвертом часу, а еще до начала занятий. Встретить Таню и поговорить, узнать причину её вчерашнего отсутствия было для него очень важно. И ждать окончания занятия, теряясь в догадках, было просто нелепо. Поэтому, добравшись до места, он расположился у ограды палисадника, прямо напротив остановки трамвая, так, чтобы вышедшая из вагона девушка тут же его заметила. План его удался вполне и когда подъехал очередной трамвай нужного ему номера, и на его ступенях появилась Таня, едва она шагнула на мостовую, как взгляды их встретились. И та искра радости, что мгновенно вспыхнула в ее взоре тотчас же смягчила его суровое настроение, и Евгений улыбнулся ей, делая шаг навстречу.

- Мой ангел, как я вчера истерзался в безызвестности, ожидая тебя! Но теперь я вижу, что не по твоей собственной воле ты не пришла, - он протянул руку, будто желая коснуться ее лица и тут же опустил, не решаясь этим жестом на публике, хотя улица и была пустынна в этот миг, её компрометировать, - Танечка! – и впервые произнеся ее имя именно так, голос Евгения дрогнул от нежности. Он улыбнулся ей, будто признавая все свои чувства этим словом, - ты ведь позволишь звать себя так? Расскажи же мне, что с тобой приключилось.

Щеки девушки заалели в этот миг словно два розовых бутона, а глаза уже не отрывались от его лица.

Она начала свой рассказ, перемежая его с сожалениями и извинениями, которые барон тут же отметал, как нечто неважное – ведь главное было видеть ее здесь теперь! Когда же Таня упомянула имя Игнатьева, то он едва сдержал презрительную гримасу. Этот граф слишком ретиво взялся за старшую Веригину и у самого Евгения это вызывало некоторые опасения - как бы старания Дмитрия Кирилловича не сказались на его собственных результатах. Но тут же в рассказе Тани появилась и некоторая для него надежда – оказывается мать ее скоро должна будет уехать! Это ли не балгословение небес для них?! Когда же Таня закончила свой короткий и полный сожаления рассказ, Евгений в очередной раз уверил, что нисколько на неё не сердит, а напротив лишь беспокоился за неё, не имея возможности узнать, что с ней в ту минуту происходило.

- Что же, теперь мы расстанемся, а ты пойдешь на занятие? – спросил не без явного сожаления барон девушку, и тут Таня его приятно удивила, сказав, что не очень-то ей и хочется идти сегодня на в училище. Ей слишком надоели эти однообразные занятия, лишь призванные механически тренировать руку и глаз, но в которых нет никакой мыли, идеи! И конечно же, она с удовольствием бы это время провела в его компании. Это почти совпадало и с его собственным желанием – увести её куда-нибудь от сюда и как можно дольше времени побыть с ней, если и не наедине, то вдвоем, приучая и приручая ее. Впрочем, для этого не нужно было прикладывать много сил и Евгений видел, что его юный ангел уже увлечен им.

Вначале они просто брели по улицам, разговаривая как всегда обо всем. Ее взгляды на жизнь и мир вокруг нее были слишком наивны, но ему так нравилось поддерживать ее иллюзии, что он с удовольствием принимался развивать ее мысль, превращая ее из легкой идеи в серьезной измышление. И каждый раз Таня смотрела на него с неподдельным восторгом. Затем они пришли в маленькое кафе и долго сидели там, поглощая апельсиновое мороженое и запивая его лимонадом.

- Я все думаю, mon ange, о прихоти судьбы – разве не знак то, что тебя зовут Татьяна? И в нашу первую встречу, мне вспомнились строки этого романа. Если тебе это не претит, моя милая, я хотел бы, чтобы и ты звала меня по имени. Мне бы этого очень хотелось. Как же мне не хочется отпускать тебя! Но пора расставаться, - он взглянул на часы, которые до того извлек из кармана и сокрушенно вздохнул, - Но быть можем мы можем встретиться завтра?! Я придумал еще вчера вещь, которая тебя непременно должна развлечь. Один мой знакомый, да что там – тот самый Трубин, выставку которого мы недавно смотрели, звал меня в свою мастерскую. Разве бы тебе не хотелось увидеть настоящую мастерскую художника, а не учебный класс? Ведь именно там и рождаются те самые идеи, которые мы, зрители, видим лишь готовыми!

 Отправлено: 06.01.19 03:06. Заголовок: Идея Евгения Францев..

Идея Евгения Францевича… то есть Евгения, как сам он попросил ее называть себя отныне и навсегда еще на прошлом свидании – и Тата согласилась, хотя не могла пока до конца побороть по этому поводу некой неловкости, оказалась просто замечательной.

Словно котенок, которого впервые принесли в новый для него дом, она бродила по мастерской художника, благоговейно осматривая каждый ее уголок, не замечая, что на самом деле комната довольно невелика, захламлена и неухожена. Но если бы даже ей на это кто-нибудь указал, то, скорее всего, сочла бы лишним доказательством истинной принадлежности владельца «апартаментов» к миру искусства, для которого совершенно не важны все эти мещанские мелочи, вроде уюта и налаженного быта. Тем более что сам он при ближайшем знакомстве оказался весьма милым молодым человеком. На вид – не старше Стёпы, однако другой по характеру: открытый и общительный и, кажется, напрочь лишенный язвительной иронии, присущей временами брату, Костя Трубин очень ей понравился. Узнав, что Тата тоже занимается живописью, он много расспрашивал о том, какие художники ей интереснее остальных, кого она считает своим кумиром, какой стиль и технику рисунка предпочитает… В какой-то момент, увлекшись разговором, Тата поймала себя на мысли, что совсем забыла о том, с кем сюда пришла. Оглядевшись в поисках Евгения, она увидела его стоящим напротив окна. Глядя сквозь мутноватое, давно не знавшее воды и тряпки стекло, он внимательно рассматривал что-то на улице. Вернее, делал вид – это Тата сразу почувствовала. Равно как и то, что он ею недоволен, впервые в жизни. Поспешно извинившись перед собеседником, Тата тут же оставила его и вернулась к Евгению, стремясь загладить этот свой промах и всеми силами показывая, что Костя ей совсем не так уж и интересен. Точнее, интересен, но только как товарищ.

- Вообрази, Костя разрешил мне запросто заходить в его мастерскую, если понадобится место, где надо спокойно порисовать! – рассказывала она позже, когда, распрощавшись с Трубиным, вновь шли вдвоем по улице, будучи уверена, что Евгения – Эжена, как, в конце концов, решила звать Баумгартнера, объяснив, что такое имя ему больше идет – весьма позабавит эта подробность. – Вот бы он удивился, узнав, что в одной моей домашней комнате легко поместятся три его мастерских, правда?

Увы, даже на эту попытку развеселить, барон отреагировал как-то вяло. Поэтому поведать ему о том, что Костя также предлагал ей нынче побыть у себя еще и натурщицей, Таня и вовсе не отважилась, решив оставить это на потом. Или вовсе не говорить. Какое это, в сущности, имеет значение, если она отказалась?

А вскоре после этого, по-прежнему немного задумчивый и не похожий на себя обычного, Эжен вдруг напомнил Тате, что ей пора домой. И сказал, что намерен нынче нанять ей извозчика, решительно отклонив при этом возражения, что в Сокольники и отсюда можно прекрасно доехать трамваем. И объяснив, что, во-первых, эта часть города не так безопасна, как район, в котором девушка привыкла бывать, а во-вторых, сегодня они прогуляли много дольше обычного, и дома ее наверняка уже хватилась матушка.

- О, об этом можно вовсе не волноваться! – попыталась было успокоить его Тата. – Никто там меня с собаками точно искать не будет. Во всяком случае, до темноты, но до нее пока далеко. А так… мама слишком поглощена романом с графом Игнатьевым, а Стёпа со своей – с медициной.

Последнее, пожалуй, тоже не стоило бы говорить вслух. Но, не сдержавшись, Тата, тем не менее, вместо ожидаемого осуждения, вдруг почувствовала, что эти слова будто бы понравились Эжену. Тем не менее, даже заметно повеселев, в остальных своих суждениях он остался непреклонен.

Расстались, как всегда, сразу же условившись встретиться послезавтра. Умирая от любопытства, Тата юлила и так, и эдак, пыталась выяснить, куда они пойдут, но, тонко улыбаясь, Эжен делал вид, что ничего не понимает, сохранял загадочный вид, пообещав лишь, что ей непременно понравится. Уносясь в нанятой им коляске в сторону родных Сокольников, и уже забыв об их недавней размолвке, девушка вновь думала о том, как же все-таки ей повезло встретить на своем пути такого человека!

Мало того, что настолько совпали их жизненные взгляды и вкусы, так еще и именно Эжен – единственный, пожалуй, во всём Танином окружении, видит в ней не милую малышку, избалованную любовью домашних, потакающих ей в любом капризе, включая и якобы увлечение живописью, но настоящего, серьезного художника. Пусть пока не очень опытного, зато глубоко увлеченного своими исканиями. И не относящегося к ним, как к чему-то временному, что потом, при переменах в жизни, можно будет легко отбросить, дабы заняться чем-то более «серьезным». А ведь именно такие рассуждения Тата постоянно и слышит из уст девочек из их художественной студии. Да хоть от той же Липы Рейсс. Уверенная, что после замужества у нее появятся совсем другие интересы – муж, дети, светские обязанности, которые заставят забыть «все эти художества», она, однако, говорит об этом так спокойно, что каждый раз приходится с трудом сдерживать желание как следует встряхнуть ее за плечи: дескать, опомнись! Разве только в этом и может быть твое счастье?!

Нет, для себя Тата видела совсем иное будущее! Замужество в нем, конечно, тоже присутствует, равно как и дети, и красивый дом. Но главным все равно будет творчество! Ее картины. Пусть придется приложить еще немало усилий, прежде чем они начнут всерьез кого-то интересовать… Но если рядом с нею все это время будет такой тонкий и понимающий человек, как Эжен! Да она легко и запросто сможет свернуть все эти горы!

Даже не заметив, как вновь свалилась со своих высоких эмпиреев в наивные девичьи грёзы, Тата мечтательно вздохнула и с улыбкой на губах откинулась на спинку сиденья.

Да, то, что с ней теперь, быть может, действительно развивается слишком стремительно. С другой стороны, откуда же знать, как именно оно должно происходить «правильно»? Разве не дико было бы, если б Эжен вдруг заявился в ближайшие же дни к ним в Сокольники с предложением руки и сердца? Мама наверняка была бы категорически против. Да и сама Тата хорошо понимает, что в ее нынешние пятнадцать замужество – не самая лучшая идея! Хотя… было бы и забавно, конечно, обставить и на этом поприще гордячку Липочку, вечно дерущую нос по поводу своей помолвки. Русский барон Баумгартнер явно ведь не худшая партия, чем тот ее немецкий граф, в перечне фамильных имен которого Тата все никак не в силах запомнить правильное чередование «фон» и «цу»…

- Приехали, барышня! – негромкий, в общем-то, оклик извозчика прозвучал чуть ли не громом среди ясного неба.

И правда, будто бы проснувшись, Тата резко выпрямилась, осматриваясь по сторонам и совершенно не понимая, как могла настолько заметаться, чтобы даже не почувствовать, что коляска под нею остановилась.

- Задремала там, что ли? – добродушно усмехнулся, между тем, пожилой «ванька», все так же поглядывая на нее из-за плеча со своих козел.

- Да, наверное! – широко улыбнувшись в ответ, Тата протянула ему деньги. – Вот вам, и спасибо, что разбудили!

- Ды чево там! Бывает! Вона, чемодан у тебя какой тяжеленный, - кивнул он на привычно пристроенный Татой на сиденье возле себя этюдник, - уморилась, небось, таскать на себе, вот и прикорнула слегка!

- Это не чемодан, это специальная папка для рисунков, я художник!

- Надо же! – покивав уважительно, извозчик прищелкнул языком. – Хорошее дело, богоугодное! Ну, может, раз так, хоть подмогну тебе наземь ее спустить? А то в городе-то хоть твой папаша тебе ее подал, а тут начнешь сама тягать, так зашибет еще, ты ж и росточком-то вона, невелика совсем!

- Да нет, я справлюсь, я привыкла! – упрямо помотала головой девушка, спрыгнула с порога коляски и, подтверждая свои слова, вытащила следом, а затем ловко подхватила под мышку свою ношу. – Вот!

И пошла уж было восвояси, но вот вновь остановилась, обернулась к еще не успевшему отъехать извозчику. И, то ли от озорства, то ли из бахвальства, вдруг лукаво глянула на того снизу вверх и проговорила:

- И провожал-то в Москве меня вовсе никакой не папаша, а жених мой, ясно? – после чего, от всей души рассмеявшись удивлению, отразившемуся на его физиономии, не дожидаясь ответа, со всех ног понеслась к дому, хотя была уверена, что спешить особенно некуда. Мама, конечно, еще в городе с Дмитрием Кирилловичем, а Стёпка со своей учебой давно потерял времени счет и все равно вряд ли заметит, что в этот раз она отсутствовала слишком долго, почти целый день.

Так что ничего: Бог не выдаст, свинья не съест…

- Барышня, а вам маменька к ней зайти велела прямо сразу, как только вернетесь… - забирая у нее этюдник и берет, тихо проговорила Анна.
При этом она явно стараясь не смотреть юной хозяйке в глаза, чтобы та – и без того обескураженная новостью, что Ольга Дмитриевна, оказывается, сегодня никуда и не поехала, а весь день провела дома – не смогла прочесть по их выражению, что же все-таки ее ждет. А ждало, судя по всему, мало хорошего, потому что с тех пор, как барыня поднялась к себе в комнаты после телефонного разговора, во всем особняке, как на природе в предгрозовую погоду, повисло тягостное ожидание.

Явственно ощутила его и сама Таня, от недавнего веселого настроения которой не осталось и следа. Хотя, не было и особенного страха – в новой семье суровый родительский гнев ей был неведом, а ту, прежнюю свою жизнь, она уже совершенно забыла.

Тем не менее, все же подспудно ощущая вину за обман, забежать в материнские покои, как обычно, без разрешения, Тата не осмелилась:

- Мамочка, это я, – сказала она, тихо постучав в массивную дверь, и замирая затем в ожидании её ответа. – Можно войти?

 Отправлено: 19.01.19 00:42. Заголовок: Прошло несколько час..

*воспитательный процесс*

Прошло несколько часов, а Тани все еще не было. И, чтобы как-то скоротать время ожидания, Ольга взялась перебирать старые бумаги. Среди них вдруг нашлось давнее, того еще времени, когда на свет только появился первенец её Алины, письмо Лены Прозоровой. А в нем обнаружились неожиданно созвучные собственным нынешним мыслям Ольги, рассуждения о том, как быстро и незаметно вырастают дети.

«Казалось бы, совсем недавно я качала её на руках. И вот, вообрази, нынче уже сама она мать! А стало быть, и меня нужно именовать бабушкой? Но только какая же я бабушка?! Написала тебе эти строки, и даже к зеркалу подошла, чтобы убедиться, что вовсе на неё не похожу…»

Даже теперь, через годы, читая эти строки, Ольга вновь не смогла сдержать улыбки, живо представляя, как мучительно вглядывалась в зеркальное отражение её Элен, пытаясь найти на своем лице признаки «старости». Но сердце все равно было не на месте от тревоги за дочь. К тому же, на память то и дело опять приходили шутливые слова Дмитрия из их последнего телефонного разговора…

И вот, отложив в сторону письмо, Ольга погружалась в размышления, в который уже раз пытаясь уверить себя, что её Таня просто не способна на сознательный обман!
Тихий стук в дверь и голос появившейся, наконец, дома дочери мгновенно вернул в реальность. Однако, едва лишь позволив Тане войти, Ольга сразу заметила, как та напряжена. И это ей совсем не понравилось.

- Как прошел твой день, детка? – отложив письма в сторону, она, тем не менее, взглянула на дочь спокойно, будто и не было никакой причины тревожиться.

- Как обычно… Хорошо, - пожимая плечами, откликнулась девушка, замерев у порога и все еще робея, несмотря на приглашение, пройти дальше. – Ездила к тете Таше… Она передает тебе привет, кстати.

Убедившись, что прямо сейчас ругать ее, кажется, все же не будут, на этих словах Тата даже отважилась робко улыбнуться. А затем сделала несколько шагов вглубь комнаты и присела на край мягкого пуфа, что, как всегда, стоял напротив столика с зеркалом, уставленного различных форм и размеров косметическими баночками и красивыми флаконами духов.

В детстве эта часть будуара всерьез казалась волшебной. Ведь именно здесь, при помощи имеющихся здесь, несомненно, волшебных средств, матушкина красота приобретала особенную утонченность и как бы художественную завершенность. Но одновременно – и некоторую холодность. Поэтому девочкой, Тата никак и не могла толком понять, нравятся ли ей те ежевечерние превращения привычной – домашней, уютной и ласковой мамы в великолепную, но немного чужую светскую красавицу.

- Позавтракали, поболтали, а после с Шурочкой отправились было в зоосад, да по дороге так заболтались, что очнулись и вспомнили о том аж в конце Чистопрудного бульвара, представляешь? – продолжила она, тем временем, свой рассказ, вновь мельком взглянув на Ольгу Дмитриевну. И подумав, вдруг, что все те былые детские наблюдения, возможно, пришла пора оставить в прошлом. Ведь даже сейчас, когда матушка явно встревожена, никуда не исчез тот особенный свет, что с недавних пор озаряет ее лицо. И Тата хорошо знает, что он значит. Ведь она тоже теперь влюблена…

- Ну а как провела день ты, мамочка? Анна сказала, что вы с Дмитрием Кирилловичем никуда сегодня не поехали, почему?

Ответь Тата иначе, скажи сразу, что не была у тетки, и тогда все было бы хорошо. Но она соврала, глядя при этом прямо ей в глаза, и даже не покраснела при этом!
Игнорируя заданный вопрос и, с трудом сдерживая мгновенно вспыхнувшее негодование, Ольга медленно встала из-за стола, подошла к дочери и пристально посмотрела ей в лицо, заставив девушку, по-прежнему сидящую на краешке пуфа, прилежно сложив на коленях руки, невольно задрать подбородок и одновременно испуганно съёжиться под её взглядом.

- Ты не была у Натали сегодня. А до этого пропустила три занятия в художественной студии. Из-за ангины! Вот так новость для меня!

Голос ее был спокоен и ровен, но той теплоты, с которой Ольга обыкновенно обращалась к детям, и дочерям в особенности, в нем слышно сейчас не было.

- С каких пор ты начала мне врать, Таня? Если тебе надоело там заниматься, почему, вместо того, чтобы обманывать и ставить в глупое положение перед твоим преподавателем, было не сказать мне об этом напрямую? Впрочем, сейчас меня куда больше интересует другое: если ты не ходила ни в училище, ни к тёте, то где же тогда ты провела это время?! Что же ты молчишь, отвечай мне!

 Отправлено: 19.01.19 00:47. Заголовок: *со строгой мамой* ..

*со строгой мамой*

- Нет! – пропищала было в ответ Тата, которой, и правда, поначалу захотелось стать даже не маленькой, а микроскопической, словно пылинка – чтобы иметь возможность вместе с другими своими товарками забиться, спрятаться куда-нибудь. Да хоть, под тот же пуф, на котором она сидит! Только бы не видеть на материнском лице этой чужой, суровой мины и не слышать так непривычно жестко звучащего голоса.

Но тут же вновь умолкла, ошеломленная явившейся затем как-то вдруг и приглушившей знакомую всякому избалованному любовью ребенку панику перед родительским гневом, мятежной мыслью о том, что заслужила ли она такое унижение за свой, в общем-то, пустяковый проступок? И должна ли мама говорить с нею, совсем уже взрослой, так, точно… точно она прокурор?!

Едва ли ту перемену, что свершилась всего за три коротких вдоха и выдоха, которые Тата позволила себе дальше, стремясь вновь нащупать внутри лавины обрушившихся на нее обвинений твердую почву, можно было заметить со стороны. Но, спустя всего какие-то минуты, перед Ольгой Дмитриевной была уже вовсе не та маленькая и наивная девочка, какую она знала и любила прежде, но рассерженная юная женщина, чувствовавшая в себе достаточно сил и упрямства, чтобы противостоять ее напору. И достаточно хитрости, чтобы хорошо скрывать свои истинные эмоции.

- Нет, – повторила Таня еще раз через минуту. И уже не испуганно, а скорее просто виновато. – Я не молчу. Просто пытаюсь подобрать слова. Ведь я действительно тебя обманула. Но… лишь потому, что… была смущена! Да-да, смущена! Ты всё верно поняла, мамочка, мне действительно надоело. Да только не то, о чём ты подумала! Я не могу и не хочу больше рисовать лишь эти бесконечные, скучные натюрморты, которые изо дня в день предлагают нам в художественной студии! Если действительно считаю себя художником, я должна развиваться, должна идти дальше. Учиться больше… Но ведь это так дорого, а ты уже потратила на меня уйму денег.

Вновь потупившись, она потерла ладошкой нос и негромко всхлипнула.

- Ну-ну, кошечка, к чему эти пустые слезы? – поспешно проговорила Ольга, и следом, по неистребимой многолетней привычке, ласково провела ладонью по поникшей белокурой макушке дочери, чьи довольно странные оправдания могли бы кого угодно озадачить своей несуразностью.

Кого угодно – однако не мать, почти слепую в уверенности, что знает и понимает о своих детях все, и считающую, что может объяснить любую их странность. То же и Ольга, гнев которой при виде столь явного раскаяния, почти мгновенно улетучился. Да и на что ей было всерьез сердиться, если действовала Таня без всякого злого умысла? И даже ее наивный обман оказался на самом деле чем-то, вроде проявления заботы – пусть неуклюжей, зато искренней. Если уж и сохранилась теперь в Ольгином сердце какая-нибудь досада, то скорее на то, что ей не захотели довериться.

- И все-таки, ты не должна была меня обманывать, - мягко подхватив дочь двумя пальцами под подбородок, она заставила её поднять глаза и посмотреть себе в лицо, - Уже хотя бы потому, что так мы бы давно решили твою проблему без всех этих сложностей, понимаешь?

- Да-да, прости меня, пожалуйста, еще раз! – тут же с готовностью кивнула Тата. – Я чувствую себя ужасно! Скажи, что ты не сердишься!

- Я не сержусь, но огорчена, - чуть качнула головой Ольга, полагая, что показывать девочке, что она совершенно прощена, еще рано. – Так что подумай над своим проступком. А я, тем временем, подумаю над тем, где найти тебе хорошего учителя для частных уроков – хотя ума не приложу, где их обычно берут, - вздохнула она, слегка хмурясь и сжимая губы. – Должно быть, разумнее всего будет переговорить по этому поводу с Львом Александровичем. Да, пожалуй, съезжу-ка на днях к нему лично и попрошу совет, а заодно скажу, что ты больше не будешь посещать студию…

- Что? – заслышав последние слова, Тата резко вскинулась и тревожно посмотрела на мать. – Да нет, почему же не буду?

Вся её только что придуманная от безысходности прямо на ходу история о напряженном творческом поиске грозила вот-вот обернуться ловушкой, из которой после не будет выхода – ведь с отсутствием повода выбираться самостоятельно в город, пропадет и возможность встречаться там с Эженом! А этого никак нельзя допустить!

- Ты не совсем меня понимаешь! Я, конечно, по-прежнему продолжу учебу при Строгановском – это азы, основы! То, без чего нельзя. Речь о дополнительных занятиях – если бы только это вдруг стало возможно, я была бы самым счастливым человеком на земле!

- Давай лучше поговорим об этом еще раз позже, ладно? – помолчав пару секунд, и глядя прямо перед собой, немного уклончиво откликнулась Ольга, от которой на сей раз не укрылась слишком уж нервная реакция дочери на ее слова.
Впрочем, и теперь она готова была списать всё лишь на юный возраст Тани и неустойчивость подростковой психики. Барышни в её лета часто излишне эмоциональны и почти всегда непоследовательны в суждениях и поступках – Ольге ли этого не знать и не помнить?! При этом в отличие от нее в юности, Таня увлечена не только собой и своими переживаниями, а уже имеет серьезную цель. И, кажется, готова много трудиться ради её достижения…

Но все-таки, что-то во всем этом по-прежнему казалось Ольге Дмитриевне странным, необъяснимым. Вот только понять бы, что именно?

- Не люблю давать пустых обещаний, поэтому хотела бы прежде обдумать всё как следует, и уж после дать тебе окончательный ответ.

«Но до того все же с кем-нибудь посоветоваться… например, с Дмитрием», - продолжила она уже мысленно. Да, несомненно, с кем же еще, как не с ним, ей теперь не только радоваться, но и делиться проблемами?

Придя к этой спасительной идее, Ольга почувствовала заметное облегчение.

- Ну а пока, может, расскажешь мне, где была в те дни, когда пропускала занятия? – не оставляя попыток разобраться самостоятельно хотя бы с чем-нибудь, поинтересовалась она, вновь взглянув на дочь, которая явно передумав плакать, смотрела на нее теперь выжидающе.

- Гуляла, - уже успев сообразить, что упорствовать дальше, добиваясь прямо сейчас всего и сразу, не стоит, пожав плечами, ответила та, постаравшись заодно принять и как можно более беззаботный вид. – Бродила по городу, пыталась наблюдать за людьми, природой. Хотела найти что-нибудь. Новые идеи.

 Отправлено: 19.01.19 00:47. Заголовок: *с очень взрослым ре..

*с очень взрослым ребенком*

- Вот как? И что же, успешно? – осведомилась Ольга Дмитриевна, едва сдержав улыбку. Столь серьезный, «артистический» тон из уст почти еще ребенка внезапно показался ей крайне забавным. Но, из-за опасения, что Таня обидится и снова замкнется, пришлось все же сделать над собой изрядное усилие.

- Можно сказать, что частично. В природе нашей я особенных перемен не нашла, а вот с одним интересным человеком все-таки познакомилась, - в этом месте Таня хитро прищурилась и умолкла, словно бы предлагая вступить с нею в игру.

И, разумеется, ожидаемый ею вопрос тут же последовал. После чего Таня откровенно… ну или почти откровенно – внимательно наблюдая при этом за мамой и радуясь что, кажется, получается увести ее любопытство в необходимую сторону, рассказала о том, как совершенно случайно познакомилась на днях в парке с талантливым молодым художником по имени Костя Трубин.

- Ему всего двадцать один, а он уже даже продает свои картины, представляешь?

- Вот как, неужели? – искренне, хотя и рассеянно, поинтересовалась Ольга, которую уже не первый раз встревожило, что дочь так легко заводит дружбу с всякими странными незнакомцами. Причем, не только с молодыми. Как тут не вспомнить и того неприятного барона, которого они повстречали тогда у Морозова? А Таня и его, кажется, вот-вот была готова записать себе в друзья...

- Да! А еще у него своя мастерская, в Среднем Тишинском, неподалеку от площади! – воскликнула Тата, забыв ненароком, что Ольгу Дмитриевну вряд ли обрадует соседство, пусть даже и весьма опосредованное, с совсем еще недавно мятежной Пресней. – И он даже предлагал мне ею при необходимости пользоваться. Смешно, да?

- Смешно, - все так же задумчиво кивнула та в ответ, хотя на самом деле по-прежнему находила во всей этой ситуации не так уж много забавного. Особенно, когда узнала, где обитает сие юное дарование, имя которого, к тому же, ничего ей не говорило, несмотря на перечисленные Татой достижения. И все же, не желая обидеть дочь недоверием, Ольга решила, что пока нет нужды запрещать ей это знакомство. Может быть, этот Трубин действительно достойный молодой человек и известный художник, а она просто не знает?

«Определенно следует позже позвонить Дмитрию! Он давно вхож в этот мир и наверняка что-нибудь о нём слышал. Ну а если и не слышал, то вполне бы мог разузнать подробности у того же Морозова», - вновь подумала она. А вслух, после долгих раздумий, все-таки пустилась в рассуждения о женской репутации и различных опасностях, не вдаваясь, разумеется, в подробности, что могут поджидать неопытную барышню, которая слишком рано стремится попасть во взрослый мир.

- Наверное, давно стоило поговорить с тобой на эту тему. Но мне прежде все казалось, что ты еще мала, и что время есть, однако, пойми, девочка моя, для людей нашего круга всегда были и никогда не исчезнут определенные правила, которые не стоит нарушать! – будто бы что-то доказывала дочери Ольга, хотя та ей вовсе не перечила, слушала молча. Однако взгляд – явно скучающий и даже досадливый, выдавал, что ничего из сказанного на свой счет она, тем не менее, не относит.

И, наблюдая за тем, как стрелы ее красноречия раз за разом уходят в молоко, постепенно снова все больше раздражалась и сама Ольга. Однако теперь уже скорее на себя, чем на дочь, до которой все никак не получалось донести очевидных – и, увы, выстраданных когда-то на личном горьком опыте, истин. Ах, если бы только можно было поделиться с Таней им, а не этими отвлеченными рассуждениями о добре и зле!

- Пойми же меня верно, кошечка, - наконец, почти взмолилась она, - все это – вовсе не нудные материнские нотации! Я просто слишком люблю тебя и потому мучительно боюсь, что по наивности своей ты однажды попадаешь в беду!

- Ну что ты, мамочка! Я совсем так не думаю!

Придвинувшись еще ближе к и так сидящей с ней на одном пуфе Ольге Дмитриевне, Тата ласково потерлась щекой об ее плечо, как в детстве, когда, и правда, любила представлять себя игривым котенком, и после, мгновение помолчав, прибавила с легкой улыбкой:

- К тому же, вовсе я у тебя не такая уж и дурочка, какой, может быть, кажусь со стороны.

Имея при этом в виду, конечно, не только слова мамы, но и свои собственные планы. Только знать ей об этом было совсем необязательно…

- Знаю, знаю! – рассмеявшись теперь уже в открытую в ответ на тут же последовавшие уверения, что никто ее дурочкой и не считает, Таня крепко обняла мать. – Я просто пошутила!

Однако Ольге по-прежнему было немного неловко, что Таня, несмотря на все попытки убедить в обратном, так легко прочла ее глубинные мысли.

- Скажи, а этот твой знакомый художник, он не дает ли частных уроков? Может, нам его нанять тебе в учителя? – поинтересовалась она вдруг, примирительно сжимая ладошку дочери. Пусть и была почти уверена, что не пойдет на подобное, даже если тот внезапно согласится. Только теперь куда важнее было как можно скорее вернуть Тане привычное ощущение, которое Ольга Дмитриевна все эти годы так старательно взращивала в своих детях вразрез со всеми традиционными канонами воспитания. А именно – убежденность в том, что с их мнением действительно считаются, когда принимают какое-либо решение. И пусть на самом деле это чаще всего бывало лишь иллюзией, плоды получались весьма хорошие: Стёпа, например, в свои восемнадцать, очень ответственный и даже не по годам серьёзный…

- Навряд ли, - меж тем, прервала, и сама того не ведая, ее горделивые раздумья Тата, которую, как уже было сказано, совсем не устраивало подобное развитие событий. – Ну или разве что детям или совсем начинающим, кто едва кисть в руках научился держать. Нет, мамочка, давай лучше, и правда, сначала все хорошо разузнаем? А пока я продолжу занятия в студии… Ты только не выдавай меня Льву Александровичу, ладно? Пусть так и считает, что я болела!