Окружённый зелёными виноградниками и фруктовыми садами, на самой вершине высокого холма возвышался замок. Его камни были свидетелями многих исторических событий, их касались руки и стопы великих людей, время утекало сквозь их трещины, но сам он так и продолжал стоять незыблемым оплотом вечности, напоминая о скоротечности человеческой жизни и её бренности.
Вокруг было очень тихо. Так, как бывает только в предрассветные часы, когда уже умолкли беспокойные цикады и перестали напоминать о себе криками, уснув где-то высоко в ветвях, ночные птицы. Солнце медленно поднималось, расцвечивая все вокруг красками дня, а лёгкая дымка тумана, напротив, голубыми волнами потихоньку сползала с вершин далёких холмов. И при взгляде на этот пейзаж можно было, кажется, совершенно легко представить, как гениальному Леонардо однажды пришла в голову идея сфумато. Тот кто умеет видеть, умеет показывать.
Тем временем, в самом замке, несмотря на раннее утро, уже не спали. На балконе, щедро открывающем вид на эти великолепные просторы, стоял у мольберта довольно молодой мужчина, который то вглядывался в них долгим, задумчивым взором, то вновь переводил глаза на свой холст, сосредоточенно хмурился и тут же начинал с невероятным усердием работать кистью. Его имя было Антонио ди Стабио. Пригласив некоторое время назад этого молодого художника в свой дом в качестве декоратора, маркиза дель Тиндаро вскоре стала оказывать ему не только материальную поддержку, но и иные знаки внимания. Которые он, впрочем, с удовольствием принимал. Вот и теперь столь раннее присутствие в личных покоях маркизы, из которых, собственно, только и можно было попасть на балкон, где сейчас происходил сей активный творческий процесс, было обусловлено тем, что накануне Антонио в очередной раз остался ночевать в замке Тиндаро. А вернее, в объятиях его прекрасной владелицы…
Солнечный свет сделался ярче и красота раннего утра исчезла так же стремительно, как и зародилась. Раздражённо вытерев кисти, Антонио бросил их в ящик к прочим своим инструментам.
- Нет, невозможно! Это время слишком неуловимое, слишком быстротечное! И почему только этот восход не может длиться хоть немного подольше?!
- Лично я бы предпочла, чтобы он и вовсе не происходил, — послышался из-под низко опущенного внутри комнаты, над огромной кроватью, тяжёлого бархатного балдахина, утомлённый, несмотря на утро, женский голос.
Стелла — а это была, конечно, она, искренне ненавидела утро, потому что за ним обычно следовал бессмысленный и бесконечный день, в течение которого она никогда не знала чем себя толком занять. Потому что временем её торжества и господства всегда были и оставались исключительно вечер и ночь.
- Да-да, я помню. Звёздам неуютно в светлое время, — входя обратно в комнату и заглядывая под тяжёлый полог, внутри которого маркиза пряталась от раздражавшего её зрение света, привычно пошутил Тони. — А может быть, ты и не звезда вовсе, а носферату? Говорят, они тоже не выносят дневного света, серебра и святой воды. А убить их можно, лишь пронзив тело острым колом!
- М-м, желаешь проверить своё предположение прямо сейчас? — скинув с себя тонкое покрывало, Стелла ловко ухватилась за концы кушака халата своего собеседника и потянула их в разные стороны.
Спустя некоторое время они сидели на террасе и пили кофе. Стелла лениво листала газету, Антонио же тяжело вздыхал и сосредоточено смотрел на свою чашку.
- Господи, да скажи уже! Я не ясновидящая, не понимаю, что у тебя на уме, если не выразишь это словами! —поднимая глаза над развёрнутым во всю ширь листом, наконец, выговорила маркиза с некоторым раздражением.
- Он вернулся? — драматично воскликнул в ответ Тони, также немедленно переводя на неё напряжённый взор.
- Да. Прислал вчера записку, что хочет со мной встретиться.
- И ты поедешь?!
- Я давно не была в городе. Хотя, вроде, пока ещё не давала обет вечного затворничества. Так что да, поеду. А ты останешься тут. Завершишь роспись в столовой и закончишь декорации для маскарада. В моем присутствии ты все равно вечно отвлекаешься… А потом уедешь в Рим. Да-да, не спорь! Мы потратили друг на друга вполне довольно времени. Теперь надо хотя бы чуть-чуть побыть врозь.
Антонио ничего не ответил на эти слова, произнесенные совершенно спокойно и, кажется, без малейшей тени сожаления. Лишь вновь тяжело вздохнул. По опыту общения со Стеллой он уже знал, что спорить с этой женщиной бессмысленно. Так же, как и быть уверенным в том, что она сделает в следующую минуту. Жить настоящим, не думать о последствиях, не слушать чужого мнения и всегда оставаться в движении — в этом была вся её суть, этим она его и привлекала. Совсем как тот самый неуловимый утренний свет. Вот он есть, а вот — уже исчез, и вернётся теперь лишь на следующий день. Но при этом станет неуловимо иным. Так же и Стелла — когда снова захочет его увидеть. «Вернее, если захочет», — с грустью мысленно уточнил для себя Тони, и быстро допил остаток своего кофе.
А к обеду дня нынешнего маркиза дель Тиндаро уже была во Флоренции, где располагался старый дом её покойного мужа. Она не любила это место. Поэтому обычно бывала там только наездами, предпочитая жить либо в родовом замке, либо в римском особняке. А когда наступало жаркое лето, оправлялась к морю. Тем не менее, бывая в городе без дальнейшего намерения вернуться к вечеру в Тиндаро, Стелле порой приходилось ночевать и в этом мрачном склепе.
По приезде её прямо у входа встретил старый слуга, сообщивший, что «синьору маркизу», как обычно, ожидают тщательно подготовленные спальня и столовая. Остальные комнаты были ей и не нужны.
- Так же для вашего сиятельства доставлен букет от графа Висконти, он размещён в ваших покоях.
Чуть позже, поднявшись к себе и едва глянув на роскошные розы в изящной хрустальной вазе, Стелла заметила, что к цветочному подношению прилагается ещё и записка, в которой Луиджи сообщал, что заедет за ней ровно в семь. А затем они сразу же отправятся навстречу настоящим чудесам. Последнее слегка заинтриговало маркизу, хотя ещё минуту назад она мечтала лишь о том, как бы принять с дороги прохладную ванну, а после переместиться оттуда прямиком в постель. Но любопытство — и ещё тот факт, что Висконти всегда крепко держал данное слово, а значит, и обещанным чудесам точно быть, заставили Стеллу собрать все остатки сил и заняться необходимыми приготовлениями к вечеру.
В указанный час к парадному крыльцу дома подкатил даже не один, а целых три экипажа. В первом вольготно расположился сам граф, а в двух остальных теснились друзья из их общей компании. Выйдя из дома, Стелла, разумеется, сразу направилась к тому фаэтону, который занимал Луиджи. А он, тем временем, уже соскочил на землю, чтобы затем помочь ей подняться на подножку.
- Ты выглядишь как Шахерезада!
- Ты обещал мне чудеса, стало быть, приходится соответствовать! — усмехнулась она, с удовольствием принимая не только его галантный поцелуй своей руки, но и восхищенный взгляд. Хотя и без этого знала, что не прогадала с выбором наряда. — Куда же ты меня повезешь?
- Это сюрприз, моя королева.
Процессия двинулась вдоль по улицам Флоренции и вскоре город остался позади. Спустя ещё четверть часа перед взорами пассажиров открылась обширная поляна, сияющая, будто бы в зареве солнечного света. Огромный шатёр шапито раскинулся по самому её центру, привлекая внимание яркой расцветкой, разноцветными гирляндами флажков, огнями циркового табора и ярмарки, которая также разместились окрест. Народу вокруг было не протолкнуться, в ожидании начала вечернего представления публика всех возрастов и сословий бродила от прилавка к прилавку, рассматривая нехитрые товары или пытаясь выиграть приз в каком-нибудь состязании. Но даже на этом пестром фоне их вновь прибывшая компания заметно выделялась своим внешним видом: мужчины все сплошь в чёрных фраках, а дамы в роскошных нарядах, делавших их похожими на стайку экзотических райских птиц.
Впрочем, Стелла, в своём ярко-бирюзового цвета платье с золотыми узорами, похожем на индийское сари — длинная, широкая юбка, плотно облегающий верхнюю часть тела лиф с глубоким вырезом декольте, в который спускался переливающимся водопадом «plume de paon» от Бушерона, и атласном тюрбане на голове, украшенном настоящими павлиньими перьями в золотом эгрете с бирюзой, легко затмевала любую из них.
Пробравшись сквозь толчею, они вошли внутрь шатра. Там, возвышаясь друг над другом ярусами, были установлены деревянные сиденья. И Стелла сразу указала друзьям на пятый ряд в центре, где как раз оставалась незанятой целая скамья, подходящая как раз для их большой компании. Они поднялись, уселись и принялись ждать, попутно обсуждая публику вокруг себя, нисколько этого не стесняясь, так как и сами являлись объектами всеобщего внимания. Стеллу весьма забавляли взгляды мужчин и особенно реакции их спутниц, которые, едва обнаружив повышенный интерес своих кавалеров к эксцентричной особе, тут же менялись в лице и начинали о чём-то сердито шипеть им на уши, то и дело бросая огненные взгляды на возмутительницу своего спокойствия. Саму маркизу мало заботило мнение всех этих мелких людишек, но эпатировать их она обожала, и делала это со вкусом уже шесть лет. Начав развлекаться подобным образом буквально в день похорон своего горячо обожаемого супруга, когда появилась на кладбище в ярко-алом платье с глубоким декольте, вызвав тем настоящую бурю гнева в рядах его аристократической родни.
Отправлено: 31.01.24 23:47. Заголовок: День, когда и без то..
День, когда и без того затейливая линия Володькиной судьбы совершила очередной акробатический кульбит, выдался особенно паршивым. Хотя, и те, что ему предшествовали, были вряд ли намного лучше. Всё началось, впрочем, с обычной простуды, которую легко подхватить на ледяном ноябрьском ветру даже в Милане, где он тогда обретался, поселившись там после почти двухлетних скитаний по Европе, начавшихся, когда в Геттинген из далёкой Калуги прилетело письмо, где один из родственников по линии матери сухо сообщал семнадцатилетнему отроку, усердно изучавшему математику в местном университете (в России доступ к высшему образованию незаконнорождённому был, разумеется, закрыт), о смерти его бабушки. А также о том, что он более не смеет рассчитывать на финансовую поддержку семьи, к которой «также и прежде не имел никакого отношения», поэтому далее обязан заботиться о себе исключительно собственными же силами.
Ну, что же, стало быть, он и заботился — как мог. Начав с самых тяжёлых поденных работ, за которые платили сущие гроши, да и то не всегда, поначалу довольно часто обманывая, и придя затем постепенно к своему нынешнему ремеслу карточного шулера. Причём, весьма искусного — спасибо врождённой ловкости рук и хорошим способностям к математике, заметив которые ещё в его раннем детстве, бабка сразу же наняла опытного преподавателя, развившего этот талант настолько, что в университете юному студенту из России прочили большое научное будущее. Так, впрочем, и не случившееся. Ибо учёбу из-за безденежья, конечно же, вскоре пришлось оставить. А вот способности никуда не делись. И, верно, со временем окончательно привели бы Володьку, с его врождённым азартом и авантюрным складом ума, в мир криминала — если бы не та самая, внезапно свалившаяся на голову, болезнь, которой он поначалу, как водится, не придал и особого значения. Однако, показавшийся вначале пустяковым, кашель вскоре сделался надсадным и изнуряющим. А лихорадка из терпимой в какой-то момент начала жарить с такой силой, что стало невозможно держаться на ногах. Да он, впрочем, уже не пытался, провалявшись затем в полузабытьи и бреду, наверное, около двух недель, но почему-то так и не умерев от настигшей всё-таки пневмонии, в том клоповнике, который его владелец горделиво именовал «отелем», а сам Володька — единственным подобием дома, за проживание в котором он исправно платил каждые семь дней, никогда не допуская, чтобы не иметь при себе достаточной для этого суммы. Но теперь все деньги ушли на нехитрые лекарства и еду, а заработать ещё попросту не было сил. Разумеется, хозяину «отеля», явившемуся в очередной срок за оплатой, подобный довод убедительным не показался. Потому уже на следующий день, шатаясь от слабости, Володька бледной тенью медленно бродил под мерзко моросящим дождём по нарядно украшенным к Рождеству городским улицам, в отчаянии мечтая, чтобы чуть отпустившая болезнь вернулась с новой силой и прекратила, наконец, его бессмысленное и бесцельное существование…
О том, что именно так и произошло — в смысле, что он всё-таки, наконец-то, умер, Володька первым делом подумал, когда, открыв вновь глаза, увидел склоненное над собой круглое лицо: на первый взгляд женское, но в то же самое время — обрамлённое окладистой и весьма ухоженной бородой. Последнее, впрочем, совершенно не удивило, потому что именно так, судя по тому, что о нём говорят и пишут, и должен быть выглядеть Господь: ни мужчина и не женщина, не старый и не молодой, не страшный, но и не добрый на вид. Куда более странным казалось то, что Он явился своему новопреставившемуся рабу лично, причём, буквально сразу, а ведь там, внизу, почему-то считается, что вначале, сразу после пробуждения в вечную жизнь, первым тебя встречает апостол Пётр… А у самих врат надо ещё, вроде, прочесть какую-то определённую молитву…
- Ты кто такой?! — тем временем, внезапно спросило «божество» на чистейшем итальянском языке. И голос у него при этом был всё-таки женским. — Как оказался в стойле?!
- В стойле? — растерянно переспросил Володька — на том же языке, которым, к счастью, успел при жизни овладеть достаточно свободно.
- Ну да. Чего, спрашиваю, здесь позабыл?! Ты конокрад, что ли?
- Да нет, я просто умер… наверное, — всё ещё не отдавая себе полного отчёта в крайней абсурдности происходящего диалога, Володька попытался приподняться и сесть, но его остановили, резким жестом приказав оставаться на месте.
- Ты идиот? Или просто издеваешься?! Умер он, нет, ну вы это слышали?!
К кому она — а в том, что перед ним всё же земная женщина, сомнений уже практически не осталось, несмотря на бороду, — апеллирует, Володька тоже не понял. Может, к лошадям, которые — как он заметил, все же украдкой осмотревшись по сторонам, — продолжали мирно жевать насыпанный им ясли овёс.
- Пожалуйста! — взмолился он, наконец. — Клянусь, я не сумасшедший и совсем не хотел над вами издеваться! Но я действительно не помню, ни как конкретно здесь оказался, но даже того, где сейчас нахожусь! Это… какая-то конюшня, да?
- Какая ещё конюшня, это цирк! «Цирк Братьев Маэстозо»!
- А вы… — Володька нахмурился, начиная смутно припоминать, как накануне, пылая от вновь накрывшей к вечеру лихорадки, пытался найти себе место для ночлега и, кажется, действительно вышел на какую-то городскую площадь, где ярко сиял огнями огромный цирк-шапито. А вот что было дальше, память почему-то не сохранила. — Одна… один из… братьев?
- Нет, ну ты точно кретин! Я женщина! — обиженно воскликнула она. — Не видишь, что ли?
- Простите, достопочтенная синьора, я просто болен и оттого, верно, плохо соображаю, — умоляюще проговорил Володька, искренне раскаиваясь в своих словах. — Вы не прогоняйте меня, пожалуйста! Дайте хотя бы просто отлежаться. Мне совсем некуда идти…
- А лошадок ты нам тут не перезаражаешь?
- Если только те болеют людскими болезнями… — развёл он руками, продолжая буравить жалобным взором лицо странной особы. На нем, меж тем, весьма явственно отражалась происходившая внутренняя борьба. И склонится ли «чаша весов» в нужную Володьке сторону, было по-прежнему не очевидно…
- Ладно, лежи! А я пойду пока, что ли, позову к тебе герра Линднера нашего иллюзиониста. На последней Франко-Прусской он у германцев, вроде как, полковым лекарем числился, авось и тебе чем поможет, потому как выглядишь ты что-то, и правда, не очень…
Со дня этого памятного разговора миновало полтора года.
Окончательно одолев тогда свою болезнь, Володька так и остался в цирке братьев Маэстозо насовсем. Поначалу просто сторожил ночами животных и убирал в их вольерах, ну а позже, с благословения старика Линднера, с которым успел дружески сойтись, несмотря на значительную разницу в возрасте, принялся потихоньку вникать и в искусство иллюзии. Вначале просто работал «подсадкой» во время выступлений пожилого маэстро, потом — ассистировал ему в сложных номерах, периодически выходя на публику уже и с собственными, меж тем, старательно постигая то, чем продолжал делиться с ним герр Зигмунд, в итоге окончательно принявший его как своего ученика и преемника в будущем. Которое, увы, настало раньше, чем хотелось бы Володьке, искренне привязавшемуся к этому доброму и такому же одинокому, как он сам, старику. Минувшей зимой тот внезапно и скоропостижно скончался от сердечного приступа прямо после очередного представления. И это стало для Володьки грандиозной личной потерей, сравнимой только со смертью матери, которую он, впрочем, успел узнать даже меньше, чем герра Линднера, — но в то же самое время превратило его в одного из основных артистов этого цирка, гастролировавшего по всей Италии с неизменным успехом у публики различных городов и весей.
Вот и великолепная Флоренция, в которую труппа Маэстозо прибыла всего около недели назад, уже, тем не менее, вполне успела впечатлиться головокружительными номерами акробатов, восхититься мастерством и отвагой дрессировщиков диких зверей, проникнуться детским восторгом от клоунских реприз и, конечно, заворожиться диковинными фокусами таинственного «мага Валтомиро из далёкой Сибири» — таково было с некоторых пор Володькино сценическое имя. Абсолютно, по его личному убеждению, дурацкое, но неизменно производившее на местных большое впечатление. Возможно, из-за этого оно постепенно «приросло» к нему и за пределами арены — настолько, что полностью отправило в небытие данное при крещении. Впрочем, по этому поводу новоявленный Валтомиро ничуть не переживал. Прежней его жизни давно не существовало. А для нынешней, во многом похожей на цыганскую, — шумной, яркой, местами бестолковой, подобное прозвище было в самый раз.
До начала сегодняшнего вечернего представления оставалось еще около пятнадцати минут, но публика уже почти до отказа заполнила все ряды вокруг арены. Эту новость Валтомиро, старавшемуся обычно проводить такие минуты подальше от общей суеты, в своей палатке, принёс акробат-канатоходец Альдо.
– Маэстозо-старший вот-вот лопнет от гордости! Целая неделя аншлагов! И кто бы только мог себе представить подобный успех, да?!
– Ага, — только кивнул в ответ Валтомиро, в очередной раз сосредоточенно проверяя, в полном ли порядке весь необходимый для сегодняшнего выступления реквизит: делать это несколько раз, даже если вроде бы полностью во всём уверен, всегда учил его герр Линднер.
– А еще Симонетта сказала, что сегодня среди публики как никогда много всякой знати, она сама видела, когда продавала билеты... Эх, всё-таки потрясающие у неё сиськи! Вот бы потрогать!
– Ага... — вновь отозвался он, продолжая заниматься своим делом.
- «Ага»! — не выдержав, передразнил Альдо. — Ты хоть слышишь вообще, о чём я говорю?!
– Публика раскупила все билеты. А у Симонетты Маэстозо потрясающие сиськи, — закончив проверку тумбочки, на которой был аккуратно закреплен глиняный горшок — из него прямо на арене, на глазах у изумленной публики, вырастал настоящий цветущий розовый куст, Валтомиро поднял спокойный взгляд на паясничающего перед ним приятеля. — Хотя, на самом деле, тебя можно даже не слушать. Ты всегда говоришь об одном и том же. О деньгах или о девчонках.
– Можно подумать, тебе и самому это не интересно!
– Интересно. Но не двадцать четыре часа в сутки, как тебе.
– Конечно, зачем тебе это, если всё и так само идет в руки?!
– Это ты сейчас о чём?
– Да хотя бы о дочке старшего Маэстозо, которая только и делает, что стреляет в твою сторону своими прелестными глазками!
– Бред. Мы с ней всегда были только друзьями.
– Друзьями... Таких друзей...
– Так, бездельники! Почему до сих пор здесь?! — громогласный окрик донны Джолэнды, той самой бородатой женщины, которая когда-то первой и обнаружила спящего в конском стойле будущего Валтомиро, заставил двух парней, смотревших друг на друга уже не слишком-то дружелюбно, тут же сделать вид, что ничего не происходит. Спорить с ней не стоило уже хотя бы из опасения получить за это «в награду» крепкую затрещину — хотя вообще-то Джоле была добрейшим созданием, во многом заменявшим всему здешнему молодняку заботливую мамашу: своих детей им с супругом — доном Доме, в прежние времена жонглировавшим на арене пудовыми гирями, а нынче, по возрасту, оставившим прежнее цирковое ремесло и ухаживающим за животными, Господь так и не дал. — Живо марш одеваться, гримироваться и на арену! Представление вот-вот начнётся!
– Уже иду! — буркнул Альдо, разворачиваясь и, намеренно слегка зацепив плечом соперника, покинул палатку.
– А мне ещё не скоро! — недобро зыркнув в его сторону, но всё же сдержавшись, Валтомиро вновь обратился к донне Джолэнде.
– А я затем и пришла, сказать, что Томмазо перенёс твое выступление. Выйдешь в этот раз сразу после Чинции и её собачек, Лола нынче не сможет выступать, у нее ужасная мигрень.
– Как скажешь, — пожав плечами, легко согласился он и, отправив Джоле воздушный поцелуй, тут же отправился переодеваться.
Отправлено: 06.02.24 21:47. Заголовок: Зрители всё ещё шумн..
Зрители всё ещё шумно переговаривались, ожидая начала представления, когда откуда-то внезапно раздалась барабанная дробь, потом громко затрубили фанфары и, наконец, откинулся полог самого шатра. В круг арены, усыпанный свежей стружкой, ярко освещённой огнями потайных фонарей, вышел огромного роста и весьма внушительного телосложения шпрехшталмейстер, облаченный в бархатный костюм и фиолетовый шелковый плащ. Он снял с головы цилиндр, и взмахнул им, призывая публику к тишине, а после громогласно поприветствовал всех собравшихся, обращаясь к ним исключительно как к «почтеннейшей публике».
- Но признайтесь мне, чего же ради пришли вы сюда сегодня?! Неужто, лишь за тем, чтобы просто скоротать этот вечер? – поинтересовался он после всё в той же патетической манере. Но тут же сам и ответил: – Нет! Всех вас собрало здесь иное: желание соприкоснуться с чудом! Ведь только в цирке взрослые могут вновь превратиться в детей, а лишь дети точно знают, что чудеса существуют! Так приготовьтесь же! Наши артисты сплетут для вас настоящее кружево из своих трюков, щедро приправив его магией и иллюзиями!..
- О, многообещающе! – воскликнула Рамона, сидевшая рядом со Стеллой, и маркиза согласно кивнула, поначалу также поневоле разделяя общий азарт увидеть нечто необычное.
Но всё оказалось до зевоты заурядно. Силачи кидали огромные гири, акробатка верхом на коне совершала лихие пируэты, а две гимнастки в блестящих трико извивались, словно змеи, под заунывные восточные мелодии. Ярко, зрелищно, но… как же, чёрт возьми, невыносимо скучно!
Подумав об этом в очередной раз, маркиза искоса взглянула на графа Висконти, полагая, что такой умный и утончённый человек, как он, наверняка, наверняка разделяет её чувства. Но нет. Как ни странно, Луиджи наблюдал за цирковым действом с живым интересом. Вновь отвернувшись, Стелла разочарованно вздохнула и вновь обречённо уставилась на арену. Интересно, как долго еще продлится этот вертеп?
Хуже всего, что к душевным страданиям постепенно начинали добавляться и физические. От ужасных, жестких скамеек почти без опоры для спины, вновь напомнила о себе тянущая боль в пояснице. Пока еще слабая, похожая на далёкий отголосок эхо. Но Стелла, к несчастью, слишком хорошо знала, во что она совсем скоро превратится, если прямо сейчас не предпринять все необходимые меры. Потому без раздумий поспешила раскрыть ридикюль, из которого затем извлекла наружу красивую бонбоньерку. Только лежали в ней вовсе не конфеты, а особые пилюли. Они не всегда снимали боль полностью, но при этом точно гарантировали другой положительный эффект: сознание будто отделялось от физической оболочки, и, наблюдая за собой как бы со стороны, Стелла на время переставала чувствовать телесный дискомфорт. Вот и сейчас, едва положив под язык одну из пилюль и прикрыв глаза, она практически сразу ощутила, как лекарство затеяло привычную игру с её разумом, а уже через несколько минут погрузилась в это удивительное состояние окончательно. Оно не было ни сном. По-прежнему находясь среди людей, маркиза чувствовала себя словно внутри прозрачного пузыря, беспрепятственно пропускавшего свет и звуки, но полностью отъединяющего её от всего, что происходит извне. Ничто более не раздражало её: ни взрывы хохота, ни шквал аплодисментов, ни комментарии, которыми обменивались сидевшие рядом люди. Ей было хорошо и спокойно.
Но вот оболочка её призрачного убежища постепенно начала истончаться: звуки музыки опять стали резче, голоса и хохот вокруг – неприятнее. И самым громким из них был голос всё того же шпрехшталмейстера, который заверещал вновь теперь уже из-за бортика манежа, объявляя очередной номер:
- А теперь, почтеннейшая публика, вашему драгоценному вниманию, прямо из далёкой снежной Сибири, где круглый год свирепствуют снежные бури и огромные бурые медведи… Таинственный маг Валтомиро, постигший тайны туземных шаманов! Бойтесь! Он прочтёт ваши мысли, угадает ваши самые сокровенные желания...
Медленно приоткрыв глаза, Стелла попыталась сфокусировать взгляд на сплошь укутанной в чёрный плащ высокой фигуре, выросшей будто из ниоткуда во вспыхнувшем посреди затемнённой арены ярком круге света. Приглядевшись, она отчего-то отметила про себя, что «таинственный сибирский маг», стоявший, меж тем, всё так же неподвижно, низко опустив голову, – отчего чуть спутанные тёмные волосы почти закрывали лицо, похоже, совсем ещё молод. Почти что юноша. Но едва лишь она успела об этом подумать и мысленно удивиться, как мизансцена внезапно переменилась: чуть приподняв подбородок, Валтомиро широко распахнул глаза и принялся исподлобья медленно обводить хором ахнувших от неожиданности зрителей пронзительным, горящим взглядом. Будто бы физически ощупывая им каждого, чтобы и вправду заглянуть в душу или прочесть мысли. В какой-то момент данное «прикосновение» достало и Стеллу. Совсем коротко и мимолётно. Но даже этого вполне хватило, чтобы заставить её окончательно очнуться буквально впившись ответным взглядом в его лицо. Оно было сплошь покрыто плотным белым гримом, который не скрывал, а скорее подчёркивал почти скульптурную красоту его крупных черт и огромных карих глаз, подведённых чёрным. Из-за чего взгляд казался по-настоящему демоническим, увлекающим в свою тёмную бездну, словно в омут. Столь же необычными, притягивающими, казались пластика его движений, внезапно озаряющая лицо улыбка, звуки голоса, произносящего заклинания на неведомом языке… Это было похоже на гипноз. Не желая ему поддаваться, маркиза попыталась сконцентрироваться на производимых иллюзионистом фокусах. Но они были весьма банальны, потому внимание то и дело вновь фиксировалось на нём самом. Вернее, на той энергии, которую он буквально излучал. Сила её необъяснимого обаяния была такова, что рождала у Стеллы довольно необычные желания. Отчего-то постоянно хотелось то прикоснуться кончиками пальцев к его выкрашенному белой краской лицу, то стереть ими грим с его губ… А то и вовсе оказаться рядом, совсем близко, чтобы заглянуть в эти странные глаза с расстояния пары сантиметров и понять, действительно ли нет предела у их сумрачной глубины…
Между тем, магический реквизит на манеже вновь сменился. Появился небольшой стол со стоящим посреди него пустым цветочным горшком, из которого, после нескольких очередных затейливых пассов и таинственных слов, прямо на глазах у изумлённой публики, вдруг вырос абсолютно настоящий розовый куст, на макушке которого, спустя еще пару мгновений, распустился крупный алый цветок.
- Но как?! Как же он это сделал?! – пронесся по рядам потрясённый, а местами и испуганный шепот, перешедший затем в восторженный рёв и овации.
Вскочив со своих мест, публика кричала и аплодировала, пока всё такой же внешне невозмутимый Валтомиро, с достоинством кланяясь, принимал свой заслуженный успех. Одна среди многих в зале, была теперь почти спокойна и Стелла.
Спокойна и уверена – в том, что точно знает, чего ждёт от продолжения этого вечера, который больше не казался ей скучным.
Дождавшись, когда восторг публики начнёт стихать, она неторопливо поднялась со своего места, грациозно вытянула из собственного тюрбана золотой с рубинами эгрет, и, прицелившись, на манер дротика, бросила его прямо на арену, ловко угодив как раз под ноги уже собиравшемуся покинуть манеж иллюзионисту.
Отправлено: 08.02.24 22:47. Заголовок: Фокус с розой был г..
Фокус с розой был главным «гвоздём» его выступления, имевшим всегда неизменный успех и вызывавшим у публики максимальный восторг. Особенно на контрасте с прочими, в общем, нехитрыми, хотя и зрелищными трюками, составлявшими остальную часть программы. Этому Валтомиро также научил старый Линднер: не стоит стремиться удивлять публику буквально каждую минуту. Иначе, пресыщенная слишком обильной пищей для эмоций, она просто не оценит твоего мастерства в поистине сложных фокусах. Например, таких, как трюк с этой самой розой. Секрет его герр Зигмунд, по его собственным словам, получил когда-то давным-давно от своего собственного наставника в качестве подарка к именинам. Подарка весьма щедрого, ибо любой иллюзионист знает, как дорого стоят технические разработки и чертежи по-настоящему завораживающих номеров у тех, кто их придумывает.
Точно так же щедр оказался к своему ученику и сам Линднер. Заметив при этом, что однажды и тот должен будет поступить подобным образом. Ибо такова старинная артистическая традиция. Впрочем, разумеется, это был не единственный подарок, полученный Валтомиро, за время их дружбы. Собственно, практически все, что он ныне знал и умел в своём цирковом ремесле, было заботливо и кропотливо вложено (а там, где долго не хватало ловкости или смекалки, местами и вбито) в его голову герром Зигмундом. Всё — за исключением его собственного, по словам самого старого артиста, абсолютно исключительного — «практически животного» — природного магнетизма:
- Вот именно за счёт него ты, скорее всего, однажды и прославишься! Уж, поверь! — твердил он не раз.
Но Валтомиро особенно не верил. Во-первых, мало-мальски явные похвалы слетали с уст Линднера обычно лишь тогда, когда тот бывал под изрядным хмельком. А во-вторых, как-то и обидно, в общем, было считать себя хоть в чем-то подобным животному. Пускай даже и в этом самом таинственном «магнетизме» — что бы на самом деле старик в это понятие ни вкладывал. Тем удивительнее вышло, когда его прогнозы вдруг неожиданно начали сбываться.
А ведь поначалу, сразу после внезапной кончины немца, бывшего долгие годы одним из самых популярных артистов труппы Маэстозо, братья-владельцы едва не повырвали у себя в отчаянии последние волосы, будучи абсолютно уверены в том, что теперь им уж точно никогда не заполучить в свою труппу столь известного иллюзиониста.
Но прошло всего несколько месяцев, и вот уже выступления самого Валто постепенно обрели вполне сравнимый с ними успех. А иногда, в особо удачные дни, публика бывала даже настолько впечатлена выступлениями молодого артиста, что едва не сносила после них в восторге сам цирковой шатер, аплодисментами и громким топотом по подножкам зрительских трибун, ещё и ещё раз требуя повторять столь поразившие их трюки.
Но в этом, и здесь никогда не забывая о мудрых наставлениях почтенного герра Зигмунда, «Таинственный маг из Сибири» ей неизменно вежливо, но твердо отказывал: «Хотите увидеть ещё — приходите завтра!» — таков был его девиз и нерушимый принцип.
Вероятно, в каком-либо другом случае это могло бы многим и не понравиться. Даже испортить столь успешно начавшуюся карьеру. Ведь успех любого артиста — субстанция хрупкая и легко разрушаемая. А поиски его напоминают ходьбу по зыбучим пескам, среди которых никогда заранее не знаешь, где может настигнуть смерть. Пусть в данном случае скорее всего и не физическая. Однако кто сказал, что для вчерашнего кумира забвение публики легче, хотя бы на йоту?
Но нет, к счастью, Валтомиро пока везло и на этом пути. А ещё, некоторое время назад, он и сам вдруг почувствовал, что, находясь на манеже, действительно способен управлять эмоциями зрителей. Что, умело играя на них при помощи своего дара убеждать в несуществующем, одним только взглядом или мановением руки может, оказывается, легко вызывать тревогу, восхищение, и даже натуральный страх.
И это было потрясающее открытие для Валто, с детства помнившего себя застенчивым, тихим и почти всегда погруженным в свой внутренний мир, казавшийся ему более уютным и дружелюбным, чем тот, что окружал в реальности… Да он, наверное, и повзрослев, скорее всего, остался бы таким же, если бы обстоятельства судьбы в очередной раз так круто не изменились. Превратился бы из тихого, наукоуглубленного студента в слегка блаженного на вид профессора — обитателя пыльных университетских аудиторией, чьи мысли заняты лишь математическими формулами и подсчетами. Но вышло иначе. И, открыв в себе эту новую силу, отказываться от неё Валтомиро уже не хотел. Ему, новому, по-настоящему нравилось выступать перед публикой и питаться её энергией — столь же щедро отдавая в ответ свою. Было ли это тем самым, о чём когда-то говорил ему герр Линднер, Валто не знал. Но, не будучи в душе мистиком, предпочитал думать, что весь его нынешний успех — результат врожденного трудолюбия и упорства. Пускай и приложенных совсем не в той сфере, о которой когда-то мечталось. А публика… Она всегда видит лишь то, что на поверхности!
И если некоторые люди действительно, всерьёз, верят, что он связан с некими «тёмными силами», или обладает иными таинственными знаниями… Что ж, пусть верят в это и дальше!
А для него самого главное свойство — не тушеваться и уметь сохранять невозмутимость даже тогда, когда что-нибудь на манеже идёт не так.
Впрочем, последнее случалось крайне редко. Вот и сегодня всё прошло идеально. Как всегда, особенно впечатленная выросшим «из ниоткуда» прекрасным цветком, публика бешено аплодировала. А сам Валтомиро, как и подобает истинному магу, вложившему в только что сотворённое чудо все свои силы, чуть устало улыбаясь и ни на ком конкретно более не фокусируя внимания, принимал заслуженный успех, собираясь уже после последнего поклона покинуть арену и уйти. Но тут услышал — а вернее, скорее почувствовал, как что-то тихо шмякнулось в опилки прямо рядом с носком его начищенного до сияющего блеска ботинка. Чуть скосив глаза вниз, себе под ноги, Валто не без удивления понял, что это, похоже, какое-то ювелирное украшение — то ли брошь, то ли дамская заколка. Прежде он слышал о том, что подобным образом, кидая на сцену свертки с деньгами или драгоценности, иногда благодарят своих кумиров восторженные поклонники в настоящих, «серьёзных» театрах. Но в цирке до сих пор видеть подобного не доводилось.
Вновь вскинув взгляд, Валтомиро первым делом попытался понять, откуда все же явился этот сюрприз. Последнее оказалось нетрудно. Ведь она — а это была именно женщина, и не думала таиться, а напротив, скорее стремилась обратить на себя его внимание. Впрочем, для этого ей, пожалуй, даже и не надо было прилагать дополнительных усилий. Ещё во время выступления, внимательно обводя зрителей «магическим» взглядом, Валто, конечно же, отметил про себя даму в экстравагантном, похожем на восточный или индийский, уборе. Но лица её не толком не запомнил, быстро переведя взор на кого-то другого. Зато теперь увидел чётко — и гордую осанку, и тонкие, будто точеные, черты лица, и чуть вздернутый подбородок, и лёгкую, чуть насмешливую улыбку на губах, с которой та, безо всякого стеснения, рассматривала его своими прекрасными миндалевидными глазами столь… плотоядно, что это даже несколько смутило Валтомиро. Тем более даже на некотором удалении было очевидно, что незнакомка эта, несмотря на то, что, несомненно, красива, все ж, не так уж и молода…
Впрочем, какое ему, собственно, до этого дело — подумал он, в конце концов, решив первым прервать эту странную дуэль их взглядов. А затем, наклонившись, поднял с пола посланное ему украшение и, отправив дарительнице на прощание самую лучезарную из своих улыбок, все же покинул круг арены. Которую тотчас заняли новые выступающие. А его самого, покинувшего шатер через выход для артистов труппы, тотчас окружили любопытные, наблюдавшие недавнюю мизансцену со стороны.
- Ну-ка, ну-ка, покажи, что это такое?..
- Ничего себе, дорогая, наверное, штуковина!
- Валто, а может, мне подаришь?! Ну зачем тебе дамское украшение?!
Когда, отмахнувшись и отшутившись от всех, Валто вновь вернулся внутрь шатра, под самым его куполом выступали воздушные гимнасты, супруги Гвидо и Вероника. А публика, уже, кажется, напрочь забывшая обо всем, что видела ранее, запрокинув головы и затаив дыхание, следила за их сложнейшими трюками. Валтомиро и сам никогда не уставал поражаться их отчаянной храбрости. Потому вскоре тоже невольно засмотрелся, хотя видел этот номер до этого десятки раз. В какой то момент, от долгого стояния с заданным вверх лицом у него немного затекла шея. Опустив подбородок, он покрутил головой из стороны в сторону и вдруг опять встретился взглядом с ней.
С той самой дамой из зала. Уже вновь вернувшаяся на свое место, она, тем не менее, не смотрела наверх вместе со всеми. Она снова наблюдала за ним. Но теперь, когда Валто находился за пределами манежа, это выглядело уже, пожалуй, попыткой вторжения в его приватность. И из-за этого сразу показалось неприятно.
Так что тут же максимально равнодушно от неё отвернувшись, но при том — специально оставшись стоять на месте ещё несколько минут, чтобы дальнейший уход не выглядел бегством, Валто, фраппированный столь необъяснимо-пристальным вниманием к собственной скромной персоне, вскоре вновь вышел на улицу, где, меж тем, уже заметно смеркалось.
А далее сразу направился к себе — смывать грим и переодеваться в обычную одежду из сценического костюма, размышляя по пути еще и о том, какие, все же, странные порой попадаются люди.
- Конечно! — тут же отозвался Луиджи, которому была и адресована данная реплика. — Я провожу тебя, — прибавил он и уже подался вперед, чтобы встать, но Стелла нахмурилась и недовольно дёрнула уголком рта:
- Если бы мне была необходима компания, поверь, я бы так и сказала. Но сейчас я хочу побыть одна. Встретимся после представления у экипажа.
Дождавшись, когда акробаты, закончив выступление, вновь спустились на арену под всеобщий шквал аплодисментов, маркиза поднялась с места и направилась к выходу, не обращая внимания ни на задетого в лучших чувствах Висконти, ни на озадаченные взгляды друзей. Впрочем, и они давно привыкли к её крайней независимости, так что никаких уточняющих вопросов за этим не последовало.
На улице совсем стемнело и, к тому же, царила та вечерняя тишина, которую не только не разрушали, но ещё как будто даже и усиливали едва пробивавшиеся наружу из циркового шатра звуки музыки, смех и аплодисменты.
Ступая почти бесшумно и осматриваясь, словно на охоте в лесу, Стелла неторопливо прошла мимо закрытых киосков, где всего час назад велась оживлённая торговля амулетами из Египта и Месопотамии, целебными настойками от индийских йогов, тибетскими свитками с молитвами; миновала палатку, на которой красовалась надпись «Мадам Максим, предсказательница и провидица» и, наконец, добралась туда, где на некотором удалении друг от друга были расставлены небольшие вагончики, служившие циркачам и гримерными, и костюмерными, и жилыми домами.
Оказавшись перед ними, маркиза вначале несколько растерялась: как, не зная наверняка, выбрать именно тот единственный, который был ей нужен? Но, присмотревшись, вскоре заметила, что каждая из кибиток либо несёт табличку с именем своего владельца, либо оклеена афишами с рекламой его номеров. На одной из них она, в результате, и рассмотрела под кричаще-яркой надписью уже знакомый «магический» образ.
После чего, чуть подхватив подол, тихо поднялась по трём ступеням приставной лесенки и потянула на себя дверь, не озаботившись тем, чтобы постучаться.
«Знаменитый сибирский маг» обнаружился, сидя голым по пояс, на табурете перед низеньким столиком с зеркалом в деревянной раме, обтирая с лица мокрым полотенцем остатки белого грима. Внезапное появление нежданной гостьи заставило юношу резко обернуться и вскочить на ноги. При этом, его и без того огромные глаза сделались ещё больше, а тёмные брови возмущённо метнулись к переносице. Что, надо сказать, весьма позабавило Стеллу, которая, тем временем, спокойно рассматривала его лицо.
Лишённое грима, оно выглядело ещё более молодым. И таким красивым, что невольно захватывало дух.
Убедиться, что безотказное внутреннее чутье не обмануло и в этот раз, было как всегда приятно. Потому маркиза чуть улыбнулась. А затем, сделав несколько шагов от входа и приблизившись к юноше вплотную, положила свою руку на его плечо. Другой же обняла за затылок, мягко, но настойчиво заставляя наклониться к себе, после чего быстро и страстно поцеловала в чуть раскрывшиеся губы, останавливая готовые вот-вот сорваться слова возмущения её бесцеремонностью.
Ещё мгновение спустя Стелла переместила ладонь с плеча замершего на месте Валтомиро на его грудь, ненадолго там остановившись, и с удовлетворением осязая, как под её пальцами слегка вибрирует от враз участившегося сердцебиения абсолютно гладкая и чистая кожа. А потом вновь двинулись вниз, продолжая исследовать рельеф крепкого, еще не до конца оформившегося по-мужски торса. Следующая пауза этого недолгого, но упоительного «путешествия» случилась в области талии. Задержавшись там лишь на одно мгновение у пояса брюк, после Стелла сразу же проворно скользнула ладонью прямо под него. А оттуда, одарив упругий плоский живот мимолетной лаской, устремилась и ещё ниже.
Всё это время она чуть улыбалась и не сводила взгляда с лица молодого человека.
А сам Валто смотрел на неё, будто бы в гипнотическом трансе, который настиг его после поцелуя, вмиг лишившего воли и способности мыслить реально. Вот только происходило ли сейчас хоть что-то, что могло бы сойти за реальность, а не за некий, творящийся наяву, странный сон?
В свои годы он уже не был невинен телом — подобное было вряд ли возможно в богемной среде, где он теперь обитал. Но при этом всё ещё по-прежнему сохранял некоторое целомудрие представлений об отношениях полов, и о ролях, которые в них обычно исполняют мужчины и женщины. Потому дальнейшее поведение странной незнакомки ошеломило ещё больше, чем её внезапное появление. Настолько, что Валто, и в самом деле, не сразу нашёлся, что ей сказать. Когда же, наконец, придумал, говорить было уже поздно. И главное — глупо. А вот что делать, и надо ли что-то делать в принципе, продолжая завороженно следить за тем, как ладонь женщины, едва касаясь кожи, тихо сползает вниз по его груди и животу, он ещё не понимал.
Оттого, когда её горячие пальцы, скользнув под одежду, вдруг весьма уверенно коснулись самого сокровенного, едва не захлебнулся собственным дыханием, и невольно ухватив за плечи свою обольстительницу, странные глаза которой, кажется, по-прежнему, над ним слегка смеялись, с трудом выговорил:
- Чего ты хочешь?!
- Чтобы ты не задавал глупых вопросов, — в тихом голосе маркизы лязгнул металл недовольства. Говорить вовсе не входило в её планы.
Потому, обведя оценивающим взглядом обстановку скромного обиталища молодого человека, она просто подтолкнула его к топчану, который здесь, видимо, использовался для сна, и заставила лечь на спину. А сама занялась нехитрой застёжкой его брюк, стянув их затем чуть ниже. Пару следующих мгновений она с удовлетворением созерцала открывшийся ей вид, потом обхватила пальцами напряженную плоть, осторожно погладила тонкую кожу и, наклонившись, коснулась её губами.
Распростертый навзничь Валтомиро при этом на миг зажмурился и издал вздох, похожий на стон, но больше ничего не произнёс. Преподанный недавно урок был усвоен с первого раза.
Его общий вид и поведение ещё выдавали некоторую растерянность. Но по мере того, как все продолжалось, поднимая время от времени глаза, и встречаясь с ним взглядом, Стелла замечала, как она стремительно уступает место хорошо знакомому ей выражению, превращая и без того тёмные глаза юноши в две бездонных пропасти.
И вот в этот момент, решив, что теперь уже самое время, она внезапно отстранилась — заставив его заволноваться. Столь явно, что вновь сделалось немного смешно: каков дурачок! Неужели действительно думает, что она уйдёт, не получив того, чего ради сюда лишь только, собственно, и пришла?!
Без лишней нежности толкнув тревожно приподнявшегося на локтях юношу в грудь, заставляя его улечься обратно, маркиза приподняла подол платья — чтобы не мешал движениям, и, расположившись сверху, словно умелая наездница, позволила их телам соединиться — медленно, наслаждаясь каждым мгновением их постепенного слияния. Дальнейшие движения, впрочем, были тоже неторопливы, Стелла будто слегка покачивалась на волнах, лаская руками грудь и живот своего нового любовника, и наслаждаясь красотой его юного тела. Когда-то давно она читала про страшную графиню Батори, купавшуюся в крови девственниц, чтобы сохранить свою красоту и молодость. Сама Стелла не была настолько кровожадной, тем более что предпочитаемый лично ею способ был ничуть не менее эффективным. К тому же, куда более приятным. Вот и теперь, всё острее ощущая внутренний телесный жар, она, в то же самое время, словно бы наполнялась от этого, — в сравнении с нею самой, почти что мальчика, ещё и живительной силой его юности.
Взглянув на него сверху вниз, Стелла чуть усмехнулась, затем наклонилась и жадно приникла к его губам. А когда он, в ответ, в очередной раз попытался перенять инициативу, столь же решительно, как и прежде, это пресекла, жестом заставив убрать руки.
Но после, почувствовав, что и сама уже на грани, все же ускорила темп, закрыла глаза, откинулась назад, и, застонав, с головой погрузилась в водоворот чувственного экстаза.
Валто финишировал следом. И оттого, даже сквозь неимоверную бурю ощущений, озарявших в эти секунды миллиардами ярких вспышек всю его сущность и пронзавших электричеством каждую клеточку тела, отчётливо пробивалась сугубо мужская гордость за то, что сумел не только не разочаровать, но и, кажется, доставить удовольствие.
Безумие всей этой ситуации и странная роль, которая оказалась отведена в ней лично ему, давно отошли на самый дальний план. Здесь и сейчас остались лишь он сам — в состоянии полной эйфории, и эта удивительная, фантастическая женщина, у которой он не успел ещё даже спросить имени.
- Кто ты? Как тебя зовут? — тихо произнёс Валто, едва лишь только вновь обрел способность говорить, обращаясь к ней, теперь бессильно распластавшейся на его груди, внимая последним отголоскам пережитого фейерверка ощущений. Но тут же, мотнув головой, исправился: — Неважно… Скажи, ты придёшь ещё?
Стелла лениво потянулась, перевернулась на бок и посмотрела на юношу. Правильный ответ на его вопрос был, разумеется, «нет». Вот только где и когда маркиза дель Тиндаро поступала правильно, а не так, как ей захотелось?!
Однако чего же ей хочется теперь?
Чтобы ещё немного об этом поразмыслить, Стелла встала с постели и наклонилась к небольшому зеркалу, поправляя выбившиеся из причёски волосы и приводя в приличный вид свой наряд. Валтомиро, тем временем, лёжа наблюдал за её передвижениями. Но его нетерпение узнать ответ на свой вопрос, было настолько заметно, что Стелле снова захотелось его подразнить. Вернувшись к юноше, она поцеловала его в щеку, будто старого приятеля. Потом повернулась к двери и, бросив через плечо лишь одно слово: «возможно», выскользнула из вагончика, бесшумно затворив за собой дверь.
Представление к этому времени тоже, видимо, как раз закончилось. Остановившись, как и было условлено с Луиджи, возле его экипажа, Стелла спокойно наблюдала, как пёстрый, шумный людской поток изливается через приподнятые завесы шатра, ожидая, когда оттуда покажется и её компания. Наконец, все собрались вместе, и вскоре принялись рассаживаться по фаэтонам, продолжая при этом восторженно делиться впечатлениями от только что увиденного. Всё, кроме Висконти, который был напряжен и будто встревожен — едва оказавшись подле него, Стелла это сразу же ощутила.
- С тобой точно всё хорошо, моё сердце? — тихо спросил граф, внимательно вглядываясь в её лицо, как только они вновь сели в экипаж.
- Теперь — абсолютно! — с лёгкостью выдержав этот взгляд, маркиза безмятежно вздохнула. — Говорю же: мне нужно было просто немного походить, причём в тишине и покое. От этих ужасных сидений разболелась спина, а от шума — голова пошла кругом. Но сейчас все уже прошло. И мы можем смело продолжать веселье!
Отправлено: 26.04.24 18:43. Заголовок: Следующий день начал..
Следующий день начался обычно. Всякая долго гастролирующая вместе труппа артистов — неважно, цирковая ли, театральная, — становится в какой-то степени похожа на большую семью со своим собственным набором шуточек и сложно устроенной системой внутренних отношений. В силу юного возраста и относительно недавнего присутствия, положение Валтомиро в ней пока еще нельзя было назвать привилегированным, но загадочное, «магическое», ремесло, которым он владел, все же будто бы добавляло чуточку веса в сравнении с остальными ровесниками. Впрочем, возможно, дело было и не столько в этом, сколько в тайне, связанной с его доцирковым прошлым, о котором сам Валтомиро никому не рассказывал, а «в лоб» расспрашивать о таком здесь было не принято. И еще в его характере. Вернее, в привычке быть всегда немного в стороне от всех и никого не подпускать слишком близко к себе. Последнее не способствовало формированию задушевных «дружб», однако враждовать с ним в открытую тоже никто не решался, зная, что постоять за себя этот нелюдимый русский сумеет в любой ситуации, причём, самыми разными способами. И подобное положение Валтомиро совершенно устраивало.
Сегодня, сидя во время завтрака за общим столом, он тоже почти не участвовал в оживленном разговоре, темы которого постоянно менялись, свободно «перепархивая» от обсуждения вчерашнего представления и планов на вечернее, к свежим анекдотам и особенно популярным среди молодёжи взаимным подначкам, не всегда добродушным, а порой даже и откровенно грубоватым.
– Ну а ты, братишка, чего ж не похвастаешься своими вчерашними подвигами и достижениями?! — когда все в очередной раз на какое-то мгновение поутихли, внезапно поинтересовался у Валтомиро старший из униформистов по имени Эллио, знаменитый своей статной фигурой, зычным голосом — а также излишним пристрастием к спиртному, не позволившим ему за долгие годы службы у Маэстозо продвинуться ни на шаг вперёд по цирковой карьерной лестнице.
Отрываясь от книги, которую до этого спокойно читал, Валто молча устремил на него вопросительный взор.
– А ты, что же, думал, никто и не заметил той красотки, которая вчера на часок заглядывала в твой вагончик? — подмигнув, хохотнул тогда Эллио, панибратски хлопнув его по плечу. — Да не стесняйся, парень, тут все свои! Расскажи! Как оно там у богатых синьор, так же, как у наших девок, или, может, совсем по-другому?!
– Не имею понятия, о чём ты, — холодновато проговорил он в ответ, тут же спокойно высвобождаясь из-под его могучей клешни. — Вчера у меня абсолютно точно не было никаких гостей. А тебе, дружище, похоже, пора уменьшить ежедневную порцию граппы, если дело стало доходить до видений... пускай даже и в виде таинственных красоток, — прибавил Валтомиро с усмешкой, и затем сразу же вновь погрузился в чтение.
– То есть, как это «видение»?! — тем временем, не желал сдаваться Эллио. — Какое?! Я же собственными глазами… представление еще не кончилось, я тогда покурить вышел...
– Не покурить, а выпить, говори уж честно! — вмешавшись в их диалог, ехидно заметила донна Джолэнда, — Валто ведь всё верно-то подметил, ты со своей баклажкой последнее время, почитай, не расстаёшься! Этак скоро вновь и до совместной пьянки с обезьянами дойдет!
Байка о том, как Эллио однажды поутру обнаружили крепко спящим посреди вольера, в обнимку с такими же мертвецки пьяными, как и он сам, дрессированными мартышками, давно сделалась легендой их цирковой труппы, но неизменно продолжала всех веселить. Поэтому и сейчас ответом на реплику Джолэнды стал всеобщий хохот. А после со всех сторон бурным потоком хлынули воспоминания и о других его пьяных похождениях, благополучно «утопившие» в себе предыдущую пикантную новость о таинственной ночной посетительнице мага Валтомиро — к вящему удовлетворению последнего. Так как говорить с кем бы то ни было о случившемся накануне он совершенно не собирался. Думать тоже, в общем, старался поменьше. Хотя мысли нет-нет да и уплывали в этом направлении — даже против воли, заставляя то и дело замирать с туманно-расплывчатым взглядом и мечтательной улыбкой на губах, надолго отвлекаясь от обычных повседневных дел.
Притом, что он не был совсем уж наивен. И потому, конечно же, понимал, что «возможно», брошенное ему на прощание вдохновительницей всех нынешних грёз, вряд ли оставляет серьёзную надежду на новую встречу. Понимал. Однако почему-то всё равно хотел надеяться на иное. Хотя и не знал, для чего ему продолжение этой, по сути, не совсем нормальной истории, в которой пока была неясна даже его собственная роль.
Собираясь к вечернему представлению, Валтомиро, как обычно, в какой-то момент, почти не глядя, сунул руку в шкатулку, в которой держал вместе с другими памятными мелочами своё единственное украшение: серебряные с перламутром запонки — но тут же, тихо чертыхнувшись сквозь зубы, резко её и отдёрнул, обо что-то там больно уколовшись. Удивленно разглядывая затем выступившую на пальце крупную каплю крови, он даже не сразу понял, что именно там могло нанести ему этот ущерб. Но, спустя мгновение, конечно, сообразил, усмехнулся и уже более осторожно извлёк на свет божий свой вчерашний презент — драгоценную побрякушку, о которой, признаться, даже как-то и забыл и думать, закинув её сразу после представления вместе со снятыми с манжет запонками.
Как объяснили накануне же цирковые девчонки, правильное название этому украшению было «эгрет», а носить его полагается на головном уборе. Покрутив еще немного в руках, и даже зачем-то понюхав — ощутив при этом едва уловимый аромат терпких духов, Валто сперва хотел было убрать его обратно. Но затем, чуть подумав, приладил на один из лацканов своего сценического фрака. Отойдя подальше от зеркала, оценил общий вид и решил так и оставить. Пускай увидит. Если, конечно, придёт.
Но она не пришла. Ни в этот вечер, ни в следующий. И даже в тот, что последовал за ним. Чем совершенно неожиданно выбила Валтомиро из колеи настолько, что в последнее выступление тот едва не провалил свой главный фокус с розой, то и дело отвлекаясь от требовавшей изрядной концентрации внимания техники выполнения трюка на то, чтобы выискать её взглядом среди собравшихся вокруг арены зрителей. По поводу чего после представления ему перепал серьёзный личный нагоняй от Умберто Маэстозо, не ко времени решившего именно этот вечер проверить, как обстоят дела в его цирковом царстве.
Полностью признавая свою вину, понурый Валто, молча выслушал все обращённые в его адрес экспрессивные выражения толстого лысого коротышки, пообещавшего «уволить его к дьяволу», если подобное повторится ещё раз, а затем поплелся к себе в вагон, намереваясь умыться и сразу же лечь спать, чтобы побыстрее закончить этот дурацкий день. А заодно и выкинуть, наконец, полностью из головы мысли об этой чёртовой бабе, из-за которой всё в его жизни в последние дни, кажется, вот-вот пойдет кувырком.
Он уже почти засыпал, когда дверь вагончика вдруг негромко скрипнула, впуская сперва ночной сквозняк, нежно лизнувший кожу сырой прохладой, а следом — тонкую женскую фигуру с ног до головы укутанную в шёлковый плащ, который, впрочем, тотчас же с лёгким шорохом соскользнул на пол.
- Не зажигай огня! — тихим, однако не допускающим возражений тоном произнёс затем уже знакомый Валтомиро, чуточку насмешливый голос с едва заметной чувственной хрипотцой. — И не смей прикасаться ко мне руками!
Все даты в формате GMT
3 час. Хитов сегодня: 172
Права: смайлы да, картинки да, шрифты да, голосования нет
аватары да, автозамена ссылок вкл, премодерация вкл, правка нет
- участник сейчас на форуме
- участник вне форума